Текст книги "Привет, Ангел"

Кв. 24

Конечно, Ира с Валерой помирились. Не сразу, не вдруг, но отношения наладились, хотя тему финансов они избегали. Валера – потому что понимал волнение Иры: цены на квартиры растут с каждым днем. Ирка, и правда, во всем себе отказывает во имя высокой цели… А Ира – потому что чувствовала, что перегнула палку со своей экономностью и не смогла достойно поддержать друга в беде. А ведь это ни на каких весах не взвесишь: дружбу и деньги.

Каждый мог повиниться, хотел бы повиниться, но оба предпочли обойти эту тему молчанием.

Валера оплатил в бухгалтерии больницы стоимость операции, отблагодарил врача. К Юрке заходить в палату не стал: во-первых, и не пускали пока, а во-вторых, было стыдно. Было так стыдно, что он даже на время утратил было свой веселый нрав, почти не улыбался и на работе вызвал массу вопросов у шефа: не болен ли, не случилось ли чего, все ли дома нормально и прочее. Валера сослался на переживание за здоровье друга, что в общем-то и было правдой.

Юра очень медленно, с большим трудом приходил в себя. Процесс выздоровления затягивался. Валера переживал еще и за то, что сиделка была им оплачена только на неделю, а недели явно будет мало. Придется еще принимать участие в оплате. Короче, сплошные проблемы.

Маша к ним теперь почти не заходит. Понятное дело, обиделась. Даже не обиделась. Правильнее сказать, разочаровалась, видимо, в своих соседях. Ну это ладно! Лишь бы Юрка выкарабкался, а там… время все поправит.

И вдруг Валера поймал себя на мысли, что думает о Маше, вспоминает ее ту… трепетную, открытую, горячую… И такое щемящее чувство сжало сердце! Так заколотилась какая-то жилка внутри! Вот это да! Да ведь он скучает! Как бы он ни обманывал себя, как бы ни хорохорился, как бы ни кичился перед самим собой, ан нет: Валера думал о ней, помнил и, пожалуй, желал. Давно в его любовных историях не было такого яркого всплеска внезапной страсти, жгущего желания и столь ярко выраженной пикантной ситуации. И еще он вспомнил, как Машка плакала у них в квартире, билась в истерике, когда с Юркой случилось… А потом затихла в его руках – сразу затихла, доверчиво, по-детски, еще продолжая дрожать, но уже успокаиваясь.

Ему даже показалось, что она ждала от него какого-то подобного шага: объятия ли, рукопожатия ли… И когда он прижал ее к себе – по-дружески, на глазах у всей семьи, не имея под этим ничего лично-интимного, то почувствовал: она не забыла ни его объятий, ни его шепота, ни его порыва…

Кв. 78

Наташка прибежала из школы взбудораженная:

– Мам, как хорошо, что ты дома! А почему, кстати? Приболела?

– Нет, дочечка! На обед заехала. Давай со мной к столу.

– Ой, я совсем не хочу. Только что в школе пообедала. Мам, у меня такая новость! Такая новость!

– Какая же?

– У Ольги Волковой мама братика родила! Ольга даже в школу сегодня не пришла, поехала маму навещать в роддом.

– Да? – Катя искренне удивилась. – Вот это и правда новость!

Мама Ольги Волковой была довольно современной женщиной. При разводе с бывшим мужем, отцом Ольги, ей достался кое-какой бизнес, и она успешно с ним справлялась. Всегда подтянутая, по-спортивному подвижная, динамичная, модно одетая… Пару лет назад она вышла замуж вторично. Муж настаивал на ребенке, и она решилась.

Катя стала расспрашивать дочку о подробностях, но девочка была переполнена скорее эмоциями, чем информацией, и поэтому только восклицала и восторгалась.

А Катю опять кольнуло неприятное чувство, опять всколыхнулась тревога по поводу непонятных отношений с Андреем. Захотелось поговорить с ним. Прямо сейчас.

Она набрала номер. Но телефон был переключен на секретаря, которая в меру вежливо, в меру сухо сообщила, что Андрей Ефимович в настоящее время находится на совете директоров и вряд ли освободится в ближайшие полтора-два часа. Спасибо. До свидания.

