Текст книги "Покоритесь воле Ночи"

– А значит, выучатся и все те, с кем они захотели поделиться доходами.

Титус нахмурился. Он хоть и обратился в чалдарянскую веру, но все еще не терпел подобных избитых замечаний о дэвах.

– Возможно. Но послушайте: чтобы отливать железные пушки хоть в сколько-нибудь значительном количестве, понадобится крупное производство.

Хект уселся и хорошенько сосредоточился.

– Продолжай.

– Для начала, рядом с таким производством должен быть лес. Нужны твердые породы древесины. Просто удивительно, сколько дуба требуется, чтобы получился уголь, пригодный для плавки металла. А чтобы расплавить всего двадцать пять фунтов того, что они называют ковким железом, угля нужно почти двести кубических ярдов. Легкий железный фальконет весит почти сотню фунтов. Поэтому требуется невероятное количество угля. Да еще сколько работы. Точные цифры узнать не удалось, но из записей Крулика и Снейгона понятно: нужно трудиться сотню, а может даже, и тысячу часов, чтобы изготовить одно железное орудие. Возьмем, к примеру, простой железный меч обычной сложности и твердости: если использовать уже расплавленное ковкое железо, нужно около двух тысяч фунтов угля, и еще около двух сотен часов придется махать в кузнице молотом.

Хекту никогда раньше в голову не приходило интересоваться, как изготовляют орудия его ремесла.

– На «Мануфактуре Крулика и Снейгона» и мечи делают?

– Там делают почти любое оружие. Вероятно, у каждого в этом войске есть какая-то их вещь. Боюсь, взрыв в Броте стал для них своего рода благословением. Раньше они были ограничены местоположением: нужно было доставлять на мануфактуру железо и уголь, а поблизости от вечного города нет ни одного более-менее большого леса.

– Понимаю. И теперь они смогут устанавливать более выгодные цены. – Хект с Титусом усмехнулись. – Или общую прибыль увеличат.

– Да, – кивнул Консент и продолжал, словно бы размышляя вслух: – Уголь также нужен для изготовления огненного порошка.

– И что же?

– Я только что сообразил! Обдумывал, где именно леса с твердыми породами дерева соседствуют с залежами железной руды. Таких мест предостаточно. Но если поблизости должны быть еще и ресурсы, необходимые для изготовления огненного порошка, круг значительно сужается.

– Артесипея. Там располагаются крупнейшие залежи природной селитры. А еще железа и меди. А еще серные ямы, хоть сера и не лучшего качества. И леса мы там видели.

– Мы видели вечнозеленые леса, это мягкая древесина. Но в восточной части острова, ниже уровня гор, должны произрастать и твердые породы. И от южного побережья Родного моря оттуда недалеко. А там, в бывшей имперской провинции Фарегония, находятся шахты, вот уже две тысячи лет производящие первоклассную серу.

– Думаешь, они перенесут все на Артесипею?

– Я бы так и сделал. Ведь имеется и еще одно преимущество, возможно даже более важное.

– Какое же?

– Остров не входит в патриаршие владения. Сейчас там правит король Питер Навайский. Ни патриарх, ни патриарший главнокомандующий там никому не указ.

– Понимаю. Будем держать ушки на макушке. Не бросай это дело. Посвяти ему свои многочисленные свободные часы.

– Ага. Я тут попросил квартирмейстера раздобыть мне метлу: как только станет нечего делать, двор мести начну.

– Титус, хочешь верь, а хочешь не верь, я знаю, каково тебе приходится. Я тут думаю, что, возможно, обрадуюсь, когда вылечу со службы.

– Возможно. И будете радоваться еще минут пять.

– Да.

Вискесментские советники заявили приближавшемуся войску арнгендцев, что город не станет противиться: пусть пройдут через него, пересекут мосты и шагают себе дальше в Коннек – только чтобы по дороге руки не распускали. Участники священного похода согласились, хотя и знали, что не смогут сдержать приставших к армии гролсачцев и самых фанатичных членов Конгрегации, которые ненавидели Вискесмент за потакание мейсальской ереси.

