Текст книги "Ищи горы"

Прошла минута, не более, и во всех окнах разом задребезжали стекла. Задребезжали, стали лопаться, звон осыпавшихся осколков разбудил людей, мирно спавших в своих удобных и неудобных постелях, и вдруг пропал в гуле и грохоте. Мягко качнувшись, приподнялась и вернулась на место земля. Между тем, небо на востоке стало светлеть. Многим это принесло облегчение, ведь человеку при всех его заблуждениях свойственна непреходящая наивность, когда несчастье вершится во тьме ночи, он полагает, что дневной свет несет избавление. Но напрасно горожане обращали взоры на восток, не солнце, но зарево взошло над бывшим городом строителей машин, и под облизывавшими его языками пламени корчилось небо. Становилось все светлее, горел лес, вечный лес, иссушенные временем старые деревья в траурно коричневой или багровой листве вспыхивали, как порох, увлекая за собой в упоение гибели цветущую первой зеленью юность. Лишь несколько горожан сразу решились покинуть свои дома и город своих предков, свое скромное имущество и свое прошлое. Наспех одевшись, они вышли на дорогу, ведущую в горы. Остальные надеялись на реку, потом на озеро. Но через реку огонь перескочил легко и весело, как мальчишки, играя, прыгают через ручьи. Когда задул ветер, и черный дым, уже накинувший свое полупрозрачное покрывало на полнеба, надвинулся на город, когда одна за другой стали задыхаться и умирать звезды, горожане решились.

Исход из города был страшен своей жестокостью и невозвратностью. Город не имел транспорта – только десятка два личных и служебных мобилей да два или три общественных, возле которых человек, их создавший, превратился в зверя. Молодые отпихивали старых, здоровые больных, сильные слабых, несколько человек, не утративших совести, предлагавших спасти детей, хотя бы детей, были оттеснены и растоптаны разъяренной толпой. Уехали не все хозяева личных мобилей, их выбрасывали и отталкивали те, кто помоложе и покрепче. Когда из города уходили последние из тех, кто покидал его пешком, огонь уже обежал вокруг озера, заключив его в золотую оправу, в которой, как драгоценный камень, отсвечивал своими стеклянными куполами и скульптурами центр города.

Из ушедших пешком не ушел никто, даже вышедшие первыми. Спаслись лишь те, кто сумел доехать до перевала. Спаслись затем лишь, чтобы, достигнув вершины, увидеть выжженную землю и закопченное небо на той стороне, пепел, дым и пар над закипающей водой озера на этой. Так погиб город Тигана, один из красивейших городов государства Бакния.»

Маран замолчал. В тяжелой тишине послышался дрожащий голос Ины.

– Какая страшная сказка…

Маран повернулся к ней и удрученно покачал головой.

– Это не сказка.

– А что?

– Возможность.

– Какая возможность?.. Не понимаю!.. Венита, почему ты молчишь, скажи что-нибудь!

Венита, мягко отстранив ее, поднялся с дивана и подошел к Марану.

– Я, кажется, догадываюсь, – сказал он, пытливо заглядывая Марану в глаза. – Я читал «Слово Пага». Ты об этом?

– Да. Кстати, я не знал, что «Слово» попало в Бакнию.

– Не ко всем. В основном, к антигосударственным элементам вроде меня. Боюсь, впрочем, что и на тех, до кого «Слово» дошло, оно не произвело надлежащего действия… Даже на меня, хотя я художник и обязан был домыслить, перевести в картины, которые сейчас набросал ты, сухие мысли Пага… – Он задумался.

– Это оттого, что «Слово» не задело твои чувства. Оно скользнуло по поверхности твоего сознания, не потревожив глубин.

– Да, но почему не задело?.. Впрочем, я, кажется, догадываюсь. Причина в нашей оторванности от мира. Для всей Торены, не только для Латании, Паг – великий мыслитель, его имя известно и детям, и старикам, и ученым, и художникам, для них всех «Слово Пага» – голос истины, к которому нельзя не прислушаться. А для нас? Мы не читали его трудов, до переворота не успели, после нам не позволили, мы самодовольные невежды и в мировом масштабе ограниченные провинциалы. И пусть какой-то Паг утверждает, будто оружие, принцип которого предложила группа молодых безумцев из Латании, может погубить человечество, что из того? Ты понимаешь меня?

