Текст книги "Во власти речных ведьм"

Кажется, я действительно падаю в воду! Прямо в ведьмину прорубь…

– Катя! – кричу я.

А может быть, это Ритин голос? Ах! Какая холодная вода! Обжигает морозом. Я копошусь с ледяным хрустом в этом непонятном пространстве. Тону! Секунды погружения… Чувствую ли страх? Нет. Нелепость! Это не со мной! Холодная вода спеленала. Обездвижила. Сразу! Сном вечного покоя закрывает глаза. Темная вода тяжелым люком скрыла от солнца. А-ах, холодно!! И я одна в ведьмином колодце. Одна! Слезы отчаянья смыты. Последний воздух. Его не задержать в груди. Пузыри, беспечно танцуя, поднимаются вверх. Смерть тянет вниз. Ужас!! Перед глазами красная взвесь. Х-х-холодно!! Чеканный молот сердца в ушах. Холод током пробивает тело. Легкие – шарики на стеклянных осколках. Олежа!! Далеко… Олежа… Засыпаю… Уплываю в беспамятство…

Шлепанье волн. Очнулась на берегу. Одна. Кто же вытащил меня из воды? Никого нет. Лежу на шершавой гальке. Но у Седмицы – песок! Где я?! Ничего не видно. Густым тополиным пухом кружит туман. Сухой… Бархатный… Странный, совсем не мокрый. Он тальком стекает по коже. Всклоченным мехом ложится на плечи и волосы. Что это? Рядом тихо зашуршали шаги. Чьи они?! Замирают, останавливаясь. Подкрадываются в непроглядном тумане…

– Даша! – выстрелом резкий окрик. – Дай помогу, вставай.

– Катя?!

– Дашенька, сестренка, давай обнимемся! Вначале решила, показалось, что ты зовешь. Я здесь нескольких граждан к выходу выводила. Какая ж ты мерзлая! Ничего, сейчас под наше солнышко встанешь. Оно особенное, вмиг согреет и простуды не будет.

– Катюша, я так рада! Вот вызволять тебя пришла. Только меня по дури пихнули в ведьмину прорубь!

– Дашенька, ты беременна еще или…?

– Катька, к чему такой дурной вопрос. Ребеночек правильно меня, дуру, пинает. Все! Пошли домой!

– Не спеши… Я уже давно маюсь, тебя встречать выхожу. Значит, сейчас время пришло, как предсказано. Исхода у тебя теперь два, но ни один ничего хорошего не…, – Катя запнулась.

Что за наваждение? Я смотрела и еле узнавала ее. При неярком зеленоватом свете в клочках тумана она выглядела безжизненно бледно. Чувствовалось, что нервничала. Была расстроена. Из-за чего?

– Я умерла? – Мой голос из-за нервов прозвучал так тихо, что Кате пришлось переспросить.

– Ой, нет, нет, что ты! Пойдем, мы – папа Сережа, мама Наташа, твоя мама и твой Семен все тебе расскажем. В той версии, как нам кажется…

– Конечно. Семена, брата Ивана, с собой возьмем и решительно домой! По нему его мать убивается.

– Дашенька, есть вероятность, что ты захочешь остаться здесь. И все не так просто… Проход откроется теперь на закате. Если повезет…

– Если повезет?!

– Да, если закат будет…

Как тут не вздрогнуть от Катиных слов – вздрогнула, и мурашки побежали по спине. Эти слова были окутаны таким же странным туманом, как и тот, что сейчас лип, без спроса бархатно терся и пытался облапать лицо.

– Даша, пошли. Тебе вредно здесь долго находиться.

Ну, что ж… Интуитивно я было пошла от Седмицы наверх. Если речные ведьмы спроецировали наш мир, то там коттеджный посёлок. Или его подобие. Что я в их логове, сомнений не было.

– Даша, не ходи туда! Там только туман, и больше ничего нет! – В голосе Кати послышались истеричные ноты.

Как это не похоже на неё! С нервным ознобом она резко схватила мою руку.

– Те, что попадали сюда в первый раз, могли долго плутать в белесом обманщике. Туман не простой, каверзный. В нем появляются миражи, то, что человек или душа умершего хотели бы увидеть. Это наказание, придуманное речными духами.