Советники потребовали, чтобы оружейные мастера и квартирмейстеры на время следования арнгендцев через Вискесмент забрали оружие у рядовых, гролсачцев и всех тех, кто шел за войском.

Арнгендская знать охотно согласилась. Церковники из Конгрегации, разумеется, встретили требование советников в штыки.

Главнокомандующий, потеряв терпение, отправил советникам послание, в котором велел поскорее покончить с переговорами.

В конце концов захватчикам предоставили право пройти по одной широкой мощеной улице к мосту Пурелайс. Улица эта прозывалась Могильной. Пурелайс был самым широким и длинным из всех трех вискесментских мостов.

Прилегавшие к Могильной улице переулки, как вскоре убедились арнгендцы, были забаррикадированы телегами и мебелью, там дежурило местное ополчение. Выказываемое горожанами недоверие подчеркивало извечное подозрительное отношение южан к своим северным соседям.

Пурелайс назвали в честь императора, который приказал его выстроить. Мост высокой дугой выгибался над Дешаром, чтобы проходящим внизу судам не приходилось убирать мачты. Впрочем, в теперешние времена немногие корабли ходили на одних лишь парусах.

С восточного конца моста из-за вздыбившейся горбом центральной арки не было видно западного. А западный конец был забаррикадирован. Среди баррикад стояли восемнадцать фальконетов, заряженных мелкими камнями. Пушкарями и несколькими отрядами лучников и копейщиков командовали Бюль Смоленс и Кейт Рук.

Остальные пушки патриаршего войска незаметно расставил вдоль всего предполагаемого маршрута арнгендцев Драго Прозек. Арнгендцев собирались ошеломить и обратить в бегство, если вдруг их не убедит и так весьма наглядное положение дел.

Если все же и придется прибегнуть к Прозековым пушкам, грохот и дым станут сигналом для остальных патриарших отрядов, чтобы отрезать отступление на востоке.

С верхушки колокольни церкви Святого Вакина, личной церкви антипатриархов, главнокомандующему были видны оба конца Пурелайса и почти вся Могильная улица. Теперь уже никто и не помнил, почему ее так назвали. Кое-кто из местных не использовал это название из суеверия. Могильная улица заполнилась людьми: впереди выступали полные решимости монахи из Конгрегации, они проклинали горожан за грехи, а в ответ их освистывали и даже иногда забрасывали камнями; затем на лошадях, укрытых яркими попонами, ехали возглавлявшие войско дворяне, за ними следовали копьеносцы, пехотинцы и свита.

– Какое столпотворение! – заметил Хект. – Титус, у нашего войска на марше ведь больше порядка?

– Больше. Но если позволить солдатам взять с собой семьи…

Титус затронул больную тему. В том числе и этим войско Пайпера Хекта отличалось от войск других военачальников: он не позволял толпам не участвующих в сражениях волочиться за ним хвостом и стеснять движение.

Но, несмотря на все Пайперовы усилия, вокруг армии непременно, словно снежный ком, нарастали маркитанты, едва только она задерживалась где-нибудь дольше чем на пару дней.

Ехавшие во главе арнгендцев священники взобрались на самую высокую точку моста и нос к носу столкнулись с суровой действительностью.

– Жаль, что я сейчас не там, – посетовал Хект. – Нужно было там засесть.

– Лучше вам тут оставаться – отсюда вы контролируете всех, кроме Смоленса и Рука.

– Как я вижу, священники призывают епископов и архиепископов.

Хект заволновался. Конечно, он доверяет полковнику Смоленсу, и все же… Епископы хитры, кто-нибудь из них, быть может, убедит Смоленса, и тогда…

– Смоленс не отступит, – угадал его опасения Консент. – И Кейт Рук не дрогнет.

– Кейт меня беспокоит. Слишком уж увлекается своей работой.

– Вы никогда не бываете всем довольны?

– Не бываю. Не в такие минуты. Проклятие!

Из фальконетов открыли огонь по церковникам и монахам из Конгрегации. Поднявшийся в воздух дым сносило к востоку, западный конец моста скрылся из виду. До Хекта донесся грохот, но он уже знал: что-то пошло не по плану. В дыму полыхали вспышки. Пушкари Кейта Рука палили не переставая.

