Текст книги "Люди из Претории"

10

– Интересно, мой черный друг, какое отношение имеют эти снимки к маису? – спросил Мухаммед Якуб, как только Проныра и Лора вошли в комнату фотографов.

– К маису? – удивленно переспросила Лора, посмотрев на Проныру, потом перевела взгляд на фотографа.

– Конечно, к маису! – воскликнул Проныра. – Ты что, Лора, забыла вчерашних парней в клубе "Холлиан"? Контрабандистов?

Лора снова взглянула на Проныру и поняла.

– А, речь идет о тех двоих, что гнались за нами в белой "кортине", – сказала она, поворачиваясь к стенду с контрольными отпечатками. – Это они?

– Они самые, – подтвердил Проныра, – если, конечно, Якуб целился вчера в ту сторону!

– Я целился куда следует, – ответил индиец. – Может, теперь расскажете, что к чему?

– Мы же говорим, контрабанда маиса, – повторил Проныра.

– Контрабанда маиса, – эхом отозвалась Лора.

– А ну-ка взглянем на пробы, – сказал Проныра, раскладывая отпечатки на столе. – Та-ак… Увеличь этот, этот и еще этот… Ничего себе нащелкал за несколько секунд!

– Заказывай все подряд, не скромничай, – проворчал Якуб. – Только с бухгалтером в конце месяца сам объясняться будешь!

– Отпечатай то, что просят, Якуб. И оставь свои остроты при себе.

– Не кипятись. Захочешь – я тебе их сделаю в натуральную величину.

– Не могу я целый день дожидаться твоих шедевров, – сказал Проныра, возвращая контрольные отпечатки фотографу. – Да и Хамиси это не понравится.

– Ему еще больше не понравится, что ты до сих пор копаешься с этими сомнительными делами.

– С какими это "сомнительными делами"? – спросил Проныра. – Мы работаем над контрабандой маиса. Так и доложи Хамиси, слово в слово!

– Четко и ясно. А как мне объяснить ее роль в этом деле? – Якуб показал на Лору.

– Я помогаю Проныре, – ответила Лора.

– Да, друг мой, она – моя помощница.

Отпечатки вышли как нельзя лучше. Можно было рассмотреть даже поры на коже лица у того и другого мужчины.

– Никогда их не встречал, – сказал Проныра Лоре.

– Выглядят, как простые… таксисты или официанты. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Да, выглядят простовато, но внешность обманчива. Каким-то образом они связаны с этим дельцем.

– Что теперь предпримем? – спросила Лора. – Как ты считаешь, твой друг в Особом управлении не мог бы их опознать?

– Отвезти снимки в управление? Да ты в своем уме? Они нас засадят, если узнают, что мы до сих пор занимаемся этой историей! Нет, управление отпадает. Но у меня есть идея: попрошу Килонзо выяснить, кто владелец "кортины". А дальше будем действовать сами.

– Гм… идея недурна, – похвалила Лора.

– У меня есть получше, – сказал Проныра. – Отвези фото в Вестлендскую клинику. Может быть, сестра опознает кого-нибудь из этих парней. Чует мое сердце – один из них мог быть за рулем той "скорой", что вчера увезла Шэйна. Поезжай в клинику, а я – к Килонзо. Встретимся через час.

– Идет.

Инспектор Тимоти Килонзо подозрительно оглядел Проныру.

– Слышал, ты здорово напортачил на днях, – произнес он, когда Проныра сел. – Проныра Нельсон Наэта! Все пыжишься!

– Не сыпал бы соль на раны.

– Ладно уж! Каким ветром занесло тебя сюда на этот раз? Не иначе, ищешь труп настоящего ученого? – спросил Килонзо.

– Нет.

– Нет? Тогда, может, кого из родственников шлепнули или что другое?

– Опять не то. Вчера из одной клиники похитили моего друга. Его вроде должна была охранять полиция. Но я и не с этим пришел, инспектор. – Проныра отлично видел, как подействовали его слова на Килонзо. – Конечно, я как репортер дал маху насчет личности убитого европейца, но вы, сдается, делаете и не такие ляпы с охраной людей, которые вам поручены.

– Могу ли поинтересоваться, о ком ты, собственно, говоришь?

