Текст книги "Anabasis. Право на настоящее"

«Повеселились» мы еще с часок. Ближе к трем ночи Энн отвезла меня домой. Я принял душ, съел целый батон белого американского хлеба и завалился спать.

Запись 26.05.2017. Фронтир

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

Поскольку вращался я в определенной среде, впечатления мои от Америки были очень красочны и весьма односторонни. Первую неделю меня возили туда и обратно на хозяйском кадиллаке, из окна которого я лицезрел очень красочные виды. В день седьмой состыковаться с кадиллаком не получилось. Мне отзвонились, попросили добраться домой на метро. Метро в Чикаго надземное; как его строили, хорошо описал Драйзер в трилогии о Фрэнке Каупервуде.

И вот я сажусь на красную линию в северном Чикаго, затем делаю пересадку на зеленую – на Оак-парк. Названия станций звучали как музыка, стекло и гранит пролетающих мимо небоскребов радовали глаз. Надземка располагалась на уровне второго-третьего этажей, и когда поезд на скорости огибал очередное здание, казалось, что этот-то угол мы уж точно стешем: настолько близко к зданию проносились вагоны. И вот Даун-таун позади, мы врываемся во внутренний город.

Мне сразу становится плохо. Реально плохо: даже в кино я не предполагал таких контрастов. Сразу, без оттенков и градаций, насколько видит глаз, однотипная картина: грязные, обшарпанные двух-трехэтажные здания с линялыми вывесками и всяким сбродом на улице. На первой же станции метро эта публика изрядно пополнила вагон, насытив его разнообразной речью и ароматами. Я же скромно сидел в своем костюме-тройке с кожаным портфельчиком на коленках, вспоминал американские фильмы конца семидесятых, типа «Воинов», и думал, что обычно в таких случаях может происходить, как себя при этом вести.

Я никогда не причислял себя к расистам, более того, как и любой советский школьник, всегда сочувствовал представителям угнетенных меньшинств. Но в этом вагоне моя вера в интернациональное братство впервые дала серьезную трещину, рост которой отнюдь не прекратился и даже не замедлился и по сию пору. Меня обильно инструктировали перед отъездом в США на всякие разные случаи. Данный кейс (задача-ситуация) оказался несправедливо обойденным. Было мне действительно очень некомфортно. Тем не менее, до своей станции я доехал спокойно, сохранив лицо, костюм, галстук и кожаный портфель.

Район, где я жил первую неделю, был очень респектабельным, много лет в нем обитал всемирно знаменитый архитектор Фрэнк Ллойд Райт. Там им было построено множество особняков и пара храмовых зданий. Однако в первые несколько дней моего жития здесь произошел еще один казус. Обосновавшись, я сразу же завел привычку по утрам и вечерам выгуливать хозяйскую собачку, бегая с ней трусцой.

Хозяевам эта привычка чрезвычайно импонировала. Окрестности того стоили, камера у меня была еще тех времен, пленочная. Фотографировал я беспрестанно. Дома здесь действительно были красоты невероятной – можно было изучать всю историю мировой архитектуры. Присутствовал романский стиль – этакие средневековые замки, в изобилии – эпоха Возрождения, немецкая и французская готика, колониальная классика, вплоть до модерновой архитектуры. Самым экстравагантным особняком Оак-парка был «Шлем Дарта Вейдера», как его сразу окрестили местные жители, категорически не принявшие агрессивные модерновые изыски на фоне вечной классики.

И вот теплым апрельским вечерком, когда все начинало расцветать и пахнуть, мы загулялись с собачкой, и я каким-то третьим чувством ощутил, что что-то здесь не так. Вроде и названия улиц те же, и дома почти такие же, а атмосфера – другая. И на домах – граффити. И люди – сильно загорелые и все на корточках, группами по углам сидят. И машины – другие, давно немытые, с битыми боками. А тут и солнышко уже за крыши заходить начало. И люди на меня смотрят внимательно, ожидаючи чего-то. Видать, нечасто у них разные светлокожие особы собачек выгуливают. Ну, а я ждать лишнего внимания со стороны не стал, сам с собачкой к ним подошел, поздоровался, пару вопросов задал, как и куда пройти. Послушали, улыбнулись, рукой махнули. Я номера домов запомнил, минут черед десять уже дома был. Спрашиваю, что это за район такой. Оказалось, не там я дорогу перешел и не в то место попал.

