Текст книги "Обрекающая"

Она закрыла глаза, сосредоточиваясь.

А треск все продолжался.

– Что это такое? – спросила Марика, когда они с охотницами выбрались со своей ношей на северный берег.

Сумерки прорезал новый звук – рокот, начавшийся медленно и тихо, но растущий с каждой секундой и вскоре заглушивший треск.

– Вон там! – рявкнула Грауэл, показывая на самый крутой участок южного склона.

Склон двигался целиком. С деревьями, скалами и снегом.

– Шевелись! – крикнула старшая силта. – Бегите как можно дальше, а то зацепит!

Ее тон призывал к послушанию сильнее, чем слова.

Треск прекратился.

Снег скатился вниз. Рев его звучал концом света для щены, которая никогда ничего такого громкого не слышала. Она скорчилась за валуном и дрожала, подавленная величественной яростью природы.

А силты, казалось, были ошеломлены. Высокая, не обращая внимания на раны, смотрела, не веря своим глазам, на ближайший труп кочевника. Потом спросила:

– Как они это сделали, Горри? Не было даже намека на их присутствие, пока они не напали.

Грауэл, не глядя на нее, ответила:

– Они шли за нами с самой первой ночи, заходя сбоку и сзади, и ждали случая. Ждали нашей беспечности. И почти дождались. – Она ткнула ногой ближайший труп. – Самые сытые кочевники, которых мне довелось видеть. И лучше всего одетые. И самые глупые. Они три раза нас могли убить.

Она посмотрела на силт. Они молчали. Старшая все смотрела на склон, откуда сошла лавина. Оттуда еще доносились крики на диалекте, но очень издалека.

Барлог трясло. Она смахивала снег с куртки – ее все же зацепило выбросом лавины на излете и свалило на землю.

– Из вас кто-нибудь ранен? – спросила у Грауэл старшая силта.

– Царапины и синяки, – ответила Грауэл. – Ничего серьезного, спасибо.

Старшую это устроило. Она наклонила голову.

– Нам придется нести Хлес. Я не лекарь, но, по-моему, у нее сломаны ребра и нога.

Барлог осмотрела раненую.

– Так и есть.

Они с Грауэл мечами срубили жерди и сделали волокушу. Положив на нее раненую силту и свои мешки, они потащили, сменяясь по очереди. Старшая силта тоже тащила в свой черед. Сейчас было не время настаивать на прерогативах. Потом и Марика стала помогать, когда сделалось труднее и надо было обносить волокушу вокруг препятствий.

Грауэл и Барлог считали, что больше кочевники за ними не следят.

– Как они могли к вам подкрасться? – спросила Марика, шагая по следам старой силты.

– Не знаю, щена.

Она всматривалась в темноту пристальнее любой охотницы. И Марика вдруг поняла, что силта боится.

3

Кочевники больше не появлялись. Во врагах уже не было необходимости. Погода, голод, все усиливающаяся слабость из-за тяжелой работы и урезанного рациона вполне успешно превращали переход в пытку.

Марика переносила трудности лучше своих спутниц. Она была молода, вынослива и не тратила силы, таща волокушу.

И потому, когда пришло время строить укрытие, эта работа легла на нее. Барлог и Грауэл выдохлись так, что еле могли поддерживать огонь и помешивать в котле – куда очень мало чего было положить. Они поругивали друг друга, что не хватило соображения обобрать кочевников. Замечание высокой силты, что у кочевников ничего, кроме оружия, не было, не изменило ничего.

Меты плохо переносят голод. Марика почувствовала, как в ней ворочается, просыпаясь, граукен. Она посмотрела на остальных. Если дело дойдет до отчаяния, кого они выберут? Ее или старую силту?

Двухдневный переход уже растянулся на пять дней. Марика спросила у высокой силты:

– Далеко нам еще идти? Мы ведь уже должны быть рядом.

– Еще пятнадцать миль. Четверть пути. И самая худшая. Через пять миль придется сойти с реки на тропы. Там ниже пороги, где река совсем не замерзает.

Пятнадцать миль. При той скорости, с которой они идут после ранения старшей, это означает еще три дня.

