Текст книги "Машина времени"

IX. Морлоки

Вам может показаться странным, что я откладывал целых два дня, прежде чем решился воспользоваться своими догадками и продолжать свои изыскания в том направлении, которое, по-видимому было правильным. Но я содрогался при одной мысли об этих поблекших существах. Они были как раз такого блеклого цвета, какой мы видим у червей и у препаратов, сохраняющихся в спирту в зоологических музеях. Притом они были отвратительно холодны на ощупь. Впрочем, возможно, что содрогание ужаса, вызываемое во мне Морлоками, зависело отчасти и от влияния Илоев, отвращение которых к подземным жителям становилось мне понятным и переходило ко мне.

Всю следующую ночь я спал очень плохо. По всей вероятности, мое здоровье немного расстроилось. Меня мучили разные опасения и сомнения, и несколько раз мною овладевал сильнейший страх, причину которого я не мог объяснить себе. Помню, как я тихонько пробрался в большую залу, где спали освещенные луной маленькие люди – в эту ночь Цина спала с ними, – и почувствовать себя несколько успокоенным их присутствием. Тогда же мне пришло в голову, что через несколько дней кончится последняя четверть луны и что ночи становятся темнее, а в темные ночи должно участиться появление этих побелевших лемуров, этих новых гадов, пришедших на смену старым.

В эти два дня меня не покидало беспокойное чувство, которое обыкновенно испытывает человек, оттягивающий исполнение какой-нибудь неизбежной обязанности. Я был убежден, что могу вернуть свою Машину только тогда, когда смело проникну в толпы подземного мира. Но я никак не мог решиться стать лицом к лицу с этою тайной. Если б у меня был товарищ, тогда было бы другое дело. Но я был там ужасно одинок, и одна мысль спуститься вниз, в темную глубину колодца приводила меня в содрогание. Не знаю, поймете ли вы мое чувство, но мне постоянно казалось, что за спиной мне угрожает какая-то опасность.

По всей вероятности, именно эго беспокойство и это постоянное ощущение какой-то неведомой опасности побуждало меня все дальше расширять свою разведку.

Отправляясь на юго-запад, по направлению к возвышенной местности, которая в наше время называется Комб-Вуд, я заметил вдали, там, где лежит город Банстэд девятнадцатого века, огромное зеленое здание, отличающееся по стилю от тех, которые я видел до сих пор.

Оно было гораздо больше тех дворцов или развалин, которые я видел до сих пор, и фасад его был сделан в восточном вкусе. Своею глянцевитой окраской бледно-зеленого и голубовато-зеленого цвета здание напоминало известный сорт китайского фарфора. Такая разница во внешнем виде внушила мне мысль, что и назначение этого здания должно быть другое, поэтому я решил хорошенько осмотреть его. Но день уже склонялся к вечеру, и я увидел это здание лишь после долгого и утомительного странствования; поэтому я счел более благоразумным отложить его осмотр до следующего дня и вернулся к маленькой Цине, всегда встречавшей меня радостными возгласами и ласками.

Однако на другой день я ясно понял, что любопытство, которое возбуждал во мне зеленый фарфоровый дворец, было своего рода самообманом. Я пользовался лишь случаем, чтобы снова отложить исследование, страшившее меня. Тогда я решил пересилить себя и без дальних проволочек рано утром спуститься в колодец, находившийся вблизи развалин из гранита и алюминия.

Маленькая Цина побежала за мной. Она, танцуя, сопровождала меня до самого колодца, но когда увидела, что я перегнулся через край и заглядываю вниз, то ее охватило страшное волнение.

– Прощай, маленькая Цина! – сказал я и поцеловал ее.

Опустив ее на землю, я перегнулся через барьер и принялся ощупывать крючья, служащие для лазания. Признаюсь, что делал это очень торопливо, так как опасался, что мужество покинет меня.

Цина сначала смотрела на меня с удивлением, потом вдруг издала необыкновенно жалобный крик и бросилась ко мне, стараясь оттащить меня своими маленькими ручонками. Мне думается, что именно ее сопротивление и подействовало на меня, возбудив мою решимость. Я оттолкнул ее, быть может, несколько грубо и скрылся в отверстии колодца. Я видел ее личико, полное отчаяния, смотревшее на меня из-за парапета, и улыбнулся ей, чтоб успокоить ее, затем я должен был обратить все свое внимание на шатающиеся крючья, за которые я должен был держаться.

