Текст книги "Барселона. Проклятая земля"

Вечером в Барселоне проходило празднество в честь святой Эулалии. Юная мученица из римских времен почиталась барселонцами, потому что древнее предание связывало ее историю с этим городом; Сервусдеи, впрочем, утверждал, что то же самое о ней рассказывают и в далекой Мериде.

Богослужение с участием всех каноников, священников и хора в старой базилике Санта-Крус продлилось дотемна. Новый храм, окружавший базилику, сможет вместить гораздо больше прихожан. Стены уже возвели, теперь устанавливали капители из мраморных глыб – они будут держать на себе своды и полукруглую апсиду. Фродоин получил в свое распоряжение лучших мастеров из Толедо и Памплоны. Собор будет великолепный, если только не помешает Дрого.

По окончании торжественной мессы в память мученицы процессия двинулась в маленькую часовню на так называемом Поле святой Эулалии, неподалеку от церкви Санта-Мариа, что возле берега. Как и в предыдущие годы, Сервусдеи жаловался, что народные гуляния пронизаны духом язычества. Да, Эулалия была одной из самых почитаемых святых христианского мира, наравне со святым Викентием, но священник был уверен, что готы видят в этой фигуре нечто иное. Белая голубка, которая, согласно гимну Пруденция[21]21
  Аврелий Пруденций Клемент (348 – после 405) – римский христианский поэт, родом из Испании.


[Закрыть], выпорхнула из ее уст в момент смерти, приобретала, как и в случае с другими мучениками, также теллурический и оккультный смысл. Это была священная птица Венеры, «дар влюбленным». Сервусдеи знал, что в Барселоне тайком молятся о плодородии полей, животных и женщин.

Фродоин не собирался вмешиваться в старинные обычаи. Весь мир являл собой загадку, и епископ, как и большинство его современников, боялся, что власть древних богов и других легендарных созданий не вовсе растаяла в Божественном свете. К тому же Фродоин постепенно приучался доверять готам. Его война, которую он так долго откладывал, была направлена против мосарабского обряда во всем графстве.

С наступлением ночи процессия со свечами вышла из Старых ворот. Фродоин настоял, чтобы впереди несли крест, а четверо диаконов шли с кадилами. За клиром шествовали fideles[22]22
  Прихожане (лат.).


[Закрыть] с большими свечами. Года, как и другие знатные женщины, выступала, прикрыв лицо белым платком. От взгляда на нее захватывало дух. Губы ее шевелились, но слетал с них не гимн в честь святой Эулалии, не христианские молитвы. В зеленых глазах своей возлюбленной Фродоин видел веру более глубокую и более древнюю, чем его собственная.

Года уговорила епископа, чтобы в этот день, как и в день 29 мая, процессия трижды обходила весь город, включая предместья и маленькую рыбацкую церковь. Благодаря заступничеству святой Эулалии таким образом будет воздвигнут невидимый барьер, защищающий Барселону от врагов и от злой силы, которая приносит болезни. Между собой они решили дать народу возможность помолиться о защите от Дрого и его кровожадных замыслов.

Что больше всего беспокоило Сервусдеи в этой древней lustratio[23]23
  Lustratio (лат.) – люстрация, обряд очищения посредством жертвоприношения.


[Закрыть] – так это пастухи в хвосте процессии, которые вели быка, свинью и барашка. Фродоин предупреждал с амвона, что жертвоприношения – это языческий обряд, однако он знал, что, когда его прихожане пройдут мимо епископского дворца, в отведенных заранее местах запылают костры. Животным предстояло поучаствовать в древнем кровавом ритуале, а потом начнутся пиршества и танцы.

Перед часовней Святой Эулалии они выпустили голубку – птица растворилась в ночи под ликующие крики и бормотание молитв. Взгляд Фродоина встретился со взглядом Годы, которая в этот момент беседовала с Элизией. Их необычная дружба сумела перешагнуть через все сословные ограничения. Лицо девушки под платком было бледно, она бросила взгляд на епископа и вернулась в Барселону. Фродоин без труда мог себе представить содержание этой беседы.

