Текст книги "Мозамбик"

5

Заканчивался сентябрь. В президентском кабинете за столом сидели Самора и Велозу в ожидании высокого гостя. Наконец, двери открылись. Самора и Велозу встали. Вошли двое русских: один с военной выправкой тридцати пяти лет с лысиной и короткой стрижкой на голове в форме огурца и переводчик.

– Приветствую вас, товарищ Ползунов.

Самора радушно улыбнулся и протянул руку для пожатия. Ползунов тепло и уверенно пожал её своей крепкой клешнёй. Велозу не сомневался, что Ползунов является сотрудником советских спецслужб.

Сели.

Ползунов улыбнулся несколько искусственно и сообщил через переводчика:

– Советское правительство обеспокоено тем, что наши специалисты до сих пор находятся в плену у этих бандитов, марионеток американских империалистов.

– Мы стараемся делать всё возможное, – оправдывался Самора.

– Представляете, какой будет скандал, если они попадут в руки американцев или их союзников? Они могут устроить пресс-конференцию.

– Зачем? – не понимал Самора.

– Чтобы рассказать о том, как доблестно повстанцы из РЕНАМО борются с просоветским режимом Саморы, который угнетает несчастный народ Мозамбика.

– Они могут на это пойти? – удивился Велозу.

– Теоретически нет. Все они люди более-менее проверенные, но всегда могут найтись такие, кто не устоит перед большими деньгами либо другими соблазнами. Человек слаб.

– Мы усилим поиски, – обещал Велозу.

– А, если их уже нет в Мозамбике?

– Они здесь. Неделю назад их видели в ста пятидесяти километрах от границы с Малави, – уверил Велозу.

– Почему они до сих пор не перешли границу?

– Ждут удачного для этого момента. Мы поставили засады на все более-менее известные тропы и пути. Они вероятно ждут, когда мы ослабим бдительность.

– А мы не можем ждать. Надо вызволить геологов и рабочих как можно скорее. Наши власти готовы выплатить миллион долларов за их освобождение. Вы можете передать это сообщение повстанцам, Велозу?

После короткой паузы Велозу ответил:

– Сделаем.

– Уж, сделайте и постарайтесь донести до них эту новость, как можно скорее.

***

Палата представляла собой небольшую комнату со стенами, окрашенными в бежевый цвет и койкой, на которой сидела Светлана, вжав подбородок в коленки. Она попала в медицинское отделение посольства сразу после посещения посла. В палату вошёл высокий седой доктор Скворцов в белом халате. Он двигался медленно, кисти держал в карманах халата.

– Девочка моя, вы решили? – спросил он.

– Да. Я хочу остаться.

– Вам не жалко вашего ребёнка? У вас угроза выкидыша. В посольстве у нас нет хороших условий для вас. В Мозамбике тем более. При проклятых колонизаторах, возможно, ещё был какой-то шанс обеспечить вас должным уходом, но теперь…

Сказав это, Скворцов испуганно огляделся по сторонам, будто в стенах или ещё где-то могли находиться подслушивающие устройства.

– Я хочу дождаться своего мужа здесь, убедиться, что с ним всё в порядке.

– Ваше присутствие здесь никак не повлияет на его судьбу. Вы рискуете остаться и без мужа и без ребёнка. Впрочем, я не знаю, может быть, ребёнок для вас не так ценен…

– Что вы говорите, доктор…

***

Повстанцы разбили лагерь в маленькой деревушке, раскинувшейся над низиной, где до горизонта простиралась зелень саванны с редкими деревьями и кустами. Пленные лежали под открытым небом, многие под одеялами, выданными им повстанцами на краю деревни. В помещения деревни их не пускали в наказание за нападение на солдат.

– Гляди, – Скороспелов растолкал Алешкова.

По низине двигалась стая зебр. Где-то вдали показались два слона. Они выбрались из-под одеял.

– Курить хочется, – сказал Алешков.

– А мне уже всё равно, отвык, – признался Скороспелов. – Больше есть хочется.

– Не говори про еду, – проворчал откуда-то из-под одеяла, лежавший сзади Янушев.

– Я утром съел двух червяков и какое-то насекомое, – сказал находившийся рядом с ним Рыжков.