– Не отчаивайся, щена, – сказала силта. – Я оставила гордость и коснулась тех, кто ждет нас в Акарде. Они выйдут нам навстречу.

– А когда? – спросила Грауэл. Это было ее единственной репликой в разговоре.

– Они молоды, здоровы и хорошо накормлены. Недолго.

«Недолго» оказалось еще полтора дня. Все, что могло случиться, случилось – в том числе лавина, которая перекрыла тропу и вынудила идти в обход. Граукены выглядывали из глаз, ожидая малейшего повода вырваться наружу. Но они все же встретили тех других силт в восьми милях от крепости и отпраздновали это так, что для Марики это был пир ее молодой жизни.

После такого холод и снег были просто мелочью. Мета с набитым брюхом готова вынести все. Хотя нет, не совсем. Они так долго выдерживали голод и холод, что не могли отойти сразу и продолжали выдыхаться.

В момент прибытия Марика Акарда не видела: они пришли, когда небо было затянуто тяжелыми серыми тучами и не взошла еще ни одна луна. В свете поблескивающих и тут же гаснувших огней только угадывались формы и размеры. Но Марику не интересовало ничего, кроме конца пути. Она даже не могла поверить, что они наконец дошли.

Путь от стойбища Дегнанов занял десять ночей, из которых половина пришлась на последние двадцать миль. Даже с набитым животом Марика ослабела настолько, что ее наполовину несли силты, посланные на выручку. А она была еще лучше своих спутниц. Марика молилась Всесущему, чтобы ей не пришлось когда-нибудь еще путешествовать зимой.

Ее принесли куда-то в каменный дом, и она отключилась. Она не успела подумать, насколько ужаснее пришлось ее спутницам, которых последние дни пришлось нести, и они блуждали у края смерти. Она ни о чем не успела подумать, только о блаженном тепле каменной клетки и о сне.

Но и во сне были свои неприятности. Ей приснился Каблин. Каблин одинокий и напуганный, раненый и брошенный, окруженный чужими недружелюбными лицами. Бессмысленный был сон. Во сне она плакала и потому не отдохнула.

Потом потянулись дни, когда на Марику никто не обращал внимания. Она представляла собой проблему, которую силты предпочитали игнорировать. Ее кормили. Она спала. Когда Марика оправилась достаточно, чтобы проснулось любопытство, она стала бродить по бесконечным каменным залам, и интерес сменялся озадаченностью, благоговением, испугом, отвращением, потерянностью. Это место было гигантской избой – каменной, с высокой оградой, тоже из камня. Архитектура совершенно незнакомая, и никто не мог ей сказать, почему все устроено так, а не иначе. Те немногие меты ее возраста, что ей попадались, всегда куда-то спешили, были очень заняты или просто презирали дикарку.

Крепость, огромное здание, стояло на известняковой плите над слиянием двух рек, образующих Хайнлин. Обрывы от фундамента крепости уходили на шестьдесят футов вниз. Стены поднимались на шестьдесят футов вверх. Они были отвесными и гладкими, содержались в превосходном состоянии, но производили впечатление неимоверно старых. По верху стены шла пешеходная дорожка, огражденная каменной оградой, похожей на челюсть с зубами через один. Вся крепость имела форму большого прямоугольника со стрельчатым концом, обращенным вниз по реке. На стенах всегда были охотницы, хотя в ответ на вопросы Марики они признались, что Акард никогда на памяти живущих не подвергался опасности.

– И все же, – сказала одна, у которой было больше терпения, – зима была суровой, а северяне известны отсутствием мозгов. Могут и прийти.

– Они не совсем дураки, – ответила Марика. – Могут, конечно. Придут, посмотрят и уйдут. Стойбища – добыча полегче.

– Это правда. Ходят слухи, что кочевников уже видели в Верхнем Понате.

– Слухи? – Марика отступила на шаг и навострила уши, как бы не веря. – Слухи? А ты знаешь, почему мы с охотницами сюда пришли?

– Тебя привели, потому что у тебя дар силты.

