Текст книги "Привет, Ангел"

Кв. 24

И все же Валера с Ирой поссорились. Из-за Юрки. Валера считал, что не должен бросать друга в беде, и пусть с пустыми руками, но он придет к нему в больницу. Ира же принципиально не пускала мужа, не веря в то, что он не принесет Юрке выпить.

Валера ушел на работу, в сердцах хлопнув дверью, Ира уговаривала сына Витьку ехать с ней больницу. Тот и соглашался, и в то же время никак не мог определиться когда. С утра учеба, во второй половине дня – тоже какие-то планы. Решили отложить визит до ближайшей субботы.

Валерка позвонил с работы злой и буквально прошипел в трубку:

– Ира, запомни раз и навсегда! Я тебя уважаю и твое мнение ценю! Но я не подкаблучник! И никогда им не буду! Не надейся! И палку не перегибай! Есть мужские вопросы, куда тебе лезть не следует!

– Да поступай как хочешь! – Ира тоже повысила голос, хотя была на работе. В офисе вообще личные разговоры не приветствовались. Поэтому она была лаконична. – Только так, чтобы потом не жалеть. – И она прекратила разговор.

Кв. 23

Звонок раздался резко, неожиданно громко. Маша испугалась. Она уже по-настоящему заснула в ванной. Вода остыла… Маша вдруг ощутила озноб, дискомфорт, неуют. Телефон продолжал трезвонить. Мокрыми руками брать его не хотелось. Она кое-как обтерла ладонь о полотенце и поднесла трубку к уху. Голова была холодная, мокрая. Маша аж поморщилась от неприятного ощущения.

Голос в трубке прозвучал женский, незнакомый. Звонила дежурная медсестра из Юриной больницы.

– Мария Михайловна?

– Да, я слушаю. – Ничего себе звонок в первом часу ночи.

– У вашего мужа … неприятности. Ему стало хуже.

– Почему? Все же шло хорошо!

– Да. Все было нормально. Но вдруг открылось кровотечение. Его рвет кровью.

– Господи! И что?

– Увезли в операционную. Сейчас врачи решают, то ли повторную операцию делать, то ли в реанимацию переводить…

– Ой! Но я только завтра смогу приехать.

– Знаете, может, даже и нет смысла приезжать. Просто я вас поставила в известность, чтобы вы были в курсе.

– А все-таки, что же произошло?

– Сейчас трудно сказать: либо осложнение после операции, либо нарушение диеты. К нему сосед приезжал… Я выходила на некоторое время, оставляла их наедине. Не знаю, может, он чем угостил его…

– Ладно. Позвоните мне утром, пожалуйста, расскажите, как ночь прошла.

– Я позвоню обязательно. Не волнуйтесь. Он же под присмотром врачей. Все будет хорошо.

«Он и до этого был под присмотром, – зло подумала Маша, – а недоглядели, упустили!»

Маша положила трубку, включила горячую воду. Надо согреться, смыть маску с волос. Пора вылезать из ванной. Ну и денек! Сплошные потрясения!

Валера, видимо, навещал Юру. И что? Чем уж таким запретным он его накормил? Или напоил? Неужели принес ему выпить?! Догадка поразила ее, но ни на возмущение, ни на переживание, ни на осуждение сил не осталось. Ни на что у нее не было сил.

Кв. 24

Ира всегда глубоко переживала размолвки с мужем. У нее надолго портилось настроение, дела не спорились, желаний не возникало, кроме одного – помириться с Валерой. А так – ни готовить, ни убираться, ни работать – ничего ей было не надо. Однако своей вины в этой ссоре она не чувствовала. Поэтому ждала первого встречного шага от своего супруга. Но он почему-то не предпринимал никаких поползновений к сближению, усиленно работал, приходил поздно, не звонил.

Еще и Люся приболела. Иру совсем это выбило из колеи. Больничные у них на работе не приветствовались. Одну девчонку оставлять дома больную неправильно. Можно было бы договориться с Валерой, чтобы он посидел с ней свои два выходных дня. А там – суббота, воскресенье. Глядишь, справились бы без больничного… Все же, наверное, придется первой звонить, просить, мириться…

В дверь позвонили. На пороге стояла Маша:

– Ир, с Юрой плохо! Желудочное кровотечение!

– Ой, вот ужас-то! Да ты заходи, Маш!