Внизу, вдоль Могильной улицы, прокатилась волна испуга, который быстро превратился в страх, а потом и в панику.

– Прозек, погоди, – бормотал Хект. – Не стоит убивать без веской причины.

Бросив на него косой взгляд, Консент что-то прошептал на ухо гонцу, и тот побежал передавать приказ Драго Прозеку.

Грохот чуть затих, а потом и вовсе смолк. Дальний конец моста по-прежнему скрывало облако дыма. Хект видел, как среди арнгендцев воцаряется неразбериха, как вдалеке рыцари на конях пытаются протолкаться на восток, на переполненную народом улицу, а внизу, под колокольней, те, кого еще не охватила паника, наоборот, устремляются на запад.

Пушки смолкли, и паника приутихла. Арнгендцы не смогли прорваться через баррикады на боковые переулки. Городское ополчение продемонстрировало похвальную выдержку.

Хект задышал спокойнее:

– Ладно. Мы пристукнули кучку церковников из Конгрегации. Ничего. Они бы погибли и так.

Если бы в дело вмешался граф Реймон.

На мосту снова прогремели выстрелы. Вернее, один выстрел.

– Четырнадцать орудий, – сказал Хект. – Значит, некоторые уже не действуют. Если только не…

– Передышку вам бы нужно самому себе устроить, – заметил Титус Консент.

– А где Пелла?

Пайпер все еще волновался. Только сейчас он понял, что уже два дня не видел мальчишку, и почувствовал укол вины: он ведь уделяет Пелле так мало времени.

Хект не знал, как нужно себя вести. У него самого отца не было.

– Ходит по пятам за Кейтом Руком. Ему страшно нравится, когда все взрывается и дымит.

– А Рук не против, что он путается под ногами? Да еще с телохранителями?

– Я знаю Рука – Пеллу точно загрузили работой. И его телохранителей тоже.

– Ворога только помяни.

На колокольню без приглашения взобрался Мадук. В последнее время показывался он редко.

– Мой господин, послание от городского совета. Спрашивают, можно ли принимать тех, кто желает сдаться в плен.

– Напомните им, что арнгендцы – наши. А так – пожалуйста. Покончим с этим. Я хочу домой не меньше вашего. – Мадук вышел, и Хект спросил у Титуса: – Он вроде как-то изменился?

– Именно.

– Как? И почему?

– Теперь он выполняет свою работу не ради вас, а потому, что так хочет Братство.

Хект что-то проворчал. Кейт Рук снова затеял светопреставление на западном берегу. Зачем? На него никто не нападает. Зачем тратить понапрасну драгоценный огненный порошок, когда кучку фанатичных церковников можно просто перестрелять из луков и арбалетов?

– Я все испортил? С Мадуком?

– Да. Но так все равно случилось бы рано или поздно, ведь вы – это вы, а он – это он. Игра не проиграна полностью. Он все еще питает к вам уважение. Обязательно выкажите ему свое.

– Проклятие, что затеял Рук?

– Наверняка демонстрирует силу. Теперь стреляет лишь один фальконет. И притом неторопливо.

– Ага, ладно. Понял. Видимо, дал поиграться Пелле. А мишень у них – братья из Конгрегации.

Далеко за мостом показалось облако пыли. Вероятно, явился граф Реймон.

Главный зал во Дворце Королей был полон. Прибыли вискесментские вельможи, приближенные главнокомандующего, Бернардин Амбершель, супруга графа Реймона госпожа Сочия и графская свита, а еще военачальники неудавшегося священного похода – кого-то одолевало отчаяние, кто-то радовался. В зале не было ни одного из священников, собиравшихся вторгнуться в Коннек. Тех немногих, кто уцелел, забрал Бернардин Амбершель. Главнокомандующий отдал ему всех, включая епископов. Коннектенцы потребуют за них выкуп. Или не потребуют.

Титус Консент подвел к почетному, расположенному на возвышении столу Мадука и усадил по левую руку от главнокомандующего.

– Мадук готов к докладу.

– А, прекрасно, – отозвался Хект и тихим голосом спросил: – Что скажете, Мадук?

– Погибло семнадцать священников, мой господин. И ранено больше сотни. Среди них два епископа, один точно умрет – ему разворотило кишки.

