Текст книги "Родственные души"

Настала его очередь испытать унижение. Он покраснел, на лице вновь отразилась боль. И я почувствовала себя ужасно. Будто из меня выкачали все эмоции. Но что-то подсказывало мне, что я приняла правильное решение. Я должна защитить себя от всего этого, а значит, и от него.

– Я тебя переоценил, – сказал он. – Ты не такая, как я себе представлял.

Эти слова ранили меня. Он высвободил свою руку, и мне стало холодно без его прикосновения.

Я не могла вынести то, как выражение его лица в мгновение сменилось с обожания на ненависть. И мне захотелось все исправить. Я до боли желала его любви.

– Слушай, – с мольбой в голосе сказала я, мечтая, чтобы он забыл то, что я только что сказала, – я знаю, что веду себя, как сука. И мне жаль.

Он сердито смотрел на меня.

– Просто… я не думаю, что мы подходим друг другу. Мы только познакомились, а уже ругаемся.

– Ты врешь самой себе!

– Нет!

– Да! И ты это знаешь.

Пора заканчивать с этим. Все его слова были правдой, но я не могла позволить себе влюбиться в него. Это причинило бы мне боль. Много боли. Я снова заговорила спокойным голосом.

– Ной, просто свыкнись с мыслью, что ты мне не нравишься! – прокричала я, чтобы до него лучше дошло значение слов. – Знаю, такого, возможно, никогда с тобой не случалось, но смирись с этим.

Он отступил от меня, и на его лице появилось отвращение.

– Ты права, – сказал он. – Ты сука.

А потом он направился по коридору на выход, оставив меня в одиночестве.

7:2

ДОКТОР БОМОНТ СМОТРЕЛА НА ЭКРАН КОМПЬЮТЕРА, не осмеливаясь даже моргать. Сколько она здесь находится? Часов шесть? Может, семь? Чашка с холодным кофе сиротливо стояла возле клавиатуры, по соседству с пустыми пакетиками из-под сушек. На этой неделе не до диет.

Анита была так сосредоточена, что не замечала суматоху, царившую в лаборатории. Но если бы она оторвала взгляд от экрана, то увидела бы, что многие обеспокоенно на нее смотрят.

Н тут ее отвлек этот дурак ассистент:

– Все нормально, Анита?

Учитывая обстоятельства, голос Рейна звучал на удивление жизнерадостно. И он снова назвал ее по имени, идиот.

Рейн поставил на стол чашку со свежесваренным кофе:

– Решил, что тебе это понадобится.

Анита посмотрела на него, рассердившись, что он посмел ее отвлечь, но в то же время обрадовалась, что ей принесли напиток.

– Спасибо, Рейн, – коротко ответила она и снова посмотрела на экран.

На мониторе отражался зеленый код. Полнейшая чепуха для непосвященных, но читать его было легче, чем бульварный роман.

Рейн пододвинул стул и сел.

Она снова была вынуждена отвернуться от монитора:

– Что?

Рейн впервые выглядел взволнованным:

– Нам просто интересно.

Теперь Анита на самом деле рассердилась:

– Что вам было интересно?

– Ну, людям… в смысле мне и другим… нам просто интересно, были ли какие-нибудь новые показания?

Анита вздохнула. Конечно, они хотели это знать. Все хотели. Даже министр обороны ждал от нее отчет на двадцати страницах к полуночи.

Она откинулась на спинку стула и распустила тугой пучок. Как хорошо! Она провела пальцами по волосам и снова вздохнула:

– С прошлого вечера не было.

Рейн придвинул стул поближе. Его голос опустился до шепота.

– А прошлым вечером? – В его глазах отразился страх. – Те показания были высокими?

Анита кивнула:

– Полное совпадение. Наихудший сценарий. Самый дерьмовый сценарий, про который ты писал сочинение, когда учился.

Рейн невольно сглотнул:

– Ты думаешь, у них был…

Она закончила предложение за него:

– Физический контакт? Нет никаких сомнений. Такие показания не бывают от случайных встреч.

Анита нажала кнопку на клавиатуре и отправила график на печать. Затем передала его Рейну, заметив, что, после того как он отвлек ее от маникюра, она так и не нашла времени докрасить ногти.

– Вот, сам посмотри.

Рейн отодвинул листок подальше и прищурился, пытаясь прочитать график. Потом моргнул и еще раз отодвинул. И наконец смог разобрать значения.

