Текст книги "Томас Квик. История серийного убийцы"

Сэтерская лечебница,
четверг, 28 августа 2008 года

Как только мы со Стуре присели, я тут же принялся расспрашивать его о времени, проведённом в Грюксбу:

– Когда я читал материалы допросов всех, кто знал вас в Грюксбу, у меня сложилось впечатление, что для вас этот период был довольно счастливым.

– Да, это было прекрасное время, – подтвердил Стуре. – Я бы даже сказал, лучшее в моей жизни.

Стуре начал вспоминать милые эпизоды и счастливые моменты, говорить о собаках, которые были у него и Патрика, и о Рождестве в доме Улофссонов.

– Но ведь всё обернулось катастрофой, – напомнил я.

– Да, и это было просто ужасно! – сказал Стуре, несколько напряжённо сжав ладони.

– А каково было семье Патрика? – продолжил я. – Вы втёрлись к ним в доверие, а потом причинили такую боль. Разве нет?

Стуре кивнул. Помолчал. Было заметно, что он размышляет. И вдруг он спрятал лицо в ладонях и зарыдал.

– Простите, мне так тяжело это вспоминать, – с трудом вымолвил он, преодолевая всхлипывания.

Я никогда не видел, чтобы мужчина так плакал. Как ребёнок. Это было удивительно трогательно. И невероятно пугающе.

Мне стало страшно: неужели я всё разрушил? Неужели оборвал едва установившуюся между нами связь? Но Стуре собрался, вытер слёзы и подошёл к запертой двери.

– Подождите! Я скоро вернусь, – сказал он и нажал на кнопку.

Сотрудник больницы выпустил его, а через пару минут Стуре уже стоял с жестяной коробочкой, в которой лежали сотни фотографий. Мы долго перебирали их. На многих Стуре позировал и гримасничал.

Живущий во мне режиссёр думал лишь об одном: как убедить Стуре оставить мне эту коробочку на время?

На одной из фотографий я увидел женщину лет тридцати пяти. Она стояла на кухне и улыбалась на камеру. Стуре поднёс фотографию к моему носу:

– Вот ведь как интересно. Это же единственная женщина, с которой я занимался любовью, – произнёс он.

Мне показалось, он этим гордится.

– Единственная? – удивлённо спросил я. – За всю жизнь?

– Да, только с ней. На это были свои причины, – загадочно добавил он. Много позже я узнал, что под этими «особыми причинами» скрывалось огромное желание Стуре завести детей. Быть может, несмотря на свои пристрастия, он всё же был способен жить с женщиной? Нет, из этого вряд ли бы что-нибудь вышло.

Слушая рассказ Стуре и глядя на фотографию, я мог думать лишь об одном: Грю Стурвик. Норвежская проститутка, которую убили и выбросили на парковке, – и следы спермы внутри её тела. Женщина на фотографии не была Грю Стурвик! А по твоим словам, единственной женщиной, с которой ты вступал в интимную связь, была дама на этой фотографии.

«Зачем Стуре упомянул эту деталь? Уж не проговорился ли он? Или он сознательно хотел сбить меня с толку? Нет, мы ведь не говорили о Грю Стурвик – да и о других убийствах тоже, так с чего бы ему считать, что я знаю о его связи с Грю?» – вот о чём я думал, пока мы рассматривали снимки.

Когда мой визит подходил к концу, я как бы невзначай бросил:

– А нельзя ли одолжить несколько фотографий?

– Конечно, – сказал он, – берите любые.

Я взял пять: Стуре в своём ларьке; Стуре с ребятами во время поездки на очередной концерт; Стуре, с ужасом смотрящий в пустой кошелёк; Стуре за кухонным столом; Стуре рядом с летним домиком Улофссонов, где позже будет убит Йенон Леви.

Стуре позволил мне взять пять фотографий, и, по-моему, это был явный признак доверия. Покидая клинику, я знал: он согласится принять участие в моём документальном фильме. Но в качестве кого – я пока не знал.

Находка

К концу лета 2008 года я успел вывести из себя и Губба-Яна Стигсона, и Лейфа Г. В. Перссона.

– Если ты ещё ничего не понял, то ты и впрямь идиот! – с горечью сказал Перссон.

