Текст книги "Особые заслуги"

Да ладно, не время сейчас рассусоливать, может, ещё не поздно сделать последнюю попытку спасти положение. И с превеликим трудом заставил себя шагнуть навстречу пограничникам. Те остановились. Не только потому, что увидели Павлика, а главным образом из-за Яночки. Им пришлось отпустить её, ибо она при виде драгоценного Хабра почувствовала такой прилив сил, что могла уже и сама двигаться, если бы захотела. Пока не хотела. Напротив, упала на коленки, обнимая и лаская Хабра, который не помня себя от радости облизывал её лицо и тихонько повизгивал от счастья.

Все вздрогнули, услышав громкий, звенящий от волнения голос Павлика:

– Ладно, чего уж там, больше темнить не будем, а они сейчас уже в седьмую могилу залезли! И отпустите её, за границей была не она, а я. У них две машины, а у Лысого двойные номера – наш и иностранный! И надо туда мчаться, вдруг ещё успеете! И хорошо бы пульнуть! А в случае необходимости пёс найдёт, потому как пахнут маслом для загара! И вообще сначала надо с этими покончить, а исправительный дом не уйдёт. Мы убегать не собираемся. Учтите, пёс не виноват только одни мы!

Речь великолепная… ничего не скажешь, жаль только, что пограничники ничегошеньки из неё не поняли. Зато на Яночку она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Оставив Хабра, Яночка вскочила.

– В седьмую? А ты откуда знаешь?

– Мы с Хабром там пробегали. Только что!

– О, Езус-Мария, надо что-то делать, скорее!

– А я что говорю!

– Поручика известить!

– Хабр…

– Да ты что! Столько сегодня пёсик набегался, напереживался, он ведь не железный!

– Так ведь надо известить поручика!

Пограничники стояли, слушали, переводя взгляд с мальчика на девочку, удивительно похожих друг на друга, и кое-что до них дошло.

– Погодите! – сказал один из них. И спросил Яночку: – Это твой брат?

– Брат, конечно, кто же ещё! – нетерпеливо отмахнулась от него _mnwj» и крикнула: – Срочно надо вызвать поручика! Того, из Крыницы.

– А зачем вам поручик?

– Он все знает. То есть не все, но теперь узнает все. Собаку не дам, собака устала, а дорога длинная, пёсик не железный. К тому же у вас на заставе должен быть телефон, можно позвонить.

Яночкина речь была короче Павликовой и не так сбивчива, но пограничников все равно не устроила. Они по-прежнему оставались невозмутимыми требовали разъяснения.

– Не время сейчас объяснять! – сердилась Яночка. – Действовать надо! Поручика вызвать!

– Говорю же, уже в седьмую могилу полезли! – нервничал Павлик, – а вам хоть бы хны!

– Какая там седьмая, небось за восьмую принялись! – наскакивала на солдат девочка. – А может, и за девятую!

– Вот я и говорю – поручик знает, где искать Ушастого! Надо вызвать поручика!

– Как вы не понимаете – преступники могут сбежать!

Услышав про преступников, пограничники переглянулись и один из них скрылся за деревьями леса, а второй спросил:

– Что за преступники и что вы о них знаете?

– Все знаем! – мрачно ответил Павлик. – И сейчас все расскажем, только пускай придёт сюда поручик.

– А сколько их?

– Всего четверо, но сейчас на кладбище орудуют только двое.

– А где же Лысый? – встревожилась Яночка.

– Я откуда знаю! Может, в машине сидит, но надо проверить. И вообще – уже сто раз твержу – проверить надо!

Тут вернулся из леса пограничник. Он услышал последние слова Павлика и посоветовал:

– Лучше уж ничего больше не проверяйте. Поручик сейчас будет здесь.

– Прямо сейчас? – не поверил Павлик.

– Ну не прямо, минут через двенадцать.

Появился поручик даже скорее, чем его ждали. Рядом с ним бежал его пёс. Одного взгляда на пса Яночке хватило, чтобы сделать вывод: они явились не из Крыницы, были где-то поблизости. Должно быть, поручик предчувствовал, что этой ночью произойдут важные события.

