Текст книги "Норманская теория. Откуда пошла Русь?"

Хазары

Хазары по российскому правописанию есть имя того народа, который в истории кацарами еще называется. Я по справедливости умалчиваю о преданиях восточных писателей, в которых Хазар или Кацар седьмой сын Яфетов объявляется праотцем хазаров, и что он на свое имя построил город при реке Этеле, то есть при Волге. Сей народ издревле был славен, поскольку персидские землеописатели Каспийское море вообще Хазарским называли.

Феофан Византийский прежде всех историков упоминает о сем народе при случае разделения Булгарского государства на пять братей, о чем в главе о булгарах нами уже сказано. При воспоследовании такового разделения выступив козарской народ, как Феофан говорит, в великом множестве из внутренней Берцелии (из Кавказских гор), завоевал все по ту сторону моря, даже по Черное море лежащия земли, и наложил дань на князя Батбая, старшего из всех пяти булгарских князей. Сие происходило в начале 6-го столетия и было причиною, что одна часть булгар к Дунаю преселилась.

В главе об аварах нами упомянуто, что и сей народ из жилищ своих хазарами прогнан. Император Ираклий в 625 году соединился с кавказогорскими хазарами против персидского короля Хозроя. Предводитель их, первейший после хана, назывался Цибил. Император обещал выдать за него дочь свою Евдокию. Однако Цибил умер до совершения сей свадьбы. Из сего же не следует еще, что хазары были христиане; были примеры, когда греческие императоры выдавали сестер и дочерей своих за язычнических князей, а сверх того в хазарской земле могли находиться последователи разных вер. По свидетельству Едриссову, хазары дозволяли всем без изъятия магометанам, христианам и жидам иметь свое богослужение.

В исходе 7-го столетия хазары, выгнав аваров из их жилищ, овладели южною частью России, между Доном и Днепром лежащею, также Таврским Херсоном или Крымским полуостровом. Император Юстиниан II в 695 году, лишившись престола, ушел к кагану хазарскому, от которого будучи дружески принят, выдал за него сестру свою Феодору. Сей жил с женою своею несколько времени в Фанагории при Циммерском Босфоре напротив города Феодосии или нынешней Кафы. Каган, получив великие подарки и обнадеживания от императора Тиверия Апсимара, старался Юстиниана погубить, но Феодора его остерегла, и Юстиниан ушел на Дунай к булгарам, с помощию которых в 705 году взошел он на престол. Сии похождения описаны у всех византийских историках тех времен.

Без сомнения хазары тогда далеко и широко распространили свое в России владение. Нестор пишет, что днепрские поляки (так называет он киевских славян) давали им вместо подати по одному мечу от каждого дому. Невероятная дань, буде оная хотя однажды только, а не всякой год, за всех жителей была взята! Ибо кто дает в руки неприятелю своему меч против самого себя? И откуду бы взяться столь многим мечам? Нигде не видно, чтоб славяне были оружейные мастера. Нестор же говорит при том, что хазары, сделав на таковую дань примечание, заключили из того, что поскольку у хазарских сабель одна только сторона остра была, славянские же мечи были напротив того с обеих сторон остры, то будут когда-либо хазаре от славян побеждены, что и воспоследовало. Таковые примечания тогдашним временам простить надлежит.

Мнение наше подтверждается и летописью патриярха Никона, где о подати говорится, что в дому брали по белой векше вместо подати. Под словом векша, что белку означает, надлежит, может быть, разуметь горностая, ибо белая белка есть нечто весьма редкое.

Из вышереченного довольно видна власть и знатность хазар, отчего действительно последовало, что королям их дан титул кагана. Сие же самое яснее еще доказывают следующие похождения. Кагану захотелось было выстроить город в своей земле при Доне или Донце, (собственное место не известно, да и никаких нет от того остатков), для чего просил он работников у императора Феофила, царствовавшого с 829 по 842 год. Сей послал ему таковых под предводительством одного мужа, называемого Петронаса, и как строение кончилось, дано оному городу имя Саркел. Император Константин Багрянородный упоминает о нем в книге своей о правительстве, и оное имя белым истолковал жилищем. Летописатель Нестор называет оной Белою Весью, что то же самое значит. Из сходства имени Байер в комментариях Санкт-Петербургской Академии в т. IХ заключил, что якобы Белгород при Донце лежащий есть старый Саркел. Он не знал, что сей Белгород совсем вновь выстроен не прежде как в 1597 году, и что на оном месте никаких не было остатков прежнего города. Он не подумал, что до Саркела водою езжали, и что Белгород лежит почти при начале Донца, куда кораблями никак не доходят. Имя Саркел объяснил он из нынешняго турецкого языка, из чего, кажется, следует, что хазары от одного с турками произошли поколенья.