– Я пришла, потому что больше мне идти некуда. Кочевники перебили всю мою стаю, кроме тех двух охотниц, что пришли со мной. И еще убили все стаи и разрушили все стойбища вокруг. Их там десятки сотен, в Верхнем Понате. И у стен нашего стойбища умерли десятки десятков.

Охотница явно не верила.

– Сестры бы такого не допустили.

– Да? Никакого толку я от них не видела. Да, они прикончили верлена, который вел кочевников, и убили тех, кто грабил наше стойбище, но и не подумали освободить от захватчиков Верхний Понат.

– Верлен, – задумчиво сказала охотница, будто про себя. – Верлен, говоришь?

– Ага, верлен. И очень сильный. Силты сказали, что он так же силен и хорошо обучен, как они. И еще там были силты в орде. Моя ма одну убила. Высокая сестра, которую иногда зовут Хлес, принесла ее платье и оружие.

И тут Марика вдруг отвернулась и стала смотреть на восточный рукав долины. Она все недоумевала, зачем бы кочевникам преследовать их до самой крепости, если у них так мало можно было взять. Если только… Высокая силта обращалась с дубиной и платьем так, будто это великая драгоценность.

Может быть, так оно и есть. По не понятным Марике причинам. Кочевники рвались именно к железной палке и мешку высокой силты.

Марика уже поняла, что жизнь в крепости будет куда труднее, чем в стойбище. Здесь у каждого такие же загадочные мотивы, как у Пошит.

Охотницы, которые патрулировали стены и смотрели на снег, называли себя часовыми. Этого слова Марика не знала.

Здесь она вообще узнавала много новых слов, иногда слишком быстро, так что трудно было запомнить. Второе было «цитадель». Акард был тем, что местные меты называли цитаделью, бастионом, который принадлежал общине силт Рейгг, чье сердце было далеко на юге, в городе с названием Макше.

И еще водопад новых слов обрушился на Марику, когда она обнаружила центр связи.

На нижнем конце крепости, на острие стрелы, стояло большое высокое металлическое дерево. Его Марика нашла на второй день своих блужданий. Это было похоже на то, как если бы художник с вывернутыми мозгами изобразил мертвое дерево. Там была дюжина больших ветвей. На них торчали проволочные тарелки, открытые на юг, а за каждой проволочкой – тарелка из сплошного металла. Было и множество ветвей поменьше, растущих прямо из больших ветвей. Каждый дюйм металла блестел под солнцем. На металлические ветви снег не ложился, как на ветви деревьев.

Под этим сумасшедшим деревом чуть впереди стояла огромная металлическая тарелка, глядящая в небо над южным горизонтом. Иногда она двигалась, словно голова охотницы, следящей за быстрой дичью.

Что бы это могло быть? Очень уж непонятно для щены из Верхнего Поната, которая такое использование груд драгоценного металла могла счесть по меньшей мере преступным. Интересно, а знают ли Барлог и Грауэл, что здесь делается? Они ведь уже бывали в крепости. И наверняка открыли какие-то из ее тайн. Надо настойчивее требовать, чтобы ей показали, где они поправляются.

Грауэл и Барлог явно были от нее отделены. Она не видела их с момента входа в крепость. Никто ей не сообщал, где их лечат. Когда она хотела их найти своим замечательным чувством, что-то ее блокировало.

Да, вряд ли она полюбит крепость Акард.

Ей определенно не нравилось, как охотницы крепости унижаются и лебезят в присутствии силт. Она знала, что будет конфронтация эпических размеров, если силты потребуют того же от нее.

Марика спустилась к металлическому дереву и стала бродить вокруг. Но не нашла ничего, что могло бы объяснить то, что она видит. Или то, что ощущает. Почему вдруг закружилась голова и теряется ориентация? Марике пришлось собрать всю свою волю, чтобы преодолеть головокружение и дезориентацию хоть на такое время, чтобы отойти подальше, где они ослабли.

Ее тайные способности были сбиты с толку. Что же случилось? Она влезла в ту великую магию, которой так боялись меты?

