Текст книги "Норманская теория. Откуда пошла Русь?"

Из вышеописанного явствует, что Кий жил во время греческого императора Феодосия Второго, при жизни которого, или и после, не находится, чтоб славяне к Царьграду приступали. Но тогда гунны, учинив нападение на дунайские страны, бились с греками, и при проходе их мимо Киева Кий, может быть, дал им добровольно или с принуждения в помощь некоторое число своего войска, и сам ходил с ними против греков.

Греки не упоминают о славянах, за тем что их против гуннов было мало. А россияне умолчали о гуннах, объявляя только о делах своего Кия, которой, по моему мнению, в гуннском войске находился полководцам.

Что о болгарах выше объявлено, никаким не подлежит затруднениям. Они с гуннами вместе из первых своих поволаских жилищ переселились в Паннонию; ибо до приходу гуннов нимало о болгарах не упоминается, а после гуннов спустя только сто лет они, по Иордановым словам, со славянами и антами соединившись, Римскую империю набегами обеспокоивали.

Представим себе, что Кий с гуннами и болгарами по окончании походу против греков остановился у Дуная; и как ему тамошние приятные места полюбились, которыми уже прадеды его владели, то предпочитая оныя занятым им на Днепре странам, по разделении между победителями мест создал град, которым по справедливости надеялся безопасно владеть для учиненной союзникам помощи. Не весьма ли то вероятно, что он увидя способной случай, больше охоты имел учредить себе владение в отечестве, нежели в чужих землях, где окружен был разными дикими и хищными народами? Не могло ли статься, что между им и гуннами, и болгарами произошла ненависть и вражда, чего ради он заблого рассудил возвратиться в созданной им город Киев?

Потом Кий, по объявлению летописцев, отправился против болгаров, на реках Волге и Каме живущих, которых победивши возвратился в Киев, где и скончался. Сии те болгары, от которых, по свидетельству всех писателей, произошли дунайские.

Старинного города болгарского остатки, где было главное сего народа жилище, находятся недалеко от реки Камы, около семидесяти верст от Казани, которые государь император Петр Великий, будучи в походе в 1722 году с войском против неспокойных персиян, соблаговолил сам осмотреть, и от того случая достались нам имеющиеся на старинном болгарском городище многие древние надгробные надписи на армянском и татарском языках, которые премудрый император для сохранения их повелел списать и перевести на российской язык. По сим надписям что надлежит рассуждать для изъяснения истории о болгарах, о том здесь упомянуть было бы излишним.

Напоследок, дабы приключения Кия к концу привести, то, по словам вышеупомянутого летописца, у Кия было два брата Щек и Хорев, да сестра Лыбед, которые все жизнь свою в Киеве скончали, а о потомках их не упоминается. Только объявлено, что род Киев и его братьев владычествовал долго над Польшею, что, по моему мнению, разуметь должно о той части Польши, которая под Киевским владением состояла. А что киевляне тогда всеми местами между Днепром и Вислою владели, сие бесспорно. Ибо произошедшие от Леха польские князья больше в западных от Вислы местах, нежели к востоку владение свое распространить старались. Нестор сверх того пишет, что иное было княжение киевское, иное древлян, иное дреговичей, иное славян новгородских, иное полотчан, иное кривичей.

Сии имена означают разные роды, на которые славянский народ, как пишут, в первые времена в России разделился. Древляне отличились от поляков тем, что сии на полях, а оные, как имя являет, в лесах жили. А леса здесь разумеются у реки Припета, где главной древлянской город был Коростень, которой великая княгиня Ольга разорила.

Прочие из объявленных народов жительство имели у вершины Днепра и у текущей недалеко оттуда реки Двины. Дреговичей по сходству имени почитаю я за жителей города Дорогобужа; кривичи, по летописям, жительство имели около города Смоленска, а полочане около города Полоцка у реки Полоты, в Двину впадающей.

Сие подлинно, что Полоцк, Смоленск и Дорогобуж весьма старинные города, и вероятно, что оные от первых славян построены. Профессор Байер, ссылаясь на некоторого российского летописца, объявляет, что кривичи город Полоцк построили: только я не помню, чтобы я о том где читал. Может быть, что кривичи по бывшему в те времена в Литве и в Пруссии идольскому жрецу Криве для их к нему почтения так названы.

