Текст книги "Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский"

В 1937 г. ей стало известно о сотрудничестве СЕРЕБРЯНСКОГО с французской разведкой. <…>

В предъявленном обвинении виновной себя признала.

На основании изложенного обвиняется СЕРЕБРЯНСКАЯ Полина Натановна… до ареста сотрудница спецгруппы ГУГБ НКВД, в том, что являлась соучастницей во враждебной деятельности своего мужа, б. начальника спецгруппы ГУГБ НКВД СЕРЕБРЯНСКОГО Я.И., шпиона английской и французской разведок, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. 17-58 п. Iа и II УК РСФСР».

Однако до суда оставалось еще долгих девять месяцев.

Наибольшую силу для формирования «пятой колонны» в 1940–1941 гг. представляли украинские националисты. Выходцы из западных областей УССР проходили дополнительный четырехнедельный курс обучения при батальоне «Бранденбург-800» в местечке Алленцзее, после окончания которого перебрасывались с разведывательными заданиями в Советский Союз. Полк особого назначения «Бранденбург-800» имел в своем составе украинскую (мельниковскую) роту, проходившую обучение в австрийском Бадене. В 1941 году эта рота стала основой для формирования оуновского батальона «Роланд» («Rolland»).

3 февраля 1941 года указом Президиума Верховного Совета СССР НКВД был разделен на два комиссариата: Внутренних дел и Государственной безопасности. Последний (НКГБ) возглавил В.Н. Меркулов, его заместителями стали И.А. Серов (1-й заместитель), Б.З. Кобулов и М.В. Грибов. Начальником I Управления (разведка) НКГБ являлся П.М. Фитин. 25 февраля его заместителем был назначен П.А. Судоплатов.

15 февраля 1941 года Гитлер отдал приказ о проведении широкомасштабной операции по дезинформации руководства Советского Союза об обстановке на германо-советской границе. Было принято решение, что наилучшим прикрытием операции «Барбаросса» по вторжению в СССР должно стать распространение дезинформации о подготовке к высадке на Британские острова (операция «Морской лев»). С этой целью на германские авиабазы во Франции планировалось перебросить несколько авиагрупп люфтваффе, а в порты на германском и французском побережье Северного моря отправить эскадры кригсмарине. Специально для советского главнокомандования следовало организовать «утечку информации», согласно которой передислокация крупных контингентов вермахта к восточной границе объяснялась бы отвлекающим маневром в рамках проведения операции «Морской лев».

В марте 1941 года в Германии началось создание особых украинских подразделений батальонов «Роланд» и «Нахтигаль» («Nachtigal», «Соловей»). Батальон «Роланд» был сформирован Венским бюро ОУН(м) под контролем абверштелле «Вена». Его основу составили боевики украинской роты полка специального назначения «Банденбург-800». Подготовка личного состава (350 человек) проходила в городе Зауберсдорф близ Вены. Подготовку вели немецкие офицеры Абвера и инструкторы-«бранденбуржцы». Командный состав батальона состоял из кадровых немецких офицеров из полка «Банденбург 800».

Батальон «Нахтигаль» формировался краковским бюро ОУН(б) под контролем абверштелле «Краков». Обучение боевиков (также 350 человек) проходило на полигонах полка спецназначения «Бранденбург 800». Политическое и военное руководство батальоном осуществляли Т. Оберлендер и «бранденбуржец» обер-лейтенант А. Херцнер. С украинской стороны командование осуществлял Р. Шухевич, заместитель С. Бандеры по военной работе в ОУН(б). Батальон был разделен на четыре роты, которыми командовали офицеры-абверовцы.

В мае 1941 года по указанию «Бюро А. Целлариуса» и в тесном взаимодействии с финскими спецслужбами в Хельсинки создается Эстонский комитет освобождения (ЭКО) во главе с Х. Мяэ. Комитет начал формирование боевых групп из эмигрантов эстонского происхождения, участников советско-финляндской войны 1939–1940 гг. и перебежчиков для подрывной работы на территории Эстонской ССР. Подготовка велась на базах в Стаффани и Мунккиниеми под руководством германских инструкторов из полка «Бранденбург 800». Вооружение, обмундирование и снаряжение было финским.