– Дурак, они могут быть ядовитыми. Тебе жизнь совсем не дорога? – отчитал его Янушев.

– Нет, конечно. Жизнь очень глупа и бессмысленна.

– Что же ты за неё держишься из последних сил?

– Слабый потому что.

– Философский разговор. Записать бы, – заключил Фролкин, севший рядом с Алешковым и Скороспеловым.

– Приедешь домой – запишешь, – сказал Улыбин, выбравшийся из-под одеяла и севший на землю позади Фролкина, Алешкова и Скороспелова.

– Мне бы ваш оптимизм, – посетовал Алешков.

– Африка – колыбель жизни человеческой, – мыслил вслух Фролкин. – Человек ушёл отсюда и построил цивилизации, государства, а те, кто тут остался так и замер на доисторическом уровне. Почему? Не понимаю.

– Египет, брат, это тоже Африка, – напомнил Иван Скороспелов.

– Я имею в виду не в фактическом смысле, а по сути своей. Суть Африки – это её центр да юг.

– Может быть, им так нравится жить, а ты хочешь всех под один гребень причесать, – заметил Алешков.

– Нравится – не нравится, я не в этой категории сужу. Я про прогресс. Прогресс не может быть без движения. Человек должен двигаться не только мысленно, но и в пространстве, чтобы меняться, расти цивилизационно. А тут люди жили в одной локации столетиями, и их всё устраивало, не нужно ничего было менять.

– Потом пришли люди из других локаций и начали менять всё насильно, – добавил Сокроспелов.

– А я где-то читал, что человека на Землю запустили инопланетяне. Изначально рас и наций было гораздо больше, чем сохранилось теперь, – подал голос откуда-то сзади Табатадзе.

– Смешной человек, – Фролкин усмехнулся. – Ты ещё расскажи про бога…

– Не трогай бога, – осадил его Улыбин.

– Ты чего, Глеб Батькович? – удивился Алешков. – Ты же махровый коммунист.

– И что? Может быть, бог с коммунистами заодно.

– Ты это только не скажи где-нибудь на партсобрании, – предупредил его Алешков.

Он и Скороспелов усмехнулись.

– Да пошли вы. Думаете, я боюсь кого-то? Мне плевать. Собрание – это собрание, а здесь мы в другой ситуации, где каждый человек, как на ладони обнажён. Можно говорить сокровенные мысли. Неизвестно, выберемся ли мы отсюда.

За пленными зорко наблюдали двое автоматчиков с двух сторон. После неудачного восстания Фролкина и компании повстанцы усилили надзор за советскими специалистами.

Деревня, где отдыхали повстанцы, была не такой мелкой, через которые обычно они проходили с пленными. Тут встречались глинобитные дома с чем-то вроде соломы на крышах. По улицам и дворам бегали куры. Жило в этом поселении семьдесят пять человек. Начало темнеть. К пленным подошёл Армандо в сопровождении двух солдат и старика с посохом и странными разноцветными бусами на шее и запястье правой руки. Стыд у дедушки был прикрыт непонятной тряпочкой едва-едва, так что его причиндалы то и дело вываливались из этого подобия нижнего белья. Они нашли Ломовского, который лежал с закрытыми глазам и бредил. Рядом с ним сидел Улыбин.

– Как он? – спросил Армандо.

– Плох, – отвечал Улыбин. – Наверное, умрёт.

– Что у него болит?

– Он не может толком объяснить. У него бред.

– Это колдун. Он может помочь, посмотреть его.

Армандо указал кивком головы на старика.

Дедушка запричитал на непонятным языке и принялся делать круговые движения вокруг Сергея, при этом пританцовывая. Наконец, он остановился.

– Что? – спросил Армандо.

– Вижу яйцо.

– Какое яйцо?

– Яйцо.

– Это ребёнок, – сказал один из солдат. – В нашей деревне, когда колдуны видят яйцо – это означает, что у него будет ребёнок.

– Странно, как он это мог узнать? Сергей и его жена хотели ребёнка, но у них никак не получалось забеременеть, – вспомнил Алешков. – Вот чудеса. Видимо, Сергей до сих пор мечтает о ребёнке?

