Текст книги "Тритоновы очки. Сказки"

«Вдруг действительно поможет», – думал Шоколадный и послушно следовал рекомендациям друга. Обильное питание подкрепляло его силы и приводило к увеличению шоколадной массы, но никак не противодействовало её потерям во время бесед с друзьями.

А старые приятели, которые нежданно-негаданно появлялись в его доме, – Пшеничный с Солёноогуречным, Виноградный с Плодово-ягодным – не оставляли времени на размышление. Звенели стаканы, хрустели огурцы, и беседа набирала бешеные обороты. Хозяин терял не столько шоколад, сколько контроль над собой – ему вдруг начинало казаться, что он отлично отдыхает!

После такого «отдыха» диван на сутки оставался его единственным пристанищем, он был уверен: шоколадным ему теперь не быть никогда.

– И не надо! Избавьте меня от друзей моих, от врагов я избавлюсь сам!

«Нет, – мучительно ворочались мысли страдальца, – человечек не есть то, что он ест… Человечек есть то, что он пьёт! И кто такую отраву придумал?..»

В сумрачные дни болезни Шоколадный Человечек не знал, куда деть свою двухпудовую голову, чтобы не слышать никаких мыслей. И тут навещал его Солодовый Человечек. Тут уж сам хозяин лизал гостя! И, бывало, так налижется, что не только голова переставала болеть, но появлялись даже силы продолжать «активный отдых»!

Вслед за Солодовым обычно являлись Пшеничный или Плодово-ягодный человечки. Поскольку дружить с Солодовым без Пшеничного – всё равно что пускать деньги на ветер.

Товарищи по застолью не были душевными друзьями, и шоколада в это время наш человечек не терял, хотя и не наращивал тоже. Бурная беседа порой доходила до мерянья силами и борцовских упражнений. А если в их компанию попадали посторонние, не согласные с ними человечки, шли в ход кулаки!

На Шоколадного обижались все человечки – и Марципановый, и Уксусный, и Горчичный… Они избегали встреч.

Или это только казалось ему?

Когда Шоколадному Человечку становилось совсем тяжко, он отправлялся в странствия. С его отъездом рвались дружеские связи, зато ему не надо было думать о шоколаде, печалиться о его убывании или заботиться о восполнении. Пшеничный Человечек был рад составить ему компанию и подкреплял решение Шоколадного планами поехать к одним знакомым или к другим, провести время с шашлычными или, на худой конец, плавлено-сырными друзьями. Заканчивались такие странствия, как обычно, диваном, но только не своим родным, а чужим.

Шоколадный Человечек смотрел в чужой потолок, вспоминал события, которые привели его на этот диван, и мучительно размышлял, как теперь смотреть в глаза друзьям.

Что им сказать?.. Ведь они так хорошо относились к нему! Помогали, когда надо, переживали, если он болел или даже просто хандрил, делились с ним и горем, и радостью. А он!..

Шоколадный Человечек начинал скучать по друзьям и чувствовал, что нет на свете людей ближе, чем они. В общении с ними он, конечно, теряет свой шоколад и частенько остаётся без сил. Но как можно дружить иначе – не отдавая себя другим до конца, не жалея себя?!

«Надо лишь научиться восстанавливать шоколад! – наконец понял Шоколадный Человечек. – И не усиленным питанием, а тесным общением с Подателем шоколадных сил! И не позволять внутреннему механизму потреблять драгоценный шоколад. А для этого нужно каждому человечку обрести внутреннее молчание. Ведь когда нет ни тягостных мыслей, ни пустопорожних переживаний, шоколад восполняется сам собой…

Будто Податель – внутри нас».

Три поросенка, три дома

Илюше – радетелю за чистоту нашей планеты посвящается

Жили-были три друга, три поросёнка.

Звали их Хряк-Хряк, Хрюк-Хрюк и Хрюк-Хряк. Каждый из них был готов ради другого пожертвовать всем, чем угодно, даже своим мнением. Но споров у них почти не возникало, потому что если один начинал упорно отстаивать свою точку зрения, другой старался поскорее согласиться, чтобы не разгорелся пожар неприязни.

Единственный раз они не пришли к согласию – когда строили свои дома.

Хряк-Хряк утверждал, что надо строить из кирпича: дом будет прочным, надёжным и защитит от всяких напастей. Хрюк-Хрюк убеждал, что лучше бревенчатого дома быть ничего не может: в нём легко дышится и так же легко живётся.

