Текст книги "Леди Горничная"

Глава 8
Кто такая Гортензия Симмонс

– Итак, господа и лорды… и дамы… и ле… и дамы! Давайте разберемся.

Обладатель жирного начальственного баса и впрямь оказался начальником полиции Приморска, и фигуру имел тоже весьма… пухлую. Да попросту походил на булку в сюртуке, и выглядел бы уютно и даже добродушно, если бы не выглядывающие из пухлых щек глазки-буравчики. Будто мышь или даже хорек залезли внутрь булки и теперь выглядывают в прогрызенные дырочки.

С трудом переплетя толстенькие, как колбаски, пальцы, господин начальник полиции один за другим водрузил на них все три подбородка и по очереди испытывающе воззрился на всех нас – Барраку, Зарембу, командора, меня…

– Разберемся?

На мамаше-южанке из поезда взгляд дал сбой – дама подпрыгнула на скрипучем стуле и ее голос, и без того пронзительный, достиг нестерпимого крещендо:

– Да если бы я не забеспокоилась, что нашей спасительницы нет среди пассажиров… Если бы не разыскала лорда командора Рагнарсона… Было бы поздно! Боги знают, что могло случиться… даже самое страшное! – южанка задохнулась и крепко прижала ладони к обширной груди.

Троица полицейских и даже командор Рагнарсон взирали на эту грудь с немалым интересом.

Я тоже… покосилась. На появление командора я надеялась… рано или поздно. Но было бы скорее поздно… если бы не эта дамочка. Надо же, беспокоилась, разыскивала… Что ж ее подвигло на такие хлопоты? Благодарность за детишек? Все может быть, конечно…

– Леди Летиция, вы уверены, что эти негодяи не сделали ничего… непоправимого? – она повернулась ко мне.

Конечно, сделали! Чулки порвали и это уже не поправишь.

– Я… я не могу об этом говорить! При мужчинах! – прижимая ладонь ко лбу, выдохнула я.

Конечно, не могу: разве они оценят трагедию порванных чулок по достоинству?

– Госпожа Влакис… – инспектор Баррака поглядел на нее с высокомерной снисходительностью, которую тем не менее старательно маскировал под уважение. – Мне жаль огорчать вас, но эта… особа… – последнее слово он обронил через губу, – всего лишь мошенница, пытающаяся выдать себя за леди! Может, с такими наивными, доверчивыми дамами как вы это бы и прошло…

Инспектор переоценил наивность госпожи Влакис – та сразу поняла, что ее назвали дурой. Глаза ее блеснули.

– Но я – инспектор полиции! – Баррака приосанился. – Мне не составило труда выяснить, что ее зовут Гортензия Симмонс…

Брови гарнизон-командора медленно поползли вверх, начальник полиции закашлялся, а госпожа Влакис… похоже, у госпожи Влакис тоже была бабушка, и ее тоже учили взгляду «Сударь, вы идиот!»

– Как в оперетте? – сладким голосом поинтересовалась южанка.

– Какой… оперетте? – растерялся инспектор.

– Модной… Столичной… – все еще кашляющий господин начальник потянулся к графину с водой.

– «Гортензия Симмонс» называется: о мошеннице, выдающей себя за леди, – мягко закончил командор.

Инспектор похлопал глазами как разбуженный филин, а потом перевел на меня взгляд, пылающий черным пламенем Междумирья.

Я вскочила, и с визгом метнулась в угол:

– Не подпускайте его ко мне, умоляю!

– Эта дрянь снова соврала! – инспектор ревел как левиафан в тумане.

– Не смейте кричать на леди! – верещала южанка.

– Молчать! Всем! – от рыка командора содрогнулись стекла в окне.

Привставший было начальник полиции плюхнулся обратно в кресло.

В приоткрывшуюся дверь сунула чья-то перепуганная физиономия – и тут же спряталась.

В кабинете стояла тишина.

– Леди… – убедившись, что все молчат, начал командор Рагнарсон… Подумал и исправился на нейтральное. – Сударыня… Вы сказали инспектору, что вас зовут Гортензия Симмонс?

– Он обещал мне всякие ужасы, если я еще раз назовусь леди Летицией де Молино. Что мне оставалось делать? – жалобно протянула я.