– Давайте коротко и только о деле! – скомандовал поручик. – Что с кладбищем?

Павлик сосредоточился, поднапрягся и постарался коротко и ясно удовлетворить любопытство поручика милиции.

– Рыжий и Лысый могилы разоряют. Давно уже в них копаются, как бульдозеры роют. Но в данный момент на кладбище Лысого нет, сидит наверное, в машине, машина припаркована у кемпинга, а сейчас на кладбище вместе с Рыжим орудует какой-то Прилизанный, его мы не знаем…

– И Ушастого тоже нет, – дополнила рассказ брата Яночка. – А у него двойные номера на машине, с одной стороны номер Ушастого, а с другой – Лысого, иностранные номера. Нажмёшь в машине кнопку и номер переворачивается. У нас оба номера записаны.

У поручика от возбуждения запылали щеки и засверкали глаза.

– Двойные номера, вот оно что!.. А вы откуда знаете?

– Собственными глазами видели. Две машины у них, совсем одинаковые, только по счётчику и различаем, то есть по показаниям километража на счётчике. У нас это тоже записано.

– И поспешите, им осталось всего семь могил раскопать! Может, сейчас найдут и смоются!

– А что найдут?

– Как что? Да те самые штабные документы, ещё с войны!

Поручик не поверил своим ушам.

– Как ты сказал?! Какие документы?

– Говорю же – секретные штабные документы немцев! В войну там закопали! Спрятали!

– А вы откуда знаете?

– Догадались. Ведь здесь шла война, так? Немцы держали оборону, r»j? Значит, должен же быть у них тут штаб? А когда драпали, так решили секретные документы спрятать. И в какой-то из могил спрятали.

– А догадались сами, значит…

Поручик вроде бы немного успокоился. Не хватало ему ещё тут шпионского гнёзда. Но похоже, его выдумали эти шустрые детки, их собственные вымыслы…

– Будьте любезны, эти записанные вами номера! И уточните, где роют.

Яночка извлекла из кармана джинсов блокнотик, вырвала из него страничку и передала поручику. Пожалуйста, ей не жалко, они с Павликом помнят эти номера. Павлик тем временем опять сосредоточился, теперь на топографии местности.

– Схватились они, значит, за седьмую могилу… как раз посередине, на самой верхушке. А необработанные остались с этой стороны, – размахивал мальчик руками, показывая, с какой именно, – и вон с той, немного пониже…

Поручик прекрасно разбирался в жестикуляции Павлика, понимающе кивая головой и стараясь запомнить.

– Молодец, все понял. Об остальном поговорим завтра. А сейчас забирайте собаку и марш домой! Чтобы я тут вас больше не видел!

– Это как же понимать? – возмутилась Яночка.

– А так и понимайте, как я сказал! Считайте, заслуга у вас в кармане. Не знаю, чего вы там отмочили, но полагаю, её на все хватит, грандиозная заслуга! А сейчас нам надо действовать, не до вас, так что марш домой!

Дети были сбиты с толку. Как же так, домой? Ведь вот пограничники рядом, явно собирались их арестовать за нелегальный переход границы, ведь преступление же… Павлик взглянул на сестру. Та уже пришла в себя и теперь с самым невинным видом устремила взор куда-то в глубь леса. Ага, она права. И Павлик тоже незаметно огляделся. Вредный поручик, однако, заметил. Подозвал к себе одного из пограничников и прошептал:

– Слушайте, проводите этих паршивцев до самого их дома! И не уходите, пока не убедитесь – они вошли и уже больше не вышли, не то опять отправятся на ночную прогулку. От них всего можно ожидать, уж я знаю, кошмарные ребятки!

– Будет сделано! – отсалютовал пограничник и повернулся к кошмарным ребяткам. Перед ним стояли два ангела во плоти, глядя на него невинными голубыми глазами. Если бы не строгий приказ старшего по званию… И пограничник грозно произнёс:

– Ну, мои дорогие, пошли домой! Вы первые я за вами.

Долгое время Павлик и Яночка шествовали в угрюмом молчании. Впереди Хабр, позади пограничник, не спускающий с них бдительного ока, А он и в самом деле перехватил взгляд, который детки уходя бросили на милицейскую овчарку, и прекрасно понял значение этого взгляда. На то он и пограничник, притворная покорность конвоируемых его не обманула.