Известной историк Адам Бременский пишет о Курляндии, что отовсюду для получения о предбудущих случаях ответу туда ходили, а наипаче из Испании и Греции. Сие разумеется о россиянах, ибо часто находим у историков, что они россиян греками называли. О том сомневаться не для чего, что северяне, живущие от Киева к северу у реки Десны, бужане у реки Буга, и волыняне в Волыни, по мнению Несторову, в рассуждении точного их с киевлянами союза от славян произошли. Тому только удивляться должно, как народ, в летописцах вятичи называемый, о котором пишут, что произошел он с радомичи от лехов, то есть поляков, между славянами считаться может; ибо киевляне упрямство оного насилу сломать и силою оружия себе их покорить могли.

Не почитать ли их за варварский народ, например за чувашей, которые на мордовском языку называются вядке, либо за вотяков, которые жили сперва у Оки (что объявляется о вятичах), а после избегая нападения от россиян, пошли далее к востоку, и по них дано имя реке Вятке.

Сего довольно о славянах. Объявим еще и о другом народе, от которого Россия не только жителями населена, но и царей и имя свое получила.

Оной народ, хотя в начале языком и житием от славян весьма разнствовал, но столь тесно потом с ними соединился, что уже тому много веков прошло, как их между собою различать не можно было. А именно как славяне Россиею владели, то от времени до времени приходили от севера Скандинавы, народ силою своего оружия на море и на сухом пути, также и торговым промыслом пред другими славной.

Они, выступя сперва на берега Курляндские, Лифляндские и Естляндские, жителей под свою власть покорили, и после пришед к новгородцам, дань с них взяли и царей им поставили, потом для купечества поехали в Киев, а оттуда в Грецию. И хотя их наконец из России выгнали, однако в таком почтении были, что новгородцы призвали их назад торжественным образом для принятия над ними и над соседственными народами владения.

Без сомнения, почтеннейшие слушатели, признаете вы по сему варягов ваших, о которых в летописях и во всех российских историях упоминается; и хотя известно, что тем именем никакой в Скандинавии народ особливо не назывался, однако сие можно подлинно доказать, что они ни из какой другой земли выехали как из Скандинавии. Варягами они назывались либо от искусства в мореплавании, в чем наибольше упражнялись, и для того, что морем в Россию пришли, либо от искусства воинского, от старинного слова Вар, что войну у скандинавов значило, каковое слово у англичан и поныне употребляется. Потому и служившие из Скандинавов в гвардии при дворе греческих императоров в Царьграде варанги назывались.

Можно нам здесь обойтись без пространнейшого о сем изъяснения, потому что профессор Байер издал о варягах особливую диссертацию, по примеру других его дел весьма остроумно сочиненную. Сие только прибавлю, что рассуждающие о варягах, будто они для чиненных ими по морю разбойнических поисков по скандинавскому слову варг, что значит волка, или от чухонского и естляндского вараг, что значит вора, то так называющие их в мнении своем тем наипаче погрешают, что, по-видимому, имя варягов произошло от варяг самих, а не от чужих. А хотя разбойничество по морю в тогдашнее время было в чести у скандинавов, однако нельзя думать, чтоб и другие от варягов завоеванные народы равное с ними мнение о таком промысле имели, и потому весьма не вероятно, чтоб они сами хотели прослыть у иностранных таким бесчестным именем; а ежели бы тогдашние жители в России сие имя в начале от других народов приняли, то варяги, утвердив в России свое владение, оное без сомнения уничтожили, потому что оно к поношению их касалось, и не допустили бы, чтоб такое название общим употреблением и в публичных письмах дошло до потомков.

Причисляющие варягов к славянам, по моему мнению, одним словом опровергнуты быть могут. В летописи киевской и во всех других достоверных российских историях не писано ничего о роде варягов. Откуда же сочинитель Синопсиса взять мог свои о том известия? Он догадками домышлялся, приписывая без основания предкам язык, которым ныне говорят потомки.