Молодой прелат наигранно улыбнулся Годе. Их союз ради спасения Барселоны пустил корни глубже, чем оба могли ожидать. Вожделение плоти, соединившее их в самом начале, превратилось в нечто большее. Они полюбили друг друга, чего ни один из двоих не мог предположить заранее. На людях они вели себя сдержанно, но тайные их встречи в башне Монс-Иовис были исполнены страсти. Только капитан Ориоль и доверенные рабыни Годы ведали об этой опасной игре и оберегали их секрет. Фродоин, ревнуя к безобразному Нантигису, несколько раз предлагал расторгнуть их брак, но Года отказывалась наотрез. Она знала, как вертеть старым пропойцей, чтобы жить по своему усмотрению, а Фродоин должен был сохранять незыблемость своего положения на вершине церковной иерархии, что было делом первостепенной важности для всей Барселоны. Да, они были любовниками, но не могли оповестить об этом открыто, иначе их обвинят в прелюбодействе и они не исполнят миссию, угодную Господу.

Благодаря Годе епископ опирался на поддержку большинства готских семей и получал сведения о том, что происходило в других местах его епархии. Так он сумел добиться относительного благополучия для барселонцев и сосредоточился на реализации главного своего проекта – строительстве нового собора.

Года почтительно склонила прикрытую платком голову. План начал осуществляться, и многое теперь зависело от Элизии. Дрого не получит Барселону.

18

Элизия выждала три дня, потом взяла свою тележку и отправилась в маленький монастырь Санта-Мариа-дел-Пи, стоявший снаружи под стеной, близ Новых ворот. Девушка игриво помахала троим стражникам, свою тревогу она прятала, напевая старинную песенку дедушки Ламбера. Церковь окружали кипарисы, стены ее потрескались, крыша прогнулась, зато в ней служили с незапамятных времен.

Элизия решила не нарушать традицию. Она прошла через узкую дверь с арочным сводом из больших камней и помолилась перед статуей Богоматери с короной на голове. Девушка боялась, что ее поймают, и не меньше боялась возить в город оружие, от которого прольется кровь, – именно таково было задание Годы. Элизия вопрошала статую, отчего же в Марке все так непрочно, почему дома в предместьях падают, прежде чем успеют высохнуть их глиняные кирпичи, и отчего поля выгорают, прежде чем созреют их первые плоды.

За те несколько лет, что Элизия провела в Барселоне, умерли десятки детей и молодых рожениц. На строительстве собора происходили несчастные случаи; эпидемия опустошила несколько домов рядом с воротами Бисбаль. В предместьях целые семьи кончали с собой, чтобы не погибнуть от голода. Казалось, Господь на них прогневался и мало того, что насылает болезнь и нищету, еще и вдохнул гордыню в сердца власть имущих, каковые после грабежей и убийств приносят Церкви богатые пожертвования ради спасения души.

Элизия, так же как и Года, понимала, какие возможности предоставляет эта земля, этот порт и эти люди, однако, пока нет мира, они могли только выживать и молиться, чтобы однажды все переменилось.

Девушка поговорила с улыбчивыми монахами и загрузила в тележку яйца и деревянную клетку с тремя кроликами. Взамен она передала братьям бурдюк с вином и белый сыр, который приготовила накануне. Казалось, все идет своим чередом, и удивленная Элизия уже собралась в обратный путь. Но вот один из монахов жестом велел ей следовать за ним в сарай, стоящий за кельями. Девушка оставила тележку снаружи и шагнула в темноту.

Внутри кто-то прятался. Элизия пригляделась: за кучей дров Изембард, прислонясь к стене, шлифовал свой меч точильным бруском.

– Какая же ты храбрая, хозяйка! – горячо воскликнул он. – Я узнал об этом еще в Жироне.

– Я до сих пор помню ваши лица, – рассмеялась Элизия. – Вы чуть не криком просили, чтобы вас задержали!

Девушка старалась скрыть свое волнение: теперь она замешана в рискованном заговоре. Она сама завезла тележку в темный сарай.

Изембард вытащил из глубины связку мечей и кинжалов, надежно замотанных, чтобы не было звона, и они вместе спрятали их на дне, под остальной поклажей. Изембард не сводил с нее взгляда. Он вызвался доставить опасный груз в монастырь, только чтобы вновь увидеть Элизию.