Сходство имени Саркел с турецкими словами опровержено быть не может; за счастье почел бы я все те доказательства, кои открыли бы нам происхождение хазар, поскольку писатели ничего о том не говорят. Но довольно ли одного слова к доказательству оного положения? Сверх же того хазары имели у себя князя, Пехом в историях называемого. Не значит ли сие турецкого Бега? И не очевидно ли сходство между хазарами и турками? Мне кажется, что к доказательству сего одни титулы вовсе не годятся, ибо всего легче случиться может, что один народ другому в том подражает. У аваров были также каганы, как и у хазар, но из сего не заключается, чтоб оба народа от одного колена происходили.

Более хазарских слов история нам не оставила. Вероятно, что прежде за несколько веков был во внутренней Азии такой язык, от которого, как от настоящого источника родились многие иные языки. Из оного, может быть, иные совсем разные народы приняли одинаковые слова и в одном значении. Если бы сего не было, то весьма много надлежало бы приписывать случаю. Таким образом, Байер мог бы согдиянского Бахуса, при Александре Великом бывшого, почесть за турецкого Бега.

Кажется, что Саркел был почти срединою Херсонского государства, которое от Волги даже за Днепр простиралось. Черное море и прежняя провинция Колхис, Лациею тогда называвшаяся, была границами оного к западу; а где оное имело пределы свои к северу, того не видно; вероятно, были оные при реке Оке. Новгород, по крайней мере, им не подвержен был. Царство оное продолжалось до половины девятого столетия, ибо как около сего времени варяги Оскольд и Дир, а в 882 году великий князь Олег в Киеве самодержавствовать стали, то запретили они народу впредь дань хазарам платить.

В исходе оного столетия угры или венгры отмстили хазарам за причиненную ими обиду однородцам их аварам. Потом пришли печенеги и помогли еще больше к разгнанию хазар. Император Константин Багрянородный упоминает об них еще в 948 году в книге своей о правительстве, однако в связи с прежними, нежели тогдашними похождениями, кои может быть ему не довольно известны были. Ибо первое нападение печенегов описывает Нестор в 915 году, отчего необходимо должно было уже много пострадать хазарам. Следовательно, в 948 году река Дон, как император пишет, не была более уже границею между обоими народами.

В 964 году взяли еще хазаре дань от вятичей, к славянсклму народу причислявшихся, и в верхней стране Оки обитавших. Великий князь Святослав, сведав о том и запретив вятичам впредь оной не платить, пошел войною следующего года против хазар, кагана их в сражении победил и город их Белую Весъ (Саркел) завоевал. После сего более уже хазар в истории не видно. За подлинно положить не можно, покорились ли они россиянам, или с печенегами соединились. Вскоре появился близ Киева некоторой народ торки, а после оного и другой, именуемой черные клобуки, как союзники россиян; история же не показывает нам происхождения сих народов. Может статься, что то был остаток хазар. Когда греческие тогдашних времен писатели называли аваров, а потом и угров или венгров турками, что не меньше значило как варваров, то сколь приличнее таковое название более еще неизвестным хазарам?

Кажется, что Нестор, сыскав сие имя в греческих писателях, принял оное за собственное имя, буде в том ему поверить можно. Черные клобуки есть российское название, данное народу, может статься, потому, что оный таковые клобуки носил, так как и ныне называем мы некоторый народ каракалпаками. Хотя сие и ничего не доказывает, однако не невероятно, что народ, коего происхождение неизвестно, получил начало свое от остатков другого народа, который в то самое время исчез, как оный появился.

Варяги

Говоря о варягах, разумеем народ, известный по российской, шведской и греческой истории средних времен, хотя происхождение, имя, язык и сродство оного с другими народами многие тогдашних времен ученые люди, кои об оном писали, не довольно, как кажется, объяснили и не все решили сомнительства.

