Текст книги "История"

Поскольку Сэйс в интересе исторической истины поправляет и дополняет Геродота, постольку он прав и поучителен. Но, как мы видели выше, главная задача английского критика в оценке Геродота состоит не в исправлении и пополнении его известий, а в низведении самого писателя на уровень заурядного собирателя басен, к тому же ревниво преследующего мелкие цели авторского самолюбия насчет доброго имени своих предшественников и здравого смысла читателей, ввиду этого не останавливающегося перед литературными передержками.

Если нам удалось показать неосновательность подобных подозрений и обличений, а равно излишнюю придирчивость английского критика, то, надеемся, мы достигли этого без насилий над текстом «отца истории» и не в ущерб требованиям исторической критики. Повествование Геродота говорит достаточно само за себя; оно представляет многочисленные доказательства скромности и осмотрительности автора, а также точности в записывании свидетельских показаний и, наконец, самой доброкачественности многих свидетельств. Много раз Геродот не ограничивается сообщением одного варианта, а передает их несколько, сознается в неведении событий, местностей и лиц и в том, что те или другие известия его не более как принятые со стороны слухи; для проверки некоторых показаний он отправляется на места занимающих его достопримечательностей, положение свое о пребывании киммерийцев на побережье Черного моря он подкрепляет ссылками на вещественные памятники и остатки в географических названиях; выводя колхов из Египта, он считает нужным обратить внимание на язык, нравы, на весь быт сличаемых народов. Но добросовестность Геродота как наблюдателя и записывателя доказывается более всего такими случаями, когда он заносит в свой труд показания, на его взгляд неверные, которые подтверждаются впоследствии географическими, историческими и этнографическими изысканиями. Геродот не верил тому, будто финикияне во время плавания кругом Африки имели солнце с правой стороны, так как автор наш не имел еще никакого понятия об эклиптике и экваторе; только со времени Васко да Гамы показание Геродотовых свидетелей нашло себе полное подтверждение. Странным, совершенно особенным представлялся Геродоту ликийский обычай материнства (I, 173); но он внимательно наблюдал и обстоятельно записал его: «Ликийцы называют себя по матери, а не по отцу. Если кто спросит соседа о его происхождении, тот сообщает свою родословную с материнской стороны и перечисляет матерей своей матери; и если женщина – гражданка сочетается браком с рабом, то дети их признаются благороднорожденными; если же мужчина – гражданин, хотя бы самый знатный между ними, возьмет в жены чужеземку или наложницу (т. е. рабыню), то дети их не имеют прав гражданства». А сколько драгоценных сведений содержится в труде древнего историка о половых отношениях у разных народов, сведений, аналогичных с точными известиями новейших путешественников, о погребальных обрядах, о чествовании покойников или о примитивном способе торговли (IV, 196); многие известия Геродота о скифах, о свайных постройках пеонов, о колониях финикиян и о заимствованиях от них эллинов блистательно подтверждаются раскопками и этнографическими изысканиями; равным образом многое из его труда подтверждено новейшею наукою в области памятников египетских и ассирийских. Мы не говорим уже об истории Эллады, для которой труд Геродота, опять‑таки при всех несовершенствах его с точки зрения современной критики, дает богатый запас фактических сведений. Да и самые известия Геродота о древнем Египте вовсе не столь несовершенны, как это силится доказать Сэйс, на защиту естественно – исторических сведений Геродота о Египте выступил такой авторитет, как Гексли* в «Macmillan’s Magazine» (1883). «Геродот был человек большого ума и неутомимой энергии, хорошо знакомый с результатами науки своего времени», так говорит о нем знаменитый естествоиспытатель. Гексли также был в Египте, также интересовался вопросом об образовании нильской долины и выражает свое удивление остроумию и логичности выводов древнего путешественника в его рассуждениях о том же предмете. Неизбежные в заключениях Геродота ошибки, да и то несущественные, он объясняет не личной неспособностью древнего писателя, но недостаточностью знаний того времени вообще. Бенеке, известный Сэйсу автор статей о млекопитающих в Геродотовой истории, о ботанических и минералогических замечаниях древнего историка, приходит к заключению о необыкновенной любознательности Геродота и удивительной для того времени точности его наблюдений. К тем же выводам в других областях приходят Масперо, Овелак, Брюль, называемые Сэйсом в числе источников при составлении «Предисловия».