– О Шэйне, или, точнее, о южноафриканском певце по имени Лабан Кхакхетла. Я видел его последний раз на каталке в коридоре одиннадцатого этажа отеля "Хилтон", и ты там был, если память не изменяет. Ясно я выражаюсь?

– Проныра, тебя предупреждали: об этом писать нельзя. Ни строчки, ни слова!

– Вы нашли его?

– Я не вправе отвечать тебе.

– Значит, все еще не нашли?

– Думай что хочешь, Проныра. Но в печать – ни слова!

– Расслабься, друг, – улыбнулся Проныра. – Мой редактор запретил мне касаться этой истории. Боюсь, публика так и не узнает, какие ротозеи блюдут ее покой.

– Если ты пришел не за этим, то чему же я обязан твоим визитом?

– Мне необходима небольшая помощь с другой историей.

– О чем идет речь?

– О контрабанде маиса.

– К отделу расследований убийств она не имеет никакого отношения, – отрезал инспектор. – А разве ты с ней до сих пор не покончил?

– Я уже все давно раскопал, но зануда редактор требует новой проверки.

– Чем может мой отдел тебе помочь?

– Я пытаюсь разыскать хозяина одной машины, – сказал Проныра. – Мне шепнули, что на ней недавно перевозили контрабанду. Был бы благодарен за любую информацию о ее владельце.

– Не мог сам узнать в транспортно-регистрационном управлении?

– Времени в обрез. Хамиси требует результатов, а я должен еще множество узелков развязать. Ты можешь в два счета навести справки. Сэкономил бы мне время. Тебе разок звякнуть – и все дела.

Инспектор поднял трубку стоявшего перед ним аппарата:

– А что я с этого буду иметь?

Проныра улыбнулся инспектору:

– Договоримся так – я буду передавать тебе все, что случайно узнаю насчет ученого из Южной Африки или насчет Шэйна.

– Проныра, – насупился Килонзо, – приказываю тебе не соваться в эту историю.

– Да ведь я сказал: "случайно узнаю", – пожал плечами Проныра. – Конечно, если тебе не интересно…

Килонзо набрал одну цифру на диске.

– Соедините меня с начальником транспортно-регистрационного управления, – сказал он и положил трубку. – Что еще тебе?

– А что, у меня такой вид, будто мне что-то нужно?

– Хочешь уверить меня, что приплелся ради одного вшивого звонка, который мог сделать любой из моих подчиненных?

– Ну раз уж ты сам завел разговор, то признаюсь: хотел попросить тебя еще об одном одолжении, – сказал Проныра, вынимая из нагрудного кармана фотографии и передавая их Килонзо.

– Первый раз вижу. – Инспектор отрицательно покачал головой.

– Не мог бы ты пустить своих ребят по их следу и сообщить мне все, что удастся разузнать?

– С какой стати?

– Чтобы помочь другу, – сказал Проныра. – Чтобы покончить с преступным вывозом продовольствия из нашей республики. Эти двое – заядлые контрабандисты. У меня есть сведения, что они были замешаны в недавней контрабанде маиса. Там видели машину, о которой я говорил. Они могут вывести на главарей.

– Проныра, кончай играть в полицейских и воров. Хочешь отнять у нас кусок хлеба?

– Я всего-навсего репортер и пытаюсь рассказать читателям о том, что творится вокруг них, – пояснил Проныра. – Я охочусь за новостями, а вовсе не играю в полицейских и воров.

Зазвонил телефон. Килонзо поднял трубку:

– Килонзо слушает. Да… да. – Секретарша соединила его с начальником транспортно-регистрационного управления, и он изложил просьбу. – Да… срочно… – Он повесил трубку.

– Говорю тебе, – пояснил Проныра, – ни в каких полицейских и воров я не играю. Занимаюсь репортерским промыслом, не больше.

Он знал, что в профессии репортера есть что-то от игры в полицейских и воров. У него и у инспектора Килонзо одна задача – выяснить истинные обстоятельства преступления, найти преступников. Однако Килонзо больше интересуют глобальные проблемы поддержания законности и порядка. Проныра же стремится лишь к тому, чтобы утолить страсть публики к новостям. Килонзо не может довольствоваться полуправдой и предположительными заключениями. Проныра же оперирует исключительно полуправдами и предположениями. К этому его принуждают обстоятельства. Жесткие сроки подачи материалов не позволяют действовать по-иному. Да и публика не желает ничего другого.