Варяги принадлежат большею частью к российской истории, ибо они славянам новгородским, бывшим прежде поневоле под их владением, дали по просьбе их своих первых князей, коих поколение на престоле российском почти семь веков с половиною державствовало беспрерывно.

Если шведы присваивают себе варяг, то сие происходит только от их мнения, якобы других никаких варяг не было кроме шведского происхождения, и будто бы похождения их принадлежали больше к шведской, нежели к российской истории.

В греческой истории средних времен, которую мы и византийскою называем, нередко о них упоминается для того, что императоры обыкновенно набирали себе гвардию из сего народа, а иногда в гарнизонах по провинциям употребляли они и других варяжских военных людей, коих греки называли именем варяжскому подобным, а именно, вараги.

В российских летописях находится точное о варягах понятие, что они будучи мореплавателями, пришли к новгородцам Восточным морем, которое от того и Варяжским названо было. Если сие, как и самая справедливость требует, положить в основание, то до пришествия их в Новгород, не можно приписать им столь близкого жительства, которое было якобы около страны Финского залива, поскольку не было бы нужды идти оттуда водою. Также нет надобности считать жительство сие от Новгорода по ту сторону моря, то есть искать оного в Швеции или Дании, ибо для совершенного о том понятия довольно и того, что варяги из отдаленной страны от какого-нибудь берега Восточного моря, яко сущие мореходцы, прибыли водою в страну Новгородскую.

Во всей окружности Восточного моря не было никогда такого народа, который бы собственно варягами азывался. Поэтому надлежит исследовать значение сего имени, которое можно истолковать из древнего северного языка, поскольку все варяги оным говорили, и которое сходно с образом жизни и с обычаями северных народов, что также не противоречит и содержанию российской истории о варягах.

Таковым словоисследованием особливо прославились некоторые ученые шведы, от которых можно бы счастливо надеяться в том успеха, по причине основательного их знания в древнем северном языке. Многие думали, якобы варяжское имя произошло от воровства и грабительства мореходцов, что по тогдашнему всех северных народов мнению почиталось столь славным, сколь прибыльно оно было их витязям. Северных же витязей называли якобы варгурами, то есть волками. Но Байер в ученом своем о варягах Слове показал уже неприличность и невероятие столь поносного для них толкования.

Тоже самое можно сказать о нелепом мнении одного ученого мужа, который хотел истолковать имя варяг из эстландского слова варрас, что значит воры. По-видимому, большего почтения достойно произвождение варяг от варишар (варингиар), древнего шведского слова, которым означали военных людей, особу княжескую охранявших. От сего, по мнению Байера, произошли варанги (вараги), при греческих императорах находившиеся. К таковому мнению пристал и славной Игре, через что важность оного гораздо увеличилась.

Но тем одним не решились еще все сомнительства оного. Посмотрим, какое сделать можно на то возражение. Во-первых, не все варяги были варишарами, подобно как и такие находились варишары, кои совсем не были варяги. Князья варяжские, призванные в Новгород на княжение, были варяги; они без сомнения имели у себя и варингиаров, то есть лейб-гвардию, и, может быть, очень много военных людей с собою. Но не было ли с ними и другого звания людей, коих хотя не можно было называть варингиарами, однако были они варяги? После того в Царьграде находились варяги, кои, вероятно, как то Байер показал, произошли от варингиаров, но не прежде как в одиннадцатом столетии при императоре Михаиле Пафлогонском. Император Константин Багрянородный около половины десятого столетия не упоминает еще о них ни в книге своей о правительстве, ни в той, что о великолепии императорского двора, хотя он и разные имел бы к тому случаи.

Далиново мнение о службе варишаров в Царьграде со времен Константина Великого однюдь не доказательно, хотя и опровергнуть не можно, что готы при созидании города Константинополя были императору весьма полезны.