Мне надо было спуститься в колодец, имевший глубину, пожалуй, в двести ярдов. Для спуска я должен был пользоваться металлическими прутьями, торчавшими с боков колодца. Но так как они были приспособлены для более маленьких и легких существ, чем я, то, разумеется, я должен был напрягать все свои мышцы, чтобы удержаться, и скоро почувствовал сильнейшее утомление. Впрочем, не только одно утомление! Я испытал также немалый ужас, когда один из прутьев не выдержал моей тяжести и чуть-чуть не сбросил меня в зияющий внизу мрак. Я повис на минуту на одной руке и, конечно, больше уж не пробовал останавливаться для отдыха. Хотя я чувствовал острую боль в спине и руках, но все же продолжал спускаться с наивозможною быстротой.

Взглянув наверх, я увидел отверстие колодца, представлявшееся мне в виде маленького голубого диска, на котором виднелась одна звездочка, а головка Цины казалась маленьким черным бугорком с краю этого голубого диска. Шум машин внизу становился все громче и внушительнее. Все кругом, за исключением голубого диска вверху, было окутано непроницаемой тьмой.

Когда я снова взглянул наверх – Цины уже не было. Я чувствовал сильнейшее беспокойство и даже думал одну минуту снова подняться наверх и оставить подземный мир в покое. Но даже думая об этом, я все-таки продолжал спускаться; наконец, к великому своему облегчению, я различил в темноте или, вернее, почувствовал маленькое отверстие справа от меня. Я влез туда и убедился, что это был вход в узкий горизонтальный туннель, где я мог прилечь и отдохнуть. Как раз было пора. Руки у меня ныли, спину совсем разломило, и я весь дрожал от непрекращающегося страха и ожидания падения. Кроме того, глаза мои страдали от окружавшей меня непроницаемой темноты. Все кругом было полно шума машин, накачивающих в глубину воздух.

Не знаю, сколько времени я пролежал таким образом. Меня привело в чувство прикосновение чьей-то мягкой руки. Вскочив на ноги в темноте, я нащупал спички и, быстро чиркнув одной из них, увидал три скорчившиеся белые фигуры, похожие на ту, которую я встретил тогда в развалинах. Они быстро отступили, как только показался огонь. Эти существа жили, как мне казалось, среди непроницаемой темноты, поэтому глаза у них были ненормально велики и чрезвычайно чувствительны к свету, который они отражали так же, как зрачки глубоководных рыб. Я нисколько не сомневаюсь, что они могли меня видеть в этой глубокой темноте, и, по-видимому, я не внушал им никакого страха. Они боялись только света моих спичек, и, как только я зажигал их, они тотчас же разбегались и исчезали в темных углублениях и туннелях, устремляя на меня оттуда свои сверкающие глаза.

Я пробовал обращаться к ним, но, очевидно, язык их отличался от языка надземных жителей, так что я волей-неволей должен был положиться только на свои собственные силы. Мысль о бегстве снова промелькнула у меня. Но я сказал себе: «Ты должен это совершить!» Пробираясь ощупью по туннелю, я заметил, что шум машин становился все громче. Наконец, стены как будто расступились передо мной, и я вышел на большое открытое место. Снова чиркнув спичкой, я увидал, что нахожусь в большой сводчатой пещере, края которой находились за пределами света моей спички. Разумеется, я не мог разглядеть ее хорошенько, так как свет спички был слишком короток и слаб.

Воспоминания мои, что вполне естественно, довольно смутны. Передо мной вставали из темноты очертания огромных машин, отбрасывающих странные черные тени. В эти тени спешили укрыться от света моей спички бледные, призрачные Морлоки. Между прочим, воздух был очень душный, словно пронизанный чем-то, и я ощутил слабый запах только что пролитой крови. Немножко в стороне стоял маленький стол из белого металла, на котором как будто лежало мясо. Морлоки, значит, были плотоядными! Помню, что я с изумлением подумал в ту минуту, какие большие животные могли еще остаться на земле, чтобы снабжать их такими огромными кусками красного мяса!

