Текст книги "Особые заслуги"

– Случайно, не такие, что сидят близко друг к другу? – вдруг спросил поручик.

– Такие! – подхватила Яночка прежде, чем сообразила, что надо бы kswxe не соглашаться. – Такие, близко посаженные… И ещё у него были уши…

– Торчащие? – обрадовался поручик.

Яночка прикусила язык, да поздно было. Вот и описала врезавшуюся в память внешность злоумышленника. Теперь поздно отступать. Ну и ладно, бросит на растерзание милиции преступный элемент, так ему и надо! Хотя… И она сделала попытку увильнуть.

– И ещё он был лысый, – добавила решительно девочка.

– Лысый? – недоверчиво протянул милиционер.

– Ну, не совсем. Лысый на макушке, а вокруг головы немного волос осталось.

Поручик уже понял, слушая свидетельницу, что знает описываемого злоумышленника, однако ему не приходилось видеть макушку вышеупомянутого. Напротив, поручик хорошо запомнил буйные кудри подозрительного элемента и теперь пытался вспомнить, не просвечивала ли сквозь них лысина где-то на макушке. Эх, не удосужился раньше уточнить это обстоятельство! Такое упущение…

А Яночка совсем успокоилась и, давая заведомо ложные показания, одновременно решала, как следует поступить. Решила и пыталась теперь незаметно для других сделать знак Павлику, чтобы тот предпринял соответствующие меры. То, чем в данный момент занималась Яночка, было сознательным введением в заблуждение властей, за что по закону полагались какие-то штрафные санкции. Поэтому совершенно необходимо было отловить поручика в каком-нибудь укромном месте, где они окажутся с ним один на один, и смогут рассказать всю правду и только правду.

Павлик знаков не понимал; И только когда разозлившаяся Яночка, перестав церемониться, пребольно стукнула его каблуком в ногу по косточке, до него сразу дошло. Ему и самому неприятна была эта ложь, он тоже думал о грозящих им санкциях и сенсационные откровения Яночки приводили его в ужас. Итак, надо что-то предпринять. Перехватив указующий взгляд Яночки, он сразу понял, как действовать.

– Мне в туалет надо, – ни к кому конкретно не обращаясь заявил мальчик, повернулся и гордо удалился. Спускаясь по лестнице, удивился множеству скопившихся там слушателей – трое хозяев и две семьи курортников, проживающих в комнатах нижнего этажа. Все они вцепились в Павлика, ибо он спускался сверху и представлял собой ценный источник информации. И бедняге ничего не оставалось, как и в самом деле спасаться от них в уборной.

Заскочив в неё, Павлик автоматически заперся на щеколду, но потом тихонечко её отпер. Мальчик понял – выйти из дому ему не дадут. Нормальный путь через прихожую и входную дверь перекрыли, там его непременно перехватят и примутся выпытывать подробности милицейского расследования. А если он примется вырываться, ещё и заподозрят чего не следует… Значит, остаётся только бежать через окно в уборной.

Павлик дёрнул за спуск воды в бачке. С шумом обрушился водопад, заглушая все прочие звуки. Мальчик распахнул окно, влез на стоявшую у окна стиральную машину, с неё на подоконник и уже через минуту стоял на отмостке дома.

Поручик наверху поблагодарил присутствующих за помощь милиции, попрощался и решил удалиться. Правда, собранная информация представлялась ему несколько хаотичной и совершенно неконкретной, в ней оставалось много неясностей но у поручика уже не было сил выслушивать крикливые глупости вошедшей во вкус Мизиной мамы, вот он и стремился поскорее уйти из этого дома.

Точно такое же стремление испытывала и Яночка. Она не сомневалась, что как только уйдёт милиция и разойдутся посторонние, родители, а главное, Мизя с матерью возьмут её в обороты! Надо как-то подипломатичнее избежать этого. Поручик буквально вырвался из цепких рук Мизиной мамы и таки спустился вниз! Слышно было, как по дороге он пытается ответить на вопросы нижних жителей, как прощается с ними, как наконец выходит из дому.

– Яночка! – в один голос произнесли пан Хабрович и Мизина мама.

