Текст книги "Во власти речных ведьм"

– Сгинула! – рыдала Ритка.

Бедный старик рухнул на колени на песок. Олежка обернулся на Седмицу. Батюшки-святы – кинулся обратно в воду!

– Утопнешь! Вернись! – закричало сразу несколько голосов.

Не помня себя от страха и беспокойства, я сбежала вниз к берегу. На заплетающихся ногах пробралась сквозь угрюмо застывших людей к самой воде. Меня поддержала под руку какая-то женщина, вся в черном. Черный платок надвинут, скрывая глаза и пол-лица. Она плакала.

– Не надо было нам гадать, не надо, доченька! – тихо прошептала, склонившись ко мне. Какое же бледное у неё лицо!

При других обстоятельствах я бы обязательно обратила на незнакомку внимание. Обязательно. Но сейчас просто лишилась сил. Маринка заверещала:

– Пустите! Пустите!!

Я оглянулась. Ее удерживали. Бедная, пыталась вывернуться и прыгнуть в бушующую реку вслед за Олегом. Из-за мятущихся волн его даже видно не было. В руках одного из киношников появился бинокль:

– Ну и как он углядел? Народ, пока наш герой-отчаюга жив!

Возникшая со спины Маринка, исподтишка пнула мужчину и отобрала бинокль.

– У-у-ух!! – гаркнул он, но от ответного подзатыльника удержался.

Я втиснулась между ними. Киношник смирился и подкрутил свою камеру.

– О-па, – только и выдохнул он.

– Что? Что происходит?! – волновались люди.

– Марин, как там?

Увидев, что меня трясет, она неожиданно прикрикнула:

– Я за тебя перед Олежей отвечаю! Тебе нервничать нельзя! Он возвращается с девкой этой. На, жуй шоколадку. Не спорь!

У меня во рту оказался шоколад. Пришлось, давясь, жевать. А волнение на реке начало утихать.

– Вот, вон он! Олежа… – и Маринка разрыдалась. Как птица засуетилась у самой кромки воды, забросавшей берег мутью и грязью.

Теперь и я увидела его. Муженька тяжело плыл со своей обмякшей ношей. Он старался повыше приподнимать ее голову от вздымающихся волн. Дед Матвей и Крынкин поспешили на помощь. Когда они все вылезли из воды, Олег коротко сказал трясущемуся Василию:

– Жива…

– Жива!! – подхватили окружившие нас люди.

Я и Маринка пристроились к Олегу с двух сторон. Он нежно обнял нас обеих. Варя пришла в себя. Она была очень бледной, мокрой, несчастной и хрипло кашляла.

– Внученька! Котеночек мой! – качал ее на руках, как маленькую, дед Василий. – Олег Иванович, по гроб жизни обязан! – с жаром обратился он к Олежке. Если что вам понадобится, только скажите. По гроб жизни я ваш должник!

А муженька только рукой махнул.

– Вот это история! – подвинулся к нам директор столичного канала.

Олег небрежно взглянул на него. Посерьезнел. Громко во всеуслышанье обратился к толпе:

– История – нечто свершившееся. А тут опасные дела начинаются! Так, граждане, все… – Он почему-то вздрогнул, посмотрев на Маринку…

Я перехватила его взгляд. За секунду напряженное кукольное личико сменилось странной гримаской. Глаза девочки лихорадочно заблестели, засверкали жарким пламенем. Спина сгорбилась, напряглась. Шея вжалась. Голова слегка опустилась. Перестрел дико горящих глаз по сторонам. Что-то звериное и хищное появилось в облике ребенка. Я ее не узнавала. Олег, напротив, кажется, понимал и воспринял ее состояние, как должное… В особых случаях! Он резко кивнул ей – она отреагировала, переключила все внимание на него. Второй кивок мужа в мою сторону оказался негласной командой. Маринка больно ухватила за руку:

– Бегом, наверх… к дому! – буквально зашипела она на меня сдавленным нервным голосом.