Таким образом, известия Геродота о странах Востока имеют цену не для одних только собирателей и исследователей простонародных рассказов (folklore), ходивших в среде обитателей средиземноморского побережья, как то утверждает Сэйс, но и для историков в точном значении этого слова, преимущественно для историков быта восточных народов. Ибо в труде Геродота содержится немало фактов, частью наблюденных самим автором, частью полученных от надежных свидетелей, рядом с множеством легенд, народных сказаний и рассказов, также имеющих большую важность для этнографа и вообще для историка культуры.

В заключение необходимо сказать несколько слов о преемственной связи труда Сэйса с трудами других ученых, занимавшихся Геродотом. Ошибочно было бы думать, что Сэйс со своим крайним скептицизмом стоит в европейской литературе последнего времени одиноко. Необходимость строго критического отношения к известиям древнего повествователя, в частности к известиям географическим, признана была уже знаменитым Нибуром в его «Kleine Schriften» (1828). В немецкой литературе можно указать несколько исследований, направленных к доказательству лишь относительной достоверности Геродотовых известий о событиях и личностях древней Эллады. Такова прежде всего монография Н. Веклейна: «Über die Tradition der Perserkriege», потом статья Нича «Über Herodots Quellen für die Geschichte der Perserkriege»; наконец, немало замечаний в этом смысле заключается в немецком комментарии упомянутого уже издателя Геродота Г. Штейна. Однако более непосредственно Сэйс примыкает по воззрениям на Геродота к соотечественнику своему, также упомянутому нами Блексли; от него он заимствует самое сближение «отца истории» с Марко Поло и даже с поэтом Дефо*; он верно следует за ним и тогда, когда жестоко укоряет Геродота за умолчание о Гекатее при описании крокодила, гиппопотама и феникса (II, 68–73), при описании, составляющем «плагиат хвастливого компилятора»; наконец, Блексли же высказал мысль, столь старательно развиваемую его последователем, что Геродот принадлежал к числу писателей, которые нисколько не заботились о точности своих известий, заносили в свой труд лишь такие варианты сказаний, какие, по их мнению, могли произвести наибольший эффект на читателя и стяжать популярность автору, подобные писатели обыкновенно выдавали известия, получаемые из вторых рук, за свои личные наблюдения. Следовательно, общая оценка Геродота, сделанная Сэйсом и разобранная нами выше, не представляет чего‑либо оригинального и есть, в сущности, только повторение мнений Блексли, причем позднейшему издателю и комментатору принадлежит разве особенная настойчивость в квалификации «отца истории» как писателя недобросовестного.

Критику, столь щепетильному к плагиатам древнего писателя, не лишне было бы яснее и точнее указать читателю на зависимость собственного труда от литературного пособия одного из предшественников, тем более что в наше время литературные нравы, в этом отношении гораздо строже тех, какие были господствующими за четыре с лишним века до Р. X. Ближайшим по времени предшественником Сэйса в оценке реального содержания Геродотовой истории был известный историк классической литературы эллинов Дж. Магаффи, труд которого переведен и на русский язык («История классического периода греческой литературы»). От решительного приговора в том или другом смысле Магаффи воздерживается, но отвергает как совершенно несправедливое сближение Геродота с Дефо и полагает, что с помощью вещественных памятников и устного расследования традиций ближайших к нему эпох Геродот достиг значительной точности и ясности относительно раннего периода собственно эллинской истории. «Мелкие подробности, над которыми смеется Фукидид, только доказывают, насколько историк был свободен от серьезных промахов в этой части своего труда, и мы можем с уверенностью сказать, что при всей его любви к чудесному и слабости к россказням он сообщил нам больше и лучше того, что сумели рассказать его критические последователи, грешившие краткостью и пропусками многих интересных подробностей». За пределами эллинского мира достоверность Геродотовых известий заметно умаляется, особенно в исторической части; «но даже и в этих «случаях», – заключает Магаффи, – древний историк большей частью прав; добросовестному исследователю трудно не добраться в его рассказе до значительной доли правды». К тому же, в сущности, заключению приводит читателя и критический комментарий Сэйса, если освободить его от резкостей полемического тона в нескольких местах и исключить некоторые пока сомнительные пункты разногласия древнего историка с показаниями науки.