– Она самозванка! – вскипел инспектор, поймал ледяной взгляд северянина и тут же умерил тон. – То говорит, что маг, то – что леди, то вдруг горничная…

– Что леди – маг, мы все имели возможность убедиться, – напомнил командор.

Инспектор вдруг замер, приоткрыв рот. Посмотрел на меня дико, облизал губы…

– Вы можете как-то подтвердить свою личность? – обернулся ко мне гарнизон-командор.

Я глубоко, даже мучительно задумалась. И наконец пробормотала:

– Документы подойдут?

– Нет у нее никаких документов! – заорал инспектор и… начальник полиции кивнул. Почти кивнул. Едва-едва удержался, в самый последний момент…

Я в ответ удивленно похлопала глазами… запустила пальцы за корсаж… и вытащила. Документы.

– А ну дай сюда! – инспектор рванул бы ко мне, но до того безучастный и неподвижный Заремба все также плавно скользнул следом… и мгновенно скрутил его, с силой приложив об стенку.

– Эммм… Позволите взглянуть? – и начальник полиции потянулся за моими бумагами. Натолкнулся на мой изумленный взгляд, вздрогнул, точно опомнился… торопливо заложил руки за спину и уже смотрел как положено, из моих рук.

Я звонко щелкнула ногтем по артефактной печати, отзывающейся только владельцу, и по бумаге побежала радужная надпись:

«Летиция-Ингеборга-Маргарита-Агнесса из рода де Молино, отец – Криштиан, лорд де Молино, мать – Ингеборга, урожденная Тормунд…»

– Но… почему вы не предъявили свои документы инспектору? – вскричал начальник полиции.

– А вдруг он тоже поддельный полицейский, как тот, что собирал документы у пассажиров третьего класса? – похлопала глазами я.

В кабинете снова воцарилось молчание…

– Почему вы решили, что полицейский – поддельный? – осторожно спросил начальник.

– Но он же никому не дал справку об изъятии! Не мог же настоящий полицейский не знать, что никто, даже полиция, не имеет права забрать документы имперского подданного, не выдав соответствующей справки?

– Не мог… – убито согласился начальник.

– Я испугалась, что этот не-полицейский может быть замешан в катастрофе с поездом! – с видом серьезной озабоченности сообщила я.

– И прикрылись иллюзией! – вместо меня закончил командор, поглядывая на начальника полиции с кривоватой усмешкой.

– Ну что вы, лорд Улаф, там же вокруг люди! Я слабосилок, на многостороннюю иллюзию меня не хватит, – покачала головой я, – я просто сунула ему вместо документов свой носовой платок.

Господин начальник полиции бросил быстрый взгляд на осанистый шкаф с перекошенными дверцами. Хочет проверить, лежит ли среди изъятых у третьего класса бумаг женский носовой платок?

Командор едва заметно кивнул: сообразил и почему я работаю горничной, и зачем мне нужна была кровь его людей для пентаграммы. Увы, что бы ни говорил в свое время отец, слабый дар не исправить даже самым лучшим образованием.

– Что ж вы… не сообщили? Не пожаловались? – процедил наконец начальник полиции.

– Кому? – удивилась я. – Господину инспектору и его… подручному, – я скользнула взглядом по Зарембе, тот остался невозмутим, – …которые собирались меня пытать?

– Они не собирались! – вяло возразил начальник.

– А ножи и щипцы принесли, чтоб омара разделать? Если мы сейчас зайдем к инспектору в кабинет, то найдем там множество омаров. Так и кишат! – фыркнула я. – Я решила, что у вас тут все полицейские – не полицейские! Тем более, про прорыв меня почти и не спрашивали – только как меня зовут!

– Ты сбежала! А потом несла невесть что! – взвыл инспектор.

– А вы хотели, чтобы леди молча терпела ваши издевательства? – ринулась в бой госпожа Влакис.

– Да не сейчас! – отмахнулся инспектор. – Раньше! Когда мы разобрались, откуда начался прорыв, оказалось, что ни одного пассажира из того купе нет: ни старухи, ни коммивояжера, ни этой вот… леди… – как худшее из ругательств выплюнул он. – Пропали! Что мы должны были подумать?