– Нет, я убегаю… Я только спросить хотела… Говорят, Валера его навещал. Не знаешь, что могло спровоцировать приступ? Может, он что-то острое ему дал или соленое. У того ведь строжайшая диета. Все паровое, протертое.

– Маш, если честно, он мне даже не говорил, что был в больнице. Но я спрошу у него.

– Ладно, Ир. Поехала я. Вечером заходи. Может, выпьем, расслабимся. А то я совсем невменяемая со всеми этими событиями.

Ира чувствовала, что подруга к ней в последнее время как будто охладела, как будто отчужденнее стала относиться, с некоторым раздражением даже. В свете происходящих событий Ирины сомнения на этот счет отошли на задний план, а повышенную нервность Маши она совершенно обоснованно списала на болезнь близких. Однако, в действительности, Маша испытывала к соседке противоречивые чувства – и дружеского расположения, с одной стороны, и вины, стыда, зависти, с другой. В какой-то момент побеждали одни чувства, в какой-то – другие выходили на первый план… Но между этими чувствами все время шла борьба, и не было покоя в душе у Маши относительно своей подруги. Она то думала идти на сближение, отодвигая негатив в дальний угол, то решала немного отмежеваться от соседки, реже общаться… То вновь мыслила созидательно. Именно на волне положительного порыва она и позвала Иру к себе.

– Хорошо, Маш! Зайду обязательно! Удачи тебе! Счастливо!

Ира закрыла дверь и тут же кинулась звонить мужу. Неужели и вправду он сыграл злую шутку с Юрием? Оказал ему медвежью услугу? Валера ответил сухо и холодно:

– Не могу говорить. Перезвоню.

Она знала, что его руководитель не терпит, когда водители во время движения разговаривают по мобильному. Удивительно, что он вообще ответил на звонок. Как правило, звонки остаются без ответа, когда Валера за рулем.

Ей ничего не оставалось, как ждать инициативы от супруга.

Кв. 23

Маше казалось, что она действует на автопилоте. Институт, занятия, роддом, больница. И если раньше она предполагала, что запросто может отменить индивидуальные уроки, то вскоре поняла, что это невозможно.

Деньги таяли с катастрофической быстротой. Сиделка, такси, продукты с рынка, лекарства… Реальный и быстрый заработок, который ей был доступен, – это как раз занятия с учениками. И хотя сил почти не оставалось, Маша заставляла себя заниматься, не отменяла уроки, не переносила их, а старалась все успеть вовремя, чтобы обеспечить себя материально.

Надо отдать должное Юриным сослуживцам по оркестру. Приехали к Маше, привезли денег, посочувствовали. Но деньги эти тут же растаяли, потому что требовалось их гораздо больше, чем поступало. Маша самой себе казалась загнанной лошадью, задыхающейся, бегущей из последних сил, надрывающейся в бесконечном движении…

Леночку перевели из реанимации в общую палату. Роман навещал ее постоянно, стоял под окном, переговаривался, носил передачи, цветы. Леночка приходила в себя. И хотя была очень бледна и слаба, молодость делала свое дело. Организм постепенно восстанавливался, молоко прибывало, ребеночек кушал хорошо и почти не плакал.

Плакала Маша. Как правило, вечерами. От усталости, напряжения, бесконечной суеты и жалости к самой себе.

Кв. 78

Что-то Катя расклеивалась. Нет, она не заболевала, она вполне нормально себя чувствовала, но вот настроение было ужасным. Сначала она даже не хотела анализировать причину, гнала от себя бесконечную череду вопросов и ответов… Скорее, правда, только вопросов. Потому что ответов было гораздо меньше. Нельзя же считать ответом слова «не знаю», «не понимаю». А именно на них натыкалась Катя, когда думала о взаимоотношениях со своим Андреем.

Внутренний диалог получался у Кати примерно такой:

– Такое впечатление, что я совсем перестала интересовать мужа…

– Трудно сказать…

– Как будто он мысленно витает где-то в другом месте, а не рядом со мной…

– Похоже…

– Что же происходит с ним?

– Не знаю.

– Почему он охладел ко мне?

– Не понимаю.