– Там еще три связки, тебе нужно забрать их в ближайшие дни. Монах тебе поможет.

– А тебя здесь не будет?

Изембард склонил голову:

– Взятием города будет руководить Ориоль, а тем временем я со своими учителями и другими воинами отправлюсь штурмовать крепость Тенес, оплот Дрого.

– Это замок твоего отца. Если вы справитесь, ты станешь новым хозяином Тенеса?

Юноша пожал плечами: в этом движении гордость смешивалась с неуверенностью. Он до сих пор не осознал, какую важность имеет его происхождение.

– Мои учителя считают, что замок станет символом, который привлечет других рыцарей и поможет сдерживать Дрого. Со мной всем придется считаться, а земли дадут возможность покупать лошадей и оружие, но только король может посвятить меня в рыцари и восстановить в правах отцовский род.

– Все так и будет! – пылко воскликнула Элизия, но в голосе ее звенела и печаль. Она понимала, что означает такая перемена. – Я стану подругой благородного Изембарда Второго из Тенеса! Слушай, я многих таких знавала в Каркассоне… И руки у всех такие пронырливые!

Стоило ему заговорить о возвышенных рыцарских материях – она отвечала солеными шуточками. Молодые люди смеялись, Элизия даже изобразила танец чопорной придворной дамы. В стороне от чужих глаз им было тепло и уютно, они могли без стыда касаться друг друга руками и стоять совсем близко. Обоим хотелось вновь оказаться свободными, как в том лесном убежище под дождем.

– Ты еще вспоминаешь про малышку Аду? – спросила Элизия, задумавшись о событиях той ночи.

– Каждый вечер. Она была мученица, – ответил он, но ничего не добавил о трагической кончине девочки.

– Еще многим предстоит умереть. – Улыбка исчезла с лица Элизии.

Изембард подошел ближе. Нежно отвел прядь ее темных волос. Девушка закрыла глаза.

– Я подарю тебе мирную Барселону… Однажды будет так. Обещаю.

Элизия не отстранилась. Скоро Изембард опять исчезнет, и уже сейчас она чувствовала щемящую пустоту.

– Гали – это была ошибка. – Она хотела распахнуть перед ним свое сердце, как когда-то сделал он, поведав о своем происхождении. – Не знаю, любила ли я его вообще… Но даже если и так, он не такой, каким казался. Мы даже нежности друг к другу не испытываем, но таверна – это дом его дедушки. – Элизия провела пальцами по лицу Изембарда. – Я не хочу, чтобы ты приходил в таверну, когда он там, я ему не доверяю. Боюсь, Гали с самого начала заметил, что нас друг к другу… тянет.

– Он что-нибудь сказал после моего ухода? – Изембард держал ее за руки.

– Ничего, это меня и тревожит. Я уверена, Гали тебя узнал, и теперь он следит за мной, что бы я ни делала. – Элизия с тоской посмотрела на дверь сарая. – Поэтому я не могу задерживаться, иначе Гали заподозрит неладное.

Изембард рывком притянул ее к себе. Не тратя больше времени на разговоры, они перешли к поцелуям. Элизия почувствовала, что эти ласки не похожи на тот первый поцелуй. Изембард успел познать других женщин – в деревнях или на дальних хуторах. Элизия и Изембард были молоды и полны страсти, оба они три года мечтали о такой вот встрече, и теперь ничто не сдерживало их порыв. За дверью слышались шаги монахов, место было не самое подходящее, но влюбленным было все равно.

Они перемежали поцелуи и ласки рассказами о своей жизни в новом краю. Здесь не текли молоко и мед, как обещал Фродоин. Их прелат обладал ораторским даром и порою пользовался им как обычный бродячий торговец. Это сравнение обоих развеселило, а потом взгляды их встретились, и никто не хотел первым нарушать волшебство этого момента.

– Для меня важно знать, что ты сумела открыть свою таверну, – это сильно помогает, когда я тоскую по Ротель, – в конце концов нарушил молчание Изембард.

