Текст книги "Замки"

Морган побледнел. «Алюминиевые огурцы» неслись по кругу четвертый раз. Его заело на припеве. На брезентовом поле. Не прорастут огурцы. Не получится. Ничего не получится.

– Здоровый мужик просто взял и отымел меня в подъезде! Тебе что, плевать? – Морган сорвался на крик.

– Это шутка! Просто шутка! – я не выдержала.

Морган медленно развернулся в мою сторону.

– А знаешь, что на самом деле смешно? Мой подарок Адаму. Или твой?

Морган достал из внутреннего кармана куртки конверт и бросил на стол.

Там были фотографии, которые я ему отправила.

Фотографии, которые сделал Владислав.

ФОРУМ

«Optimum medicamentum quies est».

«Лучшее лекарство – покой».

– Новый дом должен быть очищен от смрада, – сказала Амальда, глядя на раздавшиеся от воды одутловатые тела, – нужно их сжечь.

Выжило человек пятнадцать, не больше.

Отто Закс настойчиво тряс голову бездыханной девицы и взывал к небу:

– О жизнь, отчего ты так несправедлива? Почему эта юная особа покидает наш мир, так и не успев обрести покой?

Морган приблизился к ним, откинул голову утопленницы назад и надавил кулаком на грудь. Девица закашлялась и низвергла поток водных струй прямо на блаженную улыбку Отто.

Морган научился спасению утопающих в монастыре Сен-Круот. Старик Арнет был лекарем до того, как оказался в лепрозории, и многое показал своему юному протеже. Когда-то он знал наизусть рецепт изготовления териака[35]35
  Мнимое универсальное противоядие на основе змеиного мяса.


[Закрыть]. Создание универсального противоядия часто проводилось публично, поэтому Арнета уважали в городе. Он не раз присутствовал на вскрытиях и даже делал свои наброски. Арнет помалкивал об этом, но учебник по анатомии, составленный Мондино де Луччи[36]36
  Трактат по анатомии (примерная дата – 1316 г.). Основывается на трудах Авиценны.


[Закрыть], оставлял желать лучшего. У Арнета был незаурядный ум и сильная интуиция – он не боялся экспериментировать и старался побольше общаться с пациентами. Это его и погубило. Некоторые болезни тела и духа слишком сильны, чтоб оставаться к ним безразличными. Проказа не пощадила лекаря.

Наставники всегда появлялись в жизни Моргана вовремя. Давали надежду на то, что его существование небессмысленно. На то, что они укажут ему путь к истине. Уберегут. Отец. Мастер-оружейник в провинции Лангедок. Арнет. Чипатиак. Они приходили и уходили. Слишком быстро.

Едва Морган успевал обрести твердую почву под ногами, как случалось землятрясение. Разгорался пожар. Бушевал шторм. Стихия отбирала у него право на уверенность. Оставляла наедине со своими страхами и сомнениями. Несправедливо! Почему все его бросают? Чипатиак принял свою смерть безропотно, как старую подругу, даже не попытался договориться об отсрочке. Он ведь мог! Он просто не стал бороться за свою жизнь. А как же те, кто в нем нуждаются? Эгоистичный трусливый старик! И что это за проклятье, о котором он говорил?

Амальда проявляла удивительное хладнокровие.

Её кошку Тину забрали волны. Но несмотря на утрату Амальда знала одно: они обязаны выжить, раз уж море смилостивилось над ними.

Остальные шатались вдоль берега, как призраки, не вполне понимая – живы они или нет, и обнаруживали себя собирающими ветки для костра или сдирающими сухую кору с деревьев. Благо, Отто Закс всегда носил с собой кресало в широких карманах брюк. Хорошенько порывшись, он извлек остальное: кованая металлическая пластинка, несколько кусков кремния, льняной трут, комок ветоши, листья табака да курительная трубка (доставшаяся от торговца коврами в обмен на совет по обольщению его кузины). Отто не расставался с табаком, потому что это был единственный способ заглушить голос святой Марии, когда он не хотел её слышать. Иногда она бывала жестока. Обвиняла Отто в бездействии, пока мир тонет в войнах и болезнях. Раньше он не мог с этим ничего поделать. Но теперь, оказавшись на острове, наконец получил шанс. Всё, как и предсказывал Старый Чи. И первое, что Отто сделает – добудет огонь, чтоб все несчастные могли согреться. Он сумеет всех спасти!

