Текст книги "Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 1"

Резко вытягиваю левую руку вперёд, и, взяв документы, также резко прижимаю левую туку к бедру. Шоу продолжается. Резко вскидываю правую руку к виску. Чётко и громко произношу:

– Разрешите идти?

И не дожидаясь ответа, так же чётко,

– Есть!

Не опуская руки поворот кругом и три чётких строевых шага прямо на стоящих за мной солдат.

Очередь испуганно и изумлённо расступается и, через секунду, я на свободе.

Увидев меня, мой знакомый, облегчённо вздохнув, направляется в комендатуру. И хотя он бросил мне небрежно, чтобы я подождал его, я сразу отправляюсь к остановке троллейбуса, на котором приехал. Что-то подсказывало мне, что постановка на учёт пройдёт у моего знакомого немного медленнее, чем он рассчитывает, и после этого мероприятия, ему вряд ли захочется снова встречаться со мною. Одновременно делаю вывод, что комендант и его помощники, в городе Чирчик работают, не так рьяно, как в столичных гарнизонах. Вот и страдают провинциальные «непуганые кашалоты» становясь легкой добычей столичных китобоев.

В таком, немного философском, раздумии о несовершенстве человеческой природы, захожу в троллейбус, и вся лирика немедленно улетучивается из моей стриженной головы.

В троллейбусе, держась за поручень, «как простой инженер» стоял Генерал. Да, да, самый настоящий генерал! Опыт всей моей недолгой службы, научил держаться от генералов подальше. Поэтому, неловко отдав честь, бросаюсь в другой конец троллейбуса. Генерал буднично ответил на приветствие и отвернулся к окну. Чтобы привести путающиеся в голове мысли, тоже смотрю в окно в другую сторону. До революции Кодекс Чести не позволял офицерам ездить в общественном транспорте, дабы не ронять авторитет сословия. Если офицер не мог нанять себе извозчика, он должен был идти пешком, делая вид, что прогуливается для удовольствия.

В окно вижу, что у входа в комендатуру растерянно стоит мой недавний знакомый. Он уже потерял весь свой лоск, исчезнувший вместе со всеми нагрудными знаками. На голове у него старая помятая фуражка, сползающая на уши, зато, с положенным суконным околышком. По его виду было видно, что незапланированная прививка уважения к соблюдению формы одежды оказалась лично для него неожиданной, а для его уязвлённого самолюбия и болезненной. Мне становится грустно.

Грустно оттого, что мой знакомый подвергся публичной порке в комендатуре, но ещё грустнее, мне было видеть Генерала в троллейбусе.

В голову лезут крамольные мысли:

– Неужели и меня Судьба может, когда-нибудь вот так же безжалостно забросить в переполненный автобус, где я в своих лампасах буду выглядеть, как заблудившийся в большем городе суворовец, постаревший от расстройства и не знающий куда дальше ехать.

Нет, решил я для себя в тот момент: не хочу быть генералом, дослужусь до подполковника и уйду на пенсию.

Вот какие неординарные мысли навевает этот странный город, на берегу холодного Балтийского моря. Город-музей прекрасный и непонятный, гостеприимный и опасный, одновременно!

После занятий мы повзводно прибываем в расположение роты. Впереди нас ждёт обед, самоподготовка и масса других мероприятий, которые стали для нас уже привычными и повседневными. Тёплая весенняя погода улучшает настроение и навевает мысли о предстоящем отпуске. Дни похожи один на другой и проносятся незаметно. Но каждое событие, нарушающее этот размеренный ритм, сразу врезается в память.

Сегодня возле расположения роты стоит машина Командующего войсками Округа. Эту чёрную машину мы узнаем среди тысячи других. Заступая в наряд по контрольно-пропускному пункту (КПП), мы учимся сразу опознавать её в потоке машин несущихся мимо, чтобы сразу гостеприимно распахнуть ей ворота, если она вдруг направится к въезду в училище. Держать гостей перед закрытыми воротами – невежливо и негостеприимно. Держать эту машину перед закрытыми воротами училища, когда в ней находится Командующий, по крайней мере, опрометчиво и, как предупреждает Министерство Обороны, может быть вредным для Вашего здоровья.

