Текст книги "Привет, Ангел"

Привет, ангел!

Они встречались по субботам. Каждую субботу, три года подряд. Он заезжал за ней на машине с неизменным букетом на переднем сиденье. Она открывала дверь с неизменным «Привет, Ангел» и удивленно-радостным выражением глаз от увиденных цветов. Брала букет, подносила к лицу, вдыхала аромат, затем клала на заднее сиденье и только потом гладила его по голове и целовала в висок.

Они оба ждали этих встреч, готовились. Мелкие сувениры, возгласы: «А как тебе мои новые духи?», «Тебя классно подстригли!», «Я принесла почитать… вот эта статья… тебе будет интересно…», с трудом сдерживаемое желание, улыбки, прикосновения – все говорило о том, что эти двое скучают, волнуют друг друга и с нетерпением ждут этих еженедельных свиданий.

Встречались, как правило, утром и всю субботу проводили вместе. Ехали завтракать в кафе, потом на чью-нибудь квартиру или дачу (к нему нельзя – он женат, у нее дома родители и ребенок).

В ту субботу было особенно ярко, солнечно, по-весеннему тепло и приятно. Они сидели в ресторанчике в центре Москвы, разговор не очень клеился, казалось, что она нервничает и будто решается что-то сказать, но никак не решится, и все выжидает какой-то удобный момент, а момент этот никак не наступает. Может, и не говорить… нет, все же решилась:

– Послушай, мне сделали предложение.

Он в первый момент не понял, о чем она, или, наоборот, понял сразу, даже раньше, чем она договорила, но язык опередил мысль:

– Какое предложение? О чем?

Она вздохнула:

– Меня позвали замуж.

У него не возникло вопросов: кто он, когда позвал (как-то нелепо звучит – позвал замуж), а где вы познакомились, а что ты ответила, а ты что – хочешь замуж? – ни одного из этих, казалось бы, логичных и уместных вопросов не родилось в его голове, только один:

– Надеюсь, это не помешает нам встречаться?

Она неопределенно пожала плечами. Он разволновался, закурил. Странно, сигареты те же, а дым какой-то едкий, аж глаза слезятся. Он зачем-то подозвал официанта, заказал еще воды, попросил меню, спросил ее:

– Ты хочешь еще что-нибудь?

– Нет, спасибо. Если только тебя, – добавила тихо, когда официант отошел.

Потом посмотрела на него пристально и долго:

– Знаешь, я все время ждала от тебя это предложение. Я не дала ему ответа.

– Что ты могла ждать от меня? – взорвался он. – Разве я когда-нибудь обещал тебе хоть что-то? Разве я давал повод так думать? С самого начала я сказал, что я – человек женатый, что в семье меня все устраивает и кардинально я свою жизнь менять не собираюсь. Говорил?

– Да, говорил, говорил, – она начинала повышать голос. Он почувствовал надрыв в ее тоне. Надо было как-то успокоить ее, отвлечь, заговорить самому, но в какую-то секунду он замешкался и остановить ее уже не смог.

– Ты говорил все это три года назад. Это правда. А разве не правда, что я – женщина твоей мечты, что со мной ты ощущаешь себя молодым, свободным, счастливым. Разве не правда, что мы никогда не раздражаем друг друга, что меня тянет к тебе, а тебя – ко мне. И потом – за три года многое могло измениться. Тогда ты думал так. Мы же только начинали встречаться, и ты меня почти не знал, а за это время узнал, понял, что я значу для тебя. Это же могло повлиять на то, первоначальное твое убеждение?

Чувствовалось, что слезы стоят комом у нее в горле, в гортани, в носоглотке, что они перекрывают дыхание, что не дают свободно вылиться словам. «Лучше бы она расплакалась», – подумал он. «Было бы легче, если бы я сейчас заплакала», – подумала она.

– Послушай меня. Послушай, моя дорогая. Ты действительно лучшая женщина в моей жизни. И я нисколько не сомневаюсь, что наша с тобой совместная жизнь была бы и интересна, и комфортна. Может, это прозвучит слишком пафосно, но ты – самая интересная страница в моем жизненном романе. Но чем виновата та, другая, с которой двадцать лет я вместе, которая отдала мне молодость, родила сына и дочь. Она была рядом и в периоды безденежья, и в неудачах, она хоронила моих родителей. Она разделила со мной все, что может разделить близкий человек. Не могу я ее оставить. Да и не хочу.

– Ни разу за три года я тебя не спрашивала об этом. Но я надеялась, что смогу тоже стать счастливой, смогу создать семью и жить полноценной жизнью с тобой, а не только от субботы до субботы.

Он взял ее руку в свою, поднес к губам, заговорил тихо-тихо:

– Дорогая моя, любимая моя, прекрасная моя, разве ты не счастлива со мной, разве тебя не устраивают наши отношения? Это же так важно знать, что есть человек, который думает о тебе, скучает, заботится, который стремится быть рядом. Ты знаешь, что не одна в этом мире.

Он говорил медленно, целовал ее руку, смотрел в глаза.

– Да, я думаю точно так же. Все меня устраивает, все нравится, и относишься ты ко мне прекрасно. Никто так ко мне не относился. Но знаешь… – Тут голос задрожал. Она наконец-то расплакалась и заговорила тише: – Почему-то хочется вместе засыпать и вместе просыпаться, пить по утрам кофе на кухне, готовить ужин и встречать тебя с поцелуями, хочется сесть с тобой рядом на диване и смотреть дурацкие новости, хочется поехать отдыхать вместе. Я не знаю, почему мне это хочется. Но я думала, надеялась, вдруг и ты мечтаешь об этом.

Он тяжело вздохнул. Он не мог представить, что потеряет эту женщину, что их отношения прервутся. Ну как же все было хорошо. Там – семья, устоявшийся сценарий повседневной жизни, свои плюсы – минусы, к которым привык и которые никак не тяготят и не мешают. Здесь – она, веселая, подвижная, желанная. Каждая встреча – праздник, каждая близость – полет, каждый разговор – песня. И никаких забот, и по большому счету никакой ответственности. Сплошной отдых и удовольствие. Нет, не будет он ничего менять. Как есть, так и есть. Его все устраивает. И он повторил свой вопрос:

– Даже если в твоей личной жизни произойдут изменения, это ведь не помешает нам встречаться?

– Кто знает? – Она хотела погладить его по голове, уже подняла руку, потом передумала, и как-то застеснялась и этого своего нелепого жеста, и всего затеянного разговора, и всей той боли, которой не смогла скрыть. Все бесполезно, ненужно, банально. Зачем она обнажила свой интерес? Для плевка? Для пощечины? Да, он всегда говорил, что семья для него незыблема, поэтому он не вправе ограничивать и ее выбор, и ее решение о создании собственной семьи (не с ним, разумеется). Все по-честному, все без обмана. Она и не надеялась, и не ждала никогда. Она только мечтала. И вот теперь, когда надо принять решение о замужестве – а замуж-то, видимо, надо – и ребенка поднимать, и опереться на мужнино плечо, а когда-то и в его тени укрыться, да и мужик-то вроде неплохой предложение сделал, – именно теперь рискнула спросить. И зачем? Как же больно, как же нестерпимо жалко свою мечту, примитивную мечту о диване, об утреннем кофе, о возможности в любой момент дотронуться, прикоснуться, прижаться…

День как-то померк. Солнце показалось навязчивым, тепло излишним, летние одежды вызывающими. Что они делают в этом ресторане? Уже давно все съедено, выпито, переговорено, выплакано. Надо же, лучший день – суббота – и вдруг такая тяжесть. И кто это придумал: попытка – не пытка?!

Ну что ж, он свой выбор сделал. Теперь очередь за ней.

С той субботы прошло не так уж много времени, но он очень изменился. Причем неожиданно даже для самого себя. Теперь по субботам он спит допоздна. Ни важный телефонный звонок, ни интересная телепередача не способны разбудить его. Он просыпается после двенадцати, какое-то время потягивается и нежится в постели, потом долго моется и ближе к обеду появляется на кухне. Дочь как-то грубо спросила:

– Па, у тебя климакс, что ли?

Он не обиделся:

– Наверное.

В другие дни недели он выглядит бодрее – это и понятно: работа, общение, движение. Случаются и женщины. Это поддерживает, будоражит. Но именно женщинЫ, а не женщинА. И душа загрустила, даже затосковала, как будто съежилась, как будто захотела спрятаться, укрыться где-то. А где же ей укрыться, когда она везде, внутри всего человека. Кто ее защитит, когда все у нее ищут защиту.

Он поймал себя на мысли, что самое сильное его желание, самое желанное его желание, ежеминутное, навязчивое, неизменное, – это услышать в телефонной трубке: «Привет, Ангел!» Не самому заговорить – сам-то он звонил неоднократно, молчал, как пацан, ей-богу. Она, наверное, догадывалась, несколько раз говорила «але», потом тоже долго молчала, значительно дольше, чем этого требует ошибочный звонок. Они, два взрослых человека, слушали дыхание друг друга, ну она-то ему хоть «але», а он – совсем ничего. Да и что он ей скажет? «Я с ума схожу? Я тоскую? Я не хочу так жить, я хочу быть рядом. Я хочу тебя. Я очень тебя хочу. Я никогда, ни разу за три года не сказал тебе „люблю“. Но я, идиот, люблю тебя».

Но ничего он этого не говорит, звонит, молчит, дышит и мечтает о самых прекрасных словах, которые когда-либо в жизни были обращены к нему, самых прекрасных, самых-самых: «Привет, Ангел!»

Своя история

Когда кто-то начинает плакаться о своей несчастной женской доле, я всегда рассказываю свою историю.

Я прожила с мужем десять лет. И все-то у нас хорошо было, все просто замечательно, единственное – Бог деток не дал. Уж чего мы только не предпринимали, уж на какие эксперименты не шли – ничего не получилось. То выкидыш за выкидышем, то неразвивающаяся беременность, то вторичное бесплодие. В общем, устали, измучились, разуверились. И когда муж сказал: «Ладно. Видно, не судьба. Не будем больше тебя мучить», – я успокоилась.

Успокоилась. Расслабилась. Решила отдохнуть по-настоящему, полноценно и укатила с подругой в круиз почти на целый месяц. Классно мы с ней, конечно, провели время – и мир посмотрели, и шмоток накупили, и знакомства новые завели, но, честно говоря, лучше бы я не ездила.

По приезде муж как-то уж очень виновато выглядел, как будто не очень соскучился, еще где-то месяца полтора-два был самопогружен, немногословен, задумчив, на вопросы мои о его изменившемся настроении отвечал что-то про работу, а потом как обухом по голове:

– Значит так, я встречаюсь с женщиной. Она ждет от меня ребенка.

– Что-о-о-о?

Раньше, когда мне в книгах встречались слова: «ушла земля из-под ног» или «перед глазами потемнело», или «открыть рот от удивления», я считала их преувеличениями, призванными усилить эффект от чьих-то действий или высказываний. В тот момент у меня действительно потемнело в глазах, земля ушла из-под ног и рот открылся от удивления. Никаких преувеличений.

– Твои предложения? – по-деловому спросил он.

– Мои? Какие предложения? Я же жена. Как ты можешь? Как ты мог? О, Господи! – Я не просто зарыдала, я в тот момент умерла. Казалось, это какая-то другая женщина бьется в истерике, заламывает руки, стучит кулаками по столу, а я смотрю на нее со стороны и удивляюсь – чего это она так убивается?!

Муж закурил, достал коньяк себе, мне водку, налил, выпил сам, заставил выпить меня. Тут же еще по одной. Я пью мало и редко, и если пью, то только водку. Она на меня благотворно влияет, очень быстро теплеет в груди, улучшается настроение, появляется легкость в теле. Обычно трех-четырех рюмок мне вполне хватает для бодрости духа, веселого настроя и оптимистической жизненной позиции.

Здесь после двух я просто перестала плакать, сидела тихо, ровно и слушала своего прекрасного мужа.

– Ты хороший человек, ты замечательная женщина, и семья у нас что надо, пусть неполноценная, но дружная. Сколько мы сражались с судьбой, сколько мы боролись за счастье стать родителями. Но, видно, не дано. Я очень устал, я вымотал в этой борьбе всего себя. И когда ты уехала, …ну… так получилось, … не важно как… думал, повстречаюсь, отвлекусь, развлекусь, а она мне такой сюрприз – задержка. Ну я испугался сначала. Что-то надо делать, думаю. А потом она говорит – мол, была у врача, беременность семь-восемь недель. Говорит, буду рожать.

– А я? А мы? А как же теперь?

– Ну вот я и думаю, что у нас есть два варианта – или мы все оставляем как есть, или мы… извини меня… мне непросто произносить эти слова… или мы разводимся.

– А как это мы оставим все как есть? То есть мы с тобой живем, как жили, а она рожает твоего ребенка?

– Ну да.

– И у тебя получаются две семьи?

– Выходит, что так.

– Есть еще вариант – мы живем, как и прежде, а она делает аборт.

– Вот здесь я не вправе ничего изменить. Во-первых, решение рожать – это ее решение. Во-вторых, ты же знаешь, как я хочу иметь детей.

– Ну ведь ты же меня любишь! Меня! Я никогда в этом не сомневалась! – Хотя в этот момент я готова была усомниться не только в этом, а вообще во всех своих устоявшихся жизненных ценностях.

– Да, да, люблю, конечно. За десять лет уже совсем мы сроднились … но давай что-то решать.

– А что решать-то? Отдать тебя ей? Согласиться быть одной из жен? Как из этого можно что-то выбрать? – Я начинала психовать, выпила еще, взяла из холодильника кусок колбасы. Господи, как пьяницы какие-то – то без закуски, то с кусками таскаемся по кухне.

Он подошел ко мне, обнял, прижал мою голову к своему плечу, стал гладить и приговаривать:

– Ну а что делать-то? Даже если мы не хотим, ребеночек родится, я буду вынужден помогать, видеться. Разве тебе легко будет сознавать, что я веду двойной образ жизни? Давай решим по-честному. Купим тебе квартиру, машина у тебя есть. Деньгами я тебя обеспечу. Живи в свое удовольствие. Будем видеться, когда захочешь. Когда захотим, – поправился он. И говорил все тише и тише, гладил по плечу, по спине, убаюкивал, успокаивал, успокаивался сам.

Все так и произошло. Все, за исключением того, чтобы видеться. Я жила в отдельной квартире, ездила на хорошей машине, деньги он мне регулярно отправлял на карточку, а вот звонить, а вот встречаться – этого не было. В новой семье новая жена была против. Он ее старался не волновать, ожидая младенца. От общих знакомых я узнавала, что все у них более-менее нормально. Ну и ладно.

Чтобы самой не сойти с ума от одиночества, тоски, обиды, от никак не желающей умирать любви к мужу, я пошла работать. Устроилась в турфирму – работы полно, общения с людьми хоть отбавляй, поездок по льготным ценам предостаточно. Так что я с головой окунулась и в работу, и в туризм одновременно.

Однажды возвращалась я домой с работы с каким-то нарастающим чувством тревоги. Откуда оно взялось, непонятно, но оно не обмануло. То, что я увидела через пару километров, повергло меня в шок. Стресс от аварии, свидетельницей которой я стала, был намного сильнее и ужаса развода, и ужаса одиночества.

Столкнулись две машины, лоб в лоб. Еще не успели приехать ни «скорая», ни гаишники. Только люди из проезжающих мимо автомобилей бежали к месту происшествия, чтобы чем-то помочь. Самое страшное, что одна из машин была нашей, то есть теперь-то уже не нашей, а моего бывшего мужа. Похоже, что водитель и охранник, сидевшие спереди, ну в общем … вряд ли они были живы. По крайней мере, они были без сознания, и смотреть на них было невозможно, тем более что я-то их знала. А сзади сидел муж и его беременная – месяцев семь – супруга. Хотя что это я – уж что-что, а срок ее беременности я знала прекрасно, – если когда мы разошлись, у нее было пусть два месяца, прошло четыре с небольшим, ну да, так и есть – чуть меньше семи. Она была в шоке. Травм, по крайней мере видимых, я не заметила, но состояние психическое было ужасным. Она огромными глазами смотрела по сторонам, держала живот и повторяла одно и то же: «Пожалуйста, помедленнее… пожалуйста, помедленнее…» Наверное, все же у нее были сломаны ребра, потому что она широко открытым ртом хватала воздух, судорожно его заглатывала и периодически удивлялась: «Здесь совсем нечем дышать… Почему мне так больно дышать?» И опять: «Пожалуйста, помедленнее…»

Слава Богу, приехала «скорая», вернее, машин «скорой помощи» было три или четыре, на одной из них увезли ее, так, видимо, не до конца осознавшую, что произошло.

Муж лежал на асфальте. Нога была травмирована страшно, голова разбита, лицо в крови.

Я бросилась к нему, сняла куртку, положила под голову. Рядом крутились врачи – первая помощь, перевязки, носилки. Я опять, как это уже было однажды, увидела себя со стороны. Стою перед ним на коленях, наклонилась к его лицу и шепчу ему, заливаясь слезами:

– Родненький мой, ненаглядный ты мой. Все хорошо. Ты живой. Это главное. Сейчас боль пройдет. Тебе помогут. Я с тобой. Любимый мой, родненький. Только не волнуйся, все будет хорошо.

Я держала его руку, шла за ним до «скорой», в какой-то момент поняла, что босая. Кто-то заботливо дал мне туфли, которые слетели с меня, когда я на коленях перед мужем стояла.

– В какую больницу? – спросила я.

– В Склиф.

Кто-то помог дойти до моей машины. Кто-то даже сел вместо меня за руль – ну да, мужчина какой-то вызвался помочь:

– Я довезу вас. Вы сейчас не сможете сами.

– Да, да, спасибо. В Склиф. За той «скорой».

Муж долгое время провел в больнице, перенес несколько операций – и черепно-мозговая травма была, и нога очень сложно заживала. Потом еще какое-то время ходил с палочкой, делал супермассажи, втирал супермази, заказывал за границей суперлекарства. Помогло. Оклемался. Выздоровел.

А ребята погибли. В другой машине люди тоже здорово пострадали – один погиб, другой еле-еле выкарабкался. Но самое страшное – ребенок. Жена моего мужа спокойно пережить такую ситуацию, естественно, не смогла. Да и кто бы смог? Начались схватки, преждевременные роды. Ребеночек – мальчик появился на свет мертворожденным. Врачи говорили, что если бы девочка, то выжила бы. Девочки – они более приспособлены к жизни, к стрессам, а бедный мальчик не выдержал. Сама она лежала какое-то время в реабилитационном загородном стационаре, вышла из него более-менее вменяемой, правда, с застывшим выражением боли в глазах. Ну это не я говорю, это опять же общие знакомые – я-то ее не вижу.

Семья у них сейчас какая-то странная. Любви-то ведь изначально не было – так, флирт, легкая влюбленность, пересып, беременность. А для брака, видимо, чувства поглубже необходимы. Так и живут – детей нет. Он работает как одержимый. Поседел, постарел, прихрамывает, почти не улыбается никогда. Она – не знаю, чем она живет, но, говорят, выражение боли в глазах сменилось равнодушием.

Но интересно другое. Тот мужчина, который в день аварии подвозил меня, потом как-то нашел мой телефон, может, по номеру машины вычислил, а может, в столе справок больницы – я оставляла на всякий случай – не важно (сам он так и не признался). Позвонил, поинтересовался моими делами, предложил встретиться. Я была настолько ему благодарна, что он в тяжелейший момент моей жизни был рядом, что решила – куплю ему огромный букет цветов. И на свидание с мужчиной я пришла с тридцатью пятью потрясающими розами. Что вы думаете? Он встречал меня с точно таким же букетом, с розами такого же цвета и такого же сорта! Это была фантастика!

Собственно говоря, фантастика продолжается. Мы живем вместе, и я, кажется, снова беременна. Ну об этом пока не будем. Но у меня… тьфу-тьфу-тьфу… есть надежда на счастье! Да что там надежда?! У меня есть счастье!

Поэтому, когда кто-то начинает плакаться о своей несчастной женской доле, я рассказываю свою историю – страшную, жуткую, прекрасную, счастливейшую из всех историй!

Февраль—август—февраль

Февраль

Игорь зарабатывал на жизнь частным извозом. Причем был оформлен в налоговой инспекции, имел все соответствующие разрешительные документы – все по правилам. Труд тяжелый, не очень-то денежный, но так уж сложилось.

Главный минус – быстрый износ автомобиля. А что это значит? Это значит, что колоссальная часть заработанных денег уходит на ремонт, на обслуживание, на профилактику. Конечно, он не то чтобы еле-еле сводил концы с концами, на жизнь хватало, но жизнь – она ведь разная. Средний уровень жизни, средний достаток. В доме все есть, дачка небольшая тоже в тридцати километрах от Москвы, на отдых раз в год семья обязательно выезжает. Жена работает. Она у Игоря молодец – труженица, хозяйка хорошая и вообще верная подруга жизни.

Под словом «верность» Игорь понимал не супружество без измен. То есть измены (связь с другими мужчинами или женщинами) – не есть доказательство неверности, считал он. Можно встречаться с кем-то, иметь любовников, но при этом оставаться преданным своей семье. А можно даже и не помышлять об адюльтере, но в семье быть «ни рыба – ни мясо». И что в этом хорошего? Вот он, например, считает себя верным своей семье. А разве нет? Добытчик, все для своих делает, не просто деньгами откупается, а всегда в курсе всех проблем, всегда с помощью и к жене, и к ее родителям, и к дочери. Никогда не нагрубит им, по дому часть работы на нем – продукты, большие покупки, участие в генеральной уборке. В гости – вместе, гостей принять – вместе. И если даже он при этом позволяет себе увлечься кем-то и безо всякого ущерба для семьи повстречаться с понравившейся ему женщиной, то что в этом страшного? Можно считать его неверным? Игорь не считал. Танюха (это жена) всегда окружена его мужским вниманием, иной раз даже не успевает соскучиться по его ласкам. Так что обижаться ей не на что.

Работал Игорь по-честному. Практически всегда… Почти всегда… Конечно, у него был принцип «клиент – деньги», но изредка, иногда, крайне-крайне редко этот принцип мог быть заменен на иной – «клиентка – любовь».

Ну под словом «любовь» здесь понимался совершенно определенный физиологический акт. С одной стороны, зачем бы ему это? С другой, бывали действительно тяжелые дни – скупые клиенты, проблемные ситуации, пробки, непогода – когда к вечеру аж руки дрожали от усталости, напряжения и внутреннего дискомфорта. И если в такой ситуации какая-то дамочка в явно заигрывающем тоне называла адрес и на вопрос: «Сколько платим, красавица?» отвечала: «А может, по любви?», он соглашался. В таком случае удавалось расслабиться, немного разжать внутреннюю пружину, с улыбкой попрощаться и тут же забыть о приключении.

Бывали и посерьезней встречи. Но, честно говоря, работа выматывала, а ведь любое увлечение – это же труд, занятие, это же время, энергия, и не всегда был в нем запас этой жизненной энергии. Так что встречи бывали, иногда и более-менее длительные, но в большинстве своем не очень серьезные, не цепляющие за душу, – так, сменить впечатления, отдохнуть.

Февраль в этом году выдался слякотный, неприятный. (Как будто февраль бывает приятным.) Игорю всегда казалось, что самые тяжелые месяцы – это февраль и ноябрь. Февраль – потому что конец зимы, уже все устали от холода, от снега, а весны никак не дождешься. Единственный плюс – короткий месяц. А ноябрь – это просто жуть. Впереди вся зима, темнотища, ветер, снега еще нет. Безрадостно, уныло, тускло. И хотя если подходить философски, то он согласен с выражением «у природы нет плохой погоды», а если с позиций его разъездной жизни – то ничего хорошего он в этих месяцах не видел. И пассажиры нервные, замершие, усталые почему-то уже с утра. То ли дело май, летние месяцы… Не работа – одно удовольствие. Тепло, светло, чисто, одежды легкие, настроение приподнятое и платят соответственно…

Вообще для клиентов Игорь всегда старался создать приятные условия. В машине у него порядок был редкий. Коврики вымыты (благо в гараже у него мойка бесплатная с горячей водой), сама машина всегда чистая, легкие ароматизаторы – навязчивые запахи он сам не любил, масса кассет на выбор – от классики до шансона. Клиенты в большинстве своем были довольны.

Как-то сел один чудной дядечка, не очень ухоженный, полноватый, с мятым портфелем, а у Игоря радио какое-то включено. Игорь спрашивает:

– Устраивает музыка или что-то иное предпочитаете?

Дядечка безнадежно махнул рукой:

– Да пусть будет. Все равно то, чего я люблю, у вас нет.

– А именно?

– Ну, например, «Болеро» Равеля.

Когда через минуту зазвучала именно эта мелодия, мужик обалдел. Игорь как-то наблюдал такое в театре – когда актер преображается. В первом акте он, например, в костюме, который ему явно мал – рукава коротки, брюки по щиколотку, пуговицы внатяг, прическа взъерошена, взгляд тревожен, неуверен, заискивающе-угодлив. А во втором акте – это самодовольный господин в дорогих одеждах, с набриолиненными волосами, высокомерием во взоре, медленной речью и царственными жестами… Его поражало это искусство преображения, этот талант…

И вдруг нечто подобное он увидел в своей собственной машине. У дядечки прервалось дыхание, загорелись глаза, он восторженно посмотрел на Игоря, потом как-то обмяк, прикрыл веки и с улыбкой тихого счастья слушал свою любимую мелодию.

– Я потрясен, – сказал он, рассчитываясь. Оставил лишние сто рублей и с сияющим лицом вышел.

Игорь в очередной раз убедился в том, что человеку не так уж много надо для счастья. И главное, что это немногое может дать Игорь. Это грело душу.

Или еще случай. Остановила его женщина, прилично одетая, симпатичная, но с такой болью в глазах. Села, попросила разрешения закурить.

– Музыка нравится? Или заменить?

Она ответила сквозь слезы:

– Вы извините. Мне так плохо. Если есть что-то для души…

Он поставил Розенбаума. Женщина плакала. Слезы… сигаретный дым… Пожалуйста, погромче… вот есть салфетка… возьмите… Может быть, попить, у меня есть вода…

В общем, пассажирка выплакалась, попила воды, немного успокоилась и тоже оставила денег сверх договоренности. Искренне поблагодарила, извинилась за свое состояние, а у него в душе надолго осталось приятное чувство от человеческого взаимопонимания, единения, сопереживания.

Так вот, про февраль. Он ехал медленно в крайнем левом в ожидании клиентов и мысленно прикидывал предстоящие расходы: в конце февраля у Танюхи день рождения – хорошо еще некруглая дата – тридцать восемь лет – можно и не очень широко отмечать, но все равно гостей собрать надо, и подарок хороший преподнести. А в подарок она куртку кожаную просила. Надо будет с ней в воскресенье съездить, пусть примерит, посмотрит. А потом 8 Марта. Вот уж затраты так затраты – мало того что жена с дочерью, а еще теща, а еще в налоговой девчонок поздравить. Короче, деньги нужны – это раз. И время – за подарками выбраться – это два. Решил он делать это в несколько приемов. Сейчас заедет в магазин посмотрит дочери мобильник (она давно мечтает), потом через пару дней Танюшке своей халатик возьмет – приглядел в одном магазине – очень симпатичный. Ну а там потихоньку и теще, и остальным.

Надо сказать, что Игорь сажал к себе далеко не всех подряд. Частенько проезжал мимо, а иной раз, останавливаясь и интуитивно почуяв негатив, не брал пассажиров. Девицы сомнительного вида его отпугивали всегда. Лица кавказской национальности, хоть и платили неплохо, как правило, вызывали опасение, поэтому если и вез, то по одному. Двоих-троих мужиков брал крайне редко, предварительно прислушиваясь к себе – есть внутри тревога? Нет? И не в трусости дело, а в элементарной осторожности. Вон сколько ребят – знакомых водил – пострадало, особенно кто по ночам работает. И бритвой горло режут, и ножом пугают, и деньги отбирают, и из машин выбрасывают. Опасная работа, ничего не скажешь. Вот и приходится в момент принятия решения: брать – не брать пассажира – включать повышенное внимание.

Женщина стояла на обочине с вытянутой рукой, немного встревоженная, опаздывает, видимо. Игорь притормозил, посадил без вопросов. Она со вздохом облегчения уселась: «На Таганку, пожалуйста». Поехали. Утро, пробки, машин полно, все торопятся, движение сложное. Ее устроило «Русское радио». Как раз новости были. Послушали, потом обсудили, потом слово за слово разговорились обо всем, потом он вспомнил пару анекдотов по теме беседы. Рассмеялись. Потом она какую-то историю из жизни подруги рассказала. Хохотали так, что он даже хотел остановиться, отдышаться. Оказалось, уже приехали. Она в прекрасном расположении духа достала деньги и со словами: «Спасибо, сдачи не надо» – взялась за ручку двери.

Игорь, который обычно на прощание говорил «Всего хорошего! Удачи!», тут изменил устоявшемуся стереотипу и так тихо-тихо сказал:

– Подождите, пожалуйста.

– Да.

– Вы извините, вас как зовут?

– Вера.

– Вера, я Игорь. Вы мне очень симпатичной показались. Знаете, так редко бывает, чуть ли не сразу. Если вам понадобится машина или просто захотите пообщаться, возьмите мою визитку, позвоните, мобильный всегда со мной. Мне будет очень приятно встретиться с вами.

– Хорошо, Игорь. Возьму с удовольствием. Спасибо.

Она вышла. А у него запела душа. Он ехал и улыбался. Когда вспоминал их беседу, даже смеялся в голос. Он думал о ней целый день. А день прошел отлично – и все пассажиры были милые, и пробки как-то рассосались, и погода наладилась. Да и пора. До конца месяца четыре дня, а там – весна! Весна! Господи, уж не влюбился ли он?

Она позвонила уже на следующий день:

– Игорь, если можно, подъезжайте туда, где вы меня вчера взяли, и опять на Таганку. Через час сможете?

– Да, да, Вера, конечно.

Вот так февраль стал поворотным месяцем всей его жизни.

Февраль – плохой месяц? Да это лучший месяц в году! Да это лучший месяц в его судьбе!

Март

Понятно, что начало марта всегда сопровождается приготовлениями, мыслями о подарках, покупке цветов, произнесении торжественных слов и тостов. Понятно, что девятого числа мужчины с облегчением вздыхают и успокаиваются. Понятно, что Игорь не избежал этой предпраздничной лихорадки, но поскольку готовился заранее и постепенно, он был спокоен – у него все есть – и домашним, и теще, и всем, кому задумал.

Вера ездила теперь ежедневно. И что она раньше мучалась – метро, автобусы, маршрутки? Да, дороже, естественно, получается, но зато с комфортом, с музыкой, в приятной компании.

Буквально через несколько дней они перешли на «ты», и Игорь поймал себя на мысли, что они всегда разговаривают, не переставая, и что никогда не приходится придумывать темы для разговора, они рождаются как-то сами собой, очень естественно и гармонично.

В предпраздничный день, числа шестого или седьмого, это не важно, он, как обычно, к девяти утра подъехал к месту встречи, чтобы везти Веру на работу. Она уже ждала, с улыбкой открыла дверь и замерла. На сиденье лежали цветы. Он купил розы. Большой букет. Она была сражена.

– Это мне?

– Тебе, Верочка! С праздником!

– Спасибо, Игорь. Спасибо.

Вера взяла букет, села, с сияющим лицом любовалась цветами. Закрыв глаза, вдыхала аромат.

– Знаешь, я тронута. Мне, конечно, дарят цветы, правда, не так часто, как хотелось бы… Но дело даже не в этом. Дело в том, что я не ожидала от тебя. Не знаю почему… От кого угодно, а от тебя не ожидала.