Когда проходили рядом со знакомым муравейником, Павлик не выдержал.

– Слушай! – шепнул он сестре, не в силах больше выносить неизвестность. – А арестуют нас когда? Не говорили?

– Не знаю, – шепнула сестра в ответ. – Насчёт ареста – ни словечка.

– А где тебя поймали?

– На границе.

– Надо же! И что сказали? Кричали: «Стой, стрелять буду!»?

– Зачем? Я и так стояла,

– Ну тогда как ругались? Расскажи, что говорили.

Яночка честно постаралась вспомнить, что говорили пограничники, застукав её в обнимку с пограничным столбом. Что-то наверняка говорили, но никак не вспомнить. Первые слова не вспомнить. Потом до неё начал доходить смысл сказанного. И девочка прошептала, вспоминая:

– Они решили – я заблудилась. Спросили, что я здесь делаю ночью.

– А ты что ответила?

– Как что? Правду ответила!

– Что?!

– Ну да, правду. Сказала – мы хотели посмотреть на кабанов.

Павлик даже остановился от возмущения. – Выходит, соврала властям! Bed| мы же следили за этими..

Оглянувшись на бдительного пограничника, мальчик не докончил и быстренько двинулся дальше. Сестра поспешила за ним, ехидно прошептав:

– А кабанов, скажешь, не хотел увидеть? Кто докажет, что я соврала? Чистую правду сказала, ведь давно мы мечтали увидеть кабанов. Ну и увидели! И за мной один гнался! Я и об этом сказала пограничникам, и это тоже чистая правда.

– Ну, допустим, – успокоился Павлик. – А какая нелёгкая тебя понесла на границу?

– Я и не собиралась на границу. Шла к дороге, чтобы по ней до дома добраться. Шла себе по тропинке и встретила ещё одного…

– Кого?!

– Да кабана же! Стоял поперёк тропинки, страшный – ужас! На меня клыки наставил, вот-вот бросится. Что мне оставалось делать? Пришлось… пришлось… удалиться в противоположном направлении.

Да, не везло им этой ночью. По страшному не везло! А так все хорошо задумали! Главное же – не увидят самое интересное, не увидят того, что сейчас происходит на кладбище. И с кабанами как-то не так встретились, толком и разглядеть не сумели. А на кладбище сейчас…

Тяжело вздохнув, Павлик остановился у калитки своего дома.

– Ну, чего встали? Входите в дом, мои дорогие! – поторопил их пограничник.

– Но ведь, того… Видите ли, дверь ведь заперта, проше пана, – сбивчиво начал Павлик.

Сестра задала вопрос в лоб:

– Ведь для вас все равно, через что мы в дом войдём?

Пограничнику было все равно, лишь бы дети вообще проникли в свой дом. И он без особого удивления наблюдал за тем, как все трое один за другим пролезли в маленькое окошечко подвала как потом дети выколупали кусочки угля, понапиханные в оконную раму так, чтобы рама не опустилась, дождался, пока подвальное окошко не закрылось плотно-плотно. Нет, этого мало. Оглядевшись пограничник увидел и притащил к упомянутому окошку тяжеленную железную тачку. Подпёр ею окно снаружи. Опять постоял, подумал, вспомнил своё детство золотое, не столь уж отдалённое, и опять огляделся. Теперь он приволок к окну совершенно неподъёмный чурбан, на котором хозяева рубили дрова. С огромным трудом подпёр им окно, на него взгромоздил тачку и отёр пот со лба. Вот теперь можно спокойно удалиться. Баррикада получилась на славу!

Отсутствие детей пани Кристина заметила только перед самым завтраком. Её супруг успел съездить в столовую базы отдыха и привезти завтрак, пани Кристина успела заготовить дополнительные бутерброды, а детей все не было. Случалось, они ещё до завтрака отправлялись по своим делам, но уж на завтрак-то всегда появлялись. Несколько удивлённая мама заглянула в комнату детей.