Глядя через стол на полицейского офицера, Проныра пытался решить, чья работа более увлекательна – его или Килонзо. Килонзо, разумеется, стоит ближе к суровой правде преступлений. Это ему приходится руководить расследованиями, увязывать заключения патологоанатомов с далекими от точности показаниями потрясенных, подозрительных или напуганных свидетелей. Иногда – Проныра содрогнулся при мысли, что это бывает не так уж редко, – инспектор выколачивает признания из обвиняемых. Противозаконное, но эффективное средство. Кроме того, инспектор снабжает обвинителей достаточным количеством боеприпасов, чтобы отбить отчаянные атаки судебных защитников. Килонзо пребывает в самом центре событий, а Проныра лишь посторонний наблюдатель, и, бывает, он все отдал бы, чтобы поменяться с Килонзо местами: оказаться действительно в центре событий.

Вот, например, знаменитая история с убийством целой исмаилитской семьи Мералли. Муж – молодой бизнесмен, – жена и две их малолетние дочери были зверски убиты: зарублены пангами[8]8
  Тесак, мачете.


[Закрыть] в собственном доме. Убийцы не оставили никаких улик. Проныра трудился над этой историей несколько недель, расспрашивая родственников. Он вытянул из отца убитого мельчайшие подробности их отношений с покойным сыном, их планы построить огромный промышленный комплекс в Момбасе. Он перебрал все возможные варианты, но в конце концов остался с пустыми руками. Полиция тоже ничего не добилась, по крайней мере никто не был арестован. И по сей день это дело значится среди неразгаданных тайн. В анналах кенийской уголовной хроники.

Но Проныра не верил в то, что отдел расследований убийств не располагал якобы никакими достоверными фактами. Килонзо однажды сказал: "Думаю, мне известны убийцы семьи Мералли". Он, правда, тут же поправился: мол, это только догадка и нельзя действовать, основываясь на ней. Когда Проныра взялся за Килонзо с пристрастием – каким образом догадка эта пришла ему в голову и так далее, – инспектор лишь покачал головой: "Проныра, в нашей работе с чем только не сталкиваешься! Обвиняемый на допросе смотрит тебе в глаза. Ты знаешь – это убийца. Он знает, что ты знаешь об этом. А сделать ничего нельзя, потому что конкретных или убедительных доказательств у тебя нет. Без них никуда не сунешься. Я не хочу, чтобы в суде адвокаты высмеивали моих людей".

Килонзо было известно многое из того, что никогда не попадало в суд. Кое о чем он рассказывал Проныре, когда бывал в хорошем настроении. "Предупреждаю, на меня не ссылайся, – говорил он. – Просто скажи, что так считают в близких к полиции кругах, – формулу ты знаешь". "Информированные источники?" – спрашивал Проныра. "Нет, это слишком сильно сказано, – отвечал инспектор. – Лучше – "близкие к полиции круги"".

Иной раз Проныре удавалось отплатить услугой за услугу. Ничего сногсшибательного и ничего такого, что могло бы помешать публикации репортажа. Взять хотя бы дело об убийстве ночного сторожа шайкой грабителей, утащивших крупную сумму денег из магазина в Вестлендс. Убийство было так обстряпано – комар носу не подточит. Пулевое ранение в голову, ни одного свидетеля. Как обычно, когда работают профессионалы: никаких отпечатков пальцев. Отдел расследований убийств не знал даже, с какой стороны подступиться. "От таких дел только седины прибавляется, – сказал Килонзо, когда Проныра зашел, чтобы расспросить о грабителях. – Человека убивают глубокой ночью. Никто не слышал выстрела, никто ничего не видел. Безнадега".

Несколько недель спустя, работая над статьей о росте преступности, Проныра случайно узнал в бюро регистрации огнестрельного оружия, что два месяца назад какой-то человек сообщил о пропаже пистолета системы "берет-та" с глушителем из его собственного дома. Пистолет все еще не был обнаружен.