Вот и поговорили.

Наташка убежала к себе в комнату. Звонки девчонкам, уроки, сборы на прогулку. Не до матери.

Катя вяло присела к столу. Аппетит пропал. Она давно знала за собой зависимость аппетита от настроения. Поэтому в периоды переживаний заметно худела. Таких моментов в ее жизни было немного, но все же случались иногда. И она отметила такую закономерность. Кто-то, волнуясь, начинает есть больше, как будто заедая неприятности и переживания или находя в процессе еды утраченную радость жизни. Катя же, наоборот, теряла всякий интерес к еде. В последнее время она все чаще отказывалась то от одного блюда, то от другого. Обед вполне мог ограничиться чаем или яблоком. И сейчас, глядя на дымящийся суп, на яркий, сочный овощной салат, Катя поняла: нет. Не сможет она есть. Бросила пару мандаринов в сумку и, дав указания помощнице по хозяйству, заторопилась на работу.

Кв. 24

Ира пришла домой в состоянии смятения. Странную картину наблюдала она сегодня. У нее была назначена встреча с одним из клиентов. Они договорились встретиться около подъезда, чтобы смотреть квартиру. В ожидании Ира присела на лавочку, достала журнал, думала полистать. Но в это время ее взгляд привлекла молодая дама, которая вышла из соседнего подъезда. Дама была стройна и очень интересна. Ничего вроде особенного, а взгляд не оторвать. Открытое лицо, спокойное, доброе. Ребенка маленького держала на руках. Сынок, видимо, судя по одежде. Странным показалось, что без коляски. Наверное, ненадолго. Или сейчас кто-то коляску вынесет или, может, встречает кого.

Ира буквально залюбовалась женщиной. Та ласково играла с ребеночком, сюсюкала, смеялась. Малыш улыбался, издавал непонятные пока, но явно удовлетворенные звуки… Ира смотрела и думала: «Как же приятны маленькие детки! Как они отзывчивы на мамину ласку! Как радостно наблюдать за ними!»

Женщина провожала взглядом каждую въезжающую во двор машину. Видимо, ждала кого-то… Ира отвлеклась на журнал, какое-то время листала его, останавливаясь взглядом то на броском заголовке, то на яркой фотографии, а то переводя взгляд на часы. Нет, клиент пока не опаздывает. Это она пораньше приехала.

Очередная машина заехала во двор и остановилась у соседнего подъезда. Женщина подхватила малыша и со словами: «Ура! Папочка приехал!» встала со скамейки. Ира с улыбкой наблюдала за этой семьей. Машина, правда, показалась смутно знакомой. А с другой стороны, мало ли в Москве похожих друг на друга машин. Мужчина припарковался, вышел, бросился к женщине, со счастливой улыбкой принял ребенка, закружился с ним, заигрался… Мальчик заливисто засмеялся, обнажая розовые десенки с одним единственным зубом. Потом мужчина передал сына матери, вернулся к багажнику за сумками, и в этот момент Ира с ужасом узнала его: Андрей! Ну да, правильно! И машина его! Точно!

Они все втроем поднялись в подъезд, а Ира никак не могла унять стук вдруг резко заколотившегося сердца. На всякий случай подошла поближе к машине убедиться. Действительно ли его. Да, так и есть. Впереди на стекле был приплюснут на присоске смешной талисман – обезьянка – символ года. Ира помнила его отлично.

Сердце продолжало колотиться. Она вернулась на скамейку. Отдышаться так и не успела. Пришел клиент. Ира с трудом, но переключила свое внимание на него. Работа есть работа. Надо подняться в квартиру, познакомиться с хозяйкой, осмотреть, принять решение: снимать – не снимать, заключать договор… Ну и так далее…

В квартире они пробыли долго. Клиенту понравилось жилье. Он согласился арендовать. Пока придирчиво осматривали каждый закуток, пока договаривались о цене, пока заключали договор, прошло, наверное, часа полтора. Потом хозяйка предложила чаю с бутербродами. Никто не отказался. Потом кто-то предложил обмыть сделку. Нашлась бутылочка вина, конфеты, лимон. В общем засиделись приятной компанией до сумерек. Хорошо, что клиент был за рулем, обещал подбросить Ирину до метро. Ее это вполне устроило. До метро десять минут, и там – пятнадцать. Так что, считай, через полчаса она дома.