«Отец истории» может спокойно ждать систематической проверки своих показаний еще с одной стороны, именно со стороны первобытной этнографии. Едва ли позволительно сомневаться, что комментарий к Геродоту, составленный для задач этого последнего отдела знаний, решит вопрос о достоверности и доброкачественности в пользу, а не против нашего автора; до сих пор по крайней мере отдельные показания его в этом направлении пользовались, говоря вообще, решительным признанием науки, что еще раз бесспорно свидетельствует о широте личного опыта Геродота и о его авторской добросовестности.

Однако все сказанное нисколько не освобождает современного исследователя, обращающегося к Геродоту в какой бы то ни было области знания, от обязательства критической поверки его известий. Это обязательство тем безусловнее, что занесенные в «Истории» заметки далеко не везде разграничены Геродотом по тем источникам, которые он сам находит нужным различать, и действительно есть случаи, когда известие, заимствованное от свидетеля или взятое из вторых рук, из литературного источника, сообщается как результат непосредственного наблюдения автора. О другой книге Сэйса мы не говорили потому, что она представляет собственно перепечатку пяти «приложений» к изданию текста в первой книге, некоторые отличия имеются во «введении» к позднейшей книге, сводящиеся главным образом к смягчению упреков, направленных автором раньше против Геродота: по крайней мере признан тот факт, что неупоминание источников составляет общую черту писателей эллинской древности.

Выводы Сэйса, как и следовало ожидать, встретили энергический отпор со стороны специалистов. Нам известны отзывы в «Philologischer Anzeiger» (1885) и в «Jahresbericht» (1887) Бурсиана*. Кроме того, в «Wochenschrift für klassische Philologie» за нынешний год (1888) мы находим заметку, что в заседании парижской Академии надписей и литературы (Academie des Inscriptions et Belles‑Lettres) Круазе* прочитал обстоятельный реферат в защиту достоверности Геродота, причем доказывал, что нет оснований сомневаться в путешествиях древнего историка. Присутствовавший в заседании Опперт, глубокий знаток восточных древностей, между прочим, автор капитальнейшего сочинения «Expйdition en Mйsopotamie», подтвердил заключения Круазе относительно Месопотамии.

Но вскоре по выходе в свет труда Сэйса появилось в Германии исследование Гуго Панофского об источниках Геродотовой истории («De historiae Herodoteae fontibus», 1884), в котором автор силится доказать, что большинство известий, передаваемых «отцом истории» под видом результатов личного наблюдения или расспросов свидетелей, заимствовано из письменных источников или даже сочинено самим историком помимо каких бы то ни было свидетелей, устных или письменных. Подробную оценку этого исследования мы старались дать в другом месте («Журнал Министерства народного просвещения», 1888); здесь же отметим только, что критик заходит в своих заключениях слишком далеко, гораздо дальше, чем позволяют сделанные им же наблюдения. Так, нельзя не согласиться с Панофским, что Геродот был близко знаком с трудами своих предшественников и что он заимствовал из них больше, чем можно судить по его изложению и чем предполагается обыкновенно. Такие выражения, как «говорят» (λεγουσι, ψασι), «слышу», «узнаю из расспросов» (ακούω, πυνύανομκι) и т. п., не всегда обозначают известия, полученные путем расспросов, но и такие, которые историк заимствовал из письменных источников Гекатеев, Ферекидов, Харонов и других прозаиков, хотя явных признаков заимствования и не имеется в изложении Геродота. Против такого положения, пока оно высказывается в общей форме, трудно спорить, потому что и у Фукидида мы имеем несомненные примеры передачи чужих известий, устных ли то или письменных, от лица автора, а не со слов свидетеля. Выражения «говорят», «слышал» и т. п. действительно имеют в некоторых случаях такое же значение, как наше «говорить» в ссылке на писателя. Но Панофский решительно не прав, когда чуть не все подобные выражения за немногими лишь исключениями толкует в смысле указаний на письменные источники и тем сильно сокращает поле личных наблюдений и непосредственных расспросов Геродота. Доводы критика малоубедительны. Важнейший из них – существование в литературе догеродотовской множества известий о тех самых предметах, которые входят в историю Геродота; но дело в том, что от предшественников нашего историка остались или весьма скудные отрывки, или же одни названия сочинений, в которых могли иметь место и некоторые из тех известий, какие мы находим в сочинении Геродота. Но что же отсюда следует при недостатке данных у критика? Эпоха Геродота была тем временем, когда известия и предания о старине и современных памятниках собирались многими любознательными эллинами, в ряду коих «отец истории» занимает первенствующее место по обстоятельности сведений и по степени литературной обработки их. Об одних и тех же предметах различные собиратели могли получать от своих свидетелей одинаковые или сходные известия совершенно независимо друг от друга; следовательно, самое сходство, например между Ферекидом и Геродотом, в известиях о родословной Мильтиада или каких‑нибудь других не может еще свидетельствовать о литературной зависимости одного из них от другого; хранители исторических и мифологических преданий легко могли передавать Геродоту и Ферекиду одинаковые известия. Да и как же возможно иначе? Неужели каждый последующий изыскатель или путешественник должен был об одних и тех же предметах сообщать все новые и новые, до тех пор никому не ведомые данные?