Но в этот раз тревога оказалась напрасной. На машине к нам в роту приехал адъютант Командующего. Его брат – учится в нашем взводе и, наверное, сегодня Старик проведёт вечер и ночь в кругу семьи.

Почему «Старик»? – не знаю, может быть потому, что он поступил в училище не сразу после школы, как мы, а через несколько лет, которые дали ему неповторимый жизненный опыт, которого нам, порою, так не хватало. О своих приключениях он рассказывал очень интересно. Но я не возьмусь пересказать его истории, во-первых, потому, что рассказчик он был замечательный, а во-вторых, потому, что не смогу передать всю образность его идиоматических выражений, которыми мы тогда искренне восхищались.

Брат Сергея окончил наше училище несколькими годами раньше. Когда он был назначен адъютантом Командующего войсками ТуркВО, он решил прервать своему брату период «Исканий и Приключений» и определил его в наше Училище.

Надо сказать, что Старик не злоупотреблял положением своего брата и в увольнения ходил не чаще других. Мы не завидовали Сергею, потому что если бы у нас была возможность, мы бы тоже с удовольствием проводили бы больше времени вне стен училища.

А сейчас возле автомобиля стоял блестящий, в прямом смысле этого слова офицер. Глядя на него, мы ясно видели, какими мы хотели бы стать после окончания училища – такими же начищенными и наглаженными, благоухающими дорогим заграничным одеколоном, вызывающими у окружающих немое благоговение и восхищение.

С братом Сергея беседовал наш командир роты. Командир роты это тот человек, от которого хочется держаться на расстоянии. Поэтому до нас доносились только обрывки фраз из их разговора.

– Невеста приезжает знакомиться с родителями… – Не успеваю встретить… – Не поймут…

По знаку командира роты, Старик подбежал к брату, сдержанно поздоровался и нырнул в машину. После прощального рукопожатия с командиром роты, брат Сергея сел рядом с водителем, и автомобиль плавно тронулся в сторону ворот училища.

Друзья Сергея, которые в столовой сидят с ним за столом, довольно потирают руки: Усиленные обед и ужин им сегодня гарантированы.

Но к нашему удивлению, вернувшись вечером в казарму перед ужином, мы снова увидели Старика в одиночестве сидящего в расположении роты.

На наш недоумённые вопросы он и поведал свой рассказ.

Постараюсь передать его в силу своих способностей так, чтобы Вам стало понятнее.

По дороге домой, перед тем, как поручить его заботам родителей, старший брат подробно проинструктировал Сергея о предстоящем поручении.

В двух словах задача заключалась в следующем:

На служебной машине, которую пришлёт за Сергеем его брат, нужно просто съездить в аэропорт и встретить его невесту, которая приезжает для знакомства со своими новыми родственниками. Чтобы не было никаких затруднений, Сергею была вручена фотография невесты.

* * *

Черная «Волга», бесшумно шурша шинами, плавно подкатила к служебному въезду в Аэропорт. Ворота почему-то оказались закрытыми, возможно просто не было соответствующего звонка в помещение охраны.

Из машины вышел видный молодой человек. Закрытые ворота не могли убавить ему уверенности в себе. В этом молодом спортивном человеке в шикарном импортном костюме, (подарок от старшего брата, ведь брат жениха должен на свадьбе выглядеть достойно), с трудом можно было узнать Старика. Всё-таки как одежда меняет самоощущение человека!

Пружинящей походкой, молодой человек уверенно открыл железную калитку с грозной надписью «Служебный вход. Посторонним вход запрещён!»

Молодой человек никогда не считал себя постороннем на этом празднике жизни.

Служебный въезд предназначался для того, чтобы машины, встречающие высоких гостей, могли подъезжать прямо к приземлившимся самолётам. Он имел один недостаток. Между ним и зданием Аэровокзала располагалось взлётное поле, по которому кроме самолётов стоящих на стоянках или выруливающих по своим делам, постоянно сновали машины, обслуживающие самолёты. Это досадное обстоятельство не могло смутить нашего героя, и он уверенно направился к зданию аэровокзала. Его внимание привлёк приземлившийся самолёт, выруливающий для высадки пассажиров. Судя по словам диспетчера, разносившимися по полю, всем знакомым противным голосом с неподражаемыми интонациями, это был именно тот борт, встречать который и приехал Старик. Пока замедлив движение, и перейдя на вальяжный шаг, он раздумывал, а не направиться ли ему прямо к самолёту, рядом с ним, скрипнув тормозами, остановился милицейский «Уазик». В нем рядом с водителем сидел молодой милиционер в форме младшего сержанта милиции.

