Текст книги "Леди Горничная"

Пружины едва слышно скрипнули, когда я вытянулась на диване и хрипло выдохнула. Голову слегка «вело», подташнивало, все болело, под веки точно песка насыпали… что и не удивительно, после всего.

Алтарь с торопливой предупредительностью пригасил свечение и меня окутала тьма – теплая, бархатная. Кажется, даже укачивать пыталась. Она урчала, как большой кот.

– Разбудишь меня, ладно? Я утром еще поплавать хочу… Как раньше… Пятнадцать лет не… – успела пробормотать я, падая, наконец, в долгожданный сон.

Алтарь согласно мигнул.

И правда, разбудил на рассвете, как самый лучший в империи будильник!

Глава 16
Нежданное знакомство на пляже

Утреннее солнце золотило еще прохладные после ночи плитки дорожки. Сперва я пыталась идти солидно и спокойно, как подобает взрослой даме, но потом взвизгнула, как в детстве и широко раскинув руки, помчалась навстречу розово-золотому рассвету.

«Как в детстве… как в детстве…» – мои босые ноги шлепали по терракотовым плиткам. И пусть плитки не выметены дочиста, как когда-то давно, когда все слуги знали, что маленькая леди Летти каждое утро бегает тут босиком, пусть то и дело приходилось подскакивать на болюче-колючих камешках, все равно… все равно… Это был юг, юг, юг! С его прохладным утренним ветерком, играющим моей широкой юбкой, с солнцем, вылетевшим из-за горизонта в единый миг, как мячик лаун-тенниса, подброшенный ракеткой. С аллей старых магнолий, красно-розовыми лепестками, осыпающими мои волосы. С пронзительным, острым запахом соли и водорослей, летящим мне навстречу вместе с нарастающим шорохом прибоя.

– Юууууг! – с дикарским воплем я промчалась по аллее, оставляя за собой разлетающиеся вихри лепестков, и с размаху врезалась в запечатывающие выход клубы серебристого тумана.

На миг меня обдало жаром, как от горячего пара, ослепило и оглушило, туман, тяжелый и душный, как зимние одеяла в столице, надвинулся грозно, норовя вытолкнуть вон… шумно выдохнул и рассыпался с тонким металлическим звоном.

Я с разбегу вывалилась прямиком в отгороженную магической завесой крохотную бухточку в полукружье скал. Да так и замерла, сидя на золотистом песке и прижимая к груди руки.

– Мама… Море… – прошептала я, глядя на барашки белой пены, закручивающиеся каждый раз, когда зелено-голубая волна с шумом вкатывалась в бухту, облизывала кромку песка и тут же удирала обратно в море, чтобы через мгновение вернуться снова.

Когда-то в этой бухте купались все, но мама объявила его местом «только для девочек де Молино», велела поставить плетеные навесы, кресла и даже бочку для пресной воды, чтоб смывать песок и морскую соль. И зачаровала вход так, что попасть сюда могли только она и я, несмотря на все отцовские «вдруг что случиться, вам даже не поможешь!» Когда созданная маминой магией завеса закрывалась, попасть в бухту можно было разве что со стороны моря, но для этого пришлось бы проплыть в узкий проход между скалами, где постоянно кипел прибой. Бухта стала нашим крохотным миром: что-то плохое могло случиться снаружи, а здесь… здесь все мое детство, и все каникулы, когда я приезжала из Академии, были лишь я и мама. Нас охраняло все: и полукольцо острых, как иглы, кирпично-красных скал, замыкающих бухту, и узкая полоска золотого песка, и даже море, огромное, властное, капризное и безжалостное. Здесь, в этой бухте все было нашим, только нашим!

В последний раз мы были тут вдвоем, когда я приехала к Тристану на свадьбу. Провели на пляже все утро, купались мало – мама уже начала быстро уставать, хотя и сама еще не понимала, что это примета стремительно развивающейся болезни. Больше лежали на песке и болтали: обо всем. Об Академии, мальчиках, фабрике, отце, Тристане, столичных модах и векторах силы в пентаграммах… И это был наш последний пляж на двоих.