Выше мы уже говорили, что в 1939–1940 гг. у военно-политического руководства СССР окрепла уверенность в возможности ведения войны исключительно на чужой территории. В этих условиях альтернативные предложения не рассматривались, их авторы подвергались репрессиям. Тем не менее находились люди, которые высказывали точку зрения, отличную от мнения большинства. Одним из них был комдив Г.С. Иссерсон, с 1939 года – начальник кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба. В опубликованной в 1940 году книге «Новые формы борьбы. (Опыт исследования современных войн)» он дал анализ боевых действий в Испании и Польше.

Иссерсон считал, что мобилизация и сосредоточение войск вероятного противника будут осуществляться постепенно и скрытно:

«Нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишен материальной возможности организовать свою оборону… Иными словами, вступление в войну должно приобрести характер оглушительного подавляющего удара. <…> В тех или иных размерах о сосредоточении становится известно. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготовляется ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока наконец на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе»[258]258
  Иссерсон Г.С. Новые формы борьбы. – М., 1940. – С. 29–30.


[Закрыть].

На совещании высшего командного состава РККА в Москве 23–31 декабря 1940 года книга Иссерсона была подвергнута критике, а сам он понижен в звании до полковника и уволен из армии. 10 июня 1941 года его арестовали, и он получил 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.

В прижизненных мемуарах маршал Г.К. Жуков написал:

«Внезапный переход в наступление… сразу всеми имеющимися и притом заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами… нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники – Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков – и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов…»[259]259
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. – М., 1969. – С. 263.


[Закрыть].

Для координации деятельности органов разведки и контрразведки в русской кампании в июне 1941 года Абвер создает специальный орган, получивший название Штаб «Валли». Штаб, размещенный под Варшавой в местечке Сулеювек, возглавил майор Баум. Штабу подчинялись абверкоманды, приданные группам армий «Север», «Центр» и «Юг». В подчинении каждой абверкоманды имелось от трех до восьми абвергрупп. Расчет был на блицкриг, но этот расчет оправдался только частично.

Накануне вторжения в СССР Иностранный отдел Абвера осуществлял массированную вербовку агентов в среде армянских («Дашнакцутюн»), азербайджанских («Муссават») и грузинских («Шамиль») политэмигрантов.

К началу июня 1941 года Абвер перебросил к границам Советского Союза и расположил на важнейших направлениях следующие диверсионные подразделения из состава полка «Бранденбург 800»:

1-й батальон – в районе Перемышля; два взвода из 1-го батальона – в районе Сувалки; 8-я рота 2-го батальона – на северо-западной границе Восточной Пруссии; 9-я рота 3-го батальона – в составе ударной группировки группы армий «Центр»; 15-я легкая рота 4-го батальона – в районе Рованиеми в составе армии «Норвегия».

7 июня 1941 года батальон «Роланд» прибыл из Вены в город Кимполунг в Румынии и был включен в состав 11-й немецкой армии.

18 июня батальон «Нахтигаль», передислоцированный к границе в районе Перемышля, поступил в подчинение командира 1-го батальона полка «Бранденбург 800».

В составе НКГБ специальное разведывательно-диверсионное подразделение, вновь получившее название Особая группа, начало воссоздаваться только 17 июня 1941 года по личному распоряжению Л.П. Берии. Этому предшествовала встреча Меркулова и Фитина со Сталиным.

Нынешнему поколению, живущему в условиях постоянного оболванивания средствами массовой информации, трудно понять позицию высшего военно-политического руководства СССР в предвоенный период. Об этом времени с высоты прожитых лет беспристрастно и со знанием дела рассказывают руководители внешней разведки Советского Союза.