Но критик совершенно теряет почву в значительной части исследования, когда старается доказать, что «отец истории» вовсе не так простодушен, как о нем привыкли думать, что он нередко собственные суждения облекает в форму известий, для чего предваряет их словами «говорят» и подобными. При этом признаки сочиненности оказываются не только не однородными, но даже противоположными. Так, понтийские скифы вовсе не совершали того похода в Азию, о котором рассказывает Геродот (I, 103 сл.), и в связь с которым он приводит со слов скифов так называемую женскую болезнь. Так как скифы не могли говорить о небывалом походе, то Геродот сам выдумал связь болезни скифов с этим походом. Рассказы сведущих в старине персов в начале Геродотовой истории – измышление самого автора, ибо «кто может серьезно подумать, будто персы так прилежно занимались греческой литературой и были сведущи в ней настолько, что не только в точности знали передаваемые эллинскими поэтами басни, но и входили в изыскания поэтических повествований и в такие толкования их, с помощью которых повествования эти становились правдоподобными» и пр. и пр. Однако в других случаях признаком сочиненности является для автора правдоподобие происхождения известия от поименованного историком свидетеля или свидетелей. Так, Геродот передает различные мнения, во – первых, большинства эллинов (οι πολλοί Ελληνών), во – вторых, афинян, в – третьих, аргивян о причине умопомешательства спартанского царя Клеомена (VI, 75). Панофский находит, что различные объяснения согласуются с положением каждой группы свидетелей; следовательно, весьма вероятно, что историк записал то, что слышал по поводу необыкновенной болезни царя в разных местах от разных свидетелей. Но не так думает критик: это самое правдоподобие он считает только легким средством для Геродота прикрыть собственное сочинительство. Точно такого же происхождения кажутся объяснения самосцев (ως μεν Σαμιοι λεγουσι III, 47) относительно похода лакедемонян на Самос и т. п. В ряду многочисленных случаев, приводимых критиком для иллюстрации своего положения, мы не находим ни одного такого, который позволял бы согласиться с Панофским и оправдывал бы подозрение, будто Геродот умышленно маскировал недостаток точных сведений о предметах и прибегал к уловкам с целью показать себя много видевшим и наблюдавшим путешественником. Критик забывает высокую степень любознательности и словоохотливости древних эллинов, необозримое множество ходивших в разных местах вариантов об исторических и мифических личностях и событиях; в истории Геродота едва ли можно указать хоть один такой предмет, о котором у эллинов не существовало бы разнообразных известий и различных суждений. В одних случаях Геродот не желает повторять того, что говорилось (или писалось) другими (VI, 55), в других он передает результаты собственных наблюдений или изысканий (II, 147). Сочинения Геродота, Фукидида, Ксенофонта субъективны в высшей степени в том именно смысле, что авторы передают как достоверный факт, часто без указания источника или свидетеля, то, что кажется им достоверным. В случаях сомнительных или вообще таких, когда автор не желает принимать на себя ответственность за подлинность сообщаемого, он передает известие с прибавкой «говорят» или иной подобной. Но до сих пор никто не думал, чтобы Геродот или другой древнеэллинский историк старался выдавать собственные измышления под видом полученных со стороны известий; и усилия критика доказать противное не увенчались успехом. Что Геродот подчас влагает в уста действующих лиц собственные воззрения, в этом едва ли можно сомневаться ввиду речей Крезов, Ксерксов, Артабанов и других варваров, высказывающих чисто эллинские понятия об окружающем; но, во – первых, он делает это в речах или диалогах, где не только форма изложения принадлежит автору, во – вторых, и здесь остается неизвестным, насколько в сочинительстве повинен автор и чтоў он находил готовым в рассказах и преданиях о событиях и личностях, отделенных от него несколькими десятками лет. Драматизм повествования составляет характеристическую черту не только Геродота и Фукидида, но и предшественника их Гекатея. Так, Лонгин замечает: «По временам, когда историк касается какого‑нибудь лица, он внезапно покидает свою роль и говорит устами описываемого им человека». 353–й отрывок Гекатея представляет и образчик такого изложения. Но Панофский вовсе не касается вопроса о геродотовских речах и тщетно усиливается открыть сочинительство там, где на самом деле есть только передача чужих известий или суждений.

