Текст книги "Японский ковчег"

Через некоторое время стало очевидно, что система защиты служебных компьютеров отслеживает все варианты слива информации вне четко обозначенных заданием адресатов. Любая попытка скопировать что бы то ни было на внешний носитель была равна самоубийству и к тому же обречена на провал. Спустя два года, в течение которых Вик добросовестно ежедневно ходил на службу, не имея никакой перспективы приступить к выполнению задания, шанс неожиданно представился. Во время командировки в европейский офис Управления в Берлине один из коллег обмолвился, что у них есть бэк-ап всех данных центрального сервера и основного хранилища. Причем сейчас они как раз занимаются переформатированием и обновлением всей структуры памяти – закачивают на единую матрицу. Однако дело идет туго: материала слишком много, персонала в Берлине слишком мало, а сроки поджимают. Его как специалиста по информационной безопасности попросили подключиться на время командировки – и он подключился к колоссальным базам данных. Разумеется, все скачать было невозможно, но добытых им десятков терабайт хватило российской разведке на несколько лет работы. По сравнению с этой операцией состоявшийся семью годами позже демарш Эдварда Сноудена, который наделал много шума и сильно осложнил отношения России со Штатами, выглядел мелким мошенничеством. Все прошло настолько тихо, что в ЦРУ так никто никогда и не догадался об этой утрате девственности Центрального сервера.

Генерал Гребнев логично рассудил, что подобная удача в одном конкретном месте выпадает только раз, и решил использовать «золотого мальчика» на других направлениях.

Вик Перри неожиданно утонул, занимаясь серфингом на Бали в штормовую погоду. Тела так и не нашли, поскольку оно благополучно переместилось чартерным туристическим рейсом в Питер под именем Александра Савинова. ЦРУ направило скорбное оповещение матери, но ей уже было известно реальное положение дел. Виктора же по возвращении отправили на два года повышать квалификацию в Школу. Последние семь лет он состоял в спецдивизионе «Дракон», которым командовал лично генерал Гребнев. За ним числился длинный список зарубежных операций высшей степени сложности, три ранения, ордена, медали и личная благодарность покойного президента за поимку беглого олигарха Циперовича в джунглях Амазонки.

Глава XV
Японский Бонд

Профессор Мияма все десять часов полёта обдумывал свою щекотливую дипломатическую миссию, при этом все более проникаясь грандиозностью поставленной задачи и значением собственной личности в истории. В конце концов для человека культуры, носителя подлинной высшей духовитости, не так уж плохо быть агентом разведки, хоть бы и двойным. А если повезет – и тройным… В истории таких примеров хоть отбавляй. Кто-то рассказывал, что в Англии во времена Шекспира этим занятием не брезговал некий драматург Кристофер Марло. Читать его пьесы профессору, правда не доводилось… Известно, что Даниэль Дефо неплохо подрабатывал, шпионя для тори против вигов… Во Франции тем же промышлял блестящий драматург Бомарше, как рассказывал один коллега с соседней кафедры. А уж в российской истории двадцатого века можно найти десятки таких примеров – и всё интеллектуальная элита, рафинированная, так сказать, интеллигенция. На этом материале профессор Мияма не одну собаку съел. Чего уж далеко ходить, если Азеф… Если сам Сталин был агентом охранки, Ленин готовил переворот на германские деньги, полученные от Парвуса. Ну, и так далее… Как носители сакральной духовитости вроде Эфрона заманивали в сети коллег-эмигрантов и собирали информацию на собратьев по цеху в родной стране, сегодня известно каждому школьнику. А стратегическая разведка – и вовсе святое дело. Даже иные японцы чтят память шпиона Зорге, именем которого названа школа в российском посольстве в Токио. И названа, наверное, не зря – должно быть, там и сейчас готовят преемников замечательного русского шпиона.