Таким же дураком я выглядел и в глазах Стигсона: как можно было отрицать, что Квик – настоящий серийный убийца, справедливо осуждённый за свои деяния?

– Скажем, убийство Терес Юханнесен. Когда 3 июля 1988 года она исчезла из норвежского Фьелля, ей было девять. Спустя семь лет Томас Квик сознаётся в убийстве. Находясь в Сэтерской лечебнице, он подробно описывает район, где всё произошло. Он показывает полиции дорогу, рассказывает, что в 1988‐м там был банк, а балконы были другого цвета – всё сходится! Он упоминает, что повсюду лежали доски, потому что во Фьелле как раз строили детскую площадку. Откуда он мог это знать? – обратился ко мне с риторическим вопросом Стигсон.

– Ну, если всё это правда, то он, вероятнее всего, бывал в этом месте, – согласился я.

– Разумеется, – ответил Стигсон. – А потом он отвёл полицейских в лес, где когда-то убил девочку и спрятал тело. И на месте преступления обнаружили остатки обожжённых костей, которые, как показал анализ, принадлежали ребёнку в возрасте от восьми до пятнадцати лет. А на фрагменте одной из них даже был след от ножовки! Томас Квик показал, где спрятал лезвие, и размер зубцов совпал со следом на кости. – Стигсон покачал головой. – И они ещё утверждают, что доказательств нет! Это ведь неоспоримое доказательство, как, собственно, и написал канцлер юстиции Йоран Ламбертц, изучив материалы дел Квика.

– Конечно, звучит убедительно, – поддакивал я.

У Губба-Яна Стигсона был столь яростный, непримиримый и однобокий взгляд на Томаса Квика, что мне не хотелось возражать. Но я был ему очень благодарен. Обладая такими знаниями, он представлялся ценным собеседником, который к тому же снабжал меня всеми необходимыми материалами расследований. Как-то он даже сделал копии всех своих трёхсот статей о Квике.

Но его главной заслугой, пожалуй, я бы назвал замолвленное за меня словечко перед его единомышленниками: Сеппо Пенттиненом, Кристером ван дер Квастом и Клаэсом Боргстрёмом. Не знаю, с кем ещё он беседовал, но передо мной открылись все двери.

Когда я позвонил Пенттинену, он не попытался отделаться от меня, хотя и был подозрителен по отношению ко всем журналистам, желавшим побеседовать о Томасе Квике. Он сразу заявил, что не будет давать интервью – это был его принцип – но выслал мне материалы, которые, по его мнению, заслуживали внимания. Среди них была и его собственная статья «Взгляд допрашивающего следователя на загадку Томаса Квика». Она вышла в 2004 году в газете «Скандинавская криминальная хроника», и в ней он, среди прочего, писал: «Следствие по делу об убийстве Терес Юханнесен в Драммене может служить типичным примером уровня доказательств, которые легли в основу приговоров».

На расследование убийства Терес ссылался и ван дер Кваст, считавший улики по этому делу наиболее убедительными. Ну, а раз Стигсон, Пенттинен и ван дер Кваст были единодушны в оценке ситуации, стало очевидно, чем мне предстоит заниматься. Есть ли основания полагать, что мы столкнулись с настоящим скандалом, затронувшим всю правовую систему Швеции?

Томас Квик сообщал то, что могло быть известно лишь самому преступнику и полиции, а порой и то, чего даже полицейские не знали. Во всяком случае, так написано в судебных решениях.

Иногда возникал вопрос: как он вообще узнал о каких-то убийствах? Особенно о норвежских, ведь про них в шведской прессе почти не писали. Как мог Квик, запертый в Сэтерской клинике, рассказывать об убийствах Грю Стурвик и Трине Йенсен? И как он мог показать дорогу к уединённым местечкам, где были обнаружены тела?

Я подумал, что те, кто сомневался в правдивости слов Томаса Квика, слишком легкомысленно отнеслись ко многим вопросам. Конечно, некоторые из так называемых «уникальных сведений» можно было легко объяснить, но остальные при этом оставались загадкой, хотя я очень внимательно изучил материалы следствия.

Квик описывал повреждения на телах жертв, места происшествия, элементы одежды и вещи убитых – обо всём этом не было информации в СМИ.

