Текст книги "Дневники Сигюн"

Только один раз я замедлила шаги, будто споткнулась о невидимую преграду. Я увидела отца, стоящего прямо возле широкого прохода посередине зала. Я невольно шагнула к нему, окликнула. Сердце, до того стучавшее размеренно и ровно, заколотилось как безумное в груди. Не знаю, чего я ждала, на что надеялась. Может, что он раскинет навстречу мне родные и сильные руки, а я зароюсь лицом в его одежду, вдохну знакомый с детства уютный и домашний запах…

Он приветствовал меня кивком головы. Окинул быстрым взглядом, чуть задержавшись на моём уже заметном животе.

– Сигюн… – произнёс он с лёгким поклоном. Скользнул глазами по стоящему рядом со мной Локи и, ничего больше не сказав, отвернулся.

Я замерла. На несколько секунд у меня будто выключилось зрение, дыхание, слух. Локи пришлось подхватить меня, потому что, делая следующий шаг, я пошатнулась.

– Воды, – пронеслось где-то слева от меня. – Принесите воды, ей нехорошо!

Но я уже овладела собой. Выпрямила спину, высоко подняла голову.

Когда приходится расставаться с прошлым, мы бываем вынуждены жечь за собой мосты. Почти всегда это больно, почти всегда трудно. Зачем ты говорил мне, чтобы я слушала своё сердце, отец? Чтобы я научилась отвечать на брошенный вызов?

Двенадцать шагов до ступеней, ведущих к золотому трону, перед которыми мы остановимся. Я снова смотрю на людей, поднимающихся нам навстречу. Я снова слышу перешёптывания у себя за спиной.

– Локи Лафейсон! Ты призван в Асгард, чтобы предстать перед высоким судом по обвинению в попытке разрушения двух миров, Ётунхейма и Мидгарда, в неоднократных попытках братоубийства и в заговоре с целью свержения существующей власти. Можешь ли ты сказать что-то в своё оправдание?

Это Бальдр, глава асгардского суда. Его называют Светлым, и, думаю, он действительно оправдывает своё прозвание. Он ни о чём не высказывается сгоряча. Его голос тих, а взгляд внимателен. Он всегда выслушивает обе стороны конфликта, прежде чем высказать своё мнение. У него глаза удивительного цвета – какие-то перламутрово-голубые, полупрозрачные, – и в них навсегда застыла непонятная мне печаль. Странно слышать столь суровые слова, произнесённые таким мягким и негромким голосом.

– Мне известны причины, по которым меня призвали в Асгард. – Локи скрестил руки на груди, едва заметная мимолётная усмешка пробежала по его губам. – Я видел каменщика за работой вчера ночью. Его работа почти завершена. Приближается время расплаты, но асы не готовы платить.

– Ты ответишь головой за свои козни! – выкрикнул Фандрал, сидящий чуть позади Бальдра. – И не надейся, что твоя смерть будет быстрой и лёгкой!

Бальдр поднял ладонь, призывая Фандрала к молчанию, Локи же не удостоил его даже поворотом головы.

– Тебе должно быть известно также и то, что я намерен доподлинно выяснить, с кем же вы заключили договор на самом деле, – продолжал он, невозмутимо глядя на Бальдра. – Довольно слов. Если асы действительно спешат, будем действовать быстро. Позволь моей жене сделать то, что может сделать только она. Прямо сейчас.

Бальдр колебался несколько секунд. Потом повернулся ко мне.

– Нам известен твой дар, Госпожа, – сказал он. – Но можем ли мы быть уверены, что ты расскажешь нам всю правду о том, что увидишь?

– Вопрос стоит не так, Бальдр. Могу ли я быть уверена в том, что моё слово поколеблет уже сложившееся у вас предубеждение против моего мужа?

Ропот пронёсся по рядам собравшихся. Но это уже было неважно для меня. Знаешь ли ты, Бальдр, каково стоять на пепелище? Каково быть загнанной в угол ощетинившейся волчицей? Мой мир стал слишком мал, и каждый мой шаг сделался опасным. Но вызов брошен, и я буду защищать тех, кто мне дорог.

– Сигюн, ты слышишь? – шёпот Локи у меня над ухом. – Сигюн…

Его голос вернул меня к реальности. Я обернулась к нему:

– Локи?