Может быть, некоторым столпам культуры это необходимо, как допинг? К тому же риск щекочет нервы, подогревает воображение. Впрочем, сам Мияма никогда смелостью не отличался и рисковать не любил. Зато ему нравилось сознание тайной власти над людьми, особенно над людьми значительными, талантливыми – возможно, занимающими место выше него на объективной шкале дарований. С ними трудно было конкурировать, но их судьбой можно было тайно распоряжаться или, по крайней мере, на нее влиять, хоть и не всегда как хотелось бы. Жажда тайной власти заставляла его поставлять отчеты этому потливому борову Рюмину. Каждый новый отчет преисполнял его чувством гордости – как если бы он вел бухгалтерию самого Господа Бога, позванивая ключами от чужих сейфов.

Ну а сейчас… Сейчас он, Кудзуо Мияма, схватил Бога за бороду и ни за что не отпустит!

Ему поручена сделка века. В двадцатом веке был пакт Молотова-Риббентропа, в двадцать первом будет пакт Миямы – Багрова. Хотя вряд ли министр будет с ним лично подписывать пакт. Об этом, кажется, речи не было. Неважно, зато именно ему поручено вести переговоры. Графу Гото и не снилось… Меморандум Танаки в действии… Добыть для Японии Курилы, Сахалин и Приморье! Сторговать у русских Северные территории в обмен на сущую безделицу – бункер, какими уже застроена вся Япония от Хоккайдо до Окинавы. Заманчиво, что и говорить. Тут нужна тонкость, господа! Тонкость и подлинная духовитость! Это он, Кудзуо Мияма, развалившийся в своем кресле бизнес-класса на борту лайнера Аэрофлота, везет хозяевам России предложение, от которого те не смогут отказаться. О нем еще когда-нибудь снимут блокбастер «Японский Бонд».

Внезапно профессора пронзила ужасная догадка: что, если его, Кудзуо Мияму, просто хотят использовать? Ну да, использовать и выбросить за ненадобностью. Вот так сейчас посылают роботов прокладывать дорогу на минном поле. Пара роботов взорвется, а потом за ними в проход идут войска. В самом деле, ведь сегодня он неофициальный парламентер, посол мира, а завтра будет нежелательным свидетелем. По крайней мере, для русских. Прилетит астероид или нет, но русским он, Мияма, будет как кость в горле. Все эти министры, сенаторы и олигархи, отдающие российские земли в обмен на спасение собственной шкуры, будут видеть в нем источник постоянной угрозы. Если кто-то пронюхает о такой сделке до столкновения, нынешнему российскому правительству конец. Народ и так озлоблен в ожидании астероида. Будет бунт, как всегда, бессмысленный и беспощадный. Всех авторов этой сделки века озверелая толпа за шкурничество просто разорвет на части. При поддержке армии. А японская сторона остается ни при чем. Ведь в конце концов правительство просто закрывает глаза на то, что корпорация Хори почти законно продает свои технологии России и консультирует строительство бункера. Вероятно, так оно и будет оформлено.

Нет-нет, это не пакт Молотова-Риббентропа – здесь совсем другая музыка. Конечно, все будет выглядеть как односторонняя добровольная передача российских территорий Японии. Практически безвозмездно. За спасибо. Так сказать, исполнение государственного морального долга в преддверии конца света. Очень трогательно, хотя ущерб для России колоссальный. Повторение результатов русско-японской войны 1904 года, только на сей раз без единого выстрела и в небывалом масштабе. Ведь не станут же они во всеуслышание объявлять о строительстве своего элитного бункера, обрекая сто пятьдесят миллионов сограждан на уничтожение. Вот именно! Односторонний акт доброй воли. И только он, Мияма, будет потенциальным свидетелем обвинения, опасным для русских и не слишком полезным для японских властей. Отработанный материал, годный только на вторсырье. А лавры присвоят себе политики. Ему не дадут даже вылететь из России, уберут по-тихому, чтобы не путался под ногами вершителей истории. И свои не заступятся – для них он тоже будет бельмом на глазу. Да, наверное, уберут, но только в случае успешного завершения сделки и легального оформления новых границ. Пока опасаться нечего: ведь миссия действительно возложена на него одного. Или нет? Может быть, есть другие пути?