Все было очень неясно кругом меня. Тяжелый запах, смутные очертания каких-то огромных предметов и отвратительные создания, притаившиеся в тени и ожидающие только наступления темноты, чтобы снова приблизиться ко мне! Но спичка догорела и, обжигая мне пальцы, упала, сверкнув красной точечкой в темноте.

Я с тех пор много раз думал, как плохо я был снаряжен для такого путешествия. Когда я отправлялся на своей Машине времени, то у меня была глупая уверенность, что люди будущего непременно должны быть далеко впереди нас во всем. Поэтому я явился к ним без всякого оружия, без лекарств, без табака…

А иногда мне так хотелось покурить! У меня даже не было с собой достаточного запаса спичек! Если б я только подумал о «Кодаке»! Ведь я мог бы захватить его с собой, моментально снять надземный мир и на досуге рассматривать его. Но со мною было только то оружие и те силы, которыми наградила меня природа, то есть руки, ноги и зубы, да еще четыре спасительных спички. Вот все, что оставалось у меня!

Я побоялся идти дальше в темноте, среди этих машин, и только при последней вспышке зажженной спички увидел, что мой запас кончается, мне не приходило в голову до этого момента, что надо было беречь спички, и я потратил почти половину коробки на то, чтобы изумлять надземных жителей, для которых огонь стал диковинкой.

Итак, у меня остались только четыре спички. Я стоял в темноте, чувствуя, как чья-то рука прикоснулась к моей руке, чьи-то тонкие пальцы ощупывают мое лицо, и какой-то странный неприятный запах поразил меня. Мне казалось, что я слышу дыхание толпы этих ужасных маленьких существ. Я чувствовал, как чьи-то руки осторожно стараются вынуть из моих рук коробку спичек, как меня хватают сзади за платье. Сознание, что эти невидимые существа исследуют меня, было мне невыразимо неприятно. Я впервые ясно осознал в этой темноте, что их мысли и поступки мне совершенно непонятны. Я закричал на них так громко, как только мог. Они отскочили, но тотчас вслед за тем снова приблизились к мне. Они уже смелее хватали меня, издавая при этом какие-то странные звуки, точно передавая что-то шепотом друг другу. Я вздрогнул и крикнул на этот раз еще резче прежнего. Но они не испугались и опять вернулись ко мне, издавая странные звуки, напоминающие тихий смех.

Сознаюсь, я был сильно испуган. Я решил зажечь еще спичку и бежать под защитой ее огня. Сделав это, я усилил свет обрывком бумаги, которая нашлась у меня в кармане, и таким образом мог отступить в узкий туннель. Но не успел я войти туда, как мою спичку задуло, и я услышал в темноте, что за мной бегут Морлоки, шурша и шелестя, точно ветер между листьями, и издавая своими ногами такой же слабый и частый стук, как капли падающего дождя…

В одно мгновение меня схватили несколько рук. Не было никакого сомнения, что они хотели оттащить меня назад. Я зажег другую спичку и стал размахивать ею перед их глазами. Вы не можете себе представить, что за отвратительные, нечеловеческие лица были передо мной, бледные, без подбородков, с огромными, красновато-серыми глазами, лишенными век! Как дико смотрели они, ослепленные и приведенные в замешательство! Но могу вас уверить, что я недолго разглядывал их, и когда догорела моя вторая спичка, то я зажег третью. Она тоже почти догорела, когда я достиг наконец отверстия колодца, я прилег на его край, так как у меня закружилась голова от непрекращающегося шума огромного насоса внизу. Нащупав выступающие сбоку прутья, я взялся за них, но тотчас же почувствовал, что меня схватили сзади за ноги и с силой потащили обратно. Я зажег свою последнюю спичку… Но она тотчас же погасла. Однако я уже ухватился руками за крючья и, с силой ударяя ногами, высвободился из цепких рук Морлоков.

Я принялся быстро взбираться наверх, а они остались внизу и смотрели на меня, сверкая глазами; впрочем, одно маленькое чудовище не хотело отстать от меня и даже чуть-чуть не захватило мой башмак в виде трофея.

Колодец показался мне бесконечным. Мне оставалось не более двадцати или тридцати футов, когда я почувствовал ужасную тошноту и с величайшим трудом удерживался, чтобы не свалиться. Последние несколько ярдов я должен был отчаянно бороться с головокружением, напрягая все свои силы, и несколько раз мне казалось, что я уже падаю. Наконец, я и сам не знаю как, я выбрался из отверстия колодца и, шатаясь, вышел из развалин на залитое солнцем пространство.

