Текст книги "Перешагнув пропасть"

– А вы часто видите их вдвоем? – спросила Сэнди как можно более небрежно. Жан-Пьер, видимо, ничего не заподозрил.

– Время от времени. На светских мероприятиях, подобных сегодняшнему. Не так уж много красивых людей вокруг, они привлекают внимание. Кроме того, вход на такой прием стоит недешево. Простым людям не по карману.

– Однако вы здесь. – Сэнди не хотела сказать ничего плохого, но, прежде чем ответить, француз взглянул на нее, а потом засмеялся, откинув голову назад. Несколько человек оглянулись, среди них Сэнди заметила и обладателя пронзительных черных глаз.

– Да. Но я немножко самозванец. И потом, волею судеб мой папаша владеет большими деньгами, так что я могу себе позволить такое времяпрепровождение. Хоть и неприлично об этом говорить.

– Значит, вы попали в число красивых людей?

– Похоже на то. – Глаза Жан-Пьера отыскали Монику. – Хотя и не очень красивых. – Он ответил как бы самому себе, потом обратил свой взор на Сэнди. – Но хватит об этом. Не сомневаюсь, что вам хочется чего-нибудь выпить. А может, и закусить.

– Да, пожалуй. – Мысль, что Жан-Пьер тоже по уши влюблен в Монику, не улучшила настроения Сэнди. Держась за руки, она и ее кавалер дошли до края лужайки, где Жан-Пьер нашел свободный столик, усадил ее и исчез. Вернувшись через минуту, он поставил перед ней поднос с холодными закусками и двумя бокалами охлажденного сухого вина.

Значит, Жан-Пьер неравнодушен к Монике, размышляла Сэнди. Она решила, что это должно укреплять отношения манекенщицы с Жаком, хотя и не видела здесь никакой логики. Может, они считают, что у Других людей такие же взгляды, как у них самих? – думала Сэнди, потягивая дорогое тонкое вино. Они, оставаясь друг без друга, вероятно, предаются сексу при каждом удобном случае, зная, что их отношениям это не помешает. Внутренне Сэнди не могла согласиться с подобного рода отношениями, хотя и встречала таких людей.

– У вас грустное лицо, – заметил Жан-Пьер. Взглянув на него, Сэнди улыбнулась.

– Нет, нет, что вы. Как можно грустить с таким кавалером, как вы?

Жан-Пьер поклонился в ответ на комплимент, и глаза его повеселели.

– Неплохой кавалер для такой сдержанной англичанки, как вы, – пошутил француз. Наколов на вилку жирную, аппетитную креветку, он протянул ее Сэнди.

А он мне нравится, неожиданно для себя заключила она. Тот факт, что парень влюблен в Монику и не станет приставать ко мне, что он ждет от меня всего лишь веселой общительности, позволит мне расслабиться, что никак не получалось с Жаком. Лицо Сэнди оживилось, и когда креветка, сорвавшись с вилки, плюхнулась на тарелку, она весело засмеялась.

– А ведь вас не так легко заставить развеселиться. – Знакомый баритон подействовал на нее словно ледяной душ.

Сэнди вскочила, едва не уронив тарелку на землю. Рядом стояли Жак и Моника.

– На самом деле не так уж и трудно, – сказал Жан-Пьер, уступая свой стул Монике. – Угостить вас чем-нибудь? – спросил он у рыжеволосой, метнув взгляд на Жака.

– Спасибо, дорогой. – Ответ прозвучал так, словно она на кого-то дуется, и пока Жан-Пьер ходил за закуской, все трое напряженно молчали.

Сэнди ни за что не смогла бы снять эту напряженность, как бы она ни старалась. С опущенными глазами она ковыряла в своей тарелке, не понимая, что же произошло. С какой стати Жак осудил ее веселье с Жан-Пьером, хотя в то же время наслаждался обществом своей любовницы? Сэнди чувствовала, что уже злится на него.

Жан-Пьер вернулся с закусками, и почти в ту же секунду твердая рука подняла Сэнди со стула.

– Это был прекрасный вечер, Моника. – Голос Жака звучал холодно.

– Вы что, уезжаете? Но еще так рано… – начал Жан-Пьер.

Жак ответил ему улыбкой, способной превратить пламень в лед.