Её радостно встретил один Хабр. Нет, дети тоже были, но спали таким каменным сном, что их невозможно было разбудить. Наклонившись над сыном и дочкой, мама разглядела их и очень встревожилась. Вчера вечером собственными глазами видела и дочку, и сына, когда, чисто вымытые, они отправлялись спать. Теперь же в постельках сладко спали два замурзанных, совсем чёрных от грязи создания. Их постели были покрыты лепёшками чёрной грязи. И вообще, все вокруг было измазано чёрным и серым. И даже, как всегда, бодрый и жизнерадостный Хабр утратил свою рыжую окраску и выглядел каким-то закопчённым, хотя и неравномерно.

Выпустив из комнаты собаку, пани Кристина спустилась вниз, где её супруг стерёг чайник, закипающий на плите. Впрочем, как всегда, только называлось, что стережёт. Чайник разрывался, похоже, уже давно кипел и булькал, пар из носика поднимался под потолок, а пан Роман, высунувшись в окно, с интересом за чем-то наблюдал. Выключив газ, пани Кристина спросила:

– Что там случилось? Они что, ссорятся?

Во дворе и в самом деле разговор шёл на повышенных.

Пан Хабрович пояснил:

– Непонятная какая-то история. Кто-то украл их колоду для рубки dpnb.

А во дворе и в самом деле бушевал семейный скандал. В хищении чурбана пан Любанский обвинял, ясное дело, зятя. Зять защищался, с пеной у рта отрицая вину и бросая подозрения на собственного брата. Тот, в свою очередь, клялся, что ни сном ни духом, обвиняя во всем этого старого склочника Любанского. Нарочно припрятал где-то никому не нужный чурбан, лишь бы бросить подозрение на невиновных и вызвать скандал, ведь его хлебом не корми, дай только какую бучу устроить. Пани Ванда считала виновными сразу всех мужчин своей семьи, ведь мужикам наплевать на хозяйство, а ей теперь ломать голову, как печку протопить. Тут во двор зашёл сосед с целью одолжить тачку. Хорошо, он ещё не успел высказать своей просьбы, пережидая, пока хозяева немного утихомирятся. Пережидая, забрёл за дом и там обнаружил и тачку, и предмет спора соседей. О чем не замедлил им и сообщить.

– Кой черт? – чесал в затылке старик Любанский, когда все дружно таращились на непонятную баррикаду у подвального окна. – Какой гангрене понадобилось тащить чурбан к котельной? Да ещё ночью. Ведь я аккурат дотемна вчера дрова рубил…

Пани Кристина с мужем давно присоединились к группе во дворе. Теперь, услышав слово «котельная», пани Кристина сразу все поняла. Ассоциация не представляла труда: чумазые дети, замурзанные постели, каменный сон и чурбан под окном котельной. Потянула мужа за руку и, пока поднимались наверх, наскоро поделилась с паном Романом своими соображениями.

– Послушайте, – обратился за завтраком пан Роман к детям. – С нас довольно. Все имеет свои границы, и ваши шуточки тоже. Я желаю знать, что тут происходило ночью и зачем вам понадобился чурбан. Надеюсь получить правдивый ответ. Яночка и Павлик, проснувшись и поглядев друг на друга, кинулись отмываться. Времени было достаточно для того, чтобы согласовать свои показания. Согласовали, спокойно завтракали, спокойно ожидали расспросов, но нести ответственность за какой-то чурбан уж никак не были готовы. А родители надеются получить правдивый ответ. Чурбан явился для них полной неожиданностью.

– Какой чурбан? – только и смог пробормотать Павлик.

– Для рубки дров! – терпеливо повторил отец. – Я же ясно сказал. Что вы с ним делали?

– Христом-Богом клянусь – ничего! Зачем нам чурбан? – твердил ошарашенный Павлик.

– А что случилось с этим чурбаном? – поинтересовалась более хладнокровная Яночка. Слушавшая разговор мама была шокирована. Она всегда стремилась воспитывать детей в духе искренности и взаимного доверия. Уже давно между родителями и детьми отношения строились на этих принципах, и все были довольны. Родители доверяли детям, знали, что они никогда не пойдут на нарушение конвенции, не позволят себе ничего недостойного, а если даже по молодости и неопытности что-то сделают не так, уж врать-то не станут ни в коем случае! Понимают – когда приходит время признаваться в содеянном, тут уж нельзя даже в малом кривить душой. И вот теперь они нарушают этот важнейший принцип!