Поизведут, помучают и только потом правильную дорогу укажут.

– Куда? – в замешательстве спросила я.

– Увидишь, сама решишь! Мою руку не отпускай. И… иди, слушая плеск воды. Он должен отчетливо звучать для тебя. Не отвлекайся!

Потеряешь звук, дерни меня. Я сильнее по дну шлепать буду. Иначе можно сгинуть здесь, пропасть лет на сто. Даже если тебя крепко держать, ты просто исчезнешь.

Любому станет не по себе в столь скользкой ситуации. Не скрою, испугалась! Можно ли доверять Кате? А вдруг она здесь сошла с ума, или кто-то в ее личине меня дурачит? Но Катя уже тащила меня в воду. Мы погружались все глубже, но, по-прежнему ничего не видя из-за тумана; я поняла, что это не вода… Завязнуть можно. Ноги буксовали в мокром жидком песке. Взвесь тугая, слегка мерцающая желто-зеленым светом, пахнущая озоном и каким-то металлом. Вспомнила запах из ведьминой проруби в нашем мире. Он показался мне кисло-пряным, да, окись металла и озон. Жизненная среда речных духов совсем не походила на нашу! И я последовала совету Кати – по-серьезному настроилась на плещущие звуки и бултыхания. Сестра специально сильно загребала ногами, помогала мне «не пропасть». Сколько так шли вслепую в тумане, не знаю. Хорошо, что дно было гладким, как асфальтированная дорога. И вдруг мы наткнулись на препятствие… Остановились.

– А-а-а… – ца… – ц-ми-т-се-се, – неожиданно, с надрывом завопила Катя, с расстановкой и дурным голосом. Делая паузу между звуками, она по два раза топала ногами в воде-песке. А на «се-се» завизжала электродрелью, как речная ведьма!

И тут мне уверенно показалось, что именно ее голос мы слышали у Седмицы с дедом Матвеем и нашей спасательной бригадой. Только к нам оно перевернулось наоборот отрекошеченным эхом – «Седмица», безусловно, если не растягивать ее по звукам. Испугавшись похолодевшей сестринской руки, я подумала – ведьма! Дернулась встрепанной курицей, но железная хватка не отпускала.

– Сейчас побежим… Быстро! – прошипела Катя, наклонившись ко мне. Сама она струной напряглась, как на старте.

– Се… – ответно-гулко завыло рядом.

Мы побежали на звук.

– Се… – т… – ударило, набирая громкость.

– Надо успеть по звуковому туннелю, – выдыхала в движении Катя.

– Ми… – ц… – ца… – а-а-а-а-а, – окутало нас ушераздирающими визжащими нотами.

С последним «а-а» мы вынырнули в блаженную тишину. На незнакомую, но очень живописную лесную поляну. Над головой голубое небо, солнце и облака. Слышен был ветер и шелест листвы.

– Даш, ты как? Прости если быстро. Надо было вовремя проскочить в ведьмину «гостиную».

– Ага, а то застряли бы на сто лет? Надеюсь, сейчас бежать не надо? Дай дух перевести.

– Даша, если бы не успели – жизни бы лишились. От нас души одни и остались бы. И здесь времени практически нет. Раньше оно текло по циклам, кратным семи и двадцати одному дню по-нашему. Сейчас после исхода речных духов все хаотично. Кстати, в этом виноват твой Олег. Герой, конечно, молодец, но в воду Черду надо было бросать! В воду!! А он ее на Седмицу запульнул. Черда открыла восьмое измерение, схлопнув более половины исходов для своего тела. Вынужденно! Равновесие нарушилось. Здесь они практически экстремально бросили все, объявив людям «вольную».

– То есть обрубили, послали «на» и концы в воду, – весело, но с оттенком нервозности сказал молодой высокий симпатичный парень. Семен?

– По-быстрому пошли к дому. Обсудить ситуацию надо. Папа Сережа готовит общий сбор, – поторопила Катя.

Двухэтажный дом, бревенчатый с высокой крышей, ветряками, резными наличниками на окнах, нарядным крыльцом стоял в лесу. Небольшая речка бежала в каменистых берегах среди полевых цветов и высокой травы. Большое колесо посередине, чмокая, загребало воду. Оно не вращало жернова мельницы, нет. Ни мельницы или чего-либо подобного не было, странно…

– Анастасия?! Анна! Жанна! Гриша! Михаил! Антипов! – выкрикивал и выкрикивал имена мужчина, стоящий на крыльце дома.