– И тем не менее нам пора. Моника, ты поблагодаришь матушку за нас?

Ни для кого не осталось незамеченным, что манекенщица не подняла головы, когда Жак склонился, целуя ей руку на прощанье. В глазах Жан-Пьера застыло удивление и настороженность, а Жак буквально силой потащил Сэнди в сторону замка, а потом – через комнаты нижнего этажа, заполненные толпой веселящихся гостей. В мгновение ока они вдвоем оказались за дубовой дверью – на подъездной аллее.

– Что-нибудь случилось? – Сэнди с трудом высвободила свой локоть, который он крепко держал, помогая ей спуститься с лестницы.

– Случилось? – На секунду Жак остановился на две ступеньки ниже ее. – А что могло случиться, та cherie? – прозвучал спокойный и воспитанный голос.

– Не знаю, но мне кажется, вы чем-то… недовольны, – проговорила Сэнди, задыхаясь от быстрой ходьбы. Стоя ниже ее, Жак почти сравнялся с ней ростом, и ее сразу взволновало оказавшееся так близко его лицо: красивые губы, от которых она с трудом оторвала взгляд, сверкающие черные глаза почти на уровне ее собственных.

– Неужели? – Он невесело улыбнулся. – Тогда это загадка для нас обоих. Может быть, поедем все-таки? – Он решительно указал вытянутой рукой на «феррари». Сэнди поняла, что терпение начинает изменять Жаку.

Однако что же случилось? Что привело его в это состояние? Может, у него вышла небольшая стычка с Моникой? Возможно, она высказалась против того, что он привел постороннюю женщину на прием? Хотя, если разобраться, здесь была ее вина: она пригласила Жака в присутствии Сэнди, и ему ничего другого не оставалось. Семья Шалье всегда прекрасно относилась к своим гостям, Сэнди сразу это поняла и теперь знала, что проигнорировать ее было бы для Жака верхом невоспитанности. Может, он надеялся на то, что Сэнди не поедет с ним?

Поскольку она все еще стояла неподвижно, Жак посмотрел на нее долгим мрачным взглядом, потом повернулся и зашагал к машине. Догоняя его, Сэнди чувствовала себя одинокой и несчастной – как никогда прежде.

Глава 6

– Жак? – Хотя его угрюмый профиль не располагал к вопросам, Сэнди решилась высказать подозрение, возникшее в ее мозгу уже минут двадцать назад. – Почему мы едем к замку дольше, чем ехали сюда?

– Не дольше.

– Но… я не понимаю. – Она замолчала, потому что как раз в этот момент он свернул с шоссе, по которому они мчались уже минут сорок пять, на темную широкую аллею, поросшую с обеих сторон высокими деревьями с пышной кроной. – Куда мы едем? Это не та дорога.

– Мы всего лишь в двух милях от моего дома, как раз туда мы и направляемся. – Жак ответил спокойно, видимо зная, как она отреагирует.

– От вашего дома?! – вскрикнула Сэнди, не веря своим ушам. Как можно было в это поверить? – Вы везете меня к себе домой? Даже не сказав… не спросив, согласна ли я? – Она была в ярости.

– Что бы вы предпочли – чтобы я вам сказал или вас спросил? – услышала она ледяной тон Жака.

– Немедленно поверните машину. – Она бросила гневный взгляд на его профиль, но не дождалась ответа. – Вы слышали, что я сказала? Я хочу вернуться.

– Вы вернетесь. Несколько позже. – Жак блеснул белозубой улыбкой, показавшейся Сэнди в темноте еще ярче, чем всегда. – Я всего-навсего хочу показать вам, где живу, – продолжал он. – Ведь это не преступление? На приеме у Лемэров мне стало ужасно скучно, а ночь еще только начинается. Если мы сейчас вернемся, родители забеспокоятся, почему так рано. Подумают, что у нас размолвка. – Последние слова были сказаны с иронией, которую Сэнди, конечно же, уловила.

– Меня мало беспокоит, что они подумают, – проворчала она. – Я хочу домой.

– Не повторяйте одно и то же, не будьте занудой. – Он протянул эти слова в своей обычной манере, в то же время забавляясь ее раздражением. – Я покажу вам, как живу, мы выпьем чашечку-другую кофе, как цивилизованные люди, и, может быть, даже поговорим спокойно, без драки. Или, что касается последнего, я слишком размечтался?