Я упал на землю лицом. Какой чистой и благоуханной показалась мне земля!.. Потом помню, как Цина осыпала поцелуями мои руки и уши, и я услышал голоса других Илоев. Вслед за этим я на некоторое время лишился сознания…

X. Когда настала ночь!

Теперь я находился в еще худшем положении, чем прежде. После моего первого приступа отчаяния тогда, ночью, когда пропала моя Машина, я жил до сих пор надеждой, что мне удастся все-таки выбраться отсюда. Но эта надежда пошатнулась после моих последних открытий. До сих пор я думал, что главным препятствием, с которым мне приходилось иметь дело, была детская простота маленького народа и еще какие-то неведомые силы, и мне стоит только узнать их, чтобы справиться с ними. Теперь же явился новый элемент в образе отвратительных Морлоков, что-то нечеловеческое и злобное. Я инстинктивно ненавидел их.

Раньше я чувствовал себя в положении человека, упавшего в яму. Я думал только о яме и о том, как выбраться из нее. Теперь же я чувствовал себя как зверь, попавший в западню и ожидающий скорого появления врага.

Вы удивитесь, если я вам скажу, какого врага я опасался. Я боялся темноты новолуния. Цина внушила мне этот страх своими сначала непонятными для меня замечаниями по поводу темных ночей. Но теперь уже не трудно было догадаться, что означают темные ночи. Луна убывала, и каждую ночь темнота держалась все дольше. Я стал уже понимать теперь, хотя еще в слабой степени, почему темнота внушала такой ужас маленькому надземному народу. Я невольно спрашивал себя, какие гнусности совершали Морлоки в такие безлунные ночи? Теперь я видел, что и вторая моя гипотеза была абсолютно неверной. Может быть, надземные жители и были некогда привилегированною аристократией, а Морлоки их рабочими слугами, но это время давно миновало. Обе разновидности, происшедшие путем эволюции человека, постепенно подвигались или перешли окончательно к новым отношениям между собой. Илои, подобно каролвингским королям, мало-помалу превратились в прекрасные ничтожества. Им позволяли владеть поверхностью земли, потому что Морлоки, жившие в течение бесчисленных поколений под землей, в конце концов совершенно перестали выносить дневной свет.

Но Морлоки все-таки продолжали изготовлять для них одежду и удовлетворять их привычные потребности. Я полагаю, что это делалось ими вследствие пережитка старой привычки служить. Они делали это так же рефлекторно, как лошадь, бьющая копытом землю, или охотник, убивающий животных ради спорта, – делали это потому, что старинные и давно уже исчезнувшие необходимости оставляли неизгладимый след в их организме. Но ясно, что прежний порядок существовал теперь до некоторой степени в обратном виде. Над изнеженными созданиями была уже занесена рука Немезиды. Многие века назад – тысячи поколений назад – человек изгнал своего ближнего из области солнечного света и довольства. А теперь этот ближний вернулся назад, но уже в измененном виде! Илои снова получили первый урок жизни, они снова познакомились с чувством страха!.. И вдруг мне пришли на память куски мяса, которые я видел в подземном мире. Не знаю, почему я вспомнил о них, – это не находилось в связи с течением моих мыслей и явилось как бы вопросом извне. Но я старался припомнить форму этих кусков. Они что-то смутно напоминали мне, но я не мог сказать, что это было.

Маленький народ был совершенно беспомощным и не мог бороться со своим таинственным страхом. Но я был иначе организован. Я вышел ведь из своего века, когда человеческая раса находилась в расцвете своих сил и когда страх уже не производил парализующего действия, а тайна потеряла свои ужасы. Во всяком случае, я мог защищаться. Я решил без дальнейших промедлений изготовить для себя оружие и отыскать безопасное место, где я мог бы спать. Найдя такое убежище, я мог бы уже спокойно наблюдать этот странный мир и вернул бы себе ту уверенность, которой я лишился, узнав, какие существа угрожали мне по ночам. Я чувствовал, что не в состоянии буду заснуть, если не буду уверен, что моя постель защищена от их нашествия. Я содрогнулся от ужаса, вспомнив, как они уже рассматривали меня.