Ну а Хрюк-Хряк не горячился.

– Надо строить дом из соломы, – сказал он просто. – Быстро, тепло, уютно!

– Ты ещё коровьи лепёшки собери, – засмеялись Хряк-Хряк и Хрюк-Хрюк, – построй себе кизяковый коттедж.

– А что, – не принял шутку Хрюк-Хряк, – получился бы очень тёплый дом! Его и отапливать не надо было бы… Только коров нынче маловато. Колхоз давно развалился, а все колхозники в городах охранниками работают.

– Ещё бы! – сказал Хряк-Хряк. – Как же без охраны! Не успеешь сделать что-либо или прикупить, сразу упрут. Я себе и забор кирпичный возведу, высокий!

– Правильно, – подтвердил Хрюк-Хрюк. – На охранное агентство надейся, а сам не плошай! Я частокол из жердей поставлю, остриями вверх. Пусть желающие попробуют перелезть!

– Давайте один дом на всех построим, – предложил Хрюк-Хряк. – Большой. На всех. И экологичный, и… дружный!

– С твоей экологией далеко не уедешь, – не согласился первый товарищ-поросёнок. – Что о нас другие подумают? Надо всё же марку держать. Без марки в наше время ты никто, ноль без палочки.

– Двадцать первый век! – подхватил второй товарищ. – Новые технологии! Клеёный брус! Лёгкая надёжная кровля. Экологичные утеплители…

И взялись они за строительство.

Каждый строил, как хотел, как считал правильным.

У Хряк-Хряка, как говорится, всё было схвачено. Машины с кирпичом подъезжали одна за другой, цементный раствор тёк непрерывной рекой, и вскоре металлочерепица вишнёвого цвета увенчала просторное здание Хряк-Хрякова жилища. Не замедлил строитель и с забором, которым он обнёс всю территорию, отгородившись от соседей, автотрассы и досужих зевак.

Хрюк-Хрюк тоже споро сложил дом из клеёного бруса. Хотя изготовление самого бруса затянулось и его пришлось ждать – очередь большая, желающих много, а клея мало. Ондулин шоколадного цвета, которым он покрыл крышу, оттенил естественную структуру древесины, и дом получился на славу! В нём действительно дышалось легко, несмотря на то что запах пропитки выветрился не до конца.

Труднее всего оказалось строительство соломенного дома. Колхозные поля давно не засевались полезными культурами и зарастали сорняками да молодыми деревцами. Возможно, кто-то будет утверждать, что сорняки с деревьями растут сами и засаживать ими земли не надо. Может быть. Однако уж очень плотно и настойчиво они заполняли невозделанные земельные угодья. Поэтому участие какого-то сеятеля всё-таки приходится предположить…

Так где же было взять Хрюк-Хряку соломы?

Но достать солому – это ещё полдела. А вот как высушить блоки из соломы и глины, если по всему земному шару глобальное потепление (двадцать первый же век на дворе!) и потому всё лето не прекращаются проливные дожди и температура как поздней осенью? Вот и жалей, гражданин Хрюк-Хряк, что остался при своём мнении, а не послушался умных и деловых товарищей…

Однако долго ли, коротко ли – и Хрюк-Хрякова соломенная постройка приняла своего жильца.

Стали три друга, три наших поросёнка, жить-поживать, то к одному, то к другому в гости похаживать. Каждый показывал своё жилище, рассказывал подробности очистки сточных вод (об экологии же надо заботиться!) или вентиляции комнат (новые материалы так хорошо изолируют, что свежего воздуха совсем не пропускают).

Но домик Хрюк-Хряка вызвал больше насмешек и шуток, нежели восторгов.

– А что, – спрашивал Хряк-Хряк, – если чихнуть посильнее, домишко твой не развалится?

– Не развалится! – отвечал Хрюк-Хряк. – Смотри, какой крепкий! – и он изо всех сил бил кулаком по стене.

– Если зимой у тебя будет холодно, как на улице, приходи ко мне греться, – предлагал Хрюк-Хрюк. – Видел мою печку? Жару на всех хватит.

– Если что, приду, – опять же серьёзно отвечал Хрюк-Хряк. – Но и ты, если дрова кончатся или печь дымить начнёт, приходи ко мне: посмотришь, тепло ли у меня будет.