Есть такое понятие «фронтир» – граница между мирами. За той границей живут совсем другие племена, живут совсем по другим законам и понятиям. Белые, из приличных районов, туда даже днем не ходят – небезопасно. И граница эта не статична – она динамично расползается, знаменуя появление новых людей и новых правил на территории некогда «цивилизованного» мира.

Несколько дней спустя в кафе на ланче меня познакомили с местным полицейским. Я поделился с ним той ситуацией и спросил, где можно гулять в Чикаго. Ответ был лаконичен. В центре города – везде и круглые сутки. Сразу за его черту мне было настоятельно рекомендовано не соваться даже днем. Метров пятьсот, может быть, я и пройду, но вряд ли больше – что-нибудь обязательно снимут, отберут, набьют. Нет, попробовать можно, конечно, если желание такое имеется. Желания не имелось.

Запись 01.06.2017. Нью-Йорк – первое знакомство

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

Вылетели мы из Чикаго в три часа ночи, в четыре утра – пересадка в Нью-Йорке, после обеда – рейс на Москву. В запасе имелось почти десять часов для беглого знакомства с Нью-Йорком. Ныряю в метро; всего-то час ходу – и я в центре города. Выбраться на поверхность решил в районе легендарной Уолл-стрит в южном Манхеттене. План у меня намечался следующий: обойти деловой район, спуститься вниз, к парку, к оконечности мыса с видом на ту самую статую Свободы; далее подняться вверх по Бродвею через Таймс-сквер до Централ-парка. А оттуда на метро – обратно в аэропорт. Надо отметить, что Нью-Йорк я знаю неплохо – архитектор как-никак. Здания, улицы, районы, историю. Что мне надо увидеть, представляю достаточно отчетливо.

Реальность, как всегда и бывает, внесла свои решительные коррективы. В пять с небольшим утра поднимаюсь из грязно-белых глубин нью-йоркского подземелья навстречу свежему дыханию океана, еще не затронутому утренним смогом. Выход из метро на Фултон-стрит в районе нижнего Бродвея оказался обыкновенной дырой в стене обычного засаленного здания. То, что предо мною предстало, на улицу походило весьма отдаленно: это был скорее проулок – узкий, похожий на фабричный. Напротив находился какой-то длинный кирпичный сарай, рядом – мусорные баки, бомжи, спящие на картоне: их лица были столь грязны, что цвет кожи различался с трудом.

Под стать лицам оказались и здания: к сараю примыкала некая пластина о многих этажах, причем фасад был узенький, метров шесть-семь, вряд ли больше; зато вглубь здание тянулось метров более чем полусотни. Боковая сторона его была сработана из грубо уложенного, неоштукатуренного, темно-красного кирпича разных оттенков, будто бы насквозь пропитанного копотью и пылью. Напротив, главный фасад словно попытался сосредоточить в себе все мастерство его создателей и подчеркнуть статус заказчика: снизу и доверху он был густо покрыт разнообразным декором из камня и бронзы, что делало его скорее похожим на праздничный торт, чем на произведение благородного искусства архитектуры. Как и на боковом фасаде, неумолимое время оставило и здесь свой изрядный след: это была отнюдь не благородная патина седой европейской старины, а грязные потеки кислотных дождей и уличного смога, въевшиеся не только в здание, а и во все, что его окружало.

Ожиданий встретить в это время людей в костюмах у меня, понятно, не имелось, однако первое впечатление от Нью-Йорка полностью перевернуло мои представления, даже после виденного в Чикаго. Оглядевши Уолл-стрит с окрестностями, пустынную поутру, спускаюсь бродвейскими переулочками к югу, к парку Бэттери. По дороге я купил йогурт в крохотном магазинчике у заспанного китайца; присмотрев свободную от спящего неприглядного люда лавочку, наконец-то пристроил свой зад, открыл, попробовал и обомлел – йогурт оказался сильно просрочен. В нашем Воронеже такого ни разу не было!