Владимир Великий употреблял варяг вместо вспомогательного войска на войне противу брата своего Ярополка. Они с яростью требовали себе от него награждения. Владимир освободился от них тем, что он послал их в Грецию, уговорив императора назад их оттуда не отпускать; сие воспоследовало в 980 году. Вероятно, от сих варягов произошло столь много греческих варангиаров, что не только составлявшие лейб-гвардию императорскую, но и в гарнизоны по разным провинциям разосланные, назывались варангиарами. Следовательно, находились и такие варяги, кои не были варингиары. Почему кажется, что варингиары от варяг, а не варяги от варингиар или варингаров имя себе получили. Ибо сколь вероятны те причины, по которым доказывается разность между варягами и варингиарами; столь старее варяги пред варинигарами в рассуждении времени.

Следовательно, для имени варяг надлежит искать иного происхождения и приличнейшого значения, а при том стараться не сделать чрез то ошибки, что на старых шведских надгробных камнях видны варингиары, в Греции служившие, кои однако не были варяги. Может быть, варяжское имя не было более уже тогда в употреблении, когда оные надгробные камни положены, как то оное имя и в России из употребления вышло после великого князя Ярослава Первого.

Далин думал, что поскольку слово варяги находится в российских только летописях, то оно и российское, а оное значит единственно шведов. Может статься, и употреблялось оно на каком-нибудь потерявшемся диалекте северного языка; может статься, что оное россиянами в произношении испорчено; а может быть, при перемененном образе жития варяг и совсем оное исчезло. Давно уже отважился я думать о сем, отличающемся от вышесказанного, и для того оное мое мнение здесь повторить нимало не сомневаюсь.

В истории тех времен, особливо по мореплавательному искусству, столь славный народ, каковы были нормандцы, легко мог оставить по себе следы такого слова с истинных оного значением, которое у прочих северных народов угасло. Прочти в хорошем французком словаре слова: Varander, Varanguais, Varangue, Varech; сии слова, при берегах только нормандских употребляющияся, суть одни корабельные и морские слова, кои со времени завоевания Нормандии и поныне у нормандцов находятся там в употреблении. Если из разных значений сих слов составить одно общее, то под именем варяг надлежит разуметь мореплавателей; приняв же в помощь английское слово вар, должно разуметь людей, кои не только к мореплаванию, но и к воинской науке были склонны. Нет пристойнейшого для варяг знаменования как сие; оно прилично во всякое время. Тем можно изъяснить все обстоятельства их в российской истории упомянутые.

Через то варяги не привязаны еще к особливому какому народу и к какому-либо состоянию, чего и в самом деле не было; они могли состоять из всех северных народов и из каждого состояния людей. Видим мы их таковых в российской истории, где между прочим говорится, что мореходцы, витязи, руженосцы, статские люди, купцы и все чужестранцы, из севера восточным морем в Новгород приезжавшие, назывались варягами.

Оставив имя, приступим к самому делу и станем рассуждать о том, что российские летописцы повествуют о варягах. Нестор под 6367 (от Рождества Христова 859) годом пишет следующее: «Варяги по другу сторону моря обитавшие брали дань с Чуди (в Лифландии) с Славян (в Новгороде) с Меров (около Ростова) и с Кривичей (в стране Смоленской), так как Козаре с Полян (в Киеве), с Северян (при Десне и Соше) и с Вятичей (при Оке). Дань состояла (так как и у Козар) в белых мехах». Сие самое упомянуто и в печатной летописи патриарха Никона, только без означения года.

Патриарх говорит при том, что самое в печатном Несторе сокращено: «В 6367 (от Рождества Христова 859) году Славяне Новогородские, равно как Меры и Кривичи, возмутившись против Варяг, выгнали их из земли, стали сами собою правительствовать и строить города. Но они не наблюдали никакой правды и верности. Один род воставал против другого; произошло междоусобие и великое кровопролитие. По сем сделано было у них собрание, на котором предложено, чтоб избрать им над собою князем кого-нибудь или из своих, или из Козар, или из Полян Киевских, или из Варяг. По долгом размышлении все согласились выпросить себе князя у Варяг».

Новгородская летопись повествует при том, что таковой совет подал им один знатный старейшина народа новгородского именем Гостомысл. Сие обстоятельство доказывает, что тогдашний образ правления в Новгороде был общенародный, и что Гостомысла никак признать не можно владетельным государем, и который будто искал себе преемника или наследника, как то другие об нем вымыслили. Имя Гостомысл значит странноприимца или старающогося приглашать к себе иностранцов. Находится еще некоторой Гостомысл и в Мекленбургской истории. Итак, не надлежит ли думать, что особа новгородского Гостомысла, основывающаяся на одной только летописи новгородской, баснями наполненной, есть совсем вымышлена?

