Текст книги "Отсчёт пошёл!"

Музыка хорошая и не очень

В мою дверь кто-то настойчиво стучал. А если пришедший не пользуется звонком, значит дело серьезное. Я убавил громкость музыки до минимума и пошел открывать. На пороге стоял сосед, живущий этажом ниже, как раз подо мной. Сосед был пожилым мужчиной, обычно с добрыми глазами. Сейчас же он очень сердитый и я даже догадывался, почему.

– Что за музыку вы слушаете, позвольте поинтересоваться? – спросил он язвительным тоном.

– Ну… это «Металлика», – ответил я и пояснил – хэви-металл такой.

Сосед непонимающе нахмурился:

– Этот ваш хэви-металл, вы уж простите великодушно, вызывает легкую тошноту и полуобморочное состояние. А еще, это дерьмо редкостное.

В моих глазах блеснул благородный гнев, но что я могу сделать со стариком? Даже нахамить не получится – мама не поймет. Но диалог, все же, надо было продолжать.

– А вы какую музыку предпочитаете? – спросил я.

– А не скажу.

– И все же? Я вам ответил на ваш вопрос.

– В отместку будете хаять хороших певцов.

– Клянусь, не буду, – пообещал я, – просто хочу узнать ваш музыкальный вкус.

Сосед недоверчиво прищурился.

– Ну, например, Магомаев.

– Замечательный певец, – отозвался я, – уникальный.

– Тенор, – добавил сосед.

– Вообще-то, баритон.

– Да что вы можете знать о Магомаеве?

– Все, что мне надо знать. Кстати, очень нравится «Синяя вечность».

Сосед изобразил недоверие, но продолжил.

– Хм. Допустим, вы правы. А как вам Кобзон?

– Кому не нравится «Где-то далеко», может собирать вещи и валить из нашей страны, – жестко сказал я, – здесь ему не место.

Старик от радости хлопнул в ладоши:

– Во-во, пусть валят отсюда. Надо же, неожиданно как. Ну а Кристалинская? – продолжил он экзамен.

– Однажды я скачал «Нежность» в исполнении Кристалинской и Герман, хотел выяснить, кто лучше исполняет песню.

– И кто выиграл?

– Никто, теперь слушаю оба варианта.

– А не хотите третий вариант, – улыбнулся сосед.

– А есть и третий?

– Тамара Гвердцители.

– Серьезно? – приятно удивился я.

– Вполне.

– Как-то я это пропустил, но обязательно исправлюсь.

Старик немного постоял на площадке, изредка поднимая на меня глаза.

– Ну, я пошел, – сказал он тихо и стал спускаться вниз по лестнице.

– До свидания, – отозвался я.

Как я узнал после, кто только не исполнял «Нежность» за пятьдесят с лишним лет! Но остановился на трех вариантах.

На следующий день ко мне в дверь, в этот раз, позвонили. На пороге стоял вчерашний сосед.

– Внук скачал для меня пару песен, – он достал бумажку и прочитал (было видно, что ему трудно давалось это «богомерзкое» слово) – Ме-та-ли-ка.

– И как вам? – поинтересовался я, не ожидая положительной оценки.

– Как я и сказал, дерьмо первостатейное, – он опять поднял бумажку, – и. мэ. хэ. о.11
  Имею мнение, хрен оспоришь, от английского IMHO – по моему скромному мнению. Интернет-жаргон.


[Закрыть] Внук посоветовал так сказать, что вы должны понять. Наверное, пошутил.

– Скорее всего.

– Но если вы будете слушать громко, я не возражаю.

– Спасибо, – поблагодарил я, жалея, что он не мой одногодка.

– И вот еще что, – он протянул мне компакт-диск, – это вам.

Я принял подарок. Это был сборник песен великолепной Майи Кристалинской.

– «Нежность» там тоже есть, – поведал сосед.

– Ну… спасибо, – я был слегка озадачен.

– Откройте крышку, – попросил сосед.

Я открыл футляр. На буклете красовался неразборчивый автограф. Все, что я мог прочесть, это «Моему поклоннику…»

– В Ялте это было… – краснея, поведал сосед, – в шестьдесят восьмом, я тогда совсем пацаном был.

Я с бесконечным удивлением переводил взгляд с автографа на соседа и обратно.