После обеда я отправился бродить по долине Темзы, но не нашел никакого убежища, которое показалось бы мне недоступным для Морлоков. Все здания и деревья, которые я видел, не могли представлять препятствий для таких ловких ползунов, какими были Морлоки, судя по их колодцам. Тут я вспомнил о блестящих башенках и отполированных блестящих стенах зеленого фарфорового дворца.

Посадив Цину, как маленького ребенка, на свое плечо, под вечер я отправился, взбираясь по холмам, до зеленого фарфорового дворца, к юго-западу. Я определил расстояние в семь или восемь миль, но это было ошибочно, так как было, вероятно, не меньше восемнадцати миль. Я впервые увидел это место в туманный день, когда расстояния кажутся меньше. В довершение всего у меня отвалился каблук от одного башмака, и гвозди прямо впивались мне в пятку. Это были старые, удобные башмаки, которые я обыкновенно носил только дома. Таким образом, я оказался хромым. Солнце давно уже закатилось, когда я увидел, наконец, дворец, вырисовывавшийся темным силуэтом на бледно-желтом фоне неба.

До сих пор я не видел никаких признаков Морлоков. Но был еще ранний час и самые темные ночные часы, перед выходами луны, были впереди.

Спустя какое-то время с верхушки ближайшего холма я увидел густой лес, расстилавшийся передо мной широкой и темнеющей полосой. Я остановился в нерешительности. Ни справа, ни слева я не видел конца этого леса. Чувствуя сильную усталость и боль в ноге, я осторожно спустил Цину с плеча и присел на траву. Я не мог уже больше видеть зеленого фарфорового дворца и не знал, куда идти. Я смотрел на чащу леса и думал, что скрывается в ее глубине! Там, над этой густопереплетенной сетью ветвей, нельзя было видеть даже звезды. Если б даже там не было никакой другой подстерегающей опасности – опасности, о которой я не хотел даже думать, – то все же там были корни, о которые можно было разбить себе лоб. Притом же я был слишком утомлен после пережитых волнений и поэтому решил не идти туда, а провести ночь на открытом месте.

Цина крепко заснула, чему я был очень рад. Я заботливо завернул ее в свою куртку и уселся возле нее в ожидании восхода луны. На склоне холма все было пустынно и спокойно, но из темноты леса доносился по временам шорох живых существ. Надо мной сияли звезды, так как ночь была очень ясная. В их мерцании было что-то дружеское, действовавшее на меня успокоительно. Все прежние созвездия, однако, уже исчезли. Медленное движение звезд, совершающееся незаметно в продолжение веков, давно уже переделало вид неба и образовало новые, незнакомые мне созвездия. Только Млечный Путь казался мне по-старому рассеянным потоком звездной пыли. К югу (как я думал) находилась какая-то очень яркая красная и неизвестная мне звезда; она была даже великолепнее нашего зеленоватого Сириуса. И среди всех этих сверкающих точек мягко и ровно сияла одна большая планета, точно улыбающееся лицо старого друга. Когда я смотрел на эти звезды, мои собственные огорчения и все земные заботы показались мне вдруг совершенно ничтожными. Я думал о неизмеримых расстояниях, отделяющих их от нас, и об их медленном, неуклонном движении из неведомого прошлого в неведомое будущее. Я думал о великом круге, описываемом земною осью. Только сорок раз совершился этот безмолвный круговорот в течение всех лет, через которые я промчался на своей Машине. И за эти несколько круговоротов вся деятельность, вся сложная организация, языки, нации, литература, стремления, даже память о человеке, каким я его знал, исчезли из жизни! Взамен всего этого на земле остались эти хрупкие создания, позабывшие даже своих великих предков, и белые существа, внушавшие мне ужас!..

Тут я вспомнил о великом страхе, который один вид людей внушал другому, и впервые с ужасающею ясностью представилось мне, что за мясо я видел в подземном мире!..

Нет, это было слишком ужасно! Я взглянул на маленькую Цину, спавшую возле меня, на ее беленькое личико, ясное, как звездочка, и торопливо отогнал от себя эту мысль.