Послушаем далее еще наших летописцев: «Посольство, прибыв к Варягам сказало им: земля наша велика и всем изобильна; приезжайте и владычествуйте над нами. Варяги боялись дикого образа жизни, и суровых обычаев сих народов. Едва нашлось три брата, кои приняли таковое предложение. Рюрик, Синеус и Трувор прибыли в 6370 (862) году с многочисленным своим родом к Славянам в Новгород и построили, как Нестор пишет, замок Ладогу, где Рюрик жить остановился. Синеус же поселился при Белозере, а Трувор в Изборске. Сии Варяги назывались, по свидетельству Несторову, Варягами Россами, и к сим то отправлены были Посланники. Ибо Варяги, говорит он, были разных народов: иные назывались Шведами, иные Нормандцами, иные Агличанами, иные Готами. От сих Варяг Новгородских страна названа Россиею. Они то жители Новгородские от племени Варяг. Ибо даже до Рюрика назывались они Славянами». Так пишет Нестор, а то же самое говорит и Никон с некоторою только в словах отменою.

Итак, варяги были разных народов, и те, из которых Рюрик призван в Новгород на княжение, назывались россами. Таковому в российской истории прежде столь неизвестному положению некоторые натурально противоречат. Хотя и спорят о том, что Россия получила имя сие от варяг, однако не опровергают и того, что российское имя почти около сего времени началося, поскольку никакой писатель прежде 9-го столетия об оном не упоминает. Мы намерены защитить достоверность российских летописей, но вместе с тем и признаться, что россы были и прежде Рюрика. Сие столь мало противоречит прочей связи истории, что от оной еще гораздо больше объясняется и подтверждается.

В Бертинских летописях, Дю-Шетом изданных, усматриваем мы, что в 839 году, за 23 года до Рюрика, прибыли в Константинополь при греческом императоре Феофиле посланники, кои называли народ свой россами, а короля своего каганом; народы же, чрез которых земли они ехали, были, по описанию их, столь диких обычаев, что они не могли тем самим путем безопасно назад возвратиться. Император Феофил отправил их к римскому императору Людовику Кроткому с прошением дозволить им проехать чрез немецкую землю к жилищам своим. Император Людовик, признавая их яко бы за шведов, почел их лазутчиками и т. д.

Без сомнения были сии посланники из России, и вероятно из Киева; были же они либо подданные кагана хазарского, либо такие люди, кои называли князя своего каганом, подражая в том хазарам. Если положим, в чем и никакого противоречия нет, что из тех самых варяг, от которых Рюрик произшел, многие знатные люди приезжали в Новгород, а оттуду, прибыв в Киев, там и поселились, то тем самим вся загадка изъяснена.

Видели мы уже выше сего, что только новгородскими славянами, ростовскими мерами и смоленскими кривичами были варяги из земли прогнаны; однако остались они еще в Киеве. Там, кажется, весьма рано одержали уже они власть правления над хазарами. Почему и могли посланники варяжского своего князя назвать каганом. Для чего и право имели они дать народу своему имя россов. Но поскольку имя сие как у греков, так и в немецкой земле было тогда еще неизвестно, и так как между ними и шведами, яко между народами одного происхождения, сходство очень быть могло, то и родилось от того подозрение, якобы они были лазутчики, которое уповательно тем паче подкрепляемо было, что причина, какую имели посланники к переезду своему чрез немецкую землю, была довольно мала.

Другое доказательство о том, что до Рюрика еще были в Киеве россияне, или варяги-россы, выводим мы оттуда, что греческие историки, да и некоторым образом сам Нестор по Никонову списку упоминают о нападении россов (из Киева) на Константинополь, вопспоследовавшем, вероятно, в то самое время, когда новгородцы под общенародным, а киевляне под цветущим варяжским правлением находились.