Прогулка по взлётному полю уже немного притомила нашего путешественника, поэтому он уверенно направился к машине и распахнув заднюю дверь запрыгнул на пассажирское сидение салона.

– Хорошо, что догадались выслать машину, похвалил он оторопевших милиционеров и приказал:

– Вон к тому самолёту, пожалуйста.

Милиционеры удивлённо посмотрели друг на друга, а затем одновременно обернулись и уставились на странного пассажира.

Ясный, уверенный взгляд человека привыкшего повелевать. Спортивная фигура и короткая стрижка в сочетании с шикарным костюмом, давали повод к раздумьям. Дело в том, что точно в таком же костюме на последнем празднике, вызывая всеобщую зависть, красовался заместитель директора по режиму. Но этот костюм молодой человек носил в будний день. Следовательно…

Цепочку логических умозаключений прервал нетерпеливый повелительный голос незнакомца:

– Чего стоим? Поехали!

Привычка к повиновению сработала, и машина резво направилась к стоящему самолёту. Как сказал восточный поэт Фирдоуси в «Сказании о Сиявуше»:

 
– Жизнь такова, и тут хоть бейся лбом,
Ты на коне, иль ходишь под седлом!
 

Выходя из остановившейся машины, наш герой небрежно бросил:

– Не уезжайте, я недолго.

По трапу из самолёта, довольно жмурясь от ярких лучей солнца, неторопливо спускались пассажиры. Почувствовав под собой твёрдую землю, они дружной стайкой ожидали прибытия автобуса, который должен отвезти их к зданию аэровокзала.

Разглядев возле самолета милицейскую машину, и стоящего возле неё молодого человека, пассажиры начали заинтересованно переглядываться. Когда же молодой человек достал из внутреннего кармана пиджака фотографию, и начал, не торопясь, обходить пассажиров, бесцеремонно вглядываясь в их лица, не таясь, сверяя их с фото, у пассажиров возникло какое-то внутреннее напряжение. А когда к молодому человеку присоединился и стал сопровождать его младший сержант милиции, в толпе повисла полная тишина.

Не раскрывая рта, милиционер негромко произнёс:

– Кого ищем?

В ответ молодой человек молча показал ему фотографию. Слова милиционера, в повисшей тишине услышали многие, и инстинктивно стали отодвигаться друг от друга.

Наконец, эта парочка остановилась напротив красивой молодой девушки, чью улыбку и сияющие глаза заметили многие пассажиры.

Довольно улыбнувшись и, пряча фотографию в карман, мужчина в штатском. уточнив фамилию несчастной, довольно произнёс:

– Мы за Вами! Пройдём в машину.

В эту минуту девушка уже не улыбалась. Как всем показалось, она затравленно посмотрела по сторонам, но, по хмурым и осуждающим взглядам, поняв, что помощи ждать ей не откуда, сникнув, покорно направилась к милицейской машине в сопровождении молодого человека.

В полной тишине, подойдя к машине штатский жестом остановил милиционера, собравшегося было открыть заднюю дверь машины, ведущую в зарешётчатый отсек для задержанных. Уверенно и твёрдо он помог девушке сесть в машину и занял место рядом с нею.

В машине, посчитав, что объяснения с дорогой гостью подождут, он бросает:

– К служебному выезду, пожалуйста!

Водитель, едва дождавшись, пока напарник займёт место рядом, включив сирену, срывает машину с места.

Так в сопровождении приветственных звуков милицейской сирены, наша гостья оказывается возле служебного выхода, где её ожидает чёрная «Волга» и водитель в форме. В полуобморочном состоянии, торжествующий Сергей усаживает девушку на заднее сидение «Волги» и возвращается к своим невольным помощникам. При виде чёрной «Волги», те, вытянувшись в струнку, терпеливо ждут его возле своей машины, так и не выключив сирену.

Остановившись перед каждым и наградив их строгим взглядом ясных глаз, Старик твёрдо пожимает им руки.