И мама твёрдо сказала:

– Слушайте, будем говорить правду. Полагаю, вы прекрасно знаете, как выглядели утром, до того, пока не привели себя в порядок. Впрочем, достаточно взглянуть на Хабра…

И все, как по команде, взглянули на Хабра. А он лежал посередине комнаты этаким символом благовоспитанности и изящества, правда, немного запылённым. Услышав своё имя, вежливо постучал по полу хвостом.

А мама холодно продолжала:

– Можно и на постели взглянуть. И сразу все станет ясно. Угольную пыль при всем желании найдёшь только в одном месте – в котельной. И мне очень неприятно, что вы пытаетесь нам соврать, да ещё так глупо!

– При чем здесь соврать? – возмутился Павлик. – Котельная ладно, от котельной мы не отпираемся, но зачем нам приписывать ещё какой-то пень? Не было никакого пня!

– И все-таки был, – сухо подтвердил пан Роман слова жены.

– Да ещё с тачкой! – прибавила пани Кристина.

А поскольку дети смотрели на неё непонимающими глазами, соизволила пояснить:

– И чурбаном, и тачкой было подпёрто окно котельной. Все видели это собственными глазами. Так что скажете?

Услышав такое, Яночка с Павликом переглянулись. Все сразу стало ясно. И их охватил ужас. Глупые, они было понадеялись, что все обойдётся, раз их не арестовали на месте. Домой отпустили, как же! Пока не арестовали, воздержались, но ясно Дали понять – они остаются подозреваемыми, потому и отрезали им нелегальный путь отступления. Неизвестно ещё, разрешат ли им покинуть дом легальным путём…

– Так надо было сразу говорить о котельной, а не о каком-то дурацком чурбане! – раздражённо сказала девочка. – С чурбаном у нас ничего общего.

– А с котельной? – настаивала мама.

– С котельной – другое дело…

– Ну так что с котельной? – не отставала мама. – Почему замолчала? Говорите же, мы слушаем.

– Через котельную мы из дома вышли, – признался Павлик. – А что было делать? Это ещё не уголовное преступление.

И замолчал. Теперь молчали оба. И родители поняли: на сей раз получить объяснения будет нелегко. Придётся вытаскивать по частям. И папа приступил к операции.

– В принципе выход из дому через помещение котельной и в самом деле не является преступлением, караемым по закону. Но, может быть, вы всетаки кое-что проясните, почему вам пришлось выходить из дома через котельную. В этом доме котельная не является проходным помещением. Отвечайте, откуда и куда вы проходили?

– Из дома в лес.

– Как ты сказал?!

– Из дома в лес.

– Через окно, – неохотно пояснила дочка. – Пришлось выходить и входить через окно.

– Но зачем же?!

– Чтобы подстеречь.

– Опять кабанов?

– Нет, не кабанов. То есть не только кабанов…

Мама вмешалась в допрос.

– Я же просила вас – сделать это нормально, по-человечески, – с упрёком сказала она. – Отец мог бы пойти с вами, для безопасности.

И неожиданно для себя самой у мамы вырвалось:

– Ну так вы хоть видели их?

– Ещё как видели! – оживился Павлик. – Ещё как!

– А никакого чурбана там не было! – опять сердито заявила дочка. – И тачки тоже не было! Вообще ничего там не лежало! Потом подложили!

– Кабаны?

Дети опять замкнулись в тяжёлом, каменном молчании. И опять стало тяжело на сердце у пани Кристины, а чуть было не свалился камень, когда убедилась – не врут её дети. Так почему же теперь молчат? Опять пришлось задавать наводящие вопросы.

– Так вы хоть знаете, кто вам этот чурбан подложил?

– Знаем, – с большой неохотой сознался сын.

Дочка уточнила:

– Догадываемся. И учтите – верим вам на слово. Мы лично никакого чурбана не видели! До пана Хабровича вдруг дошло – личность неизвестного, подложившего его детям чурбан, приобретает первостепенное значение во всей этой запутанной истории.