– Могло быть и хуже, учитывая, сколько палил Рук.

– Рисовался он, – неодобрительно отозвался глава телохранителей. – Ранено лишь двое арнгендских рыцарей. Незначительно пострадали пехотинцы из арьергарда: пытались сбежать. Один погиб. Упал и стукнулся головой.

– Хорошо. Городской совет заставит пленников хорошенько потрудиться. Итак, что с казной? И гролсачцами?

– Казну удалось захватить, но там меньше, чем вы надеялись. Епископы собирались покрыть свои расходы дней через пятьдесят за счет награбленного. А в Гролсач пойдут неутешительные вести. В который уже раз.

– Там вообще хоть кто-нибудь еще остался?

– Будет меньше соперничества из-за ресурсов.

Суровая, но правда. Граф Реймон и его головорезы отправились на север – пересечь Дешар и перехватить сбежавших гролсачцев. Реймон твердо вознамерился помешать этим людям вторгнуться в Коннек, даже если для этого придется истребить всех в Гролсаче.

К арнгендцам он питал не менее теплые чувства.

– Мадук, вы уже строили планы на будущее?

– В каком смысле, мой господин? – В голосе главы телохранителей прозвучало искреннее удивление.

– Мы почти все здесь закончили. Непримиримый хворает…

– Непримиримый умер, мой господин. Пока об этом еще не все знают, но больше это не тайна.

Хект задумчиво оглядел толпу. Как обычно, рыцари из двух враждебных лагерей болтали с обнаружившейся среди врагов родней. Арнгендцы испытывали облегчение: не придется теперь угождать властолюбию Анны Менандской.

– Хорошо. Но мой вопрос все еще в силе. Более чем в силе.

– Я принадлежу к священному ордену и поступлю так, как велят вышестоящие.

– Разумеется, как и все мы. Надеюсь, вас достойно вознаградят. Хотя я всегда ощущал себя взаперти, вы превосходно делали свою работу.

– Благодарю вас, мой господин, – почти равнодушно отозвался Мадук.

Да, Мадука Хект потерял. И напрасно усадил его сегодня на почетное место подле себя.

– Надеюсь получить назначение в Святые Земли, – чуть более дружелюбно продолжал глава телохранителей. – Во время нашей последней беседы в Броте Аддам Хоф меня обнадежил.

– Быть может, снова повстречаемся в тех краях.

– Вот как?

– Да нет, вряд ли. Хватит с меня священных походов. Подумываю прикупить землицы где-нибудь в деревне и уйти в отставку. Встречу старость с Анной, буду вино делать для полковника Горта.

На упоминание Пинкуса Горта Мадук никак не отреагировал. Значит, ему все равно. Или не знает.

– Когда мы закончим здесь, – сказал Хект, – мне нужно будет побеседовать наедине с виконтом Дюмейном.

– Да, мой господин.

Остаток вечера Пайпер посвятил наблюдениям. В частности, присматривал за Пеллой.

Все-таки Анна вбила в мальчишку кое-какие манеры.

Когда главнокомандующий встретился с виконтом, Мадук не ушел. Хотя для разговора они воспользовались самой большой тихой комнатой во всем дворце, она была все же не так велика, чтобы главе телохранителей не составило труда услышать их беседу. В последнее время Мадук уже не так упорно избегал главнокомандующего.

– Что вам угодно? – спросил виконт, который прекрасно осознавал, что находится в плену, но все еще не желал поступиться аристократической гордостью.

– Присядьте. Выпейте со мной кофе. И расскажите о Вэли Дюмейн.

Виконт охотно присел и, не скрывая удовольствия, отведал редкого драгоценного напитка. А вот с рассказом вышла заминка.

– Вэли Дюмейн – моя сестра, – сказал рыцарь, помолчав. – Графиня Блю. Почему вы спрашиваете?

– Хочу все выяснить. Ваши слова отчасти подтверждают то, что я и так знаю. Я думал, она – ваша жена, и не понял, почему жена у вас – графиня Блю, а вы сами – виконт… где?