– Спасибо за помощь, товарищи!

Повернувшись кругом, небрежно бросает:

– Сирену можете отключить.

Милиционеры, остолбенело, смотрят друг на друга, невольно вытирая выступивший пот. Затем, облегчённо вздохнув, усаживаются в машину и уезжают.

Старик, забрав у своей спутницы багажные квитанции, молча отправляется за багажом. Его гостья, потерянно и молча, сидит на заднем сидении, мысленно прощаясь со своей свободой.

И только когда, разместив багаж в багажнике, Сергей, очень довольный собой и удачно выполненным поручением, уселся рядом с водителем, он решает, наконец, представиться и познакомиться. Девушка, умело скрывая нахлынувшую на неё радость от знакомства с новым родственником, задохнувшись от возмущения, едва находит в себе силы сдержать свои чувства. Разговор между ними, после такого начала знакомства, как-то не заладился. И дальнейший путь до дома они проделали в полной тишине.

И только когда машина, наконец-то, въехала во двор родителей, и сияющий жених с цветами в руках открыл дверь своей невесте, та прервала своё затянувшееся молчание.

Оторопелые родители жениха и сам жених, смущённо выслушали её версию произошедшего. Как вы понимаете, она сильно отличалась от виденья Сергея, и не была полна той лихости и искромётного юмора, как вариант, который попытался предложить им, чуть позже, искренне недоумевающий Сергей.

Таким образом, вместо праздничного стола и тёплого ужина в кругу семьи, Сергея ожидало неожиданное возвращение в родную казарму, к своим преданным друзьям. Родители же Сергея, свято чтя законы гостеприимства, посчитали за благо не напоминать больше своей новой родственнице об этом досадном недоразумении.

Заканчивая свой грустный рассказ, Старик вздохнул:

– Не повезло брату с невестой. Ох, и намучается он с этой капризулей!

Не удержавшись, кто-то, некстати, выдохнул:

– Зато ему с братом повезло!

На что Старик, немного подумав, согласился:

– Вот это – уж, точно.

И тут, мы поспешили разойтись, стыдливо стараясь скрыть неуместные в данной ситуации улыбки.

– Товарищ курсант, расскажите, за что Вас наградили орденом?

Озадаченно смотрю на девушку, задавшую вопрос. Затем понимаю, что за орден она приняла юбилейный значок, который я надел на «урок мужества», провести который, в этой школе поручено нам, курсантам Ташкентского Высшего общевойскового командного училища имени В.И. Ленина.

Теперь мне придётся отвлечься на необходимые разъяснения, без которых молодому читателю все будет непонятным, или будет понято неправильно.

«Урок Мужества» – это один час занятий в школах, на котором школьникам напоминали о вкладе наших отцов и дедов в общую победу Советского народа в Великой Отечественной войне против фашистской Германии. (В те годы школьники еще не путались в ответах на вопросы, кто против кого воевал в той войне и кто победил). «Уроки Мужества» традиционно проводили ветераны Войны и Труда. Но со временем, ветеранов становилось всё меньше, и к этим занятиям стали привлекать и военных, которые в этой Войне не участвовали. Все равно у школьников всегда находилось много вопросов к человеку в форме.

Видимо, руководство школы решило помочь юношам старших классов определиться с выбором будущей профессии, вот и попросило наше Командование прислать к ним в школу курсантов для проведения этого урока.

Наш командир батальона посчитал эту задачу очень важной, и приказал отправить в школу самых лучших курсантов и только отличников. Стоит ли Вам после этого объяснять, что все шестеро, оказались курсантами из нашего взвода. Отправляя нас в школу, Комбат подсказал нам, о чём нужно говорить на уроке, и добродушно разрешил погулять по городу до вечера.

Поэтому, на «урок Мужества мы готовились, как к обычному увольнению, то есть тщательно и скрупулезно.

В указанное время, я, в наглаженной парадной форме, оказался один на один с целым классом старшеклассников, чьи глаза пытливо и с интересом рассматривали меня.

Представившись, я предложил задать мне вопросы, которые их интересуют больше всего. И вот он первый вопрос:

– Товарищ курсант, расскажите, за что Вас наградили орденом?