– Я понимаю, как тебе было горько, но это в прошлом. А мне бы хотелось стать матерью, – добавила она. – Верю, однажды ты вернешь себе сестру.

Изембард отогнал от себя темное предчувствие: если они продолжат гоняться за Дрого, он встретится и с Ротель. После долгого влажного поцелуя, когда желание еще трепетало на губах, Элизия увидела, как странно он улыбается.

– Почему ты так смотришь?

– Учителя хотят, чтобы я выбрал себе покровителя: Христа, святого Георгия или другого святого, которому можно было бы препоручить себя перед битвой. А еще чтобы я избрал себе даму: женщину, которую я буду вспоминать, когда мною овладеет страх или когда боль от ран сделается нестерпимой. Я избираю тебя, Элизия.

– Это для меня хорошо или плохо? – спросила девушка, не поддаваясь восторженным речам.

Изембард засмеялся:

– Это плохо… для меня, потому что обязывает меня не жалеть жизни ради своей покровительницы.

Элизия не могла налюбоваться его лицом, его телом, которое она ласкала через тунику. Его крепкую стать сформировали годы тренировки. В объятиях этого парня она возбуждалась так, как никогда не чувствовала себя с Гали.

– Я умею за себя постоять. И меня утешает, что теперь не придется ждать еще три года, чтобы узнать о тебе.

За дверью сарая послышался кашель монаха: им здесь больше нельзя задерживаться. Элизия закрыла глаза и позволила юноше проникнуть в нее последним горячим поцелуем, полным неосуществленных желаний. Девушка сохранила в памяти этот волшебный момент. Изембард любит ее, но его судьба – восстановить в правах свой легендарный род, а ее – оставаться в таверне. Пусть так, но в этом прибежище они были просто свободными мужчиной и женщиной. Когда Гали посреди ночи покинет супружеское ложе, она будет вспоминать губы Изембарда и руки, гладящие ее тело через рубашку. Ей двадцать один год, и она до сих пор жива.

Монах постучал в дверь. Элизия отодвинулась от Изембарда, не слушая свое протестующее естество, и впряглась в тележку.

– Я спрячу оружие на верхнем этаже дома. Туда никто не ходит, а Гали вообще никогда не сунется, ведь там слишком много работы, – издевательски добавила Элизия. – Пусть Господь хранит тебя, Изембард из Тенеса, и пусть Он хранит всех нас.

Лицо ее озарилось солнечным светом. Девушка улыбнулась, до сих пор не придя в себя после пережитого. Элизия боялась за Изембарда, но чувствовала, что для нее теперь начинается новая жизнь.

Когда Элизия въезжала в городские ворота, из боковой улочки за ней следил Гали. Он ее поджидал. Женушка задержалась дольше обычного и толкала тележку с трудом, хотя груз в ней, казалось, был не тяжелее обычного. «Наверно, она тайком провозит в город что-то еще», – подумал Гали. Но что занимало его куда сильнее – так это ее улыбка и румянец на щеках. Гали доводилось видеть такое выражение на лицах других женщин. Неудержимая ярость охватила его. Жена от него что-то скрывает! И все-таки Гали нуждался в ней, чтобы жить без забот. Он докопается до правды и преподаст женушке урок, пусть знает свое место.

Дрого сидел на полу в крепости Тенес, в кругу свечей, голый, вымазав кожу смесью белой глины и вонючей мази. Все вокруг было погружено в сумрак. Покалывание во всех частях тела было первым признаком воздействия мази, и он забормотал молитву на языке, на котором никогда не разговаривал в голос, на языке, который он слышал в долине посреди африканских лесов много лет назад, где пережил страшные приключения и узнал тайны, о которых невозможно поведать, не лишившись рассудка.

Настало время взять то, что ему принадлежит. Дрого желал власти, а еще чтобы его отец, Роргонис де Борр, презиравший его при жизни, почувствовал его проклятие в преисподней.