Рядом с ним переминались мама и тетя Наталья, несомненно она.

– Мама! – закричала я и нежно прижалась к ней.

Тетя Наталья прервала наши объятия.

– Доченька, у нас сейчас два варианта дальнейшего развития событий. Либо мы все желающие остаемся, доживаем здесь, либо уходим. Катя с Семеном здесь не случайно задержались, на них ведьмы речные свой дом оставили. Они уйдут, он сгорит, исчезнет. Я вот о чем – та веда, которую дед Матвей матушкой величает, показала нам твою судьбу. Ты должна была вырасти в нашем доме. Встретила бы Семена и зажила бы счастливой семьей с детушками. Но из всех детей до совершеннолетия мог дойти только один. Вот такой горький исход. Дяде Сереже это открылось, так как раньше его сны речным ведьмам принадлежали. Они его по ночам мучили, не зная, что и он в их мысли влезал. Его сильный дух воспротивился им, и решил он сделать все по-своему! Думал, что так для тебя лучше будет. Хотел сделать тебя хозяйкой собственной судьбы. Ан – нет! И вот другой расклад: первенец неродившимся умрет, муж либо бросит, либо вовсе жизни тебя лишит. Веда так показала: «Цепь уже порвана. Один конец ее Дарью зацепил, другой должна удержать Екатерина». Что это значит, можно только гадать.

Дядя Сережа подошел и взял мою руку. Нежно погладил ее.

– Прости меня за все, дочка. Я считал, что ты сама своей судьбой должна распоряжаться! Но вот парень, – он показал на Семена. – Любит тебя, хоть и не было у вас романтической истории. Он пошел со своей невестой на Седмицу гадать два года назад. Стоял, ждал ее у воды, а в ведьминой проруби твое отражение увидел. Влюбился враз, да так, что готов был за тебя жизнь отдать. Не думая, вошел в ведьмину прорубь и здесь очутился. А раньше ты во снах ему с юношества снилась, наяву искал, но найти не мог.

– Дарьюшка, люблю тебя всем сердцем и душой, останься! Мы здесь счастливо проживем с тобой и сыном. Если здесь останешься, он живым родится, – Семен так нежно и трепетно меня обнял, что у меня защемило в душе.

– Я согласен с Катей, – опять вступил в разговор дядя Сережа. – Олег твой темная птица! Я бы ему не доверял. Не знаю, в курсе ли ты, но оказывается, он мой родственник. Потомок сына старшей купчихи Воробьевой, той, что сама утопилась. Двойня у неё родилась. Одного старик купец забрал, другого отец Коваль в Тулу увез к родственникам. Поэтому на нем тоже наше местное проклятие лежит. Узнал это в ведьминых чертогах от Настасьи, она кормилицей дочкам купцовым была.

Мне вспомнилось, что Олег фамилию «Коваль» на «Воронов» в паспорте на совершеннолетие поменял. Из-за необычных обстоятельств, произошедших с ним в детстве. Неужели все настолько туго завязано?

Тем временем к дому начали подходить… «люди». Некоторые из них очень странно выглядели – полупрозрачные какие-то.

– Мертвяки, из-за которых нарушилось течение судеб сельчан. Те, что по воровству наказаны. У них за душой мало чего светлого. Постепенно испаряясь как дым, они это место энергией подпитывают. Вот это колесо, в частности. Вода в нем – пища для запертых тут живых. Оно, колесо, может и воспоминания показывать, прямо кино на улице. Только со вставками, как у нас, рекламы. Раз в двадцать один день крутили для каждого свое. Речные ведьмы напоминали своим должникам о том, почему они здесь оказались, – потихоньку рассказывала Катя. Мы боялись мешать общему собранию.