– Что ваши люди отправили меня на склад багажа, к пассажирам третьего класса? Где вы меня и нашли? – кротко предположила я. – В гостевой дом ко второму классу меня не пустили… уж не знаю почему.

Господин инспектор изволил открыть рот. Ему очень надо было отвести душу, и он собирался сказать гадость – уже привычную, про горничную и ее место. И его даже можно было понять: но можно – не значит обязательно так и делать, я и младшим Трентонам так всегда говорю.

– Ох, надо же еще компенсацию с дорожников стребовать! – озабоченно нахмурилась я. – Не обеспечили сервис согласно купленному билету.

– Они-то не виноваты! – мягко напомнил командор.

– Не моя печаль! – отмахнулась я. – Заплатят мне, а потом сами разберутся, кто за это… заплатит им.

Начальник полиции пальцем оттянул врезавшийся в складки шеи воротничок сорочки: служащие дорожной гильдии были известны – сказала бы – печально известны, но мне-то чего печалиться? – тем, что совершенно не выносили убытков! Виновников этих убытков, их да, случалось, выносили… ногами вперед. Рассказывали страшилки про людей, умерших от голода, пытаясь выплатить гильдии ущерб. Начальнику полиции немножко поголодать только на пользу, но в остальном я ему не завидовала: дорожники и так скоро примчатся из-за прорыва, а тут еще и я!

– Сударыня, естественные подозрения… – он нервно отер пот широким, как одеяло, клетчатым платком. – Мы не знаем, как произошел прорыв, а вы…

– Я тоже не знаю! – перебила я, удостоилась нового бешенного взгляда от Барраки и мило улыбнулась. – Я хоть и магистр, но не дорожник, а иллюзор! Могу только рассказать, что видела.

Я ведь не обещаю рассказать всё, что я видела!

– …Если этим, наконец, хоть кто-то заинтересуется, – не удержалась от шпильки я. Хотя почему – не удержалась? Этих, как степных баранов, постоянно тыкать надо, желательно палкой с гвоздем, чтоб шли куда следует, а не тупо кружили на месте.

– Я весьма интересуюсь! – немедленно отрапортовал гарнизон-командор.

– Вы, командор, человек военный, вот и занимайтесь своими военными делами, а расследование оставьте… – немедленно ощетинился инспектор.

– Имперским дознавателям? – невинно поинтересовался командор. – Они наверняка скоро прибудут.

Тоже знает толк… в палках с гвоздями. Эк господ местных полицейских перекосило-то знатно!

– Мы вас со всем вниманием слушаем, сударыня! – не давая разгореться новой перепалке, прогудел Заремба.

Я поглядела на него подозрительно – ножом не грозит, вон, даже улыбнуться пытается… Жуткое зрелище!

– Про старуху я уже рассказала…

Кажется, неукротимый инспектор хотел заставить меня повторить, но Заремба пнул его в лодыжку – из открытого рта Барраки вырвался только сдавленный сип.

– Безликие начали просачиваться внутрь, я и попутчик выскочили в коридор. Я заблокировала дверь купе артефактами из саквояжа.

– Саквояж был у коммивояжера? – морщась от моего монотонного рассказа, перебил инспектор.

– Нет, у меня.

– Почему?

– Потому что коммивояжер его бросил, а я схватила.

– Зачем? – процедил Баррака.

– Затем, что на безликих запертая дверь действует также сильно, как табличка «Не входить!» – вежливо пояснила я.

– А табличка действует? – заинтересовалась госпожа Влакис.

– Нет! – отрезала я.

– Вы не в том положении, чтобы язвить, сссударыня! – инспектор стремительно зверел.

– Для дам в положении путешествия через Междумирье категорически запрещены, – чопорно поджала губы я.

Инспектор на миг застыл с полуоткрытым ртом… и вдруг принялся краснеть, как гимназист в бане. Начальник полиции снова мучительно закашлялся.