– Господи!

Анита забрала у него листок:

– Знаю.

Она отхлебнула кофе и повернулась к монитору.

– И никаких изменений со вчерашнего вечера?

– Я смотрю на экран уже бог знает сколько времени – и ничего.

– Могу помочь, если хочешь.

Она задумалась. Честно говоря, компания ей не помешала бы.

– Хорошо.

Рейн подвинул стул еще ближе и уставился на код. Он не мог поверить, что она согласилась. Никто бы ему не поверил. Это точно. Так, надо сосредоточиться. Спасаем мир, не забыл? Рейн уставился на экран и слегка расфокусировал взгляд, как его учили. Анита сидела рядом и молчала, едва дыша.

Рейн не знал, сколько времени прошло, но он вдруг заметил короткую вспышку на экране. Он посмотрел на Аниту. Не глаза были широко раскрыты.

– Ты…

– Я видела.

Анита подскочила и нажала на красную кнопку на краю стола. Потом начала с бешеной скоростью печатать на клавиатуре что-то не поддающееся расшифровке. Ее пальцы мелькали так быстро, что за ними было невозможно уследить.

– Попытайся узнать координаты, – продолжая печатать, Анита отдала приказ.

Рейн подвинул стул к другому компьютеру, вошел в систему и усердно заколотил по клавиатуре:

– Мы опоздали. Точное местоположение не определить.

– Что? Ты хочешь сказать, что мы и в третий раз их потеряли?

– Извини. Мы просто недостаточно быстры.

Доктор Бомонт даже не обернулась, но продолжала выпаливать указания:

– Проверь новости. Я хочу знать обо всем, что произошло в Северной Европе за последние двенадцать часов. Наводнение, пожар, смерти при странных обстоятельствах – неважно, связаны они между собой или нет. Эта информация была мне нужна пять минут назад.

Рейн вошел в новостную ленту, вбил ключевые слова и отправил запрос. На экране вспыхнули заголовки, и он быстро просмотрел каждый, не задерживаясь на них:

– Ничего нет.

– Этого не может быть!

– Говорю же, никаких бедствий. По крайней мере, пока.

Анита перестала печатать. Затем опустила голову на стол, внезапно она почувствовала себя беззащитной, остальное отошло на задний план.

– Нам повезло, – считая свои вдохи, прошептала она.

Принтер распечатал последние показания. Рейн схватил листы и сразу же посмотрел на график:

– Нам определенно повезло.

Глава 8

ВЕРНУВШИСЬ ДОМОЙ, я разрыдалась еще сильнее. Лежала, уткнувшись лицом в кровать, и всхлипывала. Затем закрыла глаза, чтобы попытаться сдержать слезы. Но что бы я ни делала, видела перед собой искаженное отвращением лицо Ноя, что приводило к новой волне истерики.

В какой-то момент я почувствовала на себе мамин взгляд – она с тревогой замерла надо мной, видимо, считая это ухудшением моего психического состояния. Я не могла смотреть на нее и отвернулась к стене, продолжая рыдать и жадно хватать ртом воздух. И все это из-за парня. Мама бы все равно не поверила.

На прошлой неделе я не проявляла никакого интереса к любой особи мужского пола в радиусе восьмидесяти километров, а сейчас истерично ревела из-за какого-то гитариста, с которым даже не целовалась. Она ни за что не поняла бы меня. Ведь даже я себя не понимала.

А затем наступил момент, когда я уже физически не могла больше плакать. Рыдания медленно стихли и превратились в икоту. Я обняла свои ноги и начала дышать, пока не успокоилась настолько, чтобы без опаски встать и подойти к туалетному столику. Села за него и заставила себя посмотреться в зеркало.

Я всегда очень любила свой туалетный столик в стиле семидесятых, с огромным зеркалом в витой раме, покрытой безвкусно яркой позолотой. Но в тот момент, опустившись на невысокую табуретку, пожелала, чтобы у меня его не было. Мое лицо распухло так, словно я выстояла десять раундов на боксерском ринге, а глаза превратились в маленькие щелочки. Волосы были зализаны назад, а кожа на лице покрылась красными пятнами, как у ребенка, который добрался до красной краски и которому она очень понравилась.

– Отлично выглядишь, Поппи, – пробормотала я.

