Электронная библиотека » Игорь Вардунас » » онлайн чтение - страница 17


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 01:34


Автор книги: Игорь Вардунас


Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Тут он обычно озарял Озона зубастой ухмылкой.

– Или, по-твоему, корабли на Марс по-прежнему на керосине летают?

Падре, подняв круглое плоское лицо, улыбался.

– И что же говорит теория струн?

За Беком не задерживалось.

– Человеку доступно сколько измерений, три? А вампиру как минимум шесть. Вот Центурион сквозь стены ходит? Ходит. И у меня уже получается иногда. И я даже думаю, что вампир может осваивать новые измерения, потому что способности постоянно развиваются.

Тут обычно вклинивался фанат старого кино Симба.

– Гонишь ты все. Мы ведь не в реале, а в цифре. Старый фильм смотрел, «Матрица»? Так там был чел, Нео, тоже сквозь стены ходил. Просто особая программа.

Бек, как выяснялось, «Матрицу» смотрел и легко поражал оппонента на его же поле.

– Если матрица, тогда уж агент Смит. Нео не мог никого заражать, а Смит копировался в обычных юзеров… вирусная программа, сечешь? Точно как мы.

Херувим-Хер, двадцать третья буква русского алфавита, молчал. Впрочем, он всегда молчал. То ли был немым от рождения (но как его тогда взяли на Фронт?), то ли дал невесть кому обет безмолвия. Молчал, светясь в сумраке нежным овалом лица и напоминая ангела с рождественской открытки. Это впечатление, как и в случае Центуриона, был обманчивым – Херувим очень скоро стал самым сильным бойцом в группе, чем вызывал лютую зависть Бека.

– Нет, послушайте, – снова врывался в разговор Падре, – вся беда оттого, что человек и вампир разделены. Если раздернуть электрон на частицу и волну, что будет хорошего? А им бы слиться опять, и тогда…

– Возникнет совершенное существо, во всем подобное богу, – ядовито завершал фразу Озон-Бозон.

За это его и не любили в отряде, а только терпели.

Но такого он в письмах матери не писал.

* * *

На первом инструктаже, сразу после прибытия на базу, Центурион прочел своей группе краткую лекцию по технике безопасности. Это было привычно, а вот детали лекции вызвали у Озона нервный смех.

– Осиновый кол и вообще любое дерево в сердце – правда, – говорил Центурион, заложив руки за спину и вышагивая перед выстроившейся пятеркой. – Насчет головы – тоже правда. Остальное – полная лажа.

– А солнечный свет? – решился Бек.

Перевозили их в кузове крытого брезентом и воняющего бензином грузовика. Когда Центурион стукнул по борту и велел вылезать, за брезентом оказался глубокий вечер. Что не помешало Озону отлично видеть, а ведь до этого незалеченная куриная слепота (генетический дефект и еще один раздражающий подарок матушки, во всем любящей естественный ход вещей) изрядно его доставала. Мир был резок, сфокусирован, четок, но болезненно черно-бел. Белое с серыми полосами туч небо, черные деревья в лесу. Черная (на самом деле синяя) форма товарищей с белыми клиньями погон. Белое лицо Центуриона, черные глаза, серый кривящийся рот. Ночное зрение хищника в поиске жертвы. Их не кормили с утра, и голодовка начала сказываться.

Это не был тот дикий, разъедающий нутро голод, который помнили «реформированные» из диких Симба и Падре. Скорее, гложущее, нудное, как зубная боль, неотвязное беспокойство. Легкая чесотка под кожей. Желание бежать (куда?) и делать (что?). Дневные рационы уже ожидали в палатке-столовой, но сначала полагался инструктаж. И Озон терпеливо стоял, переминаясь с ноги на ногу.

В ответ на вопрос Бека куратор ухмыльнулся:

– Много ты тут видел солнца? Но если хочешь точные сведения, то нет. Нет, мы не сгораем на солнечном свету. Дело в цифре или в чем другом – не знаю. Солнечный свет обжигает глаза и слепит, это правда, но надо просто сузить зрачки. Вот так.

И куратор показал, превратив зрачки в узкие щели. Красиво. И страшновато, как и все, связанное с новой жизнью.

– И последнее. Кровь. Мы питаемся только син-кровью.