– Ты вся дрожишь. Может, вернёмся домой?

– Нет, Локи. Я сделаю то, зачем мы пришли.

Иначе может оказаться, что мне некуда будет вернуться. Я вся как натянутая тетива. Гнев закипает во мне, он захлёстывает меня горячей, удушливой волной. Мне всё равно, что обо мне скажут, что подумают. Защищать.

– Ты можешь приступать, госпожа Сигюн.

– Покажи мне место, где стоял каменщик.

…Видение, как молниеносная вспышка, настигло меня, едва я коснулась рукой каменных плит пола. Оно было настолько внезапным, что я оказалась не готова к нему и отшатнулась, как от удара. Чёрный сплошной поток, низвергающийся из бездны навеки проклятых миров, нахлынувший на меня со всех сторон и завертевший в своей стремнине… Ненависть, оглушительная, всепоглощающая ненависть, истекающая ядом, каплющая из глаз, сочащаяся сквозь поры. Я захлебнулась в ней, только чудом удержавшись от крика. Никогда я не видела столько ненависти разом. Ничем не разбавленная, чудовищная в своей неприкрытой откровенности, она была единственной эмоцией, которую испытывало существо, вошедшее в тронный зал Асгарда. Существо, принявшее самый дорогой и любимый для меня облик.

Как могли они, столько лет жившие рядом с Локи, не увидеть того, что видела я, что бросалось в глаза с первых же секунд пребывания его в зале и лишь нарастало по мере того, как существо двигалось, говорило, жестикулировало? Как две капли воды схожее с Локи, оно не было им, оставаясь отвратительной, тошнотворной копией моего мужа. Походка, поворот головы, интонация голоса, мимика лица – всё, всё чужое, неприемлемое, невыносимое, грубая подделка, отталкивающая пародия…

Но все они стояли рядом, слушали его, называли по имени, которое ему никогда не принадлежало, все – Один, Фригг, Тор, Сиф… Я видела их, как наяву, я была возле них. Я – бледная тень, сторонний наблюдатель, вынужденная лишь смотреть и не в силах вмешаться, разрушить злой морок, который окутал их сознание. О, если бы оказалось в моих силах разоблачить изощрённую ложь, которую чужая воля вкрадчиво вливала им в уши! Никогда ещё мой дар не был для меня таким мучительным, не казался таким бесполезным. Что я могла предъявить высокому суду Асгарда в качестве доказательства невиновности Локи? Только свой беспомощный крик: «Как вы могли, как оказались столь слепы?! Это же не он, разве вы не видите, не он, не он, не он!»

– Сигюн, пожалуйста, Сигюн, вернись ко мне.

Возвращаться трудно, это как подниматься с большой глубины, когда от перепада давления закладывает уши и в голове раздаётся надсадный звон. Я открыла глаза в реальность, с судорожным всхлипом втянув в себя воздух. Самая чёрная на свете пропасть – это пропасть отчаяния. Я пошатнулась на её краю.

– Сигюн, я рядом. Иди ко мне.

Его глаза, которые ловят мой блуждающий отрешённый взгляд. Его руки, протянутые ко мне. Мы стоим на коленях друг напротив друга посреди абсолютно пустого зала.

– Локи… Где они? Где все?

– Я сказал им уйти. Сказал, что из-за беременности тебе трудно сосредоточиться, что тебе будет легче, если никто не будет тебя отвлекать.

Я могу упасть в его раскрытые объятия, могу почувствовать себя маленькой и слабой. Могу позволить ему целовать себя и отвечать на его поцелуи.

– И они согласились?

– Ты уже больше двух часов стояла вот так, неподвижная, немая. И слёзы текли по щекам. Это было невыносимо. Это как подглядывать за самыми интимными сценами сквозь замочную скважину. Прости меня.

– За что? – Я улыбнулась, вытирая слёзы.

– За то, что привёл тебя сюда. Что заставил пройти сквозь всё это.

– Я видела, Локи. Это был не ты. Я не понимаю, как они все могли так обмануться.

– Они видели то, что хотели увидеть. Забудь о них.