Дрого услышал детский крик боли за спиной и ощутил дыхание непорочной души, безуспешно ищущей спасения. Он раскинул руки и опустился на колени, решившись на ужасный призыв. И вот из темноты появился человек в меховом плаще, держащий в руках чашу, сделанную из черепа. Оникс тихо напевал, опуская палец в еще теплую кровь и рисуя линии на лбу и щеках коленопреклоненного. Кровь проделала на глине бороздки. Колдун продолжал рисовать и на остальных частях тела. В голове у Дрого мутилось, за пределами круга свечей он видел метущиеся тени, алчущие его живого дыхания. Оникс поднес к его лицу деревянную маску кошмарного вида, с торчащими острыми ракушками и семенами. С обратной стороны маски капала буро-зеленая жижа, и это зловоние наполнило Дрого безмерным страхом.

– Прими новое зрение.

– Нет! Нет! Нет! – в ужасе кричал Дрого.

Но Оникс держал его крепко и не отпускал, не позволяя ритуалу прерваться. Тьма вокруг вибрировала, готовая поглотить обоих, если договор будет нарушен.

– Прими новое зрение и покажи древним богам, чего ты ищешь.

Оникс твердой рукой прижал маску к его лицу. Дрого издал пронзительный вой, который сам собой прекратился, когда рот и ноздри его заполнились вонючим снадобьем. Хозяин Тенеса забился в конвульсиях, а потом застыл как каменный, выгнув спину и закатив под маской глаза.

Дрого по воздуху перенесся за пределы освещенного круга и увидел своих солдат, беспокойно толкущихся в нижнем этаже. Он перелетал через долины и горы и заглядывал в деревни, где дети пускались в рев, а старухи вздрагивали от внезапного озноба. В Коронованном городе он вспучил уличную грязь и всколыхнул пламя свечей в базилике, так что священники в испуге принялись креститься. Дрого переместился к пустому трону в графском дворце. Повитав кругами, он рассмотрел каждую деревянную деталь, каждый заржавленный гвоздь. Старинный трон нашептывал одно-единственное имя. Раб, находившийся в зале, услышал скрип в тишине и в ужасе бросился прочь.

Много часов спустя Дрого трясся на каменном полу крепости Тенес, один на один с темнотой. Он побывал в Барселоне рядом с троном во дворце, каким помнил его по временам Гильема Септиманского, но сейчас трон предстал с такой прозрачной четкостью, на какую не способны обычные воспоминания. Тот чванный юноша, которому Дрого де Борр когда-то служил, оказался слишком безрассудным, и тьма приговорила его к поражению.

Теперь все будет иначе. Трон ждет его, Дрого. Он ясно представлял себе положение дел в Барселоне, просчитывал планы своих врагов. Его лазутчики забирались куда дальше, нежели могли вообразить себе епископ и его присные. Пришло время раздавить зловредных лесовиков с их дерзким щенком. Древние боги дозволяли ему такое деяние: он уже расплатился с ними много лет тому назад.

– Теперь пора, – просипел Дрого пересохшим горлом. – Все они должны умереть.

19

Отряд всадников молча ехал через лес. Дождь лил стеной, копыта вязли на размытой тропе. Воины двигались сквозь густую чащобу к обрывистому утесу, на котором высилась крепость Тенес.

Гисанд ехал рядом с Изембардом. Они возглавляли отряд в триста человек, это были лучшие солдаты, которых им удалось собрать. Остаток их невеликого воинства тайно вступил в Барселону под командованием Арманни из Ампурьяса, еще одного из верных вассалов былых времен. Лазутчики утверждали, что Дрого непременно будет штурмовать город, но капитан Ориоль должен был передать им оружие, спрятанное в таверне «Миракль», и они вместе с гвардейцами будут защищать Барселону от наемников безжалостного франка. Но этой кровавой бани все-таки можно было избежать, если отряд сумеет неожиданным штурмом взять Тенес и захватить самого Дрого – тогда его солдаты в Барселоне сдадутся без боя.

– Боюсь, сегодня ночью звезды молчат о нашей судьбе, – проворчал Инверия.

– Звезды все там же, сверкают на небосводе. Мы их увидим, когда все будет позади.

– Да услышит тебя Господь, дружище Нило.

Рыцари не меньше дюжины раз изучили подступы к замку и обсудили, как им проникнуть внутрь. Их информаторы подтвердили, что колодец с подземным ходом, по которому Изембард с Ротель спаслись пятнадцать лет назад, до сих пор открыт. Солдат у Дрого было в три раза больше, и замок на скале при таком соотношении выглядел неприступным. Юный Изембард описал учителям устройство крепости. Солдаты будут находиться в главной башне; самое сложное – это подняться в тронный зал, который будет защищать Дрого со своими лучшими бойцами. В другой башне замка, по-видимому, размещался его гарем. Многих участников вылазки манила возможность набрести в этой темной твердыне на райские кущи.

Изембард волновался больше других. Тенес обороняли не оголтелые дикари, а вооруженные наемники. А еще, по слухам, там могла оказаться и Ротель вместе с черным демоном. После трех лет беспрестанных упражнений и трудных проверок наставники считали Изембарда подготовленным, и все же мрачное предчувствие не покидало его: многие из его спутников не увидят рассвета. Изембард до сих пор не выбрал себе небесного покровителя, а потому воззвал к Элизии и ее нежным губам. К ее недостижимой любви.

Разведчики сообщили, что путь впереди чист. Когда воины выехали на опушку леса, всякие разговоры прекратились. Крепость Тенес была как зловещее орлиное гнездо. Изембард вздрогнул. Хотя на щербатых стенах горели факелы, замок был окутан сумрачным, враждебным облаком, как будто его охраняли не только солдаты.

– Здесь видна работа некроманта, – прошептал суеверный Инверия.

– Мы ведь причастились в Бенвьюре, – с упреком ответил Гисанд. Не следовало сеять страх в их соратниках. – Господь на нашей стороне.

– Странно, что в лесу на нас не напали дикие орды.

– Никто не знает, что мы здесь.

Лошадей оставили на поляне, под охраной дюжины вооруженных сервов. Десятку воинов предстояло проникнуть в замок через подземный ход и распахнуть ворота тем, кто будет незаметно карабкаться вверх по скале, прикрываясь круглыми щитами. Изембард с наставниками спустились по заросшему склону ручья, расчистили вход и углубились в узкий коридор, вырубленный в скале, наполовину залитый водой. Идти по воде было тяжело, а потом пришлось карабкаться наверх в самой толще скалы. Длинные трещины в сводах наводили на мысль, что уже скоро этот проход закроется навсегда. Изембард взбирался по почти вертикальному тоннелю, среди уступов и острых камней, и удивлялся, как это они с Ротель сумели здесь спуститься, когда были еще малыми детьми. Юношу одолевали мрачные мысли, но он первым выбрался из колодца, обессилевший от подъема в тяжелом кольчужном доспехе. Вокруг было темно, только на маленьком костерке жарились два кролика. Из темноты неожиданно выскочил бородатый солдат с двуострым топором. Изембард отразил атаку мечом и проткнул наемника, не дожидаясь второго удара. Нападавший был почти что старик; валясь на землю, он успел пронзительно закричать. Из главной башни выскочили еще пятеро солдат, но Гисанд и трое других рыцарей уже стояли рядом с Изембардом. Поначалу битва шла пять на пять, но из колодца появлялись все новые воины и хозяева начали отступать к арке. Инверия и Нило прорубились к замку, остальные с победными криками ринулись вслед за ними. Защитники укрылись в главном здании, но запереть дверь им не удалось. Изнутри доносились команды и лязг мечей. Враги собирались с новыми силами.

– Они все здесь, и Дрого с ними! – выкрикнул Гисанд. – Вот он, наш шанс!

Изембард заметил на другом краю двора фигуру в капюшоне. Лица в темноте он не видел, но почувствовал, кто там стоит. По телу его пробежала дрожь.

– Ротель?

Фигура исчезла.

– Изембард, ты куда? – позвал Гисанд от входа в башню.

– Я скоро к вам присоединюсь. Кажется, я видел свою сестру.

Рыцари остались штурмовать главную башню, Изембард перебежал через двор. Ротель как будто исчезла. Юноша подошел ко второй отдельной башенке. Когда они возьмут крепость, его товарищи получат ее в свое распоряжение, как и всякое имущество Дрого. Сам он получит право только на замок – так было ясно условлено. Изембард подумал, что могло бы статься с его сестрой, окажись она запертой здесь, и пришел в ярость. Если он сумеет освободить наложниц и они спрячутся где-то вне замка, эта ночь не станет отрадой насильников. Он найдет другой способ отблагодарить своих соратников. Изембард, недолго думая, вставил меч меж дверью и косяком, надавил, и старый засов подался. Внутри было темно, юноша достал из очага горящую головешку.

Во времена его отца в башне размещался маленький монастырь с подземной часовней. Изембард разглядел мебель и ковры и почувствовал, как здесь холодно. Сапоги оставляли следы на слое пыли. В башне давно никто не жил. Его ноздрей достиг тошнотворный запах разложившейся плоти. Юноша в недоумении спустился по ступенькам вниз. От старой часовни не осталось следов, а возле каменной стены лежало мертвое тело. Изембард подсветил себе догорающей головней и в страхе попятился назад. Кожа у покойника была лиловая, на щеке и на шее багровели следы укусов, и все-таки богатые одежды и франкские черты лица подсказывали, кто это мог быть.

– Сунифред!

В башне лежал виконт Барселоны, по просьбе графа Гунфрида выбранный королем из представителей франкской знати, – тот, кого все считали бежавшим. Подозрения Фродоина обрели твердую почву.

Пока Изембард возвращался наверх, кто-то успел запереть башню. Но Ротель нигде не было видно. Она показалась брату на глаза, только чтобы отделить от остальных воинов. Изембарду стало страшно. Если это обман, значит ловушка не здесь, а в главном здании.

Гисанд и другие рыцари почти без сопротивления достигли зала, где стоял трон Дрого с вырезанным драконом. Трон был пуст. Наемники по веревочной лестнице выбрались на зубчатую площадку наверху башни и угрожающе обступили люк.

– Мы можем подняться только один за другим, – понял Нило. – Или поджечь башню.

– Не нравится мне все это, – отозвался Инверия, который с самого начала ожидал подвоха. – Их слишком мало, многие из них старики, есть даже калеки. И где же сам Дрого?

– Наши лазутчики говорили, что он не выходил из замка, – вспомнил Гисанд.

– Это наверняка западня. Уж слишком легко мы сюда поднялись…

Именно так дело и выглядело. Все трое уже начали понимать, что успех их вторжения был неслучаен. На пути им встретилось всего с полдюжины солдат, которые бежали, словно получив приказ завлечь их в этот зал. Люди Дрого наверху неожиданно захлопнули крышку люка, и наступила тишина. От сознания собственной обреченности рыцарям стало страшно.

– Нужно отсюда выбираться! – крикнул Гисанд, но их воины сновали по залу, хватая все, что представляло ценность.

В проеме главного входа появилась тень. То был чернокожий демон, извечный персонаж историй, которые пересказывали длинными ночами в башне Бенвьюр. И вот он здесь, такой же человек, как и они, хотя и страшен на вид, и его зловещая улыбка предвещает беду.

– Скачите в ад, лесные бродяги, – прошелестел он с неповторимым акцентом.

Рядом с дверью висела веревка, на которую рыцари раньше не обратили внимания. Тень потянула за веревку, и дверь рывком захлопнулась, запирая ловушку. С железных светильников на пол посыпались десятки стеклянных пузырьков; когда они разбились об пол, всколыхнулась белая пыль, мелкая, как мука. Воины тотчас начали кашлять. Едкий зуд не давал им дышать, а при каждом глотке воздуха яд проникал глубже. Узкие окна и бойницы были прикрыты деревянными щитами. Гисанд, долгие годы проведший в лесу, распознал в этом яде цикуту и пыльцу олеандра. Горло его пылало, старый рыцарь понял, что все они умрут в этом смертоносном облаке.

Солдат охватила паника, беготня вздымала новые клубы порошка. У Гисанда мутилось в глазах, он попробовал вслепую прорубить выход, но снаружи дверь была надежно заперта. Рыцарю становилось все хуже, к нему пришло запоздалое прозрение: главное поле битвы – вовсе не этот зал, где они угодили в ловушку. Дрого де Борра в Тенесе нет.

– Барселона! – выдохнул лесной рыцарь и зашелся в приступе кашля.