– В Клозе. Владение крохотное, камень бросишь – до другого конца долетит. Когда меня выкупят, придется его продать. И переехать жить к сестре. Или вступить в Братство. Но вы так и не ответили, к чему эти вопросы.

– Не ответил, – согласился главнокомандующий и многозначительно умолк. – Вы как-то связаны с Сонсой?

– Я? Нет, никак не связан. Отец отправился на сонсианском корабле в священный поход. С тремя братьями. Домой вернулся он один. И ему, третьему сыну, досталось наследство.

– В Святых Землях не забалуешь, приезжему там сгинуть проще простого. Вы связаны с особым ведомством? А еще точнее, с охотниками на ведьм?

– Нет. У меня на родине их нет. Раньше под Салпено располагалось здание капитула, и в самом городе братья иногда появлялись, но перед смертью Шарльва Полоумного съехали. Шеро, один из коварных прихвостней Анны, задумал конфисковать их имущество. Братья прознали и убрались от греха подальше со всем своим добром. А Шеро подхватил страшную болезнь. Очень мучается. Умирать ему придется долго.

– Эти два события связаны?

Мадук слушал очень внимательно. И о чем-то напряженно размышлял.

– К несчастью, в нашем мире не все так ловко устроено. Злодеям не всегда воздается по заслугам. А порядочные люди погибают раньше срока.

– Остается лишь верить, что такова воля божья. Да. Дети у вас есть? Законные или не законные?

– Я требую, чтобы мне объяснили, что тут происходит! – вскочил Дюмейн, смерив Хекта возмущенным взглядом.

– Сядьте, виконт. Ничего требовать вы не можете. Я всего лишь презренный наемник, в моих жилах не течет благородная кровь, чести у меня нет, даже если я и командую патриаршими войсками и то и дело сокрушаю врагов его святейшества. От человека вроде меня всего можно ожидать: а вдруг велю сбросить вас с моста или удавить, а тело – сжечь, чтобы вы уже не воскресли? На какие еще подлости способен наемник вроде меня?

– Тогда не получите выкупа.

– Не беда. Граф Антье с удовольствием купит у меня любых арнгендских пленников, гуртом. Хочет замариновать головы и отправить их вашей славной монархине. Или же продаст всех в рабство купцам из-за Родного моря. В порыве мстительности часто об этом говорит.

Виконт Дюмейн побледнел, но поступаться честью не стал.

– Этот граф Реймон – просто бешеный пес. Если вы, арнгендцы, снова полезете грабить Коннек, прольются реки крови. Но я не об этом хочу говорить. Меня интересует девчонка по имени Вэли Дюмейн. Лет тринадцати от роду. Может, младше. Ее держали в плену в борделе в Сонсе. Она заявила, что держат ее там, чтобы принудить к чему-то ее отца. Все, кто мог бы подтвердить или опровергнуть эти слова, мертвы. Я раскапываю это дело, когда подворачивается возможность. Сегодня вот подвернулась. Вы и ваша сестра – единственные Дюмейны, о которых мне известно.

– Простите, но я не смогу разрешить эту загадку.

Как же Хект жалел, что Девятый Неизвестный больше ему не досаждает. Старик бы сейчас пригодился. Виконт в основном не врал, но что-то тут было нечисто.

Интересно, если его раздеть – не найдется ли на теле маленькой татуировки?

– Вы не ходили в священный поход? – спросил Хект. – Сами в Святых Землях не бывали?

Прежде чем ответить, Дюмейн окинул его внимательным взглядом.

– Бывал. Вместе с отцом.

Эти сведения легко проверить, должны были остаться записи.

– Еще ребенком. Когда мы уезжали, мне исполнилось восемь, а когда вернулись – двенадцать. Молю господа, чтобы он больше не посылал меня на восток. В аду и то не так худо, как в Святых Землях летом. И зимой. И в любое другое время года.

Хект кивнул. Некоторые жители запада именно так и полагали. А вот другим Святые Земли нравились настолько, что пришлые там оставались. Уже выросло несколько поколений рыцарей, родившихся на востоке. Их западную родню оскорбляли перенятые ими обычаи и манера по-восточному одеваться.

– Точно так же и я чувствовал себя в Фиральдии, когда впервые явился сюда: лето слишком жаркое и тянется целую вечность. А снег, в отличие от приличных краев, выпадает редко.