Его поцелуи всё дольше, всё горячее. Рука ласкает меня, скользит по моей груди, забирается за вырез платья. Он поднимает меня и несёт к золотому трону.

– Локи, ты с ума сошёл? А если кто-нибудь войдёт?

Он смеётся, в глазах прыгают озорные искорки. Как же давно я не видела его таким! Мы как будто вернулись назад, туда, где могли позволить себе быть беззаботными и беспечными. Короткий взмах руки и несколько слов, произнесённых торопливым шёпотом:

– Никто не войдёт, пока я этого не захочу.

Трон достаточно широк, чтобы на нём можно было расположиться полулёжа. Мы прильнули друг к другу, торопливо срывая с себя одежду, как будто не виделись несколько лет. Твоё горячее полунагое тело, каждый изгиб которого знаком мне до мельчайших подробностей, по-прежнему легко сводит меня с ума, возбуждая лихорадочную страсть, которая была и остаётся неутолимой. Скажи мне, Локи, это колдовство? Невозможно быть настолько прекрасным, настолько любимым, настолько желанным. От твоих прикосновений кружится голова, а всё тело наливается сладкой истомой. Я закрываю глаза и растворяюсь в тебе… Невозможно чувствовать более полного слияния двоих людей, когда их сознание, дыхание, души становятся единым целым. Это больше, чем близость, выше, чем желание, сильнее, чем любовь. Ты мой мир, моя вселенная.

– Они заподозрят неладное, когда не смогут открыть двери. Мы должны быть осторожнее.

– Осторожнее?! Нет, Сигюн, ни за что. Запомните, стены Вальяскьялва, и расскажите всем, кто может вас слышать: я, Локи, царь Асгарда, был первым, кто любил свою царицу на золотом троне!

Он смеётся и, подняв на руки, кружит меня по залу.

Ребёнок толкнулся так сильно, что я невольно охнула. Этот удар ногой под ребра был ощутим не только для меня самой – Локи, видимо, тоже его почувствовал, потому что остановился на полушаге, осторожно поставил меня на пол и, опустившись на колено передо мной, приложил ухо к моему животу.

– Будет мальчик, Сигюн, – без тени иронии заявил он, поднимая на меня глаза.

– Откуда тебе знать, Локи? – рассмеялась я.

Он бережно погладил мой живот и усадил меня на ступени рядом с собой.

– Я только что получил от него весьма увесистый привет. Кажется, я разбудил его, когда любил его маму… слишком страстно.

Невозможно удержаться от хохота, глядя на то, как он хмурит брови, изображая озабоченность. Через секунду мы оба смеёмся до слёз.

– Расскажи мне, что ты видела, Сигюн, – просит он, когда мы немного успокаиваемся.

– А мы не позовём… всех? – Я выразительно киваю на двери, но он качает головой:

– Вначале я должен услышать всё сам. Потом поделюсь информацией с Бальдром… возможно. Той, которую сочту нужной.

– Вы вошли вдвоём с каменщиком через парадные двери и стояли рядом, вот здесь. Ты просил высокий суд о снисхождении… То есть, конечно, не ты, но…

– Всё в порядке, Сигюн. Пусть буду я. Кстати, во мне не было ничего необычного? Ну, кроме того, что я говорил, нечто несвойственное мне?

Я задумалась, припоминая.

– Нет, кажется, ничего.

– А каменщик? Как он выглядел? И как вёл себя?

– На нём обычная одежда серых тонов. Плащ перекинут через руку. В руке деревянный посох.

– Он опирался на посох?

– Ну да… Нет, он просто держал его в руке. Не опирался, нет, он ведь ещё не стар.

– Да, он довольно молод. – Локи задумчиво барабанил пальцами по колену, устремив взгляд куда-то внутрь себя. – И всё же посох в руке…

– Он говорил мало, в основном кивал, поддакивал тебе, – продолжаю я, – а ты, как раз наоборот, почти не умолкал.

Локи усмехается, но не произносит ни слова.

– Ты был весьма убедителен. В конце концов, с твоими доводами согласились даже те, кто был с самого начала настроен против тебя или просто относился скептически.

– А я так и стоял на месте? Или подходил к кому-нибудь?