– Печи, конечно, сейчас частенько дымят, – подхватывал Хрюк-Хрюк. – Хороших печников не сыскать. Все норовят жить в загазованном месте – в смысле, где газ есть… Поэтому печники не востребованы и квалификацию теряют. А жить так, как мы, посреди поля, где ни газу, ни дорог… Большим энтузиастом природной чистоты надо быть!

– Да и раньше с печниками не всегда просто было, – утверждал Хряк-Хряк. – Один старый хряк рассказывал, как он в молодости дом строил. Печника целый месяц на себе приносил. Тот поработает маленько и… отдыхать. А хряку приходилось ещё и в магазин бегать, специальной такой отдыхательной жидкостью отдых обеспечивать. Но печка, говорил, классная получилась.

– Да, – задумчиво возглашал Хрюк-Хрюк, жалея, что великоискусные мастера перевелись.

Все расходились по своим замечательным домам, довольные и собой, и природными условиями. И своими домами.

Хряк-Хряк, кстати, зная печные трудности, поставил в доме котёл на пеллетах и закупил их в большом количестве.

Так и жили бы три наших поросёнка, если бы не нагрянули природные катаклизмы, которыми нынешний век уж очень богат.

Злобный, накопивший несметные миллионы на эксплуатации кроликов и цыплят, бизон Биг-Бон устал жить среди небоскрёбов и денежных банкнот, которые он пересчитывал каждый день, слюнявя копыта. Ему захотелось свежего воздуха, тишины и чистой экологии. В поисках такого, не тронутого ничьей жадной рукой, ме́ста он прибыл в места́, не столь отдалённые от тех, где жили три поросёнка.

– Ага! – плотоядно изрёк он и почесал рога о забор Хряк-Хряка, когда добрался на своём джипе до кирпичного дома. – Вот где мне будет жить легко и вольготно! Ну-ка, поросёнишко, пусти меня к себе!

– Что ты, Биг-Бонище, – возмутился Хряк-Хряк, – ты же такой здоровенный! Разве ты сможешь вместиться в мой скромный домик? И гаража для твоей машинки у меня нет.

– Ничего, гараж ты построишь! А если в доме будет тесновато, ты пристройку попросторней сварганишь, – ахнул копытом Биг-Бон.

Эти богатеи всегда так! Им лишь бы денег не платить да слабых притеснять. Хлебом не корми, а дай попритеснять!..

И полез Биг-Бон в дом Хряк-Хряка. Протискивается, мычит, а пролезть в узкую дверь не может.

– Знаю, – говорит, – что надеющемуся на богатство можно даже в игольное ухо пройти, так неужели в такой просторный дом не вмещусь?!

Вместиться-то он в конце концов вместился.

Да от дома ничего не осталось!

Хряк-Хряк едва ноги унёс, чтобы под грудой кирпичей во цвете лет не погибнуть.

Что делать? Жаловаться? Кому? За спиной Биг-Бона – вся сила и власть! У него схвачено и перехвачено всё то, что Хряк-Хряку и не мечталось. Другая, понимаете ли, финансово-весовая категория.

Ничего не попишешь.

Пришлось оставшемуся без крова поросёнку к товарищу идти, в дом к нему проситься.

А Хрюк-Хрюк и хотел бы своему ближнему помочь, да Хрюшка его любимая, которая прочно обжилась в его клеёно-элегантном доме, запротестовала.

– Зачем, – говорит, – я с тобой связалась! Если ты всяких бездомных бомжей в дом приводишь! Выбирай: или я, или… Но если не я – такое тебе устрою!.. Мало не покажется.

Втянул Хрюк-Хрюк голову в плечи да и пустился наутёк, подальше от Хрюшкиного гнева. Знал, что под её горячее копытце лучше не попадаться.

Пошли они с Хряк-Хряком пиво пить, горе своё горевать.

– А всё-таки жалко твоей этой… – хотел Хряк-Хряк поточнее (и поприличнее) слово подобрать, да так и не подобрал, – жалко ей дом оставлять. Может, в суд на неё подать?

– Что ты! – замахал лапами Хрюк-Хрюк, чуть кружку с пивом не опрокинул. – Ей тогда всё мое имущество присудят. Сам подумай, на чьей стороне будет справедливость, если у неё такая фигура, глаза да ресницы?! Последние кроссовки придётся отдать. На танцы не в чем будет пойти… Подождём немного, она оттает, угомонится. Ей ведь тоже без меня несладко. Кто печку топить будет? В магазин бегать? В кино её водить?.. Да и вообще она ничего… Просто, бывает, находит на неё.

Пришлось Хряк-Хряку к Хрюк-Хряку плестись.

Хоть сомнительный… то есть соломенный у того дом, а всё крыша над головой!

А Хрюк-Хрюк немножко нахрюкался, покипятился, отлежался в тёплой луже… да и вернулся под горячий бок к своей Хрюшке-симпатюшке.

Наступили времена совсем уж неблагоприятные – экологически.

Директор химического завода, расположенного довольно далеко от места проживания трёх поросят, решал свои личные проблемы за счёт трудового народа. Ему грозили огромные штрафы, если он не установит новые, исправно работающие, очистные сооружения. Через три дня должна была нагрянуть проверочная комиссия и окончательно порешить: оштрафовать директора или принять от него… некоторую финансовую помощь для более успешной работы комиссии. Волк Пил-Полк, сидевший в директорском кресле завода не один десяток лет и давно получивший среди трудового народа кличку Полкан, долго не раздумывал. Первым делом он, нацепив золотые очки на кончик длинного носа и пристально просмотрев деловые бумаги, в том числе и банковские счета, приказал спустить все отходы производства, требующие очистки, прямо в речку! Ночью, чтобы никто не увидел.

Увидеть-то не увидели, но… почувствовали.

Во-первых, воду, окрасившуюся в оранжево-сиреневый цвет, почему-то (это для трудящихся – почему-то, а посвящённые всё знали) стало невозможно пить.

А во-вторых…

Тут надо ещё сказать, что в это время стояла страшная засуха. Пил-Полк думал, что это ему на руку. Отравленная вода быстро впитается в сухую землю, мол, или испарится, и никто ничего не заметит. Да и вообще, он больше думал о том, что выгоднее: штраф или… ну, эта, как её… взятка – будем называть вещи своими именами. Поэтому ему было не до засухи и не до сточных вод, будь они неладны.

Но штука в том, что когда долго стоит страшная засуха, она заканчивается страшной же грозой!

Откуда гроза берёт воду? Да откуда только может, в том числе – и от испарений реки, которая в жаркие дни испаряется особо интенсивно.

Даже если вода в ней оранжевая или, к примеру, вдруг сиреневая.

А какие последствия от кислотного дождя, не говоря уж о грозе, получаются, рассказывать можно очень долго.

В общих масштабах – не будем рассказывать. А в частных…

Например, дом Хрюк-Хрюка…

Ох-ох! Ондулин шоколадного цвета сначала побледнел, потом посерел, а затем взял и… растворился. Будто его и не бывало.

Хвалёному брусу клеёному тоже досталось: он превратился в обгрызенные жерди, неровно лежавшие друг на друге. А поскольку они с каждым часом становились всё неровнее, к вечеру они просто-напросто рассыпались и стали грудой никуда не годных, даже на дрова, скелетов.

А дом Хрюк-Хряка?

Все кислотные капли-потоки благополучно стекали со скользкой соломенной крыши его дома. Жильцы даже и не почувствовали, что дождь, обрушившийся на их жилище, какой-то особенный. Только Хряк-Хряк воскликнул, глядя в окно, из которого наблюдались метаморфозы Хрюк-Хрюкова особняка:

– Как хорошо, что я не в своём доме! Что́ стало бы с моей вишнёвой металлочерепицей?!

Хрюк-Хрюк с Хрюшкой разбежались в разные стороны, не успев даже попрощаться. Хозяин дома, уже, к сожалению, бывшего, моментально вспомнил о друзьях-товарищах и их соломенном доме.

Хрюшка же сиганула в сторону… химического завода.

– Это круто! – заявила она директору Пил-Полку. – Мне нравится твоя предприимчивость. Буду работать у тебя секретаршей. Берёшь? – и хлопнула ресницами так очаровательно, что директору ничего не оставалось, как только согласиться. Тем более на следующий день ожидалась злополучная комиссия, а кто им, этим комиссионерам, различные напитки подносить будет? Чай, например, или кофе…

Но приехавшая комиссия быстро разобралась со всеми по закону: волка Пил-Полка – в тюрьму, а Хрюшку – на биржу труда.