– Инспектор… просто… удивляется… вашей сообразительности. Неожиданно для дамы в таком положении… э-э, в такой ситуации… еще и подумать об артефактах…

– Инспектору просто никогда не приходилось организовывать прием на двести персон: учишься думать быстро и обо всем сразу, – снисходительно кивнула я. – Я понимала, что артефакты плохонькие и долго не продержатся, поэтому побежала в соседнее купе…

– Почему тогда не поставили хороший артефакт – если понимали? – въедливо поинтересовался Баррака.

Я поглядела на него недоуменно.

– Не прикидывайтесь! – инспектору очень хотелось пристукнуть кулаком… хотя бы по ручке кресла, если уж по мне нельзя. У него даже рука дернулась, но под заинтересованными взглядами командора и госпожи Влакис он сдержался. – На детей Влакисов вы надели долговременный артефакт личной защиты…

– На мою дочь, – враз насупившись буркнула госпожа.

– Дети маленькие, защитного поля должно было хватить на двоих! – поспешила заверить я. Поэтому я и выбрала ту девочку, а не ее старшую сестру.

– А такой же блокировочный оставили валяться на полу в купе, утащив вместо этого саквояж с дешевками! – не дал сбить себя с темы инспектор.

Там был нормальный блокирующий артефакт? Вот же клятые демоны, могла б и догадаться! Старуха меня убить собиралась, а не себя, значит, кроме личной защиты у нее был и блокиратор на дверь. У нее или у коммивояжера? Стоп! Раньше об этом надо было думать, не сейчас, тогда б и геройствовать не пришлось.

– Поверьте, инспектор, если б я знала, что в купе есть нормальный артефакт, им бы и воспользовалась! А так пришлось брать, что дают, – я развела руками.

– То есть, вы утверждаете, что артефакт личной защиты вам тоже… дали? – мягко поинтересовался Заремба.

– Дали – это из рук в руки, – педантично уточнила я.

А не рывком с шеи…

– Я нашла его в купе. Надеюсь, вы больше не станете спрашивать, откуда я знала, что это именно артефакт личной защиты? Учебник артефакторики пятого года обучения, картинка на весь разворот, до сих пор помню.

– Вы героически спасали пассажиров… – ядом в голосе инспектора можно было отравить все южные герцогства разом.

– Вообще-то я армейцев искала. – перебила я. – Чтобы сообщить им о прорыве.

– К вам с невнятными криками ввалилась какая-то девица и вы тут же побежали за ней? – инспектор перевел взгляд на лорда Улафа.

Я потупилась: просто я умею разговаривать с армейцами.

– Как вы верно заметили, инспектор, я – человек военный. При крике «Прорыв!» – кстати, вполне внятном – мы первым делом закрываем прорыв… а не проверяем документы того, кто кричал, – поднял бровь командор.

– Я так понял, что прорыв закрывала как раз леди? – саркастически хмыкнул инспектор.

– Ни я, ни мои люди Академию не заканчивали, – пожал плечами командор. – Самоподдерживающая пентаграмма – это уровень магистра.

– А если бы у нее не вышло? – продолжал наседать инспектор.

– То леди бы сожрали вместе с нами – шансов удержать безликих у нас все равно не было, – командор пожал плечами с равнодушием человека, не собирающегося переживать по поводу просвистевшей мимо беды.

В кабинете снова примолкли.

– Я все равно настаиваю, чтоб эту женщину задержали, – откидываясь на спинку, так что стул качнулся на задних ножках, сухо объявил инспектор. – История ее неубедительна, а личность – сомнительна.

– Поддерживаю, – важно объявил начальник полиции. – Вы должны понять, сударыня! – в его голосе появились нотки доверительности. – Ваш попутчик исчез…

– И как его искать, вы понятия не имеете! – подхватила я. – А я осталась, поэтому буду отдуваться за всех. Дайте-ка мне бумагу, господин начальник полиции!

– Вы готовы написать признание?

– Заявление. Угрозы, пытки, попытка изнасилования со стороны инспектора Баррака и кто-он-там-есть Зарембы…

– Да кому ты нужна! – вопил как всегда инспектор, Заремба по-прежнему молчал.

– Задержание без предъявления обвинения…

– Имеем право на сутки!

