Текст книги "Вечный человек"

Глава четвертая

Дезориентация. Тошнота...

И в пятый раз над ними были другие звезды. В грудь Джиму, как налетевший поезд, ударило ускорение. Его пальцы плясали на кнопках панели субсветового управления. Голос Рауля Пенара снова затянул свою боевую песню:

 
...Когда приходишь лес сплавлять,
То надо прыгать и скакать.
Придет десятник за тобой —
Ты ухнул в воду с головой!
 

Время шло...

– Проверка десять! – снова крикнул Джим. – Всем кораблям – Проверка десять. Транспортировка через три секунды. Три. Два...

На этот раз на экране не было видно кораблей лаагов. И на следующий. И на следующий...

Внезапно «ИДруга» тряхнуло как от удара. На долю секунды кабину осветила вспышка. Экран был полон быстро приближающихся зеленых огоньков.

Пятнадцать кораблей или даже больше! Прямо перед «ИДругом» три корабля в боевом строю готовились атаковать его одного. В ушах у Джима звенел безумный голос Пенара...

 
Поработаешь на сплаве три-четыре дня,
Сразу ясно – много денег там не наживешь...
 

– Стрелок! – крикнул он, видя зеленые огоньки прямо над собой. Это был отчаянный крик о помощи. Через минуту...

Два зеленых огонька внезапно вспыхнули и исчезли. Третий мигнул и свернул в сторону.

– Мэри! – воскликнул Джим, опьяненный адреналином сражения. – Да вы стрелок! Настоящий стрелок!

– Сверху и слева подходят еще – сектор десять, – прозвучал у него в ухе тоненький ровный голос; он едва узнал Мэри. Он развернулся и увидел еще два зеленых огонька. Один вспыхнул и исчез – но внезапно он увидел, как один из его собственных белых огоньков вспыхнул и исчез, а с одного из экранов раздался скрежет разрываемого металла. На мгновение он увидел «Четвертую Елену», ее расколотую, опустошенную и раздавленную кабину, а потом экран потемнел и погас.

Его гнев и горе рвались наружу.

– Транспортируемся сейчас! – заорал он другим кораблям. – Проверка десять! Проверка десять...

Он зацепил магнитным лучом потрепанное космическое судно, которое чудом все еще летело рядом с ним, и нажал кнопку для прыжка.

Дезориентация. Тошнота. И...

Перед ними были звезды границы. Джим уставился на экраны. Корабли плыли в пустом пространстве, три серо-белые стреловидные формы и изуродованный корпус «Охотника на бабочек». «Лила» плыла бок о бок с его кораблем, а вот «Ласточку» потихоньку разворачивало вбок, как мертвую рыбу, захваченную океанским течением. Маленький экран показывал «Ласточку» изнутри – Джим увидел две фигуры в скафандрах, неподвижно сидящие в выгоревшей кабине.

– «Ласточка»! – хрипло позвал Джим. – Вы в порядке? Ответьте. «Ласточка», ответьте!

Но экипаж «Ласточки» молчал, а их корабль дрейфовал и поворачивался, как будто скользил с невидимого склона в бесконечные глубины вселенной. Джима затрясло словно от озноба. «Они просто без сознания, – подумал он. – Наверняка просто без сознания. Иначе они не смогли бы прыгнуть сюда».

В голосе Рауля Пенара, распевающего на сей раз французскую песенку, слышалась странная нежность.

 
«...Бригадир! – отвечает Пандор,
Бригадир! Вы, конечно, правы».
«Бригадир! – отвечает Пандор, —
Бригадир! Вы, конечно, правы...»
 

Джим медленно повернулся и взглянул на экран, показывавший «Охотника на бабочек». Он уставился в изумлении на то, что увидел. Старый корабль теперь выглядел просто грудой металла. Ничто не могло там уцелеть. Ничто. Но Пенар все пел...

– Быть того не может, – недоверчиво протянул Джим. – Даже полуодушевленный центр управления такого бы не перенес. Не может быть... – Он встряхнулся и сделал ещё один переход, ускорив дело тем, что установил выход в любой точке на той стороне границы...

– Назовите себя, – внезапно протрещал голос прямо в ухе у Джима. – Назовите себя. Это застава шесть, сектор «Б» приграничного района.

– Подразделение Уандера, – пробормотал он в ответ, все еще глядя на истерзанный корпус «Охотника на бабочек». Он вспомнил легенду о том, как путешественники возвращаются на призрачных каноэ, и почувствовал, как по спине побежали мурашки. – Подразделение Уандера возвращается с задания по глубокой разведке и спасению на территории лаагов. Пять кораблей, два погибло, один отправлен в сторону и на базу самостоятельно. Говорит командир подразделения.