«16 июня 1941 года, – вспоминает П.М. Фитин, – из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 года. Эти данные тотчас были доложены в соответствующие инстанции.

Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И.В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом. <… >

Несмотря на нашу осведомленность и твердое намерение отстаивать свою точку зрения на материалы, полученные Управлением, мы еще пребывали в состоянии определенной возбужденности.

Это был вождь партии и страны с непререкаемым авторитетом. А ведь могло случиться и так, что Сталину что-то не понравится или в чем-то он усмотрит промах с нашей стороны, и тогда любой из нас может оказаться в весьма незавидном положении. <… >

С такими мыслями мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. <…>

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ. И.В. Сталин, не поднимая головы, сказал:

– Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз.

И.В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

– Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в Министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.

После окончания моего доклада вновь наступала длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

– Дезинформация! Можете быть свободны.

Мы ушли встревоженные. Многое пришлось передумать, напряженное состояние не покидало ни на минуту. А вдруг наш агент ошибся? А ведь я от имени Управления внешней разведки заверил И.В. Сталина в том, что информация не вызывает сомнений»[260]260
  Цит. по: Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. / Т. 4: 1941–1945 годы. – М., 2003. – С. 18–21.


[Закрыть].

«В тот день, когда Фитин вернулся из Кремля, – вспоминает П.А. Судоплатов, – Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии. <…>

Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах. Военный опыт Эйтингона был значительно больше моего, и поэтому в этом вопросе я в значительной степени полагался на его оценки – именно он выступал связующим звеном между нашей группой и военным командованием. Вместе с ним мы составляли планы уничтожения складов с горючим, снабжавших немецкие моторизованные танковые части, которые уже начали сосредоточиваться у наших границ.

20 июня 1941 года Эйтингон сказал мне, что на него произвел неприятное впечатление разговор с генералом Павловым, командующим Белорусским военным округом. Поскольку они с Эйтингоном знали друг друга по Испании, он попросил дружеского совета у Павлова, на какие пограничные районы, по его мнению, следовало бы обратить особое внимание, где возможны провокации со стороны немцев. В ответ Павлов заявил нечто, по мнению Эйтингона, невразумительное, он, казалось, совсем ничего не понимал в вопросах координации действий различных служб в современной войне. Павлов считал, что никаких особых проблем не возникнет даже в случае, если врагу удастся в самом начале перехватить инициативу на границе, поскольку у него достаточно сил в резерве, чтобы противостоять любому крупному прорыву. Одним словом, Павлов не видел ни малейшей нужды в подрывных операциях для дезорганизации тыла войск противника»[261]261
  Судоплатов П.А. Указ. соч. – С. 184–185.


[Закрыть].

До нападения Германии на СССР оставался один день.

Из воспоминаний Анатолия Яковлевича Серебрянского:

«Я живу у маминой сестры на Тверском бульваре.

– Где мама и папа?

– В командировке.

Это меня не удивляет. Странно только то, что мы переехали с Гоголевского бульвара».

Глава 8. Суровые годы Великой Отечественной

Деятельность Я.И. Серебрянского во время Великой Отечественной войны практически не изучена, и этому есть несколько причин. Во-первых, Яков Исаакович ушел из жизни, находясь под следствием, и оставить воспоминаний не мог. Во-вторых, большинство документов о разведывательно-боевой деятельности специальных структур НКВД – НКГБ СССР и Коминтерна в 1941–1945 гг. вплоть до недавнего времени хранились под грифом «Особой важности» или «Совершенно секретно». Даже сейчас значительная часть архивных материалов засекречена. В-третьих, о некоторых аспектах деятельности советских и коминтерновских спецслужб по организации партизанского движения на оккупированных фашистами территориях СССР и проведении оперативно-боевой работы в странах Восточной Европы до августа 1991 года писать не разрешалось по идеологическим соображениям. Интерес к этой теме, однако, не иссякал, и поэтому реальные факты тайной войны зачастую заменялись мифами и легендами, художественным вымыслом. Лишь в последние годы она стала находить объективное освещение в отечественной и зарубежной историко-публицистической литературе. К сожалению, подавляющее число специалистов, занимающихся историей спецслужб, об участии нашего главного героя в операциях 2-го отдела и IV Управления НКВД – НКГБ в годы войны почти ничего не знают. Самого Серебрянского давно нет, поэтому на страницах этой книги о нем говорят его боевые товарищи. И разумеется, документы из архивов Коминтерна и компетентных ведомств нашей страны.