Для чего лучше не принял он в рассуждение варяжских имен великих князей и других начальников, которые в наших летописях упоминаются? Имеется ли в них какое сходство с славянским языком? И кто покажет нам переселение славян из Севера в Россию? Разве положить, что венеды, жившие прежде в южных местах Балтийского моря, будучи под владением датчан, иногда с ними в месте в Россию приходили, как Кранций пишет о некоем Вине, знатном между венедами муже, от которого винулы названы, что он с при державе Фротона Четвертого полководцем воевал против куретов, самбиан и семгаллов. И подлинно сделаться могло, что и после датчане и норвежцы чрез венедов или славян отправляли купечество со славянами новгородскими. Однако из того не следует, что венеды переселились в Россию, ни что варяги говорили языком венедским. Константин Багрянородный, император греческий, описывая днепровские пороги, названия мест славянские от российских старательно отличает. А тогдашней российской язык был варяжской, что ниже будет доказано, и что варяжские имена, сколько их в наших историях находится, почти все были скандинавские, в том всяк с нами согласится. По сему и те погрешают, которые варяг от багров, бывшего некогда славянского народа в Голштинии, производят.

Через упоминаемых мною скандинавов, как вам известно, благосклонные слушатели, разумеется народ, которой производя начало свое от готов, живших прежде сего около Черного моря, от римлян прогнан, и прошед чрез Сармацию и Германию в крайних северных местах основал три королевства: датское, норвежское и шведское, которые часто состояли под державою единого владетеля; а хотя ныне правления в них разные, однако жители одним языком, смотря на коренное происхождение, говорят и по сие время.

Сей народ в древние времена за бесчестие почитал, чтобы дома состариться, не оказав в чужих землях своей храбрости. Он, не довольствуясь местами под его владением бывшими, но желая всегда распространяться, нападал отовсюду на соседей; доходя водою и сухим путем вооруженною рукою до самых отдаленных народов, сверх имеющегося во владении всего южного берега Балтийского моря возводил из своего рода на престолы королей в Англии и в обеих Сицилиях, завладел немалою частью Франции, и наконец победоносным оружием благополучно покорил себе Россию, или лучше сказать Острогардию, Гардарикию, Голмгардию, Хунигардию, Гунниландию, которыми именами тогда наши земли от соседственных народов назывались, не зная еще тогда о Российском имени.

Можно бы было мне умолчать о том, что в датских и норвежских историях о древнейших российских делах пишут. Ибо кому неизвестно, что исчисление времен у сих народов многим подлежит затруднениям? И кто усомнится, что у них равномерно, как и у всех других народов, древнейшая история, за неимением тогдашних времен писателей, наполнена баснями и написана больше для своей похвалы, нежели для подлинного изъявления учинившихся тогда приключений?

А о том, что случилось по нашему исчислению прежде приходу славян в сии земли, рассуждать можно, что мало до нас касается, потому что оных всякой признает за первейших российского народа основателей. Однако из истории показать можно, что скандинавы всегда старались наипаче о приобретении себе славы российскими походами.

Саксон Грамматик, например, упоминает о сильном на море российском царе Транноне, которого король датский Фротон Первый по одержании победы над Дорноном, Куретским королем, преодолел не силою, но некою военною хитростью.

Когда сие сделалось, в том писатели не согласны, исправнее всех исчисление Торфеево, по которому сей Фротон жил во время рождества Христова. Траннон основал свою столицу в городе Ротале, и датчане, взявши оную, подступили под Палтиск, что, по моему мнению, больше о Лифляндии и Литве разуметь должно. Имя Палтиска или Пелтиска часто упоминается у историков северных стран; но по всем обстоятельствам явствует, что оным означивается город на устье реки Полоты к реке Двине, который мы ныне Полоцк называем.

Не видно, чего ради подлинное определение местоположения сего города так трудно показалось покойному профессору Байеру. Он рассуждает, взирая на одно сходство имен, что половцы, бывший в России народ, которой в XII веке после рождества Христова жил в степях между Доном и Днепром, в сих странах имел свое жилище. А о городе Рогале, взятом от Фротона прежде Полоцка, заключить можно, что оной где-нибудь в Лифляндии стоял у моря. Особливо для того, что тамошняя страна, лежащая против острова Езеля, по древнему Лифляндскому летописцу, Грубером изданному, называлась Роталия. Следовательно, Траннон был король Лифляндской, которого писатели ошибкою назвали царем российским, обманувшись сомнительным именем Австрии, то есть восточных стран, которым норвежцы называли без разбору Лифляндию, Естляндию и Россию.

