Текст книги "Уддияна или путь искусства"
Автор книги: Илья Артемьев
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
ГЛАВА 6. ТАРА
По правде говоря, я не поверил ни одному слову Рама. Казалось, он что-то скрывает; «Дом Чая» выглядел странным и весьма сомнительным заведением. Я поделился своими сомнениями с Тарой.
– Свами никогда не говорит неправды, – заявила она. – Но не обязан говорить и всей правды. Ты должен знать только то, что нужно тебе, иначе запутаешься и пойдешь по ложному пути.
Кстати, мы с Тарой уже перешли на ты – я бы назвал это большим достижением.
Наши отношения никак не хотели строиться по принципу учитель-ученик, несмотря на то, что Тара прикладывала все усилия. Все больше она увлекала меня как женщина – сильная, умная и дьявольски очаровательная. Когда выяснилось, что мы почти ровесники, дело и вовсе встало. Я проводил с ней целые дни, но не стремился ничему научиться, скорее наоборот – пытался втянуть Тару в свою игру, найти к ней ключи.
Тара сопротивлялась как могла, и ей это удавалось вполне. Она не принимала комплименты, отказывалась от цветов и подарков и была сама неприступность.
Впрочем, я не был уверен в искренности этой девушки-робеспьера: по-моему, она чувствовала давление Свами. Однажды разговор зашел именно о нем.
– Почему ты называешь его Свами? – не без ехидства спросил я. – Разве он тебе не отец?
Вопрос задел Тару. В глазах сверкнули огоньки, она чуть зарделась, и от этого стала еще прекраснее.
– Свами Рам… не родной отец мне, – нехотя проговорила она. – Я не знаю своих родителей и не желаю знать. В столице меня подбросили к дверям посольства.
– Почему посольства? – недоуменно спросил я.
– Посмотри на меня, – она провела кончиками пальцев по лицу. – Вероятно, мой настоящий отец был индус. Такие истории случаются на каждом шагу. Я думаю, он бросил мою мать, а та, надеясь, что ребенку будет уготована лучшая доля, принесла его к посольству. И исчезла.
Я нежно тронул ее за руку. К удивлению, рука не отдернулась. Тара грустно посмотрела на меня и погладила по лицу.
– Свами работал переводчиком в посольстве. Он взял меня на воспитание, но даже формально я никогда не была его дочерью. Он сделал для меня очень много, научил почти всему, что я умею сейчас. Тому, чему пытаюсь научить тебя.
Тара внимательно вглядывалась в мое лицо, словно ища поддержки. Было странно видеть ее слабой и беззащитной.
– Девочка моя, – прошептал я и взял ее голову в ладони. Она чмокнула меня в нос и отстранилась.
– Ну-ну, – с легкой укоризной произнесла Тара. – Ты не выслушал историю до конца. Когда мне исполнилось двенадцать лет, он отдал меня одному человеку…
– Как отдал? – недоуменно брякнул я.
– Можно сказать, замуж. Ты же знаешь, на востоке – это нормально.
– Не вижу ничего нормального, – я возмутился. – Ты говришь, отдал – как вещь.
– Не стоит судить по себе, – голос Тары стал жестче. – Я никогда не была вещью! Даже в двенадцать лет.
– Извини.
– Ничего. Этот человек был афганец, мастер ножа. Он учил меня воинскому искусству.
– И, конечно, спал с тобой, двенадцатилетней, – не удержался я.
– Не вижу в этом ничего дурного, – спокойно ответила Тара. – У нас с тобой разные представления о сексе. Он учил меня быть воином, а научил любви.
– Его звали… – меня охватили нехорошие предчувствия.
– Халид, – улыбнулась она. – Твоя интуиция тебя не обманывает.
Словно пораженный громом, я взирал на Тару, затем достал сигареты и нервно закурил, пуская дым в открутое окно.
– Что ты разволновался? – поинтересовалась она, и я не нашелся, что ответить.
– Тебя, наверняка, удивит, что Свами тоже любил меня, – произнесла Тара. – Мы все – одна семья, и отношения между нами немного не увязываются с твоими концепциями. Свами всегда был Свами; он – наш общий отец и наставник.