– А, что если Света беременна? – предположил Иван.

– Ерунда, – усомнился Алешков.

– Он будет жить? – спросил Улыбин.

Колдун поглядел внимательно на Сергея.

– Жить? Жизнь бесконечна. Вопрос, где он будет жить в этом мире или за дверью, ведущей в другие жизни. У него мало сил, чтобы жить здесь. Надо, чтобы он сам захотел жить, тогда он выживет.

Армандо, солдаты и колдун ушли.

– Может быть, скажем ему, что у него будет ребёнок? – предложил Иван.

– Кого ты слушаешь? Колдуна? Это же каменный век, пещеры, – предложение Ивана рассмешило Алешкова.

– У него будет причина, чтобы стараться выкарабкаться, бороться.

– Ага. А, когда он спросит, откуда мы знаем, что у него будет ребёнок, что ты на это ему ответишь? – резонно заметил Алешков.

– Так и скажем. Колдун сказал.

– Ты смешон приятель. Сергей – материалист и коммунист. Он не поверит.

Прошёл час. На саванну опустилась чёрная беззвёздная ночь. Повстанцы устроили что-то вроде колдовских представлений на окраине деревни. Пленным было разрешено понаблюдать за происходящим. Вёл представление тот же колдун, что исследовал Сергея. Он бегал вокруг костра, танцевал и пел что-то.

Когда костёр прогорел, колдун распределил равномерно тлеющие угли на площадь примерно в три квадратных метра. Стоявшие кругом солдаты зажгли факелы, чтобы было видно, что происходит на месте костра. К углям подошёл молодой парень из деревни в синих трусах. Колдун стал говорить ему заклинания на непонятном местном языке. Глаза парня были закрыты.

Колдун махнул рукой перед лицом парня и отошёл в сторону. Парень же пошёл босиком по углям. Он шёл медленно будто это угли были не так горячи, как бывают горячи раскалённые угли, а будто это были камни нагретые солнцем на океанском пляже. Пройдя угли, молодой человек упал. К нему подбежали деревенские жители и колдун. Его пятки и ступни натирали мокрыми тряпками. Парень бормотал что-то нечленораздельное. Колдун сказал что-то Армандо, что не удовлетворило его.

Командир повстанцев задумался, а потом указал пальцем на Фролкина сидевшего в круге зрителей. Геолога вытащили за руки двое солдат и подвели к командиру.

– Твоя задача пройти через угли и увидеть правильный путь, который приведёт нас в безопасное место. Колдун проведёт с тобой заклинание, чтобы наладить связь между тобой и добрыми духами, – объяснил Армандо.

– Я не хочу, не буду.

– Тогда.

Армандо кивнул головой солдатам. Двое солдат направили дула автоматов на головы Табатадзе и Рыжкова.

Фролкина подвели к углям. Они дымились и были красными и розовыми местами, а не полностью чёрными, когда начинают остывать.

Колдун начал бормотать заклинания. Фролкин закрыл глаза. Он был уверен, что на него не действует этот набор звуков и непонятных слов. У него в сознании проплыли картинки из прошлой жизни. Москва. Снег. Надя. Надя! Всё из-за неё. Он погиб из-за женщины. Как это глупо. Фролкин очнулся, когда колдун толкал его к углям.

– А-а! – с криком Тимофей пробежался по углям и прыгнул на спасительную землю.

К нему кинулись местные жители с мокрыми тряпками, которыми принялись растирать его пятки.

Тимофей жалобно стонал.

Подошёл Армандо.

– Ты видел?

– Что?

– Путь, куда нам надо идти.

– Нет, м-м-м.

– Как и парень из деревни, – заключил Армандо. – Что ж придётся другого пускать по углям.

– Подожди. Я видел, точно видел.

– Что? Куда?

– Дух указал мне, что нам нужно идти в Родезию?

– В Родезию?

И снова повстанцы с пленными отправились в путь. Проходили по знакомым уже местам. Алешков заметил Фролкину:

– На фига ты сказал про Родезию? Ты представляешь, сколько туда надо идти?

– Нет. Далеко наверно.

– Это мягко сказано.