Когда выезжали со двора, машина Андрея еще стояла. Ира вновь почувствовала тяжесть на сердце. Ой-ой-ой! Что ей делать? Говорить Кате? Промолчать? Может, с Машкой поделиться? Ой-ой-ой!

Кв. 23

Ира заскочила к себе домой на минуту, переодела тапочки, крикнула в глубь квартиры:

– Привет, народ! Я сейчас.

И позвонила в соседскую дверь. Маша удивилась Ире. После той истории с Юрой они разговаривали мало и довольно сухо. Но Ира пребывала в таком возбужденном состоянии, что не замечала ни Машиного удивленного взгляда, ни некоторой ее холодности.

– Маш, послушай, что я тебе расскажу.

И она без предисловий выложила ей всю историю. Маша, естественно, отбросив личные обиды, живо включилась в процесс обсуждения.

– Нет, Ир, мне кажется, ничего Кате говорить не нужно. Лично я не стала бы.

– Понимаешь, с одной стороны, правда: меньше знаешь – лучше спишь! Не знает Катя, и ладно! А с другой: скрыть обман – не значит ли самой обмануть? Выходит дело, я тоже каким-то образом обманываю подругу, скрывая от нее правду?

– Ир, ну в конце концов это же не наш секрет. Это секрет Андрея. И наверное, его дело, раскрывать ли карты перед супругой или вести двойную игру… По-любому, это не наше с тобой дело. Тем более, Катя и так что-то предчувствует. Наверняка у них вскоре случится серьезный разговор. Пусть сами разбираются.

– Ты так думаешь?

– Я убеждена.

– А может, мне с Андреем поговорить?

Маша горько усмехнулась:

– И что ты ему скажешь? Что нехорошо жену обманывать? Что нечестно жить на две семьи? Что неправильно заставлять страдать близкого человека?

– Ну… да… наверное, именно это и скажу! – уже не так уверенно проговорила Ира.

Маша обреченно махнула рукой:

– Не заводись, Ир! Что надо делать и как правильно следовало бы жить, знают все. Только мало у кого получается почему-то. А поучать других, читать нотации, перевоспитывать – это глупо!

– Так что же, выходит дело, молчать? Потрафляя тем самым обману и разврату?!

– Не знаю. Я тебе свое мнение сказала, а ты поступай, как знаешь. Но если ты пришла посоветоваться, то мой совет – смолчать!

– Ладно! Я поняла тебя. – Ира засобиралась было уходить и все же в дверях обернулась и не удержалась, спросила:

– А если бы, Боже сохрани, конечно, у тебя в семье случилась бы подобная ситуация, ты бы что выбрала?

– Я бы предпочла не знать!

– То есть, как страус – голову в песок – ничего не вижу, ничего не знаю?

– Ир, да пойми ты! – Маша уже устала от разговора и начинала понемногу раздражаться. – С этим же знанием надо будет что-то делать?

– Как это?

– А так! Ну узнай я такое про своего мужа! И как мне с этим жить дальше? То есть я должна либо разводиться с ним, либо терпеть сложившуюся ситуацию, либо уходить сама. Я должна была бы перекроить всю свою жизнь! И всю свою душу, между прочим! Готова ли я к этому? Хочу ли я этого? Хочет ли менять что-то в своей жизни Катя? Способна ли она спокойно перенести такое известие? Может, оно убьет ее?

– Ой, а я как-то с этой точки зрения не рассматривала ситуацию…

– А ты не думала о том, что, может быть, Катя все знает? Может быть, у них договоренность есть такая и всех все устраивает? Может, они осознанно свою ситуацию от всех скрывают, а ты хочешь грязными сапогами потоптаться у них и их же секрет разоблачить?