– Слышал, сейчас все меняется.

– Меняется. Определенно меняется. Во дворце Чиаро за этими изменениями следят. Очень резкие перемены. А будет еще хуже.

Когда Дюмейн вышел, Хект позвал Титуса Консента и сказал ему:

– Что-то с этим человеком не так. Приглядывай за ним. Пусть его отпустят домой в последнюю очередь. Бехтера не видел?

В последнее время сержант Бехтер почти не попадался ему на глаза.

– Он болен. Говорят, каждый день пытается встать и пойти на службу. Но тело его не слушается. Очень уж он стар.

– Мне его не хватает.

– Если б смог, он бы пришел.

– О нем заботятся должным образом?

– Его следует отправить в Кастеллу. Пусть доживает последние дни среди братьев.

– Он об этом просил? И ты его не отправил?

– Это я его просил. Но он сказал, что хочет остаться. Сказал, теперь его место здесь.

– Старый глупец слишком упрям – сам себе вредит.

– Костяк этого войска в основном из таких.

Хект на приманку не клюнул.

– Ты проверил, как там Пелла?

– Развлекается вовсю. Решил, что огненный порошок – его призвание. Рук говорит – у мальчишки есть неплохие идеи.

– Еще передумает. Мне просто надо знать, что с ним все в порядке. Не хочу суету поднимать, словно я – его мамаша.

– Пайпер, с ним все в порядке. Но вы дали ему слишком много свободы. Он еще до такого не дорос.

Анна бы с Титусом согласилась.

– Ладно. Организуй учения для пушкарей. И его туда пристрой. Пусть будет под рукой и при деле.

Мальчику это понравится. Да и осталось уже недолго – пока Бронт Донето полностью не заграбастает патриаршую власть.

– Титус, а какое будущее ты прочишь своим сыновьям?

– В наши дни? Быть может, станут священниками.

– Безопасное ремесло.

– Ага. Вот только боюсь, когда они подрастут, такой возможности уже не представится: в монастырях стало не протолкнуться от тунеядцев.

Может, Титус и морочит ему голову, трудно сказать.

– Всегда можно при армии служить.

– Но много ли будет таких мест? Даже если я и позволю своим сыновьям впутаться в это безумие.

Хект нахмурился.

– Вы ведь так и не поняли, что натворили? – спросил Титус.

Хект ловил себя на мысли (и притом чересчур часто), что не имеет ни малейшего понятия. Он вопросительно поднял бровь.

– Войска, подобного этой патриаршей армии, не было со времен Древней Империи. Во всяком случае, на западе. В Восточной Империи служат профессиональные солдаты и офицеры. А здесь, с самого падения империи, в этом не было нужды. Мы в основном бьемся лишь с соседями – это маленькие войны. А еще повсюду вельможи боятся постоянной армии и презирают наемников. Солдаты с пренебрежением относятся к тем, кто воюет за деньги. Сами по истечении сорока дней тоже берут деньги, но утверждают, что тут совсем иное дело.

Зачем Титус вдруг взялся перечислять общеизвестные факты? А! Видимо, потому, что Пайпер действительно изменил представление о профессиональных солдатах.

– И скоро все это закончится, – продолжал Титус.

– Закончится ли?

– Пинкус Горт – не Пайпер Хект.

– Пайпер Хект без работы не останется.

– Так вы решили перейти к Граальской императрице.

– Других вариантов не вижу. – Каждый раз, когда Хект обдумывал отставку, уйти в которую столь часто грозился, перед его мысленным взором вставало разочарованное лицо Элспет Идж. Образ принцессы преследовал его, словно застрявшая в голове песня, не желал уходить. – Хотя бы на некоторое время. Но не стоит рассчитывать, что я действительно отправлюсь в Святые Земли.

– Каково Ное и мальчикам придется в Альтен-Вайнберге?

– Не знаю. Там живет самый разный люд со всех концов империи. Особых предрассудков я не заметил. Но они, конечно же, есть. – (Кое для кого Титус оставался дэвом, какую бы веру ни исповедовал.) – А про Святые Земли я столько слышал от пилигримов и вернувшихся оттуда рыцарей, что совершенно уверился: мне туда не надо.