Проныра встретился с этим человеком, спросил, зачем тот приобрел пистолет, и в ходе беседы выяснил, что через месяц после пропажи один из слуг в доме этого человека отказался от места якобы по той причине, что в родной деревне заболели его родители. Проныра расспросил об уехавшем всю прислугу по соседству. Он учуял возможность какой-то связи между слугой, пистолетом и убийством ночного сторожа. О своих подозрениях он сообщил Килонзо и по обыкновению потребовал, чтобы его первым информировали о полицейском расследовании этого дела.

Отдел Килонзо отыскал досье на уволившегося слугу. Выяснилось что раньше он уже был замешан в ограблении, но оправдан судом за недостатком улик. Фотография слуги оказалась в распоряжении полиции. Потребовались недели, но в конце концов они добрались до него, и тот признался, что украл пистолет, а потом его продал. Через пару месяцев два грабителя были осуждены и повешены. Проныра написал серию статей под общим заголовком: "Недостающее звено" – и получил восторженные комплименты от заведующего отделом распространения. "Не меня благодарите, – сказал Проныра заведующему, – благодарите Килонзо". "Кто такой Килонзо?" – спросил заведующий. "Мой крестный отец, благодетель", – ответил Проныра.

В действительности Килонзо не приходился ему крестным отцом. Он был немногим старше Проныры – в среднюю школу Мангу Килонзо поступил всего за два года до журналиста. В то время особой близости между ними не было, если не считать последнего семестра на шестом году обучения Килонзо. Проныра играл тогда вратарем, а Килонзо – правым защитником в футбольной команде школы. За три месяца благодаря их усилиям команда Мангу добилась одного из лучших результатов в межшкольных соревнованиях, и они как будто подружились. В конце семестра Килонзо сдавал выпускные экзамены. Отметки у него в аттестате были хорошие, но не настолько, чтобы поступить в университет Макерере, и он пошел служить в полицию. Они потеряли друг друга из виду почти на семь лет. Проныра окончил среднюю школу и уехал в Америку учиться в колледже.

Возвратившись, Проныра узнал, что Килонзо сделал в полиции быструю карьеру: он был уже старшим инспектором отдела расследований убийств при Управлении уголовного розыска, и, поскольку Проныра проявлял все больший интерес к уголовной хронике, они стали часто видеться. Приятельское взаимопонимание, установившееся между ними, служило к обоюдной пользе. Их нынешние отношения не были панибратством однокашников, защищавших на футбольном поле честь своей команды. Проныра обычно именовал Килонзо "инспектором", а тот хотя и называл Нельсона "Пронырой", делал это без намека на фамильярность. Они нравились друг другу, друг друга уважали – каждый отдавал должное профессиональному мастерству другого, и Проныру вполне устраивал такой характер отношений.

Раздался телефонный звонок, Килонзо снял трубку и, черкнув что-то в лежавшем перед ним блокноте, положил ее на рычажки.

– Ну вот. Они отыскали "кортину". Автомобиль принадлежит торговой фирме "Орел". Как будто тебе от этого мало проку. Надеюсь, ты не считаешь, что "Орел" замешан в контрабанде?

– У меня этого и в мыслях не было, инспектор. Я говорил только о "кортине".

Килонзо постучал карандашом по блокноту и сказал:

– "Орлу" нет нужды влезать в маисовую контрабанду. Эта фирма и без того гребет лопатой.

– Не спорю, – сказал Проныра, поднимаясь со стула, чтобы откланяться. – Только история эта меня все равно интересует, точнее говоря, интересует моего редактора. Поэтому фото я тебе оставлю и буду благодарен за все, что удастся про эту парочку выведать.

– Хорошо. Позвони завтра.

– Угадай, что я узнала? – сказала Лора Проныре, едва он вошел в редакцию.

– Что?

– Один из тех, в "кортине", был за баранкой "скорой". Сестра его сразу опознала.

– А другой?

– В "скорой" она видела только одного африканца. – Лора ткнула пальцем в фотографию: – Вот этого.

– Отлично. Килонзо выяснил, что "кортина" принадлежит "Орлу".

– Торговой фирме "Орел"?

– Именно!

– Боже… как там его… – В голосе Лоры звучало недоверие.

– Гарольд Маклеод.

– Верно… это он заправляет "Орлом"… Точнее, он владелец фирмы.