– Не подходил, не приближался. – Меня вдруг осенило. – Постой! Ты прошёлся по залу… Ты остановился возле вон той маленькой дверцы и опёрся на неё рукой. О Локи, как же я сразу не догадалась!

– Это сокровищница Асгарда, Сигюн. Там находятся Ларец Силы Ётунхейма и многие другие артефакты, добытые Одином в самых необычных и потаённых уголках всех девяти миров.

Я вскочила, торопливо подбежала к почти незаметной двери, замаскированной под стеновые панели, украшающие дальнюю от входа стену. Здесь, да, вот здесь рука псевдо-Локи будто бы невзначай коснулась позолоченной решётки, за которой располагается вход в святая святых асгардских царей, охраняемую день и ночь неусыпным Разрушителем. Я вздрогнула, как от вспышки молнии, сверкнувшей прямо у меня перед глазами. То, что коснулось двери в сокровищницу, не было рукой Локи. Это не было даже человеческой рукой. Омерзительное трёхпалое щупальце читаури запечатлело свой ментальный отпечаток на стене тронного зала Вальяскьялва!

Моё сердце стукнуло и остановилось.

– Локи… – только и смогла прошептать я вмиг охрипшим голосом.

Он метнулся ко мне через зал:

– Сигюн, что?..

– Я видела, Локи.

– Что? Что ты видела?

– Это читаури. Тот, которого я встретила впервые во вращающемся туннеле, с кем пыталась драться.

Он провёл ладонью по моему вмиг вспотевшему лбу:

– Успокойся, слышишь?

Я, наверное, смотрела на него совершенно сумасшедшими, невидящими глазами, потому что он схватил меня за оба запястья и очень крепко их сжал, заставив взглянуть ему прямо в глаза.

– На груди, Локи, у него на груди.

– Что?

– Ты спросил, не было ли в тебе чего-нибудь необычного… Так вот, у тебя, то есть у него, на груди, вот здесь, с левой стороны, был приколот золотой овал с синим камнем посередине.

– Как в жезле. – Локи побледнел, отступил на шаг.

– Да, как в жезле, – машинально отозвалась я, вздрагивая.

– Я видел этот овал приколотым на одежду каменщика вчерашней ночью, когда мы с Тором ездили тайком посмотреть на него и его работу. – Локи в возбуждении шагал взад-вперёд по залу. – Всё было так, как говорил Тор – Свадильфари таскает громадные глыбы камней… Да, всё сходится, – заключил он, останавливаясь ко мне спиной, так, чтобы я не могла видеть его лица.

– Что это значит?

– Значит, что предводитель читаури пришёл, чтобы отомстить мне за проигранную мидгардскую войну, – отозвался Локи, по-прежнему не глядя на меня. – И ещё значит, что нам надо спешить. Если позволить ему осуществить его замысел, весь Асгард окажется под угрозой… уничтожения.

– Он стремится проникнуть в сокровищницу?

– Ему нужна латная рукавица Вечности. С помощью неё он обретёт неслыханное могущество! Но пока, пока! Он уязвим. Этот овал у него на груди и посох в руке каменщика… – Локи покачал головой, – Сигюн, эти вещи не случайны. С помощью овала читаури создаёт ложный облик для себя самого, а посох, по всей видимости, маскирует внешность того, кто держит его в руке. Иными словами, каменщик тоже не тот, за кого себя выдаёт.

– Кто же он?

– Понятия не имею. Знаю только, что вся эта история нравится мне всё меньше. И вот что ещё важно: овал то на моей одежде, то на одежде каменщика, а это означает… – Он замер, вглядываясь вдаль, глаза лихорадочно блестели. – Означает, что предводитель читаури не может сам маскировать свой облик или чей-то другой. За него это делают магические предметы. Конечно, каменщику было бы неудобно работать с посохом в руке, поэтому, когда читаури уже не нужен был мой облик, он передал овал каменщику, а сам… Его я не видел, да и опасно разгуливать, не маскируясь, почти на глазах у всего Асгарда. Следовательно, – Локи медленными крадущимися шагами подошёл ко мне, сел рядом на ступеньку, – он может вселяться в чужие тела, и он овладел телом Свадильфари, придав ему необыкновенную силу. Итак, у читаури есть хорошо продуманный план, который он до сей поры методично, шаг за шагом, претворял в жизнь. Но теперь, Сигюн, когда я благодаря тебе узнал об этом плане, я сумею ему помешать. Что ж, пора, идём!