– Вас понял, командир подразделения, – проскрипел голос заставы шесть. – О вас предупредили всю границу, мы получили указания о вашем возвращении. Поздравляем с успехом, подразделение Уандера, и добро пожаловать домой.

– Спасибо, застава шесть, – устало отозвался Джим. – Мы рады наконец очутиться в безопасности, на нашей стороне. У нас на хвосте висела половина кораблей лаагов...

Его прервал взвывший на панели управления сигнал тревоги. Не веря своим ушам, Джим обернулся к экрану индикатора. Его заполняли белые огоньки кораблей заставы шесть, растянувшиеся боевым строем на половину светового года. Но прямо у него на глазах вокруг его потрепанного подразделения начали появляться зеленые огоньки. Они дюжинами прыгали в район заставы шесть, на принадлежавшую людям сторону границы.

– Построение «Б»! Построение «Б»! – Джим и сам не заметил, как начал выкрикивать команды «Лиле» и «Ласточке». Но он вспомнил, что «Ласточка» отстала на той стороне границы и только «Лила» могла ответить ему. Он знал, что «Ласточка» все еще падала в глубину небытия. – Отставить. «Лила», за мной. Поможете мне передвигать «Охотника»...

Его голос почти полностью перекрыло сообщение с заставы шесть.

– Общая тревога! Общая тревога! Всем заставам, всем секторам! – вызывала застава шесть. – Нас атакует флот лаагов. В районе уже находится три эскадрильи вражеских кораблей. У противника превосходящие силы. Повторяю: у противника превосходящие силы. Общая тревога...

«ИДруг» и «Лила» спасались от вражеских кораблей при максимальном ускорении, зажав магнитными лучами «Охотника на бабочек». Джим тем временем лихорадочно рассчитывал прыжок в любую безопасную зону, его пальцы плясали по черным кнопкам.

– Общая тревога! Всем кораблям заставы шесть – держитесь, пока вас не сменят. Всем кораблям – держитесь! Застава шесть под огнем. Мы под... – застава шесть умолкла. На секунду воцарилась тишина, потом раздался другой голос:

– ...Это застава пять. Застава шесть, ответьте! Ответьте, застава шесть! – Еще мгновение тишины, потом новый голос продолжил: – Всем кораблям заставы шесть. Говорит застава пять, принимаю управление на себя. Застава пять принимает управление на себя. К вам идут наши корабли и корабли других секторов. Держитесь, пока вас не сменят! Держитесь, пока вас не сменят...

Джим сражался с кнопками, и ему некогда было даже выругаться.

– Подразделение Уандера! – крикнули с заставы пять. – Подразделение Уандера, ответьте!

– Это подразделение Уандера, слышу вас, – недовольно буркнул Джим.

– Подразделение Уандера, прыгайте домой! Командир подразделения, приготовьтесь к приему данных. Подготовьтесь к приему данных, а потом проверка десять.

– Вас понял, – отрапортовал Джим, бросая свои собственные слишком медленные расчеты. Он подготовился к приему данных и наконец увидел вспышку сигнала, обозначавшую, что в его компьютер поступила информация для прыжка на Землю, – Держись, «Лила», – крикнул он. – Ну вот, наконец...

Он нажал кнопку, и корабль прыгнул.

Дезориентация. Тошнота. И...

Покой.

«ИДруг» неподвижно лежал между посадочными огнями открытой бетонной площадки, под звездным ночным небом Земли. День закончился за время отсутствия подразделения Уандера. Рядом с «ИДругом» виднелся темный искореженный силуэт «Охотника на бабочек», а за старым кораблем лежала «Лила». За сотню световых лет отсюда бушевала приграничная битва. Гибли люди и лааги, и они будут гибнуть, пока лааги не поймут, что подразделение Уандера окончательно улизнуло. Тогда лааги отступят – сто лет сражений доказали, что ни одной стороне больше чем на короткий срок границу не прорвать. «Но каковы будут потери, – подумало горечью в душе Джим, – пока они не отступят?»

Он нажал на кнопку, открывавшую люк «ИДруга», и неловко поднялся на ноги. За прошедшие часы он успел позабыть, что на нем скафандр, но сейчас чувствовал себя укутанным в перину. Джим взмок так, будто купался в одежде.