Как Квик вообще узнал о том, что в июле 1988 года в норвежском Фьелле исчезла девятилетняя девочка Терес? Даже суд в Хедемуре посчитал этот вопрос важным.

В решении суда по делу об исчезновении Терес написано: «В ходе судебного заседания было доказано, что объём информации, которую Томас Квик мог получить из газет, был ограниченным». Квик также подтвердил это, о чём имеется запись: «Он не помнит, читал ли что-либо о происшествии до своего признания».

В общей сложности следственные материалы, касающиеся деяний Томаса Квика, охватывают пятьдесят тысяч страниц. Я решил разложить в хронологическом порядке всё, что касалось убийства Терес Юханнесен, и приступил к изучению документов и записей допросов с момента упоминания Квиком исчезновения девочки. С чего вдруг и он, и следствие заговорили о Норвегии?

В полицейском отчёте я увидел рапорт о том, что Квик встречался с норвежским журналистом Свейном-Арне Хавиком. Изначально Томас не проявлял интереса к Норвегии, но в июле 1995 года он получил от Хавика письмо, где тот рассказывал, что работает на крупнейшую норвежскую газету, «Верденс Ганг», в которой только что вышел обширный материал о Квике. Хавик хотел взять интервью. В полицейском отчёте сказано:

«Вскоре Томас Квик позвонил Хавику и попросил того прислать ему все газеты, на страницах которых говорится о нём и его убийствах в Норвегии.

Хавик отправил газеты от 6, 7 и 8 июля 1995 года».

Серия этих статей начиналась текстом, занимавшим целых три страницы. На первой поместили фотографию печального Томаса Квика, смотрящего прямо в камеру.

«Шведский серийный убийца признаётся: Я УБИЛ МАЛЬЧИКА В НОРВЕГИИ».

На развороте Томас Квик позирует в футболке, джинсах, сандалиях и белых носках. Журналист кратко рассказывает о «зверских убийствах» и сообщает новость: «В течение нескольких месяцев в обстановке строжайшей секретности норвежская и шведская полиция совместно расследовали убийство норвежского мальчика».

«Могу подтвердить, что мы в том числе расследуем и смерть норвежского мальчика, в убийстве которого признался Квик. Одной из главных проблем было установление личности убитого, однако у нас имеются предположения относительно того, кем был этот мальчик», – заявил, если верить газете, старший прокурор Кристер ван дер Кваст.

На следующий день появляется продолжение статьи. Теперь Томас Квик рассказывает, что убитый норвежский мальчик был «лет двенадцати-тринадцати и ехал на велосипеде».

8 июля выходит последняя статья под заголовком «Здесь исчезли вероятные жертвы Квика». На снимке, занимавшем половину газетной полосы, отчётливо виден лагерь беженцев в Осло, а на маленьких фотографиях можно разглядеть двух африканских мальчиков.

«Из этого ныне закрытого лагеря беженцев в районе Скуллерудсбаккен в Осло предположительно пропал мальчик, в убийстве которого сознался серийный убийца Томас Квик (45).

В марте 1989 года два мальчика в возрасте примерно 16 и 17 лет бесследно пропали из приёмного отделения Красного Креста для несовершеннолетних беженцев без родителей».

Когда Квик впервые заговорил о Норвегии, речь шла об убийстве мальчика. Но откуда появилась эта информация?

Я продолжал копать. В ноябре 1994 года Квик рассказал Сеппо Пенттинену о темноволосом мальчике двенадцати лет «славянского происхождения», которого он называл Душенька. Он упомянул городок Линдесберг и норвежское местечко под названием Мюсен.

Пенттинен направил запрос в полицию Норвегии, спрашивая, не числится ли у них пропавший мальчик, подходящий под описание. Такового не оказалось, но норвежские коллеги отправили информацию о двух беженцах в возрасте 16–17 лет, бесследно исчезнувших в Осло.

Статья в «Верденс Ганг» оказалась пророческой.

В феврале 1996 года Квик после многочисленных намёков наконец рассказал Пенттинену о том, что в марте 1989 года убил в Осло двух африканцев. Пенттинен тут же начал готовиться к поездке в Норвегию.