На ходу он протянул к дверям руку, пробормотал себе под нос несколько невнятных слов, и двери распахнулись перед нами.

Те, кто находился в приёмной перед тронным залом, все как один, повернули к нам головы. Я отметила про себя, что дождались нашего выхода далеко не все, однако Бальдр был там и шагнул вперёд, преграждая нам путь:

– Локи, тебе удалось что-нибудь узнать?

– Много интересного, Бальдр. Именно поэтому я и должен поскорей вернуться в свой дом, чтобы обдумать план действий.

– И что же ты собираешься делать?

– Помешать каменщику закончить работу в срок, конечно, – пожал плечами Локи.

– И как ты намерен этого добиться?

– Позволь не сообщать об этом во всеуслышание, ибо, – Локи криво усмехнулся, – мы имеем наглядные доказательства того, что стены имеют уши.

– Ты не уйдёшь из Вальяскьялва, Локи.

– И что же мне помешает?

– Асгардский суд. Мы тебе не позволим.

– Я должен вернуться домой.

– Твой дом здесь.

– О, неужели? И давно вы об этом вспомнили?

Повисла пауза, которую не решался нарушить ни один из присутствующих.

– Там остались двое моих детей, Бальдр, – напомнил Локи тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– Мы доставим их сюда.

– Нет. Мы с Сигюн возвращаемся. Меня уже тошнит от столичного воздуха, насквозь пропитанного завистью и лицемерием.

– Локи, – начал Бальдр, поднимая руки в примиряющем жесте.

– Отец, – прозвучал позади прерывающийся от волнения голос.

Никто из нас не заметил, как в приёмной очутилась Хель. Я устремилась ей навстречу:

– Милая, что ты здесь делаешь?

– Я пришла к отцу, госпожа Сигюн. Я не могла ждать. Это важно… мне кажется, очень важно.

Локи отстранил стоящего у него на пути Бальдра, и тот попятился, недоумённо оглянувшись.

– Хель, что случилось?

– Я видела сон, отец.

– Сон? – непонимающе нахмурился Локи. Где-то сзади нас раздался язвительный смешок, но Хель вряд ли его услышала. Она задумчиво смотрела на Локи, на Бальдра, и – сквозь них.

– Это было так странно, – продолжала она, и я внутренне содрогнулась – таким неузнаваемым сделался её голос. – Будто я поднялась среди ночи и пошла куда-то по длинным тёмным коридорам. Я не знала дороги, но была уверена, что не собьюсь с пути. Словно что-то звало меня за собой, звало и вело. Я шла, а если на пути моём оказывались стены, они не были для меня преградой. Стоило мне взглянуть вверх – и будто какая-то невидимая сила поднимала меня. Так же легко, как сквозь стены, я проникала сквозь потолок.

Я похолодела, вспомнив то, что привиделось мне накануне, когда я лежала в полудрёме, ожидая Локи, то, что вчера я сочла сном. Только было ли это сном на самом деле? Что я видела, и почему дано мне было это видение?

– Наконец я очутилась в огромном зале, пространство которого было столь велико, что я не могла видеть его стен. – Голос Хель вернул меня к действительности. – И весь этот зал был наполнен людьми… Сотнями, тысячами людей, сражающихся друг с другом. Они, как безумные, набрасывались один на другого, их лица были искажены яростью и… страданием. Они убивали самым ужасным образом и умирали в самых жутких мучениях.

Я видела, как человек прямо рядом со мной был разрублен от плеча и до пояса, почти пополам. Я смотрела на отрубленные руки, ноги, головы, которые валялись на залитом кровью полу. Я находилась в самом центре этого ужасного побоища, но никто из сражающихся не замечал меня, вернее, не мог заметить. Я смотрела на них и не могла оторвать взгляда.