Федор Мищенко

Примечания

Перевод публикуется по изданию: Геродот. История. В девяти книгах. Перевод Ф. Г. Мищенко. Т. 1. М., 1885; Т. 2. М., 1888. Редакция сочла себя вправе произвести стилистическую правку перевода, выправить орфографию в соответствии с современными правилами и заменить некоторые очевидно устаревшие грамматические конструкции.

Подстрочные сноски к предисловию и послесловию принадлежат Ф. Г. Мищенко. Примечания к предисловию, послесловию и основному тексту подготовлены О. А. Королевой.

Предисловие
«Геродот и место его в древнеэллинской образованности»

Стр. 6…исторические сочинения милетянина Гекатея… – Гекатей Милетский (ок. 546–480 до н. э.) – историк, географ, предшественник и один из литературных источников Геродота; автор «Землеописания» и «Генеалогии».

Стр. 6…дублинский профессор Магаффи… – Джон Пентланд Магаффи (1839–1919) – ирландский ученый, профессор древней истории в Дублине. Автор трудов по истории греческой литературы; одна из его работ – «История классического периода греческой литературы» – была переведена на русский язык.

Стр. 6…ученый Мьюр… – Уильям Мьюр (1799–1860) – шотландский ученый и государственный деятель, автор «Критической истории языка и литературы древней Греции» (1850–1857).

Стр. 6…Харон из Лампсака. – Харон из Лампсака – греческий логограф, предшественник Геродота; автор «Персидских историй» и «Летописи Лампсака».

Стр. 7…и Фукидида… – Фукидид (ок. 460 – ок. 400 до н. э.) – великий афинский историк, автор единственного незавершенного труда «История», посвященного Пелопоннесской войне между Афинами и Спартой (431–404 до н. э.).

Стр. 7…ясность построения речи у Исократа, Исея, Демосфена… – Исократ (436–338 до н. э.) – афинский оратор, учитель риторики и публицист. Исей (ок. 420 – ок. 350 до н. э.) – афинский оратор. Демосфен (384–322 до н. э.) – знаменитый афинский оратор и политический деятель.

Стр. 7 Добродетели Пенелопы, пороки и преступления Клитемнестры… – Пенелопа – в греческой мифологии верная супруга Одиссея, 20 лет ожидавшая его возвращения из‑под Трои. Клитемнестра – в греческой мифологии супруга Агамемнона, изменившая ему с его двоюродным братом Эгисфом; по возвращении Агамемнона из‑под Трои убила мужа.

Стр. 8…поэмы Гесиода, вместе с Гомером… – Гесиод (VIII в. до н. э.) – знаменитый дидактический поэт из Беотии, автор поэм «Труды и дни» и «Теогония». Гомер (ок. VIII в. до н. э.) – легендарный эпический поэт.

Стр. 8…как Ксенофан, Пифагор, Гераклит… – Ксенофан (ок. 570–478 до н. э.) – древнегреческий поэт, странствующий философ, основатель элейской школы. Пифагор (ок. 540–500 до н. э.) – великий греческий философ с острова Самос, основатель пифагорейской школы. Гераклит (ок. 554–483 до н. э.) – великий греческий философ, основоположник атомизма и противник традиционной народной религии.

Стр. 8…глубоковерующий поэт, как Пиндар… – Пиндар (ок. 518–442 до н. э.) – великий греческий поэт, по имени которого названа пиндарическая (высокая лирическая) поэзия.

Стр. 9 Вопреки Эратосфену… – Эратосфен (ок. 282–202 до н. э.) – греческий ученый, библиотекарь Александрийской библиотеки, автор трудов в области филологии, грамматики, истории, литературы, математики, географии, асторономии; основатель математической географии.