Через день после свадьбы мама дала пропуск на пляж Марите с дочерью. «Детям нужно море и солнце!» – словно извиняясь, сказала она мне, а я лишь плечами пожала, и даже подумала, что неплохо, если у мамы будет компания, пока я в Академии. Если бы я знала, что больше мы с ней не придем сюда!

– Мама… – повторила я, вытирая глаза – это все песок и солнце, только они. Пошла к морю, оставляя на пока еще прохладном песке следы – впервые за долгие пятнадцать лет. Остановилась на самой кромке воды. И опустила глаза, разглядывая как мои пальцы зарываются в песок. Будто никогда ничего подобного не видела!

– Я… не могла приехать раньше… меня бы не приняли… – наконец пробормотала я, опуская голову, как оправдывающийся ребенок.

Разогнавшаяся ко мне волна вдруг словно застопорилась и уползла обратно, не дотянувшись до ног. Морю нет дела до людских глупостей.

– Я… у меня было много дел! Важных! – вторая волна подползла чуть ближе, но тоже отхлынула. Морю не важны дела.

И тогда я запрокинула голову и закричала и этому отчаянно-синему небу, и морю, и планирующей над волнами чайке:

– Я скучала! Я никогда не забывала!

Волна с грохотом ворвалась меж скалами, со скоростью разогнавшегося экспресса ринулась прямиком ко мне и с размаху врезалась в берег. Разлетевшийся пенный гребень обдал меня брызгами с ног до головы, а длинный соленый язык облизал ноги. Я счастливо завопила, и на бегу срывая блузу и выпрыгивая из юбки, ринулась в прибой.

Волна обняла меня – всю, целиком, от пальцев на ногах и до самых кончиков недавно промытых волос. Коса рассыпалась, пряди поплыли по волнам, а море гладило меня тысячей прикосновений, враз смывая прошедшие пятнадцать лет. Я зажмурилась и кувыркнулась, уходя под воду: вслепую, ведомая только оставшимся чутьем – если оно еще уцелело, и памятью – если она осталась. Мгновенная тьма, обернувшийся вокруг тела холод, пальцы, скользящие по шершавому боку скалы и вот уже открытые ладони впечатываются в донный песок – да, я здесь, я и впрямь вернулась! Я сгребла песок в горсть, и яростно работая ногами, поплыла обратно, к поверхности.

– Афффух! – я взмыла над волнами, свет вспыхнул за плотно зажмуренными веками, брызги и ветер хлестнули по лицу, волна потянула меня за собой… и я поддалась, вместе с ней проскальзывая меж ограждающих нашу бухту скал – прямиком в открытое море.

– Море! – снова прошептала я, поднимаясь вместе с волнами.

Море-море-море, такое огромное, такое сияющее, такое позабытое и враз, сходу вспомнившееся, будто не было всех этих лет!

Только сейчас я поняла, как по нему тосковала! Пятнадцать лет, это же… целая вечность! Нет, я конечно бывала на море… в чинном аристократичном Бриттоне, с его серо-свинцовыми волнами, накатывающими на закованную в гранит набережную, по которой респектабельно прогуливаются леди и лорды. Семейство лорда Трентона как-то выезжало туда на месяц, со всеми лакеями и горничными, кухарками и камердинерами, и двумя секретарями – для леди и для лорда – ведь дела, как известно, не ждут. Они и не ждали, дела… Вот даже и не помню, удалось ли мне в тамошнее холодное море хоть окунуться. Ну, кроме того случая, когда прыгать пришлось прямиком в одежде – господа младшие Трентоны изволили любопытствовать, как оно – немножко утонуть.

– А-а! – я взмыла на гребне волны и тут же рухнула в темный провал, будто море, ревнивое, как все южанки, почуяло, что я думаю не о нем!