Хрюк-Хрюк же доплёлся до соломенного дома и робко постучал в дверь…

Радости трёх поросят не было конца!

С тех пор они жили вместе в соломенном доме, и мнения их больше никогда не расходились.

Ах, Повилика!

Не было на всем садово-огородном участке растения более сильного и цепкого, чем Вьюн!

К кому бы он ни приближался, ни для кого это ничем хорошим не кончалось. Растение попадало в крепкие объятия ловкого Вьюна и начисто лишалось свободы.

Увы! Таковы были плоды вьюнковой «дружбы»…

Но вот увидел молодой Вьюнок Повилику – тонкую, нежную, совсем какую-то воздушную. Даже корень её был настолько незаметным, что трудно было поверить, будто она питается через него соками земли, а не воздухом.

Очаровательна была Повилика!

Вела себя скромно и почти незаметно: потихоньку стелилась по земле, никого не задевая и никому не навязываясь. Только вздыхала иногда тоненьким голоском, обращаясь к соседу:

– Ах! Какой ты, Вьюнок, сильный и красивый! До чего же зелены твои листочки и как хороши на тебе бело-розовые колокольчики!

Голос её проникал прямо в самую сердцевину Вьюнка. Невозможно было остаться равнодушным! И полюбил он её, сильно полюбил…

А весна набирала силу, всё ярче светило солнце, пробуждая к жизни всякую травинку и былинку, питая своими лучами всякую тварь.

Рос на открытом участке сада и Подсолнух.

Он усиленно тянулся к солнцу: как только появлялись утром первые его играния, Подсолнух поднимал свою голову и подставлял круглый лик свету.

– Что ты так задираешь нос? – укорял его Вьюн. – Никого не видишь, ни с кем не хочешь разговаривать! Ты, видно, никого не любишь!

– Ну, что ты, Вьюнок, – отвечал Подсолнух. – Любить – это наше предназначение. Но чтобы любить какое-нибудь растение, например, красивый цветок, надо сначала по-настоящему полюбить солнце! Ведь оно даёт нам всем жизненные силы…

– Подумаешь, солнце! – фыркал Вьюн. – Оно далеко. За что его любить? А вот те, кто рядом… Посмотри, как хороша, как нежна Повилика!..

– Повилика, несомненно, хороша! – соглашался Подсолнух. – Но нельзя любить земное, не любя небесное!

Вьюн не слушал своего рослого соседа и тянулся к возлюбленной.

Ежедневно, раскрывая лепестки колокольчиков утренним лучам, просыпался Вьюн с мыслями о ней, ждал, когда увидит её, услышит ни с чем не сравнимый голос:

– Ах, Вьюнок! Какой сегодня чудесный день! Я так рада тебя видеть, что мне даже совсем не важно, светит ли на небе солнце, лишь бы видеть твои вьющиеся стебельки!

– И я рад видеть тебя, Повилика. Мне страшно хочется, чтобы ты всегда была рядом! Я готов цвести для тебя весь день и даже всю ночь…

– Ах! – шептала Повилика. – Какой ты хороший! Я без тебя жить не могу!

– И я, – звенел своими колокольчиками Вьюнок. – Я тоже без тебя жить не могу! Ты вся такая неземная… Я ничего подобного не встречал за всю свою жизнь, начиная с самой ранней весны!

И вот однажды Вьюнок протянул свои крепкие листочки Повилике, и она нежно обвилась вокруг его стебелька. А он, потеряв от счастья голову, обвился вокруг Повилики.

Теперь Вьюнок, просыпаясь утром, мог любоваться своей ненаглядной. Отныне они были всегда вместе: их объятия были нерасторжимы.

Земля прогрелась и стала сухой.

Повилика всё сильнее прижималась своими изящными присосками к стеблю Вьюна, и даже корешок, который связывал её с землей, пересох и оборвался. Она и впрямь стала неземной, и вся её жизнь отныне зависела от Вьюна.

– Ах! – томно вздыхала она. – Я жить без тебя не могу!

– Я всегда буду с тобой, Повилика, – заверял её Вьюн, – ты можешь положиться на меня. Моя любовь сделает тебя счастливой!

– Ах! – шептала Повилика возлюбленному. – Как хорошо мне с тобой! А тебе?