– Задержать – имеете, отказаться принять заявление – нет, – под гневным взглядом начальника полиции я деловито извлекла из его роскошного бювара несколько листов неприлично дорогой веленевой бумаги, и заскрипела пером, – каковое надлежит передать в вышестоящие инстанции тоже в течении суток. А чтоб оно не потерялось… а то инспектор вот, когда нервничает, по полу бумаги расшвыривает, вдруг вы тут все такие… нервные…. Копию я отдам госпоже Влакис и лорду командору, и попрошу переслать секретарю дома Трентонов, госпоже Лукреции Демолиной.

– Очень нужно Трентонам… – презрительно начал инспектор.

– Значит, вам не о чем волноваться… – не прекращая писать, обронила я. Почему-то после этих слов Баррака заметно встревожился, а начальник полиции вытер побагровевшую лысину платком. – Также прошу вас, лорд командор, и вас, госпожа, свидетельствовать, что я не собираюсь брать на себя вину за нападение безликих на поезд, и если завтра вдруг заявлю что-то подобное, значит, меня заставили!

– Я не оставлю вас тут ни на минуту! – решительно объявила госпожа Влакис.

– Не волнуйтесь: убить они меня – не убьют, да и следов физического насилия оставить не посмеют… иначе имперские дознаватели решат, что местная полиция просто пытается скрыть побег настоящего преступника, – я подняла голову, полюбовалась на перекошенную физиономию начальника, и на всякий случай напомнила: – Коммивояжер-то у вас сбежал. Но доктора вы привезите, пожалуйста… будем фиксировать повреждения! – я с шиком расписалась внизу листа… и начала деловито снимать с него копию.

Начальник, инспектор и Заремба переглянулись у меня над головой.

– Я думаю, мы можем отпустить леди в гостевой дом, к другим пассажирам второго класса… – начал начальник полиции.

Я простонародно хрюкнула:

– Угу, чтобы ночью я оттуда исчезла, а инспектор Баррака скорбно качал головой, рассказывая, как он сразу меня заподозрил, но его не послушали и вот, пожалуйста – сбежала!

– Куда бы вы хотели отправиться, леди? – в голосе начальника полиции звучало не меньше ненависти, чем у Барраки. Что ж поделаешь, на уважение и взаимопонимание мы с ним с самого начала рассчитывать не могли.

– Куда и собиралась – в поместье к брату! – пробормотала я, не отрываясь от переписывания. Самое время снова стать леди и деликатно не мешать им переглядываться.

– Хорошшшо! – Баррака шипел как змея, которую завязывают бантиком. – Я сопровожу эту… Эту! В поместье!

Какая прелесть! Опасения О’Тула подтвердятся – я и вправду приеду в поместье с полицией.

– И если… Если! – продолжал Баррака. – Лорд де Молино подтвердит, что она вправду его сестра… И как глава рода возьмет на себя ответственность, что она явится в полицию по первому требованию…

Вот еще счастье: я от этой «ответственности главы рода» пятнадцать лет назад сбежала!

– В моей коляске! – холодно объявила госпожа Влакис. – И с моим кучером! И если ему только покажется, что вы, господа, снова ведете себя неподобающе… – она одарила полицейских весьма многозначительными взглядами.

– Я, пожалуй, тоже составлю компанию, – командор поднялся.

– Спасибо, лорд Улаф! Госпожа Влакис… – я направилась к дверям.

– Сударыня! – возмущенный возглас ударил мне в спину.

Я обернулась. Начальник полиции приподнялся, навалившись на стол изрядным животом, и многозначительно постукивал пухлым пальцем по моему заявлению.

– Вы ничего не забыли?

– Ох, ну конечно! Какая же я глупая! – я метнулась обратно к столу, и повернулась к командору, протягивая ему перо. – Засвидетельствуйте заявление, командор!

– А… вы не собираетесь его забирать? – пробормотал начальник.

Поверх затылка склонившегося над бумагой командора я изумленно воззрилась на начальника полиции:

– И зачем бы мне это делать?

Глава 9
Приданое и долг госпожи Влакис

– Красавцы! – восторженно выдохнула я.

Запряженная в открытую коляску пара и впрямь была чудо как хороша!

– Удивительно… – зачарованно выдохнула я, не сводя взгляда с двух лошадок изабелловой масти. – Они такие… соразмерные!