В последовавших за этим допросах Томас Квик отрицал, что когда-либо читал о норвежских убийствах. Он также уверял, что никогда не видел фотографий исчезнувших мальчиков, хотя у него и была вся подборка газет «Верденс Ганг» со статьями о нём самом.

Я мог с полной уверенностью констатировать следующее:

Квик активно собирал информацию о возможных убийствах в Норвегии, затем предъявлял её на допросах, а после солгал, сказав, что никогда не слышал об этих преступлениях.

В газетах, которые Томас Квик получил из Норвегии, была и ещё одна подсказка. Рядом с основной статьёй находилась небольшая заметка, в которой журналисты «Верденс Ганг» рассуждали, мог ли Квик быть замешан в самом обсуждаемом преступлении Норвегии:

«3 июля 1988 года из района Фьелль в Драммене пропала Терес Юханнесен (9). Это послужило началом самых масштабных розыскных работ в истории Норвегии.

Очень скоро Квик заявил о том, что совершил убийство в Норвегии».

Ни Терес, ни Фьелль не описывались подробно, но из статьи можно было почерпнуть основные факты: имя девочки, место и время.

Эти сведения стали известны Томасу Квику в конце июля 1995 года, а потому нет ничего удивительного в том, что уже на первом допросе он заявил, что Терес было девять, а исчезла она летом 1988 года из Фьелля.

При этом с вопросами, на которые в газете ответов не было, дело обстояло куда хуже.

Как и в других случаях, признания Квика в расправе над Терес Юханнесен появились во время сеанса терапии. Как сказала Биргитта Столе, тогда в его памяти «всплыло много событий», о которых она должна была составить отчёт. Рассказ Квика был несвязным, и «Столе могла охарактеризовать его состояние английским словом twisted [19]19
  «Не в себе».


[Закрыть]» – записал Пенттинен.

Всю историю целиком планировали услышать в среду 20 марта 1996 года. В девять утра Биргитта Столе и Томас Квик пришли в музыкальный зал Сэтерской клиники, где в чёрно-красных креслах их уже ждали Сеппо Пенттинен и инспектор Анна Викстрём.

Пенттинен попросил Квика описать Фьелль.

– Я вижу постройки, – начал Квик. – Но это не многоквартирные, а частные дома.

Вероятно, Квика сбило с толку само название «Фьелль[20]20
  В переводе с норвежского «горы».


[Закрыть]»: он принимается описывать малозаселённую сельскую местность с виллами, рассчитанными на одну семью, – быть может, подобные ассоциации возникли благодаря норвежскому слову bydel [21]21
  В норвежском языке by означает «город, поселение», а в шведском – «деревня». 109 ТОМАС КВИК. История серийного убийцы


[Закрыть]. Он даже говорит, что добрался туда по дороге, засыпанной гравием.

– Это совсем крошечное местечко, – уточняет Квик на допросе.

На самом же деле Фьелль – типичный городской район 1970-х, с бетонными многоэтажками, хорошими дорогами, торговым центром и населением пять тысяч человек на относительно небольшой площади.

Квик говорит всё тише, а в конце и вовсе переходит на шёпот:

– Это так тяжело!

Если Пенттинен на момент допроса знает, насколько далёк Квик от действительности, то у него неплохо получается это скрыть. Он продолжает задавать вопросы.

Пенттинен: В какое время суток это случилось? Хотя бы приблизительно.

Томас Квик: Примерно в середине дня.

Пенттинен: Что значит «середина дня»?

Томас Квик: Около полудня.

Пенттинен: А какая была погода?

Томас Квик: Погода неплохая, облака довольно высоко. Лето…

Терес исчезла в 20.20. Да и с летней погодой Квик, похоже, слегка ошибся: в день, когда пропала Терес, во Фьелле шли проливные дожди – сильнейшие за десять лет.

После допроса Сеппо Пенттинен подытожил данные Квика о внешности и одежде девочки:

«Он утверждает, что у неё светлые волосы до плеч; они развеваются, когда она бежит. На ней брюки и, возможно, куртка. В ходе допроса он также вспоминает что-то розовое и футболку с пуговицами. И какой-то узор на трусиках. На руке у девочки – часы с узким ремешком и простой застёжкой. Вокруг циферблата – то ли светло-зелёные, то ли розовые пятна».

Невероятно, но Квик промахнулся во всех своих догадках: ничего из сказанного не соответствовало действительности.

В первоначальном расследовании исчезновения Терес много внимания уделялось именно деталям: в протоколах сохранились подробные описания её одежды и предметов, находившихся при ней. К делу даже была приложена последняя фотография Терес.

На ней девочка стоит у кирпичной стены и смотрит прямо в объектив. У неё чёрные волосы, золотистая кожа и счастливая улыбка, обнажающая отсутствие двух передних зубов и делающая тёмно-карие глаза совсем узкими.

Квик говорил о крупных передних зубах Терес. Неужели они успели вырасти?

Я позвонил маме девочки Ингер-Лисе Юханнесен, и та рассказала, что зубы даже и не думали показываться.

Белокурая версия Терес из описания Квика – это всего лишь стереотипное представление о норвежской девочке, рискованное предположение, имевшее все шансы на успех – во всяком случае, если руководствоваться статистикой. Но на сей раз всё оказалось не так. Конечно же, кроме подробностей, о которых Томас Квик успел прочитать в заметке «Верденс Ганг».

Боковой путь

Вечером 23 апреля 1996 года несколько полицейских машин проехали через Эребру и Линдесберг и по шоссе Е 18 попали в крошечное норвежское местечко Эрье. На среднем сиденье белого минивэна сидел Томас Квик, а рядом с ним – Сеппо Пенттинен.

Квик должен был показать, где и как убил двух африканских беженцев и девятилетнюю Терес Юханнесен.

Рассказ Квика в точности соответствовал сведениям полиции об исчезновении двух мальчиков из приёмного отделения Красного Креста на окраине Осло. Квик показывал дорогу. Перед отъездом он нарисовал и само здание – весьма примечательный старый деревянный дом.

Здание, к которому подъехал эскорт, выглядело точь-в-точь как на рисунке Квика. Томас описал дорогу к местечку, которое он называл Мюсен и где, по его словам, был убит один из мальчиков. Тела жертв Квик якобы забрал обратно в Швецию, где расчленил и частично съел их, а кое-что закопал в Линдесберге.

Как рассказал мне инспектор полиции Туре Нессен, после изучения места преступления Квик и следователи отправились на футбольное поле в Линдесберге, где поисковая собака Зампо взяла след, и криминалисты перерыли огромный участок земли. Останков обнаружено не было. Тут Квик сообразил, что ошибся с местом: дело было на футбольном поле, но не в Линдесберге, а в Гульдсмедсхюттане. Однако и там ничего найти не удалось.

Но в Гульдсмедсхюттане произошло нечто весьма примечательное. Туре Нессену неожиданно сообщили, что жертвы убийцы, поисками которых как раз занималась полиция, оказались живы и здоровы. Выяснилось, что молодые беженцы отправились в Швецию. Первый решил остаться, а второй позже переехал в Канаду.

Как по мановению волшебной палочки, два норвежских убийства, в которых сознался Томас Квик, вдруг рассеялись как дым. Расследование третьего продолжилось, и теперь с ещё большим усердием. Так, спустя два года и двадцать один допрос, во время которых Квик множество раз менял показания, предоставленную им информацию по делу Терес Юханнесен посчитали столь ценной и эксклюзивной, что хедемурский суд счёл вину Квика доказанной.

Учитывая мои знания в области психологии свидетельских показаний, а также факт передачи Квику норвежским журналистом Свейном-Арне Хавиком нескольких газетных статей, я понял: на самом деле заявления Квика никакой ценности не представляют. Но при этом оставались и другие доказательства: указание на место преступления в Эрье и обугленные кусочки костей…

Стоило съездить в Драммен. Позвонив следователю Хокону Грёттланду, я напросился в гости.

«Буду рад вас видеть», – ответил он.

Эксперимент в Эрьесском лесу

В сентябре 2008 года мы с фотографом Ларсом Гранстрандом пересекли границу между странами в том же самом месте, что и следователи двенадцатью годами ранее.

В полицейском участке Драммена мы встретились с Хоконом Грёттландом, сопровождавшим Квика во всех его поездках в Норвегию.

– Он не такой, как мы. Он не рационален, да и с логикой у него совсем плохо, – заметил Грёттланд.

Оказывается, во время работы с Квиком у следователей то и дело возникали непредвиденные сложности.

– Квик говорит «да» и одновременно с этим мотает головой! Говорит «налево», а имеет в виду «направо». Понять его не так просто.

Грёттланд признался, что вообще не понимал Квика. Но Сеппо Пенттинен и Биргитта Столе без труда истолковывали его слова.

Хокон Грёттланд занимался расследованием дела пропавшей Терес Юханнесен с момента её исчезновения в июле 1988 года. Потом он оказался среди норвежских полицейских, связанных с Квиком, и в итоге пришёл к выводу: именно Квик убил Терес Юханнесен.

– А почему вы в этом так уверены? – поинтересовался я.

– Представьте: Квик в шведской психиатрической лечебнице подробно описывает Терес, Фьелль и Эрьесский лес. Мы едем туда и обнаруживаем: всё в точности так, как он рассказал.

Я согласился, что объяснить подобное можно было не иначе как причастностью Квика к преступлению.

Грёттланд отвёз нас во Фьелль, где проживала со своей мамой Терес. Мы проехали местный торговый центр и видеопрокат, куда Терес направилась в тот злополучный день, чтобы купить конфет на лежавшие в кармане 16 крон 50 эре. Грёттланд припарковал машину и указал на окна седьмого этажа длинного высокого дома номер 74.

– Вон там она жила. А здесь стоял Квик, когда Терес вышла из подъезда, – сказал Грёттланд и махнул рукой в сторону небольшого холма, спускающегося к дороге, по которой мы только что приехали. – Тут-то он её и схватил.

Я пересчитал этажи. Их было восемь. Тридцать пять больших окон на каждом.

Получается, Томас Квик похитил девочку, стоя перед 280 окнами и, возможно, на глазах у матери, утверждавшей, что она всё время стояла на балконе и следила за дочерью.

– Господи, это всё равно что похитить ребёнка перед трибуной стадиона «Росунда», – прошептал мне на ухо фотограф.

Томас Квик сознался в совершении более трёх десятков преступлений, но никто и никогда не видел его «в деле», и Квик ни разу не оставил следов. Я предполагал, что он всегда соблюдал предельную осторожность.

Во время следствия по делу Терес полиция допросила 1721 человека, но ни один из них не заметил ничего, что могло хоть как-то указывать на Квика. И даже описания, оставленные 4645 свидетелями, которые позже звонили и сообщали о том, что, возможно, обладают полезной для следствия информацией, не упомянули ни одной детали, которую можно было бы связать с Томасом Квиком. Я посмотрел на балкон Терес и пришёл к выводу: сцена похищения разыгрывалась на глазах у всех.

– Потом на холме он ударил её головой о камень, подогнал машину и запихнул девочку внутрь, – продолжал Грёттланд.

– Но это ведь очень рискованно, – сказал я.

– Да, пожалуй, – ответил следователь.

На следующий день я встретился с коллегой Грёттланда – Уле-Томасом Бьеркнесом. Сначала мы отправились в Хэрланд, к церкви, возле которой Квик расправился с Терес, а потом – в Эрьесский лес. Пришлось несколько километров трястись по неровным лесным дорожкам, пока мы не доехали до места, где Квик избавился от тела девочки.

Бьеркнес преподавал в здешней полицейской академии. Как раз в тот день он читал лекцию о Квике, и у него оказались три видеоплёнки, отснятые норвежской полицией во время встречи с Квиком. Я изо всех сил старался не подать виду, что мне просто необходимо их заполучить, так что лишь сдержанно поинтересовался, можно ли посмотреть эти записи. К моему большому удивлению, Бьеркнес протянул их мне. Я взял бесценный материал, пообещав вернуть его прежде, чем уеду из Норвегии.

В тот же вечер я разыскал офис телекомпании в Драммене и взял напрокат оборудование для копирования плёнки. В восемь вечера я принялся за дело прямо в номере отеля, где остановился. На трёх кассетах было заснято около десяти часов следственных экспериментов, и каждый час мне приходилось вставлять новую кассету.

Самыми интересными оказались записи, сделанные в машине, когда одна камера была направлена прямо на Квика, а вторая через ветровое стекло снимала дорогу. На экране крупным планом появился Квик, справа от него – Сеппо Пенттинен; дорога демонстрировалась в маленьком окошке в левом верхнем углу.

Квик завращал глазами. Они то сужались, то бешено перескакивали с предмета на предмет. Это выглядело неприятно и озадачивало. Квик на экране телевизора был совершенно не тем человеком, которого я встретил в Сэтерской клинике. Интересно, что могло так изменить личность? Он даже говорил по-другому.

Чтобы не заснуть и не пропустить момент, когда нужно будет сменить кассету, я был вынужден смотреть все записи. По большей части «фильм» был скучным и не слишком насыщенным событиями: Квик мог молчать по полчаса, пока камера продолжала снимать дорогу. Иногда оператор клал камеру рядом с собой, и запись продолжалась уже с сиденья автомобиля. Но я копировал видео и потому не мог ничего проматывать. Минуты бездействия на экране казались мне сплошной пыткой.

Было уже заполночь, когда я в очередной раз сменил кассету.

Теперь съёмка велась из машины, которая следовала за минивэном, где ехал Томас Квик. Он попросил остановиться, но камера продолжала работать. Было слышно, как к Квику подошёл врач и предложил ему лекарство.

Врач: Примете «Ксанор»?

Томас Квик: Ага.

Врач: Воды?

Томас Квик: У меня… кола есть…

Голос Квика был вялым, складывалось впечатление, что ему тяжело выговаривать слова.

Врач: Возьмите таблетку… Одной хватит?.. Может, ещё одну, прямо сразу?

Томас Квик: Да, наверное…

Ответ Квика был смесью речи и плача, эти звуки издавал человек, которому было очень плохо.

Я услышал, как Квик глотает ещё одну пилюлю, и машина трогается с места.

«Ксанор» – наркотическое успокоительное средство класса бензодиазепинов. Оно не только вызывает привыкание, но и даёт огромное количество побочных эффектов.

То, что я увидел, окончательно подтвердило мои подозрения: Томас Квик выглядел так странно, потому что находился под воздействием наркотического вещества. Я вспомнил слова Йорана Чельберга. Может, он как раз это и имел в виду? Он пытался объяснить, что Квику давали сильнодействующие препараты, а потому его признаниям не стоит безоговорочно верить? Во мне проснулся интерес. Усталость как рукой сняло, и я принялся смотреть видео с неподдельным интересом.

Я снова сменил кассету. Теперь Квик сидит в первой из четырёх или пяти машин, направляющихся в сторону леса. Он возглавляет процессию, состоящую из старшего прокурора, следователя, адвоката, психотерапевта, специалиста по вопросам памяти, нескольких водителей и врачей – ну и, конечно, шведских и норвежских полицейских. Квик пообещал показать дорогу к гравийному карьеру, где спрятал тело Терес Юханнесен. Карьер находится в Эрьесском лесу – он знает дорогу.

Кортеж сворачивает в сторону Швеции, едет по шоссе Е 18, и Квик всё время жалуется, что повсюду как из-под земли вырастают дома. Он говорит, что после убийства Терес его это тоже очень злило. И вот наступает критический момент. Дорожные знаки неумолимо указывают на приближение шведской границы – а ведь Квик постоянно заявлял, что тело девочки находится в Норвегии.

Томас Квик: Мы приближаемся к границе, и я должен найти дорогу до того как… Пенттинен: До того как мы подъедем к границе?

Томас Квик: Да.

Пенттинен: Да, именно, как ты раньше и говорил.

Томас Квик: Да.

Пенттинен: Ты узнаёшь это место, Томас?

Томас Квик: Да.

Место, которое узнал Квик, – это Клундская церковь. Поговорив ещё немного, на развилке в лесу команда решает свернуть направо. Проезд перегорожен шлагбаумом, и Квик подтверждает, что бывал тут и раньше, но «тогда мимо шлагбаума можно было спокойно проехать».

Сеппо Пенттинен несколько колеблется: верен ли путь? Существует ли в этих краях то место, которое описывал Квик?

Томас Квик: Должна быть плоская местность… такого типа… а потом будет что-то похожее на… ну, как будто там когда-то было что-то вроде… ну, мне и на допросах было сложно всё это описать… гравийный карьер или земляной, или…

Пенттинен: Там добывали гравий?

Томас Квик: Да.

Машины сворачивают на лесную дорогу. Она кажется бесконечной. Километр за километром машина трясётся на кочках. И тут становится ясно: маловероятно, что дорога, явно сделанная для лесовозов, приведёт к какому-то гравийному карьеру.

Ориентиром для Квика служила церковь: он знал, сколько от неё ехать, но церковь давно уже скрылась из виду.

Томас Квик: Хм. Кажется, мы проехали слишком много – в смысле, если принимать во внимание мои ощущения о расстоянии, которое я тогда преодолел.

Пенттинен: Да. Мы слишком много проехали?

Томас Квик: Не знаю.

Квик говорит, что вдоль дороги «встречались знакомые места», и машины продолжают путь. Он всё больше мямлит, его язык заплетается, а речь становится совсем неразборчивой. Тут он говорит, что поездка даётся ему очень тяжело, а спустя мгновение начинает жестикулировать.

Пенттинен: Вы машете рукой. Что вы пытаетесь сказать?

Томас Квик: Не знаю.

Пенттинен: Нам продолжать?

Томас Квик: Да, едем дальше. Лис должен быть рыжим [22]22
  В своей автобиографии Стуре Бергваль упоминает, что в этот момент он наблюдал галлюцинацию – взлетающего орла с белой лисицей в когтях. 118 Ханнес Ростам


[Закрыть].

Пенттинен: Не слышу, что вы говорите.

Томас Квик: Лис должен быть рыжим.

Пенттинен: Листья?

Томас Квик: Еврейский мальчик.

Пенттинен: Еврейский мальчик должен быть мёртв?

Томас Квик теперь уже точно находится в каком-то своём мире, и Пенттинен обеспокоен.

Пенттинен: Томас, вы здесь?

Томас Квик: Мм.

Но Томас вовсе не «здесь». Мысли его – совсем в другом месте.

Пенттинен (повторяет вопрос): Вы здесь, Томас?

Квик лишь мычит в ответ.

Пенттинен: Мы подъехали к перекрёстку. Вам нужно сказать, куда дальше, Томас. Направо? Вы киваете в ту сторону.

Машина поворачивает направо.

Пенттинен: А здесь поворот налево.

Томас Квик: Ещё немного прямо.

Пенттинен: Продолжаем ехать?

Томас Квик: Мм.

Пенттинен: Прямо.

Томас Квик: Можем ехать, пока не доедем… а там можно…

Пенттинен: Свернуть?

Томас Квик: Мм.

Вялый голос Томаса Квика теперь и вовсе пропал: он лишь несвязно мычит и вскоре закрывает глаза.

Пенттинен: Вы закрыли глаза. Как вы себя чувствуете?

Томас Квик: Остановитесь ненадолго. Там.

Караван останавливается. Квик молчит и не открывает глаз. Место, где остановились машины, ничем не похоже на то, которое он описывал. Здесь нет плоских участков – да и гравийного карьера не видно. Минивэн остановился посреди долгого спуска в норвежском лесу на пересечённой местности.

Квик замечает возвышенность и хочет на неё подняться. За ним следуют Сеппо Пенттинен, Биргитта Столе, Клаэс Боргстрём и инспектор Анна Викстрём.

Пенттинен: Отсюда можно дойти до места, где лежит тело Терес?

Томас Квик: Да.

Квик едва держится на ногах, и Столе с Пенттиненом вынуждены поддерживать его под руки. По тому, как они его ведут, становится понятно: это уже не впервые.

Вместе они поднимаются на холм. На вершине царит полная тишина, пока Пенттинен не решается нарушить её.

Пенттинен: Вы смотрите вниз на дорогу, на тот поворот. А теперь киваете. Там что-то есть? Попытайтесь описать это.

Томас Квик (почти шёпотом): За тем поворотом… ступеньки наверх.

Пенттинен: Что вы говорите? Что с поворотом?

Томас Квик: Он ведёт… Ступеньки наверх.

От Квика уже невозможно добиться ничего путного: он явно находится под воздействием наркотических средств.