От «Охотника на бабочек» не доносилось ни звука. Неужели Раулю Пенару наконец пришлось замолчать? У шатавшегося от усталости Джима не было сил задумываться об этом. Он неуклюже повернулся и сделал четыре шага через корабль к люку, смутно слыша, как за ним поднимается и выходит Мэри.

Джим тяжело проковылял по бетону к огням Секции приема, вздымавшейся из моря ночи наподобие океанского лайнера. Ему казалось, что путь до двери Секции занимает очень уж много времени, но он упрямо двигался вперед, пока наконец не зашел внутрь и не попал в комнату снятия скафандров. И вот уже дежурные помогали ему раздеться.

Словно в полусне, Джим снял с себя промокшую одежду, принял душ и надел свежий костюм. Ткань костюма на ощупь казалась странной и грубой, как будто его тело, так же как и душу, до крови стерли недавние переживания. Он тяжело вошел в комнату для отчетов и плюхнулся в одно из кресел.

Офицер, принимающий рапорты, подошел к нему и сел напротив, включив маленький черный диктофон у себя на поясе. Он начал задавать вопросы тихим монотонным голосом – исследования показали, что так больше шансов избежать взрывов эмоций у вернувшихся с задания пилотов. Джим отвечал медленно, он слишком устал, чтобы проявлять эмоции.

– ...Нет, – сказал он наконец, – больше я «Ласточку» не видел. Она не отозвалась, когда я скомандовал построение «Б», так что мне пришлось идти дальше без нее. Нет, она так и не отозвалась, когда мы достигли границы.

– Спасибо, майор. – Офицер встал, выключил диктофон и вышел. Появился рядовой с несколькими бокалами виски на подносе. Сначала он предложил их пилоту и стрелку «Лилы», которые стояли рядом в другом конце комнаты и тоже диктовали свои рапорты. Они рассеянно взяли бокалы и выпили их так, будто там была вода. Потом рядовой с подносом подошел к Джиму.

Джим покачал головой. Рядовой заколебался.

– Сэр, вы должны это выпить, – сказал он, – По указанию врача.

Джим снова покачал головой. Рядовой отошел. Через минуту он вернулся вместе с майором медицинской службы.

– Ну, майор, – сказал тот, протягивая Джиму бокал с подноса, – давайте-ка до дна.

Джим покачал головой, не отрывая ее от спинки кресла.

– Никакого толку, – ответил он. – От этого никакого толку.

Врач поставил бокал на поднос и наклонился к Джиму. Он осторожно большим пальцем придержал нижнее веко правого глаза, а указательным приподнял верхнее. Посмотрев секунду на зрачок, он отпустил руку и повернулся к рядовому.

– Ладно, вы можете идти, – сказал он.

Рядовой унес поднос с бокалами. Врач полез в карман форменного кителя и достал серебряную трубочку с кнопкой на боку. Он закатал Джиму правый рукав, приложил трубочку к руке и нажал на кнопку.

Джим почувствовал что-то вроде прохладных брызг на коже. В нем наконец проснулись эмоции.

– Что вы делаете? – воскликнул он, с трудом поднимаясь на ноги. – Мне нельзя сейчас выбывать! У меня еще два корабля не вернулись, «Прекрасная Дева» и «Ласточка»... – Комната вокруг него начала крениться. – Вы не можете... – Язык у него стал заплетаться, и слов было не различить. Комната качнулась и поплыла: он почувствовал руки врача, не давшие ему упасть. Сознание ускользнуло от него, и ловушка темноты захлопнулась.

Судя по всему, он спал довольно долго и проснулся не у себя в постели, а на больничной койке. Еще почти неделю его не выписывали. За время, которое он провел, тихо лежа в больнице, Джим лучше разобрался в себе. Выписавшись, он отправился на поиски Мэри Гэллегер.

Он нашел ее на секретной площадке, где Бюро гериатрии исследовало «Охотника на бабочек». Мэри работала с командой, которая этим занималась, и какое-то время с ней нельзя было связаться; а без ее допуска Джим не мог ее увидеть.

Джим терпеливо ждал в серебристой, едва освещенной приемной, пока не подошел молодой человек, который провел его внутрь громадного здания, где лежал «Охотник на бабочек». Корабль казался намного меньше в таком помещении, окруженный громоздким оборудованием. У большинства из тех, кто работал над старым кораблем, был, похоже, обеденный перерыв. Всего несколько человек возились с приборами у корпуса. Проводник Джима прокричал что-то в открытый люк «Охотника на бабочек» и ушел. Мэри вышла наружу и поздоровалась с Джимом.