– Сейчас! – решительно заявила Яночка. – Но сначала позвольте мне bnqonk|gnb»r|q туалетом! И, не ожидая позволения, девочка с достоинством удалилась. За ней бросился Хабр. Пан Хабрович ещё хотел сказать дочери, чтобы подождала, ведь помещение занято Павликом, но не успел. Супругам Хабровичам и Мизе с матерью ничего не оставалось, как терпеливо дожидаться возвращения Яночки и Павлика.

А внизу все ещё плотной массой стояли хозяева и постояльцы, обсуждая чрезвычайные происшествия. Яночка не сочла возможным продираться сквозь эту толпу и на её глазах гнаться за поручиком. И она не задумываясь закрылась в уборной, спустила воду и под её шумок покинула дом тем же путём, что и её брат, с той лишь разницей, что ей на спину спрыгнул тоже вылезший из окна Хабр. Поручик успел вывести со двора свой мотоцикл, сесть на него, свистнуть собаку и включить двигатель. Проехал он не более двадцати метров, как вдруг на дороге перед ним в свете фары появилась какая-то фигура, размахивающая руками. Милиционер притормозил. Это оказался мальчик, которого он оставил в доме, где проводил дознание.

– Пожалуйста, подождите немного, – сказал мальчик, – не уезжайте. Подождите мою сестру. Она хочет изменить показания. И выключите двигатель, не то услышат и ещё сюда прибегут. Поручик послушно выключил мотор, ещё не до конца осознав смысл услышанного. И треск мотора мешал, да и голова трещала от всего, что пришлось наслушаться от Мизиной матери.

– Показания изменить? – переспросил он. – А почему?

– Пусть сестра лучше сама вам скажет. Я-то окончательно запутался во всех этих кражах, там концы с концами не сходятся. А сестра сейчас прибежит, не сомневайтесь.

И, действительно, Яночка прибежала очень скоро.

– Мне надо спешить, – заговорила запыхавшаяся девочка, даже не отдышавшись, – они там ждут, когда мы из туалета выйдем. А я вовсе не собиралась вводить в заблуждение следственные, органы, просто мне пришлось повторить всю эту дурацкую историю, потому что Мизя и её мама слушали. А ведь ничего не было – ни пожара, ни брильянтов, ни кражи. Все это я сама выдумала. Поручик внимательно и серьёзно выслушал сбивчивую речь девочки (вдали от Мизиной матери к нему вернулась способность соображать) и коротко поинтересовался:

– Зачем?

– Чтобы отвлечь Мизю и чем-то её занять. Нам навязали эту трусиху, и из вежливости приходится с ней цацкаться, а она ничем не интересуется, кроме глупых сплетён, и всего на свете боится. Вы не представляете, как это тяжело!

– Думаю, что могу, – сказал поручик, у которого перед глазами все ещё стояла Мизина мама, а в ушах все раздавался её крикливый, самоуверенный голос. И если дочка похожа на маму…

– Полагаю, что могу, – повторил поручик и задал умный вопрос: – А зачем тебе надо было её отвлекать с помощью брильянтов?

Яночка сделала вид, что не совсем поняла милицию.

– А затем, – отвечала она, – что на неё ничего другое не действует. В порту она увидела рыбу и устроила представление. Напугалась, видите ли, бросилась бежать сломя голову. Я хотела её успокоить, хотела, чтобы она там немного посидела спокойно. И мне ничего в голову умнее брильянтов не пришло.

– Чтобы посидела спокойно, – задумчиво повторил поручик. – Погоди, я тебя правильно понял – она рыбы испугалась?

– «Испугалась»! – фыркнула Яночка. – Не то слово! Да она просто с ума спятила от страха! Такое принялась вытворять – сказать невозможно!

– И бросилась бежать куда глаза глядят?

– Вот именно!

– А ты её хотела удержать?

– Да, мне надо было…

– Зачем?

О, если в таком темпе будут задаваться вопросы, так и проговориться нетрудно. Яночка взяла тайм-аут и хорошенько подумала, прежде чем ответить.