Хороший вопрос. Он делает честь миловидной старшекласснице с умными глазами, в которых поблёскивали озорные огоньки. Разумеется, никакого ордена у меня нет. Но, решив, что раз я надел на китель этот значок, значит, мне будет приятно поговорить и о нём. Как женщина она меня понимала. Никто, как женщины и военные, не любят блестящие погремушки. И нет ничего обиднее, для женщины, чем не заметить её новое украшение. Предположив, что, отвечая на любой вопрос, я всё равно переведу разговор на свой значок, она решила сразу взять инициативу в свои руки. И облегчить мне задачу, справедливо решив, что о себе, своём значке и о своей скромности я смогу говорить часами.

Сдержанной улыбкой и понимающим взглядом, я поблагодарил комсомолку, спортсменку и, просто красавицу, за помощь в разговоре. Но сегодня я хотел говорить не о себе.

Поэтому, я сдержанно ответил, что это просто юбилейный значок нашего училища, о котором, мы сможем поговорить попозже, если останется время и не пропадёт желание. Подойдя к окну, я, как бы случайно, спросил:

– Куда ведет эта улица?

Услышав в ответ несколько недоумённых голосов: «На железнодорожный вокзал», – я, удовлетворенно кивнул и, начал свой рассказ.

С лёгкой руки кинематографистов, у многих сегодня сложилось впечатление, что, если «Ташкент – город хлебный», находился в глубоком тылу, куда не долетали вражеские самолёты, то его жители и не испытали тягот и лишений военных лет. Поэтому, свой рассказ я начал с того, как одним летним днём сорок первого года, выйдя из ворот нашего училища, через весь город в сторону вокзала по улицам Ташкента прошла строем колонна военнослужащих. Редкие прохожие молча провожали их взглядами, не примечая в них ничего особенного. Разве что немногим странным, могло показаться, отсутствие в колонне рядовых солдат. Вся колонна состояла из командиров Красной Армии. Во главе колонны шли командиры разных званий, но основу колонны составляли девяносто молодых лейтенантов. Скрипучие ремни, новенькие сапоги и, немного топорщившиеся, гимнастёрки выдавали в них недавних выпускников из училища.

Колону вёл ладный полковник, бывший начальник кафедры тактики Ташкентского пехотного училища. Он вел своих командиров на вокзал, где им предстояло убыть к новому месту службы, в город Алма-Ата, где полковнику предстояло сформировать новую стрелковую дивизию и стать её командиром, а остальным командирам предстояло стать костяком этой дивизии. Вскоре этой дивизии предстояло начать свой боевой путь в сражениях за оборону Москвы. Пожалуй единственный случай в истории Великой Отечественной войны, когда дивизия прославится в народе по имени своего командира, сложившего свою голову в одном из сражений. так как он не научился прятаться за спины своих солдат. А его солдаты будут с гордостью называть себя его именем. Своими боевыми действиями дивизия сможет выделиться из десятков соединений, ставших на пути врага. И очень немногим из них, идущим в этом строю, доведётся дожить до Победы.

Но это ещё неизвестно никому из командиров, идущих строем по тихим улицам Ташкента. И редкие прохожие не могли знать, что им довелось увидеть, как строем, будущие Герои, буднично шагают в бессмертие. А полковник, ведущий своих подчинённых на вокзал, носил малоизвестную тогда фамилию Панфилов.

А потом я рассказал о том, как в одном из домов в городе Ташкенте, жила ничем не примечательная семья. В семье было девять братьев и одна сестра. Но в те времена, в этом не было ничего необычного. Когда сестра осталась одна с дочкой и двумя сыновьями на руках, она сильно не переживала, потому, что с нею были её братья, которые её очень любили. Но вот началась Война. И в их дом пришло извещение о том, что их младший брат пропал без вести 20 июня 1941 года. Он служил пограничником на западной границе, и в этот день заступил в дозор на границу. Война к нему пришла раньше других, и о нём вестей больше не поступало. В течение года на войну поочерёдно ушли все братья. В сорок втором пришла очередь и самого старшего – Закира, в тот год ему было уже сорок два года. Расчёт при увольнении с работы он получил продуктами. Уходя на фронт, он оставил своей сестре два мешка пшеницы и один мешок риса. А ещё главным сокровищем у сестры была коза Маша, которая щедро делилась своим молоком с нею, и ее детьми.