Что о Веспазии, короле имевшем тогда столицу в Палтике, и о короле Андуане, далее к востоку державствовавшем, пишет Саксон, объявляя, что Фротон хитростью своею взял столицы обоих оных королей, а Андуану, по взятии дочери его себе в супружество, возвратил королевство; сие я бы причислял лучше к России, ежели бы свидетельства тогдашних времен не были толь сомнительны, что и сам Грамматик почитается за недостоверного писателя от Олая Bepeлия, которой его тем попрекает, что он все великолепное и дивное из древних историй приписал Фротону, дабы представить его не только королем, но и воином, древним героям и богам равным.

Голмгардиею называли скандинавы российскую столицу, а по ней и все около лежащие места Голмгардией же прозвали, через то мы разумеем Новгород. А хотя бы из того что Торфей при Голмгардии упоминает о некоем короле, в первом веке после рождества Христова державствовавшем, заключить было можно, что оной город прежде состоял, нежели как выше сего о Новгороде показано, однако от того не произойдет нам никакого затруднения. Ибо мы сами имя России употребляем о первейших временах, когда об оном еще не знали, не для того, чтоб кто заключал, что и тогда было уже оно в употреблении, но для лучшего вразумения, о каких землях мы говорим.

В шведских историях пишут о владевшем в те же времена короле Готеброде, Регнерове сыне, которой прославился войною против России, Естландии и Курляндии, начатою им по Саксонову свидетельству, не для какой другой причины, как только для одного распространения своего владения. А Иоганн Готф приводит сию причину, что Россияне отпустили к вышеупомянутому Фротону, королю датскому, когда он шел войною на Регнера, вспомогательное войско, и тем Готеброда огорчили. Я сомневаюсь, что сие к России применить можно, потому что Саксон, как древнейшей историк, которой сию войну описал, употребляет имя не России, но вообще Востока, через которое последующих времен писатели разумели Россию, Естландию и Курляндию, а древние Скандинавы называли тем именем и одну Естландию.

Немного после упоминается у шведов о российском царе Бое, воевавшем в отмщение смерти брата своего Балдера, славного у датчан героя, против шведского короля Готера, Готебродова сына, которого Бой, победив, убил, только и сам жестоко был ранен и от того на третий день скончался.

Не упоминаю о том, что пишет Саксон о рождении Боя, о котором якобы финской колдун по кончине Балдеровой наперед прорекал, что родит его Отин от Рынды, дщери российского царя, для отмщения смерти братней. Тело сего царя весьма великолепно и по тогдашнему обыкновению в провожании всего российского войска погребено, а над гробом его насыпали высокой бугор, дабы сего героя славные дела не пришли у потомствующих народов в забвение.

Что о делах другими шведскими королями тогдашних времен в России или вместе с россиянами предпринятых пишут, например, о Рорике, Готеровом сыне, имевшем войну с россиянами, отца его убившими; о Ботвилде, нерадением своим подавшем повод датчанам с западной стороны, а россиянам, датским союзникам, с восточной напасть на Швецию; о Линдроме, с которым россияне и естландцы воевали в собственных его землях; тому всему во втором веку после рождества Христова случиться надлежало. Ибо оное происходило прежде владения короля датского Фротона Третьего, которой по исчислению Торфееву жил в третьем веке. Об оном Фротоне здесь за тем наипаче объявить должно, что он как брачным сочетанием с Гаинундою, дщерью царя гуннского, так и войною против тестя прославился; а через гуннов здесь разуметь надлежит древних жителей северной части России, что явствует по положению мест, Саксоном описанному, и по флоту гуннов, с которым им нигде кроме как на Балтийском море ходить не можно было.

Впрочем, что рассуждает Торфей о положении Гуннской земли смежной с Ютландиею, оное до нас не касается. Ибо гунны в разные времена разными землями владели. Но чтоб они еще при владении сего датского короля Фротона доходили до Саксонии и Фрисландии, то весьма невероятно. Олай Bepeлий свидетельствует, что в Швеции имеются следы от Гуннов, которые, по моему рассуждению, от тех еще времен остались, когда Гунны владели частью России до самого Финского залива, почему им не трудно показаться могло учинить нападение на Швецию.