Что же делать? Мияма лихорадочно прокручивал в уме всевозможные варианты, которые в конце концов оказывались тупиковыми. Отказаться от задания он уже не мог – этого никогда не простили бы свои. А успешно выполнить задание означало подписать себе приговор, который будет приведен в исполнение незамедлительно – не своими, так чужими. Попытаться скрыться? Только для того, чтобы встретить астероид где-нибудь в Сан Пауло или Касабланке, продлить агонию на несколько месяцев? Нет, ему все равно не дадут сесть в самолет в Москве. Что же остается? В каком случае он будет полезнее русским властям живой, чем мертвый? Ага! Может быть, при условии, что у него будут неопровержимые улики, записи переговоров. То есть не у него, а где-то в надежном месте, в каком-нибудь банке данных, откуда вся информация может быть автоматически передана в медиа, если он лично не скомандует отмену. Значит, надо вести запись. Но кто же позволит?! Информагентство не снабдило его никакими техническими средствами – тоже, наверное, не случайно. Ну да, используют его как подсадную утку, камо. У русских есть такое точное идиоматическое определение: «кинуть, как лоха». Кстати, а как они это формулируют в женском роде? Наверное, «кинуть, как ложку»? Все-таки какой богатый язык!

Плохо же они знают Кудзуо Мияму, эти сторожевые ищейки японской бюрократии! У соавтора Федора Михайловича всегда найдется, на чем записать нужное слово для истории. Вот, пожалуйста, надежнейший рабочий инструмент, на который он еще вчера надиктовывал новую версию «Крестиков и ноликов», то бишь «Преступления и наказания» в улучшенной и адаптированной форме. Профессор достал из внутреннего кармана и повертел в руке изящную ручку «Паркер» с золотым пером. Характерная фирменная белая розетка на колпачке престижной ручки, символизирующая альпийские снега, была не чем иным, как встроенным мини-микрофоном. Вся ручка, в зависимости от обстоятельств, могла работать по своему прямому назначению либо превращаться в записывающее видео-звуковое устройство поразительной мощности, для которого и десять метров расстояния не помеха. Батарейка на сто двадцать часов непрерывной работы. Жесткий диск на двести гигабайт. Причем качество аудиозаписи почти не страдает даже, если ручка остается в кармане или в портфеле. Эту модель для VIP пользователей фирма Паркер разработала совсем недавно, а Мияме как постоянному клиенту и мастеру изящной словесности предложила с двадцатипроцентной скидкой, так что грех было отказаться. Ну что ж… Как говорят в России, Кудзуо Мияму на кривом козле не объедешь!

Настроение профессора несколько улучшилось, и он заказал один за другим еще три бокала шампанского, которое неожиданно оказалось настоящим Боллинже. Откинувшись в мягком кресле и потягивая ароматную шипучку, он включил видеомонитор и погрузился в созерцание бессмертного русского шедевра из категории «Классика» – черно-белого фильма «Подвиг разведчика». Игра Павла Кадочникова в роли майора Алексея Федотова, совершенное воплощение гениальной системы Станиславского, заворожила истинного ценителя русской духовитости и соавтора Федора Михайловича по лучшим романам. Наблюдая за бравым советским шпионом в нацистской форме, прислушиваясь к его патетическим интонациям, Мияма невольно примерял на себя роль суперагента. Он и раньше обожал этот фильм, а теперь, став и в самом деле агентом двух разведок на задании, переживал драматические события вдвойне. В глазах профессора стояли слезы умиления и восторга.

Глава XVI
Встреча на уровне

Миссию Миямы готовили недолго, но тщательно. Поскольку парламентер должен был прибыть инкогнито, ему срочно оформили служебную командировку из университета для сбора материалов по творчеству крупнейших мастеров русского неопостконформизма.