– Чтобы она успокоилась. Ведь она бросилась бежать с закрытыми глазами, не глядя вперёд! Могла налететь на что-нибудь, разбиться. А мне отвечать… Вот я и заставила её сесть.

– А ведь будь она подальше от испугавшей её рыбы – скорее бы успокоилась!

– Может, и скорее, но не могла же я её успокаивать на бегу! – возразила Яночка.

– И ты заставила её сесть и принялась рассказывать ей сказочку о брильянтах?

– Да. И знаете, она как-то сразу успокоилась, тут же позабыла о рыбе и даже принялась задавать вопросы. А когда появились вопросы, мне пришлось придумывать все новые подробности.

– Я тебя правильно понял – всю историю с брильянтами ты придумала? Никто тебе о них не рассказывал?

– Никто не рассказывал, я сама все придумала. Ну, немного присочинила, а в основном вспоминала о том, что когда-то в какой-то книжке прочитала…

– Понятно… А знаете ли, что о краже сообщила в милицию не она, а её мать? Яночка рассердилась.

– А откуда мне было знать, что она все расскажет мамочке? И что мамочка поверит! Наша бы ни в жизнь не поверила.

Поручик о чем-то размышлял, нахмурив брови. Потом обратился к Павлику:

– А где был ты во время их заседания?

– В порту, – осторожно ответил Павлик. – На причале, у лодок с уловом. Интересно смотреть… Поручик опять немного подумал, потом задумчиво произнёс:

– Ну что ж, теперь кое-что прояснилось. Это я виноват, что сразу не поговорил с вами с глазу на глаз. Так что извините.

– Ничего! – великодушно простила милицию Яночка. – Только вы уж нас сразу не выдавайте. Считайте, мы вам по секрету признались.

– Ясное дело. А теперь опять же конфиденциально, по секрету, признайтесь, откуда взяли того типа с близко посаженными глазами, торчащими ушами и лысиной на макушке? Ведь такой человек существует. С кем он общался? Только, чур, больше не врать!

Дети молчали. До них вдруг дошло: теперь разговор пойдёт серьёзный. Не о дурацких брильянтах, о вещах гораздо более важных. Впутались они по незнанию в преступную афёру, о которой поручик милиции наверняка информирован намного лучше их. Вот Павлик с Яночкой и молчали. Молчал и поручик, облокотившись на свой мотоцикл, ждал, что скажут. Молчали и обе собаки на дороге, по-прежнему старательно притворяясь, что не видят друг друга.

Наконец Яночка решилась.

– Я такого действительно видела, – призналась она.

– Где? – немедленно последовал следующий вопрос.

– Да именно там, в порту. Когда мы с Мизей сели… отдохнуть. Сидим в сторонке, на обочине дороги, там ещё две машины стояли. А он как раз прибежал и сел в одну из этих машин. А с кражей брильянтов он ничего общего не имеет, и вообще я не имею понятия, кто он такой. И я не видела, с кем он общался.

Похоже, поручик взялся за них серьёзно.

– А ты видел? – повернулся он к Павлику.

Павлик ещё раньше понял, к чему идёт дело, и подготовился к ответу. Врать властям нельзя, но ведь и всю правду не обязательно говорить! И он ответил;

– Точно не скажу. Когда я там между лодками шатался, так все вокруг друг с дружкой говорили, возможно, Ушастый тоже с кем-то разговаривал, да я не видел. То есть я хотел сказать – вообще не видел такого с ушами и глазами…

Мальчик не кривил душой. Лысого он выслеживал издали, видел его преимущественно сзади, да ещё за грудой ящиков, так откуда же ему знать, какие у него глаза и уши? Правда, человека, с которым Ушастый общался, Павлик прекрасно знал и теперь сомневался, надо ли в этом признаваться. _mnwj», как всегда, поспешила на помощь брату.