Кому сие мнение не полюбится, тот может себе представить, что датчане в старинных своих песнях, бывших во время Фротонова, северных России жителей несправедливо смешали с гуннами, в чем они легко могли ошибиться, для того что гунны, из южных российских стран вошед в западные, везде силою своего оружия прославлялись, и потому не дивно, что другие народы их возносили, приписывая им такие дела, кои до них и не касались.

Фротону с немалым трудом досталась сия невеста, которая долго на то не склонялась, чтобы, оставя отечество, с чужим государем сочетаться браком. В тогдашние времена при таких случаях обыкновенно употребляли приворотные питья, а когда оные не действовали, и силу оружия. Для того Вестмар, Фротонов посол, дабы требованию своему придать большие силы, вошел с вооруженною рукою в столицу гуннскую, и невестину отцу говорил: либо отдай дочь, либо к сражению готовься, мы намерены умереть, или желаемое получить. Между тем, также действовало приворотное питье от посланной Фротоном женщины Готвары составленное и невесте поднесенное. Ганунда вступила в брак с Фротоном, и отец отвел ее сам к жениху, только по прошествии нескольких лет Фротон с нею развелся.

За то произошла жестокая война между гуннами и датчанами. Гуннам помогал царь восточных стран Олимар, которой, по моему мнению, владел некоторою частью России. Он с шестью российскими князьями командовал флотом, а царь гуннский сухопутным войском. То весьма невероятно, что датские проведывальщики, как пишут, донесли своему королю о числе судов гуннских, однако великое оных число им не помогло, также и сухопутное войско отчасти за недостатком съестных припасов, отчасти же храбростью неприятелей, по убитии на бою самого царя гуннского, в конец было разорено.

Потом упоминается о трех российских царях Олимаре, Еневе и Даге, которые Фротоном в защищение приняты; первому из них дал он во владение Голмгардию, другому Коногардию, а третьему Естию, то есть Естландию.

О Голмгардии я выше объявил, что тем именем разумеется Новгород, и как без сомнения сей город в следующих веках так назывался, то особливо по объявленному побитию гуннов, владевших новгородскими землями прежде новгородцев, весьма вероятно кажется, что Олимар вступил во владение на место короля убитого. Рудбеково мнение было, что Голмгардия находилась у реки Двины, на том месте, где она в Белое море впадает. Утвердить сего ни на чем больше не можно, как на имени старинного города Холмогоры. Ибо там древние биармские цари имели свою столицу, которая ежели от островов по реке Двине к городу принадлежащих Голмгардиею названа, то оттуда явствует начало нынешнего имени Холмогор, что гораздо достовернее, нежели чтоб двояким одной вещи знаменованием толковать сие имя из языка российского.

Новгородцы после того может быть победили биармцев и их столицу разорили, о чем имеем некоторое свидетельство в старинном новгородском Софийском летописце, по которому новгородцы владение свое распространили до Ледовитого моря и до реки Выма и Печоры, только того утверждать не смею, что далее о распространении новгородской власти в оном же летописце объявлено, якобы они дошли и до реки Оби, и получали оттуда дорогие соболи, ходынки тогда называемые. Буде же вышеописанное подлинно так случилось, и город Холмогоры назывался в древние времена Голмгардиею, то по перенесении оттуда владения в Новгород, могло перенесено быть туда и имя от соседних народов.

Об имени Коногардии, которое иногда пишется Гунегард, Хунегард, Кенугард и Киенугард, многие писатели, утверждаясь на Гелмолде, рассуждают, что оно от гуннов происходит. А хотя сие происхождение имени для того, что гунны в древние времена в России жили, несколько вероятно, однако я имею о том другое мнение, по которому два города, одним именем названные, надлежащим образом различить, и происхождение их имен точно определить можно. Во-первых, примечать надлежит, что Кенугардия был город в северной части России и, по свидетельствам северных стран писателей, стоял между Голмгардиею и жилищами иотунгеимов, о которых все писатели согласуются, что жили около рек Еливогов, и ежели старинные имена употреблять, у Кронского или Гандвического залива, то есть около Белого моря, либо в Лапландии, либо в которой-нибудь части Биармии. И потому оная Кенугардия стояла к северу где-нибудь в Финляндии, где ныне Каяния, старинным, как кажется, именем названная.