– А ты меня?

– Да… Да, я тебя понимаю! Но это будет очень нелегко. Предположим, я написал картину. Не только я, кто-то еще. Кто-то напишет картину, кто-то книгу… лучше всего, конечно, снять визор. Но ты забываешь, в каком государстве мы живем. Кто позволит такую картину выставить? Издать книгу? Я уже не говорю о визоре.

– Это еще не самая большая из трудностей, – невесело усмехнулся Маран. – Ты не знаешь главного. А именно, того, что на шаг от создания нового оружия находимся мы. Бакния. Не сегодня завтра у Лайвы будет средство диктовать свою волю другим народам. Если не уничтожать их без предупреждения.

– Но это значит?..

– Это значит, что будить надо, в первую очередь, не страх, а совесть, что гораздо труднее.

– Угу.

Венита присел на корточки перед камином, взял кочергу и стал рассеянно ворочать горящие дрова. Потом вдруг сказал:

– Ина, ты устрой ребят на ночь.

– А ты?

– Я поработаю немного. Спокойного сна.

Он выпрямился и, больше не взглянув на окружающих, торопливо вышел из комнаты, как-то особенно выставив перед собой полусогнутые в локтях руки.

– Ну вот, – полушутливо, полужалобно сказала Ина, – видишь, что ты наделал? Ты оставил меня на целую ночь без мужа. Раз он так руки выставил – пиши пропало. Значит, чешутся. Ну Маран!

Дан неожиданно обнаружил, что сидит, и невольно усмехнулся. В момент вызова он лежал на диване, водрузив ноги на подлокотник – диван был ему короток, и листал толстенный том недавно переизданного руководства по теории науки о движениях, так именовалась на Торене дисциплина, аналогичная земной физике. Дежурный станции прервал его на самом интересном месте.

– Дан, шеф на станции. Какая у тебя обстановка, когда сможешь говорить? Прямо сейчас? Тогда я передаю тебя шефу.

Но Железный Тигран сказал только:

– Здравствуй, Дан. – И сразу же, – погоди минуту…

И эфир стих.

И Дан обнаружил, что сидит. Ну ты даешь, Даниель, еще бы стойку «смирно» принял, сказал он себе, и хотел было снова лечь, как раздался стук в дверь. Стук был условный… Нет, не Маран, у Марана свой ключ, кто же? Он встал, и тут снова послышался голос Тиграна.

– Извини, Даниель, срочное дело. Я тебя вызову минут через двадцать, – торопливо проговорил шеф и отключился.

Интересно, что стряслось, беспокойно подумал Дан, направляясь к двери. Почему прилетел шеф? Раньше, чем собирался? Неужели назревает какая-то критическая ситуация, которую Железный Тигран опять угадал, учуял за десятки световых лет? Это кажется смешным, но… Но так и бывает. Как правило…

Он выглянул в глазок. За дверью стоял Поэт… Ну и видик! Дан присвистнул, отжимая задвижку. Под глазом у Поэта красовался огромный синяк, щека распухла, на подбородке темнел кровоподтек.

– Ты что, подрался? – спросил Дан, запирая дверь.

– Да пришлось набить морду одному идиоту.

Дан фыркнул.

– По твоему виду этого не скажешь. Больше похоже на то, что морду набили тебе.

Поэт улыбнулся, но снова помрачнел.

– Не могу привыкнуть. Этот подонок в моем присутствии позволил себе произносить речи во славу Изия. Представляешь?

– Представляю.

– Нет, не представляешь. Чтоб человек с пеной у рта утверждал, что на повороте истории не место сентиментальным раздумьям и колебаниям, что необходимо уничтожать врагов недрогнувшей рукой… А когда его спросили, кого он подразумевает под врагами, он ответил небрежно, одним словом: всех несогласных. Понимаешь? Всех несогласных! Ну а если случайно расправятся с согласными? Пустяки. В большом деле без ошибок не обойдешься…

– И ты полез бить ему морду?

– А что мне оставалось делать?

– Это не метод.