На набережной одинокие рыбаки что-то ловили. Вдали, в тумане, восходящее солнце проявляло, как на фотопленке, смутные очертания статуи одной из самых зловещих греческих богинь – Гекаты, с острыми шипами вокруг головы и факелом в высоко поднятой руке. Немудрено: в обители тьмы без факела никак не обойтись. В этих местах она почему-то называется статуей Свободы.

Рыбак-китаец в черных тапочках, мирно стоявший у парапета, засуетился с заметной тревогой в ответ на просьбу запечатлеть меня на фоне сего артефакта. Видимо, выражение моего лица в тот момент добра не сулило. Действительно, распечатанная фотография впоследствии подтвердила это.

Прогулявшись зигзагами по южной оконечности полуострова, я начал неспешный подъем вверх по Бродвею, к северу: вот и небоскреб Вульворта («корсетная коробка этажей под шестьдесят» – как о нем написал Маяковский!), напротив, через дорогу – мраморная махина муниципалитета этажей под сорок. Слева вытянули свои тупые макушки башни Всемирного торгового центра; справа в тумане утреннего смога выглядывают арки Бруклинского моста, а за ними уже солнышко подниматься начинает. Прямо перед муниципалитетом, под ногами, чуть ли не во всю длину тротуара, протянулась широкая трещина, сбоку – участок, затянутый сеткой-рабицей. Пробую представить себе нечто подобное в Москве, на Тверской.

На улицах сплошь и рядом, часто впритык друг к другу, лежат металлические листы размером с небольшую советскую кухню, да и толщиной почти как крышка кухонного столика. Видимо, дыры и трещины прикрывают. Солнышко уверенно шло вверх, будто заодно пытаясь поднять и мое настроение, но общее впечатление отнюдь не улучшалось. Грязные фасады, китайские лавчонки, желтые светофоры, и повсеместно – ржавые водяные баки на крышах. Не видел я в Москве таких баков. Даже в Семилуках не видел. Ну, мы тут не в Семилуках.

Захожу поближе к ВТЦ – посмотрю, думаю, поснимаю. Сюжеты кругом один лучше другого – стеклянный холл о семи этажах в высоту, пальмы; промеж них – птички дивные летают. Внизу – скамеечки дизайна необыкновенного. Но не присесть на эти скамеечки: везде люди загорелые спят – нос их издалека чует. И не прогонишь: граждане. Спать имеют право, где пожелают. Подумал было наверх подняться, на крышу, но времени стало жалко. Лучше по городу походить подольше; в следующий раз, думаю, поднимусь я на этот ВТЦ.

Фотографий в тот день наделал я много. Что интересно – отдельные здания и их фрагменты получаются удачно, но когда пытаешься запечатлеть ансамбль, выстроить композицию, то обязательно в нее влезает нечто уродливое и неприглядное, да и сама композиция смотрится полнейшим хаосом форм, цветов, материалов и стилей. Впечатление мое, безусловно, частное и поверхностное. Наверняка оно найдет множество противников и встретит множество встречных аргументов.

На сей случай привожу дополнительно описание Нью-Йорка, обнаруженное мной впоследствии в романе «Столица» Эптона Синклера: «…Город вырос как бы случайно, без чьей-либо заботы или помощи. Он был огромным, нескладным, нелепым и причудливым. Ни одного красивого вида, на котором человеческий взгляд мог бы отдохнуть, не обнаружив тут же рядом что-нибудь безобразное… Если где-нибудь стояло прекрасное здание, то непременно рядом с ним торчала реклама какой-нибудь табачной фирмы… Если вы заходили в прекрасный парк, в нем оказывалась уйма жалких, бездомных людей. Ни в чем не было ни порядка, ни системы. Все боролись в одиночку, каждый за себя, сталкиваясь и мешая друг другу. Все это нарушало чудесное впечатление могущества и силы, которыми призван был поражать каждого этот город-титан; он вместо того представлялся чудовищным кладбищем впустую растраченных сил, горой, то и дело порождающей на свет бесконечное количество мышей-недоносков. В этом городе изнемогали от мучительного труда мужчины и женщины, над ними словно тяготели злые чары, и все их усилия рассеивались в прах».