Глава восьмая

1

Марика никак не могла не лезть в ту странную часть крепости, где запутывались ее ощущения. В тот день она возвращалась три раза. На третий раз ее оглушило так, что чуть не вывернуло желудок.

В последний раз все оказалось совсем по-другому, и странное чувство было куда сильнее.

Марика прислонилась к стене и старалась удержаться от рвоты. Она тяжело дышала и подставляла холодному северному ветру охваченное внезапным жаром лицо. Наконец она достаточно овладела собой, чтобы двигаться дальше.

Марика нырнула в первую увиденную дверь. Там головокружение стало слабее.

Она остановилась. Где-то над головой слышались странные голоса. Вокруг мигали огоньки. Странные огоньки, без пламени и без жара. Только постоянный, неугасающий свет. Она попыталась коснуться их пальцами – не вышло. Что за колдовство?

Марика сильно занервничала. Ей сказали, что она может ходить куда хочет и смотреть на что хочет. Но ведь должны быть у силт места обрядов, как у мужчин и охотниц в стойбище, и туда-то уж наверняка нельзя. Вот это, что ли, такое место? Ей страшно не хотелось бы мешать силтам в их темных обрядах. Они начинали казаться именно такими темными, каких боялись ее сородичи по стае.

Но любопытство победило. Она ступила еще несколько шагов, оглянулась в почтительном страхе. Такой комнаты она не могла себе и вообразить. Несколькими ярдами дальше между какими-то устройствами, о назначении которых Марика даже отдаленно не могла бы догадаться, ходила женщина в синем халате. На этих устройствах были окна, мерцавшие призрачным серым светом. Из них слышались голоса. Но женщина в синем халате им не отвечала.

Дьяволы. Эти окна открыты в подземный мир, в мир духов или… Марика подавила страх и заставила себя подойти к ближайшему окну-призраку.

И там остановилась и нахмурилась, еще больше сбитая с толку. Из окна шел голос, но по ту сторону не было никого. А были какие-то цифры, выстроенные аккуратными столбиками, будто напечатанные белым на черной странице.

Страница мигнула и сменилась. Появился новый набор цифр. Некоторые из них на глазах изменились. Марика раскрыла пасть в изумлении и ступила еще на шаг ближе, наклоняясь, пока ее нос почти не уперся в окно.

Мета в синем ее заметила.

– Привет! – сказала она. – Ты, наверное, новая сестра?

Марика прикинула, не пора ли удирать.

– Не знаю, – ответила она пересохшей пастью.

Она не очень понимала свое положение в крепости. Кое-кто из местных мет называл ее сестрой, но она не знала почему. На объяснения ни у кого не было времени. А Марика не знала, что слово «сестра» может значить совсем не то, что значило дома: другая щена, рожденная той же матерью. Местные меты не казались родственными ни по крови, ни по стае.

И общество местное совсем не походило на стаю. В иерархии и отношениях разобраться было невозможно. Пока что она поняла только то, что те, которые носят черное, всем распоряжаются, и остальные почитают их какими-то странными церемониями, в которых трудно отыскать смысл.

– А что это за место? – спросила Марика. – Оно священное? Мне сюда нельзя?

– Это центр связи, – ответила мета. Разговор ее явно забавлял. – И священное оно только для тех, у кого голод по вестям с юга.

Казалось, она очень удачно пошутила. И сожалела, что шутка досталась дикарке, не способной ее понять.

– Ты из того стойбища, что разорили кочевники в Верхнем Понате?

Марика кивнула. Новость облетела крепость, когда она рассказала ее часовой. Многие меты, которые носили не черное, хотели услышать историю осады стойбища Дегнанов. Но почему-то рассказ Марики вызывал у них горькие чувства. Не за мет Верхнего Поната, а за себя самих.

– Кочевники идут тысячами. И их ведет верлен. Что же дальше будет?

Марика пожала плечами. Она не могла себе представить, как ее жизнь может стать хуже, чем сейчас.

– Ну да, ты ведь новенькая, и тебе все это непривычно. Верхний Понат – самый отсталый район в этом мире, если не считать Зотака, и это сделано нарочно. Так хотят сестричества и братства. Ладно, пойдем. Я тебе все покажу. Бояться здесь нечего. Кстати, меня зовут Брайдик. Старшая жрица Кеник – моя сестра по крови, хотя кровь здесь ничего не значит.

– А я Марика.

Марика пододвинулась к боку меты.

Брайдик показала на ближайшее серое окно:

– Это мы называем видеоэкраном. Он может многое. Вот сейчас этот показывает, сколько у нас воды хранится за каждой плотиной на Хасгене. Это река, которую вы называете западным рукавом Хайнлина. Для нас восточный рукав Хайнлина остается Хайнлином, а западный называется Хасгеном. Если ты выходила на стены, ты должна была видеть нижнюю плотину и силовую станцию.

Марика испугалась, что попала в ловушку совсем иного рода, чем опасалась. Меты не болтают. И им очень неуютно с теми, кто много говорит. Слишком разговорчивая – значит, не в себе. И потому такие обычно остаются в одиночестве.

Брайдик ткнула в несколько темных ромбов на видеоэкране между столбиками. На каждом ромбе был нарисован какой-нибудь белый символ.

Цифры исчезли. Их сменила картинка. Марика присмотрелась и поняла, что это вид сверху на западный рукав Хайнлина, который Брайдик назвала Хасгеном. На картинке были строения, которые Марику заинтересовали, но она стеснялась спросить.

– Вот это силовая станция. Вот это плотина. Она перегораживает реку и образует стену, которая держит воду. Вода спускается в силовую станцию по большой трубе, в которой она вертит колесо. – Брайдик снова коснулась ромбов. Теперь на экране было большое деревянное колесо, которое вертелось под струей воды, падающей на его лопатки. – А колесо вертит машину, дающую нам силу, которую мы используем.

Марика, конечно, была озадачена. Что за сила? Эти силты искусственно создают прикосновение?

Брайдик поняла ее недоумение.

– Да, конечно, тебе пока трудно понять. – Она отступила к стене и к чему-то на ней притронулась. Все огни, кроме экранов, погасли. Потом зажглись снова. – Я говорю о той силе, от которой работают все светильники, видеоэкраны и прочее. Вот сейчас я слежу за уровнями воды за плотинами, потому что скоро начнется таяние снегов и надо знать, сколько спустить воды, чтобы наши три озера могли принять талые воды и не переполниться.

Марика давно потеряла нить, но кивала, будто понимала. Может быть, Брайдик будет говорить дальше, вместо того чтобы ее выгнать. Марике тоже было одиноко.

Дома взрослые сильно сердились, если ты не понимаешь. Кроме того, чему учили книги – а они ничего не говорили о подобных вещах, – всему остальному щенки должны были учиться, наблюдая.

– Ты не бойся сознаться, что не знаешь, – сказала Брайдик. – И не стыдись. Если не признаешь свое невежество – как сможешь научиться? Никто не будет учить тебя тому, что ты притворяешься, будто знаешь.

Марика стала рассматривать черные ромбы. Они были помечены символами и цифрами обычной азбуки, но были и десятки символов, ей неизвестных. Брайдик нажала на большой ромб, нарисованный сбоку. Видеоэкран опустел.

– Ты читать или писать умеешь, сестрица?

Марика хотела ответить, что она – Дегнан. Дегнаны – образованная стая. Но здесь это прозвучало бы глупым самодовольством.

– Читать умею. Писать тоже, но не очень хорошо. Учиться писать у нас почти не на чем, только если делали глиняные таблички или свитки коры, а писали твердой палочкой или углем. Перья, чернила и бумагу продавали торговцы, и это слишком дорогие игрушки для щенят.

– Понимаю, – кивнула Брайдик. – А теперь представь себе написанное слово. Можешь?

– Могу.

– Теперь подбери буквы на этой клавиатуре. И нажимай их в том порядке, в котором ты бы их писала. Сверху вниз, как читается.

Марика неуверенно коснулась ромба. На экране появилась первая буква ее имени. Она, обрадовавшись, нажала следующую, потом подряд остальные. Не дожидаясь разрешения, она написала имя ма, потом Каблина.