Кроме того, Мияма лично предупредил мейлом о своем визите старого знакомого Шуру Пискарева из Министерства культуры, занявшего не так давно пост заместителя министра по вопросам реформы алфавита, реконституированию истории государства российского и ревизии материальных фондов.

Жовиальный Пискарев, как видно, не забыл услуг двух обворожительных гейш на горячих источниках в Атами, куда его радушно пригласил в прошлом году Мияма во время визита ведомственной делегации с благосклонного согласия примкнувшего к ним Рюмина. Ответ звучал многообещающе: «Всегда рад, Кузя! Приезжай – потусим по-московски! Встречу организуем на уровне. Машину к подъезду! Твой Шура.»

Профессор уже привык к тому, что русские друзья переделывали его красивое имя Кудзуо в фамильярное Кузя. Он даже перестал обижаться на рыжих варваров, которые, к сожалению, не понимают, что называть японского мужчину по имени, а не по фамилии, могут только его родители, ближайшие кровные родственники и учитель в начальной школе, а жена обязана величать мужа просто «Вы». Тем более, что и русские, и американцы сами охотно называют себя уничижительными кличками, которые в стране Восходящего солнца носят только маленькие дети и собаки. Главное, что его встретят на уровне. Интересно, на каком? У русских ведь всё по уровням. Сложная многоступенчатая иерархия. Просто Япония эпохи Эдо. Как сказано в одной умной, почти японской, идиоме, «всяк сверчок знай свою палочку!»

На этом месте Мияма вспомнил, что Симомура перед отъездом настоятельно рекомендовал ему в России не высовываться, не светиться и не покупаться на дешевые разводки. Так ведь и сказал: «хэтана интики[18]18
  Дешевые трюки (яп.)


[Закрыть]». Как это все-таки вульгарно! И неблагоразумно. А если друзья и поклонники хотят принять знатока и ценителя подлинной духовитости по законам русского гостеприимства? Неужели он должен отвергнуть эти знаки внимания, идущие от сердца, и тем самым обидеть радушных хозяев? Ну уж нет! Не дождетесь, господа из охранки! Настоящий интеллигент не отвернется от раскрытых объятий, не отвергнет руку дающего. Как там пообещал Пискарев? Будем тузить по-московски!

Пискарев не обманул. Сразу же за паспортным контролем, у багажной ленты Мияму перехватила миловидная крашеная блондинка лет тридцати со сложной прической и на непомерно высоких шпильках, слегка напоминающая вставшую на задние ноги антилопу. На блондинке было надето нечто по сезону – обтягивающее розовое мини-платье до середины бедра с открытой спиной, тонкими лямками и бездонным декольте, где в небольшой впадине меж двух холмов искрился массивный кулон с пронзительно-зеленым перуанским изумрудом. Достав из крокодилового ридикюля визитную карточку, она представилась как Надежда Кузьминична Фролова, начальник департамента внешних сношений Минкульта – можно просто Надя. На вопрос удивленного гостя, по какому случаю его встречает лично госпожа начальник департамента, Надя ответила просто: «Не могла отказать Шурику. Мы с ним большие друзья.»

Мияма невольно выпрямил плечи и одернул фалды пиджака. Капелька ртути на градуснике его самооценки уверенно поползла вверх в полном соответствии с уровнем приема.

Пока добирались в черном Ауди из Шереметьева по новой скоростной дороге через Химки до отеля «Балчуг Кемпински», Мияма осторожно выспрашивал у новой знакомой об отношении российской интеллектуальной элиты к предстоящей встрече с астероидом. Оказалось, что интеллектуальная элита настроена пока вполне оптимистично.