Какое уж тут будет настроение, если целыми днями подобный круговорот мыслей крутится и крутится бесполезно, безрезультатно и потому безысходно. Ни выйти из этого хоровода, ни забыть о нем, ни прервать никак его вращение…

Андрей почти перестал разговаривать. И не потому, что ссорились они или вздорили, или обижались друг на друга – нет. Просто приходил он домой поздно, усталый, грустный. Иной раз хотя бы чай попьет, посидят они вдвоем на кухне. А в основном – телевизор и спать. Катя пыталась заводить разговор о доме, об оформлении документов, о выборе дизайнеров. Андрей всегда мягко, спокойно, но с откровенной усталостью отвечал:

– Давай оставим до выходных. Целый день будет свободный. Мы все обсудим.

Но наступали выходные. Дочка просила поехать с ней в парк или на каток. Андрею срочно надо было ехать на предприятие. Или выяснялось, что надо принимать иностранную делегацию, показывать им и фирму, и город, и музеи. Вести в ресторан, а потом на концерт… В общем никаких разговоров у Кати с мужем в последнее время не получалось. И чувствовала она, что по причине не только усталости мужа. Что-то другое скрывалось за этим, более глубокое, болезненное и, видимо, тайное.

Потому что неоднократно у мужа спрашивала она, мол, что происходит, почему ты изменился, о чем ты все время думаешь, ты перестал уделять нам с дочерью внимание… ну и так далее. На все эти вопросы-претензии он отвечал примерно одно и то же:

– Сейчас период непростой на работе. Скоро, надеюсь, все уладится… Поедем отдыхать… Все вместе… Как вы с Наташкой любите.

На этих словах Катя таяла, обнимала мужа, теребила его волосы. Ей казалось, что все хорошо. Вот сейчас же – и правда все хорошо. Собирается в отпуск? Ура! Не очень-то верилось… Не очень-то и хотелось, честно говоря, с таким настроением… Но так мечталось обмануться. Так хотелось поверить в былое семейное счастье…

Кв. 24

Маша поговорила с врачом. То, что рассказал хирург, ошеломило ее. Оказывается, действительно Юра выпил. Видимо, так и есть – Валерка принес ему водку. А бутылку либо спрятал, либо унес, чтобы никто не догадался.

И после такого «невинного» посещения чуть на тот свет человек не отправился. Мало того что организм отравлен алкоголем. Он еще ослаблен недавней операцией плюс второй общий наркоз.

Маша уже не могла плакать. Она абсолютно бесцветными глазами смотрела на хирурга, слушала его и повторяла одно и то же:

– Простите его, дурака! Доктор! Простите!

Хирург понял, что разговаривать бесполезно, что дама не совсем адекватно реагирует на его слова. Хотя как в данной ситуации можно быть адекватным?

Он разрешил ей одним глазком заглянуть в реанимационную палату. Юра лежал серый, небритый, помятый, весь утыканный какими-то трубками и приборами. Маша прикрыла дверь и всю дорогу до дома повторяла одно и то же слово на все лады:

– Ну и дурак! Какой же дурак! Дурачина несчастная!

Кв. 23

В соседскую квартиру Маша ворвалась как фурия. Вся семья Сидоренко была в сборе. Маша с порога начала кричать так, что все поняли: с ней истерика.

Еще бы! В такой ситуации вряд ли возможно избежать нервного срыва. Маша кричала, что Валерка – сволочь! Что он угробил ее мужика! Что теперь непонятно, выкарабкается ли он вообще! И что денег на вторую операцию у нее нет! И на сиделку нет! И на лекарства нет! И что если они считают себя порядочными людьми, то должны оплатить ей все эти расходы!

– Да сядь ты, сядь! – орал Валера, потому что перекричать Машу было невозможно.

Та захлебывалась рыданиями, выкрикивая фразы все более и более отрывисто. Видимо, дыхания на длинные словочетания ей не хватало:

– Вы! Должны сами! Понимать! Что по вашей! Вине! Он! Чуть! Не умер!

Валера подошел вплотную. Обнял ее. Она как будто ждала этого: затихла сразу, еще понемногу всхлипывая, но уже без слез и без выкриков. Прерывистое дыхание, заложенный нос, опухшие глаза. Она дала себя уговорить: ее усадили за стол, накапали успокоительных капель.

– Теперь расскажи спокойно, – попросила Ира.

– Ир, подожди! – перебил муж. – Я все понял. Да, я принес ему четвертинку. Он сразу выпил, закусил чем-то, не помню. Мы поговорили немного. И я ушел. Он был очень доволен, благодарил меня.

– Валер! – Ира аж впилась глазами в мужа. – Да ты в своем уме?! Ты чуть человека не убил! Ты понимаешь это?