– Разве ж то – море! – я вынырнула, отплевываясь. – Море только тут! – я сделала несколько размашистых гребков, врезаясь в неторопливо проплывающий над подводными скалами косяк пестрых, как флажки на празднике, рыбок. Рыбки покосились на меня с видом чинных дам, потревоженных излишне шаловливыми детишками, но место дали. Я перевернулась на спину, и раскинулась на воде, подставляя грудь и чуть выглядывающий живот горячим поцелуям солнца. Прикрыла глаза, целиком отдаваясь мягким покачиваниям воды. Тепло и прохлада, скользящие по коже лучи, и скользящие мимо рыбки…

Я не знаю, что я почувствовала первым – как волны плещут обо что-то, чего вот только что не было… или взгляд, заинтересованный такой, ощутимо скользящий по торчащим из воды вершинкам моих грудей…

Я по-рыбьи извернулась, уходя под волну. Прямо над моей головой промелькнул бесшумно и стремительно надвигающийся борт лодки. Рывок, еще рывок, вперед, не выныривая, насколько хватит воздуха, пока ребра не затрещат от попытки удержать вдох… Надеюсь, я не ошиблась в направлении. Я пробкой выскочила из воды, бросила один быстрый взгляд – клятые демоны!

Лодка была у меня за спиной и двигалась так быстро, что не оставалось сомнений: глядящий на меня с носа молодой… и полуголый мужчина в одних лишь закатанных до колен штанах – маг-водник. Тот-то я лодку не заметила, когда вынырнула!

А до нашей бухты не близко!

Мужчина на носу лодки замахал руками…

– Сударыня! Сударыня, что вы… не… – донеслось до меня сквозь грохот волн, и я тут же снова ушла под воду.

Я слишком расслабилась, отдалась воспоминаниям и морю, сплошные чувства и мечтания, никакой бдительности. А незнакомый водный маг на лодке в открытом море – разве что сиренам радость. И как назло – рядом ни одной, а только совсем не радостная я.

– Стойте! Я…

За спиной плеснуло – кажется, он прыгнул за мной в воду!

Вот это мне не понравилось вовсе! Я – идиотка! Пятнадцать лет не плавать… мелкие инциденты не в счет… могла бы и сообразить, что для местных, не вылезающих из воды, догнать меня – как русалке хвост намочить! Вот какого клятого демона меня, дуру, в открытое море понесло? Теперь плыви, шевели ногами…

Я снова вынырнула и чуть не завопила… от радости! Не забыла за столько лет, не ошиблась, не промахнулась, вот он проход в бухту-то! И я с размаху кинулась прямиком в волну.

Если он и впрямь местный, в бухту де Молино он за мной не поплывет, должен знать, что чужим там не рады ни в воде, ни на суше!

– Стойте, туда нельзя! Только не туда! – пронзительно завопил этот самый, от которого я сматывалась.

Но волна уже подхватила меня, загудела, вздымаясь диким скакуном – и ринулась прямиком в проход меж скалами.

– Держиииии…

Мужчину я не увидела – сквозь толщу воды и пену вдруг высунулась рука, которая попыталась меня схватить. И не отпрянешь даже: я слишком хорошо помнила – ошибусь, дернусь в сторону, и вместо того, чтоб внести меня в проход, волна швырнет прямиком на скалы!

Мне повезло, просто повезло – он не дотянулся! Пальцы почти уже коснулись моего плеча, когда набравшая силу волна понесла меня вперед-вперед-вперед… к проходу меж скал и открывающейся за ней бухтой!

– Куда тебя несет, идиотка! – вопль оглушил, перекрывая даже грохот воды.

Меня сгребли в охапку, прижимая к чьей-то мокрой, гладкой, крепкой, как доска, и совершенно голой груди! И в тот же миг нас завертело в воде, швыряя меж скалами как разыгравшиеся дети – мяч.

Кирпично-красный скальный бок вынырнул из белой пены, я отчаянно извернулась, вырываясь из обхвативших меня рук… На миг передо мной мелькнуло мужское лицо, перечеркнутое налипшими темными волосами… и тут же я со всей силы ударила его пятками в грудь, отшвыривая на скалы. И отчаянно работая руками и ногами, рванула вперед, к пляжу и спасительной завесе…

Пальцы клещами обхватили мою щиколотку и в вихре клубящейся пены, рокота волн и моего дикого визга нас вышвырнуло в бухту.

Я брыкнулась изо всех сил, его мотнуло, как рыбака, пытающегося удержать в руках крупную рыбину, и пальцы на моей ноге разжались. Я рванула к берегу.

– Погодите! Кха-кха… Да постойте же!