Хитрим, дедушка?

– Но зачем? – спросил я, пытаясь не рассмеяться. – Это же раритет.

– Внук постоянно что-то свое слушает, еще хуже, чем у вас. Да и я не понимаю во всем этом. А вы, как-никак, разбираетесь в хорошей музыке. Хорошая, это не ваша…

– Я понял, понял.

– Ну, я пошел, – довольный собой, он направился к себе.

Я закрыл дверь, тут же в прихожей сел на пол и расхохотался. Ну дедушка, ну хулиган! Действительно – впереди планеты всей!

Успокоившись и вытерев слезы, я подошел к проигрывателю, вставил диск в приемник и довел громкость на максимума. Пусть слушает. Но завтра будет «Металлика»!

Ледяные шахматы

Я указал на правый кулак внука, и мне достались черные фигуры.

– Е2-Е4, – деловито сказал Димка и передвинул пешку из белого льда на две клетки вперед, испугался?

Сделав ход, он тут же убрал руку, пальцам было холодно.

– Классический ход, – ответил я, – не впервой. Е7-Е5.

И черная ледяная пешка встретилась лицом к лицу с противником.

– Только, чур, не поддаваться, как в тот раз.

– Тогда ты выиграл по-честному, – слукавил я.

Любезности и подначки закончились, началась серьезная игра.

Рядом с шахматной доской стоит светильник, очень красивый и необычный. Внутри корпуса находится цилиндр, его боковая поверхность состоит из полос разноцветных пленок. Воздух в светильнике нагреется, поднимется через щели в крышке цилиндра. Цилиндр начнет вращаться и по комнате друг за дружкой поплывут разноцветные пятна. Возможно, у вас в детстве был такой, а у кого-то и остался.

А вот ледяных шахмат нет ни у кого.

Белый конь вышел на передовую.

Я говорю не о больших фигурах, вырезаемых зимой бензопилой из глыбы льда.

Черная пешка прикрыла боевую подругу.

Ваш покорный слуга является владельцем ледяных шахмат, свободно помещающихся в стандартную шахматную коробку 43х43. И хранятся они не в морозильной камере, как некоторые могли бы подумать, а в ящике достаточно теплого комода. Но на батарею, ради эксперимента, я их не ставил, над открытым огнем не держал – волшебство волшебством, а к семейным реликвиям надо относиться бережно. Да, они не тают, и не спрашивайте меня, почему – не знаю. Лед самый обычный, поэтому обращаться с фигурками надо крайне аккуратно.

– А мы так.

Белый слон встал на самую дальнюю, безопасную для него, клетку.

– А мы ответим.

Черный слон тоже влез в гущу событий.

– Деда, ты сейчас проиграешь.

Еще одна белая пешка вырвалась вперед, открывая ходы слону и ферзю.

Воздух в светильнике нагрелся. Цилиндр начал вращаться медленно, затем все быстрее и быстрее, словно мотор на электростанции, пущенный в тестовом режиме. Я выключил свет в комнате. Цветные пятна поплыли по стенам, по потолку, по нашим лицам и… по шахматам.

Фигурки преобразились. Подсвеченные со стороны, они будто закружились на месте, и только кони застыли на своих местах, при этом не уступая в великолепии остальным фигурам.

Я посмотрел на Димку. Мальчик сидел с широко открытыми глазами, пытаясь одновременно охватить великолепие всей доски разом, будто видел это светопреставление впервые. А цветные блики все скользили и скользили по фигурам, как фигуристы по льду, так же плавно, легко, красиво и непринужденно.

– Тем не менее, продолжим, – предложил я.

Черные совершили рокировку.

Димка захлопал глазами, словно только что очутился дома после незапланированного путешествия и уставился на доску.

– Так, – он потер ладони, и смешно нахмурился, – значит мы…

Он хотел было взял ладью, но тут же отдернул руку.

– Нет, не так.

В итоге белый конь «съел» мою пешку и вообще повел себя вызывающе, заблокировав некоторые хорошие ходы и уничтожив пару замечательных комбинаций.

– Недурно, – похвалил я, учитывая, как сложно играть в шахматы, когда вокруг тебя кружатся цветные пятна, и воздух пропитан волшебством.