– Разбираетесь в лошадях? – поглаживая по носу потянувшуюся к ней лошадь, оживилась госпожа Влакис.

– Умеренно. Не заводчик, – не стала преувеличивать я. – Но тут и разбираться не надо – они великолепны!

– Великолепны, – как нечто само собой разумеющееся подтвердила госпожа Влакис. – У меня других не бывает.

– Господину Влакису принадлежит лучший конный завод в империи! – поторопился вмешаться инспектор.

– «Золотая молния Альгейро», – с усмешкой сказала госпожа Влакис.

– О-о-о-о… – уважительно протянула я. Насчет лучшего конного завода империи инспектор преувеличил, но… Альгейро – солидное имя, уважаемое, хоть и не аристократическое. А про Влакиса впервые слышу.

– «Молния» – мое приданое. Мне всегда нравилось возиться с лошадьми, вот родители и отдали, – госпожа Влакис привычно разломила яблоко, протягивая половинки лошадям на раскрытых ладонях, и строго скомандовала кучеру. – Будешь при леди де Молино, пока она тебя не отпустит.

– Сделаем в лучшем виде, хозяйка, не сумлевайтесь! – пробасил кучер, взбираясь на козлы.

– Вот вы где! – громкий девичий голосок заставил оглянуться – к нам, подхватив юбки, бежала старшая из барышень Влакис, которая в поезде застряла в купе вместе с папашей. В лицо я ее не запомнила, больше по кружевам панталон, торчавших из-под юбки, когда степняк-ротмистр ее на плече тащил. – Нас наконец отпускают! – запыхавшаяся барышня прижала руки к бурно вздымающейся груди. – Можно грузить багаж в коляску…

– Грузите… – согласилась госпожа Влакис, и ехидно добавила. – Если вам есть – куда. – и снова повернулась к кучеру. – И чтоб никуда, пока не убедишься, что с леди Летицией все в порядке. Жди сколько потребуется, потом мне доложишь. Все, езжайте!

– Куда – езжайте? Как? – барышня растерянно посмотрела на кучера, потом перевела взгляд на остальных – на кого угодно, кроме госпожи Влакис. – Что здесь происходит?

– Видите ли, госпожа Влакис… – неожиданно смутившись, забормотал Баррака.

– Старшая госпожа Влакис! – барышня вдруг стиснула кулачки и топнула ногой, зло глядя на инспектора. – Извольте называть меня как положено – старшая госпожа Влакис!

Инспектор на миг прикрыл глаза, кажется, спрашивал, за что ему все это.

Я могла бы рассказать, но меня он не спросил.

– Конечно, старшая госпожа Влакис! Госпожа Влакис… Я имею в виду, вот эта госпожа Влакис…

– Младшая! Младшая госпожа Влакис! – выкрикнула барышня и топнула ногой.

Вот я глупая: барышня, папаша… Совсем в столичной жизни погрязла, если умудрилась позабыть о милом нюансе в законах южных герцогств. Мужчина, в течении десяти лет не получивший от жены наследника мужского пола, имеет право жениться второй раз. Если вторая жена с успехом выполняет «главное предназначение женщины», родив сына, именно она становится законной супругой и хозяйкой дома, а первая должна убираться вон, или… с разрешения супруга и новой хозяйки может остаться на правах младшей, практически бесправной жены. Правда, новые имперские законы внесли в эту идиллию некоторые… изменения. Отменить право на вторую жену Его Величество и Имперский Совет не рискнули: в отношениях с южными герцогствами после войны возникло напряжение, а главное, в северных, наиболее пострадавших от войны провинциях тоже имелись изменения деликатного свойства, заставившие Его Императорское Величество счесть старый закон полезным в новых условиях. Но теперь, с правом женщин владеть имуществом, выставить первую жену из дома можно было… только с полным возвратом приданого.

Конного завода «Альгейро», например…

– …Госпожа Анита одолжила нам свою коляску! – выкрутился инспектор.

– Одолжила? Нашу коляску? – возмутилась младшая… то есть наоборот, старшая госпожа Влакис.