Постепенно сражение начало утихать. Вокруг меня громоздились горы тел: живые, убитые, стонущие от полученных ран и увечий – все лежали у моих ног, и мне приходилось ступать по лужам крови. Всё стихло; я одна стояла в наступившей тишине. Вдруг со всех сторон словно налетели порывы ветра. Я оглянулась: прекрасные девы в сверкающих доспехах входили в зал. Они шли по полю битвы, и длинные светлые волосы их развевались на ветру, и глаза сверкали во тьме, подобно звёздам. Там, где они проходили, убитые воины поднимались, шли за ними и были уже невредимы. Они садились за огромные накрытые столы, вкушая мясо и наслаждаясь вином, а потом любили волшебных дев до утра, чтобы с первыми лучами солнца снова ринуться в бой и убивать, и увечить друг друга… Что это, отец? Что я видела?

Слушая Хель, я то и дело бросала взгляд на Локи и видела, как недоумение сменяется на его лице совершенно непривычным для меня выражением изумления, смешанного со страхом. Тем не менее он слушал, не перебивая, будто вместе с остальными подпав под чары голоса Хель. А голосу этому можно было лишь внимать, заворожённо и беспрекословно, и никто из собравшихся не осмелился произнести хоть слово, хоть звук, пока она говорила.

Но вот прозвучал вопрос, заданный словно бы прежней Хель, робкой растерянной девочкой, которой приснился кошмар, и Локи, очнувшись, протянул к ней руку, чтобы успокоить и утешить.

– Хель, – начал он, обняв её, и она доверчиво прижалась к его груди, обхватив обеими руками, но Бальдр опередил его.

– Это Вальгалла, – ответил он сдавленным голосом, и, обернувшись к нему, я увидела, что прозрачно-голубые глаза его наполнены слезами.

Хель, отстранившись от отца, посмотрела на него пристально, так, что он замолк и застыл, пригвождённый к месту.

– Я узнала тебя, Светлый Бальдр, – зазвучал вновь её голос, не детский голос Хель, моей пугливой и застенчивой Хель, к которому я привыкла, но голос спокойный, ровный и властный, словно она ничуть не удивилась тому, что Бальдр, глава высокого Асгардского суда, заговорил с ней. – Я пришла сюда, чтобы сказать: они несчастны.

– Они благороднейшие из воинов, – пробормотал Бальдр, озираясь вокруг, словно ища поддержки, – и Вальгалла – счастливая страна, созданная Одином специально для таких, как они, чтобы они могли делать то, что и при жизни было достойнейшим занятием для каждого из них: сражаться, находя упоение в бою с равными себе по силе. Да, они гибнут, но возрождаются вновь, чтобы насладиться пиршеством и любовью.

– Они несчастны, – повторила Хель, и в голосе её, разносящемся под высокими сводами, зазвучал металл. Бальдр вздрогнул от его звуков, но ни на миг не мог отвести от неё своего зачарованного взгляда. – Многие из них устали от бесконечной череды повторяющихся битв, а многие никогда и не были для них созданы. Их души жаждут покоя.

Я смотрела на Хель и Бальдра, и на миг мне показалось: между ними протянулась невидимая струна, натянутая так туго, что ещё мгновение – и она зазвенит.

– Я слушал тебя, Хель, – вымолвил наконец Бальдр, с трудом отрываясь от её странного немигающего взгляда. – И я прошу тебя дать мне время. Я поговорю об этом с Одином Всеотцом.

Хель склонила голову. Это был не жест просительницы, но величавое движение царицы, оказывающей милость тем, кто, затаив дыхание, внимал её речам.

– Бальдр, – прозвучало от входных дверей.

Опираясь на мальчика-подростка, в приёмную входила очень высокая и бледная женщина. Её гладко зачёсанные от висков и ото лба русые волосы были тщательно уложены в тяжёлую косу на затылке. Брови скорбно сдвинуты, в углах рта залегла глубокая складка. Светлые тона одежды, как ни странно, подчёркивали болезненную худобу её тела, а плачущие интонации в голосе заставили меня смутиться.

– Нанна. – Бальдр поспешил навстречу к ней, и, стоило ему приблизиться, женщина буквально упала ему на руки, а мальчик остался стоять в стороне, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Зачем ты поднялась? Зачем покинула Брейдаблик? Я же сказал тебе, что, возможно, задержусь на целый день.