Перед домом гудели «человек» двадцать. Вернее, оставшихся призраков. Из живых были я, Катя и Семен. Он нашептывал мне, что ждал здесь, как «матушка» деда Матвея велела. Что любит уже давно и безответно. Что сам свою любовь раньше бредом считал, а увидев в ведьминой проруби, понял, что я существую живая или призрачная. Все повторял, только здесь у меня ребеночек живым родится, и мы будем счастливой семьей. Мне было его жаль, но… Я ему решительно отказала. У меня и муж есть, мой любимый Олежка. Остальное глупости, и точка.

– Окончательно решила, дочка? – переспросил меня дядя Сережа. – Смотри… Передумать не удастся. Чертоги ведьмины от нашего мира удаляются. Это будет последний закат, когда можно вырваться отсюда. Да, если он будет…

Мама плакала, она хотела здесь со мной воспитывать внука. Что родится мальчик, почему-то не сомневалась. Плакала и тетя Наталья, обняв своего мужа, а он успокаивал ее:

– Лапушка моя, не плачь. Так нужно, ты сама знаешь. Если Дашенька решила уйти, то и Кате с Семеном здесь делать нечего. Значит, я оборону держать буду до последнего…

О чем они, я не поняла, но Катя все больше расстраивалась.

– Даша, – сказала она мне. – А что, если старшая веда была права? А что, если там, у нас, ты потеряешь ребенка? А что, если… Мы ведь с Семеном из-за тебя здесь остались. Ответственность за это колесо жизни на себя приняли.

Я посмотрела на колесо, зачерпывающее воду из речки. И речка странная! Выходит из земли, исчезает в камне.

– Насколько велик здешний мир? – спросила, сама не знаю зачем.

– Эта лужайка, этот дом. За деревьями есть еще поляна. Там все остальные – души умерших живут в хижине. Петр Антипов прозябает в своей мечте – машине. Накопить все на неё хотел. А сам лодырь и пьяница. Жену гнобил, а она на пяти работах. Мол, благодарна должна быть, что на такой страсти женился. Она даже грузчиком на товарной подрабатывала. Итог – ему надоело ждать. Он задумал поймать речную ведьму, как золотую рыбку. Да только его схватили зубы рыбы-сторожа. А вот на дереве, в домике на ветвях живет Михаил.

Отдельная, почти комичная история. Для нас ведьмы немного места отвели, чтобы мы теснее чувствовали связь общества. Их основная жизненная позиция – нет «я», есть единый организм, где каждый должен жить для сообщества. В этом сила, мудрость и дальнейший путь к совершенству. В их логове у меня было время собрать информацию. Хочешь знать, кем были речные ведьмы? А Черда? – Катя выдержала паузу. – Черда – энергетический контур, объединяющий сестер – вед. Это ядро огромного одноклеточного организма Самодолии, высшая форма разума расы Ацамитов. Они пришельцы из другого измерения. Когда Черда теряет энергию, Самодолия кочует, подпитываясь минералами, на больших кометах и астероидах. Так было и в этот раз, три тысячи лет назад. Найдя планету с привлекательными ресурсами, она совершила посадку. Дальше – мутно. Вроде Черда пострадала – катастрофа? Требовалось воспроизведение потерянных сестер и других составляющих клетки. Самодолия – хранитель тайны возрождения высшей формы жизни – Ацамита и должна была выполнить свой долг по его воскрешению. Это первоначальная задача перелета в пространстве. Они думали, что нашли благоприятный мир, но, как только попали в наши края, у них все пошло не так. Главная по функции, старшая – «матушка» призналась: увлеклись они поначалу поклонением им племени человеческого. Может, и богами себя возомнили. Когда их собственная судьба прахом пошла после вероломства Коваля, попытались восстановить общую судьбу свою и местных жителей, повернуть время и события вспять. Не вышло! Несмотря на их могущество. Люди слишком своевольными оказались, «не по зубам».

– Эй, королева, – обратил на себя внимание дурнопахнущий призрак. Он отвесил мне издевательский поклон. – Тут на тебе сейчас все завязано. Так ты остаешься или нет? Если да, и нам здесь судьба до отключки маяться. Если нет, командир все запалит, глядишь и нас отмагнитит, на суд Божий попадем. Лучше в ад, чем так!

Стало по-нехорошему тихо. Я попала в лучи всеобщего внимания, аж не по себе стало.

– Батюшки-святы! – запричитала одна из полупрозрачных. – А может там хорошо заживем? Пора бы простить нас!