– Нет, Дан. Это метод. Это тот метод, который им близок и понятен. По-людски можно говорить с людьми, а убеждать такого подонка… Да что там, если два с половиной миллиона погибших для него не аргумент, какой логикой его можно припереть к стенке? Нет, единственный аргумент для него это тот, который проделает дыру в его собственной шкуре! Я размахнулся и дал ему в морду изо всех сил, а потом сказал, что по сравнению с тем, что выделывали с людьми палачи Изия, это поцелуй любовницы, пусть знает…

– И чем это кончилось?

– Чем? Он дал мне сдачи. А потом началась общая драка. Страшнее всего, что там были люди, которые дрались на его стороне. На е-го сто-ро-не! Великий Создатель! Жить не хочется!

Он махнул рукой и пошел в комнату. Дан последовал за ним и, поколебавшись, все-таки осторожно спросил:

– А на чьей стороне было большинство?

Но Поэт ответил уверенно:

– На моей.

– Вот видишь…

– Ничего я не вижу! – Поэт расстроенно повалился на диван и замолчал.

– Дай я тебе смажу его мазью.

– Кого?

– Не кого, а что. Синяк. Через час пройдет.

– Ах, какая разница! Разве в синяке дело? Что ж это такое, а, Дан? Честное слово, я когда-нибудь сойду с ума! Я уже схожу. Я ненавижу их, Великий Создатель, как я их ненавижу!

– Кого?

– Рабов! – выкрикнул Поэт. – Рабов! Особенно вот таких идейных рабов, которые под свое рабство подводят целую платформу да еще и других убеждают. Убеждают и развращают! Потому что рабство это разврат ума и души. Я их так ненавижу, что иногда мне хочется их убивать. Я начинаю уговаривать себя, объяснять себе, что они не виноваты, что всему виной эпоха, что это система растлила их… а потом думаю – а разве я жил в другое время? Почему же я не такой? А Маран? А Дина? А Лей? И снова начинаю ненавидеть. Нет, во всем виновата натура, низкая, подлая, рабская натура! Они хуже Изия, хуже Лайвы, любой тиран ничто без толпы рабов, готовых лизать его ботинки, это рабы погубили страну и народ…

– Ну, вину рабов все-таки нельзя сравнить с виной тирана, – возразил Дан.

– Нельзя? А по-моему, это одно и то же. Да-да, раб и тиран – это одно и то же.

– Что-то ты заговорился.

– Нет. Погоди-ка… – Поэт вдруг сел и стал выстукивать на подлокотнике дивана какой-то ритм, а потом с сожалением сказал: – Жаль, ситы нет… Ладно, ничего. У тебя бумага есть? И ручка… Ручка у меня самого есть, дай бумагу.

Дан молча подал ему блокнот, который использовал вместо закладки. Поэт выхватил его и ушел на кухню.

Дан вернулся на свой диван, попытался было снова взяться за «Науку о движениях», но перевернув пару страниц, отложил ее и задумался. Поди угадай, какие вопросы собирается задать шеф. То есть его, конечно, интересует обстановка в Бакнии, но что именно? Последние материалы он наверняка уже просмотрел – чего же там нет? Обстановка в Бакнии. Как ее можно охарактеризовать кратко, но точно? Вот беда… Дан с детства увлекался афористикой, любил четкие формулировки древних латинян, в неприкосновенности вошедшие в интер, но придумать что-то краткое и емкое сам не умел. Да и как охарактеризуешь ситуацию в целом государстве одной фразой или хотя бы… Ага! Кажется, нашел. Ну конечно! Моральный террор. Физический террор Изия Лайва заменил моральным… хотя это не совсем верно, при Изии было сочетание того и другого, а Лайва… осенние события то ли напугали его, то ли научили… или дело в том, что Маран обнародовал факты физического террора?.. Обнародовал, выпустил всех политзаключенных, снял все судимости, приказал уничтожить все заведенные досье… Как бы то ни было, отмененный Мараном закон о государственных преступлениях остался в прошлом. Убивать перестали. Но намного ли моральный террор легче? Он растлевает души ничуть не меньше… тем более, что неподъемной тяжестью он обрушивается прежде всего на людей творческих, ведь для подлинного художника молчать или лгать все равно, что умереть…

Послышалось щелкание замка… или нет? Дан встал и выглянул в коридор. Это были Маран с Митом, усталые и раздосадованные.