В эту долгую ночь я старался, насколько мог, не думать о Морлоках и, чтобы скоротать время, пытался найти признаки старых созвездий в новых группировках звезд. Небо было очень ясно, и только изредка показывались легкие облачка. Нет сомнения, что по временам я засыпал. Наконец, когда я уже порядком устал от своего бдения, в восточной части неба показался слабый свет, точно отражение какого-то бесцветного огня, и появилась луна, белая, тонкая и с острыми концами. А вслед за ней тотчас же небо окрасилось первыми лучами утренней зари. Сначала бледные, потом все сильнее и сильнее разгораясь алыми красками, эти лучи настигали луну и заливали все кругом своим теплом и сиянием. Ни один Морлок не приближался к нам. Я действительно ни одного не видал на холме в эту ночь. Дневной свет рассеял мои страхи, и они казались мне почти лишенными основания. Я встал на ноги, но тотчас почувствовал боль. Нога в башмаке с потерянным каблуком распухла, и пятка была болезненна на ощупь. Тогда я снова сел, снял свои башмаки и бросил их.

Я разбудил Цину, и мы пошли с нею в лес, который имел теперь зеленый приветливый вид, а не темный и зловещий, как ночью. Мы нашли несколько плодов и утолили ими свой голод. Скоро мы встретили других прекрасных надземных жителей, которые смеялись и плясали в солнечных лучах, как будто в природе не существовало ночей!

Мои мысли снова вернулись к мясу, которое я видел у Морлоков. Теперь я знал, что это было, и от всей души жалел этот последний, маленький остаток, сохранившийся на земле от великого потока человечества. Ясно, что очень давно, многие-многие века назад, в течение продолжительного периода упадка человечества Морлоки стали ощущать недостаток в пище. Возможно, что они питались тогда крысами и тому подобною гадостью. Даже теперь человек менее разборчив и строг в выборе своей пищи, нежели он был в прежние времена, гораздо менее разборчив, чем, например, обезьяна. Его предубеждение против человеческого мяса не есть глубоко укоренившийся инстинкт.

Итак, эти бесчеловечные сыны людей!.. Я старался взглянуть на это с научной точки зрения. Ведь они были еще менее человекоподобны и еще более удалены от нас, нежели наши предки каннибалы три или четыре тысячи лет тому назад. А тот интеллект, который заставил бы людей мучиться таким положением вещей, давно уже исчез у них!

«Чего же мне беспокоиться? – говорил я себе. – Эти Илои не что иное, как откормленный скот, который сохраняют для себя муравьеподобные Морлоки, пользующиеся им как добычей и, быть может, даже заботящиеся об его откармливании!..»

А Цина танцевала около меня!

Я старался как-нибудь победить тот ужас, который я чувствовал, принуждая себя рассматривать это положение вещей как суровое наказание за человеческий эгоизм. Люди были довольны, что благодаря тяжелому труду других людей, своих ближних, могли жить в роскоши и наслаждаться. В свое оправдание они ссылались на необходимость, и вот когда настало время, то и для них, в свою очередь, явилась такая же неизбежная необходимость. Я даже старался, подобно Карлейлю, возбудить в себе презрение к этой жалкой аристократии в период ее упадка. Но я не мог вызвать у себя такого настроения. Как ни было велико умственное падение Илоев, все же они сохранили человеческий облик и в них осталось еще много человеческого, поэтому я невольно чувствовал к ним симпатию и разделял их унижение и страх.

У меня в то время было очень неясное представление о том, что я должен был делать. Прежде всего я хотел найти для себя какое-нибудь безопасное убежище и изготовить металлическое или каменное оружие, какое только будет возможно. Это было самой неотложной необходимостью. Затем я надеялся как-нибудь добыть огонь, чтобы иметь под руками факел, так как я знал, что это было бы самым действенным оружием против Морлоков. Я хотел также устроить какое-нибудь приспособление, чтобы выломать бронзовые двери Белого Сфинкса. Я подумывал о таране. Я был убежден, что если бы я мог войти в эти двери с огнем в руках, то нашел бы там свою Машину и тогда мог бы вырваться отсюда. Я не думал, чтобы у Морлоков хватило сил перевезти Машину куда-нибудь далеко.

Цину я решил перенести с собою в наше время.

Перебирая в уме все эти планы, я продолжал идти по направлению к зданию, которое я наметил себе как наше жилище.