– Правда, Маш, я совсем не думаю так, как ты. Наверное, ты права! Не стоит мне лезть не в свое дело. Не стоит!

Кв. 24

Дома Ира все же не удержалась от соблазна поделиться с Валерой и информацией об Андрее, и о разговоре с Машей. Валера был удивлен, естественно. Он как-то тоже от Андрея не ожидал подобного шага. Тот представлялся всегда отличным семьянином, заботливым отцом, внимательным мужем. Надо же, какие непредсказуемые выкрутасы выкидывает порой жизнь. А что касается мнения Маши, то Валера согласился с ним целиком и полностью.

– Правда, Ир, давай поосторожнее! А то мы уже и так… Вон с Юркой дров наломали. Нечего в чужую жизнь так уж активно заглядывать.

– Ну мы же не из любопытства, – пыталась как-то оправдаться Ира, – мы же по-дружески.

– Все! Давай эту тему закроем! Все люди взрослые, грамотные. Сами разберутся.

Кв. 78

Мало того что перед месячными Катя чувствовала повышенную раздражительность. Мало того что на лице у нее в этот период то и дело выскакивали противные прыщики. Помимо этого у нее частенько бывали такие боли, особенно в первый день, что хоть на стенку лезь! И если днем еще кое-как удавалось отвлечься на какие-то дела, забыться, то ночью без таблетки она не могла уснуть.

Почему, интересно, месячные называют критическими днями? А ночи, они что, не критические? Они гораздо более критичны! Спасалась Катя как правило одним и тем же приемом: болеутоляющая таблетка, чай с медом и теплая спина Андрея. Да-да. Она прижималась своим животом к его спине и так, согретая ею снаружи, а теплым чаем изнутри, успокоенная засыпала. Это был проверенный многократно и беспроигрышно работающий ритуал.

В этот раз Катя не выдержала боли уже днем. Приняла таблетку и сидела в офисе с не совсем адекватным видом. Отечное лицо, покрасневшие глаза, сонное состояние. Болеутоляющее на нее действовало странно: боль-то снималась, но внешний вид страдал. Зная это, она почти никогда днем не пила лекарств. Но сегодня не смогла переносить тянущие, тупые, непрекращающиеся боли и теперь сидела сама не своя. Поехать бы домой, но у нее назначена встреча. Отменить? Перенести на другую дату? Поручить кому-то другому? Да, пожалуй!

Катя отдала распоряжения, сказала, чтобы в случае чего связывались с ней по мобильному, и поехала домой.

Дома день казался долгим, нудным, бесполезным. Наташка убежала гулять. Андрея, как обычно, не было.

Вещи, что ли, пересмотреть? Да, наверное, надо. Во-первых, давно уже не разбиралась в шкафах. А во-вторых, пора уже и о химчистке подумать. Весна в разгаре, а светлые вещи еще не подготовлены к сезону.

И Катя спокойно принялась за работу. Иногда отвлекаясь на телефон, изредка отлучаясь то в туалет, то на кухню, она перебрала оба шкафа: свой и дочери. Одна кучка вещей – на отдачу, другая – в стирку. Так, теперь остались вещи Андрея. За его гардеробом Катя следила особенно пристально. Рубашечки свежие, наглаженные – одна к одной. Галстуки – в изобилии. Пиджаки и костюмы в порядке. Вот если только этот – светло-серый – нуждается в чистке. Надевал он его несколько раз. Да, брюки сзади испачканы – пятно какое-то, – и штанины загрязнились. Ну, правильно, слякоть! Пиджак более-менее чистый. Но Катя всегда костюмы сдавала в чистку целиком: и освежат, и отгладят. Другой вид приобретает вещь! Поэтому она привычным жестом вынула из карманов носовой платок, визитки, зажигалку. Сложила это все на столике у телевизора. Как будто что-то еще оставалось лежать во внутреннем кармане. Так и есть. Катя с удивлением и некоторым волнением даже обнаружила пару фотографий. Мельком взглянув, хотела отправить их на столик к визиткам… Но не смогла оторвать взгляда от изображения.