– Вы не имели права везти меня сюда, не спросив моего согласия, – процедила Сэнди. – Никакого права.

– Я знаю.

Это заявление заставило ее резко повернуться к Жаку, и она снова увидела улыбку, приводившую ее в ярость.

– Однако, спроси я вашего разрешения, мы оба знаем, чем бы это кончилось. Разве не так?

– Вы просто несносны. – Впрочем, Сэнди понимала, что дело сделано и теперь единственный выход – сохранить остатки достоинства.

– Это для меня тоже не новость.

Слова Жака выражали такое самодовольство, что ей захотелось выбрать у него местечко почувствительнее и стукнуть изо всех сил. Но поскольку «феррари» мчался со скоростью более семидесяти миль в час, да еще среди ночи, Сэнди ограничилась сердитым «Гм!», после чего высокомерно вздернула голову и застыла в горделивой позе.

Через несколько минут аллея сузилась, сменилась сельской грунтовой дорогой, проехав по которой они увидели распахнутые кованые решетчатые ворота и вскоре оказались внутри двора. Он был так широк, что вмещал даже пруд, в котором плавала какая-то домашняя птица. Как только машина въехала во двор, пруд ярко осветился – будто днем.

– Вот мое жилище, – сказал Жак, остановив машину.

Сэнди увидела огромный, широкий и длинный крестьянский дом, крытый тростником и сложенный из камня медового цвета. Благоухающие розы и вьющийся плющ наполовину скрывали стены. Дом выглядел так, словно был построен давным-давно и простоит еще века. Старинный облик усиливали окна, прикрытые решетками, и двери из темного дерева. В верхнем этаже из-под тростниковой крыши как-то застенчиво выглядывали окошки. Там же, наверху, приютились балкончики, густо заросшие бугенвиллеей с нежно-сиреневыми и пунцовыми цветами.

– Боже, как здесь красиво! – воскликнула Сэнди, порывисто повернувшись к Жаку. – Чудесно! Наверное, здесь очень приятно жить.

– Да. – Темные глаза смотрели на нее испытующе, а губы сложились в улыбку – он был явно доволен произведенным эффектом. – Здесь все не так роскошно, как в замке, но я люблю этот дом.

– А мне здесь нравится больше, чем в замке, – объявила Сэнди, не подумав, а потом густо покраснела. – Нет, я не хочу сказать, что замок ваших родителей хуже, но здесь уютнее, здесь…

– Я с вами совершенно согласен. – Он прервал поток ее сбивчивых слов кивком головы. – А теперь пройдемте внутрь.

Несколько гусей подошли вразвалку к Сэнди, негромко гогоча, – видимо, возмущались столь поздним визитом. Сэнди взвизгнула при их приближении, но гуси были мирные и ее не тронули. Только внимательно осмотрели, а потом сбились в кучу и ушли, бормоча что-то, как старухи-сплетницы.

– У вас здесь гуси и утки? – удивилась Сэнди.

– Когда я купил ферму, они здесь и жили, – сказал Жак, открывая массивную дверь. – Потом я привык к их присутствию. Моя жизнь не позволяет мне заводить домашних животных, потому что я иногда по несколько дней не бываю дома. Но гуси и утки чувствуют себя прекрасно, у них есть пруд и пища, которую я оставляю. Женщина – она живет в деревне, в двух милях отсюда, – раза два в неделю наводит порядок в доме. А в основном я справляюсь сам.

– Понимаю. – Сэнди не спросила, что заставляет его по несколько дней отсутствовать, работа или развлечения: видимо, не хотела слышать ответа.

Сэнди примерно представляла себе, как выглядит дом французского фермера, и не ошиблась: здесь были побеленные известкой стены, покрытые картинами в рамках, и потолки с тяжелыми балками. Пушистый темно-розовый палас покрывал пол всех комнат на первом этаже, обставленных антикварной мебелью темного дерева. Огромная кухня, снабженная всеми современными удобствами, в то же время сохранила свой старинный облик. Что касается удобств, то здесь была даже электрическая посудомойка, спрятанная в деревянный шкаф с резными дверцами.