Предчувствие смертельной опасности? Но какой? И вдруг я интуитивно испугалась, не решаясь смотреть по сторонам. Что-то серое, погасив солнечный свет, нависло над нами. Маринка с силой тащила за собой: «Не вырваться!» На одном дыхании мы заскочили на вершину склона. Для устойчивости я оперлась о крест. Легким не хватало воздуха. Он стал колючим и неприятным. Голова кружилась. Через мгновение, в прыжке, вырвавшаяся было вперед девчонка вернулась ко мне. Тоже обеими руками зацепилась за громаду могильного креста:

– Опоздали! Держись изо всех сил! – прикрикнула она, выпучив испуганные глаза.

Я стиснула руки, обняв холодный камень. Ее паника передалась и мне. С каждой секундой она росла, перекручивая душу морозными тисками. Обстановка вокруг нас быстро, непредсказуемо, фантастически непонятно менялась, перевернув наш мир в другую реальность. Свет, звуки, запахи – все стало другим. Подняв голову вверх, я поняла, почему так резко потемнело в солнечный день. Небо над Седмицей хмуро отливало сталью. Оно стало визуально ниже, конусом прогнулось к скале. Серый круг на глазах, как взрыв, распространялся над частью реки и дошел до середины дома Воробьевых. Склон и могильный крест тоже входили в него. Порывистый сильный ветер погнал к Седмице облака. Они быстро текли по небесной синеве белыми бурунами. Попадая на край аномальной зоны, их начинало крутить и рвать. Неведомая сила ненасытно втягивала и стремительно перемещала облака и тучки к ведьминой скале. Над ней они перетирались в пенные слои с тяжелым стальным блеском. В буквальном смысле небо опускалось на наши головы. Давящие ощущения физически причиняли боль. Возможно и сам воздух стал более вязким с непонятным металлическим привкусом. Все эти непостижимые эффекты производила сама скала. От неё чувствовалось мощная угрожающая сила. Речные ведьмы опять оглушающе завыли. Их вопли сковывали движения, пробивали уши до мути в голове. А потом нас накрыло ответным эхом, канонадой от чертовских, мерзких звуков. Я почувствовала их даже кожей. Они волной пронеслись мимо нас с Мариной отразившись от границ аномальной зоны. Она перечеркнула наш дом почти пополам. Вслед за этим все погрузились в хоровод экстремальных ощущений. Порывы холодного ветра били не по прямой. Они катались по кругу, обдавая почти со всех сторон сразу. Шум листьев с ближайшей ветви дерева оброс гулом целого леса. Испуганные крики людей внизу превратились в птичий гвалт. Звуки чеканили эхо. Хаос из них стайками кружил, заставляя озираться по сторонам. Бестелесный топот ног и тяжелое дыхание несколько раз пронеслось мимо нас с Маринкой – некто невидимый, напуганный, бранящийся! Дружинники! Три молодых парня так и не смогли подняться к нам наверх. Почти добегая, они опять оказывались внизу.

С каждой попыткой отдаляясь от нас и приближаясь к бушующей Седмице. Олежа?! Он был среди тех, кто спрятался за яхтой. А на самой проклятой скале Черда, вырвавшись из ларца, загорелась, как звездная слеза. Желто-зеленый свет был нестерпимо, обжигающе ярок. Жесткие прямые лучи пульсировали из ее раскаленного сердца и мерцали словно в черной дымящейся окантовке. Когда Черда начала вращаться на одном месте, скала вздохнула, будто каменный исполин. Во впадинах-глазах Седмицы закопошились длинные черные щупальца, дед Матвей их еще усами называл. А вот и ведьмы повылазили, во всей своей красе – трехметровые змееподобные существа. Полупрозрачные тела фосфоресцировали той же энергией, что и их Черда. Именно на конце хвоста у ведьм были их черные усы. У большинства – два, а то и три – у самых длинных. У детей, да тех, кто поменьше – по одному усу. Они высыпали вслед за родителями в клубках кубарем из трещин в камнях. Ведьмы передвигались в густом киселе тумана. Я вспомнила, конечно, воздух им противопоказан. Они твердеют, превращаясь в камень. Черда позаботилась, накрошила им побольше облаков для комфорта. Она и воду вокруг скалы начала испарять. Рыбам-сторожам почти посуху пришлось уползать на глубину. Успели не все. В гнилом иле билось, каталось несколько пятиметровых бурых монстров с акульими головами. Вот тебе и благодарность за верную службу! Вместе с речными ведьмами стало освобождаться и нечто призрачное позади меня с Маринкой. Металлический скрип крышки гроба остро пронзил похолодевшее сердце. Белесое облачко, качаясь, вставало из могилы. Отделилось от скрюченных костей в сгнившей одежде. Второй медный гроб буквально разорвала другая мятущаяся исстрадавшаяся дымка. Она подхватила белесое облачко. Вместе, преодолевая ветер, они попытались долететь до дома. До родительского дома! Но несчастные души дочерей купца Воробьева засосала, утянула круговерть пенных облаков. Нижние слои, как холодный туман, уже сгущались буквально над дубом. Небо, тяжело опускаясь, ломало его ветви. Неожиданно, чья-то рука осторожно коснулась моего плеча. Испуг больно разорвался в груди! Мороз по коже! Я вскинула глаза. Женщина в черном сняла низко надвинутый платок.