– И мне с тобой хорошо, Повилика! – с жаром соглашался Вьюн и старался вобрать из почвы как можно больше соков, чтобы хватило на двоих.

Он щедро дарил свои жизненные силы Повилике, которая всё крепче и крепче впивалась присосками в его стебель. Когда накрапывал летний дождик, а особенно после обильной грозы, этих сил хватало. Но как только наступала засуха, Вьюну приходилось очень тяжело.

– Ах! – горько вздыхала Повилика. – Твои объятия ослабели… Ты меня совсем не любишь.

– Люблю, – вяло, будто оправдываясь, отвечал Вьюн.

И чтобы доказать свою любовь, старался отдавать ей все свои соки до капельки. Он углублялся корнями в землю, выкачивал из неё последнюю влагу и питал свою возлюбленную. Лишь бы ей было хорошо, только бы она не увяла! Повилика расцветала, разрасталась и уже обвивала не только своего Вьюна, но и рядом растущие, совсем молоденькие сочные побеги вьюнков.

– Что же это? – ревновал её Вьюн. – Я целыми днями стараюсь для тебя, выбиваюсь из последних сил, а ты…

– Ах, мне не хватает твоего внимания, – оправдывалась Повилика, – ты стал какой-то безразличный! Я тебя уже не интересую, тебя не вдохновляет моя любовь.

– Повилика! Я изо всех сил стараюсь обеспечить твоё благополучие. Но ты ненасытна…

– А вот у этих прелестных вьюнков, – показывала Повилика на молодые побеги, в которые она уже впилась своими присосками, – хватает сил на всё!

– Может, я тебе совсем не нужен?! Пожалуйста, я тебя не держу. Оставь меня в покое и наслаждайся жизнью с юнцами-вьюнками.

– Ах, что ты! Ты же знаешь, как я люблю тебя! Я жить без тебя не могу.

Вьюн оттаивал от таких её слов, вспоминал раннюю весну, когда он был одинок и ждал любви. Вспоминал счастливые дни, когда обрёл её…

Ведь так хороша была Повилика!

Но воспоминаниями долго сыт не будешь.

– Обратись к светилу! – уговаривал изнемогающего Вьюна Подсолнух. – Оторвись хоть ненадолго от своей Повилики! Ваша зависимость друг от друга закончится плачевно. Нельзя жить, не получая сил от солнца!

– Пока я буду пялиться на солнце, Повилика найдёт себе другого… Я докажу ей, что лучше меня никого нет!

– Ты опять только про неё! Взгляни на солнце, погрейся в его ласковых лучах… Почувствуй его любовь, и тогда у тебя появятся силы любить Повилику.

– Твоё солнце нисколько не питает, а наоборот, только сушит землю! – возражал Вьюн. – Ты же вымахал и стал таким дылдой уж никак не благодаря солнцу. Если бы не было под тобой плодородного слоя и питательных дождей, твой ствол не был бы таким толстым и мясистым, а твоя голова не была бы усеяна вкусными семечками.

– Плодородная земля очень нужна! И вода, несомненно, тоже. Но без солнца, без его жизнеподательных лучей и земля не сможет ничего родить, и вода не сможет помочь ей в этом!

Лёгкий ветерок перебирал золотистые лепестки Подсолнуха, делая его ещё более похожим на маленькое солнышко. Повилика давно уже засматривалась на него и даже пыталась подружиться. Однако все её попытки обвить его массивный ствол заканчивались неудачей. Нет, обвить-то получалось, а присосаться и пить жизненные соки – никак.

– Фу, толстокожий! – фыркала Повилика.

А Подсолнух тянулся к солнцу и просто-напросто не замечал её.

Вьюн же сколько ни старался, а больше, чем ему было отведено земной природой, дать не мог. Большинство его некогда звонких колокольчиков окончательно засохли, а те, что ещё бледнели на ярком фоне зеленеющей Повилики, роняли на землю последние семена: следующей весной новые молодые вьюнки будут украшать землю и ждать любви, играя бело-розовыми колокольцами…

А Повилика, ловко извиваясь, отпала от безвременно засохшего Вьюна, приблизилась к плодоносящему Крыжовнику и воскликнула:

– Ах! Какой ты пышный и красивый! Как налились твои янтарно-зелёные ягодки!..