При этих словах он вытащил из кармана форменных штанов фляжку и хорошенько к ней приложился. Обычная хромированная фляжка в кожаной оплетке. Старлей Вереснев в такой носил коньяк. У Центуриона во фляжке был, похоже, совсем не коньяк, потому что на губах после нескольких глотков осталось густо-темное. Облизнувшись, куратор договорил:

– Человеческая кровь, неважно чья – своих или противников – под запретом. За нарушение – смерть. А теперь можете питаться.

И они пошли питаться в хлопающую на резком ветру – снабженцы плохо натянули – палатку. У син-крови в жестяных термосах был привкус железа и сладковато-кислый запах. Чем-то она по вкусу напоминала кисло-сладкие тефтели, которые мама готовила Озону в детстве из настоящих – а не синтетических – помидоров и соевого мяса. Более жидкая, чем кровь, но гуще воды, она приятно грела желудок… и не насыщала. Беспокойство оставалось, и с каждым жадным глотком Озону все яснее становился последний и самый важный запрет.

Бек, попробовав, конечно, сплюнул:

– Холодная. Гадость. А настоящая, – тут он клыкасто улыбнулся тихо заправляющимся Симбе и Падре, – тепленькая, небось.

Симбу передернуло. Падре поднял на Бека блестящие, похожие на маслины глаза и спокойно ответил:

– Теплая. Даже горячая. Но когда пьют тебя, становится очень холодно.

Бек – редкий случай – не нашелся, что ответить.

Херувим не стал пить вместе с остальными, а спрятал термос в заплечный мешок. Может, стеснялся?

* * *

База их группы находилась в хвойном лесу. Единственная палатка – столовая, куда снабженцы подвозили свежую син-кровь. За палаткой небольшая землянка, там пункт связи. Медный телефонный провод немного смешил Озона. Зачем в виртуальном мире телефон? Зачем телефон вампирам, читающим мысли на расстоянии? Еще там стоял черный, молчаливый куб полевой рации, которая на памяти Озона не включалась ни разу. Очередной милый анахронизм Фронта. По словам Бека, портативные радиостанции появились только перед Второй Мировой.

За палаткой – обширная вырубка, где располагалась тренировочная площадка. Лабиринт – каменные и бетонные стены, скрещивающиеся под странными углами, «летная» вышка (пока у новобранцев получалось только красиво с нее падать), ну и обычная полоса препятствий: рвы, колючка. Несколько турников.

Палаток под сон и личные нужды бойцов не полагалось. К счастью, байки про склепы и непременную дневную спячку в гробах тоже оказались мифом. Падре, Симба, Бек и Озон по-первости располагались на «дневку» в лесу, в густой тени ельника. Редкий солнечный свет резал нетренированные глаза. Здесь же обычно и перекусывали. Где дневали и питались куратор и Херувим, неизвестно. Когда Бек однажды попробовал пошутить на эту тему, Херувим смерил его прозрачным ангельским взглядом – так, что пробрало даже стоящего рядом Озона. Шестым чувством, хребтом он ощущал, что из всех них, включая Центуриона, именно Херувим был самым опасным. Что видели эти небесно-голубые глаза? Из какого сектора, из какого круга ада поисковые отряды приволокли «дикого» Херувима? Все скрывало неизменное молчание хрупкого, как восьмиклассница, и безмятежного, как летний полдень, бойца.

Уроки рукопашного боя, в которых так преуспели Херувим и Бек, Озону давались с трудом. Он не обрел пресловутой вампирской ловкости, и при каждой подсечке Центуриона мешком валился на вытоптанную траву или рыжую хвою. Может, все дело в том, что Озон не понимал смысла этих тренировок? Зачем развивать гибкость и быстроту, когда тело наполняла железная необоримая сила? Он мог ударом ноги сломать сосну. Пальцами мог раскрошить ее жесткий морщинистый ствол, руками выдернуть из земли под треск сопротивляющихся смерти корней. Однажды в нехарактерном для него азартном порыве связал узлом и вновь развязал стальной турник. Так к чему ему приемы рукопашной? С кем он будет драться – с «дикими» кровососами? Ну разве что с ними, потому что обычный солдат противника сломался бы в его руках, как сухой ивовый прут.