Устало вспоминая последние несколько дней и стараясь определить, что же, черт возьми, произошло, я какое-то время просидела у зеркала. Неудивительно, что иногда чувства называют разрушительными. Я будто пережила автокатастрофу. Пренебрегла всеми тщательно выверенными убеждениями против мужчин из-за того, что повстречала какого-то парня с роскошными волосами.

Нет, Ной прав: дело не только в этом. Что происходит? Я попыталась убедить себя, что это уже не имеет значения, ведь чувства скоро пройдут. Потом забралась в постель, даже не почистив зубы и не ополоснув лицо, и погрузилась в беспокойный сон.

Большую часть вторника я провела в колледже, стараясь не привлекать к себе внимания и ни на кого не наткнуться. Как только прозвенел последний звонок, я поспешила на парковку, где меня ждала мама. После вчерашней фееричной истерики она назначила внеплановую встречу с доктором Эшли. В тот момент я рыдала слишком сильно, чтобы воспротивиться.

Я увидела, как мама с тревогой смотрит из машины. Я поняла, что очень сильно ее люблю. А потом – неизбежная волна вины. За то, что заставила ее так беспокоиться. «Это еще один аргумент в пользу того, чтобы заставить Ноя исчезнуть из моей жизни», – уверила я себя.

Я плюхнулась на переднее сиденье и натянуто улыбнулась.

– Привет, дорогая. Как прошел день?

Я растянула улыбку еще шире:

– Все отлично, спасибо.

Но мой ответ вызвал лишь взволнованный вздох. Она знала, что я вру. Экстрасенсорные способности родителей никогда не перестанут меня удивлять.

– Да? Узнала что-нибудь новенькое? Полагаю, это самое важное.

Я активно закивала:

– Да, кучу всего. На психологии нам рассказывали про парня, который показывал детям жестокое видео, а потом давал им кукол, чтобы посмотреть, будут ли они их ломать.

Мама выгнула бровь:

– Понятно.

Я включила радио, чтобы избежать дальнейших расспросов, и мы молча уставились в лобовое стекло, притворно наслаждаясь паршивым танцевальным треком, который неустанно играл на Радио Один. У него было какое-то глупое название – Short Attention Span[8]8
  Short Attention Span дословно переводится как «короткая продолжительность концентрации внимания».


[Закрыть], исполняла его группа ADHD[9]9
  ADHD дословно переводится как «синдром дефицита внимания и гиперактивности».


[Закрыть]. И это не шутка. Фрэнк неделями уговаривал меня послушать его.

Когда мы подъехали к офису доктора Эшли, вернее, если называть вещи своими именами, к психиатрической клинике, я открыла дверь.

– Подожди, – дергая меня за плечо, сказала мама.

– Что такое?

Она залезла в сумочку и достала чек для доктора Эшли. Я посмотрела на сумму, написанную маминым витиеватым, но четким почерком, и меня окатило новой волной вины. Я не только заставляла ее чувствовать себя паршиво, но и доводила до банкротства. Возможно, мне стоило больше прислушиваться к словам доктора Эшли, а не стараться все время перехитрить его.

– Спасибо, – пристыжено произнесла я.

– Я заберу тебя попозже.

– Пока.

Она наклонилась и нежно поцеловала меня в лоб, а потом включила зажигание. Я неуклюже выбралась из машины и направилась к массивным дверям клиники.

Здесь приложили немало усилий, чтобы она выглядела как «нормальная», насколько это вообще возможно (учитывая значение этого слова). Администратор встречала вас широкой улыбкой, пока вы старались не обращать внимания на тщательный досмотр охранником на входе. Я еще не совсем выжила из ума, поэтому приходила сюда только днем. Но некоторые пациенты здесь жили.

Стены клиники выкрасили в веселый желтый цвет, повсюду расставили свежие цветы, чтобы перебить явственный больничный запах. В комнате ожидания даже положили популярные журналы вроде Vogue, в то время как в обычных клиниках выкладывали неинтересные разодранные выпуски «Домашнего хозяйства» десятилетней давности. «Ну, вероятно, это включено в счет», – предположила я. Что ни говори, им приходилось как-то оправдывать те огромные суммы, что они брали за лечение. А еще здесь все пропиталось притворным и чисто британским духом «А давайте сделаем вид, что мы не в психиатрической клинике», поэтому в комнате ожидания ты улыбаешься, киваешь всем, стараясь не обращать внимания на перевязанные бинтами запястья и расцарапанные лица, и при этом думаешь: «Хм, интересно, у них все в порядке с головой?»

