Текст книги "Машина времени"

XIII. Ловушка Белого Сфинкса

Около восьми или девяти утра я дошел до той скамьи из желтого металла, на которой я сидел в вечер своего прибытия, обозревая открывавшийся передо мною мир. Я вспоминал о своих слишком поспешных выводах, сделанных мною тогда, и не мог удержаться от горького смеха над своею самоуверенностью. И теперь передо мною открывался тот же самый красивый пейзаж, та же роскошная растительность, те же великолепные дворцы и прекрасные развалины, та же серебристая лента реки, текущей в плодородных берегах. Светлые одежды красивого народа мелькали между деревьями. Некоторые из этих людей купались как раз в том месте, где я спас Цину, и эта мысль заставила больно сжаться мое сердце. И точно пятна на этом прелестном ландшафте, возвышались то здесь, то там купола, прикрывавшие выходы из подземного мира…

Я понял теперь, что скрывалось под красотою этого верхнего мира. Как весел был их день! Так весел, как день скота, резвящегося в поле! Как и скот, они не знали ничего о своих врагах и ни о чем не заботились. И конец их был таков же!

Мне горько было думать, как кратковременно было существование человеческого интеллекта. Он сам совершил над собой самоубийство. Человеческий ум упорно стремился к достижению благосостояния и довольства, к уравновешенному обществу, лозунгом которого была бы обеспеченность и неизменяемость. И вот человечество достигло этого… чтобы прийти к такому концу! Некогда жизнь и имущество должны были находиться почти в полной безопасности. Богатый знал, что его благосостояние и комфорт обеспечены, а бедный знал, что ему обеспечены работа и жизнь. Нет никакого сомнения, что в таком мире, достигшем совершенства, не было ни проблемы безработицы, ни социального вопроса, которые остались бы неразрешенными. А затем наступил великий покой…

Мы упускаем из виду закон природы, что гибкость ума является как бы возмещением за те постоянные перемены, опасности и тревоги, среди которых живет человечество. Животное, живущее в полной гармонии с окружающими его условиями, превращается в совершенную машину. Природа обращается к разуму только тогда, когда привычка и инстинкт оказываются бесполезными. Там нет разума, где нет перемен и нет необходимости в них. Только те животные обладают разумом, которым приходится постоянно сталкиваться в жизни со всевозможными переменами и опасностями.

Я пришел к заключению, что именно таким путем человек Верхнего Мира был силою вещей доведен до своей беспомощной красоты, а человек подземного мира до своей чисто механической промышленности. Но даже и такого совершенного состояния равновесия не хватало для полного механического совершенства одной вещи – абсолютного постоянства. С течением времени, в средствах питания жителей подземного мира произошел ущерб. Та необходимость, которая не заявляла о себе в продолжение многих тысячелетий, теперь снова стала действовать и начала свою работу снизу. Жители подземного мира, которым приходилось иметь дело с машинами, что требовало, помимо привычки, еще и некоторой работы мысли, все-таки поневоле должны были развить у себя некоторую инициативу, если даже другие черты человеческого характера у них отсутствовали. И вот когда явился недостаток в мясе, они вернулись к тому, чего до сих пор не допускали старые привычки.

Итак, вот каким мне представился этот мир в восемьсот две тысячи семьсот первом году. Возможно, что и это объяснение неправильно, так как человеческому уму свойственно ошибаться. Но во всяком случае таково было мое представление об этом мире, и я передаю его вам.

После утомления и всех волнений и ужасов, испытанных мною накануне, я наслаждался, несмотря на свое горе, солнечным теплом и мирным ландшафтом, который открывался перед моими глазами. Я очень устал, и мною овладела сонливость, так что вскоре мои теоретические размышления перешли в дремоту. Поймав себя на этом, я последовал указаниям собственной природы и, растянувшись на мягком дереве, погрузился в долгий и освежающий сон.

Я проснулся незадолго до заката солнца. Теперь я чувствовал себя в безопасности и не боялся, что Морлоки могут захватить меня спящим. Вскочив на ноги, я тотчас же направился к Белому Сфинксу. В одной руке я держал железный лом, а другой играл спичками, рассыпанными у меня в кармане.

И вот тут произошла неожиданная вещь. Когда я подошел к Белому Сфинксу, то увидал, что обе половинки бронзовых дверей были раскрыты и спущены в особые пазы.