– Да понимаю! Понимаю! Но он так просил меня. Не смог я ему отказать. Как другу, не смог…

– Ну и что ты наделал?

– Ну виноват! Виноват! Как мне искупить? – Валера готов был рвать на себе волосы от избытка чувств. – Денег я дам. Сколько нужно-то, Маш?

– Если честно, то много. Считай сам. – И она стала загибать пальцы. – Операция плюс отблагодарить врача. Потом сиделка круглосуточная. Дней на шесть-семь – это уж точно. Еще лекарства. Знаешь, ты можешь сам подъехать в бухгалтерию больницы и все оплатить официально, чтобы я даже не касалась. И врачу в конверте передай, сколько сочтешь нужным.

– Ладно, Маш! Все сделаю. Прости меня.

Я тоже, видно, дурак еще тот! – И он виновато отводил взгляд и нервно курил.

Кв. 24

И если Маша чуть успокоилась, то Ира была в ужасе. Во-первых, она совершенно не ожидала от своего мужа такой глупости! Просто открытием для нее явилось, что Валера может быть настолько бестолковым и даже преступно беспечным! И во-вторых, ей было жалко денег. Теперь уже орала она:

– Правильно Маша назвала тебя сволочью! Сволочь ты и есть! Как же ты запросто деньгами разбрасываешься! Мы годами на квартиру собираем, во всем себе отказываем, не отдыхаем, одеваемся с рынка… А он возьмет теперь и пачками будет деньги раскидывать! Платить за то! Платить за это!

– Ну а что делать-то? Что? Не помогать им? Бросить в беде? – надрывался Валера.

– Да если б ты таким придурком не был, то и не попал бы в такой переплет!

– Ну хорошо: пусть я и сволочь, и придурок! Все равно из ситуации как-то выходить надо!

– Вот как хочешь, так и выходи! А из дома копейки брать не смей! – Голос Иры звенел натянутой струной.

– Ир, да ты в своем уме? А где ж я возьму столько? Там, наверное, тысячи две долларов понадобится, если не больше. Это ж не простая больница, а клиника какая-то крутая…

– Раньше надо было думать! А не после драки кулаками махать! Что хочешь, то и делай, а со счета не смей снимать. И из дома, повторяю, чтоб ни копейки не вынес.

Валера посмотрел на жену пристально и с укором. Та отводила взгляд, суетилась на кухне. Повисла тишина, в которой слышался только стук тарелок друг о друга.

– Ты, оказывается, страшный человек, Ира! А я и не знал.

– Я страшный? Это я страшный?! – Ира хватала воздух ртом, прижимала руки к груди и уже собиралась было крикнуть в ответ на несправедливость мужа что-то обидное и грубое, но он направился к двери, взяв ключи от машины.

Вместо грубости вырвался обычный бабий крик, тревожный и несмелый:

– Ты куда? На ночь глядя?

– Деньги зарабатывать! – зло ответил Валера и хлопнул дверью.

Кв. 23

Маша вдруг поняла, что она не просто устала. Ее настигло озарение: она живет неправильно. Она, оказывается, не любит саму себя. Вот это да! Вот так открытие! Откуда оно? Как она вдруг осознала это?

Да очень просто осознала. Задала себе простой вопрос: если она себя любит, то как? И не смогла ответить. А как вообще надо себя любить? Это еще сложнее. Однако кое-какие кусочки разноцветной мозаики постепенно начинали складываться в узор, и Маша все полнее и полнее начинала видеть картину тотального пренебрежения к самой себе.

Почему у нее коробка печенья приготовлена на особый случай? А самой съесть? Такая мысль раньше была недопустимой. Сейчас она сочла ее вполне нормальной. Почему Маша забыла, когда была у мастера по маникюру? У косметолога? Она разве не нуждается в уходе за собой? Еще как нуждается! Почему она должна, как собака с высунутым от усталости языком, носиться по больницам, надрываясь из последних сил, зарабатывая деньги, которые она с большим удовольствием потратила бы на себя? Если самому Юрке не нужна его жизнь, если ему самому наплевать на собственное здоровье, ей-то оно зачем? Помрет? Туда ему и дорога! Ей совершенно не стыдно так думать! Совершенно не стыдно! Она зарабатывает для того, чтобы жить красиво, достойно и сытно, насколько это позволяет ее уровень! А не разбрасывать деньги направо-налево. Он будет пить, а она что? Должна скакать вокруг него и облизывать? За какие заслуги? С какой радости?