Дошли до маленькой речки, где у пленных появилась возможность помыться и искупаться. Ломовский был слаб и почти не говорил. Правда, он мог идти медленно, но уверенно. Повстанцы, кажется никуда не торопились. Кто-то не только мылся, но и стирал свою одежду. Иван полез мыться последним подальше от посторонних глаз. Он разделся до гола, вытирал свою одежду и зашёл на середину реки, где вода доходила ему едва до живота. Он присел, начал брызгать себя водой, вымыл лицо. На берегу в кустах, мелькнул чей-то силуэт. «Кто это дурачится?» – подумал он. «Алешков или Фролкин псих?» Скоро он увидел Ассане, вышедшую к берегу и взявшую его одежду. Иван крикнул по-португальски:

– Оставь! Что ты делаешь?!

Девушка улыбалась, она взяла одежду и сделала вид, что собирается уйти.

– Не надо! – взмолился Иван и пошёл голый к берегу.

Вышел. Ассане далеко не ушла. Она раскатисто смеялась, явно дурачась.

– Отдай.

Иван выхватил свою одежду. Его глаза встретились с её глазами-угольками. Он бросил одежду на землю, притянул к себе и крепко поцеловал в губы. Она вырвалась со словами.

– Ты с ума сошёл!

***

И он вспомнил слова, те же слова, только произнесённые на русском, голосом чуть с хрипотцой:

– Ты с ума сошёл!

И от этих звуков у него сводило дыхание и бешено заходило сердце, так что он не чувствовал ног под собой, не понимая, где он: на небе ли, на земле ли, или где-то в другом измерении.

Через Оренбург протекает река Урал. Иван Скороспелов с детства часто плавал по ней на лодке. Он мечтал стать моряком. У его родителей были вполне себе земные влечения. Папа трудился токарем на заводе, мама работала на почте. Это были обыватели в чистом виде. Они не были плохими людьми. К мечтам сына они относились без насмешек с иронией, не верили в успех его планов. Все их предки были обычными пахарями и трудягами, так что нечего замахиваться на то, чего никогда не сможешь достичь. У простых людей простая судьба. У Ивана был младший брат Сергей, который хотел стать водителем. Он в своей семье порой выглядел белой вороной. В старших классах школы Иван стал думать, что его мечты и, в самом деле, не совсем соответствуют его способностям, силам и талантам. Учился он средне: не был троечником, пятёрок и четвёрок было у него примерно столько же, сколько и троек. Иван любил читать о путешествиях и историческую литературу. В последнем классе у него вспыхнула любовь к Наташе Колокольниковой из параллельного класса. Это была типично русская красивая милая девушка с двумя косичками, ямочкой на круглом подбородке и стройной фигуркой. Наташа собиралась покорять в Москву. Она хотела стать химиком. Наташа подбодрила Ивана в его стремлении покинуть Оренбург и стать моряком или кем-то ещё более значимым. Они стали близки ещё когда не закончили школу. Это случилось на майских праздниках. Юные влюблённые выехали за город и весь день резвились на речке и совсем потеряли стыд, так они обрели первый опыт земной физической любви собственно на земле на поле, где рос хлеб. Наташа не боялась лишиться девственности до брака. Она была прогрессивной девушкой. Иван иногда чувствовал себя глупее её. Наташа училась очень хорошо и знала больше него. Он не всё понимал в учебниках или книгах. Порой чтобы добраться до истины в том или ином вопросе ему требовалось значительное время. Прошло полтора месяца после того, как они стали близки в поле, когда Иван нечаянно разрушил их связь по легкомыслию и пьяной лавочке. Они отмечали день рождения подруги Наташи. Иван тогда набрался как свинья. Он никогда до этого не пил портвейн, поэтому не рассчитал с дозой. Ему предлагали отвезти его домой, но ему хотелось продолжения банкета, праздника и приключений. Во время перекура в подъезде Иван умудрился поцеловать и даже слегка прижать к себе Аллу подругу Наташи. Наташа аккурат в этот момент выходила из квартиры и стала свидетелем этого безобразия. Она не стала заниматься рукоприкладством и скандалить, просто спустилась вниз и пошла прочь. Иван с трудом понимал, что происходит, но до него таки дошло, что он сделал что-то очень глупое и непристойное. Он бросился вслед за Наташей, но поскользнулся и упал во дворе. Его доставили домой. На следующий день он на коленях стоял перед своей первой любовью и молил о прощении. Прошёл ещё месяц. Наташа вроде бы простила его.