– Что случилось?

– Ничего, в том-то и дело, – откликнулся Маран, проходя в комнату. Он взял со стола бутылку карны, сорвал колпачок и стал пить прямо из горлышка. Потом присел на край стола. – Стена. Удвоенная секретность. Утроенная. Стократная. Единственное, что понятно – этим занимается не Наружная Охрана.

– Внутренняя?

– Скорее всего, лично Песта. Которого я выпер, а Лайва, естественно, взял обратно… Хочешь? – он протянул бутылку Миту, в этот момент раздался вызов, Дан предостерегающе поднял палец, и Маран так и застыл с бутылкой в протянутой руке.

– Могу поклясться, дурная весть, – пробормотал он.

– Даниель, – сказал каким-то чужим голосом Железный Тигран, – где Маран, далеко?

– Сидит напротив меня.

– Передавай и ему. Сразу, чтоб не терять времени. Три часа назад, на полигоне в юго-западном районе Бакнии, близ границы, координаты… – он назвал ряд цифр, которые Дан, произнеся, тут же забыл, – взорвано ядерное устройство. Типа простейшей атомной бомбы. Взрыв был наземный, образовавшееся радиоактивное облако движется на северо-восток. Не знаю, случайность это или преднамеренность, но в момент взрыва дул северо-западный ветер, который должен был отнести все это в Дернию. Однако ветер переменился. А там облачность. Метереологи тут посчитали… Словом, радиоактивные осадки с вероятностью 98-99 процентов выпадут в провинции Вагра, на протяжении более чем двухсот километров. Практически захватят весь юг провинции – от города Вагра до границы. Начнется это примерно через полтора часа. Ясно?

– Ясно, – машинально ответил Дан. Он на секунду обалдел от монотонного повторения вслух слов шефа и в первый миг как-то не воспринял их смысл. Но увидев лицо Марана, лицо Поэта, стоящего в дверях, он сразу пришел в себя и заорал: – Ничего не ясно! А облако? А жители Вагры? Что делать?

– Не знаю, – ответил Железный Тигран устало. – Мы перебрали все возможности – адсорбция облака, отгон в необитаемую местность, механическая защита и так далее. Ничего не получается, климатического вооружения на станции нет, заменить его нечем. Мы бессильны. – Он был явно угнетен. Не привык быть бессильным? Дан судорожно зажмурился. – Ну мы тут еще думаем, если что-то надумаем, вызовем.

– Что? – спросил Маран.

Дан удивился, потом сообразил, что последние фразы вслух не проговаривал.

– Ничего. У них нет никаких средств, остановить облако невозможно.

– Ну что ж! – Маран сорвался с места.

– Куда ты?

– Я поеду в Вагру. Надо предупредить.

– Никуда ты не поедешь! – Дан кинулся за ним, оттолкнул его и изо всех сил уперся руками в дверной проем, загородив выход. – Не пущу! Ни за что не пущу! Знаешь, какой у тебя радиационный счет? На Торене нет человека, которому опаснее попасть в зону осадков…

– Пусти! – Маран остановился перед ним, закусив губу.

– Не пущу! Куда ты поедешь? Кого ты предупредишь?

– Там сотни тысяч человек!

– Вот именно. Кого ты собираешься ловить и убеждать? Которого из этих сотен тысяч? – Дан говорил уже спокойнее, он видел, что Маран призадумался.

– Мы не успеем, Маран, – поддержал Дана Мит, а Поэт добавил… весьма рассудительно, что делало ему честь:

– Он ведь сказал полтора часа, а до Вагры не меньше двух, как не гони.

– Значит, по-вашему, мы должны сидеть и ждать… – зло начал Маран, вдруг осекся, помолчал минуту, затем проговорил скороговоркой, обращаясь скорее к себе, нежели к другим, – надо думать, потом делать, – и неожиданно спокойно объявил: – Пять минут на размышление.

И сам же подал пример, вернувшись в комнату и сев.

Дан лихорадочно пытался что-нибудь придумать, но голова была совершенно пуста, такое ощущение, что мысли перекатывались в ней круглые и гладкие, как шарики – ни за одну не зацепишься, он только бездумно следил за стрелкой настенных часов, стремительно, как ему казалось, обегавшей круг за кругом. Маран на часы не смотрел, но когда стрелка добежала до конца пятого круга, он поднял голову и осведомился:

– Ну?