Вот интересно, когда такое орут, и вправду думают, что улепетывающий беглец сейчас остановится: «Да-да, господин, слушаю вас внимательно?» Я резко ушла под воду, вильнула влево… вправо… влево-вправо-влево! Быстрее, быстрей, если я успею выскочить на берег, успею добежать до завесы с другой стороны пляжа и вырваться в аллею магнолий раньше преследователя…

Я вылетела на берег и помчалась к завесе.

– Нет! Не надо! Я…

Мерзавец молнией просвистел мимо меня и широко раскинув руки, перегородил путь.

Я на бегу швырнула ему песок в лицо. Он инстинктивно прикрылся руками…

Я вильнула и мимо него метнулась к переливающейся завесе.

Он поймал меня в прыжке, вслепую.

Удар в плечо, и мы покатились по песку.

– Леди Летиция! Не делайте глупостей! Я не причиню вреда! Я помочь хотел! Я не знал, что это вы!

Уже подскочившая к завесе я остановилась… и оглянулась.

Трудно опознать человека, если все, что видишь – это его затылок, спину и зад, обтянутый мокрыми штанами!

Довольно симпатичный зад, надо сказать. Поджарый такой… И спина… тоже ничего. Мышцами бугрится… пока он заламывает руки… мне. Что нехорошо. И все время уговаривает не пугаться (действительно, на тебе лежит посторонний мужчина и руки крутит – что страшного-то!). Не пугаться и не выскакивать на аллею в голом виде, эпатируя гостей и слуг. Ну, это его уже несколько оправдывает… И зовет меня леди Летицией…

Я подумала мгновение, и снова направилась к возящимся на песке ему… и мне.

– Я сейчас разожму руки и отпущу вас, леди Летиция! – бормотал он. – Умоляю, только не бегите… вот так!

– Сосед, что ли? – негромко поинтересовалась я.

Мой голос из-за спины заставил незнакомца замереть. В этот момент созданный мной фантом лопнул, разбрызгавшись хлопьями пены, и мужчина с размаху плюхнулся на живот.

Полежал мгновение неподвижно… и медленно начал поднимать голову. Сперва прошелся по моим босым ногам… потом зацепил взглядом подол моей юбки…

Нет, была б нужда, я бы выскочила в аллею и голышом – жизнь мне дороже приличий. Но пока он там тискал мой фантом, у меня было достаточно времени, чтоб подобрать одежду и не шокировать соседей сверх необходимого.

– Так сосед? А, простите, лорд, который из? – повторила я.

Если даже он не лорд, надеюсь, не обидится.

Подавшийся было ко мне мужчина резко отпрянул и вновь свалился.

– Надо же, даже на ощупь казалась настоящей… – пробубнил он в песок. – Тогда вы точно леди Летиция! Она была магом-иллюзором! – и так и замер, видно, сообразив, что я не только была. Вздохнул. Гибким движением перетек в сидячую позицию. – Прошу прощения у леди за этот… инцидент… – и посмотрел на свои ладони, будто рассчитывая найти там остатки моего лопнувшего фантома.

Ужасно хотелось спросить, понравилось ли ему то, что он так детально ощупал. Но увы, увы, пора вспомнить о воспитании, мы и так с этим соседом (или кто он там?) оказались непозволительно близки.

– Исключительно глупая ситуация!

Я безмолвно подняла бровь.

– Но поймите, я даже не думал… предположить не мог! – горячо вскричал он и наконец запрокинул голову.

Лицо у него было… славное. За тридцать, примерно мой ровесник. Волосы… не понять, мокрые – всегда темные, но скорее всего, темные и есть, южанин же. Зато глазааа-а! Ах, мать моя северянка, глаза были насыщенного синего цвета в опушке длиннющих, совершенно девичьих ресниц, сейчас слипшихся в стрелки от соленой воды! Потрясающе! Смерть девчонкам и горничным за тридцать!

– …и тут я вижу в море… Клянусь, у меня сперва мелькнула мысль, что это сирена или наяда! Подплыл поближе рассмотреть… я не предполагал даже, что напугаю вас, и тем более, что вы поплывете к проходу!

Я вдруг поняла, что завороженно смотрю в его глаза, и даже не слышу, что он мне втолковывает! Да что со мной?