– Вашу, деточка? – сладенько удивилась младшая госпожа Влакис. – У вас есть своя коляска, Мариэлла? Как замечательно! Вот в нее вещи и грузите, а свою я одолжила нашей спасительнице. Поезжайте, леди! Вы уже на ногах не стоите – еще бы, после таких-то потрясений.

– Но… Там Хуан… мой кузен… он приехал нас встречать, и ждал, и устал очень, и теперь хочет уже отдохнуть… Он злится! – кажется, для Мариэллы это был последний, отчаянный аргумент.

Увы, Анита была безжалостна!

– О, так господин Хуан Горо вернулся из столицы? Так это же великолепно, значит, я могу вовсе не беспокоиться – брат обязательно позаботится о своей дорогой сестре, верно же, Мариэлла? – сладенько пропела она.

Выражение лица Мариэллы стало совершенно несчастным, а я как-то засомневалась, что этот неизвестный мне Хуан Горо и впрямь готов позаботиться о своей кузине. Скорее, ждет заботы от нее. И кажется, способен здорово испортить девочке жизнь, если этой заботы не получит. Ну что сказать… Занятно живет городок моего детства! Впрочем, выводы делать еще рано – слишком мало информации.

– Вы… очень любезны, госпожа Влакис-старшая и младшая! – я не стала уточнять, кто есть кто. – Буду рада видеть ваше семейство в имении де Молино!

– Уверены, что можете приглашать? – скривился в мою сторону инспектор.

– Обязательно буду! – младшая госпожа Влакис… которая старше… Анита! Анита Влакис возвысила голос. – Завтра же! И проверю… как вы добрались и устроились! – в ее голосе и брошенном на инспектора взгляде угадывалась угроза. Подумала мгновение… и вдруг обняла меня, прижав к пышной груди.

– Я могу нанять извозчика до имения, у вас дети и вещи… – шепнула я ей в ухо.

– Моих девочек… и мальчишку тоже… я отправила домой еще три часа назад, – также тихо ответили мне. – А коляска – самое малое, что я могу сделать для женщины, которая защитила не только его сына, но и мою дочь, – меня стиснули так, что я поверила – это милая толстушка может управиться и с конем, и с конным заводом, и… с чем угодно.

– Храни вас боги, леди! – она почти забросила меня в коляску, махнув кучеру – трогай! Так что инспектору и командору пришлось запрыгивать почти на ходу.

– Но… но как же? – донесся до меня растерянный голос юной госпожи Мариэллы. – Роланд тоже очень устал!

– Наш с вами супруг, деточка, взрослый мужчина и как-нибудь потерпит, – отрезала Анита.

– Я имела в виду маленького Роланда! Бедный мой малыш уже весь извелся!

– Да неужели? И давно вы его видели, такого бедного?

Извернувшись в коляске, я смотрела как юная Мариэлла вдруг принялась оглядываться, будто отыскивая потерянный багаж, судорожно вскрикнула и снова подхватив юбки, со всех ног кинулась обратно. Довольно ухмыляющаяся Анита неторопливо проследовала за ней.

– Совсем управы на подлых баб не стало! – проворчал инспектор, неодобрительно глядя ей вслед.

– И в чем же заключается подлость госпожи Влакис? – лениво спросила я. Я вот тоже устала. Сперва даже не заметила насколько, я сейчас почувствовала как сильно. Особенное пакостное состояние, знакомое только слабосилкам: отданные в поезде до последней капли силы восстанавливались теперь тоже по капле. Под грудью чувствовалась холодная пустота, будто я проглотила колючую горькую льдину, руки и ноги ломило, а тело отзывалось противной выматывающей слабостью. Да и пользу сна на полу в багажном отделении я переоценила. Хотя десять лет назад и под кустом умудрялась великолепно выспаться. Старею, не иначе… Немедленно захотелось покряхтеть, растирая поясницу, и прошамкать, прищелкивая вставной челюстью: «Третий дён суставы крутить, не инако – к дождю!» Даже жалко на минутку стало, что челюсть натуральная.

Инспектор поглядел с сомнением, решая, стоит ли вступать в беседу с подозрительной мной, но ценное собственное мнение распирало, отчаянно желая выйти в мир.

– Она не выполнила свой долг и не желает принимать последствия! – отчеканил он.