– Надо бы пробел вставлять между словами, – сказала Брайдик. – Тогда кто будет читать, будет знать, где кончается одно и начинается другое. Для этого нажимай на эту клавишу. – Она повторила то, что сделала Марика, быстро вспорхнув всеми пальцами. – Видишь?

– Ага. А мне можно?

– Давай.

Марика набрала еще несколько слов. Она бы и дальше писала все известные ей слова, но тут их прервала одна из силт.

Брайдик мгновенно переменилась.

– Да, госпожа? Чем я могу угодить вам?

– Послание для Дхаткур в Макше. Высшей срочности. Готовься передать.

– Слушаюсь, госпожа.

Брайдик быстро забегала пальцами по ромбам. Марикины каракули сменились одним большим символом. Он был похож на две большие кометы, гоняющиеся одна за другой по кругу, закручиваясь вокруг центра спиралью.

– Готово, госпожа.

– Продолжай.

Брайдик нажала еще три ромба. Символ исчез. Его сменило лицо. Оно произнесло несколько слов, которых Марика не поняла.

У нее перехватило дыхание от внезапной мысли, что на видеоэкране показано лицо меты, которая где-то далеко! Вот это колдовство!

Силта отрывисто заговорила с далекой метой. Марика не могла уследить за разговором, потому что он почти весь шел на языке силт. Но по тону можно было судить, что речь идет о вещах обыкновенных. Гораздо больше ее интересовали чудеса вокруг. Марика смотрела на Брайдик с благоговейным почтением. Эта колдунья правила такими чудесами и даже не была силтой!

Силта закончила разговор и положила лапу Марике на плечо.

– Пойдем, щена. На этом этапе тебе не следует подвергаться такому электромагнитному облучению.

Марика, ничего не поняв, позволила себя увести. Она оглянулась только раз и удивилась выражению лица Брайдик – оно говорило, что ей здесь будут рады всегда, когда она захочет прийти.

Силта вывела Марику через дверь и обернулась к Брайдик. И спросила у меты в синем злым голосом:

– Ты что делаешь? Эта щена прибыла из второй технологической зоны, а ты ей даешь знания пятой. Ты соображаешь?

– Но ведь она станет образованной силтой, разве нет? – возразила Брайдик, слегка собравшись с духом.

– Этого мы пока не знаем.

И тут силта перешла с всеобщего языка со странным акцентом на тот язык, которым она говорила с дальней метой. Говорила она громко, явно не давая себе труда сдерживаться. И Марика решила быстрее сбежать от греха подальше.

2

Ее привели к высокой силте, которая забрала ее из Верхнего Поната. Она все еще была на постельном режиме. Небольшая рана в ноге, полученная при нападении кочевников, стала гноиться и омертвевать на мучительной дороге к крепости. За все время перехода она ни слова не сказала ни о ране, ни об инфекции.

Приведшие Марику сестры по дороге сплетничали, обсуждая возможность, что ногу Хлес придется отнять. Сестры-целительницы никак не могли справиться с инфекцией.

– Итак, – сказала высокая, – о тебе все забыли, и никому до тебя дела нет? – Казалось, эти слова ее как-то угрюмо развеселили. – Ну что ж, ничто не длится без конца. Легкая жизнь кончилась.

Марика ничего не ответила. Ей эта жизнь совсем не казалась легкой. Ей было очень одиноко и мучили воспоминания о стае и стойбище. Неутишимую боль вызывала мысль, что вся стая ушла в объятия Всесущего без Оплакивания. И с этим ничего не могли сделать ни она, ни Грауэл, ни Барлог вместе. Ни одна их них не знала обрядов. Церемония Оплакивания была в ведении Мудрых. А последняя из Мудрых Дегнанов погибла – и Марика была в этом неколебимо уверена – от воздействия силты.

Во сне приходили видения. Не такие сильные, не такие долгие, но все еще на грани безумия, горящие лихорадкой.

– Слушай внимательно, щена!

Марика вынырнула из мечтаний.

– Твое образование начнется завтра. Для силты образование состоит из трех путей, но каждый из них – труд. Для мечтаний не будет времени.

– Для силты? Я охотница!

– Ты принадлежишь к сестричеству Рейгг, щена. И ты будешь тем, чем скажет тебе сестричество. Я тебя предупреждаю сейчас – первый и последний раз. Неподчинение, споры и пререкания – нетерпимы. Как и дикарские привычки и обычаи. Ты – силта. Ты будешь думать как силта и поступать как силта. Ты – силта Рейгг. И ты будешь думать и поступать как силта Рейгг. У тебя нет прошлого. Ты родилась в ту ночь, когда вошла в ворота Акарда.

Ответ вылетел из пасти Марики без размышлений:

– А вот хрен от кропека!

Это было самое сильное из известных ей ругательств. Сила есть сила.

Теперь силта была на своей территории и не собиралась быть ни милостивой, ни понимающей, ни прощающей.

– Тебе придется оставить такое отношение. Иначе твоя жизнь окажется очень трудной и, возможно, короткой.

– Я не силта! – настаивала Марика. – Я – будущая охотница! И у вас нет надо мной власти. Я сюда попала вынужденно, а не по собственной воле.

– Я думаю, даже у дикарей щенки не спорят со старшими. По крайней мере – безнаказанно.

Это до Марики дошло. Пришлось признать, что ее манеры оставляют желать много лучшего. Она потупилась, глядя на каменный пол у себя под ногами.

– Так лучше. Куда лучше. Как я уже сказала, твое образование пойдет тремя путями. Времени терять не придется. Каждый путь – тяжелый труд.

* * *

Первый путь оказался почти продолжением того процесса обучения, который был знаком Марике по стойбищу, но он занимал семь часов каждый день и захватывал такие области, о существовании которых Марика раньше и подозревать не могла.

Арифметика. Чтение и письмо, и бумаги и чернил сколько хочешь. Элементы науки и техники, расширявшие горизонты ее пытливого ума до таких пределов, что ей самой не верилось, хоть она и понимала, что учителя оставляют большие пробелы. Такие есть на свете чудеса, и она бы никогда не узнала…

Была география, и Марика поразилась, узнав, как велик мир и как мало места занимает в нем Верхний Понат. Ее родина была булавочной головкой на самом краю цивилизации.

Она узнала, хотя формально ее этому не учили, что ее мир – это мир крайних контрастов. Почти все меты жили в крайней дикости и нищете замкнутых или наполовину замкнутых технологических зон. Некоторые – в городах более современных, чем что бы то ни было в крепости, но большинство – только чуть лучше, чем меты сельской местности. И лишь горсточка, принадлежащая к сестричествам или служащая им, жила в великой роскоши и могла передвигаться свободно где пожелает.

И были очень немногие, о чьей участи можно только мечтать. Эти могли покидать планету и странствовать среди звезд, видеть чужие миры и чужие расы. Но на ранних этапах об этом говорили мало. Только так, чтобы раздразнить ее аппетит.

Второй путь был похож на первый и шел параллельно ему, но касался только сестричества Рейгг. Ее учили истории сестричества, его главным ритуалам, основным таинствам. И безжалостно напирали на то, что сестричество Рейгг было осью всей вселенной мет. Марике это быстро надоело. Такое грубое самовосхваление…

Третий путь…

На третьем пути Марика узнала, за что ма так боялась и ненавидела силт. Она узнала, что значит быть силтой. Она училась быть силтой, и это были самые изматывающие и безжалостные уроки.

Ее наставницей в учебе, ее сторожем в крепости была силта по имени Горри – старшая из тех двоих, что привели ее в крепость. От путешествия она так до конца и не оправилась. А вину за это возлагала на Марику. Это была крутая, неприятная, не прощающая и ревнивая учительница.

И все равно Марика предпочитала ее той, которую звали Хлес. Сестрам-целительницам пришлось-таки отнять ей ногу. И после этого Хлес стала невыносимой. Каждый старался избегать ее как мог.

Марике все еще не позволяли видеться с Грауэл или Барлог. Она поняла, что ее стараются изолировать от любого напоминания о ее корнях.

Этого она не допустит.

3

Марика стояла на каменном полу в середине зала в самом сердце крепости Акард. Пол выложен зеленым, красным и черным камнем, образующим орнаменты и символы. Высоко вверху в стеклянные окна – еще одно чудо крепости – пробивался сквозь ледяные узоры слабый свет. Его едва хватало, чтобы выхватить из темноты колонны, поддерживающие идущую вокруг всего зала балюстраду на высоте сорока футов. Колонны – из зеленого камня, инкрустированного красным, белым, коралловым и черным. За ними залегли тени.

Но весь блеск зала ограничивался колоннами. Стены за ними выцвели до темного серо-коричневого. Кое-где на них виднелись заплаты.

Белый пол образовывал квадрат со стороной сорок футов. В середине его был тот самый символ из двух комет, в алом и антрацитовом цветах, три фута диаметром. Посреди этого магического знака стояла Марика.

Не было ни мебели, ни искусственного света. Эхо от стен никогда не смолкало.

У Марики были закрыты глаза. Она старалась контролировать дыхание, чтобы ни один звук не отдавался эхом. За ней безотрывно наблюдала Горри. Наставница облокотилась о перила балюстрады, недвижная как камень, нависла темным силуэтом. Казалось, весь проникающий в окна свет падает на Марику.

За стенами выла и мерзла зима, хотя уже пора бы начаться весне. Как раз в это время обычно набухали почки на деревьях. Вокруг белых пятен в тени под ветвями распускались подснежники. А сейчас третий день ревет вьюга, насыпая третий фут рассыпчатого снега.

И Марика никак не могла от этого отвлечься. Потому что это означало трудные времена для Верхнего Поната. Это значило поздний сев, плохую охоту и, безусловно, – кочевников в следующую зиму, как бы мягка она ни была.

До крепости почти не доходили вести из Верхнего Поната. А что доходило, было неутешительным. Кочевники разорили еще несколько стойбищ, хоть у них теперь не было вождя-верлена. Другие стойбища, не выдержав зимы, обратились в граукенов.

Из Верхнего Поната уходила цивилизация.

И лето не очень поможет: после такой суровой зимы дичи будет мало.

От стойбища Дегнанов – никаких известий. Судьба Ласпов оставалась тайной.

Молодых силт выпустили на охоту за кочевниками, пытаясь обеспечить защиту, которую якобы обещал Акард. Но силт было мало, они не горели желанием, и толку от них было немного.

Что-то шептало в тени под балюстрадой. Что-то двигалось. Марика открыла глаза…

Боль!

По нервам пробежал огонь. А голос в ее голове спокойно произнес:

Гляди внутренними глазами.

Марика снова крепко зажмурилась. Из-под век текли слезы бессильной злости. Они же не сказали ей, как это делать! Только приказали: «Сделай!» А как можно сделать, если не знаешь, чего они хотят?

Снова шорох, будто что-то с когтями подкрадывается к ней. И резкий бросок. Она повернулась на звук, открывая глаза.

К ней летел в прыжке фантастический зверь, широко раскрыв усыпанную клыками пасть. Она пискнула и пригнулась, хватаясь за нож, которого на поясе давно не было. Зверь пролетел мимо. Марика обернулась и не увидела ничего. Даже пыль на полу нетронута.

Боль!

Досада перешла в гнев. Гнев – во всепоглощающую черноту. Забыв о пульсирующей боли, Марика подняла глаза на Горри.

Сквозь тень плыли призраки.

Старая силта поблекла, стала прозрачной. Марика схватилась за пульсирующий рубин ее сердца.

Горри тихо вскрикнула и повалилась на пол.

Боль стихла. Вместе с ней исчезли ложные звуки. Марика глубоко вздохнула, впервые за этот день ощутив облегчение. На секунду она исполнилась самодовольства. Это их научит, что ее нельзя…

В тот же момент что-то обрушилось на нее, как удар кулака тьмы. Это была не боль, но огромной силы толчок. Она вылетела из центра символа и упала на колени, растерянная и испуганная.