– Деда, – Димка поставил локти на стол, подбородок положил на ладони и наконец-то задал этот вопрос, – откуда они у нас?

Он увидел эти шахматы будучи очень маленьким, когда любое чудо еще не рождало вопросов и принималось, как само собой разумеющееся. Теперь он подрос, пытливый ум жаждал ответов.

– От моего прадеда, – задумчиво произнес я, анализируя следующий ход.

– Такие старые?

– Ну, доска новая, а фигуры девятнадцатого века.

Черный конь «съел» белого слона.

– И они до сих пор не растаяли, – не спросил, а констатировал факт Димка.

– Не-а, – улыбнулся я.

– Училка по природоведению не поверила бы.

– В это трудно поверить, – согласился я, – сам иногда сомневаюсь.

Белый конь объявил шах моему королю, от радости не заметив стоящую неподалеку черную ладью, чем и поплатился.

– Тогда почему они такие?

Этот вопрос и меня интересовал всю жизнь. Фигурки вырезались изо льда с особой осторожностью остро наточенными инструментами, это ясно. Для черных фигур, понятное дело, в воду добавили уголь или что-то подобное. Сомневаюсь, что в девятнадцатом веке акварельные краски были всем по карману. Но почему фигурки не тают, учитывая, что они холодные, как и подобает быть льду? Тут и наиумнейший профессор потерял бы дар речи.

Но версия у меня, все же, была.

Я выключил светильник, чтобы наши глаза не заболели от цветной чехарды – хорошего помаленьку, и включил комнатное освещение. Димка огорченно вздохнул, он всегда так делает.

– Потому что наш славный предок любил поступать иррационально… То есть, нелогично… Ну не так, как все.

– Да я понял, – заверил Димка, – и как он поступал?

Оба ферзя, тем временем, вышли со своих позиций, предварительно проредив ряды противника.

– Моя бабушка говорила, что он довольно эксцентричным человеком. Полусумасшедшим, полуюродивым. Только вся его жизнь уже покрыта забвением, слишком много времени прошло. Но он, находясь в нищенском положении, не продал эти шахматы, а ему предлагали, мягко говоря, немалые деньги. Он мог бы безбедно жить до самой революции и делать ледяные шахматы сколько душе угодно. И, возможно, это был самый иррациональный поступок в его жизни.

Белый слон «бьет» черного коня, пешка «ест» коня, угрожая белой ладье. Та благоразумно отступает. Оба ферзя уже грустно стоят возле доски. Что ж, я обещал не поддаваться – моя пешка рвется на горизонталь 1 и никто не может ей помешать. Эндшпиль во всей своей красе.

– А он дожил до революции?

– Нет, он умер от голода задолго до этих событий.

– Но если бы он поступил логично и продал шахматы, то вряд ли смог их сделать такими.

– Вполне возможно, – кивнул я, – но я бы на его месте подумал, в первую очередь, о семье. Хотя оставить после себя такую вещь, это тоже что-то да значит. А знаешь, что самое странное в этой истории?

– Что?

– Что он никогда не играл в шахматы.

– Тогда зачем…?

– Он работал одно время в торговом доме каких-то там братьев-купцов, и возможно там, на витрине, и стояли шахматы, и видимо они ему очень понравились. Согласись, человек, впервые увидевший шахматы, не может ими не заинтересоваться хотя бы на пару минут, даже если потом он к ним не прикоснется. Обязательно покрутит пару фигур в руках. И, кстати, наши шахматы, – я указал на доску, – являются промежуточным звеном между солдатами, епископами, боевыми слонами и современными фигурами. Такие теперь можно увидеть в музеях и частных коллекциях.

– Но не ледяные, – с гордостью заключил Димка.

– Раритет из раритетов, – кивнул я.

Черная пешка стала ферзем и при поддержке ладьи объявила белому королю мат.

Но проигрыш нисколько не огорчил Димку. Он вдруг стал задумчивым, словно ему, первоклашке, задали по математике решить парочку криволинейных интегралов второго рода.

– А я могу научиться поступать ира… ну вот так же?

– Давай попробуем, – улыбнулся я.

Для поиска подходящего примера мне понадобилось три секунды.

– Вот смотри. Каждую шахматную фигуру можно взять с любой стороны под любым углом.