– Поймите, я думал, вы приезжая! Только они заплывают, куда не… – он спохватился, яростно пожевал губами, явно проглатывая все те характеристики приезжих, которые никак не предназначены для ушей порядочной леди. Ну, в сравнении с ним, в этих мокрых штанах кажущимся совершенно голым, я, в юбке и блузе, просто столп добродетели! И торчу тут тоже… как столп. А солнце уже пригревает…

– Вы поплыли в сторону бухты – а там опасно! Там кроме самих де Молино, и водников, вроде меня, никому не проплыть! Вот я и прыгнул!

– Спасать приезжую дурочку?

– Не мог же я смотреть, как у меня на глазах тонет красивая женщина!

– А была бы некрасивая – к демонам ее?

– Я глупости говорю, да? Сперва делал, теперь говорю… Но откуда я мог знать, что вы вернулись, леди? – вскричал он и даже попытался вскочить… тут же плюхнулся обратно на песок. – Это когда я понял, что вы на пляж попали из-за завесы, сообразил – кем вы можете быть! Я готов принести все возможные извинения вам… и вашему брату…

– За то, что пытались спасти мне жизнь? Думаете, Тристан вас не простит? – поинтересовалась я.

– Э… Нет, конечно! То есть, не то чтобы не простит, а вовсе не за то… – он сбился и снова завздыхал, сообразив, что извиняться вроде как и надо, а вроде как особо и не за что… Что он там успел разглядеть в воде – вопрос спорный, а на песке тискался с фантомом.

– Я принимаю ваши извинения… за что бы вы ни извинялись, – величественно обронила я.

Он снова запрокинул голову, пытаясь против солнца разглядеть, не насмехаюсь ли я.

– И думаю, что вам лучше уйти с солнца – припекает, – я была совершенно серьезна. – Приглашаю вас в дом… То есть, сперва я могу сходить туда сама и раздобыть для вас какую-нибудь одежду…

– Не стоит беспокоиться, леди! – не менее величественно обронил он, вскочил, мгновенно повернувшись ко мне … э-э, спиной, и неторопливо – настоящие мужчины не бегают даже с мокрым задом! – направился к воде. И уже зайдя по пояс, обернулся через плечо. – Я с благодарностью приму ваше любезное приглашение… как только приведу себя в подходящий для визитов вид! – он широкими махами поплыл к выходу из бухты.

Я, конечно, могла сделать так, чтоб бухта его не выпустила, но… кто я такая, чтоб вставать между мужчиной и его парадными панталонами?

Он вдруг извернулся в воде, и крикнул:

– Вы меня совсем не помните, леди?

«А должна?» – я озадаченно склонила голову, пытаясь сообразить, кем из соседей мог оказаться этот роскошный пловец.

Он не заставил меня гадать…

– Я Криштоф! Де Орво! – приподнимаясь на волне, крикнул он… и уже не оглядываясь, поплыл к проходу. Солнце блеснуло на стремительно рассекающем воду пловце… Скрылся.

Я еще постояла немного, глядя ему вслед. Наконец пробормотала:

– Надо же… Жених.

И шагнула сквозь завесу обратно на аллею.

Глава 17
Новая жена брата

– Чудоооовщно, совершенно чудооооовищно! – с явным удовольствием тянул жеманный женский голос. – Дорога – ужас, нападение – кошмар, полиция – хамы! А уж убогая здешняя гостиница, а коляска… чудовищно, просто чудовищно!

Звучно всхрапнула лошадь – ей тоже все не нравилось.

Я аккуратно выглянула из-за угла.

У парадного крыльца особняка разгружался наемный экипаж. Тоненькая, как стебелек девушка в модном дорожном туалете, и солидный господин средних лет уже стояли на земле и с любопытством изучали фасад особняка. Зато дама, судя по всему – супруга господина и мать девушки – сходить не спешила. Она возвышалась в открытом экипаже с величественностью вождя степняков на празднестве в честь лишних овец. Пухлые ручки были трогательно прижаты к отделанному блестящими камушками кружевному жабо, а разноцветные птички на широкополой шляпе подпрыгивали в такт каждому слову, будто норовя взлететь.

– У меня просто нет слов!

– Это заметно, дорогая, – обронил господин.

– О чем только думают эти дорожники? Когда платишь такие деньги, рассчитываешь на приличный сервис, а не на каких-то… демонов! И знаете, что сказал мне один из них, когда я ему это сказала? Что демоны входят в сервис! Но не на такую напал – я ему тут же ответила! Я спросила: демоны тоже брали билет первого класса? – она горделиво огляделась, явно ожидая восхищения своей находчивостью.

– Мама, демон был в вагоне второго класса, – вздохнула девушка.

– Этим вообще надо запретить ездить! Если нет денег на нормальный билет – сиди дома и не подвергай приличных людей опасности, – отрезала дама – птички на ее шляпке воинственно встопорщились.

Я уже видела эту шляпку с птичками… Сквозь вокзальное стекло Южного вокзала в столице – опоздавшее семейство с дорогим мобилем, вскочили в вагон первого класса в последнюю минуту, очень спешили… сюда?

– Дорогой, ты должен всенепременно поставить этот вопрос на Имперском Совете! Я писала вам, дорогая Марита, вы же позволите называть вас Маритой, мы же уже почти одна семья… я писала, что господин Тутс баллотируется в Имперский Совет? – дама и ее птички приосанились.

– Неоднократно, госпожа Тутс, – голос Мариты донесся с другой стороны экипажа.

– Марита хотела сказать, что вы писали, а не то, что господин Тутс много раз баллотировался, – с другой стороны экипажа торопливо отозвался Тристан.

– Так он и баллотировался много раз, да все без толку, только денег потратили – страх сказать сколько! – простодушно сообщила госпожа Тутс. – Вы же знаете, как это тяжело, когда ты господин, а не лорд! Такая несправедливость…

– Он не знает, – сухо откликнулась Марита. – Он – лорд.

– Так не будь дорогой Тристан лордом, мы б сюда и не приехали! – еще простодушнее сказала дама.

Девушка мученически возвела глаза к небесам, господин торопливо шагнул к коляске и протянул супруге руку. Госпожа Тутс и ее птички тяжеловесно спорхнули в его объятия. Дама подхватила супруга под руку и целеустремленно потащила в обход коляски спереди, в то время как Тристан с Маритой обходили экипаж сзади. Некоторое время обе пары покружили, разыскивая друг друга – на удивление невозмутимый кучер даже головы не повернул, пока они сновали перед мордами усталых лошадей – так и сидел, надвинув цилиндр на самый нос и кутаясь в слишком плотную для здешней погоды пелерину. Модная барышня продолжала изучать фасад с таким вниманием, будто от точного подсчета окон зависела по меньшей мере жизнь.

Наконец обе пары сошлись, и госпожа Тутс немедленно вскричала:

– А еще нам не вернули багаж! Эти негодяи полицейские сказали, его так много, они, дескать, не успевают все проверить! Не знаю, что они рассчитывают там найти, но нам даже не во что переодеться!

– Как удачно пригодится наш подарок! – явно пришибленный этим потоком слов Тритан воспрянул. – Я приготовил вам сюрприз, милая Эрика… – он вдруг уронил руку Мариты со сгиба локтя и шагнул к девушке во франконском туалете, – …который поможет вам почувствовать себя настоящей южанкой, – взял ее безвольную руку и поднес к губам, не переставая глядеть девушке в глаза. – Он ждет вас в гардеробе вашей комнаты! Марита, вели проводить! Ну, и господину и госпоже Тутс подбери что-нибудь…

Я опустила глаза, разглядывая край алой юбки. Сюрприз милую Эрику, безусловно, ждет. И даже в гардеробе… А уж кем она себя почувствует, вопрос другой…

Когда я подняла глаза, вся компания уже поднималось по ступенькам: впереди Марита с напряженно сведенными лопатками, следом госпожа Тутс под руку с мужем, последними чинно шествовал Тристан – на сгибе его локтя также безвольно покоилась рука Эрики. Тристану приходилось придерживать ее пальцы, чтоб не соскользнули. Ему было явно неловко, а что чувствовала сама Эрика – не понять, обтянутая сукном дорогущего франконского жакета узкая спина не выражала ровным счетом ничего.

– Все интереснее… – раздраженно пробормотала я – мне от местных интересных дел одно беспокойство. Подаренная морем радость схлынула и мне вдруг сильно и остро захотелось домой, в столицу – к дождям, строительному шуму и беспокойным улицам.

Кучер потянул поводья, направляя коляску к конюшням. Тутсы арендовали экипаж надолго? Занятно… Костас, придерживающий дверь перед хозяевами и их гостями, тоже зашел в дом – следом за ним чинно прошествовали Тита, и вторая горничная, совсем еще молоденькая девчушка. Створка бесшумно захлопнулась. Я немного подумала… и пошла в обход дома. На конюшню.

Старая конюшня и каретный сарай никуда не делись – стояли где и раньше, на задах дома. Разве что стали еще старше. Вот заметно старше – выщербленный кирпич стен был как глубокие старческие морщины на лице того, кого ты помнишь веселым и крепким. Я озадаченно огляделась – не может же такого быть, чтоб эти стены не красили с моего отъезда? Быть не может, но выглядит очень похоже. Когда-то здесь всем заправлял дядюшка Луп – он был и конюхом для наших лошадей, и кучером, когда ради официальных визитов нам с матушкой приходилось залезать в карету, завистливо косясь на гарцующих верхом отца и Тристана. Каретником тоже был он, с помощью двух мальчишек-учеников содержа в строгости и порядке весь наш выезд. Что дядюшку я тут больше не найду, сказал мне запах. Запах конюшни нравится тем, кому нравятся лошади. Запах грязной конюшни не нравится никому, включая самих лошадей. Эта конюшня была… на грани. Конюх тут, может, и был… Но вчера. Или даже позавчера.

Я пошла осторожнее – это при Лупе можно было рядом с конюшней гулять босиком, об ученика, вовремя не прибравшего «конское яблоко» дядюшка бы лопату обломал. Запах стал сильнее и меня накрыло прохладой старых кирпичных стен. Босые пальцы больно уколола старая солома и я пошла на цыпочках. В деннике шумно всхрапнула и затрясла гривой лошадь. Я подошла поближе, остро жалея, что не зашла сперва на кухню, за морковкой или куском хлеба. Раньше Фло присылала с кухни обрезки яблок, корки и прочие не пошедшие в дело остатки, и дядюшка держал их в тазу у входа…

«Прости. В следующий раз что-нибудь принесу, старушка» – я погладила ткнувшуюся мне в ладонь шелковистую морду гнедой. Породистой, скорее всего с конезавода госпожи Влакис. Но действительно, старой. Немолодым был и слегка перекормленный мерин в соседнем стойле. Я неспешно пошла дальше, на доносящееся из полумрака шарканье щетки.

Чистящий уже распряженных лошадей кучер обнаружился в самом конце, у последних денников и дверей в каретный сарай. Что? Уже распряженных? Как это он так быс… И тут я окончательно поняла, что, вернее, кого вижу.

– Гхм… Доброе… – в горле неожиданно пересохло, да и губы пришлось облизать. – Доброе… утро?

– А я все думал – и когда вам надоест красться, – проворчал он и нагнулся, осматривая копыто коня.

– Я не кралась, – с достоинством сообщила я. – Тут просто солома колючая, а я хотела на лошадей посмотреть.

Кралась, на самом-то деле. Но для таких как он – что я кралась, что подкованными сапогами грохотала… одинаково.

– А вам можно смотреть на здешних лошадок? – ехидно поинтересовался он.

Я даже задумалась на мгновение: Марита мне бы, наверное, и дышать здешним воздухом запретила, что решил бы Тристан – не знаю, да и… не все ли равно?

– Я – сестра хозяина, – внушительно объявила я.

Он выпрямился и наконец обернулся.

– Не похожи…

Ну понятно: темно-русые волосы, карие глаза, да еще и костюм, такой южный-южный, что сразу ясно – приезжая. Типичная «столичная-мышь-с-манерами» на отдыхе. Выбивались из образа только мои босые ноги, столичные мыши, даже те, которые «без-манер», босиком не ходят. Так что на физиономии у него были написаны сомнение и недоверие. На бледной красноглазой физиономии.

– А вы похожи. На вампира. Ну и как вам здесь работать? На юге?

– Денежно, – хмыкнул он, снова окидывая меня взглядом. – Отсутствие предложения повышает спрос.