– Мы будем друзьями, нет больше чем друзьями, друзьями-любовниками, друзьями-любовниками-метасупругами, – сказала она.

– О чём ты говоришь? Я не понимаю, – говорил Иван.

– Со временем поймёшь. Мета – это над. Будем выше всего.

У них даже случилась близость перед их отъездом из их родного Оренбурга. Наташа отправилась покорять Москву, а Иван поступать в мореходку в Ленинград.

В мореходку Иван не поступил, зато обрёл верного друга Виктора. Виктор прибыл в Ленинград из Волгограда. Он также провалился на экзаменах, но не опустил рук. Виктор предложил Ивану попытать счастья и попытаться поступить в ленинградский горный университет. Он лучше Ивана знал некоторые предметы и помог вновь обретённому другу в подготовке и сдаче экзаменов.

– В земле ковыряться не менее интересно, чем ходить по морям, – приговаривал тогда Виктор.

Они вместе учились, отдыхали, веселились, делили на двоих радости и неприятные моменты в жизни. Виктор был умный, но несколько заносчивый и высокомерный. Он предпочитал больше времени тратить на изучение полезных наук, а Иван порой позволял себе расслабиться и почитать что-то из художественной литературы. По окончании вуза они начали ходить в экспедиции. Виктор умудрился впоследствии перевестись в московское отделение геологоразведки. Он удачно женился на москвичке Оле, с которой жил в отдельной двухкомнатной кооперативной квартире у станции метро Речной вокзал. Виктор не забыл о друге и ходатайствовал о его переводе в столицу. Иван переехал в Москву, где ему выделили комнату в общежитии. В личной жизни Ивану не так везло, как его другу. Он познакомился со стюардессой Василисой на одной из вечеринок друзей. Она жила в другом общежитии, будучи тоже провинциалкой. Приходилось к ней наведываться в гости на незаконных основаниях, подкупая вахтёршу и других служителей общаги, где обитала Василиса. У Василисы было красивое лицо и русые волосы. В то же время было в её облике нечто инфернальное и загадочное. Иван всё время подозревал её в изменах, но у него не было фактов её неверности. Она всё время куда-то улетала, а он уходил в экспедиции. В таком режиме легко можно было нарушить верность, как ей, так и ему. Однажды он заметил в её шкафу странный предмет.

– Что это? Самотык?

Василиса рассмеялась.

– Темнота – друг молодёжи. Это дилдо или фаллоиммитатор. Ты никогда не слышал про подобные предметы? Я приобрела это в Японии.

– Нет.

– Какой ты у меня тёмный и консервативный.

Ещё во время любовных утех Василиса частенько использовала ажурные чулочки-завлекалочки, в которых походила на банальную шлюшку. Это дико возбуждало Ивана и одновременно злило, пугало. Он думал, что связался не с тем человеком, но не знал, как сказать ей об этом. Консервативность и косность его мировоззрения убеждали его в том, что если начал с кем-то отношения, то будь любезен доведи их до логического конца, то бишь до загса. И он думал, что рано или поздно женится на Васе, но всё обошлось для него. Зря мужчины полагают, что многие женщины набитые дуры. Они хорошие психологи и всё прекрасно понимают. Он пришёл к ней в один из вечеров с маленьким тортиком.

– О, тортик, редкий сюрприз от моего Ванечки, – заметила Василиса.

Она сидела на стуле у стола. Иван прошёл к кровати и сел на её край. Василиса взяла зеркальце со стола и помаду, которой начала красить губы.

– Извини, – буркнул Иван.

Василиса хмыкнула.

– Ты ничего не заметил?

– А, что я должен был заметить?

– Я губы крашу.

– Ну и что?

– Действительно, Ерунда какая-то. Женщина красит губы.

– Собралась куда-то?

– У меня свидание.

– Это юмор такой?

– Обхохочешься. Да пожалуй это смешно.