– Правильно, Лора. И я о том же думаю. Гарольд Маклеод, богатый, уважаемый кенийский гражданин. Один из первых принял кенийское подданство. Гарольд Маклеод! Быть не может!

– И впрямь этого не может быть!

– Теперь, после всего, что было, я уже ничему не удивлюсь. Сделай-ка милость, спустись в библиотеку и собери о Маклеоде все, что сможешь.

– Хочешь, чтобы я принесла его досье? Да там дюжина папок или даже больше.

– Ты прекрасно понимаешь, что не папки мне нужны, Лора. Ты их просмотри и составь короткую справку: что он за человек и можно ли предположить хоть с крошечной долей вероятности…

– Что он южноафриканский агент?

– Ты все схватываешь на лету!

– Дело не в этом. Просто стоит тебе раскрыть рот, как сразу слышится – "южноафриканский агент".

– Ладно, ладно, иди!

– А ты чем займешься?

– Маисом.

– Шутишь?

– Нет, Лора, не шучу. Хамиси думает, что я работаю над этой темой. Надо мне осчастливить его каким-то материалом. Делать мне все равно нечего, пока Килонзо не подбросит чего-нибудь про тех двух парней. Вот и покопаюсь в контрабанде.

– Желаю удачи!

– И тебе того же!

11

Господин Капвела, замбийский министр, покинул «Панафрик», съехал. Проныра узнал об этом по телефону от служащей отеля. Пропало интервью, которого так ждет Хамиси!

– Министр не сказал, когда вернется? – спросил Проныра, листая записную книжку и отыскивая другой телефонный номер.

– Брат, я же сказала, он съехал, – повторила девушка. – Назад не вернется, теперь дошло?

– Дошло, дошло. Не психуй, а то парик свалится!

По другому номеру никто не отвечал.

– Вечно эти телефонистки где-то шляются! – возмутился Проныра, вешая трубку.

Со следующим звонком ему повезло больше.

– Документ, который вам нужен, мистер Проныра, у меня, – услышал он голос таможенника. Тот всегда называл Нельсона "мистер Проныра", чтобы звучало не слишком фамильярно.

– Отлично! Когда я его увижу?

– Может быть, сегодня вечером или завтра. Не знаю.

– Что значит – не знаете? Документ у вас или нет?

– Видите ли, мистер Проныра, документ-то у меня. Если на то пошло, я сейчас держу его в руке. Но дело в том, что…

– У вас в конторе есть копировальная машина?

– О нет, мистер Проныра, не в этом суть…

– А в чем же?

– Это не телефонный разговор, – промямлил таможенник. – Не могли бы мы где-нибудь встретиться?

– Конечно, могли бы. Где хотите.

Старая история, подумал Проныра, опуская трубку. Бедный чиновник, слишком много работы, мизерная зарплата, еле-еле сводит концы с концами. Почему они всегда пристают с этим ко мне? А потом еще окажется, что документ пустячный…

Он говорил по телефону со знакомым из департамента зернопродуктов, когда к его столу подошел Хамиси:

– Ну, как маис?

– Прекрасно, просто прекрасно. Тружусь не покладая рук.

– Да уж, статья должна получиться на славу, судя по тому, сколько времени ты на нее потратил, – сказал Хамиси. – С Капвелой еще не беседовал?

– Никак не могу его застать, – ответил Проныра. – Замбиец скользкий, как угорь. Вчера еще был в "Панафрик", а сегодня выбыл в неизвестном направлении.

– Где же он?

– Никто не знает. – Проныра пожал плечами.

Хамиси пристально посмотрел на Проныру:

– Между прочим, Килонзо почему-то считает, что ты продолжаешь заниматься южноафриканским делом.

– Килонзо? С чего бы это? Я только сегодня утром был у него. Просил сведений о парнях, которые как будто замешаны в контрабанде. Как он может говорить, что я занимаюсь южноафриканским делом? Оно для меня больше не существует.

– Будем надеяться, что это так, Нельсон, – сказал Хамиси, отходя от стола. – Как только закончишь статью о контрабанде маиса, сразу неси ее мне.