Резким отточенным движением Отто ударил кремнием о кресало, уложил на пластинку трут. Получилось! Поджег ветошь и поднес к сложенным в кучу сухим веткам. Над островом взошло солнце и выхватило из тьмы смутные очертания скал.

Некогда бездыханная девица представилась Сальвией и все кружилась около Отто, называя своим спасителем, и хвалила его прозорливость. Впервые за долгое время в голове у него восстановилась тишина.

Из воды выловили тела, сняли одежду, украшения. В ход шло все, что уцелело – нижние юбки, платья, железные крючки корсетов, цепочки от часов, часы, чулки, рубахи из льняного полотна, чепцы, булавки.

– Костер так не разгорится, Амальда, – Морган подбросил сухих веток и пламя довольно затрещало, – здесь десятки тел. Не сожжем. Только Чипатиака.

– Мы могли бы их съесть, – Сальвия держала Отто за руку и улыбалась. Зубов у неё почти не было, зато ямочки на щеках выглядели очаровательно. Её вытянутое лисье лицо с тонким вздернутым носиком выражало брезгливость, но голос звучал уверенно, – нам же нужно что-то есть, послушайте, мой дядя был мясником, я знаю, как освежевать…

– Довольно, – Амальда прервала Сальвию, – больное мясо есть нельзя. Так же как и оставлять здесь.

Тогда из обломков корабля, старых веток, терпения, исчезающего по мере того, как светлело небо, был построен плот. Ветки связывали лианами. Некоторые тела уже отнесло от берега течением, оставшиеся погрузили на плот и подтолкнули, в надежде, что ветер поможет самодельному кораблю дураков отправиться в свое последнее плавание.

Оставили только тело Старого Чи.

– Его нужно разрезать на части, – Сальвия снова влезла в разговор Моргана и Амальды, – иначе будет долго гореть, уж я-то знаю. Нужен хороший нож.

Но ножа не было.

У Марка, одноглазого фокусника и знатного шулера, очнувшегося только после того, как костер развели, а плот отправили в плавание, оказалась при себе серебряная ложка. Он хромал на одну ногу и подпрыгивал при ходьбе. Голос у Марка был громкий, поставленный, как у уличного зазывалы. Одно время он продавал собственноручно изготовленные средства от облысения. Он мечтал быть цирюльником, но в подмастерья никто не брал. Тогда Марк стал странствующим травником. Настоящим экспериментатором. Куриный помет и горчичные зерна. Моча и крапива. Ртуть и истолченные крылья мух. Густые волосы в одном флаконе, гладкие и блестящие – в другом. Налетай, толпа!

Так он и лишился глаза. Не стоит приезжать в один и тот же город дважды.

Сам Марк обладал иссиня-черной косой до пояса и рыжей бородой.

– Она важна для меня, – Марк протянул Моргану ложку, – ты даже не представляешь насколько. Так что верни мне её, слышишь? – Марк вцепился Моргану в плечо. – Верни мне её, друг.

Амальда застыла, в неверии глядя на Марка. Не может быть. Откуда у него эта ложка? Неужели они встретились снова? Неужели судьба наконец улыбнулась ей? Сейчас не время начинать этот разговор…

Морган попросил оставить его одного. Даже хорошо, что предстояла тяжелая физическая работа. Ему нужно было разобраться с мыслями. Он опустился на колени и зарылся пальцами в песок.

Небо сегодня такое звездное…

Начал копать.

Последний раз взглянул на лицо Чипатиака. Темно-бурые морщинистые губы, застывшие в гримасе, мутная роговица с серовато-желтым налетом, синюшные пятна на лбу. Впервые он увидел перед собой живого человека. Раздираемого сомнениями, желаниями, страхами. Живого, значит, в самом деле мертвого. Его морщины – мимическая карта прошлого. Единственный ключ к его душе. Но двери нет. Только яма. Зажмурился. Процесс оказался трудоемким. Песок утекал сквозь пальцы, так же, как и время. Погрузил тело старика в яму. Достаточно ли глубоко?

Отключился с ложкой в руке.

Усталость взяла своё.

Потянулась вереница тощих сгорбленных дней. Одинаковых. Наполненных смыслом. Бессмысленных. Каждый день чуть ближе к новой жизни. Ещё дальше от старой. Устройство жилища. Кокосовое молоко. Бамбуковые водосборники. Дождь, застрявший в расщелинах скал. Банановые деревья. Настил из пальмовых листьев. Вертлявая рыба, выскальзывающая из рук. Закат. Удар кремния о кресало. Гарпуны из длинных палок и привязанных к ним острых камней. Навес из льняных юбок. Похлебка из раков-отшельников и яиц, ворованных из гнезд. Снова кокосовое молоко. Черепаховый суп. Искрящиеся на солнце медузы. Куда ни глянь – море. Прибрежные скалы из пестрого песчаника – красная линия, отделяющая их остров от всего остального мира. Впервые – спокойно. Многие умирают в конце дня. Если корабль дураков и лазарет, то лишь для тех, кто считает жизнь болезнью. Но умирают так, как и подобает львам. На закате, под крики тонкоклювых кайр, сладко потягиваясь навстречу солнцу. А на рассвете – рождаются. Под песню ветра. Музыку затеял Марк. Нашел две пальмы на хорошо продуваемом участке. Натянул между ними лиану. Развесил несколько пустых кокосовых орехов, набросал внутрь мелкие камешки. Связку бамбуковых стебельков, с дырками для пущего свиста. Ракушки. Остров наполнился звуками. Запахами. Сальвия собрала дикий виноград, постелила рубаху Отто и, лихо отплясывая, давила перезрелую мякоть ногами. Выжала получившийся сок в чашу, сделанную из кокоса. Оставила бродить на солнце. Тут же забыла о своей затее. Отто глядел на свои руки, покрывшиеся надписями после знакомства с Чипатиаком, и не мог прочесть ни слова. Кажется, речь шла о каком-то проклятии? Или он это выдумал? Быт шел на поправку. Наконец почувствовав под ногами землю, все эти отвергнутые обществом люди захотели мечтать. Ходить голыми. Демонстрировать свои шрамы. Делиться безвкусным супом. Ненавидеть кокосовое молоко. Забывать прошлое.

Так Морган понял, что он дома.

У него никогда не было другого дома. Никогда не было другой жизни.

Он родился в этот мир для того, чтоб быть счастливым. Здесь. Вместе со своими друзьями. Вместе со слепящим солнцем, раскаленным песком и соленым ветром.

Вместе с искрящимся морем и маленькими рыбешками, кусающими за пальцы ног.

Как же здесь хорошо. Было. Пока Марк не обнаружил селенье Рхъйаджри. Марку не сиделось на месте. Одноглазый фокусник, создающий музыку из ничего. Странник с рыжей бородой и вечной ухмылкой. Он не был счастлив, но не знал, чего ему не хватает. Однажды Марк повстречал на своем пути женщину. Он никогда её не забудет! Но связь утеряна… Он даже не видел её лица.

Марк вынужден был бежать из города, потому что пообещал спасти дочь палача от пляски Святого Вита посредством кровопускания.

Не помогло.

Сбежать ему помог священник. Когда-то Марк спас его собаку, отогнав стаю диких лис. Он облачил Марка в длинные одежды, подарил маску в виде клюва[37]37
  Защитный костюм чумного доктора.


[Закрыть], сделанную из свиной кожи и обработанную парафином. Внутри клюва помещались травы. Считалось, что болезнь передается вместе с запахом смерти. На месте глаз были стеклянные вставки, сквозь которые тяжело было разглядеть, что происходит вокруг. Марк надел черные перчатки, высокие сапоги и отправился в долгий путь.

– Так к тебе никто не приблизится, – сказал священник и благословил Марка, – кроме чумных больных. Не снимай её в течение года. Тогда ты искупишь свои грехи.

Марк последовал совету старого друга.

На пути его встречалось множество больных, он никому не отказывал в помощи. Посыпал бубонные язвы солью, чтоб обеззаразить, дарил амулеты с изображениями святых и подносил к губам страждущих флягу с кокосовым молоком, если чувствовал рядом с ними дыхание смерти.

Женщина, которую полюбил Марк, жила в лесу. Она скрывала своё лицо от всех. Ходили слухи, что она ведьма. Что на лице её выжжена лилия и что она готовит ядовитые снадобья для королевского двора.

Она пришла к нему во сне. Обесиленный, он упал на зеленую траву и блаженно прикрыл глаза. Как красиво вокруг! Болотная топь тянула за собой. Марку снились разноцветные сны, его уставшие ступни мягко ступали по цветочному полю. Наконец-то он может вздохнуть полной грудью, снять маску… Но нет сил пошевелить руками. Какой сладкий сон. Что это? Кровавая лилия посреди сиреневого цвета. Кто-то тащит его за собой. Не трогайте! Остановитесь!

Женщина выхаживала его несколько недель, так и не посмев снять маску. Лишь отвернула её, чтоб обеспечить больший доступ кислорода.

– У каждого есть право скрывать своё лицо, – сказала она и тогда Марк впервые услышал её голос.

Низкий. Хриплый. Полный горечи.

Она кормила его наваристым бульоном, выводила на прогулку, рассказывала на ночь истории о лесных жителях.

– Я смогла заснуть. Впервые за очень долгое время, – сказала она и прижала голову Марка к своей груди. Так они и сидели. Он слушал биение её сердца, она плела колоски из первоцветов.

Дождалась, пока он полностью окреп.

– Веруете? – спросила она, указав на крестик, подаренный Марку другом.

– Иначе мы бы не встретились, – Марк попытался взять её за руку, но она отпрянула.

На прощание подарила ему ложку. С белой лилией на ручке. Любимый столовый набор фрау Блот.

– Я украла её из своей прежней жизни. Пусть это будет символом того, что прошлое всегда с нами, хоть и не определяет наше будущее.

– Я приду за вами, – сказал Марк, – ещё пятьдесят дней, и я смогу за вами вернуться.

– Меня здесь не будет, – сказала она, когда Марк скрылся в лесу.

И оказалась права.

С тех пор они не виделись.

Такова судьба одноглазого фокусника. Быть менестрелем, не умеющим играть, но умеющим слышать.

Если бы не Марк, они бы никогда не узнали тайну острова.

Марк бродил по острову и наткнулся на пещеру. Он прошел её насквозь и обнаружил жизнь по ту сторону черного камня и алых скал.

Стоял запах жареного мяса. Селение Рхъйаджри праздновало новолуние. Ночь, когда цветет Саркун – бешеная вишня, от сока которой блестят глаза и розовеют щеки. А если выпить отвару из перетертых корешков – незрячие обретают зрение, зрячие видят в темноте, а блуждающие во тьме – находят путь. Саркун заставляет сердца биться чаще и снимает желудочную порчу. Ночь, когда жители селения Рхъйаджри вспоминают о том, откуда пришли. Вспоминают своё прошлое. Оно проступает неспешно, как силуэты в тумане. Мысли путаются. Трудно отличить вымысел от реальности. Неужели была жизнь до острова свободы? Смрад городского рынка, протухшая рыба, гниющие коровьи туши, помои, женщина на пристани с тихими глазами, торгующая табаком? Пыль от копыт прямо в лицо. Хмурые палачи. Свирепствующая толпа. Неужели всё это было на самом деле? Сколько недель прошло с тех пор, а может быть и лет? Милый, выпей ещё. Веселись от души! Лишь один грех существует в ночь десятого новолуния – предаваться унынию. Завтрашний день смоет воспоминания.

Часы на городской площади снова остановят свой ход. Сегодня они оживают, отмеряют сутки, но завтра снова заснут.

– Все поединки насмерть этой ночью! – сообщил Марку жонглер. – Первый человек, которого он встретил по ту сторону пещеры. – Нынче ночью часы идут! Часы идут, но им не обхитрить время. Все поединки насмерть этой ночью!

– Гоните страхи и сомненья прочь! – Он ловко водил смычком по струнам виолы, в то время как на поясе его беспрестанно вращались три кольца! Они приводили в движение многочисленные колокольчики, прикрепленные к лоскутному костюму. Казалось, что сам жонглер скроен из лоскутов. Удивительным образом пестрые цвета, хаотичные движения и заплутавшие звуки складывались в цельный образ.

Когда Марк оказался на рыночной площади, его оглушил топот ног и праздничный гул.

Он остановился перед ратушей и восхищенно присвистнул! Никогда прежде он не видел таких потрясающих башенных часов. Они состояли из трех элементов. Сверху находился астрономический циферблат. Синий круг по центру символизировал Землю, вокруг которой по оси двигались Луна и Солнце. Фоном служило небо, поделенное разными цветами на сектора. Темно-синий означал, что небо находится выше линии горизонта, черный – ниже, а между ними еще два цвета – голубой и оранжевый. Указатель с символом Солнца передвигался в разных направлениях в зависимости от времени суток.

Чуть ниже располагался циферблат с римскими цифрами. Золотые стрелки показывали полночь. Неужели так поздно?

Самой сложной структурой обладал календарный циферблат. Он состоял из нескольких дисков. На внутреннем диске было изображено 12 круглых медальонов со стилизованными знаками зодиака. Снаружи находился медный диск, разделённый на 365 секторов с указанием дней календарного года. Все диски вращались по часовой стрелке, совершая один оборот за год. Сверху над циферблатом свисала небольшая стрелка, показывая текущий день.

Кажется, раньше он видел что-то подобное? Или нет? Марк не мог вспомнить.

На рыночной площади было людно. Марк сразу заметил деревянный настил, слегка приподнятый над землей, над которым соорудили крышу о четырех столбах. На крыше играли музыканты. Звук получался мощный, дикий. Жители плясали вокруг пылающего костра и периодически сбрасывали с себя одежду. Сгорбленная фигура в черном плаще взобралась на постамент и радостно сливала в костер какие-то помои из ведра. Марк присмотрелся – у верхушки костра тлела огромная набитая опилками кукла. Прожорливый огонь весело трещал, заглушая крики толпы. Неподалеку собрались игроки в «лягушку». Марк сразу понял, что происходит. Он не раз посещал уличные ярмарки во время своих цирюльных странствий. Доброволец садился в центр и закрывал глаза, остальные плевались, били его палками и кидались злыми словами, пока он не умудрялся затащить в центр кого-то ещё.

– Веселая игра! – предался ностальгии Марк и даже думал присоединиться, но его остановил высокий голос.

– От вас исходит тишина, вы – не местный! – Юркая карлица дотронулась до его спины и затрубила в рог. – Чужак!

Марк смотрел в её маленькие глаза, зажатые могучими щеками, и искал тень улыбки на лице, изрезанном морщинами. Тщетно.

Несколько хорошо подвыпивших мужчин откликнулись на призыв и лениво потащили Марка к некой Коре.

На окраине селения Рхъйаджри располагались шатры. Павильон, в который вели Марка, отличался огромными размерами. Наружный полог был изготовлен из верблюжьей шерсти, а внутренний – отделан красной тафтой. В центре павильона находился главный зал, от которого, как спицы в колесе, радиально расходились маленькие комнатки. Стоял сильный запах мускуса. Из комнаток доносился призывный смех.

На черном шелковом покрывале, расписанном экзотическими цветами, восседала горлица. Марк моргнул. Не горлица, человек. Лицо женщины закрывала маска, длинную голубую шею обхватывало ожерелье из перьев. Тонкие пальцы были увенчаны рубиновыми перстнями.

– Так-так-так, – голос оказался неожиданно высоким, – и кого к нам принесла нелегкая?

– Марк. Странствующий цирюльник, к вашим услугам!

– Сколько вас на острове? – горлица сняла маску. Темные маслянистые глазки впились в переносицу Марка. – Нам нужны новые люди, чтоб ветер забвения не стер нашу память.

– Нынче ночью будет славная пирушка, – из-под подола пышного платья Коры вылезла карлица. Её тонкие губы брезгливо сжались. – Мы всегда рады чужакам.

– Не бойтесь, – Кора усмехнулась, обнажив почерневшие зубы, – мы не причиним вам зла. – И в доказательство своих слов поднесла руку к губам Марка. Земля дрогнула, но не ушла из-под ног. Мускусный запах усилился, перед глазами все поплыло.

Очнулся Марк уже сидя за столом, в одной руке он держал кубок с медовухой, в другой – жареную утиную ножку. Уже знакомая карлица суетливо бегала по залу и подливала вино в опустевшие кубки. Большие куски хлеба выполняли роль подносов. Стол был завален многочисленными яствами. Ах, что за ароматы витали в воздухе! Особого внимания заслуживало главное блюдо – жареный олень, приправленный жгучим перцем, имбирем, корицей и шафраном. Сальвия потянулась к кабаньему мясу и наколола на вилку пару сочных медовых фиников. Несколько сидящих по соседству незнакомцев уплетали за обе щеки мясной пирог и хохотали, разбрызгивая морковный соус во все стороны. Морган раскраснелся от горячего пряного вина. Амальда отплясывала вместе с жонглерами и поглядывала на Марка. Отто перебирал струны арфы. Кто-то играл в триктрак[38]38
  Французская настольная игра, популярная в XV веке. Шашки передвигают по доске, исходя из числа очков, выпавших на костях.


[Закрыть], акробаты носились по комнате, стоя на голове.

– Где мы? – Марк ударил Моргана ногой под столом. – Где мы, приятель?

– О чём ты? Это же ты нас сюда привел.

– Я не понимаю…

– Мы попали на остров свободы, Марк, это не просто остров… – Моргана перебил зычный голос распорядителя пиршества.

Коренастый мужчина лет сорока с тюрбаном на голове сидел у поставца с серебряной посудой и держал в руках кинжал, служивший ему универсальным столовым прибором. Распорядитель пробовал кушанья, прежде чем их подавали гостям. Он вытягивал свой длинный змеиный язык и легонько прикасался к острию. Когда первый голод был утолен, он приказал мальчишкам поставить на стол пряности. Перец, мускатный орех, гвоздика, имбирь.

– Да будет жажда! – воскликнул он и под ликование толпы закинул себе в рот горстку жгучего перца.

Гости охотно последовали его примеру. Запивать пришлось вином! Кувшины только и успевали, что перемещаться от бочки к столу и обратно.

Наконец Кора объявила первый танец.

Самые смелые мигом подскочили и закружились в хороводе. Топот ног сопровождался ударами барабана. Четыре шага вправо! Четыре шага влево! Поворот! За музыкой не поспеваете! Быстрей. Шелест нижних юбок. Башмачный стук. Тоненький голосок треугольника. Барабанный рокот. Звон тарелок. Четыре шага вправо! Четыре шага влево! Поворот! Пьяный смех. Несколько бородатых мужчин повалили огромную голую женщину на ковер и принялись щекотать. Росту в ней было не меньше двух с половиной метров. От щекотки она задыхалась и хохотала. Барабанщики ловко подстроились под ритм её смеха. Музыка ускорилась. Карлица била серебряным кубком о поднос и довольно причмокивала. Расшитые золотом стены шатра ходили ходуном. Жонглеры подбрасывали в воздух апельсины и сочиняли стихи.

– Я готова, – тихий голос разрезал праздничный гомон, как столовый нож подтаявшее масло.

Как это удалось Вайе? Возникнуть из ниоткуда и тут же оказаться в центре внимания.

– Га… гадания! – великанша оттолкнула от себя ораву щекочущих и кинулась к Вайе.

– В очередь! – проревела она, увидев, что несколько красномордых дамочек несутся с ней наперегонки.

Десятое новолуние, ночь, когда цветет Саркун, – лучшее время для того, что уготовила судьба. Кто твой суженый? Какие препятствия ждут на твоем пути?

Единственным источником света служила латунная масляная лампа. Черные глаза Вайи зловеще блестели, несмотря на кроткую улыбку. Она налила гостье ароматный отвар в маленькую чашку и попросила выпить до дна. Медленно. Наслаждаясь вкусом.

– Кишр[39]39
  Сушеная мякоть и кожура плода кофейного дерева ботанического вида арабика.


[Закрыть] придает сил.

– Я хочу встретить большого мужчину. Такого же, как я, – из глаз великанши полились слезы.

– Тише, Архи, – Вайя погладила её по голове, – ты встретишь.

– Кто это Архи?

– Ты, тебя так зовут, – Вайя забрала чашку у нее из рук, – я вижу льва на дне твоей печали. Завтра будет новый день, и ты и не вспомнишь о своей проблеме.

– Спасибо, Вайя! – Женщина кинулась к гадалке и сдавила её в объятьях. – С меня две унции ароматной воды.

Толпа одиноких раскрасневшихся женщин выстроилась в очередь. Празднество перенеслось из шатра на рыночную площадь. Возобновилась игра в «лягушку». Кто-то устроил пьяную драку. До рассвета оставалось несколько часов. Не долго тебе ещё властвовать, коварный Саркун!

– Завтра будет новый день, – неизменно говорила Вайя. – Я вижу льва на дне твоей печали.

Женщины приходили и уходили. Обещали две унции ароматной воды. Плакали. Обнимали Вайю.

– Черный. Красный. Зеленый. Желтый.

– Что, прости? – Вайя растерянно моргнула.

– Черный. Красный. Зеленый. Желтый, – повторил Морган – Угадай цвет или я всем расскажу, что ты шарлатанка.

Чипатиак успел показать юному Моргану, как распознать, из чего состоит человек – из соли или сахара. Научил читать по линиям руки и говорить со звездами. А главное, как отличить одно от другого, но помнить, что всё взаимосвязано.

Как не дать себя обмануть, но не разучиться верить.

– Дай руку, – Вайя протянула свою и Морган не смог сдержать удивленного вздоха.

– Такие же… у моего друга Отто, – изумленно произнес он.

Левая рука девушки была покрыта письменами. Морган не сумел их прочесть. Неизвестные символы не складывались в общую картину. Морган лишь успел предположить, что вертикальные полоски означают начало нового предложения, а круг – возвращает к началу истории. В том, что у послания был нарратив, Морган почему-то не сомневался.

Вайя сидела напротив и молчала. Её давно никто не рассматривал. Мешковатые одежды, за которыми она скрывала свою болезненную худобу. Невзрачное лицо, прикрытое цветастой вуалью в честь праздника. Темные волосы, собранные в пучок. Кора была для жителей их селения – ясноликим солнцем. Тщеславным воплощением светлого будущего. Бледнолицая Вайя появлялась лишь ночью, чтоб поприветствовать Луну. Жители верили в то, что Луна, обратная сторона Солнца, знает все его секреты и, отражаясь в блестящей водной глади, указывает заблудшим душам истинный путь.

Вайя боялась людей. Им нужен был миф о духе дерева, чтоб любить дерево. Миф о прожорливом речном драконе, чтоб не сушить реки. Миф о Страшном суде, чтоб задумываться о своей жизни.

Вайя знала о себе лишь одно – ей никуда не деться с острова свободы.

Однажды она проснулась на берегу. Соленый запах ударил в ноздри. Вокруг ни единой живой души, только алые скалы и черный камень. Когда солнце зашло за горизонт, Вайя увидела свое отражение в воде и отшатнулась. Она не знала эту девушку.

На плече у нее сидела горлица.

– Расскажи мне, где я, – попросила Вайя.

Так горлица вспомнила о том, что умеет говорить. Так Кора, хранитель острова свободы, снова обрела человеческий облик.

Проклятье гласит: «Пока тебя не спросят о том, кто ты и зачем ты здесь – ты не вспомнишь».

– На остров можно попасть только случайно, отсюда никак не выбраться. Время мертво, оно стоит на месте. Так же, как и башенные часы на стене ратуши. Вот она, абсолютная свобода. Остров, жители которого приговорены к счастью. Вечно молодые, избавленные от тягостных воспоминаний и забот.

По преданию, остров создала вдова богатого купца, могущественная колдунья. Она не могла оправиться от смерти супруга и тринадцать лет носила по нему траур. Иногда она выбиралась в свет, помогала крестьянам, общалась с духами леса. Она спасла урожай от засухи, и король соседнего королевства преподнес ей зеркало в качестве дара. Колдунья впервые увидела свое отражение и обезумела! Это не она… Не могла быть она! Кожа сморщилась. Глаза утратили блеск. Кто-то посыпал волосы серебристым инеем. Она напомнила себе питона в период линьки. Ах, лучше бы не осталось и следа былой красоты! Обуреваемая гневом, она разбила зеркало и наслала ураган на соседнее королевство.

– Отправляйся в лес сейчас же и выполни мое порученье! – приказала она своей дочери.

– Но у нас ведь если слуги, матушка, – попыталась возразить принцесса. Мать ворвалась к ней в комнату посреди ночи.

– Ступай и не смей перечить! Разожги костер. Возьми с собой горлицу. Сожги её, но перед этим вырви одно перо. Дождись, пока истлеет последний уголек. Вымажи перо пеплом и напиши на руке своё имя, – мать жестом пресекла попытку принцессы задать вопрос, – торопись!

Когда принцесса ушла, колдунья обессилено упала на землю и наконец дала волю слезам.

– Мы будем счастливы, – прошептала она, – мы будем молоды и свободны. Я создам новый мир, в котором никто не стареет, потому что не знает своего возраста. Моя дочь будет счастливей меня.

Пламя разгоралось всё сильнее, а королева тем временем накладывала чары. Она вложила всю свою силу в создание острова. Места, где солнце всегда светит, а время остановилось.

Когда рассвет вступил в свои права, все жители замка, королева и её дочь оказались на острове свободы.

Колдунья взглянула на свое отражение в морской глади и с ужасом отпрянула. На неё взирала отвратительная старуха.

Но как же… это возможно? По её задумке, они должны были оказаться на острове вечной молодости…

– Тебе не стоило насылать ураган на мое государство, – прогремел голос, – я помешал твоим чарам. Ты хотела изменить естественный порядок вещей. Остановить бег времени? Возрадуйся! Теперь время стоит на месте. Ровно с того момента, как вы сюда попали. Но я великодушен. Вы забудете своё прошлое. Проклятие сможет разрушить лишь человек с чистым и открытым сердцем…

Вот что вспомнила Кора, когда Вайя спросила её о том, как она здесь оказалась.

Возможно, они вели этот разговор не в первый раз.

– Значит, завтра я снова всё забуду? – Вайя ковырялась палкой в песке.

– Есть один способ… – Кора снова обернулась в горлицу, так и не успев договорить…

Но оставила кинжал.

Неизвестно, сколько раз они уже вели этот разговор, прежде чем Вайя решилась. Её руки были обезображены шрамами. Вайя поднесла острие лезвия к предплечью и нажала. Скоро она забудет о боли. Нужно потерпеть. Рисунки должны быть простыми и понятными. Напоминать о том, кто она такая и куда идёт. Быть якорем, который позволит пришвартоваться к берегу её памяти во время шторма.

Морган сжал ладонь Вайи в своей ладони.

Странно. К прикосновениям Коры она привыкла. Каждый вечер, перед сном, Вайя распускала свои длинные волосы и позволяла женщине расчесать их сандаловым гребнем. Вайя чувствовала себя так хорошо, когда Кора была рядом. Как будто она может защитить её от всех бед. Иногда Кора плакала. Тогда Вайя прижимала её к себе и баюкала, как маленького ребенка. Но больше никто не прикасался к ней вот так, без надобности… Они старались не терять счет времени. Высекли годовой календарь из камня. Двенадцать отверстий, под ними черточки. Камни закапывали у входа в пещеру. Но сколько уже времени прошло, с тех пор как она на острове? Календарь ведь придумали не сразу…

– Так кто же я такой?

– Желтая желчь. Черная желчь[40]40
  Гиппократ, опираясь на представления своего времени о природе человека, связывал темперамент с тем, какая именно жидкость преобладает в организме: кровь, слизь, желчь или черная желчь.


[Закрыть].

– Ты, – Морган поколебался мгновение и протянул руку к вуали, – такая же, – развязал узел.

Так Вайя вспомнила, зачем ей нужна улыбка.

– Есть одно красивое место, пойдем?

Не дождавшись ответа, Вайя объявила: – На сегодня гадания окончены.

Морган кивнул.

Дорога вела через лес. Полная луна освещала путь. Вайя вздрагивала от каждого шороха, но старалась не подавать виду. Почему-то она была уверена, что духи леса присматривают за ней и не дадут оказаться в беде, но когда подол нижней юбки зацепился за колючки, не удержалась и вскрикнула. Где-то вдалеке отозвался филин. А может, это гудит ветер? С верхушки дерева сорвалась стайка летучих мышей. Даже если ночь глухая, лес переполнен звуками. Чаща словно утроба. Густые заросли защищают от внешнего мира, впускают внутрь своего пульсирующего организма.

Когда огни селения оказались позади, Морган восхищенно выдохнул: сколько же звезд на небе! Казалось, что можно зачерпнуть горсть и пропустить сияние сквозь пальцы. Как будто небо – большой черничный пирог, который кто-то щедро посыпал сахарной пудрой.