– Кто это – вы? Шведская семья? Секта?
– Ты можешь назвать, как хочешь. Когда-то ты, отказавшись от пути Ножа, отказался войти в семью. Затем волею судьбы ты снова пришел к нам; тебя привела женщина, а это – добрый знак. В любой момент ты можешь покинуть нас – твой путь Искусства непредсказуем, как и любой другой путь. Я, например, рассталась с Халидом, хотя Свами был против.
– Почему?
– Для меня это не имеет значения. Хотя есть одно но: я не любила его.
– А разве любовь что-то значит в ваших отношениях?
– Разве мы не люди? – Тара поднялась и обняла меня, прижавшись к лицу упругой горячей грудью. Я провел рукой по ее платью, ощущая трепет сильного, желанного тела, и начал нащупывать молнию. Тара впилась в мои губы; неожиданно в голове промелькнули дзенские стихи:
Я вижу, как вздымается огромная волна.
Как изображением пирогов не накормить голодного, – Дайте ему полное блюдо пирогов!
Тара отстранилась и быстро заперла дверь, а затем прыгнула на меня и опрокинула на пол, на ходу разрывая одежду. Ее ногти оказались острыми, как у хищника; она полоснула меня по груди и оставила четыре алых следа, как у Брюса Ли. Я чувствовал себя пловцом, попавшим на стремнину горной реки. Тара бросалась на меня снова и снова, как тигр на добычу, и когда я совсем обессилел, устало откинулась на ковер.
– Ты молодец, – прошептала она. – Обычно европейские мужчины ничего не понимают в сексе. – Тара потянулась ко мне и со смаком поцеловала в губы.
Я лежал как палый осенний лист: ни чувств, ни мыслей. Тара уселась рядом по-турецки и положила мне руку на живот.
– Тратишь слишком много энергии, не заботясь о контроле. И мало думаешь о женщине, о ее роли. Мой оргазм может с успехом заменить тебе твой, надо только научиться чувствовать. Ты слишком занят собой, но это не страшно. Для среднего европейца ты – гений. Это я говорю о твоих непроявленных возможностях.
От ладони Тары исходило густое тепло, и тело наполнялось силой. Через некоторое время я снова потянулся к ней, но ладонь жестко остановила меня.
– Не увлекайся. Сейчас самое время быстро собраться и покинуть «Дом Чая». Наша сексуальная энергия вмешивается в общую гармонию. Свами будет недоволен.
– Да при чем тут Свами, – сказал я, но Тара уже подталкивала меня к выходу.
Мы бродили по вечернему городу, и я обдумывал происшедшее. Как ни странно, но до сих пор я был на редкость верным супругом и вообще знал в жизни только одну женщину – впоследствии она стала моей женой – любимой женой. Неожиданная измена огорошила меня – я не знал, как к ней относиться. Тара будто прочитала мои мысли:
– Не переживай раньше времени. Я ведь ничего не требую и не жду от тебя. Секс
– еще один путь к свободе. Он нравится мне – надеюсь, понравится и тебе. Ты можешь вернуться к жене, и вы пойдете по этому пути вместе.
Я не представлял, как буду смотреть в глаза любимой, но происходило странное:
Тара занимала в моем сердце все больше места. Она парадоксально сочетала в себе мужские и женские черты, и эта андрогинность возбуждала еще больше.
– Когда отношения строятся на сексе, – спокойно продолжала Тара, – не стоит ждать от них большего. Придет – хорошо, не придет – тоже неплохо. А вообще, секс для тебя – закрытая книга.
– Почему это? – возмутился я.
– Ты слишком холодный и расчетливый; твое тело оживает через силу. Я чувствовала, что ты захотел меня, как только увидел, но ум строил всевозможные преграды. Знаешь, как трахаются богомолы?
– Не слышал.
– Самка откусывает самцу голову. В сексе это совершенно лишний орган. А у тебя все начинается в голове. Могу поклясться, в первый раз у тебя не стояло.
– Ты права, – изумился я. Действительно, моя половая жизнь началась с известных проблем, но потом все как-то утряслось.
– Вот видишь. Я намеренно ошарашила тебя, проникла сквозь защиту, и ум оказался блокированным. Ты и слова не успел сказать.
– Но зачем тебе это было нужно?
– Трудно сказать. Свами учил нас быть как зеркало, отражая импульс, который приходит извне. Я так и поступила, но не просто отразила твое желание, а усилила его. Вернула тебе твою собственную энергию.
– Неужели ты сама не хотела меня?
– Конечно хотела, хотя и не могу сказать почему. В тебе есть что-то необычное, чего не было, скажем, в Халиде.
– Интересно знать, что, – я заревновал.
– Сама не пойму. Ты – другой. Европейцу очень трудно стать на путь Искусства, но уж если ему это удается, он делается непредсказуемым. Ты никогда не пойдешь с нами; наверное, это и привлекает больше всего.
ГЛАВА 7. ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ МАНЕВРА
Я шел по пути больших неприятностей. Слепо, как в бреду, плыл по течению. Халид предупреждал меня, но я с остервенением топтал свое прошлое, видя в Халиде только любовника Тары. Она была великолепной учительницей любви: тонкой, чувственной и мудрой. Ее сила поглотила меня.
– Сверни плотно одеяло и сядь прямо. Сложи ноги в «полулотос». Теперь прогни позвоночник в районе живота, чтобы кобчик показался солнцу. Живот – вперед, задницу – назад. Теперь представь, что к макушке привязана ниточка, и за нее тебя вытягивают вверх. Дай себя тянуть, пока не почувствуешь, что позвоночник распрямился. «Подвесь» плечи, расслабь шею. Хорошо. Теперь разжигай «жаровню», как я тебе показывала.
Все тело охватило неудержимое желание, ладони вспотели. Обнаженная Тара сидела напротив меня, и я видел ее всю.
– Спокойно! Дай энергии поглотить тебя – не сопротивляйся, но и не действуй.
Наблюдай за «жаровней». Когда огня станет слишком много, направь его в половые органы.
Стоит ли говорить, что я уже давно был готов! Тара села сверху, мягко охватив мое тело ногами.
– Не двигайся. Почувствуй меня изнутри и позволь своей энергии мягко вытекать во влагалище. Не теряй контроля за «жаровней», поддерживай огонь, иначе увлечешься и скоро кончишь.
Я почувствовал, как искрящийся горячий поток растворяется в теле Тары и начал медленно двигаться.
– Не надо, – Тара остановила меня. – Я сама. Следи за «жаровней».
Она двигалась медленно и ритмично, слегка раскачиваясь в стороны; горячая клейкая влага стекала по моей коже. Как только я начинал чересчур возбуждаться, Тара останавливалась. Так прошло не меньше получаса; отчаявшись достичь оргазма, я просто потерялся в процессе и лишь бессознательно замечал, как влаги становится больше, как ускоряется ритм, как стонет Тара, запрокинув голову, и вдруг…
С верхушки ее позвоночника сквозь разверстую шейку матки обрушился водопад огня.
Тара закричала нечеловеческим, звериным голосом и впилась когтями в мою шею, пронзив кожу. Огонь прошел сквозь меня и вылетал, как из сопла, через небольшое отверстие в пояснице. Тара, теряя сознание, скользнула рукой по спине и закрыла сопло ладонью. Поток бросился в голову; я начал задыхаться и, не удержавшись, кончил сам. Тара счастливо умехалась.
– Теперь ты понял, что значит оргазм женщины, – устало произнесла она, утирая пот со лба. – Ты оставил открытой точку мин-мэнь, и часть энергии улетучилась.
Согласись, твой оргазм был совершенно лишним.
Я покачал головой.
– У большинства мужчин мин-мэнь всегда открыта, – посетовала она. – Поэтому они расходуют массу своей энергии и теряют всю энергию женщины. Кстати, у женщин эта точка большей частью закрыта, как бы запечатана, потому женщины после оргазма цветут, а мужчины – вянут.
– Что это за точка? – заинтересовавшись, спросил я.
– В переводе с китайского – «врата жизненности». Она управляет сексуальной энергией и «изначальным соком» – юань-ци.
– Ты знакома с даосскими методами?
– Свами многому научил меня, но речь не об этом. Когда сливаются сперматозоид и яйцеклетка, родители вкладывают туда изначальную энергию, которая поддерживает в человеке жизнь. Когда истощается юань-ци, человек умирает. Но у женщин мин-мэнь закрыта, поэтому они живут дольше.
– Неужели мужской оргазм необязателен?
– Оргазм – громадная сила, но им надо уметь пользоваться. Ты пока не умеешь, и должен довольствоваться моим оргазмом. – Тара легла рядом и поцеловала меня в шею. Я рассматривал ее смуглое тело, каждая клетка которого была полна вожделением и силой. Изогнувшись, я дотянулся губами до ее поясницы и в том месте, где должна находиться мин-мэнь, потрогал кончиком языка.
– Ай! – засмеялась Тара, – что ты делаешь? Щекотно.
Она не была богиней – она была женщиной. Моей женщиной.
Наконец, случилось то, чего я ждал и боялся больше всего. Жена узнала о Таре, да еще как узнала! Мы столкнулись прямо на улице – я, Тара и она. Жена, умничка, сделала вид, что не заметила нас, но дома предстоял тот еще разговор.
– Кто она? – спросила жена, и я рассказал ей все.
Мы всегда были откровенны: она знала о Халиде, о «Доме Чая» и даже немного о Таре; я уверен, что она знала и о нашей связи, но не стала навязывать мне свои подозрения. Теперь… Нет, она не устраивала мне сцен, только сказала: «Решай свою жизнь сам», – и вышла из комнаты. Я любил ее, черт побери, я любил ее, но и Тара мне была безумно дорога! Неужели можно любить двух женщин одновременно?
Это не укладывалось в голове, но такова была реальность. Моя реальность. Я взял зубную щетку и отправился ночевать к другу.
На следующий день я все выложил Таре. Она была спокойна и сосредоточена.
– Не стану давать тебе советы, – кратко заявила «наставница». – Ты должен поговорить со Свами.
Это предложение совершенно расстроило меня. Тара отказывалась что-то решать и отправляла меня к своему гуру-любовнику! Такого коварства я не ожидал. Тара положила мне руки на плечи и ясно поглядела в глаза. Это был взгляд воина – взгляд, хорошо знакомый мне по нашему давешнему поединку.
– Ты должен поговорить со Свами, – по слогам произнесла она. – И выбрать то решение, которое сочтешь достойным.
Ноги словно налились чугуном. Я понял, что иного выхода нет.
Рам огорошил меня.
– Можешь ничего не рассказывать – я и так все знаю. Не взыщи.
– Неужели Тара все рассказала Вам?! – в гневе выкрикнул я.
– Ну что ты. Она не рассказывает мне ничего – ведьма, а не дочка.
– Никакая она Вам не дочка!
– Тебя наверняка удивит, – мягко произнес Рам, – что и тебя я считаю своим сыном. Не буду объяснять, почему. Присядь, не гоношись. Вся беда оттого, что ты не умеешь принимать решения, не умеешь отвечать за свои поступки. Ничего, это болезнь излечимая.
Я понемногу размяк. Свами говорил тихо, беззлобно. Я внимательно смотрел на него. С тех пор, как я видел в его исполнении «лягушку», Рам постарел и ссутулился, хотя прошло совсем немного времени. Он оставил шутовские замашки и производил впечатление пожилого усталого человека. Только глаза искрились теплом и добротой, как тогда.
– За двумя зайцами погонишься – получишь по морде от обоих, – важно изрек он, и я засмеялся. Рам надул щеки и манерно квакнул, как жаба-гомосексуалист на первом свидании. Я так и покатился со стула.
– Полегчало? – спросил он, улыбась во весь рот.
– Угу.
– Ладно. Итак, ты относишься к своему приключению смертельно серьезно?
– Что-то вроде.
– Молодец. И как, получается?
– Еще бы!
– И теперь, если жена даст тебе от ворот поворот, ты сломя голову побежишь к Таре?
– Наверное, – я задумался.
– Знаешь, это как в американском фильме: герой прыгает из одной машины в другую на полном ходу. Нет времени подумать, оценить ситуацию. Но там хоть понятно – стреляют. А вообще каскадерам за трюки хорошо платят.
– К чему ты клонишь?
– Да ни к чему. У тебя нет пространства для маневра. Или – или. Одна постель ничем не лучше другой, если разобраться, но где здесь твое место?
– Не понимаю.
– Прекрасно. Возьми поединок на ножах – ты как раз его наблюдал. У каждого из соперников было пространство для маневра, и оно было равным. В схватке идет борьба за пространство: если твое больше – побеждаешь ты, и наоборот. У Халида и Джамшеда пространство было равным – на то они и мастера. Никто не мог бы победить. Теперь вспомни ваш поединок с Тарой. Извини, но я издали наблюдал его.
Ты был занят атакой, а Тара – своим пространством. Она управляла ситуацией, ты
– нет.
– Почему?
– Потому что был озабочен процессом. Так и сейчас – ты думаешь, с кем тебе жить, с кем – спать, а своего пространства у тебя нет. Ты не создал пространства, твои партнеры не чувствуют его, а потому управляют ситуацией за тебя. Ну что ты можешь сказать жене, если она выставит тебя за дверь, и правильно сделает? «Извини, милая?» Рам был прав. И жена, и Тара были сильными женщинами; они, каждая по-своему, увлекали меня, и я становился частью их жизни, их интересов.
– Тара – не просто твоя любовница. Когда-то я сделал ее своим «юм» – знаешь, что это такое?
– Не знаю, – мне не понравились слова Рама.
– Женская ипостась Мастера в тибетской традиции. Она – это я в женском облике.
А я – это она. Юм Падмасамбхавы – … – написала его биографию – «намтхар», и унаследовала все мастерство. Я веду к тому, что Тара – воин, Мастер. Ей наплевать на твое пространство: если ты не сопротивляешься, она покоряет тебя, прокатывается, как бульдозер. И идет дальше.
– Но это же бесчеловечно!
– Ничуть не бывало! Ветер не заботится о том, что на каком-нибудь деревце оторвет слабый листок. Раз оторвался – значит, не нужен. Прекрасный урок для тебя.
– Но что же мне делать? – воскликнул я, не в силах переварить сказанное.
– Не жди от меня конкретных советов, – холодно сказал Рам. – На пути Искусства не учат жить. Как побеждает в схватке истинный мастер ножа? Бой – это состязание двух ритмов: твоего и соперника. Ритм мастера совпадает с ритмом Вселенной, ритм профана – его собственный. К ритму Вселенной невозможно подстроиться – профан теряется и гибнет. Ты же стремишься подстроиться под ритм соперника и потому жив, но это ЕГО ритм, и он управляет ситуацией.
– Как же мне найти свой ритм? Или ритм Вселенной?
– Ну-у, – улыбнулся Рам, – до ритма Вселенной тебе далеко. Что же до твоего ритма – разреши себе почувствовать его, найди его в своем сердце.
– Change your mind? – проговорил я и почувствовал надежду.
– Вот именно, – Рам захохотал и снова скроил жабью физиономию. – Смени свой ум!
ГЛАВА 8. ПОЕДИНОК
Я поселился у друга, ничего не сказав жене; ничего не сказал я и Таре. Позвонив Свами, я сообщил, что ухожу из «Дома Чая» и извинился. Рам благословил меня:
– Оставайся господином своих решений. На пути Искусства это – главное.
Друг не задавал лишних вопросов. Он был молчаливым флегматичным программистом, и компьютер занимал его больше, чем все остальное в этом мире. Несколько раз я рассказывал ему об Искусстве, о пути Ножа и о том, как я отказался от этого пути.
– Кстати, о ножах, – однажды заметил он. – У меня тут валяется отличная «выкидуха». Зэковская работа. Если хочешь – возьми.
Его предложение не было лишено оснований. Я по-прежнему допоздна работал в газете, и возвращаться домой приходилось темными, опасными переулками.
– Покажи, – поразмыслив, попросил я.
Что это был за нож! Не думаю, что над ним трудилось доброе существо, но существо это было исполнено мастерства и вдохновения – мрачного вдохновения. Нож был тяжелым, с массивной, отделанной рельефной гравировкой, рукояткой. Она словно сама просилась в руку, и большой палец ложился в аккурат на кнопку. Сверкающее хищное лезвие было чуть изогнуто в конце; сверху донизу проходил желобок – «для стока крови», пояснил друг. Я держал в руке орудие убийства, «пронзания живой плоти», как сказал однажды Халид.
– Ты сам его почему не носишь? – спросил я, удивляясь подарку.
– Не нравится он мне, – поморщился друг. – Да и зачем – я целый день дома сижу.
– А мне почему предложил?
Друг пожал плечами.
– Не знаю. Пригодится, – и больше я не смог вытянуть из него ни слова.
Поначалу я опасался брать нож с собой, но затем, едва увернувшись от одной разбитной компании, уверенно положил в карман куртки. "Пусть будет, – решил я.
– Так оно надежнее".
Этот нож пугал меня. Я чувствовал в нем живую, злобную силу, которая предательски согревала ладонь. Одна мысль о том, что нож имеет свою миссию и исподволь подталкивает меня к ее исполнению, наполняла сердце холодом. Я слишком явно слышал ЗОВ, сродни тому, который почувствовал когда-то в цветущей долине бардо. Через некоторое время зов утих, вернее, я перестал ощущать его, занявшись другими делами.
Я раздумывал, что делать со своей жизнью. Тара привлекала и отталкивала одновременно, как бездна, в которую хочется прыгнуть без оглядки; жену я просто любил – тепло, по-домашнему, как любят плюшевого мишку или старые, навевающие воспоминания тапочки. Как быть? Я спрашивал совета у друга, но тот пожимал плечами. Пространство… Как сформировать это пространство? Я вспоминал, до чего хорошо и покойно было с Халидом, как уверенно вел он меня своими тропами – теперь, столкнувшись с реальной проблемой, я любил его трепетно и нежно.
Я остался один – один на всем белом свете со своими неразрешимыми вопросами. Я остался один – и вдруг вспомнил… Мы тогда практиковали «врастание».
– Ты приходишь в этот мир один и уходишь один, – говорил Халид. – Никто не составит тебе компанию в могилу. Почему ты так боишься одиночества? Посмотри вокруг: люди пользуются другими, как инвалиды – костылями и думают, что это и есть любовь, забота. Отбрось костыли – и человек упадет, потому что никто не научил его стоять на своих двоих! И эти несчастные требуют от своих костылей исправной службы, а отказ считают подлостью, предательством. Вот ты, например,
– ты ушел из дому, и твоя мама почувствовала, что ее жизнь кончена, не так ли?
Она убеждена, что отдала тебе все: любовь, нежность, заботу, а ты наплевал на нее. Да, она отдала все лучшее – тебе, а теперь хочет, чтобы ты был ею – той, которой она когда-то не стала. Нет тебя – нет ее! Вот в чем весь фокус.
Этот фрагмент всплыл в памяти совершенно неожиданно. Боже, сколько же я забыл! И снова вспомнился Халид – неизвестный Халид:
– Все, что я говорю, я говорю не тебе, а твоим клеткам. Ухо улавливает любой звук, но ум отсеивает все то, что ему не по зубам. Информация уходит вглубь. В свое время она вернется, Карлитос. Надеюсь, ты не будешь стенографировать вслед за мной?
Я понял, я понял, я понял!! Все о пространстве, все о ритме, все о своих чувствах. Я бросился к телефону и позвонил жене:
– Нам надо поговорить!
– О чем? – безразлично спросила она.
– Обо всем, – и мы договорились о встрече. Поздно вечером – раньше она не могла. В нашем любимом пустынном парке.
В ожидании я бродил по аллеям – сейчас, когда я пишу эти строки, подмывает накропать какую-нибудь пошлую сцену, но не поднимается рука. Она появилась внезапно – легкая, бесшумная и удивительно похожая на Тару. От неожиданности я икнул. Мы сидели, затем долго в молчании шелестели опавшей листвой. Фонари подсвечивали осень рыжеватым, спокойным светом, и на душе становилось легко и прозрачно. Я не находил слов, чтобы начать разговор, а она не торопилась с вопросами.
Внезапно в конце аалеи появились двое и направились прямо к нам. Сердце неприятно екнуло, я весь сжался, предчувствуя беду. Один, низкорослый крепыш, попыхивал сигареткой, другой, повыше и пошире в плечах, шел вразвалку и размахивал руками. Дойдя до нашей скамейки, они остановились.
– Сидим? – развязно спросил низкорослый. – А час-то поздний.
Мы промолчали.
– Хорошенькая, – бросил низкорослый приятелю. – Скажи?
– Ха, – ответил тот, – еще бы. Пойдемте, барышня, прогуляемся, – и он бесцеремонно ухватил жену за локоть. Она дернулась, но хватка у парня была что надо.
– А ты, писюн, сиди! – бросил низкорослый мне и ласково положил руку на плечо.
Я оцепенел, как будто снова вернулся «страх опоссума». Жена в ужасе переводила взгляд с них на меня. Нужно было действовать, но я замер в страхе.
Высокий резко дернул мою спутницу за руку, вынудив встать.
– Пошли-пошли, девочка. Поздно уже, – ухмыляясь, произнес он. – Того и гляди, хулиганы пристанут. А мы ж порядочные парни, да Серый? – он подмигнул низкорослому и бросил мне: – Сиди, чмошник. Рыпнешься – пеняй на себя.
Они начали удаляться, и с каждым шагом тело цепенело все больше. Я чувствовал, как рушится моя жизнь, но сделать ничего не мог. Парочка двигалась по направлению к кустарнику. Я попытался встать, но низкорослый, оскалившись, достал из кармана отточенный скальпель и легонько полоснул мне по курке.
– Сидеть! Ты не понял? – и с оттяжкой ударил меня по лицу. Слезы брызнули из глаз.
И в этот момент я почувствовал зов. Он шел из правого кармана куртки – оттуда, где лежал злобный, безжалостный, жаждущий крови нож. Какая-то волна заставила меня вскочить. Низкорослый тупо уставился на меня:
– Ох… л пацан! Пеняй на себя.
Но он не успел договорить. Нож вылетел из кармана куртки и исчез в животе низкорослого. С ужасом наблюдал он, как кровавое пятно расплывается по футболке, а затем грузно, по-неживому осел на землю. Я смотрел на свою руку, залитую кровью человека. Бурое пятно расползалось по асфальту. Из кустов выскользнул Серега и остолбенел, переводя взгляд то на меня, то на хрипевшего приятеля.
– Пац-цан… – губы его тряслись. – Ты че, ты че, пацан?
Я молча развернулся к нему; в свете фонаря кровь на лезвии выглядела призрачной, как в фильме про вампиров. Попробовав крови, нож уже не мог остановиться.
– Стоять, – беспомощно пролепетал человек, который еще минуту назад собирался изнасиловать мою жену. – Не надо, ты че?
Я знал, что убью его, убью, как бешеную собаку. Похоже, теперь им овладел «страх опоссума»: он не шевелился, а только повторял: «Ты че, ты че…» Нож знал свое дело: изощренно, хитро, до тонкостей. Он наметил место, где пульсировала сонная артерия. Этот звук, трепет крови в человеческом теле, теле жертвы, чуяла каждая моя клетка, и шептала: «убей!»
– Не смей!! – раздался немыслимый по силе и громкости женский голос, – это был голос Тары, Рама, Халида, это кричал Джамшед, мастер Ножа, странствующий воин. Это кричала Вселенная – это был голос моей жены…
Нож мгновенно утратил свою силу и выскольнул из пальцев. Она стояла, растрепанная, страшная, с округлившимися глазами и кричала, выла: «Не смей!» Я не посмел…
– Он… Он успел?.. – прошептал я, понимая, что от ее ответа зависит все.
– Нет, – выдавила она и бросилась мне на шею. Она… Мир разрушался на моих глазах. Я стоял один перед разверстым ужасом его, перед жуткой его красотой.
… И та, что в мире женщин всех моложе, Та, мать, его целуя, говорит, Что смерти нет, Что смерти быть не может…
И она целовала меня, и ее слезы смешивались с жертвенной кровью, и нелепый свидетель этого упоения, оторопелый, стоял, как в церкви, не в силах вымолвить и слова.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.