Я взял ладью и повертел ее вокруг оси.

– Любую, но только не коня. Его шахматисты берут за уши, за щеки, за скулы – как там устроена его голова? Это естественно и вполне логично. Но если ты его возьмешь за нос и затылок, и твой конь поскачет бочком-бочком, то уже твое поведение можно назвать иррациональным, то есть, не совсем обычным.

– Зачем его так брать, это же неудобно?

– Я просто привел пример. Поступая необычно, ты смотришь на мир другими глазами. Отказываясь от стереотипов…

Я вздохнул – опять эти «взрослые» слова.

– В общем, у тебя появляются другие способы решения проблем и задач. Конечно, не обязательно расхаживать по улицам в костюме мушкетера или делать вид, что понимаешь птичий язык. Но в итоге ты меняешься сам и меняешь мир вокруг себя. Может и не в глобальном масштабе, но все же.

– Это невозможно, – авторитетно заявил Димка, откинулся на спинку кресла и завел руки за голову.

– Тогда объясни, почему наши шахматы не тают.

Димка ненадолго задумался.

– Выходит, наш предок действительно поступал ира…

– Иррационально.

– Ну да, нелогично поступал.

– Выходит, что так, – согласился я, – как ни странно, это единственное логичное объяснение. Просто, дело-то не в волшебстве.

– А в чем дело?

– Возможно, будучи от природы наблюдательным и имея аналитический склад ума, он добавил в воду какое-нибудь химическое вещество, не дающее льду таять, или что там могло придти ему на ум? Но тайну шахмат мы, скорей всего, не узнаем никогда.

– Ну-у-у. А так хочется.

– Пусть это будет маленьким секретом нашей семьи.

Димка взял своего коня новым способом и закрыл глаза.

– Что чувствуешь? – поинтересовался я.

Он поставил коня на доску, подышал на пальцы и заявил на полном серьезе:

– Что больше я тебе никогда не проиграю.

И вдруг Димка нахмурился и испытывающее посмотрел на меня.

– Деда, – начал он, стараясь не пропустить мою реакцию на вопрос, – а как это ты включаешь и выключаешь свет не вставая с кресла?

Я хитро улыбнулся и многозначительно пожал плечами.

– Мат! – радостно сообщил комментатор и захлопал в ладоши. – Наш гроссмейстер отстоял звание чемпиона мира!

Он не стал орать, как резаный, это вам не футбол.

На мониторе соперники приподнялись со стульев и пожали друг другу руки.

– Да-да, – согласился гость студии, – искренне поздравляем Дмитрия с очередной победой. Что и говорить, игра была не из легких.

– Я даже начал волноваться, – признался комментатор, – когда в начале игры он потерял ферзя.

– Да он сам и отдал его противнику, – возразил гость.

– Вот именно, что отдал, – согласился комментатор, – это был даже не обмен фигурами. Так называемая «позиционная жертва».

– Странный поступок, но Дмитрий всегда славился особым ведением игры. Помните, два года назад в Стокгольме он с первых минут выпустил короля в центр поля и уничтожил половину фигур противника, не без помощи своих слонов конечно?

– Эту игру еще неофициально окрестили «оборзевший король», – засмеялся комментатор.

– А вы заметили, кстати, как он держит коня?

– А как он его держит?

– Можем повторить последнюю минуту?

Они посмотрели через стеклянную дверь, изолирующую комментаторскую от постороннего шума, на режиссера, тот кивнул и отдал распоряжение ассистенту. Ассистент потянулся к микшерам на пульте.

Комментатор и гость, а также режиссер и ассистент в аппаратной, припали к мониторам, чтобы лучше видеть, как гроссмейстер взял коня…

– Вот смотрите, – тихо, почти шепотом, сказал гость, – он держит его не за уши.

…и конь боком, будто приставными шагами, проделал свой путь буквой «Г»…

– Точно, интересный способ, э-э, держания шахматного коня.

…вторгся на чужую территорию…

– Надо тоже так попробовать, может в этом и есть секрет его побед, – улыбнулся гость.

…«съел» вражескую ладью и взял короля в плен.

Похищенная

Когда Таня увидела эту девочку, чуть выше ростом, но похожую на нее до дрожи в коленях, то поняла, что она, Таня, похищенный ребенок. Даже не поняла, а получила еще одно подтверждение своих догадок.