Чиновник из департамента зернопродуктов ничем не порадовал журналиста. Проныра напомнил ему об обещании раздобыть хоть что-нибудь, но чиновник сказал:

– Помню, но это, знаете ли, нелегко. Я не могу рисковать своим положением. Если мой начальник пронюхает, что я говорил с вами, у меня будут крупные неприятности. Наберитесь терпения.

Как только Проныра повесил трубку, телефон снова зазвонил. Это был Килонзо.

– Проныра, я даже не рассчитывал на такое везение. Оба парня работают в "Орле". У нас на них есть материал. Раньше они были таксистами, но вот уже три года как служат в "Орле".

– Спасибо, инспектор, – сказал Проныра.

– Не за что, – ответил Килонзо. – И не забывай про свое обещание.

– Какое обещание?

– Не помнишь? Если тебе вдруг станет известно что-нибудь насчет южноафриканского певца или исчезнувшего ученого… Я знаю, что ты оставил это дело. Но если случайно что-то прознаешь, будь так любезен – поделись с нами.

– Непременно, инспектор.

Досье Гарольда Маклеода не дало ничего примечательного.

– Разумеется, подробно изучить каждую папку я не могла, – сказала Лора. – В основном они набиты фотографиями Маклеода на разных собраниях, а точнее говоря, за раздачей чеков благотворительным организациям. Вот то немногое, что удалось о нем собрать. Родился в Шотландии, в Эбердине, в тысяча девятьсот двенадцатом году. В шестнадцать лет приехал с родителями в Кению. Его отец купил ферму в округе Ол-Калу. Учился в колледже герцога Йоркского, потом в Эгертоне. После войны занялся страховым делом, затем внешней торговлей. В тысяча девятьсот пятидесятом году основал фирму "Орел". Считается одним из богатейших людей в стране.

Проныра посмотрел на Лору:

– Негусто, верно?

– Увы, – сказала Лора, отодвигая записную книжку. – О, совсем забыла: во время чрезвычайного положения Маклеод служил в Кенийском полицейском полку.

– А кто из здешних европейцев не служил?

– Что верно, то верно, – сказала Лора. – Несколько папок я еще не просмотрела. Могу попросить библиотекаршу разыскать их на чердаке. Или, может, лучше сходить в Макмиллановскую библиотеку? В номерах "Ист Эфрикэн стандарт" времен чрезвычайного положения о Маклеоде наверняка часто писали.

– Было бы время, мы перерыли бы все, что только можно. Но времени у нас нет. Мы должны разыскать Шэйна, и быстро. А в старых номерах "Ист Эфрикэн стандарт" его не отыщешь!

– Может, показать фотографию Маклеода сестре из клиники? Вдруг она его опознает?

– Да эта рожа всем известна. Чуть ли не в каждом номере газеты печатают его фото.

– Я подумала: не был ли Маклеод одним из белых, похитивших Шэйна?

– Лора, не смеши меня. Чтобы Маклеод при его положении отправился похищать людей в санитарной машине?! Нет, надо выяснить, почему эти парни из его фирмы следили за нами, почему один из них участвовал в похищении Шэйна. Вот и все.

– Я просто подумала, может быть, это неплохая идея, – виновато сказала Лора.

– Идея, может, неплохая, но и недостаточно хорошая. Черт возьми, все, наверное, значительно проще!

– Если бы все было просто, что бы делали Проныры?

– Мир легко бы обошелся без нас.

– Нашел время плакаться.

– Да, ты права. А что касается Маклеода, у меня есть идея получше твоей. Позовем-ка на подмогу нашего индийского друга.

– Черный, ты обезумел, – сказал фотограф. – Сначала среди ночи гонишь меня снимать каких-то молодчиков, а теперь хочешь, чтобы я фотографировал каждого…

– Не каждого, – нетерпеливо вставил Проныра.

– Каждого европейца, – поправился Якуб, – который входит в здание "Орла" и выходит оттуда…

– Вот теперь верно. Каждого европейца.

– Кому и зачем это нужно?

– Не твоего ума дело, Якуб. Делай то, что тебе говорят. Снимки мне нужны к семи вечера.

– Больше ничего не хочешь?

– Больше ничего.

– А кто заплатит за километры отснятой пленки?