– И мы вам верим, – поспешил он заверить своих отпрысков. – И понимаем, что вы не собирались нас с мамой обманывать. Сначала вы ничего и вправду не знали о чурбане, потому что не видели его, а теперь догадываетесь, кто приволок его со двора под окошко котельной. Кто же?

– Пограничные войска, – вынуждена была признаться дочка.

А Павлик положил локти на стол, упёрся подбородком в переплетённые k»dnmh и, тяжело вздохнув, начал признаваться:

– Все пропало, нет у нас другого выхода, придётся обо всем рассказать. Не удивляйтесь, если не успею – того и гляди явится милиция и нас арестует. Так что заранее настройтесь на учебно-исправительное учреждение…

У родителей захолонуло сердце. На этот раз сын говорит искренне, никаких сомнений, вон как оба удручены. А Павлик вновь тяжело вздохнул, готовясь продолжать искреннее признание. Эхом отозвался не менее тяжкий вздох дочки. Родители вздрогнули услышав, что и Хабр на полу тоже испустил тяжёлый вздох! И в самом деле, наверное, совершили нечто ужасное! Бедная мама чувствовала, как вот-вот сердце остановится в груди. Папа собрался с силами и попытался облегчить признание своим детям.

– Погодите, не надо отчаиваться заранее.

И раз уж дела зашли так далеко, мы имеем право знать обо всем. По какой причине пограничные войска притащили чурбан к нашей котельной?

– Ну вот, опять колода! – взорвался Павлик. И чего привязались к несчастной колоде, словно она тут – самая главная?

– Да просто для того, чтобы мы не смогли обратно вылезти!

– Неужели нельзя было выйти в дверь? – простонала мама, но папа жестом велел ей молчать и ровным голосом задал следующий вопрос, стараясь сохранить хладнокровие.

– Так. Для того, значит, чтобы вы не смогли обратно вылезти. Все понятно, очень хорошо. А милиция зачем явится?

– Неужели не ясно? Чтобы нас арестовать.

– За что?!

– За нелегальный переход границы.

– За не… переход границы… Ну, тогда понятны действия пограничных войск. Чтобы, значит, больше не переходили, …А зачем вам, скажите на милость, понадобилось переходить границу?! Павлик явно израсходовал весь имеющийся лимит душевных сил и теперь молчал, тупо уставившись на отца. Сестра поняла: пора подключаться ей. Для начала попыталась свалить вину на высшие силы.

– Судьба! – вздохнула девочка. – И к тому же границу мы нарушили совсем немножко, далеко не отходили, и всего-то на каких-то пять минут, не больше. И только два раза…

– Так, всего два раза, на пять минут и далеко не отходили, – ровным голосом повторил папа. Но не выдержал и воскликнул: – Но зачем вам понадобилось вообще её переходить?

Дочка дала исчерпывающий ответ:

– Нам лично это не было нужно, но за границей росли кусты шиповника. Такие, какие мы по всему лесу искали – маленькие, ну единичные, всего с одним побегом, а не разросшиеся. Разросшиеся не выкопаешь и не пересадишь. А на польской территории не нашлось подходящих. То есть нашёлся один маленький кустик, зато за пограничной сеткой – целых два. Вот и пришлось нарушать…

– А зачем вам понадобились эти кустики?

– Для муравейника.

Папа Хабрович на какое-то время лишился голоса и способности продолжать расспросы. Ответы он получал чёткие и ясные, наверняка правдивые, но очень уж неожиданными оказались мотивы действия его детей. Вроде бы продвигался шаг за шагом к пониманию, но каждый новый ответ бил его как обухом, и опять приходилось пережидать и переваривать услышанное. И отказавшись от попыток беспристрастно и самостоятельно осознать случившееся с Павликом и Яночкой, папа жалобно попросил:

– К сожалению, я самостоятельно вряд ли пойму, какая связь между муравейником и шиповником. С одной стороны – зоология, с другой – ботаника… Нет, не доходит. Так что будьте добры, поясните как-то подоходчивее…

Пришлось выполнить просьбу родителя. С большой неохотой, прерывая то и дело речь паузами и тяжкими вздохами, дочка поведала родителям печальную историю разорённого муравейника и операцию по его восстановлению. Особенно тяжело было рассказывать о собственных meophckdm{u действиях, повлекших гибель муравейника. Значительно легче пошло описание второй части – мер, предпринятых по возрождению и безопасности упомянутого муравейника. В глазах отца читалось понимание, он не осуждал детей за то, что они тайно решили исправить содеянное зло. И вообще кое-что он наконец начал понимать.