– Мама?!

– Да, доченька! – со слезами всхлипнула она и сурово придвинулась к Марине. – Ведьма… – прошептали бескровные губы.

Говорят, у страха глаза велики. У Маринки они стали точно на пол-лица, будто она собственную смерть увидела.

– Олеженька! – закричала бедолага что было сил.

Ее собственный голос вернулся и вкрадчиво перевернутым эхом спросил с другой стороны:

– Жён жаль?

Маринка дернулась от этого звука, как от выстрела. Трясясь, в обмороке сползла к основанию креста.

– Доченька, родная! Что ж ты не уехала? Седмица давала тебе семь дней. Времени осталось очень мало! Уезжай, пока можешь! Брось все! Смерть на пороге дома Воробьевых… Если утащит, помни, Седмица связала тебя с Катей проклятым сердцем. По нему Катюша тебя и вытащит. Ведуньи открыли дверь в другой мир, что создали себе здесь. Души потерянные освободили, живых на волю выпустили. Я пока останусь, дверь ту для тебя как надежду придержу. Только там для тебя будет счастливая судьба. Кое-кто из живых тебя дожидается в чертогах ведьминых. Он любит и надеется на встречу!

Мама попыталась обнять меня, но только взмахнула руками, как черная птица. Сила неотвратимая, неумолимая вздернула ее вверх и затащила в облака. А те уже готовились обрушиться на каменный крест. Я невольно пригнулась к недвижимой Маринке, как рыба заглатывая мокрый воздух. Там, где-то над скалой крутился звездный диск Черды. Чужая сжатая вселенная! В неё огненными стрелами вонзались речные ведьмы, они стали с ней единым целым. Ярчайшее солнце в черном обрамлении лучей завертелось еще быстрее и исчезло в гуще стального неба. Земля под ногами дрогнула от разбито-дребезжащего рокота. Он набатно дробил наш мир на миллиарды кусочков. Мне показалось, что придавившее небо и подпрыгнувшая к нему река слились. Они вытеснили весь солнечный свет в аномальной зоне. Резко стемнело. Сверкающее лезвие повисло в полной темноте. Черная глухая пустота окружала со всех сторон. Моя душа начала растворяться в ней. Я не видела и не чувствовала собственного тела.

– Со мной уже такое было… Не бойся, скоро все кончится, – рядом возник чей-то силуэт.

Я не видела его глазами, скорее странным образом чувствовала.

– Кто ты? – вырвалась мысль из моего испуганного сознания, когда не смогла произнести слова вслух.

– Вот же мореный окунь! Не выдержал, а не должен был! Сильные чувства ослепляют. Успокойся, и ты увидишь меня, любимая, светоч ты мой!

Успокоиться – легко сказать! Но, «любимая» – кто же это может быть? Странно… Опасно ли: враг или друг? Но любопытно! Темнота задрожала, проясняясь. Я оказалась на лужайке у дома Воробьевых. На меня ласково, любяще смотрел высокий худой, но в целом симпатичный парень, блондин. Нежно прижимал к груди маленького ребенка. Годовалый малыш потянулся ко мне. И я узнала своего мужа, он хотел передать мне ребеночка. Я не успела его взять! Откуда-то сверху упала, изогнувшись дугой, стальная стена. Она выла, дрожа и разделяя нас друг от друга. Яркий солнечный мир сжался и остался за ней, а на меня опять напала темнота.