Кедрен и Зонарас пишут о сем походе как о таком происшествии, которое вскоре за тем воспоследовало, когда император Михаил III дядю своего Бардаса сделал себе помощником, то есть кесарем. Но сие произошло уже в 858 году. Никита Пафлогонский означает время нападения от обращения булгар в веру христианскую, что однако происходило в исходе 859 года. Фаций писал в 863 году послание свое к восточному высокому духовенству, где упоминает он о нападении россов. Байеровы доказательства о времени сего нападения служат только ко второму походу, который в российских летописях приписывается Оскольду, и о сем, конечно, писали и некоторые греческие историки.

Но двух сих годами столь разнствующих походов для того еще одного с другим смешивать не должно, что оные под одним, может быть, происходили предводителем. Вероятно, что Оскольд за долго пред Рюриком правительствовал над Киевом. Нестор, забыв первый поход, при втором только нашел случай об Оскольде упомянуть и кажется, что он более по собственной своей догадке, нежели из подлинных каких известий заключил, якобы Оскольд в одно время с Рюриком в Новгород прибыл и после того уже ушел с варягами своими в Киев.

Если же хотеть второй поход, воспоследовавший якобы в 864 году, почесть за первый, то со следующими будут затруднения: если Оскольд 862 года только прибыл в Новгород, то нельзя было ему прежде как в 863 году (что весьма умеренно еще полагается) предпринять путешествие свое в Киев. Если ему от смоленских кривичей, яко соглашавшихся на избрание Рюриково, никакого сопротивления, может быть, опасаться было не должно, то, по крайней мере, надлежало ему победить хазар, утвердить державу свою над градом и областью киевскою и собрать войска для дальнейшого похода, что все необходимо требовало времени. Возможно, он также осведомлялся прежде о обстоятельствах той земли, которую завоевать хотел. Однако, по летописи Никоновой, сын Оскольдов убит от булгар еще в 864 году. Все сие, кажется мне, предполагает, что Оскольд еще долее в Киеве до Рюрика правительствовал. И сколь давно пред тем еще были, может быть, в Киеве варяги, о которых мы ничего более не знаем, как только что в Бертинских летописях об них сказано?

Таким точно образом прежде Рюрика происходили и дела варяг новгородских. Они не знали никакой грамоты, следовательно, не имели они у себя и никакой истории. Не прежде как по обращении сей страны в веру христианскую, завелись в ней писатели. Однако сие воспоследовало еще гораздо прежде, нежели у шведов и поляков.

За всем тем шведы, датчане и норвежцы имели словесные свои предания или сказки, песни скальдов своих; и как то, так и сие от отцов к детям, внукам и правнукам, а от сих к дальнейшим их потомкам распространено. Таковые Саксонский Грамматик и исландец Торфей собрали и несколько в порядок привели. Правда, что находится в них много бесполезного, гнусного и баснословного, а особливо, что нельзя оттуда выбрать никакого согласного летосчисления; однако по сему не должно еще опровергать всего, что там ни упомянуто.

Повесть о варягах получает себе чрез то сколько-нибудь приращения, когда видно, сколь часто и в тогдашнее еще время, когда гунны распространили оружие свое даже до Финского залива (смотри в главе о гуннах), а большею частью после падения гуннской силы, северная часть России от северных народов, в истории российской варягами называемых, была побеждаема, а нередко и порабощаема; так как напротив того, по тем же самым свидетельствам, и тогдашние российские государи нередко тем народам отмщевали храбрым своим сопротивлением и нападениями на земли неприятельские, то есть на Швецию, Финляндию и Эстландию.

Сим беспрестанно почти происходившим войнам, поскольку описание всех было бы весьма пространно, могут служить примером те только похождения, кои непосредственно предследовали изгнанию варяг из Новгорода, в чем славный датский король Регнер Лодброк, бывший также государем в Швеции, и сын его Гвитсерк наибольшее имели участие. По Далинову счислению, Регнер царствовал от 825 года. Он был счастлив в войне против Дияна, короля лифляндского, который в сражении убил. Сыновья Дияновы, из коих один также Дияном, а другой Даксом назывались, имели у себя русских жен. С Саксонским Грамматиком и Торфеем я не смею тестя сих принцов назвать королем, поскольку неизвестно, какое было тогда в Новгороде правление. В последующия времена не редко бургомистерские (посадничьи) дочери выдавались за князей.