Действительно, такого количества нищих, скудно одетых и плохо выглядевших людей в жизни своей я не видел. Они стояли, бродили, сидели, привалившись к стенам, или просто лежали на картонках или тряпках в невероятном количестве: и на центральных улицах, и в боковых переулочках города, богатейшего в мире.

В тот день дошел я Бродвеем до Централ-парка. Пока шел – у моего портфеля ручка оборвалась. Семь лет он со мной в России был – ничего не обрывалось. Пережил встречи с бандитами, разборки и наезды. А тут один день в Нью-Йорке – и не выдержал! Взял я портфель под мышку, пошел дальше, неся его бережно и осторожно. И смотреть на меня разные граждане гораздо внимательней стали, почуял я и это. Хватит, полюбовался – и на метро, в аэропорт, в Россию.

Метро в Нью-Йорке не такое, как в Москве. Во многом. Иногда и свой поезд изрядно подождать приходится; там вагоны по цветам различаются, и у каждого может быть свое направление – важно не ошибиться. Стою, ожидаю. Кругом – черные лица на фоне грязно-белой, кривовато уложенной плитки. Вижу – паренек белый рядом стоит. И он меня приметил. Разговорились. Я про свое, он про свое, минут семь успели проговорить, пока мой поезд не подошел.

Парень из Франции оказался, из Бордо, программист. В Бордо с работой неважно, поехал в Париж.

– И там не заладилось, – пожаловался Анри на зарплату.

Подал резюме в Майкрософт – и вот сейчас работает здесь. Про работу Анри говорил с плохо скрываемой неловкостью – будто бы он работал на ассенизационной машине. Прощаясь, попросил электронную почту. Видно, проблемы были не только с зарплатой и статусом, но еще и с общением.

Запись 07.06.2017. Россия не Америка!

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

В России проблем с общением у меня не было. И прочие проблемы меня не пугали. Как я убедился в США, за первые три года работы в ситуации полнейшей неопределенности тогдашней России, нашей команде удалось совершить гораздо больше, чем моим чикагским коллегам за тот же срок в сложившемся, пусть и кризисном, американском рынке. Спасибо им: куда двигаться, что делать и каким образом, растолковано было внятно, дорожная карта составлена.

Домой я стремился всей душой: яркая картинка в голове настойчиво требовала скорейшего претворения в жизнь. Помимо нее со мной перемещалась масса всяких бумаг, книг, документов. Чемодан пришлось таскать марш-бросками, метров по пятьдесят, с передышками и перехватками. Московское «Шереметьево» после нью-йорского JFK или чикагского O’Hare встретило сурово – тяжелыми, церковно-славянскими золотисто-коричневыми оттенками в интерьерах. Вот, наконец, и Воронеж! День я взял на «дом-жена-дети-отоспаться-рассказать», на другой день был на долгожданной работе.

У меня свои новости, причем много; здесь – тоже не без новостей. Докладывает Нина Григорьевна, заместительница моя, обстановочку; лицо загадочное – совета она спросить хочет.

– Какого, – говорю, – совета?

– Работу, – говорит, – мне предложили, вы как на это смотрите? Мне бы завтра заступить, ждут, обещала. Слово держать надо, в нашем деле точность – дело первое!

– А что за работа?

А работа, оказывается, у одного из основных наших клиентов, крупнейшего застройщика города. Пока я учился, ума набирался, вся информация и весь опыт уже туда перекочевали, с компьютера слили все, что смогли; ей там уже обещаны служебная квартира о четырех комнатах, сына-дочку к делу пристроить и машина с водителем. Ну как тут спорить будешь? Пожелал успеха и здоровья, на том и расстались. Узнаю, вскоре они уже под копирку и городскую ассоциацию свою создают, и несколько наших товариществ туда переманивают.