– Мой дорогой индийский друг, километры пленки тебе не понадобятся, – сказал Проныра. – Думаю, за весь день каких-нибудь сорок-пятьдесят европейцев войдут в здание "Орла" и выйдут оттуда. Если каждого снять по разу…

– А вдруг я кого-нибудь пропущу?

– Не советовал бы тебе зевать, Якуб. Мне нужен каждый, повторяю, каждый европеец, который войдет в то здание или выйдет из него.

– Еще один вопрос, мистер Шерлок Холмс, – сказал фотограф. – Где мне расположиться, чтобы не привлекать к себе внимания?

– Понятия не имею, Якуб. Уверен, что такой профессионал, как ты, найдет способ. Верно, Лора?

Лора посмотрела на Проныру, потом на фотографа и улыбнулась.

– Ведь выбора-то у него нет, – сказала она.

Якуб вернется с отснятой пленкой через несколько часов, полчаса – на проявление, и еще час – на печатание. Проныра места себе не находил. Лишь бы его затея дала результаты. Чтобы чем-нибудь себя занять, он начал было разузнавать кое-какие детали о деле с контрабандой, но после двух-трех телефонных звонков вынужден был самому себе признаться, что мысли его витают далеко от контрабанды. Он понадеялся, что Хамиси оставит его в покое на некоторое время.

Лора за своим столом печатала статью. Проныра подошел к ней:

– Ты не дашь мне ключ от квартиры Шэйна?

– Зачем он тебе? – спросила она, протянув руку к сумочке.

– Да вот подумал, не заехать ли туда еще раз, – сказал Проныра. – Мы ведь могли что-то проглядеть. Надеюсь, я не заблужусь.

– Хочешь, я тебя отвезу?

– Не стоит. Возьму редакционную машину. Пусть хоть иногда тебя видят за работой, это не повредит.

– Ладно, Проныра.

Подъехав к дому, в котором жил Шэйн, Проныра увидел серую автомашину марки "датсун", стоявшую метрах в пятидесяти от калитки. В ней сидели не то двое, не то трое мужчин. Полиция или безопасность, подумал Проныра, вылезая из "фиата".

Он вошел в квартиру и, осмотревшись, понял, что после него с Лорой здесь опять кто-то побывал. Впрочем, такого разгрома, как в прошлый раз, не было. Стол стоял на своем месте, кровать застелена, но Проныра заметил, что ящики в одной из тумб стола наполовину выдвинуты. Он хорошо помнил, что задвинул их. Значит, кто-то продолжает поиски.

Проныра тщательно проверил содержимое всех ящиков. Он не знал, что ищет, однако надеялся наткнуться на что-нибудь, хоть какой-то намек, но ничего такого в ящиках не было. В верхнем лежала фотография Марка, брата Шэйна, убитого "фашистскими свиньями". Те же счета и квитанции в других ящиках. Шарпевильский плакат. Проныра в раздумье огляделся по сторонам. Ему стало как-то не по себе в маленькой комнатушке.

Стук в дверь вернул его к действительности.

– Кто там? – спросил Проныра.

– Полиция.

Проныра открыл дверь. Двое мужчин прошли мимо него в комнату, окинули ее взглядом.

– Что вы тут делаете? – поинтересовался один из вошедших, тот, что был дороднее и погрубее на вид.

– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – пожал плечами Проныра.

– Мы при исполнении, – сказал здоровяк.

– И я тоже.

– Послушайте, мистер, инспектор велел вам держаться подальше от этого дела. Нам приказано арестовать вас за вторжение в чужую квартиру.

Проныра рассмеялся:

– Добрый старина Килонзо!

– Я сказал что-нибудь смешное?

– Нет-нет, – ответил Проныра. – Просто мне сдается, что такой роскоши вы не можете себе позволить. Ведь вы как будто ищете певца Шэйна, верно?

– Кто вам это сказал?

– Сам догадался. И еще вы разыскиваете ученого, сбежавшего из Южной Африки. Вам совсем ни к чему, чтобы публика узнала, сколько дров вы наломали в этом деле. Если вы меня арестуете, придется предъявлять обвинение. Дойдет до суда, и моя газета разоблачит вас до самой задницы.

– Вы угрожаете официальным лицам! – возмущенно заговорил второй полицейский.