– Ничего не понимаю.

– Мне сделали предложение.

– Как это?

– Он – лётчик, зовут его Игорь. У него даже квартира имеется в Видном. И он вчера предложил выйти за него замуж.

– Урод. Ты параллельно с ним встречалась.

– Да. Всего неделю и он сделал правильные выводы. Я от него не скрывала о твоём существовании. Ты уязвлён? Разочарован?

– А ты как думаешь?

– Я думаю с тобой всё в порядке. Мы находимся в отношениях уже полтора года с лишним, а ты даже не заикнулся о дальнейших планах. Мне уже двадцать пять лет! А я ни разу не была замужем и детей не родила. Старуха уже!

– Я хотел это обсудить.

Василиса усмехнулась.

– Хотел бы обсудил. Ты никогда не женился бы на мне.

– Чушь.

– Где бы мы жили? В общаге?

– Переехали б в квартиру.

– Ты купил бы кооператив или стоишь на очереди?

– Встану.

– Когда?

– Надо узнать, как это делается. Я не разбираюсь.

– Ты весь в этом. Сколько времени ты живёшь в Москве и не можешь разобраться в самых важных вещах. Ваня, ты неисправимый дундук.

С одной стороны Иван был рад, что эти отношения кончились; с другой стороны его терзало ощущение нахлынувшей пустоты и печали.

Вскоре после расставания с Василисой Иван встретился с Наташей, обосновавшейся в Москве. Он долго не получал от неё писем. Все свои письма он отсылал на адрес её общежития, после же окончания вуза Наташа естественно поменяла место жительства. Она также писала ему на адрес его общежития в Ленинграде. Через общих знакомых в Оренбурге она узнала его московский адрес и позвонила ему в общагу. Иван счастлив был услышать её голос. Договорились о встрече в парке Сокольники.

Наташа стояла перед ним несколько повзрослевшая. В глазах стало меньше света и блеска, больше грусти и мудрости. Ей было двадцать восемь лет, как и ему. Иван хотел обнять её и прижать к себе, но не смог. Её взгляд давал понять, что этого не стоит делать. Она сказала, что вышла замуж.

– Он клоун. Представляешь, обхохочешься, муж – клоун. Люди думают, что клоуны недалёкие и тупые, а он не такой. Он очень глубокий и умный. Пишет рассказы и эссе. Представляешь? В стол, конечно. Кто будет печатать клоуна, который пишет не то, что надо писать?

– Я его знаю? – спросил Иван.

– Он не Юрий Никулин и не Олег Попов. Он менее известная и популярная личность.

– Ты его любишь?

Наташа опустила глаза. Потом подняла и отвела их в сторону.

– Ты ещё не понял, что любовь – это мираж. Как счастье. Люди гонятся за ним всю жизнь и толку ноль.

– Зачем же жить с человеком, которого не любишь? Не понимаю. Зачем приносить такие жертвы?

– Есть вещи гораздо выше чувств и мимолётных удовольствий.

– Я всегда был ниже тебя по развитию и уму.

Наташа усмехнулась.

– От ума много неприятностей. Оставайся таким, какой ты есть. Почему ты до сих пор живёшь в общежитии?

– Надо в очередь вставать или копить на кооператив.

– А ты не встал и не накопил. Узнаю тебя. Ничего женишься – изменишься.

– Может быть, я никогда не женюсь.

– Женишься. Природу не обманешь. Только выбирай себе не злую жену.

– А ты где живёшь? У тебя есть квартира?

– Да, небольшая в Орехово.

Иван так и не понял, зачем Наташа захотела с ним встретиться. Она не оставила ему своего номера телефона и не договорилась о новой встрече. Пойми этих женщин. Неужели она до сих пор его любила? Первая любовь? Любила не на физическом уровне, а на высшем, духовном? Она ему тоже была дорога. И в чём проблема, чтобы возобновить отношения? Его ошибка в подъезде? Или этот её клоун? Что в нём особенного? Может быть, Наташа была из тех женщин, которые любят страдать?

А в январе восемьдесят первого года с Иваном случилось непоправимое. Его позвал к себе в гости Виктор. Они давно не виделись, и у Виктора было заманчивое предложение для друга. Он нашёл для него невесту из Кузьминок.

