Текст книги "Снять «Сталкера»"

– Эй, ты что, знаешь этого типа?

Вопрос был адресован Маргарет. Она кивнула, быстро взяла капитана под руку и потащила к лестнице:

– Я тебе все объясню, – она говорила и говорила, чтобы не дать ему вставить слова. Капитан несколько раз обернулся и даже сделал попытку остановиться, похоже, после объяснения Маргарет, у него появились вопросы и к Мерлинусу, но девушка мягко пресекла все поползновения, шепнув ему что-то на ухо. Это «что-то» было, видимо, не слишком лестным для Мерлинуса, потому что капитан сначала удивленно поднял брови, а потом как-то очень обидно расхохотался.

Итак, прекрасная Маргарет отвергла его. Почему-то Мерлинус совершенно этому не удивился. Так и должно было случиться, сработало проклятие имени. В легендах великого Мерлина тоже погубила красавица Нимуэ. Правда, в сказке о Мерлине и Нимуэ ничего не говорилось про бейсболиста, но, если подумать, бейсболист – мелочь, в сравнении с предательством любимой девушки.

В тот день Мерлинус вернулся домой в довольно возвышенном состоянии духа. Пожалуй впервые он почти гордился своим необычным именем. Войдя в квартиру, он даже сделал руками несколько волшебных пассов. Пламя с кончиков пальцев не сорвалось, не сверкнула молния, грома тоже не было…

– Как все скучно, – тихо произнес Мерлинус, посмотрелся в зеркало, еще раз поводил в воздухе руками и открыл дверь в гостиную.

Там его ждали. Посередине комнаты около рояля (подарок бабушки, мистер Войт не хотел его принимать, но, выяснив, что хороший «Стейнвей» стоит больше пятидесяти тысяч, скрепя сердце, согласился) стоял отец. За почти два десятилетия совместного существования Мерлинус хорошо изучил отцовские эмоции. В настоящий момент выражение лица мистера Войта недвусмысленно говорило о том, что он сильно разгневан. Определить источник раздражения отца не составило труда. Все эти годы в одиннадцати случаях из десяти источником раздражения мистера Войта был Мерлинус Бенджамен Войт. В руках мистер Войт держал какую-то книгу. Видимо, книга добавляла к раздражению еще несколько градусов, так как держал он ее брезгливо, двумя пальцами, далеко отведя руку в сторону.

Увидев сына, мистер Войт скривился и, вытянув вперед руку, в которой была книга, громко произнес:

– Что это такое? Как ЭТО оказалось в моем доме?

Мерлинус увидел обложку и ужаснулся. В последние месяцы тема нацизма и превосходства одних представителей людского племени над другими потеряла для него остроту. И он совершенно забыл про заказанный «Майн Кампф» Адольфа Гитлера. Дважды ему приходили письма из магазина, что товара пока в наличии нет. Хочет ли он вернуть деньги или будет все-таки ждать книгу. Мерлинус привычно кликал на кнопку «ожидание» и заявку не снимал. Но вот когда, разочаровавшись в нацизме, он решил аннулировать заказ, оказалось, что книга уже выслана. Все это время Мерлинус бдительно проверял почту, но, захваченный событиями последних двух дней, совершенно об этом забыл. Как назло, в день, когда прислали книгу, почту вынимал мистер Войт. Ни минуты не колеблясь, он вскрыл адресованный сыну пакет, увидел содержимое и теперь жаждал поговорить на эту тему. Миссис Войт, бледная и нервная, сидела в кресле, стараясь не смотреть на сына.

Не дождавшись ответа, мистер Войт слегка повысил голос:

– Что это такое? – повторил он свой вопрос.

Мерлинус разозлился. Какого черта спрашивать очевидные вещи.

– А что, непонятно разве? – огрызнулся он, – Книга это.

Видимо, мистер Войт рассчитывал услышать другой ответ.

Или, по крайней мере, другую интонацию. Столь очевидный протест сына потряс его настолько, что примерно полторы минуты он молчал. Через полторы минуты, слегка оправившись от первого шока, мистер Войт ткнул пальцем в кресло и скомандовал:

– Садись, мерзавец! – немного подумал и добавил, – Я не могу называть тебя сыном!!!

Примерно что-то в этом духе Мерлинус и ждал. Отец оставался верен себе. Всякий раз, когда Мерлинус нарушал некие рамки «приличного поведения», отец устраивал грандиозные спектакли, где сам был и автором, и режиссером, и исполнителем главной роли.

Репертуар мистера Войта не отличался большим разнообразием, его основу составляли вариации на тему древнегреческих или древнеанглийских мифов. Сейчас он собирался разыграть пьесу под названием «бог Тор убивает всемирного змея». Придав лицу соответствующее выражение, мистер Войт начал свою обличительную речь. Мерлинус попытался отключиться, мысленно возведя между собой и отцом стеклянную стену (этот прием он узнал на форуме, где подростки делились способами борьбы с надоедливыми родителями). Получалось не всегда, но, если уж получалось, Мерлинус мог выдержать даже два «воспитательных часа». В таких случаях он сидел и смотрел, как шевелятся отцовские губы, но слов, слов почти не было слышно. И это было главное. Когда не слышно слов, они тебя не задевают. Тем более что тексты всех отцовских нотаций он знал наизусть.

Мысленная стена не получилась. Наверное, он был слишком взволнован разговором с Маргарет. И как назло, сегодня мистер Войт начал излагать одну из самых длинных «нравоучительных историй». Мерлинус давно уже дал свои собственные названия отцовским байкам. Гвоздем сегодняшней программы была волнующая повесть, классифицированная Мерлинусом как «героическое прошлое нашей семьи».

Лет сто с лишним назад, когда предки Войтов прибыли на Североамериканский Континент, фамилия их звучала несколько иначе, – Войтыла. И были они родом из сравнительно небольшой (Мерлинус посмотрел на карте) европейской страны Польши. Но не этот факт был предметом гордости мистера Войта (полно народу, чьи предки приехали из самых разнообразных мест, среди них немало поляков). Самым важным мистер Войт считал тот факт, что их семья была однофамильцами самого известного в истории ХХ столетия Папы Римского – Иоанна Павла II. Когда будущий Папа был еще человеком светским, не влившимся в лоно церкви, его звали Кароль Войтыла.

Мистер Войт неоднократно выражал свое сожаление по поводу отсутствия родства. Мерлинус же был втайне этому рад, потому что страшно было даже представить, какими бы были проповеди отца, если бы они были родственниками того самого Кароля Войтылы.

Кстати, тот самый Войтыла был совсем неплохим парнем. Мерлинус поискал информацию в сети и вот что ему удалось выяснить. Папа оказался таким популярным, что был причислен к лику святых практически без канонически положенного испытательного срока длиной примерно в сотню лет. На одном южноамериканском сайте он нашел и даже заказал себе комиксы о приключениях Супер-Папы, выпущенные после смерти Понтифика. Комиксы были обнаружены миссис Войт во время уборки комнаты, что стоило Мерлинусу неделю отлучения от компьютера и двухчасовой лекции о национальной гордости поляков. Эта тема была у мистера Войта одной из самых любимых.

Вот и сейчас он поднял указательный палец, обычно это означало, что приближается кульминационный момент речи, Мерлинус сделал последнюю попытку не слушать, но сегодня явно был не его день.

– Итак, – пророчески вещал мистер Войт, – ты принес в наш дом эту пакость, – тут он еще раз взмахнул рукой, книга «Майн Кампф» отлетела в сторону, но мистер Войт даже не повернул головы, освободившуюся руку он простер в сторону сына, – ты не только опозорил нашу семью, ты опозорил всю нацию.

Вот это было что-то новенькое, раньше «преступления» Мерлинуса носили более локальный, уж никак не «национальный» масштаб. Он заинтересовался и начал внимательно слушать. Из слов отца выходило, что семейство Войтыла мужественно боролось с «коричневой чумой», а Мерлинус является выродком, изгоем и он, мистер Войт, уже подумывает об отцовском проклятии. Нестыковку Мерлинус увидел сразу. Их семья (с этого отец торжественно начал свою воспитательную беседу) прибыла в США в начале ХХ века, еще до Первой мировой войны, так что бороться с нацизмом они могли только на расстоянии. Никто из Войтов (фамилию сократили на американский манер примерно через полтора года после приезда) не пошел на фронт в 40-е. Никаких контактов с оставшейся в Польше родней, если таковая имелась, Войты не поддерживали, старательно интегрируясь в местную среду. Через два поколения никто в их семье уже не говорил по-польски.

– Марш в свою комнату, – скомандовал меж тем мистер Войт, – подумай над своим поведением, а завтра мы решим, что с тобой делать!

Мерлинус не стал спорить, поднялся и поплелся к себе. Завтрашний день пугал его крайне мало. Уже сегодня его не будет в этом доме. Решение бежать пришло неожиданно, до сегодняшнего дня Мерлинус никогда не думал о побеге. Мешали стереотипы. Отец и мать периодически разговаривали о сбежавших из дома подростках, но то были, как правило, дети из «неблагополучных семей». Их семья была благополучной. По крайней мере, имела все внешние признаки «благополучности»: интеллигентные родители, воспитанный сын, обязательные походы в костел и семейные обеды по воскресеньям. Мистер Войт не пил, раз в месяц приносил супруге букет живых цветов. На Рождество Войты наряжали елку и вешали веночек из остролиста на дверь. Соседи считали их приятным семейством и никто, ни одна живая душа в округе даже не подозревала, что Мерлинус Бенджамен Войт ненавидит своих родителей.

Уже у себя в комнате Мерлинус проверил наличность (у него была карточка, но он не сомневался, что отец перекроет доступ, как только побег будет обнаружен). В копилке, подаренной бабушкой, оказалось семьдесят долларов. Немного. Вряд ли этого хватит, чтобы снять квартиру хотя бы на неделю. Поэтому в первую очередь нужно обналичить все деньги.

На следующее утро Мерлинус Бенджамен Войт отбыл из отчего дома в самостоятельную жизнь. Его багаж состоял из школьного рюкзака, в который влезла пара джинсов, несколько маек, ветровка и запасные кроссовки.

Только тот, кто всю жизнь просидел взаперти, может оценить свободу. Так думал Мерлинус, поджидая на остановке автобус, идущий в центр города. Это было прекрасно, – знать, что никакие силы на свете не заставят его вернуться в родительский дом. Автобус подошел, Мерлинус приобрел билет и поехал. Ему было все равно, куда ехать, главное, – с каждой минутой он был все дальше от того ужасного места, где долбаный учитель латыни считал себя вправе вмешиваться в его жизнь на основании того, что, по злосчастному стечению обстоятельств, этот долбаный учитель латыни был его отцом.

Часа три Мерлинус гулял в парке, ел мороженое, наблюдал за утками в городском пруду. Ближе к обеду он почувствовал, что вполне надышался пьянящим воздухом свободы и теперь хотелось бы, просто для разнообразия, подкрепить организм чем-нибудь посущественнее. Отойдя в сторонку, чтобы не привлекать внимания мамаш, выгуливающих детей, Мерлинус подсчитал финансы. С утра на карточке было триста долларов и первое, что он сделал, добравшись до центра, – обналичил деньги. Удивительно, что отец сразу ему не позвонил. Отчеты об операциях с карточкой Мерлинуса автоматически приходили к отцу на телефон. Видимо, у него сегодня плотное расписание. Мерлинус посмотрел на часы. Два часа пополудни. При любом расписании после четырех отец будет свободен и… Мерлинусу стало страшно. Конечно, можно отключить телефон, но тогда отец поднимет на ноги полицию. Отключать телефон нельзя. Раз уж он решил уйти, следует мужественно принимать удары судьбы. Основные удары Мерлинус мог назвать уже сейчас. Правда, ударами судьбы считал их только Мерлинус, отец называл это «преступлениями». Первый, не самый главный удар (или, по версии отца, первое преступление), – приобретение Мерлинусом книги «Майн Кампф» (тот факт, что книгу Мерлинус прочесть не успел, так как она была перехвачена бдительным мистером Войтом, не являлся оправданием). Второе преступление, гораздо более тяжкое, поскольку не было предотвращено: самовольный уход из дома, когда ему было строго-настрого воспрещено этот дом покидать. Третье, из разряда «особо тяжких»: снятие денег с карточки. Формально Мерлинусу полагалась некоторая фиксированная сумма карманных денег. Сумма эта, и без того не очень большая (существенно меньше чем у его одноклассников), при малейшей провинности безжалостно урезалась. «Меньше денег – меньше соблазнов», – мистер Войт был в этом твердо уверен.

Кстати, о деньгах… Пожалуй, это единственное, на что может упирать отец, когда пойдет в полицию с заявлением об исчезновении сына. Подростки убегают из дома часто, Мерлинус это знал точно, почти ежедневно о подобных случаях рассказывали по кабельному телевидению. Заплаканные или, наоборот, очень разозленные родители пытались обратиться к сбежавшим детям с телеэкрана. Мерлинус сомневался, что от подобных обращений был хоть какой-то толк. Ведущие передачи тоже это понимали, поэтому деликатно советовали отчаявшимся родителям обратиться в полицию. Из разговоров отца с матерью Мерлинус знал, что заявления полиция принимает, но никаких активных действий никто сразу не начинает. Чтобы копы проявили хоть какой-нибудь интерес к твоему делу, нужны «отягчающие обстоятельства». Таковых в его случае было два: «Майн Кампф» и снятые с карточки деньги. Отец наверняка скажет, что деньги сняты для уплаты членских взносов в таинственную организацию последователей Адольфа Гитлера. В качестве доказательства будет предъявлен экземпляр «Майн Кампф». Полиция не сможет проигнорировать этот сигнал. Его начнут искать по всему городу и, конечно же, быстро найдут, потому что у него мало денег, их точно не хватит, чтобы снять квартиру и затаиться хотя бы на месяц.

Деньги, а точнее, их отсутствие, представляли собой проблему. Хорошо бы, прежде чем отец с помощью полиции доберется до него, найти какую-нибудь работу. Мерлинус никогда в жизни не работал. Его одноклассники в летние каникулы устраивались кто на почту, кто в ближайший супермаркет, кто курьером. Два лета подряд он тоже порывался, но наткнулся на категорический запрет со стороны отца.

– Эта деятельность для недалеких умов, – вещал мистер Войт, когда Мерлинус сказал, что есть возможность устроиться курьером, – подумай сам, сын, что тебе даст эта работа?

Мерлинус подумал. Работа курьером давала очень много: возможность не сидеть целый день дома, разъезжать по всему городу, не сообщая, куда, с кем и как надолго он пошел, а еще эта работа давала деньги. Пусть небольшие, но свои собственные. Однако он промолчал, поскольку все эти преимущества с точки зрения отца преимуществами не являлись.

В то лето он прочел и перевел несколько латинских текстов, чем заслужил даже некоторое подобие одобрения со стороны отца. Правда, в теперешних обстоятельствах, – предстоящем поиске работы, – опыт курьера пригодился бы гораздо больше, чем прекрасное знание латыни. Теоретически Мерлинус представлял, как люди находят работу. Он несколько раз видел подобные эпизоды в кино. Оказавшийся в трудном положении: в чужом городе, совершенно один, с двумя долларами в кармане, да еще зачастую с полицией на хвосте, главный герой заходил в первую попавшуюся закусочную и сообщал хмурому владельцу (обычно усатому толстому типу в грязноватом фартуке), что он, герой, замечательно умеет жарить яичницу или смешивать коктейли, о которых в «этой дыре никто и не слышал, старина». Как вариант, герой мог заглянуть в супермаркет, где, по счастливому стечению обстоятельств, именно в тот день увольнялся упаковщик продуктов. Героя быстро брали на свободную вакансию. Вариант с супермаркетом показался Мерлинусу более перспективным. Для работы в закусочной надо иметь хоть какой-нибудь опыт, например, уметь вытирать тряпкой столы. Мерлинус такого опыта не имел, дома все и всегда делала мама. А вот насчет упаковки продуктов можно было подумать, в конце концов, раз в неделю он ездил с родителями в супермаркет и иногда даже сам укладывал покупки в пакеты (в те дни, когда в маркете, видимо, увольнялись упаковщики, а главные герои не торопились устроиться на эту работу).

Мерлинус вышел из ворот парка, прошел через огромную стоянку и оказался рядом со зданием супермаркета. «Хороший знак», – подумал он, – «стоит попробовать». Он решительно вошел в зал и осмотрелся.

Народу в магазине было совсем немного. Из шести касс работали только две, за той, что поближе к выходу, сидела старая грымза, на ее лице читалось отвращение ко всему человечеству в целом и к той его части, которая пришла делать покупки, в частности. Во второй работающей кассе сидела женщина, чей возраст определить было довольно затруднительно, мешали тридцать килограммов лишнего веса и слишком толстый слой косметики на лице. Однако женщина за кассой не парилась ни по поводу веса, ни по поводу макияжа, делавшего ее похожей на клоунессу. Она улыбалась, что указывало на гораздо более позитивное, чем у ее коллеги за соседней кассой, восприятие окружающего мира. Вот к ней точно можно подойти и поинтересоваться насчет работы. Она, конечно, такие вопросы не решает, но, по крайней мере, не пошлет куда подальше и подскажет, к кому обратиться. Сейчас, сейчас он подойдет…

Мерлинус отошел к витрине, продолжая наблюдать за кассиршей. Он подойдет обязательно, вот как только она пробьет чек бодрому старичку… Бодрый старичок взял чек, что-то сказал кассирше, видимо, что-то смешное, та захихикала. Мерлинус сделал шаг в сторону кассы…

– Молодой человек, а ну-ка, пройдемте, – кто-то крепко схватил его за плечо.

«Полиция», – Мерлинус даже вспотел от страха. Но как? Как они смогли найти его так быстро? Он медленно, стараясь, чтобы обе его руки были на виду, повернулся…

Это оказалась не полиция, а администратор магазина, тот самый человек, к которому, по идее, Мерлинус и должен обратиться по поводу работы. Судя по выражению лица администратора, вряд ли Мерлинуса ожидала здесь блестящая карьера.

– А что случилось? – немного успокоившись, поинтересовался Мерлинус Бенджамен Войт, нахмурился и строго (он надеялся, что это прозвучало строго) добавил, – Зачем вы схватили меня за руку?

Администратор заметно удивился и озадачился. Он явно подозревал Мерлинуса в каких-то нехороших вещах, реакция подростка его удивила. Обалдевая от собственной смелости, Мерлинус усилил нажим:

– Отпустите немедленно. Что вы себе позволяете?

Администратор неохотно отпустил его:

– Проваливай, парень, если не хочешь неприятностей. Или заходи в зал и делай покупки, или проваливай…

– А что, – ехидно поинтересовался Мерлинус, – просто стоять в магазине у нас уже запрещено Конституцией?

Зря он это ляпнул, зря. Администратор мгновенно почувствовал под ногами твердую почву: раз огрызается, значит, виноват.

– Хочешь поговорить о Конституции и своих правах, сынок? – ласково спросил он, – Сейчас я позвоню в одно место, приедут ребята в форме и толково расскажут тебе о твоих правах. Ты этого хочешь?

Нет, Мерлинус этого не хотел. Конечно, в полиции его бы вряд ли продержали долго, но там пришлось бы назвать свое имя и адрес, они бы позвонили отцу и…

Прощай, только что обретенная свобода!

– Я ухожу, сэр, – сообщил Мерлинус администратору.

– Давай, давай, вали, – должностное лицо сделало вид, что собирается дать Мерлинусу пинка под зад.

Пришлось покинуть супермаркет очень быстро. Первый опыт общения с потенциальным работодателем обескуражил Мерлинуса. Работодатели в фильмах тоже не отличались приветливостью, но они хоть не выгоняли взашей перспективного работника. Он оглянулся, администратор наблюдал за ним через витрину. Пришлось перейти на другую сторону улицы и свернуть за угол. А то с этого дурака станется, вызовет полицию, как обещал.

По дороге он купил еще мороженого. Денег оставалось все меньше, а только что произошедший инцидент показал, что работу найти не так-то легко. Мерлинус дошел до автобусной остановки и сел на скамейку. Подошел один автобус, затем второй, третий… Одни люди выходили и отправлялись по своим делам, другие, наоборот, садились в автобусы и уезжали по своим делам. Только он сидел на месте. Ему никуда не нужно было идти, дел у него тоже не было. Если не считать за дело поиск работы.

Кто-то тяжело плюхнулся на скамейку, он поднял голову. Рядом, почти придавив его пышным бедром, сидела та самая толстая девица из супермаркета и ела мороженое.

«Это – знак судьбы», – подумал Мерлинус, пошевелился, чтобы вытащить свою ногу из-под ее бедра и как можно более приветливо пожелал ей приятного аппетита. Девица взглянула на него, захихикала (при этом изо рта у нее вылетели шоколадные капли), проглотила очередной кусок мороженого и сказала:

– А я тебя помню! Это тебя сегодня Марвин поймал. У него глаз знаешь какой? Мигом нарушителей вычисляет.

– Я не нарушитель, – запротестовал Мерлинус, – Я… Я, вообще-то, сам хотел пойти к администратору…

– Жаловаться, что ли? – удивилась девица, она уже доела мороженое, выбросила бумажку в стоящую рядом урну и теперь облизывала пальцы.

– Нет, – ответил Мерлинус и доверительно наклонился к ней (от нее пахло потом и шоколадным мороженым, дышать было невозможно, но она была единственным человеком в этом городе, кто с ним нормально разговаривал, не грозясь немедленно вызвать полицию), – я из дома ушел…

Девица опять захихикала, Мерлинус понял, что если она немедленно не замолчит, то он все же попадет сегодня в полицию за нанесение тяжких телесных повреждений. Неожиданно она перестала хихикать, протянула ему липкую руку:

– Бетти, – и пояснила, на случай, если он вдруг не понял, – Это меня так зовут. Бетти, сокращенно от Элизабет.

«Это судьба», – подумал он, осторожно пожал ее руку и тоже представился:

– Бенджамен, можно просто Бен.

– И надолго ты решил свалить из дома, Бен? – хихикнула Бетти.

– Навсегда, – сухо ответил Мерлиниус и встал.

– Ты куда? – спросила она.

– Куда-нибудь, пока не знаю, работу надо найти.

– Если ты будешь искать ее так, как сегодня в нашем магазине, ты не скоро ее найдешь, – улыбнулась она и похлопала по скамейке рядом с собой, – садись. Не обижайся. Я люблю пошутить.

Он сел, но не рядом, а на некотором расстоянии, чтобы она чего не подумала. Подошел очередной автобус, Бетти потянула его за рукав:

– Это наш. Поехали.

– Куда? – испугался Мерлинус.

Она пожала плечами:

– Сначала ко мне, а потом я тебя отведу туда, где тебе помогут.

– Это в полицию? – спросил он.

– Вот дурак, – рассердилась Бетти, – очень мне надо из-за тебя связываться с полицией. Я тебе помочь хотела, потому что сама два года назад из дома уехала и сразу попала куда нужно, мне там помогли и тебе помогут. А не хочешь, сиди здесь или иди, объясняй Марвину, что ты не шоколад украсть хотел, а на работу устроиться.

Она поставила ногу на ступеньку и обернулась:

– Ты едешь или остаешься?

В автобусе были свободные места. Бетти села у окна, ему пришлось сесть рядом. Она достала из сумки наушники, включила музыку и уставилась в окно. Мерлинус удивился. Ему казалось, что всю дорогу она будет его расспрашивать, он расскажет о конфликте с отцом, она, возможно, посочувствует, проникнется к нему, потом они приедут к ней домой, а вечером… Он еще ни разу не был с женщиной, хотя многие одноклассники рассказывали о своих победах на сексуальном фронте. Что из тех рассказов было правдой, а что рождалось бурной фантазией переполненных гормонами организмов, определить было практически невозможно. Никто и не пытался ловить рассказчиков на нестыковках. Несмотря на это Мерлинус боялся даже заикнуться о подобном приключении. Ему бы все равно никто не поверил. А вот сегодня, похоже, у него появился шанс. Он украдкой посмотрел на свою соседку. Бетти закрыла глаза и раскачивалась в такт музыке, даже под объемной майкой с названием супермаркета было видно какая у нее большая грудь. Мерлинус закрыл глаза и попытался представить Бетти без одежды. Зрелище было неэротичным, он успокаивал себя, что, может быть, в реальности все не так уж плохо. Тут он почувствовал, что Бетти подняла руку, почесать голову, сильно пахнуло потом. Мысли Мерлинуса приняли новое направление: главное, чтобы она сходила в душ, до того, как…

А вдруг, а вдруг у него не получится. Иногда среди рассказов о бесконечных победах проскальзывали душераздирающие истории о том, как и когда у кого-то «не встало» (эти «кто-то» оказывались, как правило, людьми незнакомыми никому из слушателей). Неожиданно Бетти больно ткнула его в бок, Мерлинус в ужасе открыл глаза, неужели она прочла его мысли.

– Наша остановка следующая, – объявила Бетти.

– Все понял, – быстро ответил Мерлинус, повесил рюкзак на плечо, встал и начал пробираться к выходу.

Автобус остановился на узкой улочке явно непрестижного района. Здесь совсем не было частных домов, только серые двухэтажные апартаменты. Бетти вытащила из ушей наушники:

– Здесь недалеко, – она махнула рукой, – вон в том сером доме я снимаю квартиру.

Шли они минут десять, народу на улицах было немного, в основном дети. Они смеялись, кричали, ссорились на каком-то незнакомом Мерлинусу языке.

– Здесь живет много русских, – пояснила Бетти.

– Они недавно сюда приехали? – спросил Мерлинус.

– Не знаю, я мало с кем общаюсь. Некоторые недавно, а некоторые живут здесь уже много лет. Восемь, десять, даже больше…

– А почему тогда… – начал Мерлинус.

– А на фиг им напрягаться и учить язык, – раздраженно прервала его Бетти, – когда он им без надобности. Штат предоставляет им переводчика везде, где это требуется. Магазины у них свои.

– А тебя-то как сюда занесло? – удивился Мерлинус.

– Жилье здесь дешевое, – огрызнулась Бетти, – буду больше зарабатывать, сразу же отсюда перееду.

Мерлинус понял намек и замолчал.

Апартаменты Бетти оказались совсем крошечными: гостиная, совмещенная с кухней (дешевый пластик серого цвета, в раковине стопка немытых тарелок), маленький коридор, две двери.

– Проходи!

Бетти подождала, когда он войдет, зашла следом и закрыла дверь на ключ. Мерлинус вспотел от страха. Почему она закрыла дверь? В их районе дверь никогда никто не запирал… Бетти сняла кроссовки и прошла на кухню, он прижался спиной к стене, стараясь, чтобы обе двери в коридорчике были в поле зрения. Если там, за одной из дверей, кто-то есть, он, Мерлинус, увидит его и… Он скосил глаза, ключ остался в замке. Отлично!!! Он успеет удрать.

Хлопнула дверца холодильника.

– Есть будешь? – поинтересовалась Бетти.

Она нагнулась и что-то перебирала, звякали банки, шуршали пакеты. Из коридора он видел только ее толстую задницу, обтянутую джинсами. Наконец она выпрямилась, в руках у нее была банка с мороженым и упаковка с лазаньей.

– Ты так и собираешься простоять там весь вечер? – спросила она.

Мерлинус с трудом оторвался от стены и нерешительно прошел в гостиную.

– Можешь сесть в кресло, – разрешила хозяйка.

Она запихнула лазанью в микроволновку, открыла банку с мороженым и заглянула в нее.

– Ты любишь шоколадное?

Мерлинус кивнул. На самом деле, он не очень любил шоколадное мороженое, но объявлять сейчас о своих предпочтениях в еде было неразумно.

– Отлично, – обрадовалась Бетти и пояснила, – все равно другого нет, так что придется есть шоколадное.

Блямкнула микроволновка, Бетти достала лазанью и поставила на стол. Потом она заглянула в сушку над раковиной, но там не оказалось ни одной чистой тарелки, она вздохнула и открыла воду. Вымыв две тарелки и две вилки, она небрежно вытерла их бумажным полотенцем. Одну тарелку она поставила перед собой, вторую толкнула в сторону Мерлинуса.

– Сам накладывай, мне нужно позвонить.

Она прошла в сторону коридорчика и толкнула одну из дверей, Мерлинус вытянул шею, пытаясь разглядеть обстановку, но Бетти быстро захлопнула дверь. Он с отвращением посмотрел на лазанью. Дома такой еды не было вообще. Отец и мать были ярыми приверженцами системы раздельного питания: белки с белками, углеводы с углеводами. Отец утверждал, что такая схема питания предотвращает многие заболевания. Мерлинус не спорил, хотя от прыщей раздельное питание явно не помогало. Особенно вредным в их доме считалось сочетание углеводов (например, пасты или макарон) с животными белками (мясом). Они никогда не ходили в итальянские рестораны, потому что в этих ресторанах в меню было полно блюд с «неправильным» сочетанием продуктов. Откуда отец и мать знали про «неправильное» меню именно в итальянских ресторанах оставалось загадкой, так как они ни в какие рестораны не ходили, мистер Войт считал, что самая лучшая еда – домашняя. Конечно же, Мерлинус не упускал ни одной возможности перекусить в фаст-фуде. И, между прочим, грозные пророчества матери не сбывались. После каждого обеда в сети быстрого питания, после всех этих жирных, пережаренных на черт знает каком масле блюд, количество прыщей на лице не менялось. Что-то явно было преувеличено, либо вредность фаст-фуда, либо полезность раздельного питания.

Но почему же сейчас, когда он, наконец, освободился от домашнего гнета и может есть все, что захочет, почему он не в силах запихнуть в себя эту отвратительную дешевую готовую лазанью?

– Эй, что это ты ничего не съел?

Мерлинус вздрогнул, рядом со столом стояла Бетти.

– Не нравится моя еда? – в ее голосе послышались нотки раздражения, он испуганно улыбнулся, сосредоточился и нашел единственно правильный ответ:

– Я не хотел начинать без тебя.

Было видно, что Бетти не поверила, но села рядом и, на радость Мерлинусу, положила себе больше двух третей лазаньи. Он выгреб оставшееся к себе на тарелку. Хотелось есть, но, в то же самое время, есть этот ужас совершенно не хотелось. Он с трудом проглотил кусок и попытался завязать светскую беседу:

– Ты дозвонилась? Ну, куда хотела…

Бетти молча кивнула, дожевала остатки лазаньи и ответила:

– Завтра утром поедем, я тебя представлю нужному человеку.

Завтра утром! Значит, ночевать придется здесь. Все надежды и страхи вернулись. Отец и мать все время пугали заболеваниями, передающимися при половом контакте (если таковой случится). Надо пользоваться презервативами, но у него их с собой нет. Тут Мерлинус лукавил, у него их не было и дома, у него их вообще никогда не было, в магазине он стеснялся даже подходить к той стойке, где лежали разноцветные коробочки.

– Спать будешь здесь, – Бетти показала на диван, – он раскладывается. Постельное белье я тебе дам.

Она встала, собрала тарелки, отнесла их в раковину, но мыть не стала. Все же она была неряхой. Мерлинус совсем затосковал. Да, конечно, после этой ночи он тоже сможет рассказывать ребятам о своих сексуальных подвигах. Может быть, сможет. Потому что пока он никаких подвигов не совершил, а первая в его жизни женщина выглядит так, что подвиги совершать совсем не хочется. Но даже если у него все получится (в чем Мерлинус сильно сомневался), не дай бог, кто-нибудь когда-нибудь увидит Бетти. Она явно не та девушка, которую хочется продемонстрировать приятелям. Он закрыл глаза…