– Ой, да бросьте! – замахала ручкой Надя. – Слыхали мы про всякие астероиды. Журналюги наши гонят волну. Делать им больше нечего! Уж сколько лет про конец света талдычут, а его все нету! Да я еще когда до Олимпиады в Сочи работала, у нас как в отель журналисты понаедут, так про астероиды разговор. Помните, тогда тоже летел какой-то. Бывало, соберутся в номере, пьют как лошади, и все про астероид, про астероид! Я им говорю: хватит, мол, дайте хоть постели перестелить и пропылесосить, а они знай гогочут, что твои гуси: «Астероид летит! Астероид!» Ну и чего? Где он, этот астероид? В тот раз мимо прошастал, и в этот раз будет то же самое. Вон и Олимпиаду провели нормально. И я сама уже туточки, в Москве. Карьеру сделала такую, что мама не горюй!.. А вы говорите – астероид!

Они оба разместились на заднем сиденье, и Мияма кожей чувствовал, как Надежда Кузьминична ощупывает его сверху донизу пытливым взглядом из-под длинных, кропотливо подведенных ресниц.

– Шурик мне о вас рассказывал, – неожиданно сменила тему хозяйка Минкульта. – Говорил, что вы ему много всякого в Японии показали, чего бы он сам никогда не увидел. Это он про что? Про Фудзи, небось?

– Ну, и про Фудзи тоже, – уклончиво качнул головой Мияма. – Я его по многим доскопримечательностям водил. Показывал тоже много разностороннего.

– Во-во, то-то я смотрю, прилетел прямо сам не свой. Надо же, как на него Япония повлияла. Ведь что значит древняя культура! Небось, картин там насмотрелся, скульптур всяких. Такое вытворяет, чего за ним раньше никогда не водилось. Хотя и в годах уже… Ставит меня иногда в такое… затруднительное положение…

При этих словах глава Управления внешних сношений мечтательно улыбнулась и слегка облизнула пухлые губки.

– Безусловесно, – с готовностью кивнул Мияма, – наша культура очень древняя, самосбитная и очень духовитая, почти как ваша. Она может очень поддохновлять иностранных посетителей, особенно на высоком правительственном уровне. Если только ее правильно представить и приоткрыть в нужном аспекте. Когда ваша правительственная делегация посещала в апреле Токио, я лично взял Александра Гермогеновича под запеку и всю неделю его запекал. Мы ведь давно хорошие знакомые. Впервые встретились пять лет назад в Москве на фестивале японской культуры. Я еще тогда читал свою программовую лекцию в Библиотеке Иностранной Литературы «Русский дух и японская плоть». Вы, наверное, помните, если знакомились с программой?

– Нет, к сожалению, меня тогда в Москве не было. Пять лет назад я совсем по другому ведомству выступала.

– Да? По какому же? Не по внешним сношениям?

– Почему? Как раз по внешним. Только в Сочи. Сношения были зашибись. Так уставала иногда, что подняться утром сил не было.

– Неужели? – посочувствовал Мияма. – И работу приходилось пропускать?

– Нет, как можно! У нас с этим было строго. Там, в постели, и работала. На дому.

А потом я на Олимпиаду переключилась. И такой пошел поток! Все отели лихорадило. Принимали, конечно, по строгому отбору. Конкурс был страшенный. Слава Богу, Пискарев мне повстречался. Он тогда за культурную программу Олимпиады отвечал. Ему моя работа сразу понравилась, пригласил к себе в команду. Ну, и жизнь наладилась. Как-то я с ним сразу нашла общий язык. То есть язык-то был мой, но, в общем… После Олимпиады я сразу в Москву переехала, пришла в Минкульт и с тех пор вкалываю, как сивка-бурка, на благо нашей великой родины. Одна беда – дома редко бываю: все-таки департамент внешних сношений.

– Все время в командировках? – посочувствовал Мияма.

– Да, и в командировках тоже. Сношений слишком много.

– Вы, наверное, несколько языков знаете? – с тайной завистью в голосе осведомился Мияма.

– Да на что они мне?! – искренне удивилась Надежда. А переводчики-то? Только свистну, так их целая орава набежит. Статус у меня нынче не тот, чтоб языки учить. Одного языка мне вполне для всего хватает. Вот этого!

Надя игриво высунула розовый кончик языка и поводила им из стороны в сторону, слегка вращая.