Под глазами у нее были темные круги, и, несмотря на свободную рубашку и брюки, заметно было, что она похудела.

– Я слышала про «Ласточку» – мои соболезнования, – сказала она.

– Да, – мрачно отозвался Джим, – считается, что она уплыла в глубь территории лаагов. Беспилотные зонды ее не нашли; возможно, ее захватили лааги.

Мэри посмотрела на него в упор.

– Вас именно это мучает, верно? – спросила она. – То, что вы не знаете, живы были пилот и стрелок или нет. Если они погибли, то больше уж ничего не поделаешь. Но если нет... и мы никогда не узнаем, что с ними стало...

Он умоляюще покачал головой, и она остановилась.

– «Прекрасная Дева» спокойно добралась домой, – хрипло сказал он. – Но вообще я пришел к вам поговорить не о подразделении.

– Я знаю, – Мэри посмотрела на Джима с мягкостью, которой он прежде в ней не замечал. – Вы хотели поговорить о Рауле Пенаре, верно?

– Я не мог ничего узнать. Он... он жив?

– Да, – ответила Мэри. – Он жив.

– И получается у вас до него достучаться? Я вот о чем подумал, – продолжал он быстро, – пока лежал в госпитале; я наконец понял, зачем он читал стихи и всякое такое. Я думаю, что он это начал нарочно. Чтобы напомнить себе, куда он хочет вернуться. Чтобы это все время было у него в голове – чтобы не сдаться.

– Верно, – кивнула Мэри. – Он хотел не дать себе сдаться.

– Я так и думал. Вы были правы, – Джим взглянул на нее с мрачноватой ухмылкой: – Я и сам пытался сдаться. Или найти что-нибудь такое, что вывело бы меня из игры. Вы были целиком и полностью правы. Я действительно драконоборец. Я таким родился, и тут уже ничего не поделаешь. Я хочу прорваться сквозь лаагов или обойти их и покончить с этой смертоносной патовой ситуацией. Но мне столько не прожить. Никому столько не прожить. Поэтому я и хотел сдаться.

– А теперь не хотите?

– Нет, – протянул Джим, – не хочу. Тут уж ничего не поделаешь, но я буду продолжать надеяться на чудо.

– Чудеса – дело времени, – ответила Мэри. – Стать миллионером за две минуты практически невозможно, а за двести лет – почти неизбежно. Вот чего добиваются люди вроде меня. Если бы мы все жили так же долго, как Пенар, мы могли бы добиться куда большего.

– Он жив! – удивленно покачал головой Джим. – Он и вправду жив! Я и верить в это не хотел, настолько это было невероятно! – Он перебил себя: – А он...

– В своем уме? Нет, – отозвалась Мэри. – И не думаю, что мы чем-нибудь сможем ему помочь. Но может, я и ошибаюсь. Как я уже сказала, со временем любая невозможность становится возможной. – Она отошла от открытого люка «Охотника на бабочек» и показала рукой внутрь кабины. – Хотите зайти?

Джим заколебался.

– У меня нет допуска для этого проекта, – начал он.

– Насчет этого не беспокойтесь, – прервала его Мэри. – Это просто чтобы пресса нас не беспокоила, пока мы не решим, что со всем этим делать. Заходите.

Она прошла внутрь, Джим за ней. Древний металлический коридор, ведущий к кабине пилота, сиял чистотой, как какой-нибудь экспонат в музее. Повсюду висели магнитные лампы, но не меньше света пробивалось сквозь проломы и повреждения, нанесенные оружием лаагов. Кабина выглядела как развалины, но очень аккуратно прибранные. Приборы и панель управления были почти уничтожены, а от пилотского кресла осталась только половина. На полу посреди кабины стоял черный ящик, явно современный, который выглядел здесь очень неуместно. Он был подсоединен к переборке толстым серым кабелем.

– Так я был прав, – сказал Джим, оглядевшись. – Ни одно живое существо не может это пережить. Это контрольный центр вел корабль и был вторым «я» Пенара, так ведь? На самом деле он не выжил?

– И да, и нет, – ответила Мэри. – Вы были правы насчет того, что контрольный центр каким-то образом впитал личность Пенара. Но вы оглядитесь повнимательнее. Контрольные центры – это живая ткань, плавающая и растущая в питательном растворе, а здесь за ней некому было ухаживать. Разве могла она выжить в такой обстановке?

Джим осмотрел изодранные и разбитые внутренности кабины. Его пробрал озноб, и он снова подумал о большом призрачном каноэ из легенды, которое плывет по небу среди белоснежных облаков со своей мертвой командой домой, на новогодний праздник, к живым друзьям и родным.

– Нет... – выговорил он онемевшими губами. – Но... где же он тогда?

– Здесь! – и Мэри стукнула кулаком по металлической переборке, к которой был подсоединен серый кабель. Отзвук удара загудел у него в ушах. Мэри серьезно взглянула на Джима.

– Вы правильно поняли, – сказала она, – что контрольный центр стал Пенаром – он был Пенаром после того, как тот умер. Не просто записью его памяти, но и его жизненной искрой, способной принимать решения. Но и это было только половиной чуда. Живая ткань в контрольном центре тоже должна была умереть, и она знала, как и сам Пенар знал, что не дотянет до дому. Но Пенар был полон решимости и нашел выход.

Она остановилась и посмотрела на Джима в поисках подтверждения, что он ее понял.

– Продолжайте, – сказал Джим.

– Контрольный центр, – сказала Мэри, – соединен с системой управления кораблем промежуточным твердым элементом, который положил начало всем неодушевленным компьютерам в современных кораблях. Связь проходила от живого вещества сквозь зону действия физики твердого тела к электронным и механическим системам управления.

– Я знаю, – сказал Джим. – Нас этому учили...

– Жизненная искра Рауля Пенара, подталкиваемая его абсолютной решимостью попасть домой, перешла от него к живой ткани полуодушевленного контрольного центра, – продолжала Мэри, будто Джим и не открывал рта. – А там она путем некой нейробиологической реакции вошла в поток импульсов внутри элементов твердого тела. После этого уже ничто не мешало ей перейти во все взаимосвязанные твердые тела корабля.

Мэри обвела движением руки разрушенную кабину пилота.

– Вот это, – сказала она, – Рауль Пенар! И это! – Она еще раз стукнула в переборку над черным ящиком. – Человеческое тело умерло. Ткани в контрольном центре умерли. Но Рауль все-таки попал туда, куда он так долго стремился!

Мэри замолчала. Ее голос постепенно угас в тишине кабины.

– И таким образом, – продолжила она уже спокойнее, – он подсказал разгадку проблемы, над которой мы в Бюро уже давно бились. Мы открыли путь потоку накопившихся теорий и исследований. Мы давно пытались выяснить, может ли жизненная сущность человека существовать вне зависимости от обычного биохимического человеческого организма; теперь мы это знаем. Нам потребуется время, но рано или поздно ни одна искра жизни не будет погашена, если только живое существо само этого не захочет.

Джим слушал ее вполуха. У него появилась мысль настолько горькая, что отнес в горле возник комок.

– А Пенар знает? – спросил он наконец. – Вы сказали, что он не в своем уме. Но он знает, что добрался? Он знает, что уже дома?

– Да, – сказала Мэри. – Мы думаем, что знает. Послушайте...

Она отвернулась от Джима и заговорила так, как будто Рауль был где-то за углом, внутри кабины.

– Рауль? – позвала она.

...И голос Рауля Пенара тихо зазвучал из корпуса корабля со всех сторон от них, так, как будто он говорил сам с собой, но тише, спокойнее, чем раньше. Рауль снова читал стихи Уильяма Генри Драммонда. Но на этот раз стихи были на чистом английском, и тени акцента не слышалось в словах...

 
Дух гор сегодня с нами говорит,
Хоть грустен глас его, он память воскрешает,
Видения охоты средь древних Лорентид,
Когда летели мы, оленей догонял.
И дальше мчится память, как сладкий сон маня,
Мы слышим весел плеск...
 

Он продолжал, почти шепча себе под нос блаженным тоном. Джим поднял глаза и увидел странный жесткий взгляд Мэри, какого он прежде у нее не замечал.

– Похоже, вы меня не совсем поняли, – сказала она, – не уловили, что я имела в виду. Вы один из лучших наших людей, настоящий рыцарь. Все мы рано или поздно мечтаем стать подобными, но лишь один из миллионов рождается таким.

Джим взглянул на нее в упор.

– Я же сказал вам, меня уже не переделаешь.

– Я не об этом, – отозвалась Мэри. – Вы хотели сражаться с драконами, но жизнь для этого слишком коротка. А что теперь?

– Теперь? – повторил Джим, уставившись на нее. – Вы имеете в виду меня?

– Да, вас. – Выражение ее лица было странным и напряженным, а голос, казалось, плыл поверх потока слов из черного ящика. – Что вы собираетесь делать через тысячу лет?