Титус бросил на главнокомандующего удивленный взгляд, но ничего не сказал. Он целиком зависел от выдуманного прошлого Пайпера Хекта: падет Пайпер Хект – с ним падет и Титус Консент.

В дверь просунулась голова Мадука:

– Главнокомандующий, можно вас потревожить?

– Разумеется. Что там?

– Бехтер, мой господин. Братья-целители говорят – ему все хуже. Почему – не понимают. Сержант, по всему, должен бы поправляться. Я решил, нужно вам сообщить.

– Да. А они?.. Братья думают, что Бехтер умрет?

– Вероятно. И скорее всего, осталось ему недолго.

– Титус, я должен идти.

Пайпер почувствовал, как в душе поднимается тоска. Еще и в этом запад развратил его душу: Хект стал рабом своих эмоций.

– А можно мне с вами? – спросил Консент. – Бехтер и в моей жизни сыграл немалую роль. Почти отцом мне сделался после обращения.

Хект удивился: он-то и не заметил. Но на правду похоже. Хект ведь не особенно вникал в жизнь своих соратников.

Мадук ждал их внизу.

– Именно теперь злодеи, возможно, решат, что мы размякли, – пояснил глава телохранителей.

– Конечно, ведите нас, – согласился Хект.

Патриаршие солдаты захватили Дворец Королей целиком. Там же устроили и госпиталь для военных, который по возможности принимал и местных бедняков – во имя Непримиримого. Этот жест окупился сполна: Титус Консент общался с монашками и братьями-целителями, а те охотно передавали ему важные сведения.

Редферн Бехтер один занимал комнату, в которой стояло четыре низенькие кровати. Рядом с ним сидел брат-целитель, но он уже и не пытался побороть недуг старика.

В комнате дурно пахло.

Главнокомандующий посмотрел священнику-целителю в глаза, но тот лишь печально покачал головой.

Бехтер, услышав шаги, приоткрыл один глаз, узнал гостей и хотел было приподняться.

Брат силой уложил его обратно.

Хект встал перед старым солдатом на колени и взял его горячую иссохшую руку, казавшуюся такой хрупкой. Он не знал, что сказать, в голове вертелась лишь сутра из Писания: «Возлюби врага своего». Редферн Бехтер был самым страшным врагом – солдатом из Братства Войны. Но ша-луг Элс Тейдж, превратившийся в патриаршего военачальника Пайпера Хекта, полюбил его.

Бехтер тоже молчал.

Хект думал было отшутиться, пожурить сержанта, мол, хватит отлынивать от работы, надо скорее выздоравливать и возвращаться к своим обязанностям. Но Бехтер понимал: конец близок. Поэтому главнокомандующий сказал:

– Сержант, у меня для тебя последний приказ. Передай мои слова, когда будешь стоять перед Ним. Попроси, пусть Он раскроет мне свой замысел. Пусть уймет смятение в моей душе и явит волю свою.

Ответить Бехтер не смог, он лишь едва заметно кивнул, давая понять, что услышал приказ и исполнит его.

Хект забросил все свои дела и сидел со старым солдатом, пока тот не умер. Случилось это довольно скоро.

– Он держался на одной только силе воли, – рассказал священник-целитель. – Не хотел уходить, не попрощавшись с теми, кого любил.

Хект был поражен. Как преданный воин Братства, Редферн Бехтер не должен был любить ничего и никого, кроме своего господа.

Вести о смерти Бехтера и его последних часах облетели лагерь.

Своим искренним и благородным поступком главнокомандующий завоевал еще бо́льшую преданность. Никто из солдат не слыхал, чтобы когда-нибудь офицер из высших чинов просил своего подчиненного передать послание самому господу богу.

Узнав об этих разговорах от Титуса Консента, Хект не сказал ничего, лишь растерянно посмотрел на него.

Последний помощник Бехтера и в прошлом телохранитель Владек Джерцина явился попросить главнокомандующего о краткой аудиенции. Хект не стал ему отказывать.

Джерцина принес тиковый сундук – двадцать четыре дюйма в длину, четырнадцать в ширину и девять в глубину – с изогнутой крышкой и окованными латунью углами. Дерево от времени почти почернело.