«Специальные» навыки давались Озону лучше. Особенно полеты. Он всегда хотел летать, но антиграв-паки стоили дорого. Слишком дорого для сына учительницы биологии и служащего маленького страхового агентства. Когда Озону было лет двенадцать, он попытался записаться в общество планеристов и в первый и последний раз был жестоко порот отцом. Тот не уважал реконструкторскую технику. Может, из-за своей профессии?

И вот сейчас, наконец-то, получилось. То есть получилось не сразу, а только на третьей неделе обучения, но раньше, чем у остальных. Небольшая деревянная площадка «летной» вышки ухнула вниз, и открылось черно-серое древесное море. Озон видел все. Белку, спешащую вверх по стволу. Сову, нацелившуюся на белку. Сорочьи гнезда и старый бурелом, ручьи, заросшие осокой болота, погнутые ветром стволы – чересполосица света и тени в сиянии полной луны. Почему-то луна над базой всегда была полной. Еще одна аномалия. Сейчас она белым кругом висела, бежала, летела над головой, и Озону захотелось помчаться вверх, к луне, казавшейся откинутой крышкой небесного люка. И воздух вокруг, воздух, который должен был холодить, стегать в лицо и задерживать полет, никак не ощущался – словно Озон уже воспарил в чернильный космический вакуум. Луна светила так ярко, что затмевала звезды, и Озон подумал, что отныне и навсегда она будет его единственным солнцем.

Потом, конечно, пришлось возвращаться и смотреть, как остальные прыгают с вышки и тяжело (Херувим – легко, а Бек – с громкими проклятьями) рушатся на утоптанное поле внизу. Но этот первый полет он запомнил навсегда.

Еще ему нравился «бег теней». На первый взгляд, очень просто: бежать по лесу, ни разу не выходя из тени, сливаясь с ней, невидимым – но не невидимкой. Превратиться в морок, в ту самую волну, о которой твердил Падре.

– Стать невидимкой может любой дурак, – говорил Центурион. – А ты попробуй оставаться видимым и при этом сделать так, чтобы тебя не замечали. Держись в тени. Держись за спиной. Держись на самой границе поля зрения, мерцай, как воздух в жаркий день. Это настоящее искусство.

Наверное, Центурион был разведчиком до того, как стать вампиром. Озон даже хотел пару раз спросить у него, а не из пропавшего ли он у Охтицы взвода… но так и не собрался с мужеством. Здесь никто не любил говорить о прошлом. Кроме Бека, а Бек не шел в расчет.

А затем наступил тот день. День, когда он не смог написать домой. И наступил значительно раньше, чем миновали оставшиеся полгода срочной службы.

* * *

Все началось просто и буднично, так, как начинается самое поганое в жизни. В землянке связи зазвонил телефон. «Кто говорит? Шпион. Что вам надо? Агента Моссада. Для кого? Для шефа моего». Но, конечно, все было не так, как в дурацком и не очень понятном стишке. Звонил Кривицкий. Группа получила первое задание.

В двадцати километрах вглубь вражеской территории располагался аэродром. Но базировались там, по информации Кривицкого, отнюдь не маломощные «этажерки». Противник опять нарушил правила. Там располагалась засекреченная батарея реактивных минометов. Такое иногда случалось. «Энигма» соблюдала нейтралитет, но порой кто-нибудь из рядового персонала соглашался рискнуть. Разумеется, не бесплатно. Скандал обычно замалчивался, потому что, если бы дело достигло СМИ, пришлось бы признать, что весь Фронт – фикция, иллюзия, игра. А это было бы невыгодно всем заинтересованным сторонам.

Группе поручалось проникнуть на охраняемую территорию вражеской базы и нейтрализовать противника. Если проще – уничтожить всех артиллеристов и обслуживающий персонал. Краткая и понятная вводная, не вызвавшая у Озона никаких вопросов. Мошенников следовало покарать.

Ему плохо запомнилось начало операции. Возможно, память Озона была мудрее его самого и хотела сохранить лишь главное.