Примерно через пять минут назвали мое имя. Я нерешительно постучалась в дверь кабинета доктора Эшли, хотя знала, что он ожидает меня. Еще одна странная и совершенно ненужная социальная норма при посещении врача.

– Входите, – услышала я и открыла дверь.

Он сидел в своем старинном кресле, за какое можно выручить кучу денег в шоу «В поисках антиквариата»[10]10
  «В поисках антиквариата» (англ. Antiques ifoadshow) – британское телевизионное шоу, в котором эксперты по антиквариату приезжают в различные регионы Соединенного Королевства, чтобы оценить вещи, принесенные местными жителями.


[Закрыть]. Вообще, в комнате было не так уж и много предметов. Несколько невзрачных картин на стенах цвета магнолии, компьютер на столе. Между креслом доктора Эшли и «моим» – квадратный кофейный столик, в центре которого – предательская коробка с платками. Я поморщилась, вспомнив, через что прошла, когда была здесь в последний раз.

– Добрый день, Поппи.

Я неловко присела и начала хрустеть пальцами, притворяясь, что меня здесь нет. И ничего такого не происходит. Это не моя жизнь. На самом деле мне не нужна помощь психиатра.

– Добрый день.

Мы сидели в тишине добрых тридцать секунд, а потом доктор задал неизбежный вопрос:

– Как у тебя сегодня дела, Поппи?

Я ответила просто:

– Все хорошо.

Снова тишина.

– А на самом деле?

Я вздохнула. Все это было так предсказуемо. Так неестественно. Хотя в кабинете отсутствовала кожаная кушетка, я все равно представила, как лежу на ней, положив руку под голову, и рассказываю ужасные воспоминания о своем детстве.

Мои мысли вернулись к внушительному чеку, лежавшему в кармане джинсов, и я заставила себя подыграть доктору:

– Ну, за прошлую неделю я дважды теряла сознание.

Он кивнул, словно его это не впечатлило, словно я просто перечислила блюда, которые съела сегодня, или что-то вроде того. Единственным признаком его заинтересованности была ручка, которая с бешеной скоростью запорхала по блокноту.

– Понятно, – продолжая записывать, сказал доктор. – И это… необычно, да?

– Да.

Он перестал писать и изучил меня поверх своего блокнота. Как бы мне хотелось прочесть, что он там записал!

– Почему ты так думаешь?

Ну вот честно. Может, мне стоит получить степень по психологии? А потом задавать вопросы спокойным голосом и зарабатывать при этом сто пятьдесят фунтов в час.

Я пожала плечами, играя роль беззаботного подростка:

– Не знаю.

Этот ответ привел к еще одному взрыву писанины в блокноте, и я заерзала, ожидая, когда он закончит. Положила ногу на ногу, потом выпрямила их.

– Когда твоя мама, – начал доктор, наконец взяв инициативу в свои руки, – позвонила мне утром, то сказала, что первая атака случилась на «Музыкальной ночи». Это правда?

Откуда мама об этом узнала? Должно быть, ей рассказал папа. Я отругала его про себя.

– Правда, – сказала я. – Это было ужасно. Я блевала и все такое.

Мне не нравилось, как прозвучало слово «блевала», оно какое-то идиотское. Но мне понравилось, что от этого слова доктор Эшли поморщился, хотя и не поняла, с чего вдруг такая реакция.

– Тебя тошнило? – спросил доктор. Его рука снова набирала скорость над поверхностью секретного блокнота. – Хм, такого же раньше не было, да?

– Не было.

– А вторая атака? Что с ней?

– Никакой блевоты. Все как обычно. Я думала, что умру. Это ужасно. Но в итоге я не умерла.

Доктор Эшли погрузился в свои мысли и начал жевать кончик карандаша. Очевидно, это не было частью его плана. Ведь до этого мне уже становилось лучше и я считалась «успешным пациентом».

– А когда произошла паническая атака, ты применяла техники, которым я тебя учил?

Я кивнула.

– Ты тренируешь осознанное дыхание?

Я снова кивнула:

– Каждое утро.

Он выглядел озадаченным. Может, частная практика все-таки не окупалась.

Мы снова замолчали. Я покачивала ногой, давая ему время на раздумья. Меня все это не особо впечатлило. Обычно он был таким… собранным. Обычно у него были ответы на все вопросы.