Кв. 23

Слава Богу, все более-менее налаживается. Леночку из роддома встретили, домой привезли. Роман молодец! Тут же организовал няню, чтобы гулять с малышом и по хозяйству помогать. А Леночке надо в себя прийти – вон худая какая, аж прозрачная вся! Грудь только огромная, молочная. Измучилась она с этими сцеживаниями, кормлениями! Но ничего, все войдет в норму. Первые месяц-два, конечно, тяжеловато, а потом привыкнет. Тем более помощница есть. Глядишь, еще и учебу закончит вовремя! Вполне возможно, что без академки обойдется.

Юра тоже понемногу, потихоньку приходит в себя. Из больницы пора выписывать. Руководство оркестра рассматривает вопрос о возможности отправить его в реабилитационный центр. Вот было бы здорово! Целый месяц еще – грамотная диета, присмотр врачей, процедуры и реальное восстановление.

В доме Маша навела если уж не идеальный порядок, то генеральную уборку – уж точно. Балкон очистила, выбросила все залежи, антресоли разобрала, кухню помыла. Еще бы вещи пересмотреть. По Катиному примеру. Повыбрасывать лишнее, устаревшее. Все же многому она научилась у Кати – и следить за внешностью, и относиться к себе самой более внимательно, и образ жизни чуть-чуть пересмотреть.

Классная все же Катька! Хорошая. Жаль только, что и у нее не все ладится в семье. А такое прекрасное впечатление пара эта производила. Чему верить после этого? К чему стремиться? На кого равняться? На Ирину семью? Ха-ха-ха! На Леночку с Романом? Дай бы Бог! Но они только-только начинают жить. Посмотрим, как сложатся их отношения лет через десять—пятнадцать. У самой у Маши, понятное дело, ничего хорошего. С пьющим мужем разве может быть хорошо?

Правда, недавно он повинился перед Машей во время очередного больничного свидания:

– Ты прости меня, Маш! Прости!

– Да ладно, Юр! Бесполезный это разговор. – Маша раздраженно скривилась и махнула рукой.

– Почему бесполезный-то? – не понял он.

– Да потому, что если человек просит прощения, значит, осознает свой поступок и больше так не поступает.

– Ну?

– Что «ну»? – Маша повысила голос, чем привлекла к себе внимание других больных в палате. – А ты разве собираешься вести себя по-другому?

– Конечно! – уверенно ответил Юра.

– Ну посмотрим! Лично я тебе не верю. И пусть это звучит неприятно для тебя, особенно в стенах больницы, но я, Юра, в тебе разо-чарована. – Она даже повторила по слогам: – Ра-зо-ча-ро-ва-на!

Оба замолчали. Он в недоумении, она в задумчивости. Потом Маша продолжила:

– Ты видишь, я не бросаю тебя, ухаживаю за тобой, трачу свои заработки, чтобы поставить тебя на ноги… Но это все из чувства долга и порядочности.

– Я благодарен тебе, Маш. Я оценил…

– Юр, опять пустые слова. Оценил бы – не влип бы в историю с водкой, не довел бы себя до операции… Или лечись от алкоголизма, или кодируйся, но я больше не хочу… – Голос у Маши сорвался. Она поджала губы, чтобы не расплакаться, и все же слезы полились по щекам.

– Маш, ну что ты? Машенька! – Юра неуклюже пытался погладить ее руки. Но соседи смотрели, он стеснялся, Маша плакала.

– Я не хочу больше видеть твои бессмысленные глаза, опухшее лицо, дрожащие руки…

– Маш, успокойся! Пожалуйста! Я обещал тебе. Я уже все понял. Сам я не справлюсь. Но я закодируюсь. Маш, ну поверь мне!

Она смотрела сквозь слезы в окно и недоверчиво качала головой.

– Здесь приходил нарколог, – судорожно продолжал Юра. – Мы разговаривали. Он говорит, что буквально через пару недель можно проводить сеанс…

– Как хочешь, Юр. Как хочешь…

– Маш, а ты что, уходишь уже? – с жалкой полуулыбкой спросил он.

– Да, у меня занятие через час.