Принцы просили тестя о вспомогательном войске, которое от него и получили для отмщения смерти отца своего. Но Регнер, обратив их в бег, наполнил войсками своими Россию, Финляндию и Биармию, то есть Новгород, и северные провинции, близ оного лежащие. Потом возвратился он в Данию по причине других важных предприятий, оставив сына своего Гвитсерка России. Сие, кажется, было последним периодом варяжского в Новгороде правления. Гвитсерк, попавшись лестию во власть Даксову, кончил жизнь свою на срубе, из голов человеческих составленном, так как он сам того желал.

Стоит того, чтоб упомянуть здесь, как Далин употребил в свою пользу эпоху варяжскую, дабы тем блистательнее учинить шведскую историю, чего однако оная не требует, и что историк всегда некстати делает, если он повести своей не основывает на точной истине и неоспоримых доказательствах. Никто не отнимает той чести у шведов, что они также под именем варяг разумелись. История потомков Рюриковых, особливо же Владимира Великого и преславного его сына Ярослава, доказывает, сколь много пользовались они при войнах своих варяжскими вспомогательными войсками, кои, вероятно, были из Швеции.

Владимир ушел от брата своего Ярополка за море к варягам, то есть в Швецию, ярославова супруга Ингиерда была варяжская принцесса, дочь короля шведского Олава Скотконунга. Однако из сего не следует, чтоб Гвитсерк, уже умерший, провожал киевского князя Оскольда при втором его походе к Константинополю; чтоб Оскольд был от колена шведских королей; чтоб посланники новгородские выпросили себе князя у шведских королей в Упсале; чтоб Рюрик не был иной кто, как шведской принц Эрик Биорнсон, который им для того дан был, чтоб он прежде уже принадлежавшие ему земли взял как наследник во владение, и через то Россию содержал в зависимости от Швеции; чтоб Синеус и Трувор, поскольку у Ерика не было никаких братьев, были не родные, но разве двоюродные братья, сродственники или полководцы Рюриковы; и чтоб Россия по причине такового коленопроисхождения была под шведскою державою и покровительством.

Сии и иныя многия тому подобныя Далиновы положения, основывающиеся на одних только вымыслах, или, скромнее сказать, на одних только недоказанных догадках, не заслуживали бы места в другой какой основательно писанной истории. К сему принадлежит еще и то, что леточисление в сей части варяжской истории непростительным образом назад положено, как будто бы шведская история может показать чистейшие источники, нежели каковые имеет российская история в беспорочном своем Несторе. Варяги, конечно, не прежде 860 года, но долго спустя после того из Новгорода прогнаны, и Рюрик не в 862 году туда прибыл, дабы Гвитсерку было время учинить с Оскольдом поход противу Греции. Рюрик, конечно, не прежде как в 900 году возведен на новгородский престол, ибо если бы он прибыл туда ранее 40 лет, то шведский принц Эрик для умысла Далинова был бы еще весьма молод.

Но не безрассудно ли, что вольный народ, недавно еще перед тем угнетение от чужой власти чувствовавший, добровольно избирает себе государя из самого того иностранного народа, который перед тем за несколько времени им из границ его прогнан, не имея к таковому своему предприятию иной причины, как прежде бывшего внутреннего в нем несогласия? Вероятно, что между варяжскими принцами и новгородцами сделаны были при том некоторые договоры, о чем, однако, летописцы ничего не говорят. Кажется, писатели опасались, чтоб таковыми известиями не нарушить должного князьям почтения.

Не инако как будто бы Рюрик вдруг на княжение новгородское призван и самодержавство получил; таким образом описывают нам его, однако сие ни мало невероятно. Внутреннее несогласие новгородских славян и союзников их было уже, как кажется, усмирено единогласным их намерением избрать себе князя. Искусные люди, из своего народа выбранные, натурально могли бы лучше управлять государством, нежели чужестранцы, незнавшие нравов и обычаев той земли. Но новгородцы были внешними неприятелями окружены, против которых помощь и защита им была потребна. Изгнанные варяги как раз и явились с укрепленною рукою. Народ, от Ладожского озера даже по ту сторону Двины далеко распространявшийся, то есть древние биармцы, были опасные для них соседи. Сверх того надобно было им от эстландцев и лифландцев опасаться грабительств и разорений, хотя то и не очень часто случалось.