Текст книги "Метромания"

Спуск

Ровно через час они были на Патриарших. Витек опоздал на десять минут. Начал без предисловий:

– Все хреново. Очень хреново. Тебе предъявлено обвинение. Провели экспертизу – и пальчики якобы совпали. Кстати, откуда твои отпечатки в ментовской картотеке? У тебя их когда-нибудь брали?

– Нет… – помотал головой Макс и вдруг замельтешил глазами, что-то припоминая. – Хотя… когда учился на последнем курсе, у моего руководителя диплома хату грабанули… А я к нему часто заходил. У него от прадеда уникальная коллекция русских передвижников осталась. Тогда у всех, кто в доме бывал, пальцы брали. Чтобы отсечь… Но воров тогда нашли, а я даже в подозреваемых не был – они ведь не имели права мои отпечатки в картотеку?.. – Макс вопросительно посмотрел на Витька.

– Имели – не имели… Какая теперь разница? – с убитым видом пробормотал Витек. – Я надеялся, хоть тут зацепка есть, за которую тебя можно вытащить… А теперь… От того, что ты был той ночью в метро, не отопрешься – сам перед кем только можно засветился. А за этим любая лажа, как вагоны за паровозом, прокатит.

– А как они вообще на меня вышли?

– Элементарно! – зло дернул головой Витек. – Дежурный с «Киевской»… как его… Коновалов…

– Кологривов, – подсказал Шахов.

– Да, точно, Кологривов, – кивнул Витек. – Вы с ним вчера утром разговаривали? А сегодня спозаранок его пробило, что парень, который ему снятые ночью на «Новослободской» фотки показывал, как раз во время убийства девчонки рядом с местом преступления был. Побежал в милицию. Те электрика вызвали, тот дал телефон какого-то ученого чудика, сказал, что к нему парней, то есть вас, отправил. А у чудика того твои, Макс, координаты… Ну и пошло-поехало… Тут же к тебе домой бригада ломанулась, другая – к твоей мамане, третья – к отцу… Участковому, на территории которого ваша дача, сигнал ушел.

– Но экспертиза?! Как она могла показать, что пальцы мои, если я там не был и девчонку эту в глаза не видел?!

– Ну как липовые экспертизы делаются, это я тебе потом как-нибудь расскажу, – устало пообещал Витек. – У нас на таких вот данных сотни приговоров ляпаются.

– Но надо же что-то делать! – нетерпеливо выкрикнул Макс. – Надо как-то опровергать!

– Да не дергайся ты! – Витек устало потер лоб, глаза и с усилием провел ладонями по щекам, оттянув нижкие веки. Потом полез в нагрудный карман куртки и вытащил фотографию. – Вот, посмотри, может, ты ее все-таки где-то встречал? Может, не тогда, ночью, а до этого?

Макс взял снимок в руки и долго его рассматривал.

Андрей заглянул Кривцову через плечо и тут же отпрянул. На фотографии была голова. Только голова. Шея прикрыта какой-то тряпицей, но видно: там, где должно быть тело, – ничего нет.

А Макс продолжал рассматривать мертвое лицо.

«Ну да, он же привык к покойникам! – с раздражением и брезгливостью подумал Андрей. – Анатомичка для него – дом родной».

– Нет, не видел. – Макс вернул фото Витьку. – А где хоть они мои отпечатки-то якобы обнаружили?

– Да везде! – Витек стукнул себя кулаком по бедру. – И на ее сотовом, и на сумочке. В общем, так, ребята, у меня всего час. Стемнело уже достаточно. Надо пробираться к объекту.

– Может, тебе не стоило в милицейском-то? – забеспокоился Андрей. – Внимание ж привлекаешь. Я тут Максу, как ты велел, куртку, шапку купил. Давай переоденешься где-нибудь.

– Не буду. Если кто нас увидит в неположенном месте, дергаться не станут. Решат: раз милиция – значит, так надо.

– А куда мы сейчас? – спросил Макс, когда они поднялись с лавки.

– Да во двор этого дома, – Витек кивнул в сторону сталинской желтой девятиэтажки. – Там старая вентиляционная шахта. Через нее можно спуститься в тоннель, который ведет к ходу, прорытому от бывшего дома Берии – он стоит между Спиридоновкой и Малой Никитской – к Лубянке. Я днем здесь уже был. Во дворе все перекопано. Новый газопровод, что ли, прокладывают… Но шахта, слава богу, в стороне осталась.

Сразу проникнуть во двор не удалось – и ворота для проезда автомобилей, и калитка были закрыты на кодовые замки. Минут через пять подъехал серебристый «мерседес», приспустилось стекло, из окна высунулась изящная женская ручка с брелком – и створки медленно поползли в стороны. Вероятно, в замок был вмонтирован таймер, потому что, едва троица успела проскользнуть следом за авто внутрь двора, створки начали медленно съезжаться. Вышедшая из «мерседеса» дама подозрительно посмотрела на замешкавшихся под аркой мужчин, но, увидев на одном из них милицейскую форму, молча прошла мимо. Когда автовладелица скрылась за дверью подъезда, Милашкин выдвинулся вперед и сделал знак рукой: «За мной». Они шли, перескакивая через рвы и осторожно ступая по хлипким деревянным мосткам-настилам. В дальнем углу двора, за гаражами-ракушками Милашкин показал на небольшой бугорок. Прошептал:

– Здесь вход в вентиляционную шахту. На карте помечена как заброшенная, нерабочая.

Спуск прикрывал толстый стальной лист. Виктор посветил по его периметру фонариком, озабоченно пробормотал:

– Да он тут корнями в землю врос… Голыми руками не стащить. Поищите лопату или лучше лом.

Макс и Андрей растерянно огляделись. Ничего себе заданьице: в чужом, да еще и перерытом так, что черт ногу сломит, дворе найти инструмент. Но Витек знал, что говорил (он ведь днем здесь уже побывал): и лопата, и лом отыскались неподалеку, валялись на краю одного из рвов. Сначала они очистили от земли одну из сторон стальной плиты, поддели ее ломом, втроем на него навалились. Железяка поддалась – и ее с помощью того же лома удалось свезти в сторону. Под плитой оказалась решетка, но с ней возиться не пришлось – ухватившись за прутья втроем, они сдвинули ее почти без усилий.

Вниз вела прилепившаяся к бетонной стенке сваренная из арматуры лестница. Первым начал спускаться Витек, за ним – Макс, замыкал экспедицию в преисподнюю Шахов. Снизу тошнотворно несло протухшей водой – такое амбре источает содержимое вазы, когда из нее извлекают простоявшие пару недель и давно сгнившие цветы.

Ступеньки никто не считал, но их было не меньше сотни. Последние пятнадцать-двадцать осклизли от наросшей на них ржавчины. Лестница привела их в бетонный, почти правильной формы куб. Витек достал карту – большую, размером с ту, что продается в киосках под названием «Карта автодорог Москвы», попросил посветить. Карта была скопирована на ксероксе – естественно, частями, потом аккуратно склеена и запаяна в огромный лист полиэтилена. Милашкин шариковой ручкой прочертил маршрут. Потом обвел его несколько раз.

– Ну и где я в конце концов окажусь? – то ли озабоченно, то ли недовольно поинтересовался Макс.

– В районе Солянки. Точнее, под ней.

– А чего там?

– Там много чего. Соляные склады трехсотлетней давности, погреба, галереи всякие. Главное – там сухо, хорошая вентиляция и даже есть электричество. Но самое главное – там есть люди, у которых ты сможешь перекантоваться.

– Что за люди? – уточнил Шахов.

– А наш с тобой общий знако… – начал Виктор, но его перебил Макс:

– А, может, лучше было на юго-запад податься? Я где-то читал, там есть спуск в целый подземный город – то ли на десять, то ли на двадцать тысяч жителей. В семидесятых – восьмидесятых на случай ядерной войны строили: с детскими садами, больницей, бассейном, спортзалом. Кажется, где-то под Раменками.

Витек посмотрел на него с недоумением:

– Крыша поехала, да?

– Скажешь, ничего такого нет?

В свете ручного фонаря, который Андрей держал над картой, было видно, что Макс насмешливо прищурился.

– Да все ваши тайные объекты – давно уже секрет полишинеля. Во всяком случае, для тех, кто интересуется…

– Объект есть, – не стал отрицать Витек. – Но, если ты туда сунешься, через пять минут будешь в наручниках. Там такая охрана… Все, давайте по делу. Дальше пойдешь один. Мне через час на службу, Андрюхе надо домой. Его уже обыскались. Ты, Шахов, кстати, подумай, где мог быть все это время. А ты, – он мотнул головой в сторону Макса, – сейчас выруливаешь вот по этому коридору и идешь прямо метров пятьсот – пятьсот пятьдесят. Смотри в карту! – прикрикнул младший лейтенант на Кривцова, заметив, что тот вертит головой, озираясь по сторонам.

– Я коридор смотрю!

– Чего его смотреть? Он тут один. Вот здесь должен быть лаз – видишь, помечено? – через который ты попадешь в бериевский тоннель. Он в хорошей сохранности, я узнавал. В некоторых местах там воды по щиколотку, но ничего, ты ж в сапогах. Кстати, переобувайся, утепляйся… Да, и еще есть участки с плохой вентиляцией, но они небольшие. Вот здесь, – Милашкин нарисовал на карте крест, – примерно через полтора километра от начала движения по тоннелю, тебе надо будет свернуть. Пройдешь еще полкилометра, и вот тут, под Никольской улицей, тебя встретит человек. Он без ног, на тележке, но передвигается шустро. Держись его и слушайся во всем, он тебя спрячет, едой, водой снабдит. Через него и связь держать будем. Зовут мужика Константин Дмитриевич…Так, что еще? Да, на случай форсмажора… Если ты с Митричем не встретишься – разминетесь там, заблудишься… в бункере, в районе «Красных ворот», огромный запас пресной воды. В гигантских резервуарах. Это место у подземного населения одно из самых популярных. Не во всех же местах водопровод есть или артезианские скважины, родники поблизости – некоторые воду отсюда во флягах возят. Добраться туда, в общем, нетрудно – сам потом по карте посмотришь. Придешь, присмотрись к тамошним «клиентам», прислушайся к разговорам, выбери кого-нибудь понормальнее, повменяемей, осторожно попытай про Митрича. К первому попавшемуся с расспросами не лезь – без башки останешься. Правда, прямо у резурвуара не грохнут. У них правило джунглей действует: у водопоя никого не мочат. Но… – Витек сделал многозначительную паузу, – бывает всякое. Проследят, куда от чанов этих двинулся, догонят и замочат. Просто потому, что не понравилось, как ты посмотрел, или, наоборот, куртка твоя или сапоги сильно приглянулись. Понял?

– Понял, – обреченно кивнул Макс.

А Андрей спросил:

– Слушай, Витек, а откуда ты все это знаешь?

«Все это» Витек знал от сокурсника, который просто болел подземной Москвой. Еще будучи студентом, парень сдружился с диггерами, много раз сам лазил с ними по катакомбам. Поэтому именно ему Милашкин позвонил первым делом с просьбой достать карту. Сокурсник после окончания института в рядах МВД не служил ни дня – нашел, кому дать в лапу, чтобы ни у милицейского начальства, ни у военкомата к нему претензий не было, – и сразу устроился в охрану крутой корпорации. В свои проблемы несостоявшегося коллегу Милашкин посвящать не стал – просто сказал, что один его приятель экстрима захотел. Попросил поспособствовать. Экс-сокурсник насупился, глянул исподлобья: «Я такой ерундой больше не занимаюсь. Детство все это, мальчишество».

– Короче, повыпендривался для виду, понамекал, какой он теперь весь из себя важный и солидный… – Витек замолчал, приблизив карту к глазам, потом протянул: – А-а-а, понятно… В общем, повыделывался от души, но потом все-таки дал координаты тетки, которая подземную Москву как пять пальцев знает. Предупредил только, чтобы я в ее присутствии про диггеров не упоминал: выгонит в три шеи. Ну, вот, пока вы в «Макдаке» гамбургерами давились, я и с Митричем поговорил, и к тетке смотался. Точнее, сначала к тетке, потом – к Митричу. Старику про твои проблемы, Макс, пришлось, конечно, рассказать, а антидиггерша даже вопросов не задавала. Услышала, что очень надо, и дала карту… Блин, чуть не забыл… Она ж еще одну карту, на кальке… Вот, смотри… – Витек зашелестел сложенным в несколько раз полупрозрачным листом. – На этой карте помечены все выходы из подземелья на поверхность: в парках, на улицах, в подвалах домов… Калька миллиметр в миллиметр повторяет подземную карту. Если ее наложить сверху, – Витек хлопнул ладонью по закатанной в полиэтилен «портянке», – сразу можно сориентироваться, где ближайший выход на поверхность. Когда обустроишься, изучи их по сантиметру – пригодится. Особое внимание обрати на станции метро, помеченные восьмиконечной звездой. Она означает, что из подземелья есть выход в тоннель или на платформу. Но это на самый крайний случай. Сам понимаешь, тебе пока там, – Витек показал пальцем наверх, – делать нечего. А еще меня та тетка информацией всякой полезной завалила: где есть склады продуктов, где можно разжиться одеждой и обувью, какие места следует стороной обходить. Слышали же, наверное, про правительственные линии метро и подземные автодороги, которые ведут из Кремля к аэродромам, на секретные командные пункты, в загородные резиденции. Входы-въезды туда охраняются серьезней, чем завод Гознака. В общем, я тут целый блокнот исписал. Дома расшифрую и в следующий раз тебе с Митричем пришлю.

– Э-э-э! Я не понял! – завопил вдруг Макс. – Ты так говоришь, будто мне в этой клоаке всю жизнь кантоваться! Сначала ж было несколько дней…

– Ну, это как карта ляжет, – тяжело вздохнул Витек. – Будем надеяться на лучшее, а готовиться…

– Бред какой-то! Почему я, ни в чем не виноватый, должен сидеть тут в говне и с крысами?

– А ты хочешь в СИЗО, а потом на зоне? Там уж точно счет не на дни пойдет.

– А если мне прямо к следователю, который моим делом… делом по убийству этой девчонки занимается, и все ему рассказать? Ясно же: раз сам пришел – значит, бояться нечего, значит, не виноват. А вот то, что я сейчас прячусь, против меня играет!

Витек посмотрел на Макса как на малое неразумное дитя или как на юродивого.

– Ну, хорошо, – правильно прочел его взгляд Макс. – Пусть даже в СИЗО. Но там хоть сухо, светло, жратву три раза в день дают и по башке никто исподтишка не вдарит. Посижу немного, отосплюсь, а там и разберутся.

– Да, брат, представления у тебя насчет СИЗО… Давай рискни.

Повернувшись, Витек пошел в сторону ведущей наверх арматурной лестницы.

– Ну чего ты?! – кинулся вслед Макс. – Конечно, ты лучше знаешь.

– Это точно, – оборвал его Витек. – Смотри с маршрута не сбейся. И не топчись здесь, иди: Митрич тебя уже ждет.

Выбравшись на поверхность, Виктор и Андрей задвинули решетку обратно, а сверху и ее, и оставшийся лежать в сторонке стальной лист забросали сиденьями от старых стульев, разбитыми ящиками из-под фруктов и другим хламом, в изобилии валявшимся на задворках гаражей-ракушек. За воротами попрощались. Милашкин чуть не бегом рванул в сторону «Баррикадной», а Шахов сказал, что хочет пройтись…

В метро Андрей спустился на «Пушкинской». В вагоне было полно свободных мест, и, устроившись на пустом трехместном диванчике слева от двери, он намеревался подремать, но лицо сидевшей напротив девушки показалось ему знакомым. Шахов наморщил лоб, стараясь вспомнить, где они встречались, когда девушка вдруг подняла глаза и посмотрела на него в упор. И тут Андрюху озарило: да это ж та самая жертва боди-арта!

Дело было прошлым летом. Шахов возвращался домой первым поездом метро с какой-то пьянки. На второй или третьей станции в вагон, где ехало человек двенадцать – пятнадцать (почти все – мужики), вошла девица. Стройная, длинноволосая, ростом под сто восемьдесят, в обтягивающих, закатанных до колена брючках и завязанной на животе яркой рубашонке. Лицо и оставшиеся неприкрытыми участки тела отливали всеми цветами радуги. Шахов тогда безошибочно определил: принимала участие в ночной веселухе, где девочек украшали мастера боди-арта, а смыть макияж наверняка было негде. Девица тем временем занялась приведением себя в пристойный вид. Достала из большой сумки зеркальце, упаковку влажных салфеток и старательно протерла лицо. Затем из недр баула появились кроссовки и носки. Жертва боди-арта сняла босоножки на гигантских каблуках, раскатала штанишки, которые в развернутом виде прикрыли две трети разукрашенных икр, натянула на свой педикюр белые носочки с трогательными детсадовскими кружавчиками, обулась в кроссовки. Когда красотка стала развязывать узел рубашки на плоском животе, Андрей счел нужным отвернуться. И тут только заметил, что все сидевшие в вагоне мужики плотоядно, как вынужденные поститься мясоеды на кусок буженины, смотрят на послужившую неизвестному художнику полотном мадемуазель. Некоторым, оказавшимся в отдалении от объекта, пришлось неестественно вывернуть шею, и, посиди они в эдаком положении еще минут пять, визита к мануальному терапевту было бы не избежать. А девица между тем, ничего и никого вокруг не замечая, расстегнула молнию брючек и принялась запихивать под ошкур края рубашонки. Процедура превращения в скромницу завершилась расчесыванием длинных, пепельного цвета волос. Девица опустила голову вниз, гриву перекинула вперед и с полминуты водила по волосам щеткой. Нанесение последних штрихов к портрету маменькиной дочки пришлось на остановку, и злую реплику бабищи в длинной юбке и кардигане с вытянутыми локтями: «Ты б еще прокладку прям здесь поменяла», – слышал весь вагон. Но блондинка в сторону бабищи даже не взглянула. Она посмотрела на Андрея и едва заметно ухмыльнулась, будто приглашая разделить ее презрение и к тетке в кардигане, и к этому таращившемуся на нее со всех концов вагона мужичью.

Сейчас девица тоже смотрела на него. Или сквозь него – Шахов не понял. Но на всякий случай улыбнулся: вдруг она его тоже вспомнила? В ответ та недоуменно повела плечом, фыркнула, поправила шарфик и, откинувшись назад, прикрыла глаза. А Андрея охватила злость: «Проститутка! Причем дешевая! Дорогие в своих авто ездят. На худой конец после траханья их хотя бы по домам развозят!» Рука сама потянулась к кадыку, а пальцы стали щипать обтянувшую адамово яблоко кожу. Поезд начал сбавлять ход. Девица поднялась, одернула коротенькое пальтецо и, проходя мимо Шахова, обдала его запахом терпких духов.

…Когда до дома оставалось метров двести, Шахов вдруг вспомнил про алиби на сегодняшний день. Где же он мог быть? Ни среди одноклассников-однокурсников, ни среди коллег таких друзей, которых он мог бы попросить заявить в милиции, что весь день был рядом, у Андрея не имелось. Поначалу, может, кто и согласится, но потом обязательно начнутся расспросы, охи-ахи, а закончится все фразой: «Прости, старик, но так подставляться – сам понимаешь…» Кроме того, хотя бы в общих чертах, не называя имени и обстоятельств, все равно придется рассказать о Максе.

И тут его осенило: Катерина! Ну конечно! Она-то без всяких условий согласится на что угодно! Только сделает это не ради него, Андрея Шахова, а ради Макса Кривцова.

Вдвоем

Катерина открыла дверь сразу, будто ждала звонка, стоя в прихожке. Не дав Андрею сказать ни слова, схватила позднего визитера за отвороты куртки и втащила внутрь. Шахов при этом, кажется, даже не шагал – его волочащиеся по полу ноги сгребли коврик, который теперь мешал закрыть дверь.

– Где он? – свистящим шепотом, глядя на Андрея в упор, спросила Катерина. – Его арестовали? Застрелили? Говори!

Ее большие карие глаза сейчас казались огромными и иссиня-черными. «Это из-за зрачков», – решил Шахов. Зрачки раздались до границ радужной оболочки. Так бывает при страшной физической боли – когда иголки под ногти загоняют или прикладывают к телу раскаленное железо. Андрей посмотрел на руки Катерины, которые она сейчас прижимала к груди. Ухоженные пальцы с длинными, покрытыми розовым лаком ноготками мелко подрагивали.

– Так ты все знаешь? Откуда?

– Я ничего не знаю! – сорвалась на крик Катерина. – Мне звонил отец Макса и спрашивал, когда я его видела в последний раз. Сказал еще, что Макса ищет милиция и что его обвиняют в убийстве. И больше ничего. Я звоню Максу каждые пять минут – на домашний и на сотовый. Мобильный отключен, дома никто не отвечает. Скажи мне:

он жив?

– Жив и в надежном месте.

Катя вдруг обмякла и, как набитая тряпьем кукла, повалилась на Андрея. Он подхватил ее под руки, отвел, точнее, почти отнес на кухню, усадил на диван. Сам вернулся в прихожую, расправил коврик, закрыл входную дверь. Снимая куртку и расшнуровывая ботинки, пару раз бросил взгляд в кухонный проем. Катя полулежала на подушках, глядя в одну точку. Но стоило Андрею перешагнуть порог, как она тут же вскочила:

– Ты мне не соврал? Он действительно жив и на свободе?

Андрей кивнул.

– А что за идиотское обвинение? Ты же знаешь, Макс не может убить! Почему думают на Макса? Кого убили? Ну не молчи же!

– Да, сейчас. – Андрей устало опустился на стул. – Только дай мне чего-нибудь попить. Можно просто воды.

Его взгляд упал на стол, где стояли два больших блюда с печеностями: пирожками, ватрушками, закрученными в спирали плюшками. Андрей невольно сглотнул слюну.

– Ой, прости, – засуетилась Катерина. – Ты ж голодный! Давай я тебе, пока чайник закипает, молока налью. Ешь сначала с молоком, потом с чаем. Вот эти пирожки с мясом, эти с яйцом и зеленым луком. Ешь, ешь, я подожду… Потом расскажешь.

Первые два пирожка Андрей проглотил, почти не жуя. Еще пять минут назад у него и мысли про еду не было, а оказалось, он просто умирает с голоду.

– Может, тебе супу налить? – подхватилась только-только присевшая на краешек стула хозяйка. – Со щавелем и копчеными ребрышками. Макс такой очень любит!

Голос Катерины дрогнул, и «любит» она произнесла сдавленным шепотом. Андрей про себя горько усмехнулся: все это кулинарное роскошество, отданное ему на полное уничтожение, было приготовлено для другого.

– Нет, суп – это уже лишнее, – хмуро пробормотал он.

Есть расхотелось так же резко, как пять минут назад захотелось. Шахов отодвинул бокал с недопитым чаем и стал рассказывать о событиях прошедшего дня. Говорил по сути, стараясь не вдаваться в мелкие детали и опуская эмоциональные моменты. Но вдруг поймал себя на мысли, что собственную роль в укрытии Макса от милиции преподает особенно весомо: подробно описывает, как мотался по магазинам в поисках мощных аккумуляторных фонарей, как прочесывал рынок в поисках торгующих шерстяными носками бабулек. Катя смотрела на него с благодарностью, к которой примешивалось нетерпение. Она не хотела прерывать рассказ, но в голове и на языке у нее вертелось сто вопросов.

Когда Андрей сделал паузу, она тут же ею воспользовалась:

– А там очень сыро и холодно? А воды вы сколько ему дали – три литра? Это же очень мало! А как с ним связь держать?

Еще минут тридцать Шахов отвечал на вопросы, потом язык стал заплетаться, и Андрей почувствовал, что вот-вот уснет прямо за столом.

– Кать, можно, я у тебя переночую?

– Да чего ты спрашиваешь? Конечно! Сейчас я тебе в бабулиной комнате постелю. Иди умывайся и ложись.

Когда минут через десять Андрей вошел в комнату, когда-то принадлежавшую Наталье Сергеевне, а теперь служившую гостиной, Катя, замерев, стояла над застеленным цветастым бельем диваном. Нетрудно было догадаться, о чем она сейчас думала. О том, где эту ночь проводит Макс. Наверное, представила его свернувшимся клубком на холодном каменном полу, тревожно вздрагивающим от каждого шороха и вжимающимся в стену от далекого светового всполоха.

Ночью Андрею снилась лестница из арматуры, по которой он спускался вниз. Она была гораздо длиннее, чем та, настоящая. Шахов считал ступени, несколько раз доходил до ста, сбивался и начинал считать снова. Потом он оказался в каком-то гроте – с высоким сводом, стенами цвета топленого молока и полом из серого отполированного гранита. Подземный грот был ярко освещен. Причем понять, откуда исходит свет, было невозможно. Казалось, его излучает камень, в котором выдолблена пещера. Вдруг перед его глазами словно протащили гигантскую фотопленку – быстро-быстро, так, что он не успел рассмотреть ни одного запечатленного на ней кадра… Когда мелькание прекратилось, Шахов увидел, что находится уже не в пещере-гроте, а в подземном бункере Сталина, куда он спускался, когда в позапрошлом году был в Самаре. Точная копия кремлевских апартаментов Иосифа Виссарионовича. Зал заседаний с длинным столом. В каждой из стен – дверь. То ли встроенного шкафа, то ли ведущая в соседнюю комнату. Все одинаковые. Вождь всех народов, обожавший подчеркивать наличие в собственной персоне мистического начала, любил такие фокусы и всякий раз появлялся перед соратниками неожиданно и не из той двери, на которую в ожидании его появления они поглядывали. В самарском бункере Сталин так ни разу и не побывал: эвакуации Ставки осенью сорок первого помешала – если верить изложенной электриком Петровичем легенде – отчаянная выходка Нины Андреевны.

Шахов вдруг обнаружил, что не спит. Что воспоминание о Петровиче извлекло на поверхность уже бодрствующее сознание. Открыл глаза. Поднес к лицу часы со светящимся циферблатом. Пять тридцать пять. Оказывается, он проспал всего ничего, два с половиной часа. Проворочавшись до семи, Андрей тихонько встал, сложил постель, заглянул в комнату Кати. Лежа на боку, она как будто куда-то бежала во сне: левая нога чуть согнута в колене, правая выброшена вперед, руки сжаты в кулаки. Трогательная детская пижама в разноцветных медвежатах, раскрасневшиеся щеки, тревожно сведенные к переносице темные, густые брови… Андрей поднял упавшее на пол одеяло и бережно накрыл мчавшуюся спасать любимого Катю. На кухонном столе оставил записку: «Уехал на работу. Позвоню в 10. Все будет хорошо. Андрей». Замок закрывшейся за Шаховым двери не щелкнул, а тихонько чмокнул. Как будто кто-то по-дружески поцеловал кого-то в щеку.

Дома Андрей помылся в душе, побрился, выпил крепкого кофе и на полчаса раньше обычного отправился на работу. В девять тридцать его позвали к телефону. Звонили из милиции. Попросили (именно попросили, а не потребовали, не приказали) прибыть для дачи объяснений по поводу исчезновения гражданина Кривцова.

Милицейскому майору Шахов рассказал все. Как Макс рано утром в субботу примчался к нему с фотографиями, как вместе они поехали на «Киевскую», как разговаривали там сначала с Кологривовым, потом – с электриком Степаном Петровичем, как затем отправились к историку Самохину. Как в воскресенье встречались в кафе с ребятами-физиками. На этом правда закончилась. По словам Андрея, попрощавшись с оптиками, они с Максом тут же расстались: у Кривцова были какие-то дела в центре, а сам он поехал домой… Точнее, не совсем домой, а к своей девушке, проживающей в соседнем доме. К Катерине Гавриловой, с которой он и провел время до нынешнего утра. Да, она может подтвердить. Вот телефон, вот адрес. Сегодня у нее выходной – она дома. Нет, ничего странного в поведении Максима Алексеевича Кривцова он в последнее время не замечал, характеристики этому гражданину может дать исключительно положительные. Уверен, что преступления, тем более убийства, Кривцов совершить не мог. О том, что в ночь, когда погибла девушка, Максим был в метро, он, Андрей Шахов, знает со слов самого Кривцова, но это ничего не значит – просто совпадение.

Кате он смог позвонить только после часа. Она схватила трубку после первого же гудка:

– Андрей, ты обещал в десять! Я тут с ума схожу. Мобильный у тебя отключен. Где ты был? Встречался с Максом?

– Нет. Я был в милиции. Думаю, с минуты на минуту они к тебе нагрянут. Ты помнишь, что с часу дня воскресенья до сегодняшних семи утра я был у тебя?

– Помню, конечно, не беспокойся, – ответила Катя скороговоркой и тут же спросила: – А от Макса ничего?

– Пока ничего. Как только что-то будет, дам знать. Вечером ты дома?

– А где же мне быть?

– Я зайду.

– Да-да, давай после работы сразу ко мне. Я тебя покормлю, обсудим все. Обязательно приходи.

Только Андрей нажал «Отбой», позвонил отец Макса. Алексей Павлович был немногословен и осторожен в вопросах. Даже не поинтересовался, знает ли Андрей, где может скрываться Макс. Попросил только: если сын вдруг выйдет на связь, передать ему, что отец не сомневается в его невиновности и готов оплатить самых лучших адвокатов. А еще добавил:

– Слава богу, Людмила в отпуске, за границей где-то… Она бы сейчас тут такую деятельность развернула – такого бы наворочала!

Срочной работы не было, а заставить себя заниматься текущими делами Шахов не смог. Поперебирав бумаги и обнаружив, что, глядя на колонки цифр и прилагаемые к ним сопроводиловки, не понимает решительно ничего, Андрей смел листы в ящик стола и тупо уставился на немыслимых расцветок рыбок, которые шныряли по экрану компьютера. От бездумного пяленья в монитор его отвлек звонок мобильника. Шахов посмотрел на дисплей – звонил Виктор.