«Все! – сказала себе Маша. – Все! Завтра в институте с утра экзамены. Зато весь вечер свободный. Никаких больниц! Никаких магазинов! Никаких паровых котлет!»

Маша решила достать гостевой сервиз и питаться из него каждый день. Всю разномастную посуду из кухни она снесет к мусоропроводу. Кому надо, тот заберет. Она выбросит все протертые тапочки, старые полотенца, обновит постельное белье. Она отправит на помойку засохшие лаки для ногтей, старую тушь, использованную помаду. Она переберет растрепанные журналы, пожелтевшие газеты, которые бесполезным грузом загромождают балкон. Она не хочет больше терпеть вокруг себя старые вещи. Она перестанет относиться к себе по остаточному принципу. Она изменит отношение к самой себе! Она изменится сама! Она хочет себя любить! Она должна себя полюбить! Она пока еще не знает как. Но она обязательно полюбит себя и непременно будет счастлива!

Кв. 24

Валера, конечно, трезво взвесив все свои материальные возможности, понял, что без чьей-либо помощи ему не обойтись. Можно было бы обратиться к Андрею из 78-й квартиры. Он парень классный. Никогда не откажет. Только неприятно Валере целый год в должниках у соседа ходить. Две тысячи-то он ему быстро никак не отдаст. По двести баксов в месяц – еще туда-сюда. И то накладно для их семейного бюджета. А уж о большем и говорить нечего. Андрей-то и на год даст, и на два. Это без проблем. Но нет, не будет пока у него Валера просить. Оставит на самый крайний случай. Можно у сменщика своего попробовать занять – ну… у того, с кем они два-через два работают. Хотя нет. Вряд ли. Тот машину в следующем месяце берет себе новую. Сам долгое время собирал деньги. Значит, тоже отпадает.

Остается начальник. Суровый мужик. Уже, правда, не первый год Валера у него работает, но дистанция между ними соответствующая, и никогда Валера не позволяет себе никакого лишнего вопроса задать – ни про дополнительный выходной, ни про премию, ни про прибавку к жалованью. Босс – мужик нежадный – надо отдать ему должное, но вопросов лишних не любит и дисциплину ставит превыше всего. И все же решил Валера попытать счастья. Выбрал благоприятный момент, когда шеф в хорошем расположении духа находился, и спросил:

– Виталий Леонидович! Позвольте вопрос вам задать личного характера?

– Ну задавай! – милостиво соблаговолил тот.

– Друг у меня в беду попал. Подряд две операции тяжелые пришлось перенести. Я хотел бы ему помочь с врачами расплатиться.

– Помоги, конечно! Это правильное решение!

– Только знаете, Виталий Леонидович! Сумма получается солидная.

– Сколько?

– Две тысячи долларов.

– Ну для операции не такая уж и солидная. И что ты хочешь?

– Я хотел бы попросить вас помочь мне! Не могли бы вы мне дать эту сумму, а я в течение года из зарплаты буду вам по двести долларов отдавать. Можно?

– Да не вопрос! Тебе когда надо?

– Хорошо бы завтра.

– Договорились!

– Вот спасибо! Как же вы меня выручили!

Вот уж чего не ожидал Валера, так это такого разворота. Родная жена, можно сказать, отказала в помощи. А чужой человек запросто согласился помочь. Вот ведь как жизнь интересно поворачивается!

Кв. 78

Катя набрала телефон Маши:

– Подруга, чем занимаешься?

– Ой, Катька, чем я только не занимаюсь. Если тебе делать нечего, то иди помогать.

Катя застала Машу в процессе не просто генеральной уборки, а чуть ли не «мамаева побоища». Огромные черные пакеты для мусора красовались посреди коридора. Их Маша разделила по назначению и складывала в один – ненужную обувь, в другой – устаревшие журналы, в третий – весь прочий хлам.

Катя с удовольствием принялась помогать соседке. Отнесла по очереди мешки к мусоропроводу, подмела на балконе и даже вымыла коридор, пока Маша переставляла красивую посуду из серванта на кухню.

– С чего это ты решилась на грандиозные преобразования? – спросила Катя, когда они, наконец, уселись пить чай.

– Кать, я поняла кое-что очень важное.

– Неужели что-то насчет любви к себе?

– Ой, а как ты догадалась? – искренне удивилась Маша.