– Мой господин, сержант Бехтер поручил мне отдать вам его личное имущество.

Сначала Хект даже не нашелся с ответом.

– Личное имущество? – наконец переспросил он.

Членам Братства личного имущества иметь не полагалось.

– Быть может, там памятные вещи? Бехтеру уже перевалило за семьдесят, как нам кажется. Все мы собираем такие вещицы в память о важных моментах, разве не так?

Джерцина и сам принадлежал к Братству, но мирские склонности Бехтера его, по всей видимости, не смущали.

– Да, полагаю, что так.

Сам Хект до сих пор хранил маленький белый камешек – гальку, едва ли вдвое крупнее горошины. Она была заряжена в фальконет тогда, в лесу Эсфири, и напоминала ему о самом важном моменте в его жизни. Посторонний бы ни за что не догадался, что означает для Пайпера этот камешек.

Джерцина поставил сундук на скамейку, на которой обычно сидели телохранители, следившие за подозрительными посетителями.

– Мой господин, мне пора возвращаться к своим обязанностям. Из-за этих печальных событий я запустил службу.

– Что в сундуке?

– Не знаю, мой господин.

– Он не заперт.

– Мне туда лазить не положено.

Хект впервые пристально вгляделся во Владека.

Внешне – обычный человек, ничего выдающегося. Рост средний, не красавец, но и не урод, непримечательный цвет волос. Несколько фунтов лишних поднабрал – для солдата это редкость.

Ходячая иллюзия. Человек прямо-таки заговоренный, чтоб его не замечали.

Вполне возможно.

Неожиданно Владек Джерцина весь сжался.

Не любит, когда на него обращают внимание.

– Сможете выполнять работу Бехтера?

– Что, мой господин?

– Я вроде не заикаюсь.

– Да, мой господин. Я ее и выполнял. Всю. Не знаю, как он сам справлялся – в его-то годы.

– У него был помощник. А теперь вы займете его место. Официально. По крайней мере, пока не явится новый командующий.

– Нет, мой господин. Молю о снисхождении, но должен отказать. Не потому, мой господин, что работа слишком тяжелая. Место-то теплое. – Джерцина похлопал себя по животу. – На еду хватает, и зимой не мерзну. И с язычниками-праманами не надо дел иметь. Но у нас все меняется, мой господин. Членам Братства придется вас покинуть. Вас или того, кто придет вам на смену.

– Вот как?

– Пришли вести от Аддама Хофа. Командор собирается отправить подкрепление в Святые Земли – людей, деньги, материалы. Ему сейчас легче все это собрать, поскольку патриарху не приходится тратить все силы и средства на защиту от коварных императоров.

– Понимаю.

И Хект действительно понимал, хотя раньше об этом и не задумывался.

Мир, заключенный с Катрин, значительно упростил патриархам жизнь. Бронту Донето и вовсе не придется опасаться империи.

– Надо будет всех собрать и посмотреть, кого нужно заменить. Помогите мне с этим, пока вы еще здесь.

– Да, мой господин. Нас не сразу отзовут.

Оставшись в одиночестве, Хект занялся Бехтеровым сундуком.

Он ожидал найти там что-нибудь поразительное, но его подстерегало разочарование. В сундуке действительно лежали памятные вещицы: кусочки веревки, несколько камней, небольшой и уже бесполезный кинжал с обломанным почти на дюйм острием, несколько наконечников от люсидийских стрел (если Бехтер следовал обычаям Братства, то эти наконечники вырезали из его собственных ран). Еще там были обрывки бумаги – один распадался на кусочки от ветхости, другой испещряли слова, написанные неразборчивым почерком, в третьем Хект узнал подорожную члена Братства. Медальон с ломким локоном внутри казался весьма необычным сувениром для воина-монаха. И наконец – резные деревянные ларчики превосходной работы. В одном хранилась высушенная бабочка, крылья которой достигали в размахе четырех дюймов. Таких Хекту видеть еще не доводилось. Видимо, живая, она отличалась необыкновенной красотой, а потом, мертвую, ее берег как сокровище человек, которого Хект не мог не уважать.