– А завтра придешь? – Он с надеждой вскинул на нее взгляд.

– Не знаю. Вряд ли. – Маша уже поднялась, собираясь уходить.

– Да? А когда? – Юра жалко, просящее смотрел на жену.

– Юр, как смогу, так и приду, но рваться к тебе из последних сил не буду. Я стала уставать…

– Да, Маш, ты отдыхай! Ты береги себя, Маш!

«Опять пустые слова, – подумала про себя Маша. – Как я могу беречь себя, если он меня изводит то пьянками, то болезнями? А что он сделал для того, чтобы я отдыхала? Может, создал условия? Может, денег заработал на курорт? Боже, как же надоели эти бессмысленные обещания, бесплодные ожидания! Как же я устала!»

Кв. 78

Катя сидела среди разбросанных вещей и тупо смотрела в одну точку. Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Спрашивали Наташу. Катя крикнула дочь. Пустота большой квартиры ответила молчанием. Ах да! Дочь же гуляет. Катя повесила трубку. Взяла большие пакеты. В один сложила то, что надо предложить девчонкам. В другой – то, что в химчистку. Села на диван. Рука сама тянулась к фотографиям. Ну сколько можно на это смотреть? Уже целый час она их вертит в руках: то отложит, то возьмет снова. И никак… Ну никак не может оторваться от созерцания.

Два цветных любительских снимка. На одном Андрей целует малыша. Причем явно не чужого, потому что ребенок так доверчиво подставляет свой лобик для поцелуя, что сомнений в близости этих людей не остается. А Андрей не просто театрально-показательно, как это бывает подчас при позировании, складывает губы трубочкой и еле-еле дотрагивается до лобика… Нет. Он нежно прижимает головку ребенка, он наслаждается процессом, он даже прикрыл глаза от удовольствия.

А на втором снимке трое: Андрей, тот же ребенок и молодая женщина. Милая, приятная, симпатичная. Все трое счастливы. Этого не скрыть. Вот, собственно, и все!

Боже, как банально! Как в старых пошлых анекдотах про забытые записки в карманах пиджаков. Сейчас время записок прошло. Есть более современные способы общения, но… Чтобы Андрей так примитивно, так банально подставился. Умный, интеллигентный человек, отличный семьянин, чтобы оставил такую улику в столь доступном месте! Не иначе как специально! Скорее всего, именно так. Предполагал, что рано или поздно Катя будет заниматься наведением порядка в его вещах… Неужели он струсил? И все поводы к объяснению отдал на откуп случаю? А вдруг она сочла бы костюм чистым и еще полгода не обратила бы на него внимания? Тогда и объяснения оттягивались бы?

Вот это ситуация! Да, не просто так их охлаждение друг к другу. Не просто так отсутствие тепла в отношениях. Да, пожалуй, и отсутствие самих отношений в последнее время.

Ну и что теперь? Самой заводить разговор? Заводить ли? Или разыгрывать спектакль: ничего не знаю и знать ничего не желаю? Вряд ли у нее так получится. Они всегда были честны друг перед другом. Они о многом разговаривали, делились подчас самыми сокровенными мыслями и мечтами, теми, что ни с матерью, ни с подругами не поделиться… И вдруг такое! Нет, не вдруг, конечно! Не вдруг. Все назревало постепенно, долгое время… Только почему?

А надо ли ей знать почему? И хочет ли она знать почему? Видимо, влюбился. Видимо, серьезно, раз решился на ребенка. От сильных чувств никто не застрахован. И в то же время ценит Катю, бережет, не бросает. Благородный!

Вот и разберись, благородный ли? Нет, не будет Катя разыгрывать никаких спектаклей! Не будет скрывать своей боли. Да и не сможет она ее скрыть.

…Пришла Наташка с гулянья. Возбужденная, утомленная, довольная. Помыла руки, поела, села за уроки. Все с удовольствием, с настроением! Молодец!

Катя включила телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься. Опять начал ныть живот. Значит, впереди очередная критическая ночь. Причем, похоже, не только физиологически тяжелая, но и морально, видимо, тоже.