– И вовсе не известно, действительно ли он на макушке лысый. Я это сама придумала, а как там в действительности – поручиться не можем. И вообще нам пора идти, там небось уже поняли, что с туалетом мы наврали, того и гляди начнут нас подозревать…

Поручик видел детей насквозь, понимал все их неуклюжие попытки отвертеться. Не хотели они в чем-то признаваться, а ведь он прекрасно запомнил этого светловолосого мальчика в порту. Видел, что он находился как раз в том месте, где интересующий поручика человек вдруг скрылся из глаз. Да, дети точно пытаются что-то скрыть от него. Уже одной настоятельной потребности задержать в порту спятившую от страха Мизю было достаточно, уже это говорило само за себя. Что-то там видели эти дети, что-то их там интересовало, поэтому и торчали оба в порту, не взирая ни на что. Только вот неизвестно, увидели ли то, что их интересовало? И что же их так заинтересовало? Очень важным было это для поручика, потому что он сам уже давно занимался очень сложным и запутанным делом, отравлявшим ему жизнь. Делом неприятным, чрезвычайно тонким, деликатным и неимоверно сложным, и каждая информация Об интересующих его людях была на вес золота. Конечно, у поручика не было уверенности, что дети почему-то тоже вышли на его запутанную афёру, но ведь чем черт не шутит? И в то же время поручик ясно видел, что сейчас они всеми силами пытаются скрыть от него какие-то свои секреты, и не знал, как побудить их довериться ему. А относительно глупой истории с брильянтами у него не осталось сомнений – тут Яночка наверняка сказала ему правду, сама её придумала. Ну что ж, и на том спасибо.

И он заговорил официальным тоном:

– Милиция принимает к сведению ваши показания о деле с брильянтами. Итак, никаких брильянтов не было, не было и их кражи. И я весьма благодарен вам за то, что вы не стали ждать до утра, а ещё сегодня вечером признались в этом. Думаю, мы с вами ещё поговорим, а сейчас вам пора возвращаться домой. Спокойной ночи!

Пан Роман и пани Кристина сразу догадались – дело нечисто. Ещё бы не догадаться! Ждали-ждали детей, когда те отправились в туалет – сначала Павлик, потом Яночка, за ней Хабр. Не дождавшись, сами спустились вниз и обнаружили это место общественного пользования пустым, а открытое настежь окно недвусмысленно указывало путь, которым удалилась троица. Ну и естественно было предположить – раз дети избрали такой путь, значит, предпочли удалиться незаметно, следовательно, опять какието секреты.

Возвратившиеся дети чистосердечно признались – кражу брильянтов Яночка выдумала, причём только для того, чтобы увести Мизю из порта где та смертельно испугалась несчастной рыбы. Навязали им эту Мизю, теперь сами видят, к чему приводит общение с нею. Не будь этой трусихи не пришлось бы придумывать несуразные истории не вмешалась бы милиция, а так…

Родители сразу поверили детям, ведь они в порту сами не были, на кладбище тоже, о подозрительных объектах понятия не имели, а вот Мизю и её мамочку уже узнали достаточно хорошо, чтобы поверить в Мизину истерику и склонность обеих к сплетням.

У супругов Хабровичей язык не повернулся отчитать своих детей. Пани Кристина лишь попросила жалобным голосом:

– Я тебе буду очень благодарна, если в следующий раз ты сделаешь местом действия своих выдумок какой-нибудь более удалённый от нас пункт. Лучше всего Лондон или, нет, ещё лучше – Австралию. В конце концов, географию ты знаешь неплохо….

Пан Роман поддержал супругу:

– И время действия тоже не мешает перенести в прошлое, хотя бы в дни молодости вашей бабушки. И тогда придумывай себе на здоровье! А теперь и ума не приложу, как мы выпутаемся из этой истории…

– Видела? – говорил Павлик сестре, укладываясь спать. – Они поняли – виновата Мизя, вернее, они сами, раз её нам навязали. Так что чувствуют свою вину и в случае чего постараются вытащить нас из исправительного лагеря.

– А с другой стороны, мы перед ними тоже виноваты, – вздохнула Яночка. – Пришлось им столько наврать! К тому же ничего не знают о том, что мы дважды нелегально переходили государственную границу. Хотя… врать нас заставили обстоятельства.

– Знаешь, не по вкусу мне, что в эту афёру оказался замешанным пан Джонатан, – признался Павлик. – Он мне нравится. То есть, я хотел сказать – нравился.

– Мне тоже. Такой симпатичный. Хотя вот теперь думаю – может, только притворяется симпатичным? Маскируется, а сам нехороший человек. И ещё мне кажется, милиционер не очень-то нам поверил.

Помолчали, вспоминая все события этого дня. Яночка взбивала подушку.

– Да нет, в брильянты он поверил, – возразил, подумав, Павлик. – То есть поверил в то, что никаких брильянтов и не было. А вот все остальное…

– А насчёт остального он ещё с нами поговорит, – подхватила сестра. – Сам сказал. Ясное дело, не поверил, что мы ничего не видели и не слышали.

Павлик одобрительно отозвался о милицейском поручике:

– И вообще неглупый парень. Сразу почуял – мы что-то знаем. Впрочем, на то он и милиционер, чтобы сразу почувствовать – дело нечисто. По-моему, он уже раньше следил за теми… гиенами кладбищенскими. Помнишь, в порту… или ты не видела, только я? Так вот, он наблюдал за этой гиеной, выходит, знает, что это за штучка. Милиция должна сразу чувствовать, где пахнет преступлением.

– Должна, – согласилась сестра. – Жаль, мы не можем ему ничего рассказать…

* * *

Появление возле приграничной сетки ещё двух ям не могло остаться незамеченным. Пограничники были вынуждены ещё более усилить бдительность. Если бы разрушенный муравейник был поближе к границе, наверняка пограничники поняли бы в чем дело, увидев свежепосаженные вокруг него три куста шиповника. Однако муравейник отделяли от границы целых три километра, поэтому никакие ассоциации у пограничников не возникли.

Ямы изучили основательно. Пришли к выводу из них извлекли какие-то предметы. Две ямы находились на сопредельной территории, одна на польской, у старой разрушенной избушки лесника. Несмотря на тщательный осмотр, характер изъятых предметов установить не удалось. Тем более следовало повысить бдительность, о чем и последовал соответствующий приказ по заставе.

Усиление бдительности выразилось в увеличении количества пограничных нарядов и более частых обходах территории. Обычные курортники даже не заметили этого. Но были три человека, которые с большим вниманием следили за режимом работы пограничников. Эти трое сразу же отметили изменения в обычном распорядке и чрезвычайно встревожились. Более того – воздержались от немедленного осуществления задуманных было мероприятий…

Местное население тоже сразу же заметило – что-то пограничники оживились. Впрочем, это их не очень взволновало, такое приходилось наблюдать не так уж редко. Пограничная служба – она нелёгкая, в ней всякое случается. Местные жители обязаны были помогать пограничникам в некоторых случаях, постановления правительства обязывали их это делать, так что мужчинам из местных жителей уже не раз приходилось подключаться к некоторым операциям, проводимым пограничниками. Сами же они не горели желанием добровольно встревать в дела властей, своих забот хватало, вот почему, отметив оживление на границе, местные жители проявили к нему весьма умеренный интерес, но тем не менее некоторыми соображениями обменялись.

Вытаскивая рыбу из ящика в своём гараже, пан Джонатан сказал тестю:

– Что-то наряды зачастили. Может, опять кто из иностранных туристов m»aednjsphk? Или собирается чего отмочить, вот они и бдят.

– А по-моему – министра ждут, – ответил тесть.

– Министр через границу побежит? – удивился рыбак.

– Зачем побежит? – возразил умудрённый жизненным опытом тесть. – Так сразу и побежит! Просто шмон наводят. Надо же показать, что несут службу днём и ночью, глаз не смыкают. Я бы на вашем месте и в порту порядок навёл. На всякий случай. Пора бы уже закопать вонючую треску.

– Вот вы и закапывайте! – рассердился пан Джонатан. – А я не собираюсь. У меня и без трески работы невпроворот, а тут того и гляди нас опять погонят помогать пограничникам, как уже не раз бывало.

– Вы помогаете пограничникам? – заинтересовался пан Хабрович, слышавший этот разговор. Положив на стол крупного судака, рыбак выпрямился.

– Случается, Все, кто живёт в пограничной полосе, обязаны помогать пограничникам в случае необходимости. Иногда бывает даже интересно. Но порой уж слишком много времени отнимает такая забава.

– А особенно забавно, когда вызывают зимой, да ещё в ночную пору, – проворчала пани Ванда. В гараже вместе с хозяевами собралась и вся семейка Хабровичей, поскольку пан Джонатан привёз целый ящик свежей рыбы и вот теперь её разгружали и чистили. Пани Кристина собиралась купить для себя парочку угрей, которых старик Любанский обещал закоптить вместе со своими в большой железной бочке за сараем. Предстоящая операция чрезвычайно интересовала Яночку с Павликом, и они решили присутствовать при копчении с начала и до конца.

– Что ж, случается, и ночью по тревоге поднимают, – сказал пан Джонатан, ловко разделывая рыбу. – Помню, раз всю ночь пришлось нам провести в лодках в заливе, а уже лёд шёл, холодища страшная. Да утра нас продержали.

– И что это дало?

– А нам не сообщили. Помогать-то мы помогаем, но никто никогда не скажет – в чем именно и какой толк от нашей помощи. Военная тайна! Разве что мы сами кое о чем догадываемся, в конце концов, тоже немного соображаем, не слепые и не глухие. Но толком никогда не знаем.

А старик пустился в воспоминания.

– Да сейчас разве интересно? Так, по мелочи ловят то перебежчиков, то контрабандистов. Вот, помню, сразу после войны… столько всякого подозрительного народу через границу лезло, и в ту сторону, и на нашу. Раз довелось мне лично двух диверсантов караулить, наган дали и велели не задумываясь стрелять, если который попытается сбежать. Шпионы это были, даже сто долларов мне сулили, лишь бы я на секундочку отвернулся. Ещё чего! Не понравилось дочери, что отец её такие случаи из своей биографии рассказывает в присутствии посторонних, и она сделала попытку перевести разговор на другую тему.

– Да что там вспоминать такие времена, что уже никто не помнит! А вот сейчас…

– Зато я очень помню! – не унимался старик. – Такие были времена, трудно поверить! Я ведь здесь поселился, скажу вам, с самого начала, так что чего только не насмотрелся. В Контах жили уже, даже в Крыницу приехали поселенцы, а здесь, на границе, я был один. Первый сюда приехал!

– А раз первый, – вспомнила старые обиды дочка, – мог бы, отец, выбрать себе дом получше, было из чего выбирать, так нет, такую развалину приглядел!..

– Развалину? – оглянулся пан Хабрович на добротный, двухэтажный дом.

Пани Ванда пояснила:

– Так это уже мы новый выстроили. Джонатан постарался.

Тут только Павлик с Яночкой, всецело поглощённые угрями, услышали, о чем идёт разговор, и переглянулись. Так, так… Пан Джонатан, член шайки гробокопателей, пользуется, оказывается, доверием пограничников, его привлекают к операциям, представляющим собой военную тайну! Кто знает, какой ущерб способен такой вкравшийся в доверие нанести обороноспособности их страны. И не является ли их гражданским долгом p«gnak»wemhe преступника? Так трудно решить, нужно ли идти и разоблачать этого симпатичного человека, собирателя янтаря, такого бескорыстного любителя прекрасного? К тому же вон, сам признался, что ему не совсем доверяют, всего не рассказывают… Значит, не пользуется он полным и неограниченным доверием властей, Тяжесть ответственности придавила Павлика и Яночку, но принимать решение следовало продуманно, а для этого явно не хватало данных. Дополнительным сбором сведений занялись уже во время копчения угрей, удалившись с паном Любанским за сарай. В большой бочке запылал огонь, из-под крышки потянул дымок. Старожил здешних мест, старик Любанский, к тому же критически относящийся к своему зятю, казался детям самым подходящим источником информации. И дети дипломатично принялись за расспросы.

– А что тут было, когда вы первым поселились в этих краях? – поинтересовался Павлик, подавая старику целую охапку щепок.

Подкинув щепки в огонь, пан Любанский поудобнее уселся на пенёк и с удовольствием подхватил затронутую тему.

– А ничего не было! Всего три дома стояло да военные с оружием. А больше ничего.

– А до войны? – спросила Яночка. – До войны что здесь было?

– До войны тут была рыбацкая деревушка. И лесничество. И оба порта уже были…

– …и кладбище, – продолжил Павлик.

– И кладбище тоже было, – подтвердил старик, – Оно и сейчас есть, только теперь им не пользуются. Там тех ещё хоронили, что до войны в этих местах жили. А сейчас туда никто и не ходит, чтобы подозрений не было.

– Каких подозрений?

Подбросив в топку два полена, пан Любанский закурил, но на вопрос почему-то не ответил. Яночка решила подобраться к кладбищу с другой стороны.

– А это кладбище… – осторожно начала девочка. – Это кладбище сейчас совсем заброшено? Может, его и вовсе уже нет?

Старик по-прежнему молча смотрел в огонь. Со своей стороны поднажал и Павлик.

– То есть, мы насчёт того… может, его кто раскопал?

– А, так вы уже знаете, – неприязненно отозвался старик. – Какая нелёгкая вас туда занесла? Да, связана с этим кладбищем история, очень неприятная история…

Не сразу рассказал старый Любанский эту неприятную историю, раскололся лишь после долгих уговоров и просьб. Было заметно, что уж очень неприятно ему об этом вспоминать.

– Да что тут долго говорить, кто-то несколько лет назад раскопал несколько могил на старом кладбище, и большие неприятности из-за этого получились. Шум поднялся, газеты всего мира писали, что вроде как местные таким образом мстят немцам, на покойниках свою злобу вымещают, могилы оскверняют и тому подобное. Просто от злобы так поступают или из хулиганства, или ещё как. Приезжали сюда представители тех, что раньше здесь жили, так даже жалобу в международный трибунал написали…

– А кто приезжал?

– А откуда мне знать? Из ГДР, говорят, и жалобу написали, будто наши из мести так бесчинствуют. А это все глупость, уж я-то знаю. Могилы трогать никто из наших не станет. Потом наши же харцеры кладбище в порядок привели, честь честью закопали обратно все эти кости и черепа, и с тех пор уже нету безобразия. А наши туда ни ногой, да и зачем им? Лучше и не появляться там, а то опять начнут напраслину возводить и международное положение осложнять. А я вот уверен – это сами же немцы и сделали! Был один такой, что в могилах рылся, так его по-тихому отловили, никто ничего не видел, никто ничего не слышал, а уж ему теперь к нам путь заказан.

– А он-то зачем рылся?

– А вот этого никто не знает. Но сдаётся мне, как раз для того, чтобы нашим, местным неприятность устроить. Есть же такие подлые люди, своих не пощадит, лишь бы нам напакостить. Но его поймали, и теперь onpdnj.

– И что, с тех пор больше никто не разрывает могил? – уточнила Яночка.

– Теперь уже не разрывают. А остались те, что раньше разрыли. Да и не ходят теперь наши туда, я же сказал. Даже тропинки, какие были, заросли, а лесная дорога, по которой машины раньше ездили, перекопана поперёк, чтобы никто не ездил. Так что за местных ручаюсь.

– Но ведь летом много постороннего народа приезжает?

– Отдыхающим старое кладбище ни к чему, – возразил пан Любанский. – Они одну дорогу знают – из дому на пляж и обратно. Ну погуляют иногда по аллейкам, и то редко. Сейчас в нашем лесу чаще кабана встретишь, чем человека.

Помолчали. Потом Павлик резко сменил тему и принялся расспрашивать старика о секретах трудного искусства копчения рыбы. Старик охотно Делился опытом. Павлик помогал ему делом: приносил дрова, открывал и закрывал по указанию мастера крышку, подбрасывал щепки. К неприятной проблеме вернулся только после того, как удалось откашляться, надышавшись пахучего дыма из бочки.

– А как вы думаете… когда ещё кто-то безобразничал на кладбище… и если бы теперь тоже кто-то такой нашёлся… так следит кто-нибудь за порядком? Вы не знаете?

– За порядком-то? – задумался старик. И не сразу ответил: – Следят, наверное.

– Кто?

– Да всякие. И пограничники, и милиция. А больше всего такие, которых никто не знает. Следят так, что вы и не почувствуете, что кто-то следит. Явится, скажем, такой неприметный, отдыхающий или там турист, а потом окажется – начальник! Или ничего не окажется, только тот копатель уже больше не появится. Многое мне довелось увидеть здесь за все эти годы…

* * *

Продираясь сквозь заросли вокруг старого кладбища, Павлик с Яночкой обсуждали сложившуюся ситуацию.

– Выходит, только одни мы знаем, что там по-прежнему роются в могилах. Теперь надо держать ухо востро, чтобы невзначай не выдать себя. Если пан Джонатан догадается – нам конец!

– Не станет же он нас убивать, – возражала Я ночка. – Неудобно ему, как-никак живём в его доме.

– Сам не станет, но сообщникам своим обязательно скажет, а уж те нас не пощадят. Не оставят в живых, им свидетели не нужны.

– Да уж не нужны, – вздыхала Яночка. – А знаем про них только мы, видишь, пан Любанский убеждён – теперь там никто не роется. И мы бы не знали, если бы не Хабр. Только благодаря собаке…

– У милиционера тоже есть собака!

– И что из того? Овчарка не охотничья собака, ей и половины не унюхать из того, что наш Хабрик обнаружил. Да и не отпускает поручик своего пса по лесу бегать, при себе держит…

Продравшись наконец на едва заметную тропинку, Павлик отёр пот с лица. Теперь легче будет идти и общаться с сестрой тоже легче. А было что обсуждать.

– Слушай, а вдруг там и в самом деле кто-нибудь стережёт? Спрятался, мы его и не приметили. А он там сидит…

– Ну ничего ты не соображаешь! – кипятилась сестра, отряхивая с себя лесной мусор. – Пусть даже спрятался, Хабр бы его вмиг обнаружил. И опять такие, как Любанский, могут о нем ничего и не знать, но мы-то сразу бы узнали!

– Ох, и в самом деле, не сообразил. Хабра не обманешь…

Тут бегущий впереди Хабр сообщил, что на кладбище никого нет. На этот раз дети выбрались на кладбище днём, чтобы ещё засветло все хорошенько осмотреть. До захода солнца оставалось ещё много времени.

Брат с сестрой выбрались на кладбище, прошли по нему и, поднявшись m» холм, огляделись.

– Знаешь что, – решила обстоятельная Яночка, – надо бы нам посчитать могилы. Отдельно целые, отдельно раскопанные. Иначе не сможем разобраться.

– Правильно. И все запишем, чтобы не забыть.

– Тогда записывай. Ну, начали. Сначала целые.

Инвентаризация кладбища оказалась непростым делом. Вся его территория густо поросла высокой травой, деревьями и кустами. Старые могильные плиты порой целиком покрывал густой мох таким толстым слоем, что плиту невозможно было под ним обнаружить. Самая старая часть располагалась по северному склону холма, полого спускавшемуся к морю. Самая молодая простиралась в направлении к заливу. С востока, там, где, по всей видимости, в своё время проходила дорога, теперь простиралось не пойми что – какое-то нагромождение совершенно непроходимых бугров и глубоких рвов. Естественная пересечённость местности усугубилась деятельностью человека, окопами и раскопками, теперь поросшими колючим кустарником – терновником, ежевикой и ещё чем-то. Здесь пробраться сквозь него не было никакой возможности. И не поймёшь, что разрушило могилы – человеческая рука или неумолимое время. Вон из треснувшей надгробной плиты пробилось высокое дерево…

И все-таки Яночка с Павликом приложили все усилия, чтобы инвентаризацию кладбища провести как можно добросовестней. Приходилось иногда призывать на помощь и Хабра, отрывая его от прямой обязанности – оберегать покой его хозяев, бдительно обегая вокруг кладбищенского холма, чтобы вовремя сигнализировать о приближении нежелательных элементов. Подвели итоги.