– Изменилось ли что-нибудь за прошедшую неделю? Ты сделала что-то новое, что могло привести к этой атаке?

Я сразу вспомнила про Ноя, и снова набежали слезы. Но это глупо. Причина не могла быть в нем. Это бессмысленно. Даже если и была, я не могла рассказать доктору Эшли об этом парне. Это слишком унизительно.

Но он уловил сомнения, отразившиеся на моем лице. Черт, мне надо было срочно что-то придумать.

– Поппи, ты знаешь, что можешь рассказать мне все. Ты здесь в безопасности. И я не стану оценивать твои поступки.

Я знала, что он говорит правду. Мне хотелось рассказать ему. Хотелось, чтобы мамины деньги были потрачены не впустую. Но как? Мне что, надо ему сказать: «Знаете, по-моему, я схожу с ума из-за парня»? Это смешно. И глупо.

Поэтому я глубоко вдохнула и позволила лжи с легкостью слететь с моего языка.

– Ну, – пробормотала я, думая о Ное и не сдерживая больше слез, – дело в моей маме. Я так сильно за нее беспокоюсь. Думаю, наши отношения строятся на эмоциональном шантаже.

Он протянул мне коробочку с платками, и наша встреча продолжилась как обычно.

Глава 9

ДНИ ШЛИ СВОИМ чередом. И недели проходили без каких-либо значимых событий. За летом последовала осень. Похолодало. И только самые решительные выпендрежницы типа Рут до сих пор щеголяли в юбках, выставляя напоказ посиневшие ноги. На английском мы закончили изучать «Ромео и Джульетту» и перешли на поэзию о Первой мировой войне. Мои панические атаки прекратились. И я все еще не знала, были они связаны с Ноем или нет. Но в целом жизнь вошла в привычное русло. Если это можно так назвать.

Я до сих пор думала о нем. Гораздо больше, чем следовало. Днем со мной все было в порядке. Я встречалась с подругами, писала курсовую, помогала маме готовить ужин. Обычные скучные подростковые дела. Но ночью мое тело физически желало его. Я ложилась в кровать, старательно уговаривая себя не думать о Ное. Но как только выключала свет, он заполнял мои мысли. Я вспоминала каждую минуту, проведенную с ним, анализировала каждое сказанное им слово. И дрожала от унижения, вспоминая свое поведение.

Я знала, что это обычное влечение. Понимала, что оно пройдет. Точнее, надеялась, что это обычное влечение. И надеялась, что оно пройдет. Но в один не особо знаменательный день нас огорошила Рут.

Мы вчетвером сидели за нашим любимым столиком в столовой. Он стоял возле окна, да еще и рядом с батареей, поэтому мы могли, сидя в тепле, наблюдать за футболистами на улице, которые играли на превосходных лужайках колледжа. За окном стояла унылая погода – обычный дерьмовый денек в Англии. Моросил непрекращающийся дождь, сопровождаемый таким ветром, что волосы сразу разлетаются и прилипают к накрашенным блеском губам. Я закуталась в свою любимую толстовку, и мы играли в «Верю – не верю».

Мои дела шли совсем не плохо – осталось всего пять карт, когда я услышала голос Рут.

– «Боль перемен» выступает сегодня на «Музыкальной ночи», – сказала она, положив две карты на стол рубашкой вверх. А потом добавила: – Две шестерки.

Группа Ноя играет сегодня вечером. Я была слишком ошарашена, чтобы крикнуть: «Не верю!» Вместо этого я спросила:

– Что?

Остальные девочки посмотрели на меня с интересом, который тут же постарались скрыть.

– Они начинают в девять. – Рут взбила волосы руками. – Выступление перенесли на пятницу, потому что завтра кто-то арендовал клуб для шоу «Уже можно»[11]11
  «Уже можно» (англ. My super sweet 16) – реалити-шоу телеканала MTV, в котором показано, как празднуют свое шестнадцатилетие дети американских богачей.


[Закрыть]. Уилл пригласил нас всех.

Рут и Уилл «виделись друг с другом» с того позорного вечера в «Замке и ключе». Бог знает, что это означало в понимании Рут, но мы знали, что она спала с ним множество раз, так как потом доставала нас отвратительными подробностями. Казалось, она не понимала, что: а) нас не интересовала ее сексуальная жизнь и б) ее рассказы нас пугали, потому что мы еще не спали с парнями.

Я использовала их развивающиеся отношения, чтобы получать хоть какую-то информацию о Ное, но, похоже, Рут большую часть времени проводила наедине с Уиллом, а не тусовалась с ребятами.

– Я за то, чтобы пойти, – удивив нас всех, сказала Аманда.

Мы ошарашено посмотрели на нее.

– Ну, Джонно пойдет, – пробормотала она и спряталась за своими картами.

Я повернулась к Лиззи, разинув рот. Мне не хотелось идти. И казалось, что Лиззи должна меня поддержать. Но, конечно, она захотела в клуб.

– Я за, – подтвердив мои страхи, сказала Лиззи. Она с виноватым видом положила карту: – Одна шестерка.

Я посмотрела на свои карты и увидела две шестерки. Значит, кто-то обманывал – Рут или Лиззи. Но я была так потрясена, что тут же забыла эту мысль. Я не могла пойти, не могла встретиться с Ноем.

– Ну и я пойду, – сказала Рут. – После выступления Уилл всегда так возбуждается. Это невероятно.

Она произнесла это безо всякого намека на иронию, и в сотый раз я удивилась, почему же мы дружим.

Теперь они все смотрели на меня. Я уткнулась в карты.

– Поппи? – спросила Лиззи.

– Мм… – я выхватила две случайные карты и шлепнула ими по столу. – Две семерки! Аманда, твоя очередь.

Но она не стала продолжать игру, и я почувствовала их взгляды на себе.

– Поппи, ты пойдешь?

«Быстрее, мозг, придумай отговорку. Хоть какую-нибудь».

– Не могу, девчонки, – сказала я, – сегодня готовлю вишневый пирог.

Боже, что я несу! Это была худшая ложь в моей жизни!

– Что? – Рут выглядела так, будто готова была расхохотаться. Она перегнулась через стол. – Я не знала, что ты умеешь печь пироги, Поппи.

Я закивала, как болванчик. Пожалуй, мне ничего не осталось, кроме как развить свою ложь. Что угодно, лишь бы отмазаться.

– Да, мне нравится печь, и ты это знаешь. На самом деле мне очень хочется попробовать новый рецепт, который я нашла в одной газете.

– Ты врешь, – объявила Лиззи.

Я сменила безумные кивки на безумное мотание головой.

– Честно, – широко распахнув глаза, сказала я. – Мне правда очень нравится печь. Вы же не все обо мне знаете. Вернее, вы многого обо мне не знаете.

Я подумала о Ное и своих чувствах, что так тщательно скрывала от них. Здесь я не врала. Не совсем.

– Поппи, я видела, как ты сожгла замороженную пиццу, – сказала Лиззи. – Ты ненавидишь готовить! Почему ты не хочешь пойти на «Музыкальную ночь»? Обычно ты очень даже за.

Мне нужно придумать что-то еще.

– Я просто не в настроении, вот и все.

– Сегодня же вечер пятницы. Там будет живая музыка. И в нашем дурацком городке нельзя придумать ничего приличнее этого.

– Да, но…

Отговорки закончились.

Рут критично осмотрела меня.

– Ты уверена, что это не из-за твоей боязни увидеть кое-кого? – сбрасывая карты по одной, спросила она.

Я покраснела.

– Что? – разыгрывая невинность, спросила я. – Что ты имеешь в виду?

– Ной, – ответила Рут. – Видно же, что с недавних пор ты что-то к нему испытываешь.

«Господи! Я ненавижу ее!»

– А?

– Ты не хочешь идти, потому что не нравишься ему и это разбило тебе сердце.

Я отодвинула свой стул подальше от стола, чтобы освободить себе пространство для гневной тирады:

– Какого черта! Мне никогда не нравился этот Ной. Он полный лузер! Если вы мне не верите, я пойду на эту проклятую «Музыкальную ночь». Вы полностью ошибаетесь в том, что он мне нравится.

– Не верю! – восторженно закричала Лиззи.

«Да уж, эту девушку не обдурить».

– Я не вру, Лиззи. Мне не нравится Ной.

Она покачала головой.

– Нет, не верю в игре, – показывая на карты, сказала Лиззи. – У тебя нет двух семерок. – Она перевернула мою пару. – Ха-ха! Теперь тебе забирать эту кучку.

Я вздохнула и собрала карты.