Закат. Красная полоска в тучах. «Бег теней», настолько стремительный, что древесные стволы сливались в черную массу. Потом из облаков вырвалась луна, и отряд был уже рядом с вражеской базой. Легко сняли часовых. В сером молозиве темнели рыла зачехленных установок. Крики. Липкая кровь на лезвии ножа. Кого-то выволокли из землянки, он упирался, однако недолго – крикнул и затих. Дольше всего не сдавался командный бункер, но железную дверь вышибли взрывчаткой и перерезали всех внутри. Были клубы вонючего дыма. Был резкий свет электрической лампочки под потолком, блеск пылинок. Снова кровь – на столе с картой, на стенах, на пульте связиста, совсем не похожем на механизмы Первой Мировой. Затем кто-то, кажется, Падре, разбил лампочку, и стало темно и тихо. Очень сильно пахло кровью. Чесотка под кожей разрасталась, доходя до мучительной рези… Надо было выбраться из бункера и глотнуть свежего воздуха, чтобы унять этот зуд.

А потом выяснилось, что пятеро солдат противника успели уйти в лес. Их вычислили по запаху. И Центурион приказал Озону и Беку догнать беглецов и уничтожить.

Тут память снова включилась, услужливо подсовывая четкие до тошноты картинки. Наука Центуриона пригодилась – они с Беком взвились в воздух и понеслись над верхушками сосен и залитыми луной прогалинами. Наверное, так совы преследуют добычу, но летели они куда быстрее сов. Быстро, как ястребы, только ястребы не охотятся ночью. Не прошло и нескольких минут, как внизу заблестела вода. Беглецы уходили вверх по ручью – может, понимали, кто гонится за ними, и хотели сбить охотников со следа. Пять маленьких с высоты фигур, поспешно шлепающих по воде. Увидев их, Бек рассмеялся и с хищным криком спикировал вниз, на спину последнего из беглецов. Озон чуть задержался: как раз на ту секунду, которой хватило, чтобы увидеть – Бек не вытащил нож.

Воздух, такой неощутимый и мягкий, вдруг ударил его под дых. Солдат почувствовал, что падает, и тяжело рухнул в ручей. Будь Озон человеком, тут бы ему и конец, потому что дно усеивали острые камни, лишь едва покрытые водой. Но сейчас он вскочил и, поднимая тучи брызг, кинулся к Беку и его жертве. Марсианин вытащил вражеского бойца на берег и склонился над ним. Враг – крупный, в серо-зеленой униформе и высоких сапогах – хрипел и сучил ногами. Бек делал с ним что-то, и Озон с обморочной ясностью осознал, что. Остальные противники бежали вверх по ручью, даже не пытаясь спасти товарища. Озон последним прыжком выскочил из воды и рванул Бека за плечо. На него уставилось измазанное темным лицо. В глумливом свете полной луны кровь на губах марсианина казалась черной.

– Нельзя, – выдохнул Озон и тряхнул товарища за плечо. – Нельзя, нам запретили, понимаешь?

Бек отмахнулся, и Озон вверх тормашками полетел в ручей. В рукопашной марсианин всегда был первым после Херувима.

Острые камни. Холодная вода. Лежа лицом вниз в ручье, Озон понял, что еще способен чувствовать холод. Он снова вскочил и кинулся на Бека.

Они катались по берегу, то падая в ледяной поток, то выбираясь на глинистый, засыпанный хвоей склон. Озон не мог победить марсианина, но мог хотя бы не выпускать его, не дать ему совершить дальнейшие убийства.

Впрочем, надолго его не хватило. Бек закрутил ему руку за спину и уселся сверху, дыша в затылок металлическим и кислым. Кровяной дух больше не казался Озону соблазнительным. Скорее, вызывал тошноту.

– А кто видит? – сладко пропел Бек. – Си-Три наш проверять каждого жмурика не прибежит. Ты, что ли, ему доложишь? Ты, да?

И макнул Озона головой в ручей. Не выпускал долго, словно надеялся утопить. Когда отпустил, Озон затряс головой, задыхаясь и фыркая, – хотя дышать ему было вовсе не обязательно.

– Хочешь знать, какая она на вкус? – зашептал марсианин на ухо. – Офигительная. Лучше не бывает. Тебе надо попробовать. Это что-то, Бозон, – вставляет лучше крэка и всякой сенсорики. Чувствуешь себя таким сильным и легким, и этот долбанный зуд проходит. Давай, догоним остальных, я даже уступлю тебе парочку.