Увидев это, я остановился, не решаясь войти. Внутри находилось небольшое помещение, и в одном углу, на возвышенном месте, я увидел свою Машину. Маленькие рычаги находились у меня в кармане…

Итак, после всех моих тщательных приготовлений к осаде Белого Сфинкса меня ожидала здесь мирная сдача! Я бросил в сторону свои железный лом, почти недовольный тем, что мне не пришлось воспользоваться им.

Внезапная мысль пришла мне в голову, когда я готовился уже войти в эти открытые двери. В первый раз, наконец, мне стали ясны соображения Морлоков!

Едва удерживаясь от смеха, я перешагнул через бронзовый порог и направился к своей Машине. Я был очень удивлен, заметив, что она не только вычищена, но даже смазана маслом. Впоследствии у меня даже возникло подозрение, что Морлоки частью даже разобрали ее, стараясь понять своими слабыми мозгами ее назначение.

И вот, пока я стоял и рассматривал ее, чувствуя удовольствие от одного только прикосновения к ее механизму, случилось то, чего я ожидал. Бронзовые двери внезапно поднялись вверх и с треском стукнулись о раму. Я очутился в темноте – в западне! Так, по крайней мере, думали Морлоки. Я же весело подсмеивался над ними…

Я слышал их своеобразный жужжащий смех, когда они бежали ко мне. Не теряя спокойствия, я попробовал зажечь спичку. Мне оставалось только прикрепить рычаги и исчезнуть, как дух. Но я упустил из виду одно ничтожное обстоятельство: спички были того отвратительного сорта, который зажигается только о свою коробку!..

Вы можете представить себе, как быстро я лишился своего спокойствия. Маленькие звери уже подходили ко мне. Один из них даже тронул меня. Я ударил по ним в темноте своими рычагами и стал карабкаться в седло Машины. Но меня схватила одна рука, потом другая… Мне пришлось отбиваться от их цепких пальцев, хватавших рычаги, и в то же время в темноте нащупывать оси, чтоб надеть рычаги. Одним из рычагов они чуть-чуть было не завладели. Он выскользнул у меня из рук, и мне пришлось, разыскивая его, отбиваться своею головой от Морлоков. Я слышал, как от моих ударов звенели черепа Морлоков. Мне кажется, что эта последняя схватка была даже опаснее той, которую я выдержал в лесу прошлой ночью.

Наконец, рычаги были укреплены, и я нажал на них. Цепкие пальцы Морлоков соскользнули. Темнота исчезла, и я вновь очутился среди сероватого света и шума, которые я вам уже описывал…

XIV. Дальнейшее путешествие

Я уже рассказывал вам о тех неприятных ощущениях и головокружении, которые испытывает Путешественник во времени. Притом же я плохо сидел в седле на этот раз, постоянно свешивался на сторону и потому находился в неустойчивом положении. Я изо всех сил цеплялся за Машину, в то время как она раскачивалась и дрожала, и ничего не замечал вокруг. Сколько времени прошло таким образом – я не знаю. Но когда я наконец очнулся и взглянул на циферблат, то был поражен, увидев, где я очутился. Одна стрелка отмечала дни, другая тысячи дней, третья миллионы, а четвертая тысячи миллионов. Оказалось, что вместо того, чтобы дать своей Машине обратное движение, я нажал рычаги так, что Машина помчалась вперед, и когда я взглянул на индикатор, то увидел, что стрелка, отмечающая тысячи дней, вертелась с быстротой секундной стрелки часов, указывая путь в будущее.

Пока я двигался таким образом вперед, кругом меня происходили какие-то странные перемены. Мерцающие сероватые сумерки стали темнее, затем – хотя я мчался с поразительною быстротой – мерцающая смена дня и ночи, указывающая обыкновенно на более замедленный ход, становилась, наоборот, все более заметной и отчетливой. Вначале это меня очень поразило. Чередование дней и ночей все более замедлялось, так же, как и движение солнца по небу; казалось, смена дня и ночи совершается в течение целых столетий. Наконец, все окутали непрекращавшиеся сумерки, прерывавшиеся лишь по временам, когда темное небо пронизывала яркая комета.

Полоса света, отмечавшая солнце, давно исчезла. Солнце уже не закатывалось больше. Оно только поднималось и опускалось на западе, все увеличиваясь и становясь более красным. Всякий след луны исчез, круговые движения звезд становились все медленнее и медленнее, и звезды уже казались ползущими точками света. Наконец, перед тем как я остановился, солнце, красное и огромное, неподвижно повисло над горизонтом. Оно казалось мне громадным куполом, горевшим тусклым светом и по временам как будто потухавшим. Оно вспыхнуло ярче на короткое время, но затем вскоре вернулось к своему прежнему тусклому красному свету.

Прекращение закатов и восходов солнца заставило меня прийти к заключению, что замедляющая вращение Земли работа приливов и отливов оказала свое действие. Земля всегда была обращена к солнцу одной и той же стороной, подобно луне в наше время, всегда обращенной к земле одною стороной.

Помня, как я полетел вниз головой, когда остановил в первый раз свою Машину, я начал теперь с большой осторожностью замедлять свое движение. Стрелки циферблата стали двигаться все медленнее и медленнее, и, наконец, та, которая отмечала тысячи, совсем остановилась, а стрелка, отмечавшая дни, перестала казаться туманным пятном, как раньше, вследствие чрезмерной быстроты своего движения.

Движение становилось все медленнее, и я, наконец, различил смутные очертания какого-то пустынного берега.

Я очень осторожно остановился и, усевшись на свою Машину, осмотрелся кругом. Небо уже не было больше лазурного цвета. На северо-востоке оно казалось черным, как чернила, и из глубины его ярко и неизменно блестели бледные белые звезды. Над головой небо было густого красного цвета и без звезд; к юго-востоку оно становилось светлее и принимало яркий пурпуровый оттенок там, где, пересеченное линией горизонта, виднелось солнце, красное и неподвижное, точно огромная гора.

Окружающие меня скалы были резкого коричневого цвета, и единственным признаком жизни, бросившимся мне в глаза сначала, была ярко-зеленая растительность, покрывавшая каждый выступ с юго-восточной стороны. Ее густая зеленая окраска напоминала цвет лесных мхов и лишаев в пещерах. Такие растения обыкновенно растут в полутьме.

Моя Машина остановилась на отлогом берегу. Море, разливавшееся на юго-западе, отделялось яркою чертой горизонта от тусклого неба. На море не было ни прибоя, ни волн, так как в воздухе не ощущалось ни малейшего движения ветерка. Но поверхность моря все же медленно и плавно вздымалась и опускалась, точно слабое дыхание, указывающее, что вечный океан продолжал еще жить и двигаться. А вдоль края берега, там, где вода временами отступала, виднелась кора соли, отливавшая розовым цветом при этом унылом освещении неба.

Я чувствовал страшную тяжесть в голове и очень часто дышал. Ощущение, которое я испытывал, напомнило мне единственную попытку восхождения на гору, сделанную мной, и отсюда я заключил, что атмосфера была более разрежена теперь, чем прежде.

Издалека до меня донесся резкий крик, и я увидел на этом пустынном берегу нечто похожее на огромную белую бабочку, которая, неровно летая, описывала круги и, наконец, исчезла за невысокими холмами. Звук ее голоса был какой-то зловещий, так что я невольно вздрогнул и плотнее уселся на свою Машину.

Оглянувшись еще раз, я увидал вблизи себя, что та красноватая масса, которую я принимал за скалу, стала медленно двигаться по направлению ко мне. Это было какое-то чудовищное существо, похожее на краба.

Представьте себе краба величиной с этот стол, со множеством медленно и нерешительно двигающихся ног, с огромными волочащимися по земле клешнями, с длинными точно плети щупальцами, извивающимися во все стороны, и со стебельчатыми глазами, устремленными на вас и сверкающими по обеим сторонам твердого лба! Спина этого чудовища была покрыта складками и неровными буграми, и местами между ними виднелся зеленоватый налет плесени. Я заметил также, как дрожали и шевелились бесчисленные щупальца вокруг его сложного рта.

Пока я смотрел на это зловещее видение, медленно подползавшее ко мне, я вдруг почувствовал на щеке какое-то щекотание, словно задела ее пролетающая муха. Я махнул рукой, чтобы согнать муху, но тотчас же снова почувствовал щекотание щеки и такое же ощущение появилось около уха. Я опять отмахнулся и пальцами поймал нечто похожее на нитку. Но эта нитка была немедленно выдернута из моей руки. Дрожа от ужаса, я обернулся и увидал, что схватил щупальца другого чудовищного краба, стоявшего как раз позади меня. Его злые глаза вращались на своих стебельках, отвратительный рот, казалось, предвкушал лакомство, а огромные, неуклюжие клешни, вымазанные слизью водорослей, собирались уже схватить меня…

В одно мгновение я нажал рычаг, и между мною и этими чудовищами уже было расстояние целого месяца времени. Но я все еще находился на том же берегу и ясно увидел этих чудовищ, как только остановился. Они целыми дюжинами ползали взад и вперед, в этом мрачном освещении, среди густой темной зелени мхов и лишайников, покрывавших берег.