– Маш, мы с тобой сколько лет друг друга знаем?

– Да много уже! Лет десять, наверное.

– Ну вот, видишь! И все эти годы от тебя только и слышно: «Ой, а где же Леночка? Ах, а как бы не напился Юра! Ой, мне надо бежать к ученику! А завтра собеседование. А послезавтра экзамены». И так до бесконечности! Ты не замечала, а я всегда внутренне съеживалась, когда ты собиралась идти в магазин.

– Почему?

– Да потому, что логика твоих рассуждений всегда была одна и та же: Леночке надо шлепки купить. Может, и для себя босоножки пригляжу. Понимаешь, всегда по остаточному принципу. Всегда о себе в последнюю очередь.

– Да, наверное, так и было, – печально соглашалась Маша.

– Только недавно, буквально в последние год-два мне удалось тебя расшевелить: то в кино с тобой выбираемся, то в кафе посидим… Да и то, после того, как ты Лену замуж выдала.

– Ты права, Катя, – опять была вынуждена согласиться Маша.

– А ведь нельзя же на себя махнуть рукой! Это неправильно. У всех своя жизнь: посмотри на Лену, посмотри на Юру. Они как хотят, так и живут, а нуждаются в тебе, когда им плохо. Они почему-то позволяют себе быть эгоистами. А ты?

– И я теперь тоже буду! – с вызовом ответила Маша.

– Вот и слава Богу!

– Спасибо, Кать, что ты меня поддерживаешь! Ты всегда отзываешься на мою боль. Спасибо, правда!

И спустя минуту:

– А что мы все обо мне? Расскажи о своей работе. Какие успехи? Какие новости?

– На работе все хорошо. Магазин мой «Вторая кожа» стал очень даже популярным. Честно говоря, даже не ожидала сама такого успеха. Покупателей всегда много. Сейчас даже штат сотрудников расширяю.

– Здорово! Молодец ты, Катька!

– Да, на работе-то как раз все отлично…

– Что значит «как раз»? А где плохо? – с недоумением спросила Маша.

– А плохо у меня с Андреем, – тяжко вздохнула Катя.

– Да ты что? – Маша в совершенно искреннем изумлении округлила глаза. – Андрей же у тебя… Какое бы слово подобрать? – Маша даже наморщила лоб, подбирая нужное определение. – Идеальный… безупречный!

– В том-то и дело, что ты совершенно права: и идеальный, и безупречный, и просто хороший…

– Ну а что же не так?

– Да я сама толком не могу понять… Ничего не происходит плохого: мы не ссоримся, не злимся друг на друга. У нас нет никаких причин для размолвок или скандалов… У нас все очень культурно, сдержанно, интеллигентно…

– Ну? – Маша недоумевала.

– Но тепла не стало… Понимаешь, чтобы просто вечером посидеть, обнявшись, у телевизора или прогуляться в выходные… Или просто по душам поговорить. Нет такого. И давно уже. Мне кажется, чуть ли не год, как началось такое охлаждение. Причем беспричинное… По крайней мере, никакой внешней причины я не вижу.

– А он что говорит? – не унималась Маша.

– А он в присущей ему мягкой манере уходит от ответа. Ничего не отвечает. Нечего ему ответить…

– Послушай, Кать, ты извини, конечно… за откровенный вопрос, но скажи… а спите вы с ним, ну … в постели все нормально у вас?

Катя опять, в который раз за вечер, тяжко вздохнула и даже шмыгнула носом: верный признак близких слез. У нее всегда сначала слизистая носа начинала плакать, а потом уже глаза:

– Да ничего нормального там нет! Мы почти и не спим уже как супруги. Так… ночуем вместе, причем уже под разными одеялами… – Слезы полились по-настоящему. – Знаешь, если я сама проявляю инициативу, то он еще как-то среагирует, да и то не всегда. А сам… давно уже не пристает. Слово какое-то дурацкое… Ненавижу его: «пристает». Ну а как сказать? В общем, такое впечатление, что не хочет он меня. Вот и весь разговор.

– Кать… А вдруг он бабу завел? – Маша высказала предположение и сама испугалась. – Ой, Кать, извини, я, наверное, глупость какую-то… не подумав…

– А почему нет? – Катя горько усмехнулась. – По крайней мере, это единственное разумное объяснение. Горькое, страшное, нежелательное, но… вполне реальное.