Ее сухая рука показывала на колесо жизни – оно замедлилось. Теперь стало видно, что не сфера вращается, а огромные песочные часы.

– Граждане! – нетерпеливо загудел мужчина с рулем от машины. Прижимая его к груди, он опасливо заключил: Страшно… В чужие чертоги щас бросят! Не согласен! Не хочу! Катюша, прости, что раньше артачился. Выведи!

– Ну так что, дочка? – подойдя ко мне, тихо спросил дядя Сережа.

Не выдержав общего давления жутковатой компании, места странного, ущербного, где и пойти-то некуда, с порядками непонятными и неприятными, я расплакалась.

– Домой, домой хочу к мужу. Олежка!

– Ну что ж, милая! Так тому и быть. Все за Катей, она дорогу домой знает. Не поминайте лихом.

– Сереженька! – запричитала тетя Наталья. – Я с тобой останусь, будь, что будет. Не хочу без тебя!

– Нет, душа моя. Не заставляй мужчину плакать. Бог даст, еще свидимся в другом мире, и пусть он будет поласковей к нам.

Катя долго держалась, но зарыдала и сквозь горькие слезы заканючила, как маленькая:

– Я так вас люблю! Здесь я опять с вами. И обнять, и поговорить могу. Что ж будет-то? Одной без вас?! Что мне останется?!

Папа Сережа крепко обнял ее и маму Наташу:

– Не горюй по нам. Когда люди уходят из жизни, их переживания и чувства остаются. Они, как облако, окутывают память о них. Доченька, помни о нас, и мы всегда будем рядом и в горе, и в радости. Ну, пора. Катюша, строй свою команду.

Призраки уже нетерпеливо сбились в кучку. Галдели, как встрепанная воробьиная стайка. По заданию дяди Сережи они стали звать «уснувших» – тех, кто давно на поверку в ведные дни не приходил.

На обязательную местную киношку в колесе жизни. Остаться никто не захотел:

– Да сгори оно все вместе с нами! Опостылели чертоги ведьмины! – таково было общее мнение.

– Ну, с Богом! – перекрестясь, сказал дядя Сережа. – Сейчас закат делать будем! Катя?!

– На выход. Порядок усвоили? – сквозь слезы скомандовала сестренка.

– Да, да… Да, Екатерина. Первыми выпихиваем Дарью и Семена. Ты замыкаешь, – забубнил хор призраков.

– Я не согласен! – Мужчина-автолюбитель бросил руль. – Последним пойду. Ты живой человек, Катя. Раздавить может. У меня тела-то нет. Пофиг в общем.

– Ладно, – согласилась Катюша. – Помните, с Дашей аккуратно. В кольцо возьмите, чтобы не тряхануло, беременная ведь! А то по дороге оставлю!

– Угу-угу. Только не в тумане! Мы все поняли, все…

– Кто и что поняти-то? – проскрипел старческий голос.

На свет из-за кустов вышла маленькая седенькая сгорбленная старушка.

– Внучок, сызнова командуешь? – обратилась она к дяде Сереже.

– Настасьюшка?!

– Она, родимый. Думал сгинула? Неть, прилегла, соснула чуток. Ласточки мои бедненькие, – вскинулась старушка. – Никак вы?! Неужто ведьмы проклятые вас оживили?! – Эти слова, кажется, были адресованы мне и Кате.

– Помните ли вы мать свою? Варварушка, – обратилась она ко мне. – Пелагеюшка, – к Кате. – Бегите, детки, отсюда, бегите! И за что вас ведьмы мучили, за любовь? Вся беда, обе влюбилися в негодящего мужика. Не ваша вина, не ваша, а Коваля! Бегите, детки, и ты, внучек!

Никто не смог ее остановить. Не успеть было. Хрупкая старушка, войдя в реку, цепко ухватила колесо. Напряглась изо всех сил и застопорила его:

– Летите, ласточки мои! Помните, вы мне родненькие. Купцовой жене Бог не дал детишек. Я матерь ваша! Бегите!