Стр. 9…Ктесию… Гелланику… – Ктесий Книдский (ок. 400 до н. э.) – уроженец Карии, долгое время жил при Артаксерксе II в качестве придворного врача, составил историю Персии и Ассирии. Его считают большим фантазером. Гелланик (V в. до н. э.) – историк родом из Митилены, живший до Геродота. Подвергался критике со стороны позднейших греческих историков за некритичность в изложении материала и ряд ошибок.

Стр. 9…киклики… – Киклики – древнегреческие поэты, в подражание Гомеру воспевавшие деяния героев и богов.

Стр. 10…по свидетельству Прокла… – Прокл (412–485) – древнегреческий философ – неоплатоник, глава Афинской школы.

Стр. 10…прозаический историк Дионисий из Милета или из Митилены… – Дионисий Милетский (ок. 500 до н. э.) – греческий логограф.

Стр. 12…был основан в ол. 37, 3… – Т. е. в 3 году 37 олимпиады.

Стр. 13…Т. Бергк. – Теодор Бергк (1812–1881) – немецкий филолог.

Стр. 13…об эпическом поэте Евмеле… – Евмел (ок. VIII в. до н. э.) – эпический поэт родом из Коринфа, из знатного рода Бакхиадов; написал поэму «Коринфика».

Стр. 15 Древнейшее писанное законодательство Залевка… – Залевк – законодатель италийских локров, современник Пифагора.

Стр. 15…законы Харонда. – Харонд (конец VI в. до н. э.) – сицилийский законодатель родом из Катаны. Составил законы для халкидских колоний в Южной Италии.

Стр. 15…законов Дракона… – Дракон (Драконт) (VII в. до н. э.) – афинский политик и законодатель, первым установил смертную казнь за прелюбодеяние и другие преступления. Жестокость законов Дракона вошла в поговорку («драконовские меры»).

Стр. 15 Солоновы законы. – Солон (ок. 640 – ок. 560 до н. э.) – афинский политический деятель, поэт и законодатель; один из Семи мудрецов.

Стр. 15…историко – географический труд Кадма… – Кадм из Милета (начало VI в. до н. э.) – родоначальник греческой литературной прозы и старейший греческий историк.

Стр. 15…по свидетельству Плиния, Порфирия… – Плиний Старший (Гай Плиний Секунд, ок. 23–79) – римский государственный деятель, ученый – энциклопедист и историк; автор «Естественной истории» («Historia naturalis») в 37 книгах – единственной его работы, дошедшей до наших дней. Порфирий (233 – ок. 305) – древнегреческий философ, представитель неоплатонизма.

Стр. 15…Акусилая… Ксанфа из Лидии… и Ферекида из Лера. – Акусилай (1–я пол. V в. до н. э.) – греческий логограф. Автор первого прозаического исторического сочинения «Генеалогии». Это произведение было прозаической обработкой мифов и генеалогий Гесиода. Ксанф (1–я пол. V в. до н. э.) – греческий историк, лидиец родом из Сард, написал историю Лидии в 4–х книгах, от которых уцелели отрывки. Ферекид Афинский (Леросский, 1–я пол. V в. до н. э.) – генеалогический писатель; автор сочинения «История» в 10 книгах, посвященного генеалогиям и охватывающего время от поколения героев вплоть до эпохи самого Ферекида (сохранились фрагменты).

Стр. 15…Дамаст из Сигея… – Дамаст – греческий историк из Сигея, младший современник Геродота и Гелланика; писал о предках троянских героев, о народах и городах, о поэтах и философах.

Стр. 16…ближайший наставник Геродота Паниасис обработал Геракловы легенды… – Панианис (ум. ок. 460 до н. э.) – эпический поэт из Галикарнасса, дядя Геродота; автор эпоса «Гераклея», сохранившегося во фрагментах.

Стр. 16…замечает о нем Лонгин. – Кассий Лонгин (213–273) – античный ритор и философ, считавшийся до начала XIX века автором эстетического и литературно – критического трактата «О возвышенном», который теперь относят к I веку. Ф. Мищенко ссылается именно на этот трактат.

Стр. 17 «Героегонии» предшествовала… – Героегония – система мифов о происхождении героев.

Стр. 18…по Диодору Сицилийскому… – Диодор Сицилийский (ок. 90–21 до н. э.) – историк эпохи эллинизма, автор 40 книг по всемирной истории («Историческая библиотека»), часть из которых сохранилась полностью.

Стр. 18…Крейцер приписывает… – Георг Фридрих Крейцер (1771–1858) – немецкий филолог.