Что монополии на рынке не будет, изначально понятно было, но тут уже пошли в ход совсем другие схемы. Узнаю, что там дома на баланс практически без денег переводят. В нашей схеме, как и в Штатах, три стороны присутствовало – кто строит, кто управляет, кто владеет. Рынок. А тут одна рука с несколькими пальцами получается.

Мне умные люди говорят:

– Игорь, ну не Америка тут у нас! Широко шагаешь – штаны порвешь! Ну, кто даст тебе такую структуру построить, как у тех ребят в Чикаго? Пройдет время, при каждой районной администрации и каждом депутате будет своя контора по эксплуатации. Время у тебя еще есть – собирай под крышу максимально возможный жилой фонд на любых условиях. Какие дефекты есть, это уже не твоя проблема, а тех, кто квартиры в доме приобрел. Мало эта публика из тебя крови попила? Они при своих квартирах и проблемах, ты свой интерес с заказчиком поделишь, а дальше Москва – там горизонты шире. Будешь кондоминиумы в промышленных зонах создавать.

Про эту нишу я узнал от московских коллег в кулуарных разговорах. Люди здорово посмеялись, когда я рассказал им про американский холдинг и как классно у них в Чикаго бизнес делать получается.

– Чикаго, Игорь, это не Россия! Вот ты закон о ТСЖ хорошо знаешь?

– Да наизусть, ночью уже снится.

– А в этой статье о чем написано? А в этом пункте? А там написано о пропорциях, о том, сколько в ТСЖ может быть жилой и нежилой недвижимости? Не написано! А ты дату смотрел, когда Ельцин этот закон подписал? Посмотри – день выборов! Голоса у Зюганова, президент пьяный в дупель, умные люди – деньги, бумаги несут; пальцем тычут, куда подпись ставить.

Все запятые в законе расставлены, где надо. А далее участок под кондоминиумом передается бесплатно в собственность участников товарищества.

– Вот представь себе завод на двадцати гектарах на берегу Москвы-реки. Выделяем, типа, жилой фонд, ну там для сторожей, уборщиц, командированных, несколько комнат на завод хватит; остальное – нежилые помещения для хозяйственной деятельности. Устав, протокол, регистрация. Далее – все несем в управление юстиции, и у тебя – зеленка на участок. Земля – бесплатно. А цена ей – сотни миллионов долларов! Понятно, что поделиться надо; просто так никто не позволит. Обязательно поделиться, а то проблемы возникнут. В Москве это стоит столько, в Самаре – столько, в Воронеже вряд ли дороже, чем в Самаре. А ты тут собрания с жильцами проводишь. Собирай сливки с рынка, пока не скисли, сделай пару-тройку заводов в Воронеже – и в Москву перебирайся, тут заводов много, работы хватит.

Аргументы звучали весомо. За окнами девятого этажа открывался сияющий вид на столицу: кремлевские башни, рубиновые звезды, золотой купол Ивана Великого – все тянулось вверх, к солнцу, словно подтверждая в один голос весомость слов моих знакомых, знающих жизнь и умеющих делать дело.

– Да нет, ребята, не верю.

Они – лезут в сейф, из пачки бумаг выуживают один документ, другой.

– Это – Москва: вот постановление префектуры, вот «зеленка». Еще показать? Вот еще – Екатеринбург. А после – участки быстро нарезаются на мелкие кусочки и пару раз перепродаются. И никакой суд никогда претензий иметь не будет.

– Ну да, Россия не Америка.

Запись 10.06.2017. «Пит-стоп 1»

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

Пару лет после возвращения из США я продолжал, скорее по инерции, заниматься жилыми домами, понимая, куда дрейфует наш рынок и какие имеются перспективы. Мой деловой интерес к тому времени переключился на редевелопмент производственной недвижимости в ряде крупных заводов нашего города. Управление ассоциацией и сетью товариществ окончательно ушло к представителям собственников квартир, как это изначально и предполагалось. Фирму я пытался держать на ногах все эти годы из последних сил, но закрыть ее просто не мог себе позволить: столько надежд и сил было вложено сюда за шесть лет работы. Неожиданным образом случай опять вмешался в естественный ход вещей, поставив точку в истории управляющей компании.