Таня заканчивала третий класс, становилась все умнее, наблюдательнее и любопытнее, и эти догадки приходили к ней с такой уверенностью, с какой жонглер метает ножи в яблоко на голове ассистентки.

Начнем, пожалуй. Мама всегда, сколько Таня себя помнит, была пугливой. При каждом телефонном звонке, при каждом стуке в дверь или шуме в подъезде она вздрагивала и с опаской поглядывала на дочь. Гуляли вместе, а если маме было некогда, то она наблюдала за дочкой в окно, отлучаясь на кухню не более, чем на пять минут. В детском саду воспитательницы свободно вздохнули, когда Таня пошла в первый класс – настолько «эта мамаша» их всех извела излишней заботой о дочери.

Но и после сада Тане не было покоя. Не успевала мама даже дойти до работы, а звонков на сотовый было предостаточно: ты встала, ты умылась, ты поела? И это только дома. Во время уроков мама не беспокоила дочь, но имела под рукой расписание всех перемен. Со временем звонки стали такими частыми, что Таня просто отключила телефон, за что была отшлепана ремнем. На следующий день ситуация повторилась. Мать ворвалась в квартиру через двадцать минут после ухода, но ремня на вешалке не нашла. В итоге, был заключен договор – только три звонка в день (утром, в обед перед школой и ближе к вечеру, но никак не во время перемен), а Таня не отключает телефон.

– Никогда! Слышишь, ни-ког-да!

Мысль, что мать не родная, давно не давала Тане покоя, но может это был внутренний бунт, вызванный началом взросления. И до определенного момента мамина паранойя могла объясниться легкой формой невроза, фобией или просто расшатанными нервами. Муж ушел, дочь уже подросток, постоянные конфликты с коллегами. «В гробу я их видела», – часто говорила мама о сослуживцах.

Но как-то, возвращаясь с классом из театра, Таня увидела эту девочку. Они были похожи, как две тропические рыбки, появившиеся на свет из соседних икринок – настолько очевидна была их схожесть. Только Таня была помладше, о чем говорила разница в росте. Та девочка, идя своей дорогой, вскользь осмотрела строй школьников, ни на кого не обратив внимания. А вот Таня от изумления остановилась, не замечая, что стала помехой для ровного прежде строя третьеклассников.

Девочка зашла в подъезд новой многоэтажки и, прежде чем дверь захлопнулась за ней, Таня влетела следом. Пряча лицо, она поднялась на один лестничный пролет и затаилась. Учительница, упустив побег ученика, не забарабанила в дверь подъезда, на первом этаже открылся и закрылся лифт, загудел мотор, напряглись стальные тросы. Глядя в проем между лестничными пролетами, Таня застыла и лишь бегала глаза от второго этажа до двенадцатого, даже не представляя, какими будут ее следующие действия.

Но вот лифт остановился, на четвертом этаже между перил мелькнула фигура, послышался звук открываемого замка, хлопнула дверь и все стихло. Стало быть, четвертый. Полученная информация ровным счетом ничего не объясняла и не обещала. Чтобы доказать самой себе, что столь стремительный побег от одноклассников был, все же, обоснован, Таня на цыпочках стала подниматься по лестнице, морщась от легкого шороха туфель о ступени. И чем ближе становился четвертый этаж, тем сердце стучало сильнее, а сам поступок казался все более и более глупым. И вот она встала у той самой двери и прислушалась. В квартире было тихо, как и на всей площадке. Сложив ладони вместе и прижав губы к пальцам, Таня посмотрела на звонок. Что она скажет, увидев девочку и, скорее всего, свою сестру. А в том, что это сестра, сомнений не было. Уж больно все как-то сходится и объясняется. А как они похожи!

Ну, с Богом! Наше дело правое! Таня поднесла палец к кнопке звонка, и тут за спиной раздался щелчок замка в соседней квартире. И без того напуганная Таня сбежала вниз по лестнице и выбежала во двор, где ее ждали удивленный класс и озабоченная учительница.

– Ты куда убежала?

– В туалет.

Посмотрев на задыхающуюся Таню и не поверив, учительница бросила взгляд на подъездную дверь и от греха подальше повела класс в школу, по пути постоянно оглядываясь назад.