– Сдохни, гад! – Озон рванулся, пытаясь дотянуться до своего ножа.

Бек треснул его лбом о камень, так сильно, что посыпалась гранитная крошка и из ссадины закапало темное. Кровь вампиров пахла иначе, чем людская. Острее. Насыщенней. Как старое вино по сравнению с разбавленным пивом у деревенской кабатчицы.

– А знаешь, я не буду догонять остальных, – хмыкнул Бек. – Человеческую отраву я уже распробовал. А вот вампирскую еще нет. Потом ткну тебя суком под ребро… скажу, что те ребята тебя насадили. А пото…

Слова его оборвались свистом и хрипом. В затылок Озона что-то плеснуло. Темный круглый предмет запрыгал по камням и скатился в воду. Озон, опираясь на руки, приподнялся и медленно обернулся. На берегу у него за спиной лежало безголовое тело Бека, а рядом стояли Центурион и Херувим. Херувим зачехлял свой длинный тесак. Центурион хмурился. Лунный свет зажигал в его глазах холодные искорки.

– В каждом новом наборе кто-то срывается, – бесстрастно проговорил куратор. – Первое задание – всегда проверка. Ты прошел. Он – нет.

Центурион пнул ботинком труп.

Херувим, сунув тесак в наголенные ножны, дернул командира за рукав и кивнул на барахтающегося в раскисшей глине Озона. Куратор и рядовой обменялись взглядами, значения которых Озон не понял. Затем Центурион присел рядом на корточки и, глядя в сторону, спросил:

– Почему ты остановил Бека?

Озон провел рукой по затылку. Вытер замаранную ладонь о гимнастерку.

«Надо будет помыться в ручье», – рассеянно подумал он.

– Отвечай на вопрос, солдат.

– Куратор, вы сами говорили – нам запрещается пить человеческую кровь.

– Только поэтому? Только из-за запрета?

Озон потупился. Он смотрел на собственные измазанные в грязи колени, на текущую мимо воду. Ручей успокоился, и между черными макушками выступающих из воды камней пролегла лунная дорожка. Поток пронес одинокий березовый листок, изъеденный тлением, почти прозрачный. На Фронте снова наступала осень. Хотя прекращалась ли она когда-нибудь? Озон не помнил.

– Нет, – в конце концов ответил солдат. – Не только. Я не хотел, чтобы он убивал людей.

– Но это наше задание.

– Знаю. Но оно не обязано нам нравиться, так? Мы не должны получать удовольствие от того, что делаем.

Озон вскинул голову, ожидая упрека… взыскания. Центурион смотрел на него задумчиво. Херувим ангельски улыбался. Куратор поднял голову и, неестественно вывернув шею, оглянулся на напарника. Херувим чуть заметно кивнул. Снова обернувшись к Озону, куратор медленно проговорил:

– Ангел считает, что ты нам подходишь. Он давно к тебе присматривается. Я не настолько уверен, но готов рискнуть.

Озон удивленно вскинул брови.

– Подхожу для чего? И почему вы назвали Херувима «Ангелом», командир?

– Куратор, – мягко поправил Центурион. – Придержи вопросы до следующего четверга. Тогда все узнаешь.

Ручей чуть слышно плеснул, словно подтверждая обещание.

3. Заговорщик

– Падре?

– Да?

Падре сидел на поваленном сосновом стволе и перебирал черные бусины на нитке. Такая у него была привычка. При вопросе Озона он поднял голову и улыбнулся. Почему-то после смерти Бека к его бывшему однополчанину в группе стали относиться куда лучше. Даже Симба, который вроде бы с Беком приятельствовал.

Озон уселся рядом и спросил:

– На Фронте есть ангелы?

Падре поморщился. Симба, валявшийся на траве и делавший когтем зарубки на деревянной рукояти ножа, фыркнул:

– Конечно есть. Ты ведь при поступлении на службу заполнял анкету?

Озон кивнул.

– И что написал в пункте «Вероисповедание»?

– Ничего.

– Ничего. А если бы написал «христианин» или «иудей», то всякий раз, когда ловил бы пулю, за тобой являлись бы две роскошные телки с крыльями. Религиозное лобби пробило.