Во-вторых, и Киев у северных писателей Кенугардиею был прозван; и тому может быть Гунны несколько причиною были. Только и то явно, что имя сие у Гелмолда, и у неизвестного славянской летописи сочинителя у Линденброга, Хиве у хронографа Саксонского, и у Адама Бременского, Китава и Куиева у Эггегарда Враггенского, также и употребляемые от восточных писателей имена Куяба и Куиа, конечно, из слова Киев испорчены.

Торфей, следуя Еймундовой истории, пишет, что Гардерихия между тремя Владимировыми сыновьями Яриславом, Буриславом и Вартиславом так была разделена; что Яриславу досталась Голмгардия, Буриславу Кенугардия, а Вартиславу Палтеския. Из чего явствует, что здесь говорится о разделении России великим князем Владимиром Святославичем, между сыновьями его учиненным, хотя не всех их имена и наследства означены. А что Ярослав по определению родительскому получил новгородское княжение, то бесспорно. Палтескию находим в Полоцке, над которым Владимир определил владетелем сына своего Изяслава. А как сей прежде отца скончался, то получил сие княжение Брячислав, внук Владимиров, которого Торфей почитал за сына Владимирова.

Нельзя себе представить, чтоб историк умолчал о Киеве, столичным городе всего царства. Следовательно, оной под именем Кеногардии разумеется; а когда норвежской писатель упоминает о Буриславе, которого наши летописцы Святополком именуют, то, по моему мнению, их согласить можно, полагая, что сей великий князь по примеру других российских великих князей имел два имени. Ибо в другом месте истории норвежской описывается война, которую имел Ярослав с Святополком о владении. Норвежцы обоим великим князьям служили. Святополка называли везде Буриславом: а как могло статься, чтоб не знали они подлинного его имени?

Я уповаю, что всякой со мною согласится, когда я рассуждаю, что писатели, объявляющие о делах северных народов, при Кенугардии разумеют Кенугардию, в Финляндии лежащую, а не Киев, на которой сим народам за великим расстоянием напасть не так способно было. В оной же Кенугардии владел храброй и сильной царь Сисар, которой в те же почти времена, или не много прежде, наступя войною на Швецию, убит от Старкадера, храброго мужа. О других российских царях, в Голмгардии или Кенугардии державствовавших, объявить едва можно, в которое время каждый из них владел. Довольно и того, чтоб вообще об них упомянуть, что они царствовали не много прежде, либо после короля датского Фротона Третьего.

Древние скандинавские истории, что саги называются, превозносят Сигурлама, гардарикского царя, с супругою Гейдою и с сыном Свафурламом, которой, по мнению Торфееву, жил в оные времена, а другие пишут, что он был Отинов сын и от отца возведен на царство; иные же, не упоминая о его роде, только объявляют, что владел Гардерикею. Без сомнения Герравда причислять должно к российским царям, которого дщерь Гейрриду взял себе в супружество Норвежец Авгмунд-Флок, которому по сему сродству досталась во владение немалая часть России.

Герравд, царь российской, как пишут, дщерь свою Силкизифу отдал в супружество за норвежца Одда, которая принесла ему царство в приданое. Одд, родивши от супруги своей двоих сыновей, Асмунда и Герравда, для любви своей к отечеству возвратился в Норвегию. Гумлий, царь гунландской, отошел от норвежца Гейдрик: а, морские поиски чинящего, во внутренние царства своего места и выдал за него дочь свою Сифку, от которой Гейдрик родил сына именем Главда.

Гроллавг был сильнейший изо всех гардарицких царей своих времен, не только в рассуждении пространного его владения, но и великого ради богатства; супруга его Герборг, сын Герлавг, дочь Гергерда все красотою славны. Гейдрик Норвежец, для утверждения своей у царя власти, увез с собою сына его Герлавга яко бы для воспитания, а с дочерью его Гергердою браком совокупился, с которою вприданое получил Виндландию, то есть Финляндию. Причем, шведской писатель Олай Bepeлий за примечания достойно находит, что в те времена Финляндия принадлежала к российскому государству.

