Текст книги "Три часа утра"

25

День прошел под девизом «Всё немило, всё постыло». Единственным развлечением была затеянная коллегами в дальнем углу склада дискуссия о том, кто и при каких обстоятельствах подшиб Юлию ногу. В отношении первопричины – внезапное возвращение мужа из командировки – сомнений ни у кого не возникло. Относительно дальнейшего хода событий выдвигались две версии: вынужденное бегство через окно второго (третьего) этажа или скоростной спуск с лестницы при активном содействии мужа.

Не придя к какому бы то ни было выводу, сторонники различных версий приняли решение подослать к Юлию его напарника дядю Федю за достоверной информацией.

– Чего с ногой-то сделал, соколик? – без обиняков поинтересовался тот.

– Шёл, поскользнулся, упал, – бодро ответил Юлий.

– «Потерял сознание, очнулся – гипс», – с ходу подхватил сметливый дядя Федя и попробовал зайти с другой стороны. – И где это тебя так угораздило?

– Места надо знать, – вздохнул Юлий.

– Спустили с лестницы, – с уверенностью определил дядя Федя, о чём и доложил коллективу.

Коллектив обрадовался и целый день смаковал по этому поводу все известные анекдоты соответствующей тематики.

Зато ближе к вечеру развлечения на Юлия посыпались одно за другим.

Прежде всего, стоило ему заскочить между работой и кафе домой, чтобы переодеться, как прямо на него со стены в коридоре вместе с гвоздём рухнул мешок непонятно с чем, но судя по весу – не с лебяжьим пухом.

Вообще квартира, где Юлий обитал уже три года, могла бы служить идеальным пристанищем для шпиона. Для агента разведки какого-нибудь.

Если, к примеру, за тобой погоня, обвести преследователей вокруг пальца легче легкого: в одном только коридоре шесть дверей, да ещё занавеска, за которой – шкаф с множеством полезных для шпиона вещей, от железного ломика до инсектицидных аэрозолей.

Пока преследователи шарахаются от дверей к занавеске и обратно, можно спокойно выбраться через балкон на чердак, при одном взгляде на который у врагов опустятся руки: им тут же станет совершенно ясно, что искать кого-то в этой заваленной старой рухлядью пещере Лихтвейса – дело в высшей степени бесперспективное и неблагодарное.

Кроме того, допрос соседей с целью собрать об интересующем лице побольше компрометирующих сведений даст врагам столько «ценной» информации, что они закопаются в ней на многие месяцы, а то и годы, если вздумают отрабатывать все версии, ни одна из которых, разумеется, не подтвердится.

Каких-то других преимуществ его жилище не имело, поэтому, когда хозяйка Любочка радостно сообщила, что некий «очень приличный молодой человек» готов платить за его комнату больше и сразу за целый год вперёд, Юлий был удивлён.

Они стояли у того же самого окна, что когда-то со Стасенькой. Проходящий мимо рыжий клавишник Володя ухмыльнулся и пробормотал себе под нос что-то о том, какая аморальная молодёжь пошла – на всех подряд кидается, уже до беременных женщин дело дошло – что дальше-то будет?!

Любочка якобы смущённо захихикала.

Юлий сказал:

– Нет, сейчас переезжать не хотелось бы.

– Заплатишь, что ли? – недоверчиво сощурилась Любочка. – И за год вперёд?

С оплатой вперёд было не так просто, но в принципе вывернуться можно. Он кивнул.

Когда довольная Любочка убежала к жаждущим клиентам, Юлий вдруг понял, почему так сразу согласился переплачивать: если Стасенька когда-нибудь надумает сменить гнев на милость, она придёт туда или позвонит по тому телефону. Конечно, найти его можно и в кафе – но что если желание увидеться с ним возникнет у Стасеньки не во второй, а в первой половине недели? Если вообще когда-нибудь возникнет…

Обычно, когда у Юлия случались неприятности, он поднимал себе настроение замечательной фразой, по-видимому, специально созданной для таких ситуаций: «Cheer up! The worst is coming!» – «Приободритесь! Самое худшее ещё впереди!» Но сегодня не срабатывала даже она: трудно было представить, что же может быть реально хуже разрыва со Стасенькой.

Сразу после приятной беседы с Любочкой его вызвал к себе директор ресторана, чтобы дать разнос за отсутствие на работе в воскресенье. Юлий выслушал его с таким безразличным видом, словно речь шла не о нём, а о ком-то постороннем.

В довершение всего уже под закрытие явилась Мэри. Она сразу прошла в эстрадную, и Юлий прикинул, не уехать ли домой, не заходя туда, – если сразу поймать тачку, можно и не одеваться. Потом подумал – ну и что, так и шарахаться от неё теперь до скончания дней? Он ей, в конце концов, ничего не должен!

Вошёл, поздоровался.

Она сказала:

– Привет. Мне нужно с тобой поговорить.

Он сел рядом.

– Давай поговорим.

Мэри окинула его внимательным взглядом, сняла с рукава приставший обрывок нитки от бинта.

– Нет, не сейчас. И не здесь. Ты можешь приехать ко мне после работы в понедельник?

– Могу, – сказал Юлий.

Отсутствие в его тоне даже малейших признаков энтузиазма было так заметно, что Мэри вспыхнула:

– Тебе это так неприятно?

«Cheer up!» – скомандовал себе Юлий.

– Извини, у меня просто день сегодня какой-то сумасшедший…

Мэри бросила на него взгляд искоса:

– А с рукой что?

– Да ерунда. Шеф покусал…

Музыканты дружно захохотали.

– Как бы сорок уколов делать не пришлось, – добавил Юлий.

– Ну, знаешь! – вскинулась Мэри. – Ты что, хочешь сказать, что Лев Иванович…

У Юлия как-то заклинило, что один из двух его непосредственных начальников – её родственник. Теперь он об этом вспомнил и засмеялся.

– Прекрасно, – сказала Мэри. – Я думаю, ему интересно будет узнать, что кое-кто из его работников почему-то считает его бешеной собакой!

– Машенька, ты не поняла, – внёс ясность клавишник Володя. – Юлий, скорее всего, говорил о нашем шефе – он как раз сегодня имел с ним крупный разговор…

– Вообще-то – да! – отчётливо произнёс Юлий.

Мэри вскочила, схватила свою дублёнку и потянула его на выход:

– Пойдём, проводишь меня до двери…

В коридоре она остановилась и повернулась к нему:

– Ты что, не знаешь, что ваш Володя стучит на всех начальству?

– Знаю, – сказал Юлий. – Но я действительно имел в виду нашего шефа.

Мэри несколько секунд смотрела на него молча. Потом вдруг резко повернулась и почти побежала к выходу.

26

Вечером пришли Рожнов с Вайнбергом.

Стасенька обрадовалась – не столько им, сколько прекрасному поводу бросить конспект завтрашнего урока и занять гостей светской беседой:

– Если бы вы только знали, как мне надоела эта школа, эти кошмарные дети! В моём классе сразу трое рыжих, я их все время путаю, а все ржут… А ещё они постоянно на меня вешаются! Сегодня двое даже подралась из-за того, кто со мной за руку пойдёт…

– Куда? – встрепенулся Вадим.

– В столовую.

– Какой у тебя класс-то? – настороженно уточнил он.

– Шестой «Б», а что?

– Нет, ничего. Если шестой, тогда ладно.

– К шестому ты не ревнуешь? – усмехнулся Генрих. – А, между прочим, зря! Сейчас дети все акселераты, глазом не моргнёшь, как уведут! Подумаешь, семь лет разницы – или сколько там?..

– Восемь, – подсчитала Стасенька. – А Лорка в девятом ведёт, у неё ещё меньше. То-то я думаю, что это она так поздно из школы является!

Теперь встрепенулся Генрих.

– И во сколько она является?

Стасенька засмеялась.

– В субботу вообще пришла ночь-заполночь!

– Из школы?.. – не поверил Генрих.

– Ну да, – сказала Лора. – В субботу у нас был шекспировский вечер.

– Ах да, точно! – обрадовалась Стасенька. – А до этого она там с каким-то девятиклассником к нему допоздна готовилась…

Генрих покосился на Лору подозрительно:

– Чем это вы с ним допоздна занимались?

– Да ну вас, – отмахнулась она. – Не допоздна, а часов до пяти… мы с ним учили сонет Шекспира, вернее, не учили…

– С вами всё ясно, – подытожил Вадим.

– А какой сонет? – зачем-то спросил Генрих.

– Про любовь! – бодро ответил Рожнов.

– Не про любовь, а про смысл жизни, – поправила Лора.

– А про этого ребёнка его классная говорила, что он циник, хулиган и всех развращает! – весело добавила Стасенька.

– О! – восхитился Рожнов. – Интересно, как именно он их развращает. Твоё мнение, Ген?

– Я так полагаю, что морально, – мрачно откликнулся Генрих.

– По-моему, детей там развращает как раз их классная, – возразила Лора. – Как она на них орёт – надо слышать! Кстати, она ребёнка этого сегодня чуть не убила за то, что он на вечер не пришёл…

– Как?! – театрально изумился Рожнов. – Он даже не соизволил прийти на вечер? А как же сонет?

– Мы с ним решили, что не стоит его учить.

– Чего же она тогда орала?

Лора вздохнула.

– Да начала-то не она, а англичанка. Я её забыла предупредить, что мы решили не учить, и она подумала, что он специально не явился… Меня как раз не было, я ещё с лестницы услышала, как они его там на два голоса кроют, какой он безответственный, ненадёжный, ещё какой-то…

Генрих пожал плечами:

– А он что – объяснить не мог?

– А он решил сохранить всё в тайне, – встрял Рожнов, – чтобы не возбуждать лишних подозрений! А то, понимаешь ли, допоздна сидели, якобы учили, а потом оказалось – не учили, спрашивается – чем же они тогда занимались?!

Стасенька залилась таким радостным смехом, как будто он и вправду сказал что-то смешное, и у Лоры отпало всякое желание продолжать разговор на эту тему.

В целом смешного во всей этой истории было мало.

Когда она подошла к кабинету, Захаров оттуда уже выходил, сопровождаемый громовым напутствием Нины Павловны:

– И без родителей не появляйся!

– Здравствуй, – сказала Лора. – Что случилось-то?

Он пожал плечами:

– Да ничего…

Получилось это у него как-то судорожно.

– Не из-за сонета? – Лора уже почувствовала, что конфликт имеет какое-то отношение к вечеру.

Он ответил:

– Да, но я сам разберусь, – и пошёл дальше.

– С ними разберёшься, пожалуй… – пробормотала Лора, не замечая, что дверь в кабинет полуоткрыта.

Впрочем, возможно, её там не услышали, потому что как раз в это время Нина Павловна громогласно известила Тамару Андреевну о своих дальнейших планах:

– Сегодня же буду звонить отцу на работу!

– Не надо никому звонить, – сказала Лора. – Это я решила, что ему не надо учить сонет.

Нина Павловна возмущённо фыркнула:

– Да что вы его выгораживаете! Что я, Захарова не знаю?..

– Возможно, – пискнула Лора.

Нина Павловна некоторое время смотрела на неё так, будто пыталась, но не могла осмыслить услышанное.

– Ну, знаете! – от удивления она перешла вдруг на тон, сравнительно близкий к нормальному. – Я, к вашему сведению, этот класс веду уже шестой год!

– Подождите, – вмешалась Тамара Андреевна. – Лорочка, но я была уверена, что сонет у него выучен! Вы же с ним тогда столько сидели…

– Мы… просто говорили, – вздохнула Лора.

– О чём это, если не секрет? – снова фыркнула Нина Павловна.

– В основном, о жизни.

Тамара Андреевна пожала плечами:

– А почему тогда он молчал? Если вы договорились, он же мог сказать, объяснить! Я его спрашиваю, почему не пришёл на вечер, он отвечает: «Не смог».

– И смотрит при этом нагло! – с негодованием вставила Нина Павловна.

– Да он всегда так смотрит… – заметила Лора.

– Нет, не всегда! – возразила Нина Павловна. – То есть и всегда, конечно, нагло, но тут – особенно!

Прозвенел звонок, и в класс ввалились Лорины пятиклашки.

– Всё-таки непонятно! – заявила Тамара Андреевна.

Лоре это тоже было непонятно. В следующую перемену она нашла Захарова у кабинета биологии, подошла к нему:

– Можно тебя на минутку?

Он состроил досадливую гримасу, однако отошёл с ней к окошку.

– Я им всё объяснила, – сказала Лора, – ну, насчёт сонета, Тамаре Андреевне и классной вашей… Ты сам-то не мог?

Он усмехнулся.

– Мог, почему же…

– А что ж не объяснил?

Захаров глубоко вздохнул и посмотрел на неё с высоты своего акселератского роста:

– Решил, что не стоит… Вдруг вам… у вас… вам ведь, кажется, оценки за практику ставят?

– Ну и что?.. – Лора даже не поняла сразу, о чём он.

– Да ничего, – хмыкнул Захаров. – Просто подумал… – он взглянул на часы. – Ну, я пойду.

Он ушёл, а Лора долго не могла опомниться от изумления. Ей наконец-то стало ясно, что «законченный циник» пошёл на очередной скандал в школе из-за неё – опасаясь, как бы у неё не было неприятностей из-за этого неподготовленного сонета.

Невероятно! Мотание нервов, звонки родителям, лишний факт для будущей отрицательной характеристики, – не слишком ли дорогая цена за наивную заботу о постороннем, в сущности, человеке?

Далеко не каждый на такое способен, и когда такие «циники», как Захаров, встречаются кому-то в жизни, – это крупное везение. Стоит только о них вспомнить – и сразу теплеет на душе, и хочется чуть ли не прыгать от радости, и жалко почему-то Стасеньку с её компанией, они ведь понять такие вещи органически не способны: у них радости совсем другие.

В дверь постучали, и в комнату впорхнула Катя, которая подрабатывала в гардеробе. Была она вся из себя завитая, накрашенная, надушенная, в каком-то умопомрачительном халате до пят.

– Стасенька, – прощебетала она с милой улыбкой, – ты мне хотела дать почитать Верлена…

– Кого-кого? – удивилась Стасенька.

– Ну, этого… Ой, я не помню, кто же мне хотел дать его почитать! Значит, не ты… Ах, я, наверное, не вовремя, у вас гости…

Катя попятилась к двери, споткнулась об рожновский ботинок и, чтобы не упасть, уцепилась почему-то за висящую на крючке куртку Вайнберга. У неё оборвалась вешалка, и Катя горестно замерла с курткой в руках:

– Ах, как неудобно… Что же теперь делать? – тон у неё был почти трагический.

– Да ничего страшного, – поспешил успокоить её Генрих.

Он подошёл и потянул у неё куртку, чтобы повесить на спинку стула, но Катя держала крепко.

– Нет, Гена, мне так неудобно… Давай я пришью…

– Да что ты, ерунда какая. Я сам…

– Нет-нет, мне неудобно, – в очередной раз объявила Катя. – Пойдём, я пришью, – и утащила с собой не только куртку, но зачем-то и Генриха.

– Так вот, – сказал Вадим Стасеньке, когда они ушли, – насчёт этого твоего Ромео… С Бобом дело сорвалось. Я думал, открою ему глаза – он ему хоть морду набьёт, а он, оказывается, давно всё знает…

– Он что, сказал тебе об этом? – заинтересовалась Стасенька.

– Представь себе. Ну, разумеется, я к нему подъехал не просто так, а с умом. Позвонил вечером, привет, говорю, я слышал – ты комнату ищешь? Он так удивился, говорит: зачем мне комната, мы квартиру снимаем. Я тогда тоже как бы удивился и говорю: так вы разве не разводитесь? Он говорит: кто это тебе сказал такую чепуху? А я так ненавязчиво: да все говорят. Он: кто это – все, и что именно они говорят? Я говорю: ну, как что? Что у твоей Машеньки амуры с грузчиком. Он: с каким ещё грузчиком?! Я поясняю: из мебельного магазина. Тут он почему-то обозлился, как заорёт в трубку, мол, это всё сплетни, а роман у неё с одним музыкантом из кафе – и всё, никаких грузчиков, и вообще – не роман, а так – лёгкое увлечение, ничего серьёзного! Я тогда скромно говорю: это он и есть, они с института ещё знакомы, так нужна тебе комната или нет? Есть, мол, на примете одна, вполне приличная, хотел помочь по дружбе… Ну, он ещё раз повторил, что ничего ему не нужно, и бросил трубку.

– Да-а, – вздохнула Стасенька. – Жалко… Ну, может, хоть ей сцену устроит, и тогда она сама его бросит?.. Как думаешь?

– Мэри – Боба? – уточнил Рожнов.

– Да не Боба, а Юлия…

– Меня это как-то мало волнует, – сообщил Рожнов с видом оскорблённого достоинства.

– Меня тоже! – спохватилась Стасенька. – Просто интересно…

– Надо, пожалуй, тоже чью-нибудь жену отбить! – сказал Рожнов, потягиваясь. – Может, тогда и я тебя, наконец, заинтересую хоть немного…

Дальнейшее выяснение отношений они перенесли в коридор, а затем, вероятно, куда-то ещё дальше, потому что Стасенька явилась обратно только в двенадцатом часу.

Едва переступав порог, она всплеснула руками:

– Ой, что делается!

– А что? – не поняла Лора.

Стасенька молча показала пальцем на стоящие у входа ботинки.

Лора засмеялась.

– Что, Рожнов ботинки забыл надеть?

– Да нет, – сказала Стасенька вдумчиво. – Это Вайнберг четвёртый час у Кати вешалку пришивает. К утру-то они, интересно, управятся?..

27

В последний раз, уходя из квартиры Мэри, Юлий оставил свой ключ на столе, поэтому пришлось звонить. Она открыла тут же – очевидно, ждала его.

– Здравствуй, – сказал Юлий.

– Здравствуй. Я боялась, что ты не придёшь…

Юлий хмыкнул:

– Я что – часто не выполняю своих обещаний?

– Да ты мне вообще не слишком много обещал, – усмехнулась Мэри.

– Тебе что-нибудь нужно?

Она посмотрела на него долгим взглядом.

– Да, нужно.

– Что же?

– Скоро узнаешь.

Мэри ушла на кухню и плотно закрыла за собой дверь. Через несколько минут она вернулась с кофе и печеньем. Юлий попытался отказаться, но Мэри не пожелала ничего слушать и придвинула к нему чашку со словами:

– Сопротивление бесполезно!

Пришлось пить.

Мэри пыталась развлекать его светской беседой о новостях из личной жизни некоторых общих знакомых. Он всё ждал, когда же она заговорит о том, ради чего позвала его. В конце концов, не выдержал:

– Так что ты хотела?

Она усмехнулась:

– Не терпится?..

Юлий поправил волосы и сказал:

– Ну, если так нужно, потерплю ещё…

– Ты, кажется, начинаешь нервничать?.. – Мэри смотрела на него всё с той же странной усмешкой, от которой ему почему-то становилось не по себе.

Он пожал плечами:

– С чего бы?

– Да, действительно, с чего бы? – она взглянула на часы. – Впрочем, кое-что можно уже объяснить. Или ещё потерпишь?

– Я не тороплюсь. Для тебя у меня время есть всегда…

От этих его слов на её лицо набежала тень.

– Ещё кофе? – спросила она, не поднимая глаз.

– Спасибо, нет.

Мэри зачем-то снова посмотрела на часы, встала и начала убирать со стола, хотя обычно делала это после его ухода. Он тоже встал:

– Тебе помочь?

Мэри остановилась и окинула его с ног до головы каким-то непонятным, напряжённым взглядом. Потом медленно опустила поднос с чашками на стол.

– Юлий. Иди домой.

– Тебе же ещё что-то нужно, – напомнил он.

– Уходи, слышишь? Сейчас же!

– Но почему?

Она подошла и осторожно провела ладонью по его волосам.

– Потому что через пять минут здесь будут Боб с Волковым. Я позвонила ему и сказала, что ты вломился в квартиру и ко мне пристаёшь.

– А потом? – спросил Юлий, помолчав.

– Что – потом? Потом они тебя как следует отделают и спустят с лестницы. У Волкова разряд по дзюдо…

– Я не об этом.

– О чём же?!

– О тебе. Ты позвонила. А потом?

– Потом я решила, что это слишком дорогое удовольствие. Уходи.

– Слишком дорогое для кого?

– Для всех. Послушай, что ты стоишь?

– Пожалуй, ты права, – согласился Юлий. – Действительно, зачем стоять-то… Я сяду, с твоего позволения, – и уселся в непринуждённой позе на диван.

Мэри побледнела.

– Что это значит?! Почему ты не уходишь?

Он вытащил из кармана сигареты.

– Потому что я не уверен, что тебе этого хочется.

– О Боже… – она потёрла виски кончиками пальцев. – Я сейчас сойду с ума. Что ты со мной делаешь? Ты специально издеваешься?..

Юлий взглянул на неё в упор.

– Ведь тебе хочется, чтобы я остался?

– Юлий… уходи, пожалуйста, я прошу тебя…

Он неторопливо вытащил из пачки сигарету.

– Можно, я закурю?

Она вырвала у него сигареты и засунула их обратно ему в карман.

– Юлий, я тебя умоляю… Уходи!

– Да нет, погоди. Это же интересно, давай разберёмся. Сначала, значит, ты хотела, чтобы меня спустили с лестницы, потом вдруг расхотела. Непонятно…

– Что тебе непонятно?!

– Почему расхотела-то?

– Потому что… я люблю тебя.

– А хотела тогда почему?

– Потому что люблю тебя.

– Занятно, – хмыкнул Юлий и задумался.

– Юлий, прошу тебя… – она всхлипнула и потянула его за руку. – Пожалуйста…

– Только без слёз, – он тут же встал. – Хорошо… я уйду. Собственно, где меня найти, твой благоверный знает. Всегда к его услугам.

– Не будет он тебя искать. Я скажу, что ты заходил по делу, а насчёт всего остального мне показалось.

Юлий засмеялся.

– Интересно, какие у нас с тобой могут быть дела?..

– Мало ли какие. Например, диск какой-нибудь принёс…

Мэри открыла входную дверь, потом вдруг резко захлопнула её и щёлкнула задвижкой.

– Всё, дождались… – она торопливо сунула Юлию его куртку. – Зайди в ванную, а когда они пройдут в комнату…

– Может, лучше в шкаф? – усмехнулся он, не двинувшись с места. – Или под кровать, в лучших традициях…

В дверь толкнулись и бешено застучали.

Юлий спокойно повесил куртку обратно на вешалку, потом подошёл и отодвинул задвижку.

В прихожую ворвался первым почему-то Волков, за ним – Боб.

– Вот он, – сказал догадливый Волков и развернулся.

Мэри быстро встала между ним и Юлием:

– Ребята, отбой, всё нормально. Мне… просто показалось, что он…

– Показалось? – хмыкнул Боб. – А почему у тебя глаза мокрые?

– Это мы сейчас узнаем у него, – предложил Волков и, решительно отодвинув её в сторону, подошёл к Юлию. – Тебя кто сюда звал, а? Тебе что, своих мочалок мало? Чужие жёны потребовались?!

– Да ты не переживай, – сказал Юлий. – Твоя пока не требуется.

Волков, разумеется, отреагировал на это заявление адекватно. Пока Юлий, держась за стену, поднимался, Мэри снова попыталась объяснить, что всё нормально, он по делу, а ей «просто показалось».

– А ты не помнишь, Боб, за что его из института выкинули? – спросил Волков. – По-моему, как раз за аморалку!

– По-моему, тоже, – подтвердил Боб и подошёл к Юлию вплотную. – Ну, а ты что скажешь? Что у тебя за дела с моей женой? Интересно послушать!

– Не будем терять времени, – предложил Юлий. – Ты же в курсе: я вломился в квартиру и стал к ней приставать.

Мэри вздрогнула и сказала упавшим голосом:

– Что ты несёшь…

– Слушайте, – медленно произнёс Боб, не сводя с него глаз. – Да ведь это он и есть, её музыкантишка. Только сейчас дошло…

– Да, мне кто-то из наших про него говорил, что он в кабаке играет, – подтвердил Волков.

– Ну, что ж, – Боб по-прежнему рассматривал Юлия с острым любопытством. – В таком случае я рад нашей встрече вдвойне. Давно хотел с тобой встретиться.

– Боря, прекрати, – пискнула Мэри. – Мы с ним просто…

– А ты заткнись, – оборвал жену Боб. – Я уже давно понял, что «вы с ним просто». Это, значит, из-за этого хлюста мне знакомые звонят и спрашивают, правда ли, что мы собираемся разводиться!

– Никто не виноват, что знакомые у тебя дураки и сплетники! – выпалила Мэри. – По себе, наверно, выбираешь!

Боб недолго думая отвесил ей затрещину и тут же отлетел в угол, сбитый с ног Юлием.

Дальше всё пошло без затей, как положено: Боб с Волковым занялись Юлием, а Мэри, поверещав и побегав вокруг них, бросилась к телефону вызывать милицию. Боб, убоявшись скандала, рванул за ней, а Волков напоследок так шарахнул Юлия об стену, что он тут же вырубился, так что впору было звонить уже не 0-2, а 0-3.

– Что вы с ним сделали, идиоты? – чуть слышно спросила Мэри, когда Боб благополучно отключил телефон и вытащил её из спальни. Голос у неё дрогнул.

Чтобы с уверенностью ответить на этот вопрос, Волков легонько пихнул Юлия в бок ботинком и предложил:

– Эй, вставай!

Реакция последовала нулевая.

Мэри, оттолкнув Волкова, попробовала взять Юлия за руку, но тут же с криком отшатнулась.

– Чего ты орёшь? – спросил перепуганный Боб.

– Она… висит, – с трудом выговорила Мэри.

– Так и сядешь ни за что, – задумчиво выразился Волков и побежал в ванную.

Вылив на Юлия полведра холодной воды и подождав, пока тот откроет глаза, он с облегчением вздохнул и неуверенно сказал:

– Борь, ну я пойду, а?

– Да-да, конечно, – пробормотал Боб.

Чувствовалось, что он сейчас и сам не прочь куда-нибудь уйти.

– Сначала перетащите его на кровать, – потребовала Мэри.

– Зачем? – поинтересовался Юлий, пытаясь приподняться.

Выглядел он при этом так впечатляюще, что Волков и Боб без лишних разговоров подхватили его, уволокли в спальню и уложили. Мэри придвинула к кровати стул и растерянно спросила:

– Что у тебя болит?..

Он усмехнулся:

– Трудно сказать…

– Ну… как ты себя вообще чувствуешь?

– Прекрасно. Голова только немного кружится…

– Это при сотрясении мозга бывает, – невесело пробубнил Волков и поспешил распрощаться.

Боб сел в соседней комнате смотреть телевизор, но дверь на всякий случай оставил открытой. И не зря. Буквально через минуту он услышал тихий голос Мэри:

– Можешь чуть-чуть приподняться? Я тебя раздену…

Боб со всех ног бросился в спальню:

– Зачем это тебе потребовалось его раздевать?!

– Давай я тебе на башку вылью ведро воды, а потом объясню, – предложил Юлий, кое-как приподнимаясь.

Мэри осторожно стащила с него мокрые свитер и рубашку и сунула их мужу:

– Повесь на батарею. А телевизор выключи сейчас же, человеку нужен покой!

Затем Боб бегал, как Жучка, за йодом, свинцовой водой, просто водой, варил кофе, выступал в роли официанта и стелил постель на диване. Потом Мэри рявкнула на него, интересуясь, куда он тащит её подушку: неужели не ясно, что она останется здесь? Что значит – зачем, а если ему станет плохо?

– А если ему станет хорошо? – огрызнулся Боб, кладя подушку на место. – Мне, между прочим, тоже может быть плохо – он мне тоже один раз по лбу засветил!

– Жалко, что один, – тут же откликнулась Мэри.

А Юлий добавил почти дружелюбно:

– Да не переживай, об твой лоб орехи можно колоть…

– Слушай, – сказал Боб, остановившись в дверях. – Я что-то не понял: тебе мало, что ли, показалось?

– …а скорлупки вешать на…

– Юлий, замолчи! – Мэри зажала ему рот ладонью и топнула на мужа ногой. – Уйди отсюда, быстро!

Слегка озадаченный Боб закрыл за собой дверь и задумался: при чём здесь скорлупки? Куда и зачем их надо вешать?

– Тебе на самом деле мало показалось? – со вздохом спросила Мэри. – Если бы ты только произнёс при нём слово «рога», я не знаю, что бы он с тобой сделал!

Юлий усмехнулся.

– А тебе разве не интересно было бы посмотреть?

– Ты опять начинаешь издеваться? Я чуть с ума не сошла, когда они на тебя набросились…

– Да ладно… Разве ты не для этого их позвала?

Мэри отвела глаза.

– Нет…

– Для чего же?

– Я… не думала, что ты… вернее, наоборот, я думала, что мне будет приятно посмотреть на тебя в таком виде. Надеялась, это что-то изменит…

– Не получилось?

– К сожалению, нет…

– Но хотя бы посмотреть-то на меня в таком виде тебе приятно?

– Да… То есть это, конечно, ужасно, они два идиота… но я уже сказала – это ничего не меняет, даже наоборот…

Насмешка в его тоне исчезла.

– Как ни странно, я почему-то чувствую себя виноватым.

Она улыбнулась.

– Это действительно странно. Ты виноват только в том, что ты – вот такой… Некоторое время они оба молчали.

– Ну ладно, – сказал, наконец, Юлий. – Всё это, конечно, хорошо, но пора домой…

– Ты что? – всполошилась Мэри. – Какое тебе «домой» так поздно и в таком состоянии?!

– Да всё уже нормально, – он откинул одеяло и поднялся.

Боб заглянул в дверь и моментально принёс ему рубашку и свитер. Мэри принялась квохтать, что они ещё мокрые, но Юлий решительно забрал свои вещи и начал одеваться.

Глядя, как он застёгивает одной рукой недосохшую рубашку, Боб совершенно неожиданно для себя вдруг пробормотал:

– Слушай, в самом деле… Остался бы уж до утра…

Юлий усмехнулся.

– Спасибо. Как-нибудь в другой раз!

Мэри несколько секунд молча кусала губы, а потом расхохоталась так неудержимо, что, в конце концов, засмеялся и Боб.

На улице было холодно, ветрено и промозгло. Недосохшие рубашка и свитер давали о себе знать, и на подходе к дому Юлий все свои вожделенные мечты сосредоточил на стакане горячего чая.

Ключ в замке, как назло, никак не поворачивался. Юлий вертел его до тех пор, пока не услышал из-за двери Любочкин голос:

– Заходи, не заперто!

Он вошёл в комнату и остановился на пороге.

Любочка сидела на диване с вязанием в руках. Увидев его, она отложила спицы в сторону.

– Привет. А я вот тебя жду.

– Случилось что-нибудь? – спросил Юлий, всё ещё ничего не понимая.

Любочка вздохнула.

– В общем, так вышло, что мне самой теперь нужна эта комната. Ты не думай, деньги я тебе отдам, как-нибудь по частям… Могу даже сейчас сколько-нибудь… – она суетливо полезла в кошелек, начала перебирать смятые бумажки.

– Да что ты, – отказался Юлий. – Не надо!

– Ну, как хочешь, – она спрятала деньги. – Ой, а что это у тебя с глазом?

– Да ничего особенного, не на ту загляделся…

Любочка засмеялась и от души предложила:

– Может, сегодня останешься?

– Да нет, спасибо. – Юлий вытащил из шкафа сумку и в пять минут покидал в неё свои вещи.

Любочка посоветовала:

– Ты хоть позвони, предупреди, что приедешь. А то перепугаешь среди ночи девочку…

– Ничего, она у меня не из пугливых, – сказал Юлий.

Трамвая в сторону вокзала, как назло, не было очень долго.