Подыскивали мы новый офис, и тут наши хорошие знакомые предлагают неплохой вариант – разделить с ними субаренду помещения в цокольном этаже пятиэтажки в сотне метров от площади Ленина (главной площади любого города России, включая наш Воронеж!). Этот полуподвал в неплохом состоянии они недавно, по их словам, практически приобрели в собственность вместе со своим партнером. Место и условия были сносными, мы перебазировались и чувствовали себя вполне уютно.

Хорошо помню дату – 24 мая 2001 года, когда я пришел на работу с утра пораньше. Стучу в железную дверь, а мне пенсионер со двора кричит радостно:

– Нечего тут стучать! Грабанули этих бизнесменов поганых!

Иду к окну: и впрямь, решетка вырезана, окно открыто, по полу ветер бумаги гоняет, сейфа и компьютеров нет. Залезаю внутрь через подоконник, стучу соседям в железную дверь, оттуда заспанный сторож вылезает и вопросительно на меня смотрит. Звоню куда положено.

Вскоре милиция приехала, следом – телевидение, криминальная хроника. Протокол составили, вещдоки забрали, уехали. На душе у меня – тепло и радостно: вот думаю, какой груз сбросил! Тут и сотрудники мои пришли, заахали – понятно, кончилась работа. А для меня закончилась очередная глава жизни: семилетие, начатое в легендарном 1993 году. Надо не расслабляться, переходить к главе следующей.

А получилось как в кино. У моих друзей с партнером что-то не заладилось, – ну, это завсегда так бывает. Тут, как положено, и бандиты объявились с задачей этих друзей попугать. «Криминальное чтиво», Тарантино! В ночи и суете не в то окно влезли, не тот сейф и не те компьютеры забрали. И сторож как мертвый спал в соседней комнате, ничего не слышал. Понятно, что никто никого не нашел, никто ничего не вернул, а мебель моя надолго обрела свое место в милиции в качестве важного вещественного доказательства с гипотетическими следами обуви и пальцев.

Страница перевернута, точка поставлена, расставание с прошлым состоялось. Многое в то время менялось и переосмысливалось, под многими делами и отношениями жизнь продолжала подводить черту. Незадолго до этого вторая моя семья, опять не по моей инициативе, прекратила свое существование. Развода с Ириной я не хотел: сыночку было уже почти четыре годика, и я был к нему очень привязан. Многое в семейной жизни откровенно тяготило, осознавалось нарастающее напряжение в отношениях. Разобраться с ним не получалось: пустота в семье компенсировалась насыщенностью рабочими делами и новыми замыслами.

Новые проекты требовали новых навыков, продолжение учебы стало осознаваться острой необходимостью. На экономическом факультете я уже отучился и понимал, что обращаться далее к теоретикам, многие десятилетия просидевшим на кафедре, безрезультатно. Впрочем, в голове моей некая картина уже складывала свои очертания, уже за это спасибо, но в любом образовании дальше надо двигаться самому. Главное, что оно может дать по-настоящему, так это понимание, куда именно надо двигаться.

Я буквально загорелся идеей создать собственный учебный центр по конкретным вопросам бизнеса и регулярно привозить в Воронеж лучших экспертов со всей страны. Обсудив идею подобного центра с коллегами из госуниверситета, мы договорились о партнерстве и стали собирать совет учредителей будущего Воронежского делового центра. Для солидности в учредители пригласили областную и городскую администрации, университет и пару ведущих в регионе коммерческих банков. Много позже, разбирая архив документов, увидел интересную закономерность, которая ранее в глаза не бросалась, – свидетельство о госрегистрации нового предприятия было выдано точно в день прекращения деятельности управляющей компании, то есть ее ограбления.

Было мне в то время тридцать пять лет – как раз промеж возрастов Христа и Пушкина. «Земной свой путь пройдя до половины…» В отличие от героя «Божественной комедии», надежд я не терял, вдохновение и силы меня переполняли.