Падре при этих словах нахмурился. Озон растерянно взглянул на него.

– Тебе это не нравится?

Бывший священник, перекинув еще пару бусинок, пожал плечами.

– Мне не нравится обман. А на Фронте его и без того хватает.

– То есть эти ангелы… – Озон замялся. – Они не настоящие? Просто программа?

Симба осклабился:

– Почему же. Знаешь, как еще при царях всякие институтки медсестренками на фронт шли? А тут та же фишка. Богатенькие девки идут в «Службу милосердия». Типа, долг родине отдают.

Отложив нож, он поинтересовался:

– А чего это тебя на ангелов потянуло? Потрахаться захотелось?

– Нет. Так… – сумрачно протянул Озон.

* * *

Настал и четверг.

После обычных тренировок Центурион объявил, что Озону следует поупражняться в рукопашке. Падре и Симба при этом переглянулись, но вопросов задавать не стали – отвалили в лес на дневку. Над лесом еще стояла луна, изъеденная, как головка сыра, и такая же плесневелая и зеленая. Тени сплетались с тенями, и новобранец с куратором были как две тени, мелькающие между сосновых стволов. Озон сам себе боялся признаться, до чего же ему это нравится. Нет, конечно, не пить кровь. Но бег, свобода, ветер, свистящий в лицо, собственная легкость и почти прозрачность…

– Чем больше дар, тем больше расплата, – тихо выдохнул кто-то у него над головой, в темных ветвях.

Озон остановился так резко, что заскользил на опавшей хвое и хлопнулся на задницу. Центурион тихо рассмеялся. Ему ответил другой, более звонкий смех, и на землю спрыгнула тонкая фигурка.

– Херувим… То есть Ангел. Так ты можешь говорить? – выдохнул Озон.

– Могу. Но предпочитаю молчать. А ты можешь летать, но предпочитаешь ползать.

– Я же не птица, – сердито огрызнулся парень. – И крыльев у меня, знаешь, тоже никогда не было.

Бледные глаза Ангела блеснули совсем рядом. В ноздрях защекотало – Ангел пах кровью, остро и пряно. Не син-гадостью, а настоящей. Откуда?..

– Ах. Так мальчик все понял. И что, мальчик? Хочешь посмотреть на мои шрамы?

Озон мотнул головой.

– Не думал, что ты девушка, – вот и все.

– Я давно уже не девушка…

– Хватит препираться, – бросил Центурион. – Мы и так опаздываем.

Не сказав ни слова, Ангел взвился – или взвилась? – в воздух. Куратор отстал на долю секунды, а вот Озону пришлось догонять. Луна, воняющая плесенью, неслась за правым плечом, и в фальшивом сосновом лесу под ними ухали фальшивые совы.


Озон ожидал чего угодно, но только не церкви. Из тех деревенских церквушек, что всегда стояли у разбитых фронтовых дорог. С низкой оградой, заросшим березами кладбищем и непременными вороньими стаями на потускневших куполах. У этой, впрочем, купол был дырявый, с покосившимся шпилем. Сквозь дыры сочилась луна, и вообще это была, кажется, не православная церковь, а кирха. Скамейки для паствы валялись сломанные и перевернутые. На полу темнели доски, груды мусора – и все же кирха не выглядела покинутой. Кто-то очень старательно украсил центральное большое распятие гирляндами чеснока и сухими цветами. Пахло чесноком, мышами, свечным воском и тленом. За одной из колонн вниз, в черноту, уводила узкая лестница. Ступеньки упирались в запертую на замок решетку. Склеп? Озон вздрогнул. Сразу вспомнились все истории про то, как вампиры спят в гробах и по ночам выбираются на охоту. Но ведь им не нужны были гробы…

Впрочем, долго размышлять не пришлось. Их уже ждали. Несколько человек (вампиров, мысленно поправился Озон) сидели на возвышении рядом с кафедрой. Еще парочка устроилась на обломках скамей. Лица белыми пятнами выделялись во мраке, но Озон старался не приглядываться. Почему-то ему не понравилось это сборище, хотя рядом был Центурион, – а кому еще доверять, если не Центуриону?