Вопреки знаменитой детской страшилке про мальчика, которому мама разрешала гулять только ночью, а он вылез в окно, чтоб поиграть днем с другими ребятами, вспыхнул как спичка, и сгорел, потому что на самом деле был вампир, а мама скрывала… На самом деле вампиры на солнце не горят… сразу. Зато обгорают так, что легче бы им сгореть сразу, на месте, чем раз за разом облазить до живого мяса. А долгое пребывание на солнце для вампира равносильно извращенному самоубийству. Так что вампир на юге – это… сильно. Они в основном на севере живут, в столице в дождь еще гулять могут, а тут, где солнце в зените прожигает насквозь даже обычных людей, а тени коротенькие-коротенькие, разве что муравью спрятаться… Но да, за свои услуги единственный вампир юга наверняка может заламывать любые суммы! Я поглядела на вампира еще раз, внимательнее: его готовность жертвовать собой ради денег вызывала невольное уважение.

– Чего господин Тутс так боится, что ему потребовался охранник? Или все-таки шпион?

Не кучером же он и вправду работает – вампир-то!

– Было бы что тут шпионить – достаточно посмотреть на конюшню и уже ясно, что ваш… м-м-м… брат… разорен, – вампир окинул конюшню презрительным взглядом. – Или почти разорен…

– А вы фабрику уже видели? – тоном профессионального осведомителя, в котором равно мешались жадность, страх и азарт, зашептала я.

– Господин Тутс сказал, что фабрика его не интересует, он и так все знает, – теперь красные глаза вампира с презрением глядели на меня.

– А про меня? – еще интимнее шепнула я.

– Что… про вас? – растерялся он.

– А хоть что-нибудь, – усмехнулась я. – Хотя бы сам факт моего существования. Но учтите… – теперь я даже не шептала, а просто проговаривала слова одними губами, зная, что он и это услышит. – Если хотите доложить ему первым, бежать надо прямо сейчас, со всей вампирской скоростью. Иначе он узнает сам. От прислуги. Или Тристан ему расскажет, – уже в полный голос закончила я.

Пару мгновений вампир соображал, а потом усмехнулся:

– Что я доложу, если даже не знаю, как вас зовут?

Я только вздернула брови – и снова он оказался сообразительным.

– Десмондус из клана Носферату, – со свойственным их племени гибким изяществом вампир поклонился – полным придворным поклоном. На конюшне. Издевка, тонкая… как северный боевой топор. И даже слегка прикрытая… как северянин на празднике первой проруби.

Никто меня в этом доме не уважает, даже залетные вампиры.

– Де Молино, Летиция, – кивнула я.

– А не соблаговолит ли леди подсказать бедному голодному трудяге – где тут кухня? – красные вампирьи глазки стали жалобными и просящими.

– Кухня? – повторила я. – То есть, докладывать не побежите?

– Что сейчас-то докладывать? Тем более, если слуги знают: за их языками даже с моей скоростью не угнаться. А вот если втереться вам в доверие, разузнать побольше…

– Разузнавать будем на кухне? – деловито уточнила я.

– Так ведь слуги же! На кухне у них самое гнездо!

– Очень профессиональный подход, – покивала я. Вампир на кухне у Фло! Я хочу это видеть! Да и саму Фло тоже хочу… – Что ж, пойдемте, покажу…

Вампир Десмондус радостно-клыкасто улыбнулся и принялся снова заворачиваться в свою пелерину. С ларя для овса подхватил цилиндр, нахлобучил его по самый нос и прогундосил из глубин своих одежек:

– Я готов!

Я кивнула и направилась к выходу. Я шла по залитому ярким утренним солнцем двору усадьбы, шла… на кухню. А по пятам за мной черной зловещей тенью скользил вампир.

Черный ход встретил нас полумраком – вампир у меня за спиной облегченно выдохнул и… сцапал меня за локоть.

– Прошу прощения! – голос его в сумраке обрел гулкость и глубину, а пальцы бесстыдно и дразняще коснулись моего локтя… и мягким, едва заметным движением потянули на себя, заставляя откинуться вампиру на грудь. Холодные пальцы, от которых мне мгновенно стало жарко. Мы замерли на мгновение… а потом он выдохнул мне прямо в волосы…