– Долг – это родить сына? – уточнила я – разговор поддерживать надо, а то ведь засну.

– Безусловно! Она лишила супруга возможности оставить след в потомстве, и что же? Не просто осталась в его доме, но по-прежнему ведет себя как хозяйка. Бедный муж даже коляской по своему усмотрению распорядиться не может! – инспектор стукнул кулаком по бортику той самой коляски.

У меня создалось впечатление, что распоряжаться там пытается даже не муж, а кузен жены, ну а в действительности кто знает, чужая семья – потемки, да и не мое дело. Хотя Анита мне симпатична.

– Госпожа Влакис не родила сына… четырех дочерей я так понимаю, мы не считаем… – я потёрла глаза в надежде разогнать дремоту.

– Девчонки! – инспектор отмел их легким взмахом руки.

– Господин Влакис взял вторую жену, та ему сына родила, и он того… наследил… в потомстве, – инспектор поджал губы – что-то в моей формулировке ему не понравилось – но кивнул. – А коляска причем?

– При том, что младшая госпожа Влакис, вот эта вот Анита! Имеет теперь в доме даже больше власти, чем раньше! А если ей осмеливаются возражать, сразу же предлагает господину Влакису выгнать ее из дома! И все это – из-за нелепого указа о возврате приданого! У нее уже и опись есть, что она заберет! У законника лежит! Там и конный завод, и дом и… даже эта вот коляска! – он снова стукнул по ни в чем не повинному бортику. – Вот как, скажите, как? – он повернулся к командору. – Как могли господа из Имперского Совета согласиться на подобную ересь? Они же мужчины!

– Так они ж старые все! – хмыкнула я.

– Причем тут возраст?

– Им уже самим не жениться, им дочерей замуж выдавать, а то и внучек, – дремотное состояние и не думало отступать. – Если б у вас была дочь, вы б хотели, чтоб какой-то совершенно посторонний мужчина жил за ее деньги? А у нас на юге еще и содержал другую женщину и ее ребенка?

– У меня дочерей нет. Я, к счастью, вообще не женат, – оскорбленно процедил инспектор.

– Сами, добровольно, отказались оставлять свой след в потомстве? – я одобрительно покивала. – Очень, очень взвешенное решение…

Его губы сжались в тонкую злую нитку.

– Сейчас вообще указ о раздельном имуществе супругов готовится, – решил поддержать разговор северянин.

– Как это? – инспектор подпрыгнул на сидении так, что меня чуть за борт коляски не выкинуло, пришлось за бортик схватиться.

– Я не большой знаток законов, но вроде бы все, что было у любого из супругов до брака, в браке остается в их собственности. Приданое, например, остается женщине и после свадьбы.

– То есть, та же госпожа Влакис вовсе не должна будет передавать управление своим конным заводом мужу? – инспектор глядел на северянина в священном ужасе.

– А она передавала? – искренне удивился командор. – Ох ты! Теперь я понял, почему она все договоры на поставку лошадей в гарнизон, с собой забирала, а потом присылала с курьером уже подписанные! Их подписывал муж! А я-то все гадал, что за странный южный обычай: в храм она их носит, на удачу, что ли? У нас на севере женщины всегда имуществом владели, вот я и не думал…

– Поэтому вы так и живете! – огрызнулся инспектор.

Лицо северянина словно оледенело:

– Что именно вас смущает в жизни севера империи, инспектор? Уж не то ли, что даже деньги на строительство вот этой дороги ваше герцогство заняло у нас?

Коляска подпрыгнула на выбоине так, что у меня лязгнули зубы.

– Извиняюсь, что лезу в господский разговор, лорд гарнизон-командор, только дюже любопытно: много заняли-то? – извернулся на облучке кучер.

– Изрядно.

– Значит, покрали половину, – заключил кучер, – ну и как тут коляску-то сбережешь: то рессора полетит, то вовсе колесо пополам треснет.

Нас тряхнуло снова.

Я потянулась к локтю кучера, показывая на уходящую в сторону от основной дороги узкую колею. И тихо шепнула:

– По этой дороге тоже можно доехать, она получше будет…

Кучер кивнул и аккуратно выбрал вожжи, уводя коляску с главной дороги.