Все неделю не было Тане покоя.!Не время сейчас!, – повторяла она себе, но как же хотелось посмотреть в глаза женщине, которая считается ее матерью. Вот опять «мама» зашла в детскую, вздрогнула от шума в подъезде и прислушалась. Не иначе совесть покоя не дает. Нехорошее это дело – похищать чужих младенцев из колясок, отрывать чадо от материнской груди.

– Уроки сделала?

– Доделываю.

«Мама» в нерешительности постояла на пороге комнаты.

– Молчаливая ты какая-то. Случилось что?

Таня повернулась и стала внимательно смотреть в ее глаза. Нет, не утаишь то, что просится наружу. Она пожала плечами и сообщила, как нечто самой разумеющееся:

– Видела на неделе девочку. Очень похожую на меня.

«Мама» молчала, пытаясь осмыслить сказанное.

– Точь-в-точь, как я. Копия, только чуть постарше будет.

«Мама» немного помолчала, потом поднесла руки к груди и еле прошептала:

– Где?

Она подошла к дивану, почти упала на него, будто лишилась сил.

Таня рассказала про встречу, про разведку в подъезде.

– Собирайся, быстро.

«Мама» выбежала из комнаты и уже надевала сапоги, когда Таня только встала со стула. Такого поворота событий она не ожидала.

– Куда?

– Пошли, дорогу покажешь!

«Мама» или, все же, мама, вместо того, чтобы запереть Таню в кладовке и заколотить дверь дециметровыми гвоздями, внезапно сама бросилась в атаку, и пусть уже другая сторона начинает бояться. Так-так-так, не иначе Таня просчиталась с точностью до наоборот. Как-то неудобно получилось. А если та девочка просто очень-очень похожа на Таню и ничего более, что тогда? Но маму уже было не остановить.

Дверь открыла миловидная женщина, меньше всего похожая на похитительницу чужих детей и поинтересовалась:

– Вам кого?

– Дочь мою. Олесю.

Мама вывела вперед Таню.

– Такую же.

Женщина непонимающе уставилась на Таню, и вдруг глаза ее заполонил ужас. Она обернулась. В коридоре стояла точная копия пришедшей девочки, только выше ростом. Та с любопытством смотрела на Таню, Таня помахала рукой.

– Привет.

Женщина издала хриплый стон, попятилась назад, взяла «дочь» за руку и увела на кухню. Обратно она вернулась, держа в руках нож.

– Не отдам! Это моя дочь!

От миловидности не осталось и следа. Она хрипло орала, рискуя сорвать голос, и неумело махала ножом, безуспешно пытаясь напугать вероломных гостей.

– Моя! Слышите! Она моя дочь! Это Надя! У меня есть документы!

Мама быстро взяла Таню за плечо, вывела в подъезд и закрыла дверь, за которой уже слышался безудержный плач и топот детских ног.

– Мама! Мама!

Они вышли из подъезда, мама села на скамейку и спрятала лицо в ладонях. Таня потрепала ее за рукав кофты.

– Ну ты чего?

Голос мамы был глухой, постаревший.

– Как же я устала.

Таня посмотрела наверх, на окна четвертого этажа. Ей показалась, что там дернулась занавеска.

– А как же…?

Мама пожала плечами.

– Не будем разрушать семью. Это уже не наша Олеся.

– Но…

Мама закрыла ей рот ладонью и улыбнулась сквозь слезы.

– Я и с тобой-то вся измучилась, а тут еще одна такая же… Хватит и тебя.

Они медленно шли домой, не торопились, зная, что дома их никто не ждет.

Через три дня миловидная женщина открыла дверь и, нервно сглотнув, уставилась на Таню, заметив, что девочка держит в руке пакет.

– Тебе чего?

Ее голос был осторожным, но как облегченно заметила Таня, без нотки агрессии.

– Я к сестре.

Она улыбнулась и достала из пакета две куклы.

Кусая губы, женщина изучала Таню, рассматривала кукол, нервно оглядывалась назад.

– Она уже не играет в игрушки.

Потом, не исключая, что в будущем пожалеет об этом, сделала шаг в сторону и, смирясь, тихо сказала:

– Проходи.