Колесо завыло, затряслось. Но сердце материнское не испугать! Настасьюшка только крепче в него, как во вражину вцепилась. Сильный ветер поднялся, стал листву с деревьев срывать. Полегла трава, волнами застелилась. Цветы головы сложили. Лепестки их яркими бабочками разлетелись в разные стороны. Дом по бревнышку рушило, трясло с сухим постукиванием. Черепица билась, срываясь с крыши. На поляне в лесу гул стоял. Речка высыхать начала, запарила кислой ягодой. Заорало колесо жизни по-человечески, будто дурной женский хор запел. Каждый слог в разной тональности свой голос тянул. Жутко так, как живой!

– Чер-да-ца-ми-та-ми, – повторялось снова и снова. Голоса, набирая мощь, рвались в тускнеющее небо. Солнце запульсировало, уменьшаясь в размере. Оно тлело, как затухающая лампада. Темнело резко и захолодало. На фоне угасающего чертога ведьминого ярко вспыхнуло зеленым пламенем колесо жизни. Пламя это, стреляя жаром, стекало вместо воды. А ее остатки в речке замерцали люминесцентно. Как змеи по желобам заползали на колесо, пытаясь потушить огонь – тщетно! Колесо горело и трещало, а вместе с ним и душа отважной женщины. Ее материнская любовь оказалась сильнее чужезвездной магии. Она продолжала держать сгорающий ведьмин мир, чтобы мы успели покинуть его.

Меня окружили призраки. Они спешили и буквально подпихивали с разных сторон, толкали, чтобы я бежала быстрей. От многих пахло тухлой рыбой. Как же страшно, знобко и мерзко! Стараясь не обращать на это внимание, я бежала прочь вместе со всеми. Прочь! Оглянулась и ахнула: вокруг кострища колеса жизни миражом мерцали одетые в ритуальные балахоны женщины. Это они пели на разные лады, а в центре пламени мелькали лица, воспоминания, отрывки человеческих судеб. И вдруг я увидела там Олежку. Он подплывал ко мне, когда я тонула в воде. Олежка! Лихо… Лихо нам пришлось, покидая разваливающийся ведьмин дом. Пароль на выход не сработал. А Катя так старалась! Все же ей удалось вывести нас из каторжных катакомб. Она ориентировалась по окружающим звукам в пещерах. Оказывается, была скала в зеркальных чертогах. Высоченная, огромная страшная каменная голова ведьмы. В ее глазницах – пещеры. В одной веды жили, в другой содержали людей-должников. Когда мы вошли в жидкий песок, пришлось призракам живых на руки взять. Разлагаться стала среда обитания ведной расы, в неё воздух из нашего мира попал. Жидкая взвесь перебродила в кислоту. Испарения этой жизненной субстанции тоже изменились. Бархатный обманщик – туман превратился в наждачную липкую гадость. Он слеплялся в комки и падал на лицо, кожу, вызывая колющую боль и красноту. И попробуй отмахнись от него, если он везде! Хорошо, что ведьмина прорубь была недалеко. Без Кати нужную мы никогда бы не нашли. Семь теней от скалы лежало на пузырящейся жиже, семь одинаковых черных полусфер с рваными краями. Они, как линзы, прогибались внутрь. И глаза оторвать от них трудно, и смотреть страшно. Затягивает! Показывают вроде что-то искаженное, и бормочет кто-то оттуда. Страсть!

– Григорий, подойдите к каждой. Седьмая нужна – она к Седмице, – сказала Катя призраку, держащему ее на поднятых руках.

Он рысью, шлепая по лужам, обходил каждую тень.

– Дай мне то, что я должна! – кричала сестренка, бесстрашно наклоняясь над подвижной черной пленкой.

В ответ слышалось бессловесное бормотание на разные лады. Мы следовали на расстоянии, ожидая положительного результата. Когда в очередной раз прозвучал пароль «дай мне то, что я должна», из проруби заорала какофония семи голосов.

– От-чот!!

– За Седмицу! – пронзительно подтвердила наша Катюша-проводница. И крикнула нам: – Быстро прыгаем!

Дядя Сережа со мной на руках нырнул первым. За ним десять призраков. Они окружили нас плотным кольцом, и все равно внутри ведьминой проруби тряхануло нешуточно. Пришлось собой пробивать черный обмораживающий лед. Семь зеркальных слоев. Их острые куски разлетались в разные стороны. Мы быстро погружались. Хотя на самом деле нас выкидывало наверх – кажется, прямо в ад! Впереди горела зеленым пламенем Седмица. Это было видно даже через тяжелую темную воду ведьминой проруби. Испепеляющие языки смерти уже доставали до нас. Они нагревали, топили черный лед. Неужели Седмица разразится катастрофой? А что, если, взорвав их дом здесь, мы уничтожили сами себя?! Я зажмурила глаза. Мое тело и душа заледенели от холода и ужаса!! Вдруг почувствовала сильные руки:

– Изыдь, мертвяки! Щас всех по гробам распихаю! Даша, я запретил тебе на Седмицу ходить! Слышишь? Ты меня слышишь?! – Родной голос.

Я открыла глаза. Олежка! Мой муж, любимый, единственный. Он обнял и стер слезы со щеки. Испугался за меня… Конечно, все правильно. С моей стороны, да, это было безрассудством. Какая же я счастливая: дома, вроде цела и ребеночек тоже, и муж ругает, значит, любит.

Нас действительно выбросило за развалившейся Седмицей из ведьминой проруби. На берегу суматоха. Собралось больше народа, чем утром. Конечно и Седмица, как из жерла вулкана полыхающая странным зеленым пламенем, привлекла всеобщее внимание. Как кильку из просроченной банки, ведьмина дверь продолжала выбрасывать мертвяков-призраков. Они пока еще были видимы, начиная еле заметно угасать на воздухе. Многие страшно смердили тухлой рыбой, но нашлись родственники, заключившие их в объятия. Обернулась, увидела Катю и Семена – выбрались! Дед Матвей был несказанно рад:

– Катюша, эт-само, что ж долго так?

Она ему что-то рассказывала. Он слушал с открытым ртом: «вот-те, эт-само» только и было в ответ. Маринка уже притащила мне пальто и резиновые сапоги.

– Я сказал валенки! – укоризненно шикнул на неё Олег. – Сейчас…

– Очухметь! – перебила она его.

Маринкино кукольное личико задеревенело больше обычного. Все, абсолютно все смотрели на Седмицу. Качаясь, она медленно плыла к берегу. Скала! Зеленое пламя распушилось на ее черепе, как павлиньи перья. Горячий ветер доставал и до нас. Внутри, в пустых каменных глазницах гулко завыло, заревело голосами речных ведьм. Приближаясь, Седмица оседала, крошилась. Из неё истекала серо-бурая раскаленная лава. Испаряясь, шипела речная вода. Разгоряченные стреляющие камни булькали у самой кромки, и, перелетая, рикошетили в песок. Боязливо отступающие люди даже ахнуть не успели, как Седмица взорвалась! Развалилась на куски. Бесшумно, но мы оглохли! Даже плеска каменных глыб в реку не было слышно. Пугающий странный эффект! В уши словно воду залили. Горящий зеленый хвост пламени расплющило. Он самостоятельно завис в нескольких метрах над речной гладью. Ощетинился черными косыми зубцами. Затем сложился и свернулся в спираль. Огромная горящая пружина подпрыгнула и вонзилась в небо. Врезаясь в пространство, мигнула и исчезла, ослепив нас вспышкой. От каменных головешек теперь пошел черный дым. Он соединялся с паром от реки, где остывали остатки Седмицы. Пенная лава удивительно быстро застыла. Волнистой лестницей она протянулась до самого берега. По ней в дымовой завесе, которую ветер гнал от реки, задвигались неясные силуэты. Отчетливо забулькало, зашлепало – воды там было по щиколотку. Кто-то брел к нам! Все замерли, ожидая, кто появится на свет божий. Первой вышла на берег невысокая немолодая женщина в старо-русском сарафане. Русые волосы убраны в красивый цветастый платок. Глаза васильковые смотрят прямо и решительно. За ней, утыкаясь в спину, целая ватага ребятишек разного возраста. Женщина подождала, когда все переберутся из воды на берег. Пересчитала их, как курица-наседка. Зрелище непонятное, поразительное, загадочное! И тут стенания и плач начался:

– Гришенька, сынок!! – первой заголосила Мария, жена нотариуса. Да и сам Вольдемар Анатоьевич, запинаясь по песку, кинулся к пареньку лет четырнадцати.

Сразу же разобрали и еще нескольких детей, сгинувших до этого на Седмице, еще при речных ведьмах. Одни считались погибшими, другие пропавшими без вести. Они все вернулись, живые и невредимые! Вот так чудо! Событие радостное, светлое. Этот день стал таким и для людей, и для призраков, свидевшихся перед уходом с родными.

– Настасьюшка?! – Дядя Сережа нерешительно позвал удивительную женщину, вернувшую родителям их сыновей и дочерей.

Она откликнулась:

– Я, батюшка, я.

– Живая! – удивился и обрадовался дядя Сережа.

– Да, вот! Признало меня веретено ведьмино за их матушку – старшую. Видимо, по силе духа материнского. Открыло передо мной темницу, где детки невинные наши спали. Все агнцы живехонькие. Им жизнь возвращена была, да и мне тоже. Веретено сюда нас вывело, чтоб доживали мы уже, как Бог дасть. Ох, ласточки вы мои, – обратилась Анастасия к нам с Катей. – Как же вы на моих доченек похожи! Знаю, знаю. Ты – Дарьюшка. Ты – Катюша. Сереженька…

– Что, Настасьюшка?

– А сохранился ли сундук дубовый с железной птицей на крышке?

Ответила Катя:

– Да, есть на чердаке такой. Да, Марина?

– А что Марина, я чужого не беру! – фыркнул обиженный ребенок.

– Детоньки, там подарки для вас найдутся. Дашенька, Катюша, я хочу забрать из своего сундука несколько вещиц. Нам с сиротками, которых не возьмут, где-то место найти надо. Мария?

– Матушка! Как я вас отблагодарить за сына могу?! – Бедная женщина упала перед Анастасией на колени и поцеловала подол ее сарафана.

– Будет! Будет! Проследи, чтобы детушкам, которых разобрали, хорошо было у своих. На тех, кого не разберут, у властей грамоту получить надо. Чтоб я их матерью была. Я за них в ответе! В доме Коваля мне делать нечего! – Анастасия с гневом посмотрела на Олега. – Как же ты на прародителя Федора похож. Один в один – лицо, стать, осанка, да и душа поди… Ирод, сгубил он доченек моих! Мария, приют нам найти нужно…

А та вся в слезах:

– Матушка, Гришенька сейчас выглядит, как тогда, пять лет назад. Он расти, взрослеть будет?

– Конечно, не горюй, не сомневайся! Все славно своим чередом пойдет.

Постепенно на берегу собрался весь коттеджный посёлок. Да и мэр ясным соколом на черной иномарке бронированной прилетел. У него на Седмице внучка пропала. Вышел из машины, как пьяный к девочке своей пошел. Общее горе и радость его с народом объединяли. Обратились к нему люди со своей нешуточной проблемой: как детей обратно живыми по документам сделать. Тем более для тех, кто больше десяти лет назад сгинул. Возраст не замажешь! Прищурил глаз мэр, пообещал разобраться по закону, но без лишней огласки с помощью своих друзей наверху. На то он и народно избранный! Рядом с Анастасией пять детей осталось разного возраста. Других, даже не родных, бездетные семьи с радостью забрали. Были среди подопечных матушки две сестры 16 и 17 лет. Мать их семь лет назад скончалась. Пятнадцать лет по ним проплакала, не дождалась. Значит, раз двадцать два года прошло, им сейчас должно было бы быть 38 и 39 лет! Их сверстники признали. Чудеса, да и только! А призраки, которых уже начал раскачивать ветер, прощались с родными, любимыми и просто знакомыми. И страшно, и слезы на глазах соленые, въедливые. Что за день чудной! Мертвые среди живых спешили сказать последние слова прощания.

Катя рыдала навзрыд, да и я тоже. Олежка пытался меня увести домой, но не решился настаивать.

– Ладно. Будет! Люди?! – обратилась ко всем Анастасия. Ее все матушкой звать стали. – Слышу, ангелы святые крыльями звенят. Они души к вратам Божьим проводить должны. Не держите их своими слезами. Отпустите с Богом!

И я простилась с мамой… Пыталась сдерживать слезы, но в моей душе их накопилось столько – горьких, невысказанных, что и словами не передать.