– Это Вы вон как русский-то выучили! Молодец! Полиглотик вы наш!

– Спасибо, я очень люблю русский язык, – растрогался Мияма. – Учу его уже тридцать лет. Век живу – век учу. Великий, могучий, правдивый и свободный. Незачерпаемый язык! Особенно обожую русские идиоматизмы. Есть такие колоритные!

– Да, колоритных идиотизмов у нас хватает, – согласилась Надежда Кузьминична, чтобы не обидеть гостя. – Такой уж народ, что с ним поделаешь!

За приятной беседой время пролетело незаметно. Черный Ауди плавно притормозил у дверей отеля, и Мияма в сопровождении очаровательной начальницы департамента решительно двинулся к дверям «Балчуга Кемпински», где, по распоряжению всезнающего Симомуры за ним был зарезервирован скромный номер с видом на Кремль, всего по полторы тысячи долларов в сутки. Когда на последней встрече Мияма пытался возражать, предлагая ограничиться номером за восемьсот долларов, а остальное выдать ему наличными на непредвиденные расходы, Симомура отрезал:

– Делайте что вам сказано, профессор. Пора бы уже уяснить, что в России ценится то, что блестит. Если у президента на руке часы за миллион долларов, у премьера должны быть не меньше, чем за восемьсот тысяч, у вице-премьеров не меньше, чем за семьсот, а у пресс-секретаря не меньше, чем за шестьсот. То же самое с костюмами, машинами, квартирами, виллами, яхтами, ресторанами, любовницами и любовниками. Если вы хотите, чтобы вас принимали всерьез нужные нам люди в политике и в бизнесе, вам придется познакомиться с продукцией лучших дизайнерских домов и научиться проигрывать целое состояние в подкидного дурака. Говорят, это любимая игра русских. О деньгах не беспокойтесь: на время командировки мы открываем для вас неограниченный кредит в банке Мицуи-Сумитомо. Золотую карточку вам вручат перед отъездом. Наши специалисты позаботятся о вашем обмундировании. Если спросят, откуда средства, скажете, что ваше семейство – совладелец железнодорожной компании Хансин, а сами вы вхожи в высшие правительственные круги. И не забудьте при этом сделать вот так.

Симомура мечтательно закатил глаза и указательным пальцем правой руки ткнул куда-то в потолок. Мияма повторил этот жест и в заключение еще слегка покачал в воздухе указующим перстом, за что удостоился одобрительной усмешки Симомуры и похлопывания по плечу. Однако Симомура совсем не принимает в расчет русское гостеприимство, – подумал профессор. – Ему не дано постигнуть русскую духвитость…

В «Балчуге» оказалось очень мило. Двухкомнатный люкс-сюит, куда его проводила лично начальница отдела внешних сношений Министерства культуры, располагал к мечтательной медитации. Отпустив беллбоя с двадцатидолларовой бумажкой, Мияма вопросительно взглянул на свою очаровательную спутницу.

– Если вы не против, профессор, – радушно предложила Надя, – мы с Александром Гермогеновичем приглашаем вас сегодня на Ассамблею.

– Не против, – подтвердил Мияма. – А что это такое? Заседание Думы? Или Совета Федерации?

– Что-то в этом роде. Вам понравится, – заверила Надежда Кузьминична, зардевшись легким румянцем. – Так сказать, по закону гостеприимства… Небольшой корпоратив в экзотическом стиле. Там сегодня будет много VIP гостей – кое-кто из Совмина, из Думы тоже, из министерств… Сам Семен Захарович обещал заглянуть – это ведь его мероприятие!

Последний довод, вероятно, был настолько веским, что на этом Надежда Кузьминична решительно пресекла диалог, встала и пошла к двери.

– Жду вас через двадцать минут в вестибюле, – бросила она на ходу.

Мияма не знал, что такое корпоратив, но покорно вытащил из дорожной сумки походную бритву Браун с тремя плавающими лезвиями и направился в ванную.