Давайте вернемся к тому дню, когда П.А. Судоплатов получил распоряжение Берии об организации Особой группы. При выполнении этого распоряжения ему пришлось столкнуться с некоторыми трудностями. Основной проблемой являлось отсутствие координации деятельности различных советских спецслужб, поскольку, как мы уже говорили, 3 февраля 1941 года во время очередной реорганизации органов госбезопасности НКВД был разделен на два наркомата: Внутренних дел и Государственной безопасности. Особые отделы были переданы из Наркомата внутренних дел в подчинение Наркомата обороны и Наркомата ВМФ.

«Получив указания Берии (17 или 18 июня 1941 г.) об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай начала войны, – писал П.А. Судоплатов, – я столкнулся с исключительно сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в прифронтовой полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности. <… >

Сразу же возник вопрос: как создаваемый аппарат должен взаимодействовать с остальными оперативными подразделениями? Ведь Берия, возглавляя НКВД, не являлся наркомом государственной безопасности, а указание о создании аппарата он давал как заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, то есть заместитель руководителя правительства. Имелось в виду, что опираться этот специальный аппарат должен как на НКГБ, так и на НКВД, поскольку именно в его прямом подчинении находились пограничные и внутренние войска, то есть основные воинские части, которые предполагалось задействовать в диверсионных операциях»[262]262
  Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. 1941–1945 годы. – М., 2005. – С. 189, 190.


[Закрыть].

На плечи Судоплатова и его заместителя Эйтингона легли нелегкие задачи, связанные с передачей в распоряжение Особой группы (ОГ) агентуры различных спецслужб НКВД, НКГБ и РККА. Необходимо было в крайне сжатые сроки свести воедино информацию из III (Особые отделы) Управления Наркомата обороны, II (Контрразведывательного) и III (Секретно-политического) управлений НКГБ, Главного управления погранвойск НКВД и т.п. Административно-оперативному аппарату ОГ следовало наладить прямую связь как с центральными аппаратами этих ведомств, так и с их территориальными органами. Агентуру, предназначенную для дальнейшего использования против немецких спецслужб, надо было срочно изучить и проверить на предмет ее пригодности к действиям в условиях военного времени.

«Речь шла не только о предотвращении широкомасштабных провокаций на всей границе от Белоруссии до Черного моря, – вспоминал Судоплатов, – но и развертывании разведывательно-диверсионной работы в ближайших тылах немецких соединений, если они перейдут границу. Сразу же стало очевидным, что агентуры, которой мы располагали, было недостаточно.

Кроме того, специальных воинских подразделений, к которым можно было бы подключить агентурно-оперативные боевые группы для партизанской войны в тылу противника, не существовало. Правда, мы могли рассчитывать на особый резерв Коминтерна, имевший боевой опыт партизанской войны в Испании.

Эйтингон занялся координацией будущих действий с Генштабом и с командованием Красной армии в приграничных округах. Контакта с командующим войсками Западного Особого военного округа Д. Павловым у него не получилось. Но наладились хорошие рабочие отношения с организатором спецназа и партизанских отрядов в период финской войны полковником Разведупра Красной армии Х.-У.Д. Мамсуровым.

Сразу же возник главный, имеющий политическое значение вопрос: кто будет отдавать приказ о конкретных, неотложных боевых действиях в тылу противника по линии НКВД в случае начала войны? Не менее важно было и то, кто должен давать санкцию на развертывание диверсионной работы в Польше, Германии и Скандинавии. К сожалению, из опыта испанской и финской войн выводов было сделано маловато. Успех диверсий в тылу противника во многом зависел от ограничения маневренных возможностей танковых группировок немцев путем уничтожения складов с горючим и срывом их снабжения. Это чисто теоретически прорабатывалось Мамсуровым и Эйтингоном на встрече с Голиковым в здании Разведупра на Гоголевском бульваре.

Утром в субботу 21 июня Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а четвертый оставить в резерве в Подмосковье»[263]263
  Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. – С. 191–192.


[Закрыть].

Накануне вторжения в СССР Абвер объявил готовность номер один штабам «Валли-1», «Валли-2» и «Валли-3». Командиры спецподразделений фронтовой разведки групп армий «Север», «Центр» и «Юг» доложили руководству Абвера о выдвижении на исходные позиции у германо-советской границы. В каждую из трех абвергрупп входили от 25 до 30 диверсантов из числа местного населения (русских, поляков, украинцев, финнов, эстонцев) под командованием офицера-немца. После заброски в глубокий тыл (от пятидесяти до трехсот (!) километров от линии фронта) диверсанты подразделений «фронтовой разведки», переодетые в военную форму бойцов Красной армии, в ночь с 21 на 22 июня приступили к акциям диверсий и террора.

22 июня 1941 года «бранденбуржцы» под командованием лейтенанта Катвица, проникнув на двадцать километров в глубь территории СССР, захватили стратегический мост через реку Бобр (левый приток Березины) под Липском и удерживали его до подхода подразделений вермахта.

Рота батальона «Нахтигаль» просочилась в район Радимно. Около полуночи на участке фронта 123-й пехотной дивизии вермахта «бранденбуржцы» расстреляли советский пограничный наряд, обеспечивая немцам прорыв пограничных укреплений.

На рассвете диверсионные группы Абвера нанесли удар в районе Августов – Гродно – Голынка – Рудавка – Сувалки и захватили 10 стратегических мостов (Вейсеяй – Поречье – Сопоцкин – Гродно – Лунно – Мосты).

Сводная рота 1-го батальона «Бранденбург 800», усиленная ротой батальона «Нахтигаль», форсировала реку Сан и захватила плацдарм под Валавой.

После этого мобильные, прекрасно обученные, связанные единой системой связи и управления гитлеровские войска в считаные часы смяли оборону потерявших боевое управление бригад, дивизий и целых корпусов Красной армии.

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года застало руководство СССР врасплох, принудив действовать в условиях цейтнота и управленческой неразберихи. В первые дни войны части Красной армии получили совершенно абсурдный, не соответствующий реальной обстановке приказ выбить немецкие войска за пределы Советского Союза. В самых неблагоприятных условиях пришлось действовать и органам государственной безопасности.

«В первый же день войны, – вспоминает Судоплатов, – в нашей работе стало чувствоваться большое напряжение. Нас особенно тревожило развитие событий на границе. Сведения поступали самые противоречивые. Днем 22 июня Берия вызвал меня, Масленникова, командующего пограничными войсками, и предложил, чтобы Эйтингон срочно вылетел в Минск. А потом, подумав, сказал, что, пожалуй, имеет смысл вылететь в Проскуров, где будут разворачиваться события на Юго-Западном направлении, и решить, что можно сделать по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной армии.

Однако Эйтингон никуда не уехал. Вызванный к Берии, он вместе со мной спорил, доказывая, что есть смысл выехать на место только для того, чтобы разобраться в обстановке. Потому что реально нами не были подготовлены ни силы, ни средства для развертывания диверсионных подразделений и партизанской войны. Надо было сначала получить информацию о том, что там происходит. Нехотя Берия согласился»[264]264
  Там же. – С. 193.


[Закрыть].

24 июня диверсанты из «Бранденбурга 800» совершили ночное десантирование со сверхмалой высоты (50 метров) между Лидой и Первомайским. Им удалось захватить и, несмотря на жестокие потери, удерживать в течение двух суток, до подхода немецких танков, железнодорожный мост на линии Лида – Молодечно.

26 июня, после бомбардировки советскими самолетами территории Финляндии, правительство последней объявило СССР войну. Подразделения финского спецназа стали проникать в советский тыл через разрывы между частями Красной армии. Для систематизации и экспертизы финские спецслужбы передавали донесения, полученные от групп «дальней разведки», в Берлин.

28 июня диверсанты 8-й роты полка «Бранденбург 800» в красноармейской форме захватили и разминировали подготовленный советскими войсками к взрыву мост через реку Даугава под Даугавпилсом. В ходе ожесточенных боев был убит командир роты обер-лейтенант Кнак, но рота удержала мост до подхода рвущихся в Латвию «роликов» 4-й танковой группы генерала Э. Гепнера.

Как известно, усилия Красной армии остановить наступление немцев контрударами успехом не увенчались, и советские войска понесли колоссальные потери. Удар фашистов оказался настолько сильным, а наступление настолько стремительным, что уже в первую неделю войны подразделения 2-й танковой группы генерала Гудериана захватили столицу советской Белоруссии – город Минск. Между тем ситуация в Белоруссии могла сложиться совсем по-другому!

«В первой половине 1930-х годов, – вспоминал С.А. Ваупшасов, – мы участвовали в подготовке партизанских отрядов на территории Белоруссии. Тогда высшее военное руководство не исключало возможности вторжения империалистических захватчиков на советскую землю и в мудром предвидении такого оборота дел заранее готовило во многих пограничных республиках и областях базу для развития партизанской борьбы. В Белорусской ССР было сформировано шесть отрядов: Минский, Борисовский, Слуцкий, Бобруйский, Мозырский и Полоцкий. Численность их устанавливалась в 300–500 человек, у каждого имелся свой штаб в составе начальника отряда, его заместителя, заместителя по политчасти, начальника штаба, начальника разведки и помощника начальника отряда по снабжению.

Бойцы и командиры отрядов были членами и кандидатами партии, комсомольцами, участниками Гражданской войны. Весь личный состав был обучен методам партизанских действий в специальных закрытых школах. В них готовились подрывники-минеры, пулеметчики и снайперы, парашютисты и радисты.

Кроме основных формирований для борьбы в тылу врага, в городах и на крупных железнодорожных узлах были созданы и обучены подпольные диверсионные группы.

В белорусских лесах для каждого партизанского отряда были сделаны закладки оружия и боеприпасов. Глубоко в землю зарыли надежно упакованные толовые шашки, взрыватели и бикфордов шнур для них, патроны, гранаты, 50 тысяч винтовок и 150 ручных пулеметов. Разумеется, эти склады рассчитывались не на первоначальную численность партизанских подразделений, а на их бурный рост в случае войны и вражеской оккупации.

Орловский, Корж, Рабцевич и я были назначены командирами четырех белорусских отрядов и вместе с их личным составом деятельно готовились к возможным военным авантюрам наших потенциальных противников. <…>

В конце 1930-х годов, буквально накануне Второй мировой войны, партизанские отряды были расформированы, закладки оружия и боеприпасов изъяты. <…>

В те грозные предвоенные годы возобладала доктрина о войне на чужой территории, о войне малой кровью… Однако проверку реальной действительностью эта доктрина не выдержала и провалилась уже в первые дни Великой Отечественной войны. <…>

Нет слов, шесть белорусских отрядов не смогли бы своими действиями в тылу врага остановить продвижение мощной немецкой армейской группировки, наступающей на Москву. Но значительно замедлить его сумели бы! Уже в первые недели гитлеровского вторжения партизаны и подпольщики парализовали бы коммуникации противника, внесли дезорганизацию в работу его тылов, создали бы второй фронт неприятелю. Партизанское движение Белоруссии смогло бы быстрей пройти стадию организации, оснащения, накопления опыта и уже в первый год войны приобрести тот могучий размах, который оно имело в 1943–1944 годах»[265]265
  Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках: Записки чекиста. – М., 1971. – С. 201–202, 203.


[Закрыть].

Действительно, в тех областях, где активное местное руководство не было деморализовано успехами наступающего противника, эфективная работа по организации партизанских отрядов началась уже 22–23 июня. Одним из организаторов был бывший командир Слуцкого партизанского отряда В.З. Корж, работавший перед войной заведующим сектором Пинского обкома компартии Белоруссии.

«С мая 1926 года по ноябрь 1929-го, – писал в автобиографии Василий Захарович, – будучи на должности председателя колхоза, я одновременно состоял на спецучете и вел большую специальную подготовительную работу, каждый год проходил военную спецподготовку… С 15 мая 1931 года меня отозвали на постоянную работу в НКВД по специальной работе, я секретно числился командиром партизанского отряда с постоянным жительством в Слуцке…»[266]266
  Цит. по: Смирнов Н. Партизан первого часа. // Советская Белоруссия. – № 61. – 2 апреля 2009 г.


[Закрыть].

Именно опыт нелегальной боевой работы в 1921–1925 гг. по линии активной разведки в Западной Белоруссии и специальная подготовка помогли товарищу Комарову (партизанский псевдоним Коржа) развернуть свой отряд в Пинское партизанское соединение и в 1943 году стать генерал-майором Красной армии.

В 1946 году, во время учебы в Академии Генерального штаба, В.З. Корж изложил свои соображения по организации партизанского движения в рапорте И.В. Сталину. В те годы этот рапорт мог привести его автора на плаху. В частности, он писал:

«В это тяжелое для партизан время, особенно 1941 года, когда нужны были люди, организаторы, руководители, командиры, специалисты, знающие свое партизанское дело, то, к большому сожалению, этих людей не было. Если и были кое-где партийные товарищи, которые были посланы после Ваших указаний для организации партизанского движения, то эти люди не были подготовлены к партизанской борьбе, они боялись своей тени, они не знали, куда им притулиться, откуда что начать, и зачастую в большинстве своем погибали, а то и совсем попрятались, никакой деятельности среди народа не ведя…

<…> Я глубоко убежден, что если бы та работа, которая проводилась нами до 1937 г. в Спецбюро НКВД по подготовке партизанских кадров, продолжалась до самой войны, то эти кадры и их вооружение сыграли бы решающую роль в развертывании всенародного партизанского движения…»[267]267
  Там же.


[Закрыть].

А ведь гитлеровские стратеги небезосновательно опасались ситуации, при которой использование заранее подготовленных для отражения вражеского вторжения советских диверсантов было бы наиболее эффективным. Еще 15 сентября 1940 года Верховным командованием вермахта был утвержден малоизвестный широким кругам читателей 30-страничный проект военной кампании против СССР (план «Фриц», или «Этюд Лоссберга»[268]268
  Лоссберг Бернхард, фон (1899–?). Выдающийся немецкий военный аналитик. С 1916 г. участник Первой мировой войны, с 1917 г. лейтенант. С 1939 г. оберст-лейтенант (подполковник), сотрудник Управления планирования Верховного командования вермахта (OKW). Один из авторов наиболее рационального плана единой структуры командования вооруженными силами, отвергнутого Гитлером. Участник разработки планов нападения на Польшу, Норвегию и др. Его проект «Фриц» лег в основу оперативного плана «Барбаросса», разработанного Верховным командованием сухопутных войск. Зимой 1941/42 г. вновь высказал идею о необходимости срочно сформировать единый орган управления вооруженными силами вместо четырех. Поддержки не нашел. С 1944 г. генерал-майор. С 1945 г. в отставке.


[Закрыть]). В нем говорилось, что в войне против Германии у СССР есть три возможности:

«I. Русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредоточиваться у границы немецким войскам.