– Остались ямы, – задумчиво сказал отец, дослушав подробности о сооружении защитной ограды вокруг муравейника. – Я говорю о тех ямах, из которых вы выкапывали кусты шиповника. И полагаю именно этим объясняется тревога на границе и меры по усилению бдительности.

Тут мама уж не выдержала.

– И зачем же для этого отправляться аж за границу, когда полно таких кустов здесь, тысячи, миллионы?

– Где ты видела миллионы? – вскинулись дети.

– Да здесь, рядом, сразу за портом! У залива.

Столько там шиповника – уму непостижимо. Причём самые разные кусты – и единичные, и разветвлённые, и маленькие, и большие. Грандиозный выбор! Наверняка можно найти и годные для пересадки.

– Так откуда нам было знать…

Мама недоумевала:

– Ведь сами же говорите – весь лес обыскали.

Если и в самом деле исходили три километра леса в одну сторону, почему не пойти и в другую? Дочка укоризненно взглянула на маму.

– И ты ещё спрашиваешь? – с горечью произнесла она. – Так ведь в ту сторону вечно ходит Мизя!

Мама не нашлась, что возразить. Вот уж не ожидала, что к таким страшным результатам приведёт обычная любезность по отношению к ближнему своему. И она ещё не пришла в себя после перенесённого удара, как раздался стук в дверь. В ответ на папино «Войдите!» вошёл поручик. При виде его Хабровичи дружно оцепенели, один Хабр дружески приветствовал власть.

– Хорошо, что я вас застал, – сказал поручик. – Боялся, вы уже на пляж ушли, ведь скоро полдень. Прошу извинить за мой неожиданный приход, но ваши дети – очень важные свидетели и мне хотелось бы с ними поговорить. Можно?

Бедная мама грудью встала на защиту своих детей.

– Пан поручик, тут не дети виноваты, а, боюсь, я сама, – отважно заявила она. И заметив удивлённый взгляд поручика, пояснила: – Ну, за нелегальный переход ими границы ответственность целиком и полностью лежит на мне! Разумеется, я все понимаю и согласна понести наказание…

– Как вы сказали? – удивился поручик. – Нелегальный переход границы?

– Ну да, это наши дети оставили следы… в виде ям. Пожалуйста, не вините их за это. Я готова дать показания где угодно, все объясню… И готова понести наказание, – горячо говорила мама.

– Дорогая, возьми себя в руки, – умоляюще произнёс пан Роман.

Поручик уже немного попривык к сюрпризам, которые ему преподносили шустрые детки, но вот чтобы и взрослые Хабровичи их выкидывали – это явилось для него некоторой неожиданностью. Ни он мужественно взял себя в руки и попытался понять, в чем же дело.

– Проше пани, я не совсем в курсе… Сначала ваши дети твердили о каких-то нарушениях, теперь выясняется, что и вы тоже… А вы? – обратился поручик к доселе молчавшему главе семьи.

– Нет, я не нарушал! – решительно отмежевался глава. – Во всяком случае полагаю, что не нарушал, – уже менее уверенно заявил он. – Но показания дать тоже готов!

Поручик принял решение.

– В таком случае начнём с вашего коллективного семейного преступления. Правда, я пришёл к вам по другому делу, но, полагаю, оба они как-то связаны. Итак, слушаю…

Таким вот образом второй раз за утро была рассказана история разорённого муравейника и операции по его спасению, сопровождавшейся нарушением государственной границы. Причём рассказывали в основном родители, а сами нарушители только следили за тем, чтобы они чего не oepeosr»kh. Поручик внимательно слушал, не перебивал, только выражение у него на лице было какое-то… странное.