– Хорошая, добрая, красивая, немного с причудами, как и у всех. Аня зовут, – сказал Виктор и отправил в рот вилкой солёный рыжик. – Двадцать два года, играет на виолончели в симфоническом оркестре. Интеллигенция.

Они сидели на кухне, пили водку под хорошую закуску. Иногда на кухню заглядывала жена Виктора Оля, спрашивая, не надо ли им что-нибудь ещё приготовить или достать из запасов.

– Что скажешь? – Виктор хитро поглядел на друга.

– Брак по расчёту?

– Ну, ты и дятел. Брак по уму это называется. Тебе уже двадцать восемь лет, а ты всё в мальчиках ходишь. Пора бы уже бросить якорь где-нибудь.

– Где-нибудь я не хочу.

– Так чем тебе Кузьминки не угодили?

Иван познакомился с Аней. Она оказалась милой девушкой. Они пообщались во время встречи, потом один раз сходили в кино и погуляли в парке. Затем они ещё раза два созванивались. Что-то останавливало Ивана сделать следующий шаг в отношении Ани. Может быть, не хватало химии. О любви и речи не было. И ведь всё в ней было прекрасно, но не тянуло к ней. Она уехала на гастроли по стране, и это давало возможность Ивану три месяца не напоминать о себе даже по телефонной связи. Впрочем, он ей ничем не был обязан и мог просто забыть о ней.

В общежитии появилась интересная свободная девушка двадцати шести лет Оксана. Иван строил план знакомства с ней, когда неожиданно ему позвонил Виктор и попросил помочь Ольге собрать стенку через три дня, так как он уезжал в командировку.

Как не помочь другу? Иван отправился в гнездо Виктора. Тот уверял, что у него имеется весь инструмент и не обманул. Ольга протянула ему ящик с инструментами. Виктор был хозяйственным. Стенка была румынской. Ольга сказала, что она её достала по большому блату. Она была блондинкой со складной фигурой и тонким чуть удлинённым носом. Иван мысленно удивился, как такая красотка клюнула на Виктора – коренастого, нескладного, с квадратной физиономией ротвейлера. Впрочем, женщины всегда выбирают основательных и сильных духом для семьи. Вспомнились слова друга о супруге, когда они уже изрядно выпили:

– Да ну её.

Это удивило Ивана, которому Оля казалась образцом красоты и добродетели.

– Это ещё почему? – не понимал он.

– Да в постели она бревно бревном. Толку ноль от неё.

Так Иван понял, что у друга не всё в порядке в семье. При нём они никогда не ругались и не выясняли отношений.

Иван медленно три вечера собирал стенку. Он медлил нарочно, так как почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Ольга много общалась с ним, готовила ему чай, кофе и даже ужин. Они разговаривали обо всём: о друзьях Виктора, про хоккей и футбол, про артистов и кино. Оказалась, что Ольга до дрожжи в коленках была влюблена в Игоря Костолевского, что вызывало гомерический хохот у её мужа. Иван рассказывал ей о прочитанных им книгах. Ольга не жаловала литературу. Её голос, повадки и жесты сводили с ума Ивана. Он с трудом с себя сдерживал, чтобы не броситься к её ногам, обнять и никогда не отпускать. Они вместе выходили курить на балкон, где было тесно, и Оля то и дело касалась его: грудью ли рукой или волосами. В эти моменты Ивану было особенно трудно себя держать в руках, но он держался.

Стенка была собрана и мучительные встречи закончились. Иван в свободное время не выходил из своей комнаты в общежитии, никого не хотел видеть и ни с кем не хотел общаться. Как-то его голову пронзила шальная мысль: взять да жениться на Ане, когда та вернётся из своего турне, но скоро отказался от этой нелепой затеи. Оля не выходила из его головы. Возвращаясь с работы, он столкнулся на первом этаже с Оксаной и вспомнил о том, что хотел попробовать закрутить с ней. Он долго и странно рассматривал её. Та была несколько удивлена его поведением.

– Молодой человек, с вами всё в порядке? Мы где-то выделись?

– Что? Нет, извините.