В сии времена в первые упоминается о приморском городе Алдейгиабурсе с Россиею смежном и славную имевшем гавань, откуда в Голмгардию сухим путем идти можно было. По моему мнению, построен он в здешних странах от готов, что и по имени явствует, которой на их языке старую крепость или город значит. Жители онаго города, утвердившись властью и помощью своего народа, имели в начале собственных королей, в числе которых находился Ингвар, убитой от Стурлавга прозванием Трудолюбивого. Стурлавг дочь Ингварову именем Ингигерду, сочетав браком с Фрамаром, возвел его там в короли. Гергеир Алдейгиабурский же король во время осады того города королем Трандийским Еистеином в бою убит. Биартмар, граф Алдейгиабургский, в рассуждении силы своей многим королям не уступал.

А в следующие времена означенной город, как кажется, славы своей по большей части был лишен, потому что об оном до тех пор ничего не упоминается, пока по приведении оного под российскую державу во время Владимира Святославича королевич норвежской Ерик Гаквинов сын его не взял. Потом Ингигерда, шведская королева, сей город получила во владение от супруга своего великого князя Ярослава Владимировича и во оном наместником определила графа Рогнвалда, о учинившихся после в том месте приключениях никакого известия не имеем, да и подлинного его положения не знаем, хотя некоторые думали, что точно оное показали.

Во-первых, погрешил Олай Рудбек, полагавши Алдейгиабург у реки Волхова близ Ладожского озера, а для утверждения того назвал он сие озеро Алдеск, будто между именами Алдейгиабург и Алдеск имеется какое сходство. Байер, последуя может быть сему Рудбекову мнению, почел без основания старую Ладогу, город нами довольно известной, за Алдейгабург, утверждаясь на российских летописцах, по которым Ладога была первая столица великих князей российских. Петр Дикман, по свидетельству Страленберговух, признавает Алдейгиабург за главный и столичный город Голмгардии и Гардарики.

Но ученые сии люди не припамятовали, что по свидетельству всех историй, Алдейгиабург российскому скипетру подвержен был уже в последние времена незадолго до его разорения, и что он везде от Голмгардии и Гардарикии различается, следовательно, не можно тому статься, чтоб великие князья российские имели в нем свою столицу.

Сие бесспорно, что у Алдейгиабурга приставали корабли, и оттуда опять за море отпускались. Но оное Волхову реке и к старой Ладоге применить, по моему мнению, весьма не прилично. Хотя бы кто и объявил, что по обычаю тогдашних времен на малых судах в верх по Неве реке без труда ходить могли, и так они пришли в реку Волхов; хотя и положить, что имеющиеся в обеих сих реках пороги судовому ходу не препятствовали; но можно ли какую тому изыскать причину, для чего отправляющиеся в Голмгардию до того города водою не доходили? Для чего в Алдейгиабург до наступления зимы останавливались? Не явствует ли из сего, что Алдейгиабург далее отстоял от Голмгардии, нежели как старая Ладога от Новгорода?

Сверх того голмгардцы, отправляющиеся за море, сперва сухим путем ходили в Алдейгиабург и там корабли приготовляли, которое обстоятельство Старой Ладоге для того не пристойно, что сей город не больше Новгорода к строению судов и к хождению оттуда в море способен.

Байер и до него Bepeлий собирали свидетельства из писателей, по которым то, что здесь предложено, явствует. По всему видно, что Алдейгиабург стоял где-нибудь в Эстландии или в Ингерманландии на берегу Финского залива. И хотя Верелий в одном месте пишет, что из шведской провинции Смаландии ходили морем мимо Алдейгиабурга на Селандской остров Самсо, только оное разуметь можно о славном в прежних временах городе Алтенбурге в Багрим, дабы нашему мнению от того прекословия не было.

Впрочем, еще здесь упомянуть надлежит, что некоторые объявляют, будто в Санкт-Петербурге, на одном из здешних островов, и поныне видны следы города Алдейгиабурга, к чему они показывают на оном земляной вал, вышиною в пояс человеку, и обнадеживают, якобы также развалины каменного города прежде сего там имелись, и что оттуда брали камень на строение Санкт-Петербургской крепости.

Сие весьма бы прилично было верить, ежели бы теснота места, валом обнесенного, не препятствовала, чтоб оное за столицу бывших Алдейгиабургских королей признать, и притом бы положение острова к пристани кораблей было способное.