Но вот рассказ закончен. Замолчали удручённые Хабровичи, молчал и представитель власти. Долго молчал, и Яночка с Павликом потеряли всякую надежду на снисхождение.

Но вот, солидно откашлявшись, поручик заговорил, обращаясь к нарушителям:

– Так это из-за такой… такого недопустимого проступка вы не хотели мне обо всем рассказать?

– Ну да, – созналась Яночка. И грустно добавила: – Мы сначала хотели заработать какую-нибудь стоящую заслугу. И тогда нас бы не наказывали по всей строгости…

– Так у вас ведь уже были заслуги! Могли бы поделиться со мной своими сведениями. Ну хотя бы некоторыми!

– Какие там сведения! – с горечью вымолвил Павлик. – Одни слова, разве бы вы нам поверили? Вот если бы мы у них это отобрали и доставили вам или пограничникам – тогда другое дело, вот тогда можно было бы и рассказать все, что знаем.

Яночка чистосердечно призналась:

– Мы боялись, что вы их раньше времени переловите, и тогда расскажут они, а не мы. А Лысый видел, как мы границу переходили, и мог на нас наябедничать. И вы бы нас арестовали, а у нас никаких заслуг!

– А, понятно! Ну что же… Пожалуй, я могу сообщить вам, что дело очень простое и, собственно, закончено, все ясно. Ямы, оставленные после выкопанного вами шиповника, и в самом деле привлекли внимание пограничников и заставили их усилить пограничные наряды. В результате ваши знакомые… я говорю о преступниках, так вот, они, разумеется, заметили, что в лесу появилось больше патрулей, и решили какое-то время переждать. Благодаря этому мы и смогли их захватить. Так что полагаю, если рассматривать вопрос в совокупности… возможно, одно уравновесит другое.

– И что? – с надеждой спросила Яночка. – Нас не определят в исправительное заведение?

– Думаю, что если больших грехов за вами не числится, вам удастся этого избежать.

– Но ведь я… – неуверенно начала пани Кристина, однако поручик не дал ей закончить:

– Вам тоже, уважаемая пани, исправительное заведение не грозит, за это я ручаюсь.

Пан Роман, не выдержав, фыркнул и, вытащив носовой платок, с преувеличенным усердием принялся сморкаться в него, все ещё фыркая и покашливая как-то странно. Поручик неодобрительно посмотрел на него.

– Могли бы не усложнять мою миссию, – сердито сказал он главе семьи. – И без того приходится нелегко, сами видите.

И обратившись к детям, спросил:

– Ну так что, будем беседовать с глазу на глаз или можно при родителях?

Решившись наконец оторвать подбородок от сплетённых рук и убрав локти со стола, повеселевший Павлик великодушно разрешил:

– Да чего там! Столько уже знают, пусть и об остальном услышат. Ведь все равно потом не оставят нас в покое.

Яночка предложила:

– Можем обо всем рассказать по порядку. Если хотите, конечно, а то мы можем и по-другому…

– Нет, нет, – поспешно заметил поручик, – по-другому уже было. Теперь давайте по порядку. Как вы вообще обо всем узнали? И о Рыжем, и о Лысом?

– От Хабра. Это он привёл нас на кладбище. Сразу, как мы сюда приехали, в первый же день. Прямо с нашей базы отдыха. То есть с кемпинга… Рассказ детей поручик слушал с большим вниманием, родители – с огромным интересом и где-то даже с ужасом. Освободившись от нависшей над ними угрозы исправительного заведения, Яночка и Павлик оживились, взбодрились и рассказывали свободно, ничего не утаивая. Споткнулись лишь jncd» добрались до пана Джонатана.

Павлик сокрушённо признался:

– Мы немножко приукрасили, ну, когда рассказывали о нецензурных выражениях. И выражения были не такие уж страшные, а главное, кроме них пользовался и другими словами.

– Помню, как же, – сказал поручик. – Говорил ещё и «ты». И опять: такой-сякой…

– Не только «ты», и другие нормальные слова тоже. Например, говорил «отдай это!» и ещё «признавайся, такой-сякой, что ты с этим сделал, продал, такой-сякой, признавайся, ведь давно небось нашёл»…