Дан только покачал головой.

Мит промолчал.

Поэт спросил:

– Как ты думаешь, они знают про облако? Ну эти, руководящие подонки.

– А что?

– Может, не знают? Тогда имеет смысл вступить с ними в переговоры. Они могут испугаться скандала и что-нибудь предпринять.

Маран на минуту задумался.

– Нет, Поэт. Они знают про облако. Очень уж красноречиво, что взрыв произвели при ветре, дующем в направлении Дернии.

– А если это случайность?

– Не думаю. Да это и не суть важно. Во-первых, такие вопросы решаются как минимум на уровне Правления, а скорее, самим Лайвой. Во-вторых, Лайва в любом случае предпочтет не поднимать шума.

– А как он объяснит то, что произойдет?

– Мало ли. Эпидемией. Стихийным бедствием. Да как угодно. Наконец, в третьих. Даже если мне или кому-либо другому удастся пробиться к Лайве, и он – возьмем такой гипотетический вариант – захочет вмешаться, пока он раскачается, время будет безвозвратно упущено. Нет, я думаю, существует единственная возможность воздействовать на ход событий. – Он встал. – Мит, я просил тебя собрать информацию о визор-центре. Ты что-нибудь выяснил?

– Не все. Я не успел. Мы ведь не рассчитывали…

– И все-таки?

– Четыре охранника в холле, один из них дежурит у кнопки тревоги. Два на главном пульте, два в студии центрального вещания. Это те, кто вооружен. Ну и масса народу, которая постоянно толчется в центре.

– Эти временно не в счет. Четыре, два, два. Пустяки.

– Что значит «временно»? – не понял Поэт.

– На входе.

– То есть?

– О Создатель! Некогда. Мит, давай, звони.

– Кому?

– Кого найдешь. Кто пойдет.

Пока Мит торопливо нажимал на клавиши, Маран отпер ящик стола и достал из него два пистолета, один бросил Миту, другой подержал, потом положил перед собой на стол и устало потер виски. Дан удивился его колебаниям. На Перицене-то он носил оружие… правда, охотничье…

– А мне? – спросил Поэт.

– Ты идешь?

– А что, я неполноценный?

– Наоборот. Именно поэтому я не хотел бы… Ну да ты все равно пойдешь. Держи. – Он с явным облегчением протянул пистолет Поэту. – Дан, а ты?

– Что я?

– Ты все понял? Войти нам поможет внезапность, добраться до вещания, я думаю, мы сумеем. Надеюсь, успеем и выйти в эфир. Но вот выбраться… Не обещаю. Идешь?

– Маран! В конце концов, я могу оскорбиться!

– Извини. Что там, Мит?

– Навер и Науро. Попытаюсь еще поймать Венту.

– Не надо. Хватит. Пошли.

На лестнице Поэт вдруг сказал:

– Погодите. А почему визор? До фонора наверняка легче добраться.

– Но фонор это голос, а визор – лицо и глаза, – возразил Маран. – Голосу можно не поверить, но лицо…

– Чье лицо?

– Твое.

Поэт с сомнением притронулся к своей распухшей щеке.

– В подобном виде?

– Тогда мое.

– Хочешь раскрыться? А риск?

– В такой ситуации ты говоришь о риске? – Маран коротко рассмеялся, и смех этот странным образом успокоил Дана.

Все получится, произнес он мысленно, все получится.

Громадный куб визор-центра торчал в середине обширного пустыря на южной окраине Бакны, словно игрушечный кубик, потерянный ребенком великана. Тонкая, похожая на прутик башня еле просматривалась в уже сгустившейся темноте. Десятки окон на плоскостях куба были ярко освещены. Мобиль, провизжав тормозами, резко остановился у погруженного во тьму заброшенного домика на краю пустыря. От стены домика отделились две темные фигуры.

– Заведи мобиль во двор, – бросил Маран Миту, сидевшему за рулем, и открыл дверцу.

Когда Дан выбирался из машины, в ухе у него тоненько пропел сигнал вызова. Железный Тигран… собственной персоной!.. торопливо сказал:

– Даниель, есть тут одна мысль, правда, очень авантюрная… Где вы находитесь?

– У визор-центра, – ответил Дан.

– О! Ну правильно. Не буду отвлекать. Действуйте. Удачи! Связь не отключай.

– Есть, – машинально пробормотал Дан.

Когда он подошел к остальным, Маран, успевший уже, видимо, посвятить Науро и Навера в суть дела, нетерпеливо обернулся.

– Мит… Куда он делся? А, вот и он. Мит, как там с дополнительными входами-выходами?

– Один запасной выход на той стороне. Справа. Не охраняется, просто заперт изнутри.

– Так. Науро, ты идешь к запасному выходу. Никого не выпускай. Оружия, правда, нет, но тебе оно и не понадобится, хватит с тебя приемов Дана, оглушишь на полчаса, больше не требуется.

– А если они пустят в ход свои автоматы?

– Вооруженных мы берем на себя. Там могут появиться только работники визор-центра, пытающиеся связаться с Охраной. Если, конечно, мы не завалим все внутри. А увидишь, что тревогу все же подняли, и приехали охранники, тихо испаряешься. Понял? И не лезть в петлю за компанию – понял или нет?

– Понял, – буркнул Науро. – Не дело это.

– Ладно, иди, – он проследил взглядом за Науро, почти сразу растворившимся в темноте, и обернулся к Поэту. – А ты все понял?

– Понял, но могу сказать, как Науро: не дело это.

– Полагаешь? От тебя будут зависеть жизни остальных, этого тебе мало? Демонстрируй свой дар убеждения на всю катушку, только не уходи в политику, напирай на гуманность…

– Обойдусь без твоих советов.

– Вот и хорошо. Еще раз – вы только пугаете, стреляет – в случае крайней необходимости – Дан. Как вошли, берем под контроль: я правую сторону, Мит – левую, Поэт – лестницу напротив. Дан, ты следишь за развитием событий, если кто-то из охранников успеет схватиться за оружие, пускаешь в ход свою игрушку. Мит, не забудь, сигнал тревоги за тобой. Пошли. По очереди. Мит…

Стоя рядом с Мараном, Дан наблюдал, как осторожно, избегая пятен света на земле, перебежали ко входу Мит, потом Поэт, потом Навер… вот и они с Мараном у дверей. Большая наружная дверь не заперта, за ней узкий тамбур, еще одна дверь со стеклянным окошечком, как в Домах… Маран чуть тронул ее, дверь подалась, тоже не заперта, но он не спешил входить, а стоял, глядя в окошечко сбоку…

– Чего ждем? – спросил Дан шепотом.

Маран скользнул по нему отсутствующим взглядом, промолчал. Навер, стоявший рядом, терпеливо пояснил:

– Ждем, чтобы дежурный отвернулся от пульта.

Минута, вторая, третья… Вдруг Маран поднял руку, все напряглись, толчок, дверь распахнута и – молниеносная череда событий.

Один из охранников стоял у двери, Маран резко рванул его на себя, кто-то – Дан не успел увидеть, кто – ребром ладони несильно, но точно ударил по шее, охранник упал, а его автомат оказался у Навера. Одновременно – не после, а одновременно, властный окрик Марана:

– Не двигаться! – три охранника, два напротив двери, третий на стуле спиной к пульту, еще несколько человек в обычной одежде, видимо, работники визор-центра… все застывают, завороженно глядя в дула наставленных на них пистолетов.

Навер подходит к охранникам, снимает с плеча одного из них автомат, второй… третий… Мит вынимает нож и перерезает кабель, идущий от пульта… Дан облегченно вздохнул, больше всего он боялся, что кто-либо, и не обязательно охранник, героически кинется и включит сигнал тревоги. Он позволил себе оглядеться. Справа и слева широкие коридоры, в их начале люди – несколько человек, стоят, боятся шевельнуться, напротив пологая лестница.

– Дан, иди с Митом! Мит, быстрей!

Но Мит в понуканиях не нуждается, он помчался вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки, и Дан кинулся догонять. Боковым зрением он успел заметить, как Навер протянул Поэту автомат, а тот отмахнулся…

– Мы же не бандиты, – его звучный голос гулко отозвался в сводах холла, – вы все меня знаете. Выслушайте меня. В Бакнии случилось страшное несчастье, опасность угрожает жизни сотен тысяч наших соотечественников…

Остальное Дан не услышал, Мит свернул в узкий коридор, оканчивавшийся стальной дверью, толкнул дверь…

– Заперто? – спросил Дан. – Будем ломать?

– Как ты ее выломаешь? – Мит на секунду призадумался. – Отойди вон туда. – Он подождал, пока Дан станет сбоку, забарабанил в дверь кулаками и заорал:

– Эй, парни! Вы что, оглохли? Общая тревога, все к выходу! С оружием!

Дверь распахнулась, выбежали два охранника, отскочивший в сторону Мит сбил с ног одного, Дан обезоружил и уложил другого. Они влетели в пустую комнату, и Мит с наслаждением вбил кулаком в блестящую поверхность пульта большую красную кнопку.

– Все!

– Что это?

– Блокада связи. Теперь из здания подать сигнал тревоги невозможно. – Он облегченно вздохнул, потом посмотрел на часы и снова нахмурился. – Три минуты. Много.

– Быстрее невозможно, – возразил Дан.

– Возможно. Если не импровизировать, а все продумать и подготовить. Достать пропуска, начинать, стоя рядом с пультом… А так… За три минуты можно тридцать раз поднять тревогу.

– Кто же знал…

– Угу. Поищи ключи у этих вояк.

Пока Дан шарил в карманах распластавшихся на полу неподвижных охранников, Мит надвинул на пульт крышку, дважды повернул запиравший ее рычажок, затем выдернул его и выбросил в окно. Потом они втащили охранников внутрь и заперли дверь.

– Надо было и тех, внизу, под замок, – сказал Дан.

– А то они не догадаются, – насмешливо прищурился Мит. – Ладно, тут все. Пошли в студию.

Студия центрального вещания находилась на верхнем этаже.

Мит уверенно толкнул дверь. Дан с любопытством огляделся. Ничего интересного, большая, почти пустая комната, в центре овальный стол, на полированной поверхности три примитивных микрофона, вокруг телекамеры… надо полагать, Дан таких никогда не видел, но ничем иным это быть не могло… в смежном помещении большой пульт… Интереснее было то, что за пультом сидел человек, другой возился возле камеры, один из охранников в добром здравии восседал на стуле у стены. Второго Дан не обнаружил и предположил, что его где-то заперли. Навер стоял у дальней стены, держа в поле зрения всю комнату, но автомат он закинул за спину, правда, держал руки в карманах… впрочем, Дан знал, что пистолета у него нет. Не было оружия и у Марана, нетерпеливо вышагивавшего по студии взад-вперед.

– Ну, скоро вы?

– Уже все. Давай. – Человек за пультом повернул тумблер, и экраны над пультом засветились. Один, два, три… девять. Они были пусты. Потом на них появилось лицо Марана.

– Сограждане, я – Маран, – сказал он просто. – Часть из вас знает меня в лицо, остальные, надеюсь, поверят на слово. Прорваться на ваши экраны меня заставило чрезвычайное событие. Несколько часов назад в Бакнии, в пустынных областях юга провинции Вагра провели испытание нового оружия. Был взрыв, во время которого образовалось облако, содержащее вещества, смертоносные для живых существ. Те, кто знаком с наукой о движениях, поймут суть дела, если я скажу, что речь идет о феномене А. О феномене А, – повторил он раздельно. – Это облако движется над южной частью провинции Вагра, в ближайшее время оно неминуемо сольется с дождевыми тучами и вместе с дождем донесет свой яд до земли. Жители провинции Вагра – от города Вагра и южнее – я обращаюсь к вам. Где есть мобили любого типа, немедленно садитесь и уезжайте. Кто может уйти пешком, уходите севернее Вагры. Где еще нет дождя, уходите сейчас, но только не попадите под дождь, это смертельно опасно. Кто не успеет, уходите после дождя, когда земля высохнет. Не идите босиком, не садитесь на землю, не пейте воды из открытых колодцев, не трогайте плоды деревьев, попавших под дождь. Уходите, не жалейте о доме или имуществе, жизнь дороже! Кто слишком далеко и уйти не в состоянии, срочно прикройте колодцы, запасы плодов, все, что идет в пищу, заприте домашних животных, укройтесь в домах, окна и двери…

Свет погас. В студии наступила тишина, и воцарился полный мрак.

– Все, – сказал Маран. – Лимит исчерпан. Навер, рядом с тобой дверь в смежную комнату. Там есть окно. Выгляни. Видишь где-нибудь свет?

– Ни одного проблеска, – почти сразу отозвался тот. – Обесточили весь город. Надо уносить ноги, пока… – пронзительный вой сирен оборвал его на полуслове.

Все бросились к окну. Дан в два прыжка оказался рядом с Навером и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз. Зрелище не доставило ему особого удовольствия. Все пространство вокруг визор-центра было пронизано лучами света от фар. Из первой машины уже выскакивали охранники, человек тридцать. Рядом затормозила вторая, чуть дальше третья…

– Жаль, – тоном философа сказал Мит. – Жаль, что не успел договорить. Теперь уже вряд ли придется.

Маран не ответил, а повернулся к двери в студию, у которой без движения стоял охранник, Дан узнал его по каске, отсвечивавшей в лунном свете.

– Слушай, друг! Беги вниз, спрячь, выведи, делай, что хочешь, но спаси Поэта. Прошу тебя!

Охранник, помедлив секунду, сорвался с места и гулко затопал по студии. Маран повернулся к тем, кто вел трансляцию.

– Бегите и вы, ребята!

– Я с вами, – торопливо сказал тот, который сидел за пультом. – У меня сестра в Вагре! Я с вами, и пропади все пропадом!

– Иди, иди, – Маран положил ему руку на плечо. – Не надо лишних жертв. Какой в этом смысл?

– Может, и мы спрячемся? – предложил Мит.

– Где? Найдут. Их не меньше сотни, обыщут все дырки.

– В темноте?

– Сейчас дадут свет. Они сообщат, что здание оцеплено, выходы блокированы, и свет тут же врубят. Считаю до десяти. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Прошу вас!

Лампы замигали и вспыхнули в полную силу. Дан огляделся.

Маран успел устроиться на подоконнике и, сдвинув брови, сосредоточенно думал о чем-то. Перебирал в памяти слова, сказанные в микрофон, ища, не пропустил ли чего-либо жизненно важного? Прикидывал, сумеет ли выбраться из здания Поэт? А может, вспоминал что-то далекое, о чем Дан не знал?.. Навер сел на пол, прислонился к стене и стал разворачивать длинный толстый шарф, обернутый вокруг шеи, время от времени он хрипло покашливал, лицо красное, нездоров, наверно, здесь ведь нет быстродействующих средств от простуды, как на Земле… Мит выпустил сотрудников центра, запер дверь студии изнутри и вернулся к остальным.

– Что будем делать? – спросил он. – Отстреливаться? Или сразу сдадимся?

– А зачем отстреливаться? – пожал плечами Маран.

– Ну все-таки…

– Тысячу раз я вам говорил – не надо бессмысленной пальбы.

– Можно дорого продать свои жизни, – вспомнил Дан эффектную книжную фразу.

– Лайве мы и так влетим в копеечку, – усмехнулся Маран. – Придется ему чистить всю Вагру, теперь он вряд ли отвертится. А охранники… А что охранники? Пусть живут. Эх, не так я хотел бы уйти…

– А как? – поинтересовался Навер. Дан с удивлением увидел на его лице подлинное любопытство.

Но Маран ответить не успел. Послышался топот многих ног, и дверь студии заходила ходуном. Били руками, ногами, прикладами автоматов…

– Может, открыть? – сказал Мит, насмешливо кривя губы. – Разнесут ведь все вдребезги, а имущество как-никак государственное…

– Маран, – вдруг вспомнил Дан, – а станнер?

Маран хмыкнул.

– Какой у тебя там заряд?

– Восьмикратный. И две обоймы в кармане.

– Ну! Остается всего ничего – сто пятьдесят шесть охранников.

– Почему сто пятьдесят шесть?

– Шесть мобилей по тридцать человек. Можешь пересчитать. А как ты собираешься стрелять? Через дверь? Разве луч пройдет?.. Однако! Двери у них прямо как в Крепости. На месте этих олухов я перевернул бы автомат и…