– Бальдр, я не могла больше оставаться одна в этих стенах. – Нанна сокрушённо качала головой, прижимая руку к груди, словно ей было трудно дышать. – Ты же знаешь, мой милый, как мне невыносимо, когда ты уходишь, когда покидаешь меня… Минута без тебя кажется годом, а целый день твоего отсутствия равносилен смерти. Пожалуйста, Бальдр, не прогоняй меня!

– У меня есть обязанности, Нанна. – Бальдр покраснел, бросил быстрый взгляд на присутствующих. – Форсети, – обратился он к мальчику, который при звуке его голоса выпрямился, расправил плечи, словно став выше ростом, – прошу тебя, отведи мать в покои Фригг. Зачем ты позволил ей прийти сюда? Ты ведь знаешь, ей вредно волноваться.

– Знаю, знаю, – отозвался тот, беря Нанну под руку. Она тяжело опиралась на сына, голова её клонилась к его плечу, словно под тяжестью непосильной ноши.

– Что с ней такое? – шёпотом спросила я у Локи. Болезненное бессилие Нанны подействовало на меня совершенно угнетающе, я смотрела в её наполненные страданием глаза, и сердце моё сжималось. – Она больна?

– Сколько себя помню, Нанна всегда выглядела такой, – так же шёпотом ответил он мне. – Не могу понять, как ей вообще удалось произвести на свет Форсети? Бальдр почти всё своё время проводит подле жены, ухаживает за ней, исполняет малейшие капризы. Едва он покидает свой дворец, с Нанной случается очередной приступ…

– О небо, что же это за болезнь?

– Лекари не находят у неё никакой болезни. За это она называет их неучами, шарлатанами, не способными к состраданию. Она уже изгнала бессчётное множество их, так как ни один не был способен облегчить её состояние…

Форсети тем временем помогал матери идти, подставив своё плечо. Казалось, последние силы вот-вот её оставят. Невыносимо было смотреть на это, и я, воспользовавшись тем, что всё внимание приковано к Бальдру, отвернулась к окну.

– Не беспокойся, Нанна, – негромко увещевал жену Бальдр, провожая её и сына к дверям. – Скоро всё закончится, и мы все вместе поедем домой.

– Пожалуйста, Бальдр, поскорее, – услышала я скорбный голос, – я так люблю тебя…

– Я тоже люблю тебя, милая, – отвечал он, целуя её в лоб.

В приёмной царило тягостное молчание, когда Бальдр вернулся. Подавив вздох, он тяжело опустился на стул возле стены, но было очевидно, что он совершенно выбит из колеи. Наконец, сделав над собой усилие, он собрался с мыслями и поднял на нас глаза.

– Локи Лафейсон, я принял решение. Ты вернёшься в свой дом вместе с женой и дочерью. Я жду, что ты предоставишь высокому суду разработанный план действий в течение трех дней. В противном случае…

– Ты не можешь принимать такие решения единолично, Бальдр! – возмущённо перебил его Фандрал, вскакивая со своего места и сжимая кулаки. – Не забывай, что ты не единственный, кто входит в состав Асгардского суда!

– Однако именно я – его глава, – неожиданно для многих возвысил голос Бальдр.

– Локи нельзя отпускать из Вальяскьялва! Мы проторчали здесь по его воле большую часть дня, но не узнали даже, для чего он вообще приходил в тронный зал! Не будь слепцом, Бальдр! Очевидно, что Локи просто тянет время, чтобы дать каменщику возможность завершить начатое, как и замышлял с самого начала! Если ты сейчас дашь ему уйти, он воспользуется этим лишь для того, чтобы сбежать!

– У вас нет другого выбора, кроме как довериться мне. – Локи не торопясь прошёл между ними, поочерёдно взглянув на обоих. – Времени почти не осталось, я – последняя возможность асов предотвратить катастрофу. Да не надо так смотреть на меня, Фандрал! Я прекрасно знаю, что прежде чем прислать за мной стражников с угрозами, вы испробовали все другие возможности остановить каменщика. Если бы вы были в состоянии справиться с проблемой, которую, кстати, сами себе и создали, вы бы ни за что не призвали меня в столицу! О, я прекрасно знаю, какой великолепный пир устроили асы, когда скорбели по мне, исчезнувшему в пропасти между мирами, когда думали, что избавились от меня навсегда!

– Больше всего на свете я сожалею о том, что мы вынуждены обратиться за помощью к тебе, коварный и беспринципный лжец! – завопил Фандрал, теряя самообладание. – Однако мы можем обезопасить себя от твоего двуличия очень простым способом! Пока ты не докажешь нам, что действительно сумел остановить каменщика, твоя жена останется в Вальяскьялве. Её присутствие во дворце послужит отличной гарантией искренности твоих намерений!

Я увидела, как стремительно развернулся Локи к Фандралу, как глаза его полыхнули страшным огнём ничем не сдерживаемого гнева.

– Ты осмеливаешься угрожать мне, ничтожество?!

– Довольно! – Бальдр вскочил со своего места, бросился между Локи и Фандралом. – Никогда, пока я жив, высокий суд Асгарда не опустится до того, чтобы брать заложников!

– Наверняка тебе, брат, понадобится помощь, – раздался спокойный голос со стороны лестницы. Скользя рукой по перилам, к нам поднимался Тор. Он подошёл, остановился в нескольких шагах от Локи.

– Мне не нужен соглядатай, – не оборачиваясь, бросил Локи через плечо.

– Просто позволь быть рядом. На случай, если что-то пойдет не так. Мне кажется, что не стоит на сей раз действовать в одиночку. Даже тебе.

– Думаю, это разрешит ситуацию, – с видимым облегчением вздохнул Бальдр. – Надеюсь, никто из членов высокого суда не будет теперь возражать против отъезда Локи.

Фандрал, неопределённо хмыкнув и продолжая бурчать себе под нос что-то нечленораздельное, вернулся на своё место.

Я шла между двумя братьями по коридору, гадая, кто же из них первым обронит ту искру, от которой оба они воспламенятся, как сухой порох. Ни Тор, ни Локи не произнесли ни слова. Они даже не взглянули друг на друга, просто шагали рядом. Но я бы ничуть не удивилась, если бы между ними проскочила молния, столь высоко было напряжение их взаимного молчания.

Неизбежная гроза грянула сразу же, как только за нами закрылась дверь в комнаты Локи. Я хотела отослать Хель, но она сама незаметно скользнула в дальнюю спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ты собираешься сделаться моим личным телохранителем? – ледяным тоном поинтересовался Локи, опускаясь в кресло и закидывая ногу на ногу.

Я расположилась у окна, выглядывая из-за занавесей на усиливающуюся морось. Мокрые дорожки в саду матово блестели, отяжелевшие от дождя кисти сирени повисли над ними, роняя на гравий свои трубчатые цветки.

– Ты не можешь уехать из Вальяскьялва, Локи. – Тор стоял, переминаясь с ноги на ногу, у самых дверей.

– Что?!!!

– Подожди, я хочу сказать…

– Я намерен покинуть столицу немедленно, Тор. Не стой у меня на пути, иначе, видит небо, ты об этом пожалеешь.

– Каменщик почти завершил выкладывать стены. Если ты собираешься вмешаться, сделай это сейчас.

Локи подался вперёд, недоверчиво нахмурившись:

– Ещё суток не прошло…

– Это так, но он ускорил темп работы почти вдвое. Не знаю, как это возможно. Если он продолжит с той же скоростью, он завершит строительство менее чем через три дня.

Локи замер, вперив неподвижный взгляд в пространство. Потом медленно опустил лицо в ладони.

– Если тебе нужно подумать над планом, я удалюсь, – нерешительно заговорил Тор, – я только хотел, чтобы ты знал: любая помощь, которая тебе потребуется, будет тебе предоставлена.

– Почему он заспешил? – пробормотал Локи, не отрывая ладоней от лица.

– Кое-кто во дворце намекнул мне, с чем это связано. Ты увидел, что твой гениальный план завоевания Асгарда находится под угрозой, и отдал приказ форсировать работы, пока ты сам морочишь нам головы своим якобы расследованием! – выпалил Тор, неотрывно буравя глазами Локи.

– Ты идиот, Тор, – досадливо поморщился Локи, поднимая на него вдруг ставший бесконечно усталым взгляд. – Провоцируешь меня, чтобы увидеть, как я буду реагировать? Надеешься, что я выдам себя и ты наконец точно узнаешь, решишь для себя, на чьей я стороне?