Я не могу передать вам ощущения того ужасного запустения, которое господствовало над миром. На востоке – красное небо, на севере – тьма, мрачное соленое море, каменистый берег и ползающие, отвратительные чудовища, медленно передвигающиеся среди однообразной, точно ядовитой зелени лишайников, разреженный воздух, вызывающий болезненное ощущение в легких – все это производило угнетающее впечатление!

Я перенесся на сто лет вперед и увидал то же багровое солнце, только оно было еще больше и тусклее, то же самое умирающее море, тот же холодный воздух и такое же множество разнообразных крабов, ползающих между красными скалами и зелеными лишайниками. Но в западной части неба я увидел бледную изогнутую линию, точно большую нарождающуюся луну.

Так путешествовал я, останавливаясь и снова пролетая расстояния в тысячу и более лет, увлекаемый жаждой проникнуть тайну судьбы Земли. Как очарованный, смотрел я на солнце, которое становилось все больше и тусклее на западном небосклоне, и наблюдал исчезновение жизни на нашей древней планете. Наконец, более чем через тридцать миллионов лет, огромный ярко-красный купол солнца заслонил собой почти десятую часть темнеющих небес. Тогда я снова остановился, потому что многочисленные ползающие крабы уже исчезли, и красноватый берег, за исключением печеночников и лишайников, какого-то зловещего зеленого цвета, казался теперь уже лишенным всякой жизни…

Местами на берегу виднелись белые пятна. Резкий холод пронизал меня. Изредка показывались снежные хлопья, падавшие на землю. На северо-востоке при звездном свете сумрачного неба блестел снег, а вдали виднелась волнистая линия красновато-белых холмов.

Края берега были окаймлены льдом, а дальше виднелись уносимые морем ледяные глыбы. Но большая часть этого соленого океана, отливавшая кроваво-красным светом в лучах непрекращающегося заката, была все еще свободна ото льда.

Я высматривал кругом, ища каких-либо следов животной жизни. Какое-то странное, неопределенное опасение удерживало меня в седле моей Машины. Но ничто не шевелилось ни на земле, ни на небе. Только зеленая тина, покрывавшая скалы, свидетельствовала о том, что жизнь на Земле еще не вполне прекратилась.

Вскоре показалась песчаная отмель, и вода отступила от берегов. Мне почудился на этой отмели какой-то черный, двигающийся предмет. Но как только я попристальнее вгляделся в него, то он сделался неподвижным, что заставило меня подумать, что зрение обмануло меня и что этот черный предмет был только камнем.

Звезды на небе горели как-то особенно ярко, и мне показалось, что мерцание их теперь стало очень слабое.

Вдруг я увидел, что на западе круглый контур солнца стал изменяться. В изгибе появилась какая-то впадина, углубление, которое все больше и больше увеличивалось. С минуту я смотрел, пораженный, на эту темноту, наползавшую на солнце, но потом понял, что начинается солнечное затмение. Должно быть, луна или планета Меркурий проходили через солнечный диск. Естественно, что я сначала подумал о луне, но на основании разных других соображений пришел потом к заключению, что это, вероятно, какая-нибудь внутренняя планета, проходившая перед солнцем на близком расстоянии от Земли.

Темнота быстро надвигалась. С востока, налетая порывами, подул холодный ветер, и в воздухе закружилось множество снежных хлопьев. С берега моря ко мне доносились шум и журчание волн. За исключением этих безжизненных звуков, весь мир безмолвствовал. Безмолвствовал! Невозможно представить себе царившую кругом тишину! Все живые звуки: человеческие голоса, блеяние овец, крик птиц, жужжание насекомых – все то движение и шум, которые составляют фон человеческой жизни, – все исчезло!

По мере того как сгущалась темнота, снег стал падать сильнее, и его хлопья непрерывно кружились перед моими глазами. Холод усиливался. Белые вершины отдаленных холмов одна за другой быстро погружались в темноту. Ветер превращался в ревущий ураган.

Я видел черную центральную тень затмения, быстро бегущую на меня. В следующий уже момент на небе остались видимыми только бледные звезды, кругом же стояла непроглядная тьма. Небо было совершенно черного цвета.

Меня охватил ужас перед этой великой тьмой. Кроме того, холод, пронизывавший до костей, и боль при дыхании причиняли мне невыразимые мучения. Я дрожал и чувствовал ужасную тошноту. Но вот на небе появилась докрасна раскаленная дуга, и снова показалось солнце.

Я слез с Машины, чтобы немного оправиться, так как чувствовал сильное головокружение и не в состоянии был даже подумать об обратном путешествии.

И вот, пока я, больной и ослабевший, стоял около своей Машины, я вдруг снова увидал на отмели, посреди красной воды океана, тот же самый движущийся предмет. Теперь уже не могло быть сомнения, что он двигался. Это был круглый предмет, величиною с мяч или несколько больше, и с него свешивались длинные щупальца. Он казался совсем черным на кроваво-красной поверхности колыхавшегося моря и двигался странными беспокойными прыжками.

Я почувствовал, что теряю сознание. Но ужас, охвативший меня при одной мысли, что я останусь лежать совершенно беспомощный в этой далекой, страшной полутьме, заставил меня собрать свои силы, и я вновь вскарабкался на седло…

XV. Возвращение Путешественника

Так возвратился я назад. По всей вероятности, я долгое время бессознательно двигался на своей Машине. Возобновилась прежняя мерцающая смена дней и ночей, солнце заблистало золотом и небо стало лазурным.

Я дышал свободнее. Изменяющиеся контуры земли то поднимались, то опускались на моих глазах. Стрелки циферблатов вращались назад. Наконец, я увидал неясные очертания зданий периода упадка человечества. Но они тоже изменялись и исчезали, и на их месте появлялись другие. Когда стрелка, указывавшая миллионы, остановилась на нуле, я уменьшил свою скорость.

Я уже начал распознавать нашу столь знакомую мне архитектуру. Стрелка, отмечавшая тысячи дней, тоже возвращалась к моменту отправления, и смена дней и ночей стала совершаться все медленнее и медленнее. Затем старые стены лаборатории снова замкнулись вокруг меня. С большою осторожностью замедлил я движение своей Машины…

Я увидел нечто, показавшееся мне странным. Кажется, я говорил уже вам, что когда я отправился в путь, но еще не развил большой скорости, то через комнату прошла миссис Уотчетт, промчавшаяся, как мне казалось, с быстротою ракеты. Возвращаясь, я снова пространствовал через ту минуту, когда она проходила через комнату. Но теперь каждое ее движение казалось мне прямою противоположностью ее предыдущих движений. Дверь на дальнем конце комнаты открылась, и миссис Уотчетт вышла из нее, тихо прошла через лабораторию и вышла в ту дверь, чрез которую она вошла в первый раз. Как раз перед этим мне казалось, что я видел Гиллиера, но он промчался как стрела.

Тогда я остановил Машину и снова увидал возле себя свою старую милую лабораторию, свои инструменты и все свои приспособления в том виде, как я их оставил. Совершенно разбитый, я слез с Машины и присел на скамью. В течение нескольких минут я сильно дрожал, затем стал понемногу успокаиваться. Вокруг себя я опять видел свою прежнюю мастерскую, такою же, какою она была всегда. Мне просто казалось, что я заснул и что видел все это во сне.

Но нет! Не все оставалось по-прежнему. Машина времени пустилась в путь из юго-восточного угла лаборатории, а вернулась в северо-западный угол, против той стены, у которой вы ее видели. Это точь-в-точь такое же расстояние, которое отделяло маленькую лужайку, где я остановился, от пьедестала Белого Сфинкса, куда Морлоки запрятали мою Машину.

Несколько времени я был лишен способности думать. Потом собрался с силами, встал и прошел сюда через коридор. Я хромал, потому что пятка моя все еще болела, и был весь испачкан в грязи…

На столе, у дверей, я заметил номер Pall Mall Gazette. Газета была помечена сегодняшним числом. Взглянув на часы, я увидал, что было около восьми часов. Я слышал ваши голоса и звон тарелок. Я колебался, не решаясь сразу войти; я был так слаб и утомлен. Однако когда ощутил соблазнительный запах обеда, то немедленно открыл дверь и вошел к вам. Остальное вы знаете. Я умылся, пообедал и тогда рассказал вам свою историю…