Куратор мягко надавил на плечо, заставляя сесть. Когти неприятно царапнули кожу сквозь ткань гимнастерки. Озон опустился прямо на пол, на трухлявые доски, скрипнувшие под его весом. Ангел присела на корточки рядом. Запах крови куда-то исчез. Теперь от нее потянуло ландышами. Озон понял, что беззастенчиво пялится на грудь девушки, пытаясь обнаружить под мешковатой тканью более соблазнительные формы. Ангел, как будто подслушав его мысли, лениво потянулась. Парень быстро отвел взгляд.

– Да не стремайся ты так, – шепнула она. – Конечно, на пятый размер не тяну, но Игорь пока не жаловался.

– Игорь?

– Ваш Центурион… Тсс!

Озон почувствовал, как краснеет. Оказывается, и у вампиров кровь приливает к щекам… и не только… Вот черт!

Центурион взобрался на кафедру и медленно оглядел собравшихся. И снова Озона пробрала жуть – в том, как вращалась голова куратора над воротничком гимнастерки, было что-то неестественное, омерзительное. А сам-то?

– Вижу, у нас трое новичков.

Центурион говорил тихо, но голос его отчетливо разносился под высоким сводом.

– Представляться не обязательно. Я в двух словах опишу, кто мы такие и зачем пришли сюда. Потом можете задавать вопросы.

В голове Озона крутился единственный вопрос, не имевший ни малейшего отношения к делу, – где ее крылья? Симба говорил, что у ангелов есть крылья, а сама она сказала про шрамы. Крылья оторвали? Отрезали? Как это случилось? Он опять взглянул на сидящую рядом девушку, чувствуя, как жалость мешается с любопытством, а отвращение с желанием. Она совсем не была похожа на Марфеньку. И ни на одну из его одноклассниц. Ни на одну из встреченных им прежде. Она убивала, быстро и беспощадно. Она пахла кровью. У нее были глаза цвета льда. Она была опасна, и она была с Игорем-Центурионом – то есть, опасна вдвойне…

– Брось пялиться и слушай, – прошипела Ангел.

Озон вздрогнул и обернулся к кафедре. Центурион говорил, и, кажется, уже долго.

– …давно утратила смысл. Если верить массовой пропаганде, воюют государства. На самом деле все происходит не так. Вы никогда не задавались вопросом – какой смысл имеет война в виртуале? В прошлом войны велись за территорию, за веру, за ресурсы. Какую же выгоду можно получить от войны за то, чего не существует в реальном мире? Как победа или поражение на Фронте могут повлиять на экономику и политику Тыла?

– Никак! – гаркнул кто-то с места.

Наверное, такой же новичок, как Озон.

– Верно. Никак. Так почему же война продолжается?

– Понижение агрессивности? – более неуверенно отозвался тот же голос.

– Пропагандистская чушь, – отрезал Центурион. – На Фронте учат убивать людей. Как это может понизить агрессивность?

Озон перевел взгляд вверх, где сквозь прорехи в крыше тянулись длинные пальцы луны. А ведь Цен прав. Почему он сам не задумывался об этом раньше? Но тогда получается…

– Престиж? – предположил еще один голос.

– Верно. Престиж. Но чей? Государственный? Тратить уйму человеческих ресурсов на то, чтобы добиться престижа в виртуальной игре? Звучит довольно глупо. На уровне государственной политики – самоубийственно. Такая игра могла продержаться несколько лет после Третьей Мировой, когда все еще были напуганы разрушениями. Но она длится уже не один век. Так каков же ответ?

– Вот трепач, – шепнула рядом Ангел. – Как любит покрасоваться. Год его кровью не пои, дай блеснуть интеллектом.

Волосы на виске Озона тронуло ее дыхание, и внутри что-то сладко заныло. Слова Центуриона доносились как сквозь вату.

– Кому выгодно продолжать эту бескровную бойню? Русскому Сектору? Евроатлантическому? Индокитайскому? Вы хотя бы знаете, кто ваши противники? Не условные «немцы», «австрияки» и «япошки». Кто скрывается под этими масками? Вы уверены, что по ту сторону линии Фронта в окопах не ваши соседи, ваши одноклассники, ваши друзья?

– Задрал, – выдохнула Ангел прямо в ухо Озону. – Пошли, покурим?