Все было устроено очень разумно, поражало гармоничностью и создавало впечатление уединенного уголка для отдыха, как и обещал внешний вид дома. Сэнди вдруг почувствовала раздражение: почему Жак выбрал себе такой дом? Лучше бы у него была холостяцкая «берлога» или шикарная городская квартира вблизи ночных увеселительных заведений. Но зачем ему эта старинная ферма с ее уединением? Однако тот факт, что в голову ей пришли подобные мысли, вызвал у Сэнди еще большее раздражение. Какое мне дело? Пускай живет, где хочет, мне нет до него дела!

– Сэнди, вы снова хмуритесь.

– Что? – Стряхнув с себя оцепенение, Сэнди увидела, что Жак стоит посреди большого квадратного холла с лестницей, ведущей наверх, и пристально на нее смотрит.

– Да, вы снова хмуритесь, – повторил он серьезно. – Я собирался спросить вас, хотите ли вы увидеть спальни, но меня остановило мрачное выражение вашего лица.

– У меня нет причины хмуриться, – ответила Сэнди, но это прозвучало неубедительно. – Ваш дом меня совершенно очаровал, и я, разумеется, посмотрю спальни, если вас это не затруднит.

– Вам, наверное, что-то пришлось не по душе, – повторил Жак. Не шевелясь, он ждал, когда она подойдет.

– Да нет, я же сказала, – оживленно ответила Сэнди и взглянула ему в глаза с деланной улыбкой.

– Наверное, вы решили, что этот дом не соответствует вашим представлениям обо мне. – На сей раз его интуиция превзошла все ожидания. – Вы предполагали увидеть совсем другое жилище?

– Ничего подобного. – Сэнди никогда не умела врать, а сейчас это было особенно трудно – под его испытующим взглядом.

– Не думаю, что вы говорите правду, но вы заметили однажды, что имеете право держать свои мысли при себе. – Голос его был спокойным, потом он сделал шаг ей навстречу и обнял за талию. – Как случилось, что у такой хрупкой женщины сердце из стали? И мужской ум?

– Это не так.

– Нет, это так. – Она пыталась выскользнуть из его объятий, но он стиснул ее еще крепче. Он изучал ее из-под полуприкрытых век темными блестящими глазами. – Когда я впервые увидел вас в дверях квартиры Энн, принял вас за миниатюрную девушку. Молодую и наивную, несмотря на замужество. Я ведь думал, что вы – жена моего погибшего брата. Потом… потом я узнал, что вы ее сестра, причем старшая, и вообще человек, с которым считаются даже в жестком мире рекламы.

– Жак…

Проигнорировав ее протест, он продолжил – голосом таким же низким, но с новой ноткой, которая сразу лишила Сэнди самообладания:

– Вы – женщина, делающая карьеру, твердая и неумолимая. Потом я узнал, что вы тигрица, которая отчаянно защищает своего тигренка, в данном случае сестренку. И еще я узнал, что после смерти родителей вы пожертвовали всем ради нее. Хотя никто не осудил бы вашего желания закончить образование и вообще заботиться в первую очередь о себе.

– Послушайте, все это в прошлом, может, мы все-таки поднимемся наверх? Вы, кажется, хотели показать мне остальную часть дома, – бормотала Сэнди, чувствуя, что от его близости совсем лишается сил.

– Дальше я увидел вас такой, какой вы пересекли порог замка: хладнокровной белокурой англичанкой, гордой и высокомерной.

– Жак, пожалуйста…

– Как раз когда я решил, что вы в самом деле такая, какой хотели казаться мне, – холодная и отстраненная, – я вдруг узнаю, что вы были замужем, что этому мужчине вы собирались посвятить жизнь, но овдовели.

– Прекратите! – Теперь ей наконец удалось вырваться из его тисков.

– И уже потом я увидел еще одну сторону натуры этой малютки, ворвавшейся в мою жизнь, как ракета. Ее страстность… силу, в которой, однако, есть боль.

– Жак, я не хочу продолжать этот разговор. – (На сей раз он замолчал, увидев ее лицо, белое как бумага.) – Я не собираюсь обсуждать это с вами.

– А с Жан-Пьером? Вы стали бы это обсуждать с мужчиной вроде него?

– С Жан-Пьером? – На секунду она растерялась: она давно забыла о нем.

– Да, я увидел с ним… другую Сэнди, вы с ним смеялись, смотрели на него так… – Жак помедлил, подыскивая слова, – так, как раньше ни на кого не смотрели.

– Он забавный, только и всего.

Сэнди все еще не могла поверить в то, что обсуждает с Жаком подобные вещи. В последние три года жизни ее главной задачей было держать окружающих мужчин на расстоянии вытянутой руки как минимум. А получилось, что она ведет среди ночи откровенные разговоры в доме человека, с которым познакомилась всего несколько дней назад. Он же упрямо лезет к ней в душу!

Сэнди вдруг ожег страх – будто удар в солнечное сплетение. Стало ясно, что она для него нечто вроде приза, которого он добивается, и что едва она ослабит оборону, как он вовлечет ее в бурный, но краткий роман, после чего бросит. Он забудет о ней, как только она уедет из Франции. И вернется в объятия преданной Моники. А она, Сэнди, будет несчастной и раздавленной.

Нет, сказала она себе, я этого не допущу. Это же зависит от меня! Большинство мужчин берут то, что им предлагают. А я не буду предлагать!..

– Сэнди…

– Кажется, вы привезли меня сюда, чтобы показать дом. Вот и покажите. – Теперь не нужно было говорить притворно-холодным голосом, это получалось само собой.

Но Жак выпрямился, протянул к ней руки и, снова обняв, стал целовать исступленно, жадно, с какой-то яростью. Она же, как и раньше, несмотря на свой страх и сомнения, отвечала на его поцелуи. Не в силах определить, что с ней творится, Сэнди, когда Жак касался ее, чувствовала неодолимое желание. Настолько сильное и всепоглощающее, что она не могла с ним бороться. Такого не было даже с Айаном.

– Ты такая красивая, такая красивая… – слегка отстранившись, произнес он мягким, хрипловатым голосом, и дрожь, возникшая в ее теле, как будто передалась ему. Но в следующую секунду Сэнди решила, что обманулась. – Я так хочу тебя, – сказал Жак, – что подниматься в спальни просто опасно. Понимаешь? Сейчас нам это не подойдет. Но если попытаемся разговаривать, мы снова начнем воевать. Значит, и это не подходит.

Взглянув ему в глаза, Сэнди уловила в них насмешливую искорку.

– Ну вот, опять ты хмуришься. Ма cherie, нам придется над этим поработать. Но чем бы заняться сейчас? Сейчас мы, пожалуй, искупаемся. Должен признаться, что я пошел на хитрость: спросил у Энн, любишь ли ты воду, и Энн сказала, что ты плаваешь как рыба. Пруд у меня большой, вода в нем теплая, и вообще это будет восхитительно.

В его глазах снова мелькнула хитринка, но Сэнди не отреагировала. Этот разговор вел ее к состоянию истерики, от ласк Жака она слабела, тело ее становилось мягким и дрожало, как желе. А он? Он оставался холодным, насмешливым, даже циничным. Тот же светский хлыщ, что и раньше. Это оскорбляло больше всего. И только подтверждало подозрения Сэнди, что она игрушка в его руках, развлечение на короткий срок.

Несколько секунд они смотрели друг на друга в напряженном молчании. Потом она произнесла:

– У меня нет купальника.

– Это не проблема. Лично я не обращаю внимания на такие пустяки, когда купаюсь дома.

– А я обращаю, – сказала Сэнди с вызовом. Она вспомнила великолепное, покрытое бронзовым загаром и капельками воды мужское тело – каким видела его в тот день утром, у пруда в замке, и лицо Сэнди вспыхнуло.

– Эх вы, англичане… – Жак покачал головой. – Вы такие консерваторы и так стесняетесь того, чем наградил вас Господь. Но я – я этого не стесняюсь. Осуждаешь меня, маленькая сирена? Значит, ты не хочешь оказаться в воде свободной? А так приятно плавать голышом. Никогда не пробовала.

– Мне и не хотелось пробовать.

– Тогда мы найдем тебе длинную-предлинную, до колен, футболку. Договорились?

– Не надо.

– А ты решись. Мне так этого хочется. Пожалуйста, Сэнди… – Он стоял неподвижно, глядя сверху вниз на миниатюрную, своевольную женщину.

Пожалуй, не слова его, а тон сломил сопротивление Сэнди. Он говорил, что увидел много сторон ее натуры, сейчас происходило обратное: она видела то, чего не замечала в нем раньше. Перед ней был мальчик, очень ее просивший… Пусть и великан ростом в шесть футов с лишком. Но просил он так мягко, что отказать ему у Сэнди не было сил.

– Ну… – Поколебавшись, Сэнди сказала бесшабашным тоном:

– Ну разве что один разок. Только дайте мне какую-нибудь футболку.

Они прошли через небольшую столовую и вышли во внутренний дворик – патио, вымощенный камнем. Со всех стен свешивались красно-коричневые керамические горшки и корзинки, заполненные пышно разросшимися цветами. Дальше Сэнди увидела зеркало пруда, мягко освещенное ночным небом. Щелкнув несколькими выключателями, Жак залил пруд ярким электрическим светом.

Пруд, напоминавший очертаниями фасоль, оказался большим, в дальнем конце его стояли зонтики-тенты, с прятавшимися под ними столиками и стульями. На противоположной стороне пруда Сэнди увидела низкое каменное строение – видимо, бывший амбар, – разделенное на два отдельных помещения. Большее из помещений служило столовой и баром, меньшее – раздевалкой. Пройдя в раздевалку, Сэнди увидела несколько кабинок, а в каждой – душ и крючки со множеством висевших на них купальных костюмов. На полке длиной во всю комнату лежали кипы махровых полотенец, купальных халатов, на другой полке теснились флаконы с разными шампунями, гелями для кожи, а также баночки с кремом, коробочки с пудрой. Здесь было все, чего могла пожелать душа купальщика.

– О-о-о, – только и выдавила из себя Сэнди.

– Вот видишь? – Жак указал рукой на купальники. – Теперь успокоилась? Можешь прикрыть свое соблазнительное тело, насколько пожелаешь. А я иду в воду. Чтобы ты не думала, что я подглядываю.

Сэнди хотела смерить его сердитым взглядом, но только жалко улыбнулась, за что тут же себя запрезирала.

– А если тебе захочется совсем закутаться, найдешь в шкафу уйму футболок – здесь же, в раздевалке, – добавил Жак.

– Я ограничусь купальником, – сухо ответила Сэнди и покраснела, догадавшись, что он снова забавляется. Наконец он ушел.

Стоя в раздевалке, Сэнди на какое-то время застыла, глядя на свое отражение в одном из зеркал, вделанных в стены. Как же меня сюда занесло? – недоумевала она. Зачем я сюда приехала? Это безумие, говорила себе Сэнди, все еще глядя на стройную белокурую девочку в зеркале. Я играю с огнем и никак не могу остановиться. Тьфу, дьявол! Что же я делаю? Что меня ждет?

Жак уже плавал, когда Сэнди робкими, нерешительными шагами вышла из раздевалки. Жак энергично рассекал воду. Как он силен, сколько в нем мужской уверенности, и главное – как он владеет собой! Второй Айан! Такой же спокойный, вкрадчивый хищник. Что-то есть в них общее, выделяющее из толпы простых смертных.

За время своей трудовой жизни Сэнди сталкивалась со многими мужчинами, одни из которых были красивы, другие просто симпатичны, а третьи не стоили доброго слова. Жак – совершенно особенный. В нем явно есть что-то такое, чему она не может подобрать названия, – возможно, это умение подчинять себе других. Оно привлекает женщин любого возраста, от шестнадцати до шестидесяти. Этой же чертой обладал и Айан.

Как ни противно было ей думать о – покойном муже, о том, что она подчинилась ему – душой и телом, – Сэнди признавала иногда, что он был неотразим. Впрочем, гораздо чаще она вспоминала о нем как о предателе, человеке без совести, грязном аферисте. Все в нем было несовместимо с представлениями о порядочности.

Сэнди не допускала мысли, что Жак способен на такое же вероломство, как Айан. Однако кто знает?.. И она все стояла в тени, наблюдая за тем, как Жак рассекает воду сильными, равномерными ударами рук. Меня не привлекают его достоинства, думала Сэнди. У него было бесчисленное множество женщин, он вполне доволен холостяцкой жизнью, и притом у него есть Моника.

Моника. Сэнди вспомнила, как откровенно говорил о ней Жан-Пьер всего несколько часов назад, когда они наблюдали танцующую парочку в объятиях друг друга. «Красивая пара, не правда ли? Глядя на них, я всегда задаюсь вопросом: почему бы Монике не уйти из нашего изматывающего бизнеса и не сосредоточиться на семье? Тем более что клан Шалье – очень богатые люди». Ну что ж, в один прекрасный день Моника так и сделает, они ведь идеально подходят друг другу. При этой мысли у Сэнди что-то сжалось внутри.

Вода была такой, как обещал Жак: теплой и ласковой, она приятно охладила разгоряченную кожу Сэнди.

Но когда голова Жака вынырнула совсем рядом, Сэнди взвизгнула от неожиданности. Прижав ее к себе, он крепко поцеловал ее в губы.

– Как? Вы же были на другом конце пруда? – удивилась Сэнди. И тут же онемела – прижимавшееся к ней мужское тело было абсолютно нагим.

– Ты очаровательна, – сказал он. Освещение над прудом придавало его глазам особый блеск. – Почему ты так долго колебалась?

– Разве вы за мной наблюдали? – Она-то думала, что, поглощенный своим плаванием, он не видел ее в тени перестроенного амбара, и она могла любоваться им сколько угодно.

– Наблюдал все время. Я вообще люблю на тебя смотреть. – Вслед за этими словами Сэнди получила и весьма осязаемое подтверждение признанию Жака – она почувствовала, как он, прижимавшийся к ней, возбужден.

Неожиданно он отпустил ее и поплыл прочь, рассекая воду теми же сильными размеренными ударами; над водой была видна только темная голова.

– Догоняй! – Он обернулся, подняв одну руку. – Покажи, на что способны златокудрые русалки.

Сэнди всегда была хорошей пловчихой, и теперь она вложила всю свою силу и страсть в это соревнование. Не без труда догнала она Жака, но проплыла мимо него с таким изяществом, словно вода действительно была ее родной стихией. Направляясь к противоположному концу пруда, Сэнди чувствовала Жака рядом, но не оборачивалась. Она остановилась лишь у мраморной стенки, где стала отжимать и собирать в узел растрепавшиеся волосы.

– Впечатляющее зрелище. – Жак потрогал завиток, прилипший к ее лбу. – Ты плаваешь не хуже мужчины.

– Это разве комплимент?

– Хочешь услышать от меня, как ты женственна? – В глазах Жака плясали смешинки. – Боюсь, на это я уже не способен. Раздавлен твоим превосходством по всем параметрам.

– Ну что ж, на сегодня хватит. – Сэнди откровенно засмеялась, и в последующие полчаса они плавали и ныряли, наслаждаясь свободой, которую тело обретает в воде. Сэнди почти забыла, что с этим человеком следует быть начеку. Забыла – но не совсем…

– Хочешь кофе? – Он моментально заметил, что она продрогла. Вылез на берег, нисколько не смущаясь своей наготы, и протянул руку Сэнди, помогая ей выйти из воды.

Она старалась удержать взгляд на верхней части его торса, но – тщетно. Глаза невольно скользили вниз, и она чувствовала себя девчонкой, подглядывающей за взрослыми купальщиками. Какая нелепость, подумала Сэнди, однако вид этого сильного обнаженного мужского тела подействовал на ее гормональный механизм так, что где-то в глубине ее существа возникла влажная теплота, а сердце забилось, будто пойманная птица.

Жак вытащил ее из воды без малейших усилий, и она встала рядом, чувствуя, как дрожат у нее коленки – не только от холода. А он сказал:

– Чем больше я смотрю на тебя, тем больше я тебя хочу. Ты околдовала меня, маленькая белокурая англичанка. И ведь ты тоже загораешься в моих объятиях.

Сэнди собиралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, даже циничное, способное погасить возникшие в них обоих заряды, но во рту у нее пересохло, а сердце стучало как молот. Она отчетливо представляла во всех подробностях его большое, мускулистое тело, хотя глаза ее были прикованы к глазам Жака. Появилось сознание его мужской власти над ней, оно пугало и вместе с тем приводило в восторг, делало ее беспомощной, но счастливой.

– Мне неприятна мысль о том, что другие мужчины прикасались к тебе, целовали тебя, – сказал он хрипловатым от волнения голосом. – Понимаешь? Мне самому это не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.

Он, конечно, подразумевает Айана, решила Сэнди, и вдруг это имя послужило противоядием, способным уничтожить ее новое чувство, эту по сути своей страшную, неконтролируемую, примитивную, всепоглощающую страсть.

– Вы говорите о моем муже? – спросила Сэнди, с трудом произнося слова.

– Твоем покойном муже, – мягко поправил Жак. – Он умер, Сэнди, его больше нет. Как бы ни было тебе хорошо с ним, этого больше не будет.

– Я знаю. – Она отшатнулась, и он заметил боль в ее глазах.

– Нет, не знаешь. – Поймав руку Сэнди, он повернул ее лицом к себе, глаза его напоминали два черных омута. – Нельзя жить одними воспоминаниями – неужели ты еще этого не поняла? Я не предлагаю тебе забыть его совсем, это невозможно, но я хочу, чтобы ты поняла: все кончилось.

– Оставьте меня! – Она-то думала, что Айан может служить противоядием, но теперь осознала, что она слабее, чем хотелось бы. Все горькие чувства: стыд, неуверенность в себе, потерянность обманутой женщины – снова нахлынули на нее так, словно все это было вчера.

По вине Айана она испытала немыслимое унижение – она была прахом у него под ногами. Он сыграл на ее наивности, а потом исчез, не попрощавшись. А ведь она любила его, доверяла во всем. И вдруг их любовь оказалась иллюзией, уродливой и страшной.

Месяц за месяцем она бродила тогда вечерами по улицам, не в силах заснуть. Она смотрела на других женщин, самых обыкновенных, а иногда совсем некрасивых, недоумевая: чем же я хуже? Почему мужчины их любят, а меня нет? Вот что сделал с ней Айан – она поняла это сейчас настолько отчетливо, что уже не видела лица Жака. После истории с Айаном она привыкла к тому, что ее можно только унижать, презирать, в крайнем случае – жалеть. Но любви она недостойна.

– Сэнди?

– Нет! – Ей вдруг почудилось, что не Жак, а Айан стоит рядом, и она вложила в этот возглас всю боль и горечь, скопившиеся у нее в душе. Сэнди молотила его широкую грудь и выла, словно волчица на луну; Жак не мгновение растерялся.

Потом прижал ее к себе, стиснул в огромной ладони оба ее кулачка, а, другой рукой поднял ее и быстро понес к дому.

Как только ноги ее оторвались от земли, у Сэнди пропало желание кусаться, брыкаться и рвать кого-то на куски. Вместо этого слезы полились потоком, и, пока Жак ее нес, она рыдала не переставая. Нет, то были не красивые «дамские» слезы, а сотрясавшие все тело рыдания. Адская смесь из унижения, боли и ярости. То была истерика, какой она раньше себе не позволяла. Сэнди оплакивала выпавшую ей долю, горе, которое она не в силах вынести. Я же не заслужила этого, билась в мозгу мысль, не заслужила. Не сделав никому ничего плохого, я почему-то должна расплачиваться. Как это несправедливо.

– Выпей вот это. – Она и не заметила, что он внес ее в дом и уложил на софу, покрытую чем-то мягким и пушистым. Жак заставил ее взять бокал, потом поднес ее руку с бокалом к губам. – Выпей это, Сэнди, до дна.

Крепкий бренди обжег словно огонь ее горло, она прыснула им в Жака и залила ему грудь. Во вторую попытку Сэнди была осторожнее и маленькими глотками выпила почти все, после чего бессильно упала на софу. Слезы еще текли из ее глаз.

– Ну, хватит плакать. Перестань. Слышишь, Сэнди? – Слов она не разобрала, но ее успокоил тон и прикосновение Жака: поставив бокал на столик, Жак взял ее руки в свои. Истерика перешла в отдельные всхлипывания, а потом Сэнди затихла, лишь время от времени вздрагивая. – Ну все, все. Довольно, кончим с этим. Теперь лежи спокойно, а я сварю кофе. Хорошо? Только не двигайся с места.