Я не знаю, смог бы я объяснить современным слушателям, как в то время эта женщина с тремя детьми на руках, вынесла всё это. Я не представляю, как передать, что она пережила, получая вслед за первой, поочерёдно ещё шесть «похоронок» на своих братьев. Что она испытала, когда её младший сын заболел полиомелиолитом, и что ей пришлось испытать, доставая редкое тогда лекарство от полиомелиолита, которое выпускалось в те годы, только в Англии. Доставать через советских специалистов, которые получали тогда боевую технику и боевые припасы из Англии по «ленд-лизу», через Иран. Но она смогла, и она сделала это ради своего младшего сына. и вылечила его.

Во время войны, неработающие жители в «городе хлебном» могли купить в магазинах лишь по шестьсот граммов хлеба на человека в сутки. Причём, хлеба в магазине на всех могло не хватить, и очередь приходилось занимать затемно. Поэтому этой семье приходилось жить всем четверым в день на два килограмма и четыреста граммов хлеба, и молоко от козы, изредка усиливая свой скудный рацион из заповедных мешков, растягивая их содержимое на долгие годы войны.

Неудивительно, что когда её дочери исполнилось четырнадцать, а произошло это осенью сорок первого года, она пошла работать на завод, изготавливающий мины и снаряды для фронта. И, хотя работать приходилось по четырнадцать часов в сутки, стоя у станка, а спать разрешалось рядом на металлических стружках, зато рабочих на заводе три раза кормили горячей пищей, и, теперь её мама могла покупать на неё «стахановский» паек больше хлеба. То есть вместо иждивенческих шестисот граммов целый килограмм двести граммов, такого дорогого, во всех отношениях, хлеба. И ничего, что не было у неё ни отпусков, ни выходных. Зато один раз в неделю, можно было сходить домой, чтобы сменить одежду и помыться. Правда, приходилось идти после работы почти через весь город, но зато, когда она приходила домой, было уже совсем темно, и можно было свободно раздеться догола возле дома, помыться с помощью мамы в тазике с горячей водой, и обработать волосы керосином, не боясь посторонних нескромных взглядов. А затем, не рискуя внести в дом педикулёз, а по-простому вшей, зайти, наконец, в дом, где ждали домашний, и такой вкусный ужин и тёплая, и такая непривычно мягкая, постель. Конечно, раздеваться во дворе, чтобы бороться со вшами зимой холоднее, чем в другие времена года, но как говорится в народе, «сколько той зимы»! А утром, с трудом оторвав голову от подушки, зато, переодевшись в чистое бельё, нужно снова спешить на завод, где ждут работа, горячий завтрак и отдых на перине из железной стружки. И, невольно, почувствуешь себя совсем взрослой, когда знаешь, что за опоздание на смену на пятнадцать минут, можно получить недетский срок, конечно не пятнадцать, но всё-таки два года лагерей.

Из коротких разговоров от мамы девочка узнавала, что в город приехало много народу, строится много заводов, в парке культуры имени Горького, эвакуированные киностудии снимают фильмы, в театрах играют знаменитости и, если повезёт, то в городе можно встретить Анну Ахматову, Фаину Раневскую, Корнея Чуковского. Девочка, засыпая, повторяла про себя эти имена, а утром снова шла на свой завод

Из рассказов матери, девочка узнавала, что многие люди идут на вокзал и приводят в свои дома семьи, приехавшие в эвакуацию, с которыми они теперь будут жить до Победы. Что многие берут сирот в свои семьи. Девочка понятливо кивала матери, но задумываться о детях ей было ещё рано. Ведь у неё был свой завод, и совсем не было свободного времени «Всё для фронта! Всё для Победы!»

Я предложил своим слушателям самим представить чувства, какие испытали все они, жители тылового «хлебного города», узнав, что война закончилась.

Какие чувства, испытывали два брата, вернувшиеся домой с войны. старший лейтенант и рядовой, зная, что семеро других братьев уже не вернутся никогда.

