Текст книги "Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа"

Джакузи в дождливый день

Они на минуту замолчали, потягивая из трубочек кислородные коктейли и слушая, как барабанят по подоконнику большие капли и как шумят шатающие из стороны в сторону деревья. Зелёные кроны этих деревьев трепал шквалистый ветер. То, что за окном хлестал ливень, который как будто бы расплавил стёкла огромных окон, придавало их беседе уют, прелесть и дополнительное чувство собственного превосходства – теперь уже над природой. Хотя куда уж больше превосходства – по степени власти, влияния и могущества этим людям надо было ещё поискать ровню в мире.

Зотов включил гидромассаж, и волны начали нежить крепкие тела с седоватой растительностью на груди. Оба мужчины были сухопарыми, жилистыми, но возраст есть возраст: Унгурина выдавала седина, а Зотова – ещё и сильные залысины. Всё-таки их жизнь перешагнула за шестьдесят. Зотов, который хорошо помнил о субординации ещё с лейтенантской поры, и, хотя это как бы противоречило их бывшим очень даже дружеским отношениям в славной студенческой молодости, почтительно спросил Унгурина:

– Не попросить ли ещё коктейлей? Или сока?

– Да хватит, Олег Кириллович, обопьёмся. Спасибо. Не беспокойся.

– Хорошо. – Зотов замолчал, заметив, что Унгурин задумался.

Охрана по периметру большого зала с бассейном и джакузи стояла чёрными силуэтами на фоне светло-голубой кафельной плитки. Вооружённым офицерам Девятого управления было жарко от паров джакузи, от тепла близкой сауны, но вида они не подавали и стояли в своих ассиметричных от пистолетов пиджаках, как стойкие оловянные солдатики.

– Вот что, Олег Кириллович, – заговорил Унгурин. – А ты всё просчитал? И ты проверил этих людей и их работу?

– Александр Владимирович, я этим занимаюсь круглосуточно. У меня есть агентура внутри – в смысле настроений и намерений. Документация под моим контролем. Не беспокойтесь – всё проверено и перепроверено. Идёт то, что с вами договорились называть «точным попаданием».

Они были подчёркнуто на «вы» даже здесь, в джакузи, где они были, что называется голенькие и тёпленькие, и лишь плавки скрывали их особо интимные места, а фальшивые улыбки – их особо чёрные мысли. Больше всего Зотов боялся, что Унгурин догадается, как ему завидует и что ему готовит его лучший студенческий друг. Внезапно вспомнилось дурацкое событие: тогда Саша был притворно скромным и застенчивым. Они, студенты-первокурсники осенничали на уборке урожая в колхозе. Тёплым сентябрьским вечером случилось так, что они отдыхали и даже купались в прохладной уже речке в компании знакомых местных девок, пили из горлышка самогон, горький и гадко пахнувший, – Унгурин вдруг хлопнул подругу Зотова по крепкой ягодице в цветастом купальничке и спросил:

– Ты чего, гонишь самогонку из коровьих лепёшек?

– Ага, из ляпёшек, – ответила та, выдав рязанский говор и заливисто захохотав.

Но тогда у Саши обломилось увести случайную подругу Олега в облюбованные ими кусты… Да, сейчас не похохочешь, не шлёпнешь. Не выпьешь из горла, как бывало. Вот ведь да каких высот добрались оба…

– …Ну и когда состоится это точное попадание? – после длинной паузы спросил Унгурин, возвращаясь к теме их разговора.

Зотов вздохнул. Выключил гидромассаж.

– Это самый сложный вопрос. Ищем. Вот тут уж точно ошибаться нельзя. Не торопите нас, пожалуйста, Александр Владимирович.

– Да я не тороплю, только у него скоро день рождения и нужен неожиданный, но очень достойный подарок. Ты ведь сам напросился и пообещал мне, а ложка дорога к обеду. – Унгурин встал в ванне джакузи, ухватил руками поручень и подтянулся, вылез на сухой тёплый пол, взял с кресла белоснежный халат.

Зотов последовал его примеру.

– Я не тороплю, – повторил Унгурин. – Иногда я думаю, что втягиваешь ты меня в авантюру, рискованную и необоснованную. Какого чёрта, Олег? Зачем это всё? Кому это надо?

– Как кому? – удивился Зотов, откупоривая «Боржоми». – Вам, нам и человечеству, Александр Владимирович. Стране. Нашим космонавтам. Нашим подводникам. Нашему многострадальному народу. Нашей православной церкви.

– А ей-то зачем? – хмыкнул Унгурин.

Зотов колебался с ответом. И в этот момент Унгурин громко, саркастически засмеялся:

– Ты всерьёз думаешь провести эксперимент, чтобы доказать правдивость притчи о Мафусаиле? 900-летнем старом пердуне, который не знал, куда себя девать? Об общественном мнении ты подумал, или в научном азарте моральные берега потерял? И это надо нашим людям? А, Олег? Ты что, посмеяться захотел надо мной и над нашим доверчивым народом? Это миру нужно? Хорошо, давай заселим Землю миллиардами Мафусаилов! Давай Россия будет состоять только из старых пердунов, потому что рожать других уже и не можется, и не хочется, и прокормить нечем будет?! Что за херню вы выдумали?

Унгурин запахнул поплотнее белоснежный халат. Заговорил спокойнее:

– Пошутил про Мафусаила, извини. Но с этими дельфинами – это вообще что-то непонятное… С диверсантами и подводными лодками мне понятно, но с имплантацией человеческого духа в дельфинов? Вот ты, например, – ты хочешь стать дельфином, Олег?

Унгурин смотрел на Зотова прямо в глаза, как когда-то делал это во время допросов. Зотов, сидевший в кресле напротив своего начальника, выдержал этот взгляд, – он, после проведённых накануне серьёзных обсуждений с Морозовым темы незримых и чудных мотиваций людей к долгожительству и виртуальному бессмертию, уже знал и понимал то, о чём даже не мог и предполагать Унгурин. Тот диалог с Морозовым потребовал от Олега явно неординарного и спасительного для него ответа.

Ответ пришёл вовремя, и он как бы примиряюще разрешил себе сделать то, что позволял исключительно редко – перешёл на «ты»:

– Прошу тебя, Саша, не надо так. Давай пока не трогать тему дельфинов. Мы на пороге исторического перелома. Мы на пороге создания этической бомбы – самого мощного гуманитарного оружия, которое изменит цивилизацию в нужных для нас опциях. Я представлю подробную и убедительную информацию. Мы с тобой. Разве мы не рисковали в Афгане? А в Чечне? А в студенчестве? – Зотов поперхнулся минералкой. – Простите… И теперь рискнём вместе, если не возражаете, Александр Владимирович.

– Я подумаю. Дождусь достоверных изменений, хотя первый эффект мне понравился, я действительно чувствую себя моложе, энергичнее и, как бы это сказать точнее, стал более честно, уверенно и снисходительно относиться к себе и к другим. – Унгурин махнул рукой, и вскоре официантка в белом халате и белом же кокошнике принесла полный поднос соков, коктейлей, фруктов. В середине подноса красовалась большая тарелка отборной клубники.

– Прошу вас, – улыбнулась она и поставила яства на столик, после чего осталась стоять в ожидании дальнейших распоряжений.

Унгурину вдруг пришло в голову, что не будь официантка капитаном госбезопасности, он попросил бы её подавать фрукты и напитки голышом и на высоких каблуках. Но сейчас он не может себе этого позволить. Большая власть предполагает и формальные ограничения. Он лишь сказал молодой женщине:

– Пока всё, спасибо.

Резкий приступ внутреннего оцепенения овладел Зотовым – он увидел, как ступни его друга стали как-бы едва заметно пританцовывать. По этому верному и только ему известному признаку Зотов понял: Унгурин сейчас врёт, точнее, выбирает какое-то решение в хитрой многоходовке. Зотов внутренне приготовился к неожидаемой пакости с его стороны.

Зотову вспомнилось, как Морозов на обучающем семинаре для сотрудников подробно рассказывал о процессе виртуальной шизофрении, возникающей у человека в ситуации неопределённости. Тогда интуиция, эмоции и рациональность входят в противоречие друг с другом по типу «лебедь, рак и щука». Как говорится, ум за разум заходит. В этом состоянии одни люди как бы цепенеют, а у других начинается неосознаваемая мышечная деятельность: кто-то начинает барабанить пальцами, другие грызут ногти, третьи теребят разные части тела. В отрочестве, помнится, во дворе, где рос Олег Зотов, бытовала присказка: «Когда врёшь, так не подпрыгивай!»

– Олег Кириллович, дорогой! Совсем забыл: меня уже больше двух часов ждёт очень важный гость, надо с ним решить один старый вопрос. Ты отдохни и подожди меня в соседней комнате, я скоро вернусь, мы продолжим наш интересный разговор.

С этими словами Унгурин удалился, затягивая на ходу пояс халата. Часть охраны молча последовала за ним, а Олег с удовольствием раскинул благостно разморенные телеса на мягкие подушки дивана и задумался над тем, что такое важное вызвало довольно резкие вопросы у его друга-начальника. Думал, думал и вернулся к промежуточной, а если точнее, то к главной встрече в новой жизни специального советника Президента – Олега Кирилловича Зотова.

Втыкаловки

Про эффект подсадки эликсира духа Унгурин не врал. Неопределённость от ожидания результатов первых инъекций завершилась короче и проще, чем он предполагал. Реальность оказалась интереснее: красавица и умница Розочка открыла ему окно в мир таких идей и откровений, что «аж дух перехватило…», – так позже оценил он затяжной семейный каминг-аут. Президент, тиран и тактик по натуре, он жил в логике решения любых проблем по мере их поступления. Поэтому почти вскользь задумывался о том, когда и как его новая жена оценит приход второй молодости у своего мужа. Ему нравилось, что она не донимала его нелепыми капризами и попрёками, как первая супруга, а увлечённо работала в своём НИИ «АлтайРод». Розалия Вадимовна Унгурина, а в миру – популярная Алтайская Йогиня, философ Равновесия, иммунолог и биохимик, социолог и мистик, доктор медицинских наук, – она на все сто процентов реализовала статус жены президента во исполнение своей научной мечты. Дело по-житейски понятное: после бесплодных попыток забеременеть она погрузилась в науку, в биологические и духовно-генетические проблемы здоровья женщин. Первый муж Розы, сокурсник, трагически погиб на рыбалке в родной алтайской стихии на реке Катунь. Сойтись абы с кем она не захотела, ждала, и случай соединил её судьбу с удивительным мужчиной – с Сашей Унгуриным. Конечно, главную роль в этом замужестве сыграл Чимир, ныне маршал Темучинов, но это отдельная история, табу и тайна для всех, кроме них, единокровных брата и сестры.

Вернёмся к науке. Розалия обозначила Саше условия брачного договора перед их тайными венчанием и законной регистрацией брака. Таинство церковного и светского обряда совершилось по их обоюдному согласию о защите своей любви и личной жизни от злых и жадных пересудов. Невеста как бы ненавязчиво, но убедительно намекнула будущему супругу о достойном подарке: эксклюзивном НИИ для продолжения научных работ.

Унгурину эта просьба ничего не стоила. Без лишних формальностей создали научно-производственно-конструкторскую фирму (НПКФ) «АлтайРод». Цель: проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР) по генной инженерии при вмешательствах в естественный процесс зачатия. По требованию Розы реальный административный статус «АлтайРода» был выстроен так умело, что никто из контролирующих органов и научных светил не имел даже желания вмешиваться в деятельность президентского НИИ. Финансирование фирмы, соответственно, шло «по потребностям», а отчёты – только перед Унгуриным, который ничего в её технологиях не понимал.

Юридически это продолжало известный прецедент: Российская академия наук (РАН) имела право и обязанность экспертировать работу и финансовые расходы Института генетики РАН, но исследования по генетике в Курчатовском институте (физико-технический профиль деятельности, директор – друг Унгурина) стали недоступны для контроля со стороны РАН. По факту получился удобный семейный подряд, хотя он и был обставлен как помощь федеральной программе «Здоровый наследник». Проект фактически был нацелен на создание генетических технологий для воспроизводства достойных граждан великой СвятоРоссии в обществе нового (договорного) типа.

С НИИ всё получилось так, как Розалия запланировала, но… произошло и то, что закономерно случается в подобных начинаниях: гладко было на бумаге, да забыли про бумажные овраги. Изначальное устранение любой научной кооперации и производственной конкуренции сделало фирму «АлтайРод» никому ненужной, богатой и бесполезной игрушкой. Кроме одного плюса – возможности проводить любые медицинские анализы на самой современной импортной аппаратуре. Статус закрытой организации автоматически отсёк реальную клиентуру, то есть, объекты исследования, если судить по-научному.

Пришлось ей обкатывать свою систему диагностики на женщинах и мужчинах из числа кремлёвских служивых людей, но это совсем не то, что хотела получить директор богатого НИИ. Она поняла, что до всемирной славы ей далеко, проще на Луну слетать, и приуныла. Однако с мужем своим разочарованием делиться не стала, чтобы лишних колючек во втыкаловках не получать – так он называл их сумбурно возникающие разборки по важным или совсем пустым причинам. Язвить они умели оба, слово за слово цеплять тоже хорошо у них получалось, шипеть и кричать друг на друга могли, но горько плакала только она. Потом следовал бурный секс и примирение. Как-то в очередном заходе на втыкаловки Саша рассмеялся:

– Розочка, ты понимаешь, что мы возвращаемся на ту же самую поляну, с которой два дня назад ушли?

– На какую ещё поляну? Мы в нашей спальне, пока ещщщё, – шипяще ответила рассерженная женщина.

– Нет, моя жёнушка, это не просто спальня, а минно-дурильное поле нашей любви. Может с неё и начнём, с итоговой втыкаловки? – любимая покраснела и утверждать себя передумала. На том и усладились тела и души.

Но в этот раз втыкаловка выросла из серьёзной причины, из научно-административной активности жены. Побочным эффектом её деятельности стало невиданное ранее условие: полная недоступность для всех любопытных глаз и ушей результатов медицинских анализов Унгурина. Директор НИИ, Розалия Вадимовна, после знакомства с организацией медицинского наблюдения за кремлёвскими «небожителями» потребовала отдать ей под свою опеку весь блок лабораторных анализов биологических сред только одного конкретного человека – её мужа.

Это оказалось сделать гораздо труднее, чем выполнить условие финансового и научного иммунитета. Система кремлёвской медицины слаженно сопротивлялась, но Роза представила Саше такие личные аргументы, что он волевым решением исполнил просьбу и тактически оказался прав. Более того, они оба оказались правы и стратегически, но только после того, как жена и директор НИИ в одном лице, обнаружила свой организационный прокол.

Факты для логики – вещи упрямые. Когда врач-лаборант Роза в третий раз за шесть месяцев увидела, что в анализах её мужа Саши достоверно снизился уровень холестерина, а длина теломер в составе ДНК увеличилась, то спросила себя: «Что же такое происходит в мужнем теле без явных на то причин? Почему перестали умирать стареющие клетки? В отличие от меня, медитацией он не занимается, ритм жизни у него расписан по часам и примерно одинаков по дням и неделям, а по анализам выходит, что Саша как бы остановился в своём беге к смерти и перестал стареть? Даже молодеть начал. Это что – какие-то антинаучные чудеса происходят?». С большим трудом, несколько дней подряд Роза терпела, искала удобный повод для серьёзного разговора. Однако привычная втыкаловка на затяжное Сашино шмыганье носом привела к эффекту не то чтобы откровения, а какого-то космического обалдения. На внезапный вопрос жены глаза в глаза:

– Саша, что с тобой происходит? Уж не влюбился ли ты в молоденькую бабёнку, которые перед тобой как пчёлки жужжат и жопками тверкуют? – Унгурин вздрогнул, отвёл глаза вправо, и привычно перешёл в несознанку:

– Что с тобой, Розочка? Устала от непрерывной работы? Отдохни, а со мной всё в порядке, всё идёт по плану, и чужие бабы мне по барабану, – как-то нервически рассмеялся он внезапному стихотворному ответу.

– Нет, Сашенька, мне не до твоих шуток, мой микроскоп врать не умеет и говорит только правду. Что-то с тобой необычное и даже чудесное происходит. Ты перестал стариться, вроде как в молодость ударился, судя по анализам.

Унгурин застыл, помимо воли расплылся в улыбке и вдруг протянул руки в явном приглашении обняться с женой, но Роза отстранилась, глаза сузились, а голос приобрёл хлёсткую звонкость:

– Хватит выкручиваться! Надоела твоя ложь! Говори всё, как есть: правду и только правду! Из твоих анализов я поняла, что ты меня обманываешь, но где и как? Главное слушай: у тебя за шесть месяцев снизился уровень холестерина. Ещё главнее: длина теломер увеличилась на целый год, и это достоверно! Это есть, но этого я никак понять не могу. Каждое чудо имеет причину, так в чём она, Саша? Только не юли. Без пафоса: на кону судьба нашей с тобой семьи и даже нашей с тобой родины, мы за них в ответе! Жду объяснений… искренних!

В какое-то застывшее мгновение отрывки слов разъярённой Розы словно ивовые прутья, знакомые ему с детства, больно и сладко стегали оголённые ягодицы и спину маленького Саши, он съёжился… и вдруг случилась вибрация мозга. По телу Унгурина прошли знакомые ему волны дрожи от кончиков пальцев к макушке и обратно, и так несколько раз до затухания. Это был знак подтверждения того, что пазл сложился, что тело завершило предварительную проверку плана и вставило в тело новую программу действий. Алгоритмы будущего вросли в мозг, в душу и в духовную суть его мессианских событий. Лично его, президента Унгурина. Они породнили разные ипостаси удачливого администратора с его главной сущностью – демиургом мирового масштаба. Он открыл глаза, долго смотрел на злое лицо жены, а потом добродушно и даже счастливо сказал:

– Йезз! Наконец-то произошла стыковка вместо втыкаловки. Розонька моя любимая, всё тебе расскажу, как на духу, дай только его перевести. По такому чудесному поводу предлагаю даже шампанское открыть. Доставай бокалы и шоколад, а Шардонне я принесу сам.

Унгурин умело открыл бутылку, наполнил бокалы и сел напротив встревоженной Розы. Взял свой бокал, подержал и покачал им, поставил обратно. Снова взял, улыбнулся и заговорщически спросил:

– Знаешь ли ты, доктор медицинских наук, что дух может не только передаваться по родству и воспитанию, но может эксклюзивно прививаться и пересаживаться от человека к человеку? Типа, как ветром девке живот надуло, а она взяла, да и Христа родила.

– Слышала. Есть такая красивая гипотеза про примеси, но генетически это не доказано. Гены личного духа, души и духовности вообще не найдены. Думаю, что вряд ли это вообще возможно не только сделать, но даже обосновать. Это из области абстракций и культуры. А для чего ты уклоняешься от моего вопроса? Зачем импортную лапшу мне варишь?

– Странно мне даже слышать, как ты – знаменитая Алтайская Йогиня и философ Равновесия, мистик и духовед, – рассуждаешь словно праведная комсомолка из прошлого века. А как же нам быть с призраком коммунизма, который бродил по Европе? Мы все от него вдоволь нахлебались.

– Так это же не гены, а воспитание с обучением широких народных масс. Кино и сказки. Кнут и пряник. Брат на брата, Авель и Каин, не более.

– Должен тебя и огорошить, и обрадовать, моя учёная жена. Твой микроскоп увидел только результаты правды, но не её суть – новую кривду. А суть моей правды в том, что помолодевшие теломеры с холестерином подарил мне духовный двойник. Правда, без его участия и без его спроса. В моем теле встретились две правды духа, его и моя… и соединились они в новом качестве породнённого духа. Результат отличный, вот он перед тобой сидит с бокалом благородного вина. А потому предлагаю тост нового Великого Равновесия: «За нашу духовную правду, за ароматный духосад! Ура!!!», – и залпом осушил бокал. Но Розалия пить не стала, сморщила губы как от чего-то противного и демонстративно переставила бокал на другой край стола, вытерла губы салфеткой и печально дрожащим голосом спросила:

– Саша! Ты меня совсем за дуру… за алтайскую бестолковку держишь, так тебя понимать? – закрыла лицо ладонями, заплакала. Немного повсхлипывала и перешла в навзрыд.

Унгурин скривленно улыбнулся. Он по-своему реагировал на слёзы жены, не утешал и на попятную не сворачивал. Женские рыдания Саше нравились с детства, он испытывал сладостное удовольствие, когда их слышал. Позже он стал относиться к женским слезам по-деловому, как к предмету торга. Этим бахвалился перед друзьями, но в молодости. С возрастом, когда поумнел, стал придумывать разные красивые отговорки.

– Нет, не так, моя родная жёнушка. Совсем не так, а наоборот, за такую умницу и красавицу я готов горы свернуть. Однако, дело настолько рисковое и необычное, что решил сначала дождаться результатов. Но ты сама их раньше меня увидела. Более того, ты правильно оценила и подтвердила мою правоту. Бери бокал и дуй шампань, любимая, всё расскажу тебе без утайки.

Но сказать Саша не успел – тревожно зазвонил главный телефон. Чимир чётко и кратко сообщил, что застрелили их лютого оппонента, причём нагло и прилюдно. Унгурин оцепенел. Он понял, кто без приказа привёл в исполнение его самое сильное и надёжно скрываемое желание. Но сделал это не втихую, а настолько демонстративно, что по умолчанию подставил президента. Это был явный вызов Унгурину, удар исподтишка, подлый и смачный. Он тотчас же, резко и точно отреагировал, чтобы максимально дальше уйти от будущих обвинений в свой адрес. Мгновенно, не отключая телефон, чтобы на том конце провода было слышно, почему-то начал с Розы, закричал на неё:

– Заткнись, дура! Нашего Витю отмороженного, застрелили! Сволочи, негодяи, что творят! Край не видят! Я им сейчас устрою! – и Унгурин с перекошенным от злобы лицом отключил телефона и вышел в коридор.