– Семен!! – закричала я срывающимся голосом, не заметив, что ко мне вернулась способность разговаривать.

– Вечно буду ждать тебя, любимая! – металлически-гулко донеслось из странной неопределенности.

Меня окружило пламя. Огненно-янтарное, оно вытесняло темноту, морозя холодом ужаса. Скрежет рвущейся цепи, и…

– И кто есть Семен? – насмешливый голос Олежки, его горячие руки.

Он, он нежно держал меня на руках, поцелуями возвращая к действительности. Я открыла глаза. Его встревоженный взгляд. Бледная как полотно Маринка ухватилась за рукав мужниной рубашки. Значит, я просто потеряла сознание, как и она недавно. Так что же произошло?

– Дашуня, как ты себя чувствуешь?! – обеспокоенно-заботливо спросил Олег.

На мою попытку встать он категорически сказал:

– Э-э-э, я тебя донесу, лапушка моя. Хватит с тебя приключений.

Ах, какие же у него крепкие руки! Счастье и покой опять вернулись ко мне в этих сильных и заботливых объятиях. Маринка, как пьяная, шла рядом, держась за ремень его брюк. Я видела, когда Олежка огибал разрытую траншею, пустые развороченные медные гробы! Так это не померещилось?! И… я заметила вспышку страха в глазах Марины. На застывшем кукольном личике они опять подернулись ржавчиной. Она тоже смотрела на них.

– Матвей, тебе придется подежурить у реки. Выводи потерянных. Крынкин пока с тобой останется. Я его потом сменю. Палатку и все, что нужно, организуем, – это командовал Вольдемар Анатольевич.

Нотариус выглядел измученным, но отдавал указания твердым решительным голосом:

– И аптечку с врачом сейчас пришлю, – добавил, посмотрев на Матвея.

Тот стоял перед ним, вытянувшись, как солдат. Раненый! Кровь сочилась через многочисленные порезы и раны. Рубашка – в лохмотья. Брезентовые штаны и то порваны.

От реки на холм поднимались люди: местные и приехавшие развлечься, седмицшоу посмотреть.

Изможденные. В потрепанной одежде, выпачканной в грязи и иле. За ними тянулся шлейф неприятного запаха. На лицах следы пережитых волнений. Страха… Горя? Они понуро выныривали из клочков белого тугого ватного тумана.

Небо вернулось на свое место, но какое же оно мрачное, свинцово-сизое! И река – на прежнем месте, наверное… Слышатся тихие вздохи и всплески. Там, в низине, густой туман. Из него Седмица видна, как больной покосившийся зуб. А на нем… наша яхта, разбитая! Каким ветром ее туда занесло?

– Вы правы, Вольдемар Анатольевич, я подтвержу мэру, что надо сослаться на массовые галлюцинации, вызванные ядовитыми испарениями… – Кажется, это директор столичного канала.

Лицо у него землисто-серое. Всклокоченные волосы полны песка и водорослей. Вот и кто-то из телевизионщиков. Возможно, не все согласны со своим начальником. Рыженький молодой парень с нервным блеском в глазах бережно прижимает камеру к груди:

– Босс, но это же сенсация! Невиданная! Я снимал все время. А рыбины, они ж как киты! Сродни динозаврам. Парочку уже к берегу прибило. Можно заморозить, скажем!

– Нет! – резко оборвал парня директор. – На пленке скорей всего ничего нет. А рыбищи уже сейчас начали быстро разлагаться, неестественно быстро. Это какая-то зараза! Там все сжечь надо!

Немедленно!!

Парень в знак несогласия упрямо тряхнул головой. Мелкие капельки воды веером слетели с рыжих кудрей. Водяное покрывало было на всем. Даже красиво – мелкие бусинки и шарики воды, холодные и прилипчивые. Не впитываясь на одежде людей. Подвижной жидкой ртутью на траве и деревьях. Слезами они стекали, преодолевая шероховатости, с каменного креста.

– А где Катя? – Мой вопрос застал врасплох Вольдемара Анатольевича.

Он вздрогнул и посмотрел сквозь меня.

– Ни о чем не беспокойся, любимая. Она скоро вернется, – сказал Олежка и понес меня в дом.

Его сила и уверенность, тепло родного человека успокаивали. Я почувствовала себя такой уставшей. И утонула, уснув у него на руках.

9. После исхода…

Ох и повезло мне, что не пришлось увидеть страшный погром в той части дома, которая попала под аномальную зону Седмицы. С ним вынужденно разбиралась Маринка. На помощь вызвались жена нотариуса и еще несколько женщин. Мои бедненькие, муж и Марина, всю ночь работали, ликвидируя последствия стихийного бедствия. А я мирно проспала, ни о чем не подозревая. Своими глазами утром я увидела запачканные серыми ляпами потолки, жидкие потеки какой-то грязи на стенах, сломанную мебель, остатки каменных разбитых статуй. Окна еще не успели заменить. Деревянные рамы превратились в губчатую сетку, а стекла – в круглые непрозрачные рисины. Гордость первого этажа – каскадная люстра стала похожа на истлевший ржавый рыбий скелет. Упавший хрусталь, говорят, просто вымели, как песок. Мощную входную дверь выбило. Ее уже водрузили на место. Вся электроника дома была испорчена. «Жуть неимоверная! Будто злобные купчихи Воробьевы шатались здесь и все крушили!» – шепнула мне Ритка. Она сказала, что некоторые картины пришлось унести на чердак и запереть. Лица на них потекли и скалились в мерзких гримасах. На пейзажах размытыми тенями появились люди-призраки.

«Страсть! Некоторые узнаваемые, Седмицей загубленные. Как сквозь воду пялятся. Я в одну такую всмотрелась, потом долго глаз дергался». – Ритка нервничала, когда поведала мне о беспорядке в доме. Может, приврала, но урон хозяйству был нанесен ощутимый. Марина с прискорбием констатировала, что был вдребезги разбит дорогой коллекционный сервиз и антикварные фарфоровые статуэтки в разгромленной на куски старинной горке. Сильно пострадали встроенные уникальные часы с золотыми фигурками. Известный мастер-часовщик начала XVIII века смастерил их для своей дочки, как кукольный театр. Их, конечно, очень жаль. Мне они так нравились! Олежка упаковал раритет в ящик и заверил, что знает мастера, который возьмется их починить. Вот же вздохи-трислезы, пострадало и многое другое из моего нежданного наследства. Я видела, как сложенное в коробки для реставрации Олег носил в подвал.

Картины в доме оказались не такими дорогими, как мы думали. Жена нотариуса призналась, к нашему удивлению, что они были написаны самой тетей Натальей. Но так здорово, профессионально, в разном стиле! Она творчески пробовала себя в масляной живописи. Скульптуры тоже были ее творениями. Я и не думала, сколь разносторонним и талантливым человеком она была!

Удивительно-странно, что цветы в зоне погрома не только не погибли, а наоборот расцвели, кажется, даже не цветущие. Буйная комнатная зелень наводила на множество вопросов о непознанном характере произошедшего. Муж очень беспокоился о моем здоровье. Договорился и заплатил за консультации и мои роды в местной больнице. Через день на дом стала приходить акушер-гинеколог. К счастью, все обошлось! Хотя в первую неделю после наших приключений Маринка устроила мне постельный режим. Ухаживала, как за маленькой. Начитавшись медицинской литературы, организовала сбалансированное пятиразовое питание с витаминами и всякой нужнятиной. Рвалась, хватаясь за все по хозяйству. Мне ничего не разрешалось делать! Даже прогулки проходили под ее присмотром. На мои робкие жалобы Олег только пожимал плечами: «Я тоже думаю, что переусердствовать ни к чему, ругаю ее за это. Она слишком ответственная и упрямая, не переубедишь. О нас с тобой человечек заботится. Не сердись и делай вид, что выполняешь все ее указания». Но видимо, нагрузка была слишком велика. Как-то раз, проходя мимо кухни, я услышала странную перебранку в лицах. Осторожно заглянула… За убранным чистым столом сидела Марина. На руках надеты тряпичные куклы: котята – один белый, другой черный. Увлекшись, с разноголосой озвучкой, она разыгрывала странную сцену. Черный нападал, хрипло рычал и шипел на белого: «Ненавижу!

Ненавижу р-р-р-р!!» Белый отбивался лапками и пищал детским, но дурным голоском: «Да пошла ты! Пошла вон, ми-мяу-мяу!!» Использовались только эти фразы. После предварительного шипящего и мяукающего запугивания, между котятами произошла нешуточная потасовка. Маринка раскраснелась, подустала от кошачьих баталий. Убрала куклы в разные карманы фартука.

Успокоилась и безмятежно улыбнулась. Она так и не заметила меня, продолжив опять крутиться по хозяйству. «Этот прием посоветовал доктор. В подобной игре снимается стрессовое напряжение. У нашей Мариши очень сильный и неординарный характер. Личность! Сложная! Если помогает обрести душевное равновесие – почему бы и нет. Передерутся котята, и опять она веселая, покладистая и спокойная», – объяснил увиденное муж. Мы договорились с Олежкой ничего не утаивать друг от друга, делиться всем, что беспокоит или создает проблемы.

Что до проблем, их на нашу голову свалилось немало. Катя еще не вернулась, а дом нужно было срочно восстанавливать. И здесь для Олега неоценимым помощником и опорой стал наш садовник дед Василий. Настоящий умелец, мастеровой, руки золотые! Он и плотник, и кровельщик, и маляр, штукатур, электрик, слесарь, даже профессиональный сварщик! Василий пришел сразу после исхода Седмицы. Так местные стали тот день называть и учет времени вести от этого события. Василий жарко благодарил Олежку за спасение внучки. «Варюху-горюху» к родителям отослал, а сам обосновался у нас на первом этаже следить за ремонтом и порядком. Подсказывал, где и у кого подешевле стройматериалы купить. Он же на подхвате у Маринки. Она огородничеством и садоводством озадачилась. Для меня «витаминчики» выращивала. А еще дед Василий был неутомимым оптимистом и юмористом. С ним жизнь в доме пошла куда веселее! Да и все из коттеджного посёлка перестали к нам, как к чужим относится. Надо сказать, Олег заслуженно стал местным героем. С ним здоровались, предлагали дружбу и помощь, советовались по житейским делам. Муж спокойно принимал эти знаки внимания, и мне нравилось, что был приветлив со всеми. Я же была просто счастлива с любимым человеком! Счастлива, испытывая несказанную нежность! Во мне росла новая жизнь, наш малыш! Если бы не утренняя тошнота, все было бы просто прекрасно. Мои мироощущения изменились. Я радовалась чувству уютного материнского покоя. Это наконец случилось со мной! Перемены желанные, долгожданные! Казалось, даже солнышко светило ярче, и ночи стали более глубокими и томными. Все были доброжелательны ко мне, заботились, помогали. У меня появилось сразу несколько подруг. Маринка, глупенькая, стала ревновать. Косилась, но вслух ничего не говорила. Бурчала потом что-то неясное вслед уходящим гостьям. Кажется, действительно в общении с людьми у неё есть проблемы… Как же здорово, все же, что можно просто поболтать, поделиться женскими секретами, обменяться рецептами и сходить за компанию с моими новыми знакомыми на рынок! Особенно теплые отношения сложились с Ритой. Странно, казалось бы, дерзкая и вздорная, а на самом деле, без своих девчат, милая и даже застенчивая. Наедине и тон меняется, разговаривает по-другому. «Так надо, – как-то раз объяснила она. – Нужно показать себя лидером, а то могут и парня отбить, или еще чего. Даш, тебе проще, ты красавица, как телезвезда. Умеешь себя подать. Я вначале подумала, ты москвичка – холодная королева, неприступная зазнайка. Ан – нет, нормальный человек. Наивная, правда, до беспредела. И вроде жизнь учила, но все в розовых очках. Бойчее надо быть! Ну ничего, я тебя в обиду не дам». И мне нравилось ее дружеское покровительство. Нравилось общаться с ней, как с очень умным и проницательным человеком. Она ни много ни мало, на физико-математический в универ готовилась. Считала высшую математику вселенской симфонией. В общем, когда приходила Рита мои волнения о Кате временно отодвигались. Она успокаивала и передавала местные новости:

– Пришлые все уже через сутки по домам укатили. У нас, если по дворам считать, с Катюхой еще десять человек не вернулось. Даша, не спеши ее хоронить, не смей! Дед Матвей сторожит, ни капли спиртного в рот не берет! Бдит. У него седьмое чувство на потерянных. Кстати, некоторых наших пропавших год, а то и семь лет назад, он вытаскивал из ведьминой проруби. Видимо, что-то от речной ведьмы ему передалось, от самой старшей. С ней он вроде бы в друзьях был.

– Так как же Матвей их видит, как выводит? – Я очень беспокоилась о Кате.

– В основном, говорит, напротив Седмицы на берегу тень появляется, даже ночью различимая. Как четче станет, в виде открывающейся двери, хватает и вытаскивает. Хорошо, если человека! Бывает, призрак из заточения рвется. Если светлый – в добрый путь, лети на волю дальше, куда положено. Смердячий тухлой рыбой – злой, может и с собой утащить. Его обратно лучше запихнуть. Наш дед не из робкого десятка, настоящий гвардеец!

У меня, конечно, сразу возник вопрос:

– Призрак не материален, как же его схватить можно?

– Даш, некоторые вещи лучше воспринимать как есть и не заморачиваться.

Мы сидели у открытого окна. Вечерело. Ветер дул с Седмицы. Казалось, были слышны тихие всплески воды о ее разбитое тело. Рита поежилась.

– Люди говорят, ведьмы для должников внутри скалы в пустотах клетки сделали. Для каждого свою, для похищенных, значит. В ведные дни бывало пропадали, и не только воры, жадные до их богатств. Думаю, в этом есть доля истины. Ведьмы по должникам в телах людей потом ходили, в меченых. Стращали, объясняли, что с ними потом будет. Вроде бы даже у призраков, чьи души они забирают, в их тюрьме им тела предоставляют. Для человека наказание, развлечение для себя. Если душа вырывается из их чертогов, по выходе она какое-то время в материальном теле еще живет, а потом исчезает. Внутри скалы чужое измерение и некая суперэнергия питает все материальное в нем. Черда? Жизнь и смерть этих существ? Может, это суперкомпьютер некоего бессмертия. Может сами ведьмы – иная развитая форма жизни. Здесь от скуки они программированием человеческих судеб занимались. Запланированный эксперимент или стихийное крушение на нашу планету? Стишок им расскажешь при гадании – договор с ними заключаешь, а они при этом жизнь человеческую сканируют и личную информацию используют, чтобы лего судьбы его собрать. Помочь, то есть. Как благо выдают оптимально разумный вариант! А если колечко или монетку украсть – ту, на что гадано, на ту, что информация записана, значит, договор нарушен. Злодей в должники зачислен. А если чужие украл, то в первом списке должников – тех они сразу своей собственностью считают, называют мечеными. А все почему? Думаю, это приводит в беспорядок равновесие в охваченной их влиянием зоне. Тебе говорили, что речных ведьм видели только местные? Что до исхода только нам они гадали и лишь с нами общались? Скала – эпицентр аномальной зоны с десятикилометровым радиусом. Дальше влияние Седмицы не распространяется. Исключение для меченых, должников из первого списка. Им от речных ведьм не было дано скрыться и пощады ждать не приходилось. Ну да ладно, не напрягайся. Это все теории. Седмица так и останется в истории местом колдовским, гиблым, непознанным, человеку не подвластным. Она притягательна была своими тайнами и провиденьем. Боюсь только, что точку в легенде о Седмице ставить рано… Мне страшно интересно, к своему стыду, как туда столько народу при исходе затянуло. И как их вызволить, все ли вернутся?

Как и многие в посёлке я стала дни считать от исхода Седмицы. Прошло уже две недели. Я ждала Катю. Беспокоилась и плакала втихомолку. Но от Маринки ничего не скроешь! Ох и рассердилась же она!

– Незачем убиваться, тебе же сказали – вернулась и срочно уехала по делам!

И… буквально этим же вечером Катюша позвонила. Дико извинялась, что не давала знать о себе. Связь была плохой. Показалось, что она занята чем-то важным, связанным с Седмицей. Услышав ее голос, я воспряла духом – значит, она не сгинула на проклятой скале, и мои родные не вводили меня в заблуждение. А они срочно засобирались в Москву. Возникли проблемы в нотариальной фирме Олега, да и испорченные вещи муж уже давно хотел отвезти в профессиональные руки мастеров. Пришлось нанять грузовичок, чтобы отвезти Олежку и Марину на станцию. Я с удовольствием отпустила ее, надо же ребенку отдохнуть и развеяться. За мной приглядывать Марина попросила дочь Василия – Анну и Варюху-горюху. Свобода! В последнее время Маринка уж больно раскомандовалась. Наконец-то я хоть за калитку сама выйти смогла. Могилы у каменного креста, конечно, зарыли в первую очередь. И мраморную плиту сверху водрузили – тяжеленную! Я с Ритой стала прогуливаться вниз к реке. Скала треснула и сползла глубже в воду. Еще больше осколков острых каменных пиков пенили волны. Дед Матвей и сменная дружина обосновались на берегу в палатках. Никого из любопытных не подпускала табличка: «Осторожно – зона химического поражения!» Выбросы токсичных газов из подводных пустот, таков был официально признанный вердикт. Хотя и так вонь с реки была порой непереносимая! На берег продолжало выбрасывать рыб-гигантов. Некоторые выходили сами из воды на жестких плавниках – самолично довелось увидеть! Дернуло же остаться и посмотреть на такое! Не выдержала, спустилась к реке, когда услышала вопли и крики. Страшная морда пыталась дышать воздухом. Жуть! Глаза выпучены, кровью налиты. Из жабр текла вонючая слизь. Голова огромная, на сомью похожая, с длиннющими усами. Они как змеи по песку елозили. Пасть с сопением глотала воздух. Зубищи, как у акулы или крокодила, смертельно-страшнючие!

Четырехметровое тело, серое, осклизлое, с яркими желтыми точками и полосками по бокам, кончалось хвостом с плавником-якорем.

– Больше суток из них никто не прожил, – сказал кто-то в толпе. Женский голос, знакомый…

– Откуда знаешь? Их, живых если, военные на грузовиках увозят. Вон, видишь, бегут уже, – возразил местный мужчина.

– Эх, милок, любовь любые тайны открывает. Познакомилась я с одним: «Младший лейтенант, парень молодой….» – пропела Любка.

Вот же бестия! И тут успела!

А рыбища закатила глаза. Они подернулись белой пеленой. Огромное тело билось в судорогах.

Люди отбежали подальше. Меня под руку увлек Вольдемар Анатольевич:

– Даша, негоже здесь беременным гулять. Зрелище не из приятных, а под такой хвост попадешь, все кости переломает!

Да, рыба-гигант каталась по берегу у кромки воды, взрывая песок. Пыталась уйти обратно в воду? Не удалось, сдохла. И сразу же пошла неимоверная вонь. Она разлагалась, текла на глазах! Военные облили ее чем-то, подожгли. Вверх взметнулись черные хвосты дыма. Но перед этим, кажется, я что-то заметила. Шкура рыбищи, там где были желтые точки и полоски, затвердела, как панцирь. Я высказал свою мысль нотариусу. Вспомнила, желтые отметины светились в воде, так же как энергия речных ведьм. А на берегу они сами превращались в камень…

– Мария! – позвал нотариус и вверил меня в руки жены.

Меня начало изрядно мутить от нестерпимой трупной вони. Ведь даже когда я дома была, а ветер дул с реки, приходилось все окна закрывать. Повезло, рыбы-сторожа все приплывали к Седмице, в других местах они не появлялись. Мария увлекла меня наверх по склону домой. Вольдемар Анатольевич подошел к незнакомцу в военной форме. Что-то сказал. Тот что-то спросил. Я разобрала только ответ военного, похоже, командира.