Глядя в расширенные глаза своих слушателей, я спросил их, как теперь они должны учиться в школе, в стенах которой во время Войны размещался госпиталь для раненных солдат. Смогут ли они учиться плохо, зная, что эта девочка, после Победы, забыв о трёх годах работы на заводе, подготовилась и поступила в медицинский институт. А её дядя, придя с войны, в сорок пять лет поступил в институт и стал инженер-механиком.

Но я знаю точно, что после войны, эта девочка окончила медицинский институт и стала врачом, а ещё, что никто и никогда не считал её участником войны, Ибо всю войну она благополучно «отсиделась в тылу», и, значит, не должна рассчитывать на чью-то особую благодарность.

И еще я знаю точно, что есть два человека, которые всегда будут ей благодарны – это я, и мой старший брат, потому, что эта девочка стала нашей мамой.

Я хотел, но стал рассказывать о том, что из своего детства я помню немецкие солдатский ранец и военный атлас. Их дед Закир привез с войны. Солдатский ранец без употребления долго лежал в подвале. А атлас дедушка часто доставал, когда слушал новости по телевизору, чтобы найти место событий не карте. И хотя все надписи в атласе были на немецком языке, это не мешало утверждать дедушке, что немецкие карты того времени, более точные, чем современные. А ещё я помню, как мы играли его медалями. Медалью «За отвагу» и медалью «За победу над фашисткой Германией». И я не понимал тогда, почему, в своё время, дед не пошёл в военкомат, требовать себе, полагающуюся ему, медаль «За взятие Кенигсберга».

Я помню его солдатскую военную форму, висящую без употребления в шкафу, и помню его «неприкосновенный запас» в виде двух мешков пшеницы и одного мешка риса, которые, пока он был жив, почему-то, всегда хранились у нас, сначала в сарае, а потом, когда мы переехали на новую квартиру, и на антресоли.

Я не стал говорить об этом этим школьникам, потому, что это очень личные воспоминания, но я бы хотел, чтобы люди узнали и запомнили, об этой простой семье. И таких семей в моём городе до войны было много. И не их вина, что о них не знают и не помнят потомки. Как не помнят о простых тружениках войны прославленной Панфиловской дивизии, ценой своей жизни, заслонившей Москву, как не помнят о бойцах трудового фронта, в тылу ковавших оружие Победы.

Как не помнят или не знают, что с ноября 1941 г. по март 1942 г. в Узбекистане было сформировано 14 национальных дивизий из них 9 стрелковых 5 кавалеристских. Многие узбекистанцы мужественно проявили себя в бою, так 120 тысяч из них были награждены боевыми орденами и медалями, 338 удостоены звания Героя СССР, 53 кавалера ордена Славы.

Войны узбекистанцы участвовали в обороне Брестской крепости героически сражавшейся с фашистами, обороне Ленинграда, обороне Москвы (битве за Москву), в Сталинградской битве. Мой земляк Собир Рахимов активно участвовал в войне с Фашисткой Германии. Начал свой путь от зам. командира полка до командира гвардейской дивизии. 10 раз был ранен. Награжден орденом Суворова 2степени, и четырьмя орденами Красного замени. К сожалению, при штурме города Гданьска (Польша) он был смертельно ранен и посмертно был награжден звездою героя Советского Союза. Урна с прахом его была похоронена в Ташкенте на Братских могилах. Сейчас в Узбекистане помнят и чтут его, как героя освободительной войны. Каждый узбекистанец внес свою лепту в поистине Великую победу всех времен, страшно даже предположить, что было бы, если не было бы этой победы.

Война так или иначе коснулась каждый дом, улицу, район, семью. Все, и стар и млад, заплатил за эту победу: кто работой на трудовом фронте, кто собственной жизнью, кто жизнью своих друзей родственников близких. Наши великие отцы деды и прадеды выстояли, не сломались в трудную минуту в час великих и смертельных испытаний выпавших на Советский Союз и нашу Республику. Честь и Хвала Им. Вечная память.

Но как потомок этой семьи, думаю, что могу, и должен был, рассказать Вам об этом.

А когда мне, через много лет, вручили орден «Мужества», я поймал себя на мысли, что никогда не заслужил этот орден, если бы в своё время не играл боевыми медалями своего деда Закира. Спасибо и низкий поклон за это ему и всем его братьям!

Есть вещи, которые нельзя забывать, просто потому, что забыть об этом – просто подло. По отношению к нашим предкам.