– Нет, сэр, я вас просто предупреждаю. Вам приказано следить за квартирой и за подозрительными типами, которые могут тут вертеться. Насчет меня у вас никаких инструкций нет. Так что, если вам шкура дорога, лучше оставьте меня в покое.

Казалось, толстый полицейский вот-вот лопнет от распиравшей его ярости.

– Терпеть тебя не могу, и твою писанину тоже! – сказал он. – Вечно пыжишься доказать, что умнее нас. Когда-нибудь…

– Так-так, – перебил его Проныра. – Что же случится когда-нибудь?

Полицейский подошел к двери, отворил ее и пропустил вперед своего напарника.

– Тогда узнаешь… – Он вышел и что есть мочи хлопнул дверью.

В половине шестого Проныра подъехал к "Хилтону" и загнал машину на одну из платных стоянок. После ухода полицейских он еще немного задержался в квартире Шэйна, но ничего не обнаружил. Чувствовал он себя подавленным и усталым.

Проходя мимо стойки портье к буфету, Проныра услышал свое имя.

– Как дела, Проныра? – окликнул его Джозеф.

– Так себе.

– Я ведь с первого взгляда понял, что тот парень в темных очках без багажа и есть ученый. Ты все точно написал в статье. Ученый-беглец. А этот южноафриканский певец – знаешь, я всегда подозревал, что с ним дело нечисто. По тому, как он одевался, как пел, сразу можно было догадаться.

Проныра улыбнулся.

– Верно-верно, – сказал он и пошел дальше.

Хорошо бы и впрямь обладать способностью сразу обо всем догадываться, думал Проныра, принимая от официанта бутылку пльзеньского. Жить было бы легко и просто.

– Странное это дело, – произнес официант.

Проныра взглянул на него:

– Какое дело?

– Да стрельба эта, про которую вы писали.

– Ах, вот ты о чем!

– Очень странное, – продолжал официант. – У нас в отеле никогда раньше стрельбы не было.

– Всегда что-то случается в первый раз.

– Жутко вспомнить. Надо же – хотел бросить тень на официантов!

– Нет, официанты тут ни при чем, – бесстрастным голосом сказал Проныра.

– Знаю. Говорят, это какой-то южноафриканский певец из ночного клуба. Но на нем была наша форма. Поэтому он и пробрался в номер.

Проныра отхлебнул пива, а официант наклонился, чтобы протереть влажной тряпкой стол. Проныра засмотрелся на руку с тряпкой, двигающуюся то туда, то сюда по белой пластиковой поверхности стола. Из коричневого рукава торчала белая манжета рубашки. Проныра поставил бокал на стол.

– Слушай-ка, брат, – спросил он, – а где твой пиджак?

– На мне, – ответил удивленный официант.

– Нет… твой собственный. Не форменный китель.

– А, мой! Внизу, в раздевалке. Мы все там оставляем свои вещи, когда приходим на работу.

Проныра поднялся:

– Ты не проводишь меня туда?

– Не знаю, как и быть. Управляющему не понравится, если я отлучусь.

– Не беспокойся, – сказал Проныра. – Я все ему объясню.

Проныра последовал за официантом через дверь около буфета. Они спустились по лестнице в подвал и вошли в небольшую комнату, где на крючках вдоль стен висела одежда.

– Вот что, приятель, дело серьезное, – сказал Проныpa. – Я пиджак ищу.

– Чей пиджак? – спросил официант.

– Ты ведь знаешь, тот южноафриканский певец, что прикончил парня, был в форме.

– Да, так говорят.

– Где же он ее взял? Может, здесь, как думаешь?

– Наверное. Он мог зайти и взять любой китель с крючка.

– Но сначала ему надо было снять свой пиджак, а потом уж надеть китель.

– Да. Если только на нем был пиджак, – сказал официант.

– Этот певец всегда ходил в пиджаке. Красный в клетку.

Лицо официанта просияло.

– Ага, так вот откуда взялся тот пиджак! – воскликнул он. – Несколько дней здесь висел. Мы все голову ломали, чей он.

– А где он теперь? – Проныра оглядел комнатушку.

– У управляющего… Нет, у кастелянши. Кто-то отнес его ей.

Проныра поспешил к кастелянше. Вес этой добродушной на вид женщины, по всей вероятности, соответствовал ее положению в отеле.