Стр. 20…виновниками государственного устройства Спарты он называл Прокла и Еврисфена… – Еврисфен и Прокл – братья – близнецы, сыновья Аристодема, легендарные цари Спарты (XI в. до н. э.). От них и произошли две династии спартанских царей – Агиды, по имени сына Еврисфена, и Эврипонтиды, по имени внука Прокла.

Стр. 21…Дионисием Галикарнасским… – Дионисий Галикарнасский (I в. до н. э.) – греческий историк и ритор, автор «Римских древностей» в 20–ти томах, из которых до нас дошло только 11.

Стр. 22…у Агафемера… – Агафемер (III в. н. э.) – греческий географ, автор небольшого географического трактата.

Стр. 22…Анаксимандровой географической карты… – Анаксимандр Милетский (ок. 610–540 до н. э.) – греческий философ; ученик и родственник Фалеса. Первым из греков начертил географическую карту Земли, ввел в употребление солнечные часы (гномон) и небесный глобус.

Стр. 25…книжка Дьячана… – Дьячан Филипп Николаевич (1831–?) – профессор классической филологии Варшавского университета.

Стр. 25…П. Редкин… и М. Драгоманов… – Петр Григорьевич Редкин (1808–1891) – русский правовед, историк философии, педагог. Михаил Петрович Драгоманов (1841–1895) – выдающийся украинский ученый – историк.

Стр. 25…догадку Скалигера… – Жозеф Жюст (Йозефус Юстус) Скалигер (1540–1609) – французский гуманист. Снискал известность комментариями к античным авторам.

Стр. 25 Далее Виламовиц… – Ульрих фон Виламовиц – Мёллендорф (1848–1931) – крупнейший немецкий филолог – эллинист, «отец классической филологии».

Стр. 26…одни филологи, как Бэр, Крюгер, Штейн… – Иоганн Христиан Феликс Бэр (1798–1872) – известный немецкий филолог и археолог; известен своими комментариями к Плутарху, обработкой Геродота. Карл Вильгельм Крюгер (1796–1874) – немецкий филолог. Генрих Штейн – немецкий филолог XIX столетия, автор наиболее подробного филологического комментария к «Истории» Геродота.

Стр. 26…другие, как Дальман, О. Мюллер, Мунк, Шелль, Кирхгоф… – Фридрих Кристоф Дальман (1785–1860) – немецкий историк и политик. Отфрид Карл Мюллер (1797–1840) – немецкий филолог и историк античности, основоположник археологии искусства. Рудольф Шелль (1844–1893) – немецкий филолог. Эдуард Мунк (1803–1871) – немецкий филолог. Иоганн Вильгельм Адольф Кирхгоф (1826–1908) – немецкий филолог.

Стр. 26…третьи, как Цейц, Рюль… Зиттель… – Иоганн Цейц (1820–1890) – немецкий писатель и филолог. Франц Рюль (1845–1916) – немецкий историк; автор трудов «Руководство по греческой хронологии», «Хронология Средних веков и Нового времени» и др. Карл Альфред фон Зиттель (1839–1904) – немецкий археолог и палеонтолог.

Стр. 26…по мнению других, особенно Гильдебранда, Сэйса и Панофского… – Рудольф Гильдебранд (1824–1894) – немецкий филолог. Арчибальд Сэйс (1846–1933) – известный английский историк и филолог, специалист по древнему Ближнему Востоку. Гуго Панофский – немецкий филолог конца XIX столетия.

Стр. 26…Лукиана Самосатского… – Лукиан Самосатский (ок. 120–190) – греческий писатель – сатирик, уроженец Малой Азии, автор около 80 сочинений.

Стр. 27…показал Ад. Бауэр… – Адольф Бауэр – немецкий филолог XIX столетия, профессор, автор многочисленных работ по классической филологии, в том числе биографии Геродота (1879).

Стр. 27 Додвелл… – Эдуард Додвелл (1767–1832) – английский путешественник и археолог.

Стр. 28…свидетельствует Дион Хризостом. – Дион Хризостом (Златоуст, ок. 40–115) – греческий оратор и философ.

Стр. 28…у Свиды… – Свида – искаженное название самого обширного греческого лексикона или литературной энциклопедии, составленной в конце X века. Автор неизвестен. Лексикон содержит не только толкования редких слов, но и персоналии, посвященные античным авторам, а также материалы по истории Византии.