Озон захлопал глазами.

– А можно?

Хихикнув, Ангел вцепилась холодными пальцами ему в руку и потащила к выходу.


Они устроились на ступеньках. Впереди чернели каменные кресты. За ними угадывалась зубчатая полоска ельника. Луна, налившись кровью, скатывалась за деревья.

Ангел вытащила из нагрудного кармана пачку сигарет – и откуда достала? Предложив одну Озону, щелкнула зажигалкой. В свете крохотного огонька в глазах девушки блеснули красные искры. Затянувшись, она тонкой струйкой выдула дым и сказала:

– На самом деле все просто. Нас покупают концерны, владеющие каналами. Слышал такой термин – «high bidder»? Кто больше заплатит, у того больше солдат и красочнее шоу. Люди тратят на эту чушь уйму денег, ведь все подсели на Фронт. Плюс понты. Плюс еще, конечно, «Энигма». У них контрольный пакет акций Фронта, и они платят бешеные налоги. Так что, получается, прямая выгода всем. Федеральный бюджет получает бабло, каналы получают рейтинг, зрители – развлекуху. Так-то, маленький. Миром правят деньги.

Озон почти не слушал. Он смотрел на губы, выдувающие сизые облачка дыма. Сигарета погасла, и Ангел щелчком отправила окурок в кусты.

– Что молчишь?

Парень пожал плечами:

– Не знаю. Пару месяцев назад я бы, наверное, бегал кругами и злился на весь мир. А сейчас мне все равно.

– Правильное отношение.

Девушка улыбнулась и придвинулась ближе. Будь она живой, Озон бы ощутил тепло ее кожи – но и так было хорошо.

– Ты всегда такой правильный? – шепнула она.

В свете красной луны прозрачные глаза Ангела отчего-то казались черными. Черными, как вампирская кровь…

– И не зови меня «Ангелом», – попросила она, склоняясь ниже. – Глупое имя. Выдумки Игоря. Меня зовут Люси…

Озон целовал ее и почти не замечал боли от впившихся в губы острых зубов. Кровь текла по подбородку, но быстрый язычок слизывал все до капли. Ногти царапали шею. Из распахнутой двери церкви несло чесноком и склепом. В небе хохотала пьяная луна.


Всего трудней было смотреть в глаза Центуриону. Особенно потому, что Озон знал теперь его имя.

Куратор, казалось, и не заметил их отлучки – когда парочка вернулась в церковь, собравшиеся обсуждали поездку в Москау. У Озона кружилась голова. Он не понимал, на кой вампирам сдалась Москау. В виртуальной проекции столицы не было ничего, кроме госпиталей, заводов и складов. Центурион говорил о том, что они будут сопровождать цистерны с син-кровью, которые получат в Москау по накладным. У Озона чесались десны и губы, хотя ранки уже, конечно, затянулись. Ангел вспорхнула к провисшим потолочным балкам, а затем уселась на выступ прямо над распятием и теперь казалась настоящим ангелом. Херувимом, с небес оплакивающим деревянного Христа. На шее у Христа висела связка чеснока. Из подземелья, где, несомненно, прятались гробы, раздавался стук костей – или это стучали зубы Озона? Он отчего-то никак не мог согреться. Наверное, оттого, что давно отвык чувствовать холод. Как там говорил Падре? «Когда пьют тебя, становится очень холодно». Она выпила всего несколько капель, так ведь? Или?..

Озон встал и, пошатываясь, выбрел за дверь. Над верхушками леса на востоке занимался бледный рассвет. Над могилами стлался волглый туман, воздух киселем стоял в легких. Казалось, еще минута, и земля раздастся, выпуская из себя…

На плечо легла чья-то рука. Подняв голову, Озон встретился взглядом с куратором. Тот смотрел на младшего без улыбки и как-то странно… сочувственно, что ли?

– Она всех так проверяет, – тихо сказал Центурион.

А, может, и не сказал, а просто подумал, потому что губы у него при этом не двигались.

– Пробует на вкус.

Красный огонь в зрачках куратора потух, и Озон неожиданно понял, что глаза у него самые обычные, серые.

– Не обольщайся, парень. Мы для нее – только пища. Она не может пить син-кровь.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации