Текст книги "Стая Белого Волка. Возвращение мечты"

Глава 3.Путь

Странно ведет себя время: то тянется, будто оно бесконечно, то вдруг несется вскачь. Особенно, когда его не хватает. А у меня отсчет пошел. Ну, не хотела я, чтоб мой малыш родился в этой стране. И уезжать из страны сложнее, и для ребят лишние напряги. Цель я наметила, и все с ней согласились. Фронт подготовительных работ тоже между собой поделили. Лис с Котом потихоньку к Киту в доверие втирались. Жить даже стали отдельно от нас. Пути доставки и места сбыта определили, не торопясь. И непосредственных исполнителей убийства Мастера. Хорька Че к своему другу в сервис пристроил, он там к джипам присматривался. Самому связному я тяжелую работу запретила, так он там стал чем-то вроде консультанта по мотоциклам, почти бесплатным. Зато, с большим количеством клиентов общался. И выплывало, что очень не проста та контора, что джипами владела. Дин разыскивал сослуживцев, которые во всякие охранные и силовые структуры подались, вроде как, работу себе подыскивал. И сведения заодно

А на меня легло обеспечение путей отхода. И я застряла. Поначалу, мы все решили на Князя Олега ставку сделать. Но промахнулись. Я с ним и Пони долгое время довольно регулярную связь поддерживала. И с бабушкой Кудряшки и Пони, у нас в городе, в контакте была. Но за последний год как-то замоталась, пореже посещать ее стала. А теперь, когда вновь наведалась, узнала, что Пони с полгода как умерла, а ее муж куда-то переехал вместе с сыном и на связь не выходит. И найти их оказалось затруднительно, потому как отношения между Россией и Прибалтикой совсем испортились.

А мне не очень-то хотелось на Барона выходить, мы с ним не самым лучшим образом расстались. Но другого выхода не осталось. Да, и его-то оказалось непросто разыскать. Ведь, не придешь же в посольство с вопросом о месте жительства интересующего гражданина. Слишком много вопросов возникает. От спецслужб, конечно. И тех и других. Решила было зайти с другого боку, через гуманитарную организацию, занимающуюся вывозом немцев на историческую родину и ввозом к нам гуманитарной помощи. Вторую мировую войну-то мы у немцев выиграли, а вот холодную войну – проиграли. И теперь, чтоб подсластить пилюлю, они нас подкармливают. И подглядывают, наверно. Потому, что и здесь вопросов слишком много задавали. И я сочла за благо уйти, подобру, поздорову.

Вот, теперь и брела, в раздумьях, по улице старого центра города, смахивая временами с лица крупные хлопья снега, с удивлением отмечая произошедшие перемены. Маленькие продуктовые магазинчики все сплошь стали модными бутиками, а кинотеатры – ресторанами, возле которых отиралось огромное количество разряженных в пух и прах девиц, которые искали себе спутника, если не на всю жизнь, то хотя бы на вечер. Все они были гораздо моложе тех, что работали в свое время на мадам Лору, и куда как вульгарнее. Одну из наиболее популярных улиц в центре города, по которой любили гулять влюбленные парочки и мамаши с детьми, заполонил вещевой рынок. И он так же разительно отличался от нашей старой «толкучки», которая ютилась в семидесятых на окраине города, как «ночные бабочки» Лоры от нынешних искательниц приключений. Качеством товара и контингентом продавцов. Продавали тут теперь вместо качественного западного импорта дешевый ширпотреб низкого качества родом из Турции и Китая. А среди продавцов встречались мои старые знакомые из вуза, и даже с научными степенями.

Менялось не только содержание, но и сам облик старого города. Тут и там вырастали вычурно-вульгарные новостройки, втиснутые между старыми особняками на месте странным образом сгоревших деревянных домов. И еще появилось огромное количество всяческих церквушек, бесстыдно сверкавших раззолоченными куполами на фоне облезлых фасадов старинных домов. А еще пооткрывалось множество кафе и различных питейных заведений, из чьих открытых дверей непременно неслась громкая разухабистая музыка. Хотелось зажать уши и сбежать куда подальше.

Но вдруг откуда-то послышались звуки органной музыки. Я остановилась и закрутила головой, пытаясь отыскать ее источник. Конечно, это – кирха! Стояло же с девятнадцатого века на главной улице города это странное здание. И все знали, что оно – кирха, немецкая церковь, то есть. Вот только, со времен 1917 года, службы в ней не вели, располагались в ней: то магазин, то молочная кухня, то кулинария. А сегодня, видать, богатые западные немцы ее выкупили, отреставрировали и орган поставили. А играет он потому, что сегодня – Рождество, католическое и протестантское. Западное, то есть. Я это число запомнила потому, что Вольф в былые времена в этот день бабушку свою ходил поздравлять, Елизавету Андреевну.

Она старые семейные традиции блюла. Ведь, как-никак, немецкие бароны, хоть и с русскими именами. А потому, что со времен Петра I в России проживали и государству служили, достойно и честно. В Советской России-то они свое баронство не очень афишировали, а в Германии их род большой известностью пользовался. Так вот, как гласность с перестройкой начались, так они с Германией списались, а затем, и вовсе, туда перебрались. Здесь-то их семью Елизавета Андреевна удерживала, Россию, по старой традиции, родиной считала, раз, предки присягу на верность принесли… И никакие репрессии ее в этом разубедить не могли. Но после тех событий, когда Вольф, вместе со стаей, совсем по краешку прошел, и со мной на пару чуть в ящик не сыграл, она таки сдалась, и согласилась восстановить контакты с родственниками, а затем и перебраться к ним на постоянное место жительства. И то правильно, раз, Родина уже сама на себя не похожа, а внуку прочное будущее необходимо.

Все это пролетело у меня в голове, пока я рассматривала украшенные еловыми венками двери кирхи. Затем я тронула их, тихонько вошла в полупустое помещение и села в последнем ряду. Дождавшись, пока смолкнет музыка и разойдутся немногочисленные прихожане, я подошла к довольно молодому священнику:

– Я бы хотела попросить вас о помощи, святой отец!

Тот нахмурился и сказал, что он оказывает помощь духовную, а не материальную. Я его поняла, и, для поддержания разговора, опустила в кружку для пожертвований сто долларовую купюру, которую всегда носила на предмет взяток. Святой отец расцвел и попросил изложить проблему, пообещав помочь, по мере сил.

– Вы сами из Германии, святой отец? Проблема в том, что я хочу известить одного человека о том, что у него в России есть ребенок. Мы с ним расстались, когда его семья уезжала в Германию. Я не хочу идти официальными путями и доставлять ему проблемы, так как с его семейством я не в ладах. И от него мне, по большому счету, ничего не надо. Просто, я больна и мне недолго осталось, а это было бы не по-христиански, оставить его в неведении, – выглядела я последнее время действительно неважно, поэтому пастор мне поверил.

Затем я назвала полные фамилию и титул Вольфа, которые возымели надлежащее действие. И попросила передать известие, а если у него появится желание, связаться со мной, то передать сюда номер телефона, на который я могла бы ему позвонить. После чего выслушала лекцию о необходимости найти свой путь к богу, положила еще одну купюру, записала свое имя и дату рождения мнимого ребенка, достаточно похожую, чтобы Вольф поверил в нее, и пообещала зайти через пару недель. Чем черт не шутит, авось, и выйдет, что-нибудь.

А ведь, получилось! Не через две недели, конечно, а через два месяца. Я уже успела изучить весь их органный репертуар и перечитать кучу церковной литературы. И истратить солидную сумму денег на пожертвования. Но зато, вот он – номер телефона.

Звонить решила с главпочтампта, там есть телефоны – автоматы на все направления. А для поддержки взяла с собой Хорька. Чтобы не было пути назад. Если я выбрала путь, то надо пройти его до конца, и не сбиваться из-за уколов больного самолюбия. Но пальцы у меня дрожали, когда я набирала этот длинный номер.

А голос в трубке оказался все тем же, до боли знакомым. И мне понадобилось немало мужества, чтобы сказать:

– Здравствуй, Барон! Ты нужен мне и стае!

Я почувствовала укол совести, когда он срывающимся голосом начал спрашивать, что со мной стряслось и как зовут ребенка.

– Прости меня, Вольф, но про ребенка я придумала, чтобы пастор постарался тебя найти. Я не замужем и детей у меня нет. И со здоровьем у меня не так уж плохо, а вот у Че – проблемы с позвоночником, – я постаралась говорить спокойно, дозируя правду.

– Так стая снова собралась? – удивленно переспросил Вольф.

– Не совсем, чтобы в прежнем составе, но с нами Дин и Че, а также Лис и Кот, – подтвердила я.

– А где Хорек? – мне послышались отзвуки былой ревности в его вопросе.

– А ты как думал? С нами, конечно. С тех пор, как они все из Афганистана вернулись, – ответила я, сжав Алешкину руку.

– Так Че там ранили? Ему помощь нужна? – в голосе Барона звучало неподдельное беспокойство.

– Да, там. А сейчас ему нужна клиника, предлагающая программу реабилитации. Деньги значения не имеют, а вот визы, для въезда в страну, нужны для всех. Не беспокойся, мы к вам ненадолго.

– Не обижай меня, Инь! Я безумно хочу вас, всех, увидеть! И прежде всего – тебя! – мне было стыдно слышать такую радость в его голосе.

– Для этого нам надо отсюда выехать и к вам въехать, – напомнила я. – А это, до сих пор, не так-то просто.

Договорились созвониться через пару дней, чтобы поговорить конкретнее, а затем я с пылающим лицом выскочила на мороз. Хорек медленно подошел сзади:

– Тебе плохо? – спросил он и, помолчав, добавил. – Ты все еще испытываешь к нему чувства?

Я подставила лицо падающим сверху снежинкам, пытаясь охладить лицо и душу:

– Слишком много из прошлого сразу навалилось. А чувства я испытываю к Волку. Он столько всего в один узел завязал! Сначала я безгранично верила ему, потом – ненавидела, а теперь понять пытаюсь. А Барон всегда был рядом в трудную минуту. Я многим ему обязана. Но это был не мой выбор, а Белого Волка, назначившего Вольфа моим адъютантом. Поехали домой, ребята вестей ждут.

Я развернулась и пошла, было, к припаркованной на углу машине. Но остановилась и приложила руку к животу. Там зашевелился ребенок.

Насколько же украшает зима Россию и наш город в частности! Сугробы скрывают не только грязные вытоптанные газоны и разбитый асфальт, но и делают привлекательней любой дом, особенно, если в нем горит огонь, и тебя там ждут друзья. А из окон нашего старого дома не только пробивался свет, но и слышна была негромкая музыка. Дин играл на гитаре песню из фильма «Генералы песчаных карьеров». Только услышав ее, я осознала, как давно не видела его с гитарой в руках. Когда-то он себе без нее и дня не мыслил. А теперь в футляре от нее автомат возит.

– Он даже в Афгане с ней не расставался! – сказал Хорек, словно прочитав мои мысли. – И даже там песни свои писал.

Я тяжело вздохнула:

– А мне, как раз, понятно, что и на войне можно найти повод для песен, а вот, в нашей поганой действительности – только для самоубийства!

Из открывшейся двери пахнуло теплом, едой и домашним уютом. В дверях стоял улыбающийся Кот, а с кухни слышны были голоса Дина и Че. Теперь они пели что-то из военного репертуара.

– Хорошо поют! – похвалила я, входя в дом. – Душа радуется.

Парни сразу накинулись на меня с расспросами, как все прошло.

– Барон был рад, что мы его нашли, и обещал сделать все, чтобы мы смогли приехать. Клинику он найдет, а с вас потребуются заключения врачей, о необходимости реабилитационного лечения. У Че с Хорьком проблем с этим не будет, а остальным, если сходу не выйдет, по моим связям, сделаем заключение о необходимости психологической реабилитации. Хуже всего со мной получается. Лечиться мне, как бы, незачем, да, и вуз у меня режимный, – изложила я свое видение вопроса. – Но есть у меня одна мысль, правда, боюсь, не всем понравится.

Я старалась не смотреть на Хорька, он, в очередной раз, крайним оказывался:

– Меня не смогут не выпустить как жену инвалида, прикованного к коляске, следующего на лечение и нуждающегося в постоянном уходе. А это у нас – Че, по документам.

Че ошеломленно похлопал глазами и смущенно посмотрел на Хорька:

– Да, уж! Неудобно получается. Но, с другой стороны, это можно расценивать, как военную хитрость.

Я тоже решилась посмотреть на Алешку. Тот вымученно улыбнулся:

– Пожалуй, это единственный выход для тебя, Инь.

Я благодарно сжала его руку и повернулась к Че:

– Тогда давайте не оттягивать. Завтра в городской ЗАГС и прокатимся. У меня и справка о беременности есть, так что распишут без проволочек.

– Э, нет! Так дело не пойдет! – ответил Дин, откладывая гитару. – Мы все с тобой поедем! Мы с Че друг другу обещали, что будем свидетелями на свадьбе. А ты Алешку в шаферы возьмешь. И не удастся тебе нас такой развлекаловки лишить!

И никакие мои протесты и доводы, что свадьба не взаправду, действия не возымели.

После ужина, полного дружеских шуток и подколок, я утащила Хорька в спальню Волка, чтобы поговорить спокойно. Температура на улице уже позволяла прогреть и ее, а то в самые морозы мы все спали, сгрудившись на первом этаже, в комнатке бабы Ани, кухне и даже в ванной комнате, вокруг титана, который использовали как печку– «буржуйку». Все мы могли разъехаться по другим местам, где было значительно теплее, но нас тянуло собраться вместе в этом доме, который казался нам островком счастливого прошлого в этом, сошедшем с ума, мире.

Пока я стелила постель, Алексей опять, молча, стоял в дверях, глядя на меня.

– У меня такое ощущение, что мы с тобой идем поперек судьбы, Инь, – вдруг задумчиво произнес он. – Уж слишком много всякого постоянно встает между нами.

Я подошла к нему и решительно посмотрела в глаза:

– А я всю жизнь иду поперек судьбы! Ведь, только нежелание моих стариков, поверить прогнозам врачей и сдаться, дало мне возможность прожить дольше трехлетнего возраста! А нежелание подчиняться требованиям лживой, но удобной, морали и общепринятым правилам привели меня в Стаю Белого Волка. Желание победить в ситуации, обреченной на проигрыш, свело меня с вашим поколением. А твое нежелание, уступать меня кому-либо, свело нас вместе.

Тут я замолчала и приложила руку к животу. Сегодня малыш как-то бурно реагировал на мое волнение.

– С ним что-то не так? – обеспокоенно спросил Хорек, подавшись вперед.

Я улыбнулась и приложила его руку к своему животу под рубашкой:

– Он, просто, начал активно шевелиться. Шустрый будет малец! И растет он как-то быстро.

И действительно, старенькая акушерка постоянно ставила под сомнение мой срок беременности, считая его большим, но я-то точно знала, когда это могло произойти, и уж никак не раньше. Вместо ответа Хорек поднял меня на руки и осторожно уложил в постель.

А позже, ночью, лежа на плече уснувшего Алешки, я продолжала думать о том, что, и в самом деле, слишком многое в наших с ним судьбах идет поперек. Я распустила стаю и сделала все возможное, чтобы разорвать связи с молодым поколением, но спустя столько лет мы оказались в этом старом доме, в одно и то же время. Ну, а взять, хоть ту автоматную очередь, которая, как я уже знала, прошила всю его грудь наискосок. Спереди. Прошли же все горы, по очереди неся на руках Че, а завершение всего – нарвался-таки, от своих. Это неудача, или как? Алешка шел ко мне, невзирая на препятствия, а судьба всячески ему противостояла. А то, что пуля, все ж таки, прошла в сантиметре от сердца, но не задела его – удача? Я так хотела ребенка, и судьба подарила мне его, это – удача? А то, что впереди у нас столько препятствий на пути к намеченной цели, что выжить ему суждено только чудом, это – неудача или испытание? Ответа я пока не находила.

В городское отделение загса мы приехали рано утром, но там уже была очередь из желающих сочетаться браком по-быстрому. И если бы не пробивная сила Дина, в прямом и переносном смысле, то мы ушли бы, не солоно хлебавши. Его широкие плечи и «прикид» крутого байкера не вызывал желания у других мужчин заступать ему путь, а умение вовремя сунуть зеленую купюру открывало все двери. Результатом его усилий было то, что теперь мы стояли в кабинете начальницы загса, а она переводила критический взгляд со справки на мою фигуру. Под просторным, по сегодняшней моде, свитером, особо ничего и не разглядишь. Время наложило свой отпечаток и на посетителей этого заведения. Торжественным образом нынче сочетаются лишь бандиты и их подружки, они-то и приезжают по пятницам на мощных джипах и в дорогих нарядах. В среду здесь собралась толпа кое-как одетых людей, и я в своих старых джинсах и свитере ручной вязки не очень среди них выделялась. У Че тоже лучше военного мундира ничего не нашлось. Сопровождение троих мужчин, вместо подружек опять же, видимо, вызывало у нее недоумение. Но вес «зеленых», вложенных в документы, перевешивал все сомнения.

И через несколько минут мы с Че, Хорьком и Дином уже стояли на заснеженной улице, разглядывая заветные «корочки». Тут, как раз, подкатили запыхавшиеся Кот с Лисом.

– Успели-таки! Мы шампанское привезли! Французское! – выкрикнул Лис, ссыпавшись с мотоцикла.

– Вы что – с ума сошли! Оно же бешеные деньги стоит, а мне и пить его нельзя! – искренне возмутилась я.

– Немножко – можно! – уверенно возразил Дин. – Моя бабушка говаривала, что тот, кто под шампанское завелся, легко по жизни идти будет!

Его грузинской бабушке, конечно, видней. Пить на морозе французское шампанское из пластиковых стаканчиков – та еще идея. На этом, правда, все празднование и закончилось. Дел – невпроворот, и времени – в обрез.

На следующий сеанс связи с Вольфом я взяла с собой не только Хорька, но и Че. Для поддержки. Барон же сразу по делу начал говорить:

– С документами из клиники проблем не будет, на парней бумаги оформлять начнем сразу, как только ты мне все необходимые сведения по факсу передашь. Из вашей кирхи. Я им для тебя посылку отправил. А вот, как тебя оформить, я еще не решил.

– А меня, Барон, ты будешь оформлять, как жену Че, сопровождающую мужа-инвалида на лечение. Фамилию я не меняла, – ответила я.

Вольф помолчал, а потом сухо спросил:

– И давно он твой муж?

Я коротко усмехнулась:

– Со вчерашнего дня. Можешь поздравить, он рядом стоит.

И передала трубку Че. Следующие две минуты разговора состояли, видимо, из взаимных подколок. Затем связной вернул мне трубку.

– Я сам могу привезти вам приглашения, у нашей фирмы торговое представительство в Питере, – сказал Барон. – Это ускорит процесс.

Такой поворот меня никак не устраивал:

– Ни в коем случае! Тебе не стоит сейчас появляться в России, поверь мне. Я приеду и все объясню. Ты лучше подумай, как бы ввезти к вам, в Германию, пианино, чтобы его не очень трясли на вашей таможне.

Голос Вольфа отражал его полное непонимание ситуации:

– Какое пианино?

– Антикварное, из дома Белого Волка, – ответила я.

Примерно через пару недель, когда я в следующий раз пришла в кирху, там меня приняли с распростертыми объятиями. Похоже, Вольф их, со своей стороны, тоже неплохо простимулировал. Пастор вручил мне увесистый пакет, пришедший из Германии по DHL. Там были проспект и бланки реабилитационного центра, коробка с мобильным телефоном, зарегистрированным в Германии. А внутри нее – листок с номером, на который ему звонить. Новый. Сообразительности Вольф в своей Европе не потерял.

– Ну что, парни, подготовительный этап закончен, и наш план выходит на финишную прямую. Но пока еще можно развернуть все в другую сторону. Деньги еще остались, и их хватит, чтобы отправить Че на реабилитацию в Латвию, а потом для вас еще остается возможность найти там концы, как поступить в Иностранный легион, ходят слухи, что людей с вашим опытом туда берут на раз-два. А на этом направлении мы можем планировать что-то определенное только до прилета в Германию. Билеты оттуда в Южную Америку, я думаю, Барон нам организовать сумеет. А остальное в тумане, – начала я вечером наше «производственное совещание».

Че сразу вскинулся:

– Там – новая жизнь!

А Дин внимательно посмотрел на меня:

– И эта жизнь будет интересной для нас, но очень сложной для тебя, особенно, в свете ближайших перспектив. Ты дала нам новую цель и помогла подготовить путь к ней. И я уверен, все поймут, если ты решишь дальше не рисковать. Вы с Хорьком можете пока остаться здесь, а мы вызовем вас к себе, как только устроимся, если все пройдет как надо. Так будет легче для тебя.

Я посмотрела на Хорька и горько усмехнулась:

– Так будет легче для вас! А я, на самом деле, очень боюсь выпасть из струи, которая несет меня поперек течения судьбы. Но еще больше я боюсь, что выпадет кто-нибудь из вас.

Че хлопнул ладонью по столу, завершая спор:

– Тогда нечего дискуссии разводить. Завтра поедем загранпаспорта оформлять. Пора готовить антураж.

Антураж получился впечатляющим. Я как-то раньше не задумывалась, что у ребят, кроме ранений и тяжелых воспоминаний, еще и награды после войны остались. Сами они об этом говорить не любили, а парадные кители – дома в шкафах пылились. Мне в их вещах только горчичного цвета панамы попадались. Иконостас у каждого из них был – будь здоров! Че, конечно, ворчал по поводу коляски, которую мы везли на верхнем багажнике. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Я ему на это резонно заметила, что мне тоже не очень нравится свой живот на общее обозрение выставлять, но так общая картина убедительнее получается.

То ли убедительность картины подкупила соответствующие службы, то ли Дин со своими армейскими связями и ловкостью в общении расстарался, но документы у нас приняли, и даже пообещали оформить в кратчайший срок, чтобы лечение не откладывать.

Убедившись, что здесь, судя по всему, затыка не будет, я решила позвонить Вольфу. Идея разговаривать с заграницей не то что вне переговорного пункта, но, и вовсе, по трубке без телефонного аппарата, была непривычной, но пастор объяснил, что в Европе это – довольно распространенный вариант. А мне было в новинку: набрать на трубке номер и сразу услышать голос из Германии:

– Привет, Инь! По этому телефону мы можем гораздо откровеннее разговаривать. Быть может, ты мне прояснишь немного ситуацию, а то слишком много вопросов без ответа накопилось. О деньгах можешь не беспокоиться, я его сам буду оплачивать.

Ответы, конечно, давать придется, но не все – здесь и сейчас. Постоянная моя дилемма: хочется сделать все как правильно, а приходится – то, что нужно.

– Какой вопрос тебя занимает более всего? – спросила я с нервной усмешкой.

– После того, как ты выглядишь сейчас, конечно же, про пианино, – ответил Вольф совершенно серьезно.

– Выгляжу примерно также как и прежде, – ответила я, инстинктивно погладив живот рукой и порадовавшись, что он меня не видит. – А пианино я хочу послать тебе в контейнере, тем же самолетом, каким сами полетим.

– Я могу встретить его и не дать разобрать по досточкам, но у собак хороший нюх! – голос его зазвучал несколько напряженно.

Я понимала, о чем он думает:

– Ну, что ж ты так, Барон! Мир, конечно, меняется, и мы вместе с ним, но не до такой же степени! Там не будет никакой дури, я тебе обещаю!

Барон немного помолчал:

– Тогда я отказываюсь понимать, что вы задумали. И почему мне нельзя приехать к вам. Я – гражданин Германии, и у меня открытая бизнес виза в Россию.

Я с досады скрипнула зубами:

– Я думаю, что тебе не захочется встречаться с нашими старыми знакомыми, от которых было столько проблем. Страна-то, может, и поменялась, а они, все, на своих местах. И методы работы у них еще менее гуманные. И не хочу, чтобы тебя, хоть как-то, связывали с нами. Хотя бы, до нашего отъезда из страны. И я хочу, чтобы ты заказал для нас билеты в Южную Америку, с открытой датой вылета. Страну сам выбери, куда визу проще получить.

– Так Че, все же, по следам своего кумира решил идти! – ошеломленно промолвил Барон. – И вас за собой тащит.

– Нет, это – наше общее решение. И мы очень надеемся, что ты нам поможешь! – ответила я ему.

– Я сделаю все от меня зависящее, – заверил меня Вольф. – А вас там, видимо, совсем прижали, раз, решили из страны когти рвать!

Я невольно поморщилась:

– Не то, чтобы совсем прижали, просто, осточертела вся эта новая жизнь, до крайности.

Вольф коротко хохотнул:

– Вот, это чувство мне знакомо! Ну, что ж, как в старые времена: цель намечена и путь указан. Время действовать. Телефон держи всегда при себе, и не пропадай надолго.

Выключив телефон, я посмотрела на Че с Хорьком, которые сидели вместе со мной в машине:

– Барону, там, в его спокойной и благополучной Европе, судя по всему, тоже осточертело все, раз, с таким рвением нам помогать взялся. Хотя, меня, конечно, не радует, что мы его в слепую используем.

Че, как обычно, особых сомнений не испытывал:

– Так это ж все на пользу стае! А, может, он, и сам, с нами прокатиться надумает?

Меня аж передернуло:

– Тьфу, на тебя! Ведь, это у нас здесь – ни прошлого, ни будущего, а зачем его-то с насиженного теплого места срывать?

Че не унимался:

– А что в этом такого? Сама ж сказала, что ему там скучно. А нам такой хороший боец лишним не будет!

Простоват он, мой связной. Долго до него общий смысл всей ситуации доходит. А вот, до Хорька – дошел, видимо. Потому как он, молча, вел машину и лишь изредка поглядывал на меня в зеркало заднего вида. В животе опять заворочался малыш.

– Подвезите-ка меня в больницу, что-то малец разбушевался. Все равно мимо едем. А сами можете пока в сервис заскочить, – попросила я их.

Взгляд Хорька сразу стал озабоченным:

– Прекращай-ка ты дергаться по всякому поводу, еще ребенка потеряешь! Задачи надо решать по мере поступления, и не забивать голову раньше, чем нужно. Сама ж всегда так говорила!

В больнице, на этот раз, моя ведущая акушерка возилась с осмотром дольше, чем обычно. А затем, сдвинув очки на кончик носа, сказала:

– Ну, поздравляю, милочка! Теперь у вас в два раза больше счастья!!

Я не сразу и поняла:

– Почему?

Та широко улыбнулась:

– В два раза больше пеленок запасай. Там два сердечка прослушиваются! Понятно теперь, почему живот у тебя так быстро растет.

И у меня, похоже, от такого известия сердце удар пропустило. А затем мне в голову еще одна мысль пришла:

– А могут они от разных отцов оказаться?

Та в задумчивости почесала кончик носа:

– Я за свою долгую практику многое повидала. И двоен – тоже. Случается иногда, что дети, если это разнояйцевые близнецы, совсем друг на друга не похожи. В таких случаях у нас говорят: один – в папу, другой – в маму. А иностранная литература пишет, что и твой вариант возможен. Они там генетический анализ проводят, так вот, говорят, что вероятность этого – около трех процентов. Родишь – поглядим.

Раиса тоже долго хихикала над этой новостью:

– Ну, ты ж говорила, что вероятных отцов – два! Вот, и получайте – каждому по штуке! А если и вариант с тремя процентами выстрелит, то я о тебе статью напишу.

Я не разделяла ее веселости:

– Ты мне лучше копию истории болезни сделай. Свою, и из гинекологии.

Она так обиделась, что раскашлялась и снова потянулась за сигаретой:

– Ты что, в нашей компетенции сомневаешься? Кому-то еще показать хочешь?

Я поспешила ее успокоить:

– В вас я не сомневаюсь, просто, мне на некоторое время из города отъехать придется, так я ее при себе иметь хочу, на всякий случай.

Моя подруга успокоилась и даже поддержала мое решение:

– Мысль здравая! А ты, все же, аккуратнее с поездками. Тебе лучше поближе к хорошему стационару находиться, если и себя, и детей, живыми и здоровыми видеть желаешь.

А вот это – как получится! Принимая во внимание то, что судьба уже подкинула мне в точности то, что я просила, может оказаться, что я уже исчерпала свой лимит удачи. Но отступать уже некуда.

Хорек и Че, конечно, обрадовались. Они теперь полностью были уверены, что у каждого из них будет свой пацан. Я попыталась несколько остудить их восторги:

– А может, еще и девчонки родятся. И обе на Че похожие.

Он у нас, конечно, не красавец, черты лица для войска Чингис-хана вполне подходящие.

– А еще, если это все верно, и будущие дети – близнецы, то на мотоцикле ты скоро не поместишься! – заметил Хорек, окинув меня критическим взглядом.

У него же большой опыт жизни в многодетном семействе. И близнецы там тоже водились.

– Тогда нам еще одна машина нужна, – резонно заметил Че.

– Желательно, старое такси, – ответила я.

У меня на этот счет свои мысли имелись.