– У меня что-то с головой.

С головой? Почему он так сказал? И ведь действительно у влюблённых всегда бывают проблемы с головой. Получается, он не соврал, а что бывает с теми, кто влюблён смертельно? Иван чах на глазах. Он не мог думать о работе. Все его мысли и мечты были только об Оле.

Виктор вернулся и Иван приехал к нему в гости. Теперь они отмечали его приезд втроём. Оля была весела и счастлива. Когда Виктор ушёл в туалет, она встала из-за стола, прошла мимо Ивана и рукой взлохматила его шевелюру. Что это значило? Иван чуть не сошёл с ума от этого прикосновения. Она пила коньяк. Может быть, это было результатом действия алкоголя или же она сама по себе была легкомысленной особой.

После этих посиделок в квартире Виктора и Ольги они не виделись три месяца. Иван понемногу стал забывать о ней, начал возвращаться к реальности из своих сладких мучительных грёз. Он стоял в конце коридора и курил, пуская дым в открытое окно. По коридору шла Оксана с чайником и игриво улыбнулась ему. Напроситься к ней на чай? Только Иван подумал об этом, как его позвали к телефону. Это звонила Оля, будь она не ладна. Она просила его съездить с ней на их дачу в Воскресенский район. Что там надо было поправить или сделать, он так и не запомнил, пропустил мимо ушей. Сама возможность встречи с Олей выбила у него почву из-под ног и возможность трезво смотреть на вещи.

Виктор купил машину: «жигули» третьей модели бежевого цвета. Оля тоже сдала на права, но боялась одна сидеть за рулём. Так она сказала Ивану при встрече. Был июль: знойный, как в Африке и злой, как капризный ребёнок.

Оля сидела за рулём и часто курила. В этот раз она мало говорила. Иван словно язык проглотил.

Уже въехали в Воскресенский район.

– С тобой всё в порядке? – спросила Ольга.

– Что? Да. Конечно.

Оля остановила машину на обочине рядом с Москвой-рекой. Место было тихое безлюдное. По кустистому склону они спустились к маленькому подобию пляжа.

– Мы с Витькой здесь любим купаться, – сказала Оля.

Она разделась до голубого купальника и стала медленно заходить в воду. Иван разделся и пошёл за ней. Оля успела зайти только в воду только по верхнюю часть бедра, когда почувствовала губы Ивана на своей шее и ойкнула. Его руки гладили её талию и живот. Оля развернулась. Иван разделся догола. Его глаза смотрели в её глаза с невыносимой лаской и нежностью. Он поцеловал её в губы. Поцелуй был долгим и глубоким. Оля закрыла глаза, а когда открыла их, увидела то, что у Ивана между ног нарастало орудие любви по форме напоминающее увесистый пухлый банан. В лежачем состоянии он достигал шестнадцати сантиметров. Оля чуть не обмякла в руках Ивана и не потеряла сознание, но он не растерялся: крепче сжал её, а потом поднял на руки, покрутил два раза и вынес на берег. Они упали на траву и принялись целоваться и ласкаться, пока Иван не вошёл в неё сначала сверху, а потом сбоку. Ольга стонала от боли и удовольствия одновременно. Когда Иван ускорил движения, она вскрикнула:

– Ты с ума сошёл!

И в разуме её будто бы щёлкнул переключатель, отключив сознание, перед этим взорвав его. Она вся содрогнулась от бурного оргазма и просила:

– Ещё, ещё, только не останавливайся!

Утолив страсть у реки, Оля и Иван поехали на дачу. Дача представляла собой скромный щитовой домик с сараем во дворе. Не успели они ступить на порог, как Иван обнял Олю и принялся целовать. И снова они принялись предаваться страсти на диванчике в комнате, на полу, столе и в прихожей. Иван был неутомим и жаден до страсти и ласк.

Только к вечеру они выдохлись. Они лежали обнажённые на диване на спинах. Иван теребил пальцами кисть Оли.

– Мы забыли про продукты в машине, – вспомнила Оля. – Они могли протухнуть. Надо же, забыли про еду. Ты есть хочешь?

– Очень.

Это было какое-то наваждение. Только на второй день пребывания на даче Иван спросил: