Текст книги "ДНК"

Глава 10

Выплюнутую кофемашиной струйку нельзя было назвать даже светло-коричневой. А ведь он специально заскочил в отделение, в надежде на чашку нормального кофе перед тем, как поехать в Дом ребенка для опроса Маргрет… В недрах машины надрывалась кофемолка, но звук говорил о том, что зерна закончились, и Хюльдар решил удовольствоваться набежавшим в чашку жиденьким пойлом, а загрузку зерен в машину оставить на совести следующего любителя кофе.

По пути через общий офис он украдкой разглядывал своих новоиспеченных подчиненных, расследовавших убийство Элизы под его руководством. Хюльдар надеялся, что каждому из них поручил задание в соответствии с их способностями. Хотя он и знал здесь всех – кого-то с недавнего времени, кого-то подольше, – никогда не задавался вопросом о сильных или слабых сторонах своих коллег; просто не думал, что ему это когда-то может понадобиться. Такие умозаключения были обязанностью начальства, а по мнению Хюльдара, начальственное кресло в ближайшие годы ему не светило. Он даже не задумывался о такой возможности, поэтому у него не было сложившейся уверенности на тему, захотелось бы ему вообще когда-либо подавать на повышение или нет. Сейчас, согласившись на должность в пылу игры, Хюльдар пошел по пути наименьшего сопротивления, но после замечания судмедэксперта призадумался – возможно, это был опрометчивый шаг с его стороны…

Да и то сказать, времени на размышления у него особо не было. Из неясных доводов шефа Эгиля можно было заключить, что руководству наверху некогда рассусоливать, и выбор пал на Хюльдара, потому что его имя стояло первым по алфавиту в списке возможных кандидатур[10]10
  В Исландии именные списки составляются по именам. Первая буква в имени Хюльдар (Huldar) – одиннадцатая по счету в исландском алфавите.


[Закрыть]. Если б тот отказался, то следующим в списке был Лейвур. Хюльдар его терпеть не мог и, естественно, не горел желанием работать под его руководством, поэтому и принял предложение без раздумий.

Вот так неожиданно на него свалился карьерный взлет – и, возможно, будущее немягкое падение, если расследование закончится провалом. Впрочем, для Хюльдара это не было бы концом света, и даже если все закончится хорошо, как знать, может, он опять попросится на свою старую работу… Руководящее место никогда не было его заветной мечтой; к тому же ему хотелось, чтобы он сам, а не начальство, принимал решение о своем уходе с какой-либо должности.

– Хорошее собрание… – улыбнулась идущая ему навстречу молоденькая работница полиции.

Вот! Хотя бы один сотрудник смог по достоинству оценить проведенную Хюльдаром оперативку следственной группы. Самому ему казалось, что все получилось так себе, и поэтому он был немного разочарован. Ему хотелось, чтобы его оперативки были продуктивнее, чем у предшественников. Гораздо продуктивнее!

Хюльдар улыбнулся в ответ приветливой коллеге, в душе надеясь, что ее путь лежит не к пустой кофемашине. Он не мог вспомнить, какую работу ей поручил, но вдруг захотелось, чтобы не самую скучную. Да, и надо бы пополнить запасы кофейных зерен в отделении…

– Как продвигается?

Хюльдар остановился возле стола Рикхарда и тут же пожалел об этом, но было уже поздно притворяться куда-то спешащим. Он уже настолько устал проклинать себя за то, как все между ними повернулось, что сейчас даже не стал прогонять в уме тысячу раз передуманные мысли.

– Никак! Вообще ничего. Похоже, никто в Исландии не сможет это прочесть; у нас нет экспертов по криптографии. – Помимо прочего, Рикхард занимался письмом, которое они нашли в доме Элизы. – В связи с этим вопрос: может, нам стоит обратиться к криптографам за границей?

– А что, если это послание на исландском языке?

Как только они заговорили, нервная скованность отпустила Хюльдара. На него действовало успокаивающе то, насколько естественно держался Рикхард – то есть был по своему обычаю неестественно сух и сдержан. Естественная неестественность Рикхарда означала, что он был не в курсе происшедшего между его женой и Хюльдаром.

Уже давно пора перестать беспокоиться об этом – ведь прошло несколько месяцев с тех пор, как Хюльдар встретил Карлотту в баре, и вряд ли уже кто-либо когда-либо узнает об их совершенно случайной, дурацкой близости в барном туалете. Тем более сейчас, когда они с мужем разводятся. Вряд ли Карлотта станет сообщать об этом Рикхарду в качестве прощального слова.

– Я имею в виду, что, наверное, безнадежно пытаться прочитать зашифрованный текст на языке, который не понимаешь… Но это точно шифровка, да?

– Скорее всего. Но они могли бы нам хоть что-то посоветовать, объяснить, на какой системе она основана, или хотя бы направить нас в нужное русло… Я, по крайней мере, без малейшего понятия, как нам это расшифровать.

Рикхард оттолкнул от себя листочек с копией зашифрованного послания, будто тот был ему противен. Листок, свободно проехавшись по чистейшему, не заваленному хламом столу Рикхарда беспрепятственно спорхнул на пол. Хюльдар молча поднял его с пола и аккуратно положил на край стола.

– Отправь в систему заявление на помощь из-за границы; у Интерпола наверняка есть отдел или специалист, который может на это глянуть. – Он отхлебнул из чашки и поморщился. – А пока займись другим. Что нам уже известно о муже, этом Сигвалди?

– Да все то же, ничего нового. Он выглядит так же безупречно, как и его жена. Ни с кем никаких конфликтов, никаких врагов, никаких недоброжелателей. По крайней мере, в данный момент мы не нашли ничего, что могло бы доказать обратное.

– А на работе? Там что-нибудь есть? Например, профессиональные ошибки, сексуальные домогательства к пациентам? Что-то в таком роде…

Отступив от своей привычки сохранять бесстрастное выражение лица, Рикхард наморщил нос.

– Сексуальные домагательства к пациентам? Он же гинеколог.

– К твоему сведению, не все пациенты гинекологов заражены венерическими заболеваниями, – сердито буркнул Хюльдар.

– Вообще-то, я не это имел в виду; большинство его пациентов – беременные женщины. Он работает в родильном отделении.

– А, да, конечно…

Как могло прийти ему в голову, что образцово идеальный Рикхард мог связать пациентов Сигвалди с сифилисом или гонореей? Такие болезни были вне его идеи мирового устройства – люди с тефлоновым покрытием таким не заражаются.

– Но все равно нужно проверить. Насколько я помню, большинство жалоб в Директорат службы здравоохранения поступает именно на врачей родильных отделений. А заслуженные они или нет – это уже другой вопрос.

– Хорошо, я проверю. – Рикхард задумчиво смотрел куда-то в глубину офиса, ни на чем не фиксируя взгляд. – Дельный пункт. Должно быть, это страшный удар для родителей – потерять новорожденного ребенка или сознавать, что тот получил родовую травму, которой можно было избежать…

Хюльдар принял суперспокойный вид, в душе надеясь, что беседа не перескочит на ребенка, которого Карлотта потеряла в результате выкидыша и которым она, возможно, была беременна от Хюльдара.

Он уже получил отведенную ему на всю жизнь порцию спазмов в желудке от страхов по этому поводу. С самого ноября, когда Рикхард в третий раз с гордостью объявил всему отделению, что станет папой, и до того момента, когда полушепотом сообщил Хюльдару, что у Карлотты случился выкидыш, Хюльдар ходил с таким чувством, будто у него самого что-то росло в животе. Особенно после того, как он, собравшись с духом, спросил, на каком сроке была Карлотта, и с ужасом понял, что это может быть его ребенок.

После выкидыша Рикхард был буквально сражен горем, и это только усилило брожение внутри Хюльдара; в нем боролись два чувства – сострадания к ним обоим и облегчения оттого, что не надо было больше переживать и мучиться вопросом, будут ли у ребенка карие глаза, как у Хюльдара, или небесно-голубые, как у обоих его родителей.

Хуже всего, однако, было чувство стыда за то, что он предал своего напарника. Они, может, и не были особо близкими приятелями, но Хюльдар проработал с Рикхардом дольше, чем с кем-либо другим, и с ним у него установился более тесный контакт, чем с другими сотрудниками в отделении. Это предательство было совершенно непростительным, а главное – совершенно непостижимым. Если, конечно, не принимать во внимание исключительную красоту Карлотты. Стоило ей лишь, игриво улыбнувшись, заглянуть ему в глаза, и он забыл обо всем, дав волю первобытному инстинкту. Он знал, что Карлотта осталась одна – Рикхард как раз уехал из города на учебные стрельбища, – и все, казалось, складывалось как нельзя лучше. Такой возможности ему больше никогда не представилось бы… Идиот! Где были его мозги?

Откашлявшись, Хюльдар потер ладонью пересохшее горло.

– Вот именно. Наш человек может вполне оказаться в списке родителей, подавших жалобу на этого Сигвалди в связи с чем-нибудь, случившимся при родах.

– Как скажешь. Но, насколько я знаю, у него среди пациентов, наоборот, очень хорошая репутация. Карлотта в свое время хотела попасть к нему, но было не пробиться – столько желающих! Нужно планировать беременность за несколько лет вперед, чтобы он смог ее вести. Если б в его послужном списке были ошибки, к нему относились бы по-другому.

– Все равно проверь; это такие вещи, которые мы обязаны проверять. И да, если верно то, что говорит дочка про другую возможную жертву, то у нас очень мало времени.

– Зачем убившему жену врача из-за его халатности убивать еще кого-то? – без околичностей, как было свойственно ему одному, бухнул Рикхард. – Не логичнее ли было прикончить самого врача? При чем тут его жена?

– Я не говорю, что уверен в связи между убийцей и Сигвалди. Но мы не можем исключить такое, даже если тебе это кажется нелепым. – Ответы на вопросы Рикхарда беспорядочно теснились у него в голове. – Мы ведь не знаем, может, он намеревался убить Сигвалди, но, так как того не оказалось дома, переключился на супругу… К тому же не только врачи могут нести ответственность за врачебные ошибки или халатность. Возможно, в инцидент была вовлечена медсестра или акушерка, как знать… – Хюльдар старался направить разговор в другое русло; он чувствовал, как у него уже начало тянуть в желудке. Обсуждение родов с Рикхардом граничило с подлостью. – А что там с налоговой? Необходимо проработать все версии, так или иначе связанные с Элизой. Возможно, у кого-то, затравленного санкциями и штрафами, сорвало крышу? Налоговые власти, они, знаешь, могут сровнять человека с землей, и даже хуже, а денежные проблемы часто становятся мотивом для убийств. Ты в курсе, как продвигается расследование в этой области?

– Нет, я об этом ничего не знаю; данную версию прорабатывают Андри и Томас.

Хюльдар, кивнув, пробежался взглядом по офису – ни того, ни другого не было на месте. Он надеялся, что те в эту минуту собирают документацию на рабочем месте Элизы – в следственном отделе налоговой службы – и опрашивают свидетелей. Вдруг вспомнил о разговоре с экспертом на вскрытии.

– Эта сцена… с пылесосом… тоже вполне может вписаться в эту версию.

– Каким образом?

– Не знаю, как это звучит, но, возможно, убийца хотел подчеркнуть, что она высосала деньги с его счетов, и он ответил ей тем же, буквально высосав из нее жизнь.

– Да-да, конечно… – Судя по выражению лица Рикхарда, эта гипотеза его не вдохновила.

Он легонько двинул мышь, пробуждая компютер от спячки, и на экране высветилось лицо Карлотты. Оно находилось там бессменно с тех пор, как Хюльдар помнил Рикхарда. Рабочий стол его компьютера был не менее стерилен, чем реальный стол, – всего несколько вертикально расположенных в левом углу иконок оставляли заполненное Карлоттой пространство экрана совершенно нетронутым.

Рикхард поспешил выключить компьютер.

Когда в начале года он сообщил, что Карлотта ушла от него, у Хюльдара внутри все оборвалось. То чувство облегчения, которое он испытал незадолго до этого, услышав о выкидыше, мгновенно испарилось. Он запаниковал, думая, что Карлотта ушла от Рикхарда в надежде начать отношения с ним. Телефонный звонок к ней расставил все на свои места. Развод никак не был связан с ним, а когда Хюльдар решил на всякий случай уточнить, действительно ли это так, сухой смешок, вырвавшийся у Карлотты, полностью убедил его. По ее словам, они с Рикхардом просто не подходили друг другу, вот и всё.

Рикхард явно не разделял ее точку зрения, и его было легко понять. Казалось, сама природа создала их специально друг для друга. Карлотта была своего рода женской версией Рикхарда – всегда неизменно идеальна, ни малейшего изъяна; Хюльдар за все время не мог вспомнить ни одной портящей ее мелочи, даже мизерной царапинки на безупречно отлакированных ногтях ее великолепно очерченных рук. Рикхарду вряд ли еще когда-нибудь повезет встретить такую женщину.

Выключив компьютер, тот продолжал как ни в чем не бывало, хотя теперь в его голосе появилась не характерная для него нерешительность:

– Может, нам стоило бы сосредоточиться на проверке всех темнокожих, каким-либо образом связанных с Элизой или ее мужем?

Рикхард сделал по этому поводу замечание на оперативке, когда Хюльдар сказал, что пока не видит необходимости для проверки версии, основанной на описании девочкой убийцы. По мнению Хюльдара, оно было пока слишком расплывчатым; он считал, что картина должна проясниться после следующего опроса, и тогда, возможно, решение будет пересмотрено. Однако Рикхард и некоторые другие в следственной группе считали это ошибкой.

– Как я и сказал, с этим пока спешить не будем. Я сейчас еду в Дом ребенка; попробуем снова поговорить с девочкой. Надеюсь, это поможет нам разобраться, стоит ли понимать буквально ее слова о цвете кожи или это что-то другое. – Хюльдар глянул на часы – он уже опаздывал. – Мы же не хотим, чтобы нас обвинили в расизме, если окажется, скажем, что она видела убийцу, стоящего в тени. Но если у тебя при проверке в списке пациентов окажется кто-то темнокожий, обрати на него особое внимание.

– Мне такие еще не попадались, и пока ты не дашь добро, сам я специально искать такого человека не буду.

– Естественно…

Хюльдар улыбнулся. Рикхард был не только образцом аккуратности и корректности – он также с исключительной точностью следовал приказам. Всегда. Забытое на мгновенье чувство вины из-за Карлотты снова кольнуло Хюльдара, и он решил, что обязан что-то добавить.

– Может, тебе стоит поехать со мной в Дом ребенка – поприсутствовать на опросе дочки? – И тут же пожалел, что задал этот вопрос, поставивший Рикхарда в неудобное положение.

– У меня не получится; я уже договорился о встрече в их местном торговом центре, помнишь? Чтобы глянуть на запись камеры видеонаблюдения у банкомата.

Рикхард выглядел разочарованным – ему, похоже, хотелось, чтобы камерой занялся кто-то другой. Хюльдар понимал его: маловероятно, что от задания, которое он сам поручил Рикхарду утром, будет какой-то толк. Банкомат расположен у одного из главных маршрутов, ведущих к району, где жила Элиза. Если им повезет, на записи может оказаться проезжающая в сторону дома Элизы машина убийцы. Но, скорее всего, объектив камеры направлен вниз, и дороги на записи не видно совсем. Чтобы это уточнить, надо ехать на место…

– Ах да, точно! Ну ничего, ты поедешь со мной в следующий раз. У меня такое чувство, что этот опрос далеко не последний.

Попрощавшись, Хюльдар поспешил к своему кабинету, взять куртку и ключи от машины. По дороге он оглядывал офис, прикидывая, кого бы взять с собой в Дом ребенка, чтобы тот смог выполнить роль щита между ним и Фрейей. Хюльдар был по горло сыт напоминаниями о том, чего не следовало делать в амурных делах, и устал ловить на себе источающие яд взгляды. Но, черт побери, он был совсем не против возобновить их отношения. Что, естественно, исключено – Фрейя ясно дала это понять. Хюльдар улыбнулся про себя, вспомнив, как она принарядилась для встречи с ним в доме Элизы. Может, еще не все потеряно?

Глава 11

Молли неотрывно следила за ней, нетерпеливо перебирая лапами, будто ей было невтерпеж. Фрейя сокрушенно вздохнула, увидев заглядывавшие ей в лицо глаза собаки. Это было не просто – вот так вдруг заделаться владельцем животного. Всякий раз, когда она ловила на себе взгляд коричневых смышленных глаз, чувствовала угрызения совести из-за того, что так редко выводила ее на улицу и не баловала вкусняшками. Сама она не стала бы заводить собаку, тем более такую большую – в родословной Молли, если хорошенько поискать, наверняка отыскался бы кто-нибудь размером не меньше лошади. Однако брат Фрейи ценил именно эту породу; он и был официальным владельцем Молли.

Бальдур выбрал себе собаку, которая хорошо смотрелась бы в музыкальном рэп-клипе, скалясь на заднем плане меж дорогих машин и трясущих задницами девиц. Ему хотелось заиметь собаку, готовую утолять жажду кровью и глодать кости динозавров. Фрейя даже подозревала, что под густой шерстью Молли может скрываться татуировка. Только после месяца совместного проживания с этой псиной она стала обращаться с ней, не страшась потерять палец или даже руку.

Молли зевнула, до отказа распахнув огромную пасть. Блеснул ряд белых острых зубов, казалось, доходивший до самой глотки. Хотя Фрейя еще относилась к Молли настороженно, ей тем не менее все чаще приходило в голову, что иметь ее рядом с собой вовсе не так уж и плохо. Она радовалась присутствию этой собачищи, когда каждую без исключения ночь подхватывалась, разбуженная грохотом и воплями шарахающихся по подъезду жильцов горемычного дома.

Ее брат был не единственным обитателем этих задворок жизни. Для Фрейи являлось загадкой, какие силы могли собрать всех этих бедолаг в одном доме. Может, существовал какой-нибудь чат на каком-нибудь сайте, где они делились своими координатами и таким образом кучковались? Или, по причине такого состояния дома и его обитателей, жилье здесь особо не ценилось, что давало подобным индивидам возможность дешево покупать или снимать его?

Молли перестала зевать, отвернула в сторону свою большую голову и, казалось, обиделась. Фрейя снова почувствовала укол совести – сегодня она совсем не занималась собакой, лишь выпустила ее утром в огороженный двор, где та нашла место помочиться меж валявшихся повсюду пустых консервных банок и другого мусора, украшавшего прилегающий к дому участок. Это был первый случай, когда работа ставила ей свои условия, совершенно разладив ее «собачий график».

– Мы выйдем погулять, когда я вернусь с работы.

Ох, не стоило ей произносить слово «гулять»… Собака моментально навострила уши и повернулась к Фрейе, радостно вывалив язык. Та вздохнула, потянулась к коробке с вчерашней пиццей и выбрала плотно покрытый фаршем кусок.

– Вот!

Молли, проглотив кусок целиком и облизавшись языком размером с добрую рыбину, уставилась на Фрейю в надежде на продолжение банкета.

– Все, девуля, больше нельзя, а то фигуру потеряешь.

Фрейя покрутила головой, прикидывая, не прибавила ли Молли с боков. Кажется, так и есть. Что, впрочем, не страшно в разумных пределах. Молли была скорее худощавой, когда Фрейя забрала ее у приятеля брата, присматривавшего за ней, пока Бальдур отсиживал срок. Что получилось очень кстати, так как этот собачий опекун как раз нарушил условия досрочного освобождения и сам очутился за решеткой.

Так как брат любезно разрешил ей жить в своей квартире, Фрейя не могла отказаться от собаки. Если б он одолжил ей только машину, она не согласилась бы присматривать даже за рыбками. Когда сегодня Фрейя заглушила ее у дома, мотор издал скрежещущий звук, предупредивший о том, что хорошо бы иметь под рукой телефон вызова такси, когда придет время собираться в Дом ребенка.

Часы на кухонной стене показывали, что ей пора выдвигаться в путь. Поручение Хюльдара организовать опрос через час выполнить не получилось – дед девочки счел такое краткое уведомление совершенно неприемлемым. Он объяснял это тем, что дети после всего свалившегося на них наконец-то встретились со своим отцом, и оторвать Маргрет сейчас от него значило усугубить ее состояние. Фрейе пришлось, стоя в дверях дома, буквально вымаливать у деда приемлемое для них время. Ее не впустили в дом, и за все это время никто даже не выглянул на голоса: ни дети, ни отец, ни бабушка детей. Из глубин дома до Фрейи доносился плач и взволнованные голоса, но слова разобрать было невозможно. Да ей и самой меньше всего хотелось знать, что там происходит, и тем более встревать в их семейное горе.

Всю дорогу, пока шла к машине, Фрейя чувствовала у себя на затылке взгляд деда. Он не ушел в дом, пока она не открыла дверцу машины, – наверное, хотел убедиться, что она точно уехала. Будто боялся, что она будет болтаться вокруг их дома, пока не придет время встречи в Доме ребенка…

Вот уж нет! Сегодня воскресенье, и этот день ей хотелось провести совсем по-другому, хотя первоначальная воскресная программа и полетела к чертовой бабушке. Ее подружки, скорее всего, уже отобедали и собирались по домам, и не было смысла торопиться к ним в центр. Ее планам уделить немного времени Молли тоже придется подождать.

Взяв со стола ключи, Фрейя улыбнулась собаке. Молли с надеждой проследовала за ней к дверям, но когда стало ясно, что прогулки не будет, разочарованно вернулась в гостиную. Глядя на ее понурый вид, Фрейя задалась вопросом, стала бы Молли защищать ее, если б кто-нибудь вдруг к ним вломился? Сейчас в это слабо верилось.

* * *

– Нет никакой надобности подчеркивать, как важен для нас этот опрос, но я все же хочу это сделать. – Они сидели за столом, наблюдая сквозь смотровое стекло, как в опросной комнате Силья и Маргрет устраивались на маленьком диванчике. Девочка казалась более взволнованной, чем в прошлый раз; она, видимо, мало-помалу начинала осознавать смерть своей матери. – Наше расследование в значительной степени будет основано на ее описании, поэтому я прошу вас постараться провести беседу как можно плодотворней.

Хюльдар говорил, слегка подавшись вперед, будто искал лучшего равновесия на стуле. Возможно, он хотел, чтобы Силья наверняка расслышала каждое его слово через стоявший в середине стола микрофон. Круги под его глазами казались еще темнее, нестриженая шевелюра была еще всклокоченнее и весь вид – более помятый, чем утром. Он приехал без опоздания, в сопровождении сотрудницы полиции, которую представил как Эртлу. Она почти не открывала рта – похоже, у нее не было какой-то особой роли, кроме как молча сидеть рядом с Хюльдаром. Тем не менее по выражению ее лица можно было догадаться, что у нее имеется собственное мнение о происходящем в данный момент, и, видимо, негативное, так что ее молчаливость была даже кстати. Сейчас, при словах Хюльдара «я прошу вас постараться провести беседу как можно плодотворней», она кивнула в знак согласия с ним.

– Нас не нужно призывать ни к чему такому.

Голос Фрейи звучал вежливо и в то же время сухо. Ей было не до шуток. Что он вообще о себе возомнил? Полиция не может распоряжаться в Доме ребенка; не мешало дать им четко понять это с самого начала.

– Для нас показания детей всегда очень важны, сюда никто не приходит просто поболтать. Просто успокойся. – Она бросила на него взгляд, попутно одарив холодной улыбкой. – Доверь нам контроль над процессом и сосредоточься на своих вопросах.

Еще до приезда Маргрет Хюльдар и Силья обсудили основные вопросы, которые он хотел задать девочке. Следователь также передал Силье рисунок Маргрет с изображением мужчины возле ее дома. Сначала он уперся, когда Силья наотрез отказалась показывать девочке рисунок в пластиковом файле, но в конце концов согласился, что девочка охотнее согласится прокомментировать рисунок, если увидит его в привычном для нее виде. Важнее всего, по мнению Хюльдара, было выудить из Маргрет все, что она могла сказать о возможном следующем убийстве.

Силья запомнила вопросы следователя, но объяснила ему, что после ответов Маргрет у него, скорее всего, возникнут новые, так что он должен постараться тут же сообщать их ей. Он также должен понимать, что она не может выплеснуть на ребенка все вопросы сразу, без разбора, как, вероятно, ему хотелось бы. Она сама будет контролировать темп опроса и на свое усмотрение перефразировать его вопросы. Как и многие, побывавшие здесь до него – судьи, следователи, прокуроры, – Хюльдар кивал, полностью соглашаясь с ее доводами; и как все, побывавшие до него, он, скорее всего, тут же растеряет всю выдержку и терпение, как только начнется опрос.

– Ты помнишь, о чем мы говорили? Если Силья отвлечется от твоих вопросов, дай ей знать. А так просто сохраняй спокойствие и постарайся не бубнить в микрофон, когда она будет говорить с Маргрет. Доверься нашим методам; поверь, что мы относимся к этому очень серьезно. О’кей?

Хюльдар просто пожал плечами, не глядя на Фрейю, будто был с ней во всем согласен. А может, был просто слишком уставшим, чтобы возражать.

– Да, хорошо. Можем мы начинать? – И отклонился на спинку стула, исчезнув за сидевшей рядом с ним Эртлой.

– Всему свое время.

Повернувшись к стеклу, Фрейя слушала, как Силья мягко расспрашивала девочку о снеге на улице. Маргрет молчала, ее губы были плотно сжаты. Ребяческим движением она отвела рыжую кудряшку за ухо, после чего сосредоточенно уставилась на свои розовые носки. Хотя чувствовала себя явно не лучшим образом, выглядела она тем не менее спокойной, чего нельзя было сказать о ее деде.

– Напоминаю, что мы с Маргрет уйдем отсюда ровно через час, ни на минуту позже. Она должна быть со своей семьей, с отцом и братьями. Время пошло!

Девочку, как и в прошлый раз, привел ее дед, что удивило Фрейю, но она не стала ни о чем спрашивать. Она ожидала, что с Маргрет в этот раз придет отец, но тот, наверное, был слишком расстроен и не уверен, что в состоянии вынести такое испытание. Также возможно, что ему не разрешили присутствовать на снятии свидетельских показаний дочери, поскольку он все еще числился подозреваемым.

Силья дала знак, что готова. Она повернулась к Маргрет и прикоснулась к ее руке, лежавшей на сиденье дивана между ними. Девочка отдернула руку и засунула ладошки под худенькие бедра. Силью это никак не смутило.

– Маргрет, я знаю, что ты неважно себя чувствуешь, и тебе, наверное, как можно скорее хочется вернуться домой. Так что давай не будем здесь долго засиживаться, да?

Девочка по-прежнему рассматривала свои мыски. Ее ноги не доставали до пола, но она не раскачивала ими – так же, как и многие другие дети, сидевшие на этом диване до нее.

– Ты очень важный человек, Маргрет. Ты, конечно, всегда важный человек, но сейчас больше, чем обычно. Ты можешь помочь полиции найти виновного в том, что произошло с твоей мамой.

Маргрет сидела неподвижно, как изваяние.

– На самом деле ты настоящий герой. Но, к сожалению, не бывает героев, не побывавших в трудных ситуациях. Вот, например, чтобы съесть мороженое, героизм не нужен. Или нужен?

Маргрет не отвечала ни «да», ни «нет».

– Я знаю, что тебе очень трудно вспоминать ту ночь, и для этого как раз нужно мужество. Если ты попробуешь вспомнить, что видела или слышала, и расскажешь мне об этом, то это очень поможет полиции выяснить, что произошло.

Фрейя и Силья договорились ни в коем случае не упоминать человека, проникшего в дом Маргрет. Его пол был неизвестен, и даже малейший намек на мужчину или женщину мог закрепиться в голове девочки как факт. Вести беседу нужно было очень осторожно, чтобы не внедрить в сознание девочки ложных идей, которые она могла бы принять за свои.

– Как думаешь, смогла бы ты рассказать мне, что случилось? Только то, что ты помнишь. Если ничего не помнишь, то ничего страшного. Просто скажи, что ты ничего не помнишь, и всё.

При этих словах Хюльдар болезненно сморщился, сидевший тут же представитель прокуратуры – тоже. Врача и медсестры, присутствовавших на предыдущей беседе с Маргрет, сейчас не было. Фрейя решила не приглашать их сегодня – вызов специалистов в выходной день стоил недешево. Комитет охраны детей также отклонил приглашение присутствовать при сегодняшнем опросе.

– Я зажала уши. – Тихий детский голосок звучал в динамиках жутковато. – Я зажала уши руками. Я не хотела слушать, как плачет мама.

Силья, не ожидавшая такого быстрого ответа, оторопела, но лишь на мгновение – никто, кроме Фрейи, этого не заметил.

– Я понимаю. Это было наверняка правильное решение.

Маргрет опять заговорила, но теперь она почти шептала:

– Я зажала уши руками. Я не знаю, что он сказал. Я не хотела слушать, что он говорит.

Все за столом разом подались к динамику в середине стола: Маргрет сказала «он»!

Силья тоже среагировала на слова девочки:

– Маргрет, ты говоришь, будто это был мужчина. Откуда ты это знаешь?

– Я его видела. Я проснулась, мне нужно было в туалет. Я видела, как он зашел в гостиную. Я сказала маме, но она мне не поверила и пошла посмотреть.

Маргрет высвободила из-под себя ладошки, сложила их на коленях и принялась заплетать пальцы в косичку.

– Значит, мама пошла в гостиную проверить? А где была ты в это время?

– Я была у мамы в комнате. Когда услышала, что кто-то идет по коридору, я спряталась. Под кровать. Я увидела из-под кровати, что это были мамины ноги, и хотела вылезти. Но потом увидела другие ноги. Ноги черного человека.

– Значит, он зашел в мамину спальню после того, как мама вернулась?

Силья замолчала, и Фрейя сообразила, что сидящий за столом народ слушал, в прямом смысле, не дыша. Когда Маргрет после короткого раздумья снова заговорила, можно было услышать, как каждый поспешно втягивал в себя воздух, и поэтому слабый прерывающийся голос Маргрет звучал словно издалека.

– Да, я боялась вылезать из-под кровати. – Она опять замолчала, глядя на переплетенные в косичку пальцы. – Мне надо было помочь маме, вылезти из-под кровати и убежать. И найти полицейского или пожарного, и он помог бы маме.

– Знаешь, Маргрет, очень хорошо, что ты этого не сделала. Ночью у вас на улице нет полицейских и пожарных тоже нет. Этот человек догнал бы тебя до того, как ты смогла позвать кого-нибудь на помощь. Твоя мама не хотела бы этого. Когда ты еще не взрослая, то лучше спрятаться. Иногда это и для взрослых лучше.

Маргрет сидела, опустив глаза; ее пальцы уже были неподвижны, но она уставилась на них, будто впервые увидела.

– Это был мужчина; я видела его и слышала, когда убрала руки с ушей, чтобы узнать, что это кончилось. – Она поерзала на диване. – Но это не кончилось. Он говорил, как мужчина.

Одно это слово уменьшило число подозреваемых наполовину – женская часть населения страны могла теперь дышать свободно. Силья немного помолчала, давая возможность следователям или прокурору добавить что-либо, но все молчали. Тогда она наклонилась к девочке и осторожно отвела кудряшки с ее лица, будто заглядывая за занавески.