– Нет, Кать, нет, я не верю! Про твоего Андрея не верю. Такой он положительный, правильный, порядочный.

– Да, но он живой человек. Он живет среди людей. И при всей его положительности он не святой. Поэтому вполне… вполне возможно.

– Ой, Катька! А как быть-то? Как жить-то дальше?

– Сама не знаю. И семьей нас назвать трудно… И в то же время живем же мы как-то вместе… и даже считаемся образцово-показательными…

– А с другой стороны, это пока только наши домыслы. Никаких же доказательств неверности его ты не обнаружила? Так или нет?

– Так.

– Дома он ночует всегда?

– Ну да.

– И в отпуск всей семьей?

Катя кивнула.

– Так что, может, все и не так плохо? Может, какие проблемы на работе или со здоровьем что-то беспокоит?

– Возможно, наверное, и такое… Только знаешь, Маш, лучше не обманываться. Я целый год придумываю ему оправдания, ищу объяснения, подвожу логические обоснования его поздних возвращений… И все надеюсь на изменения… Все жду улучшений.

Катя уже не плакала. Она была теперь даже немного спокойней, чем в начале разговора. Ей, видимо, надо было выговориться… Надо было поделиться сомнениями…

– Кать, а помнишь, мы как-то разговаривали, и ты сказала, что, если бы тебя муж не устраивал, ты бы себе завела какого-то мужчину на стороне…

– Да помню я отлично тот разговор. Только знаешь, теоретически – да! Я это и сейчас скажу. А вот оглядываюсь кругом себя – и никто не нравится, ни к кому душа не тянется… Все мысли только о семье: как гармонизировать отношения? Чем их взбодрить? Обновить? Усовершенствовать? Но, видимо, правы те, кто считает: это дело двоих! Когда только один пытается что-то сделать, то его потуги так и остаются жалкими, ни к чему не приводящими попытками. Потому что другой равнодушен. Любой союз – это дело двоих! И этим все сказано!

– Похоже, ты права… Вон я сколько пыталась Юрика уговорить: и на лечение, и на кодирование… Ничего не помогало. Прыгала вокруг него, а он как пил, так и продолжал пить. И никакого толка от моих прыжков.

– Ну здесь немного другая ситуация, – возразила Катя. – Все-таки алкоголизм считается заболеванием… Он, может, и рад остановиться, да не получается…

– Ты еще начни его защищать! – вскинулась Маша.

– Нет, нет, Машенька! Я на твоей стороне. И вообще ты молодец: нашла в себе силы пересмотреть взгляд на жизнь!

– Слушай, Кать! Только честно. Вот ты сказала: «Никто не нравится». Значит, на мужиков ты все-таки смотришь…

– Ну… смотрю… иногда, – смутилась та.

– А чего ты стесняешься? И правильно делаешь! Тебе-то наверняка многие внимание уделяют.

– Бывает. – Катя даже улыбнулась при приятном воспоминании. – Тут один повадился в магазин ко мне приходить. Я же там редко бываю. В основном в офисе. Так он через девчонок-продавцов передает мне то букеты, то конфеты… А тут, представляешь, на днях целую коробку колгот купил – двадцать штук!

– Вот это да!

– Узнал у девчонок мою любимую модель, мой размер и целую коробку оплатил и на прилавке оставил: для вашей, говорит, прекрасной хозяйки! Приятно, конечно! Вот, казалось бы, никакой проблемы у меня с колготами нет. Более того, я сама ими торгую, а вот сделал мужчина подарок – и так радостно!

– Кать, а может, тебе почаще в магазине бывать. Вдруг встретишь его?

– Это что, по-твоему, я должна то и дело в торговый зал выглядывать: зайдет—не зайдет? Нет, это вряд ли!

– А вдруг бы он тебе понравился? Глядишь, отвлеклась бы от своих грустных мыслей?

– Ладно, посмотрим! Спасибо тебе, Маш!

– За что «спасибо»? Пришла, помогла с уборкой! Это тебе спасибо!

– Ладно, пойду я! Ты Леночке привет от меня передай! И Юре тоже!

Маша проводила подругу и долго еще сидела одна на кухне, в оцепенении замерев над пустой чашкой: вот уж у кого, у кого, а у Кати проблемы в семейной жизни представить себе было немыслимо! И вправду такая прекрасная семья, такая идеальная пара! Пример для подражания! Эталон! И на тебе! Бедная Катька!