Текст книги "Мозамбик"
![](/books_files/covers/thumbs_150/mozambik-258790.jpg)
Автор книги: Иван Бакунин
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Тамара Фёдоровна дружила с мамой Юры Алешкова Оксаной, которая работала врачом в той же больнице. Оксана была кардиологом. Её муж Валерий был простым водителем автобуса. Оксане не удалось отхватить себе в мужья интеллигента, как Тамаре. Тамара же завидовала подруге: лучше водитель, чем интеллигент, который может довести до инфаркта, психушки или до лагеря. Носи ему потом передачки.
Юрий стал интеллигентом во втором поколении. Его мама была первым в своём роде человеком с высшим образованием. А у Илоны были глубокие интеллигентные корни, исчезавшие где-то в середине девятнадцатого века.
Жили они в Москве.
Юра познакомился с Илоной ещё, когда учился в третьем классе. Они были ровесники. Так виделись они раза три-четыре в год. Маленький Алешков любил читать и пытался учить иностранные языки, что привлекло к нему внимание Илоны. Внешне он ей казался не достаточно красивым. У него было несколько узкое лицо и чёрные волосы. Черты его лица были чуть грубоваты.
«Сказывалось рабоче-крестьянское происхождение предков», – отмечала про себя Илона, уверенная, что все красивые люди автоматом в былые века попадали в ряды аристократии. Такой жестокий естественный отбор. Вслух об этом она не говорила никогда Юре.
В шестнадцать лет на даче родителей Илоны между ней и Юрой случился первый секс. Инициатором была Илона. Она украла у отца три сигареты, которые они выкурили в лесочке за прудом с Юрой. Юра курил через силу и много кашлял, а Илона затягивалась со знанием дела.
– Ты так и собираешься оставаться девственником до глубокой старости? – обратилась к Юре Илона после очередного затяга.
У Юрия чуть челюсть не отвисла от такого вопроса.
– Нет, – неуверенно проблеял он.
– Тогда идём.
И Илона повела своего друга вглубь леса. На маленькой полянке она начала снимать с себя одежду. Юрий последовал её примеру. Он кое-как лишил её и себя девственности с пятой попытки.
Это произошло без каких-то признаний в любви и даже большой дружбы. Юрий первый раз поцеловал робко и неумело в губы Илоны во время близости на поляне.
– Вот теперь всё в порядке, – сказала тогда Илона. – Теперь мы настоящие взрослые.
Юрий был в шоке.
Ему захотелось попробовать ещё. Он позвонил Илоне через месяц. Она сказала, что пока не готова к продолжению. Ей нужно было настроиться на это дело, которое ей показалось не самым приятным занятием, какие бывают в жизни людей. Юрий понял, что она не получила удовольствия. И он начал изучать через книги и друзей, почему так произошло. Кое-что Юрий понял, но Илона перестала с ним общаться. Она поступила в педагогический институт на филологический факультет. Юра учился на геолога. У него назревал роман с девушкой из Волгограда с его института, когда Илона снова обозначилась в его жизни. Им было уже по девятнадцать лет.
Они поехали на ту же дачу в Дмитровский район, где впервые стали близки. На даче никого не было кроме них и они предавались любовной страсти сутки напролёт, поспав только четыре часа. Юрий заметил, что Илона стала какой-то изобретательной и совершенно отвязной в постели. Она получила опыт с другими мужчинами. К такому выводу пришёл Юрий. Он проснулся на рассвете и смотрел на неё спящую. Её волосы были раскиданы на подушке, круглая грудь с ровным соском была открыта. На неё упала оранжевая полоска света со стороны окна. Её лицо было похоже на лицо ребёнка и прожжённой, пропащей женщины одновременно. В этот миг Юрий понял что-то очень важное для себя. Когда она только открыла глаза и зевнула, он сказал:
– Я люблю тебя.
Илона закрыла глаза и перевернулась на другой бок спиной к нему.
Юрий вздохнул и лёг на спину, решив, что чувство его было безответно, но вскоре Илона повернулась к нему и толкнула его в бок.
– Эй, и это всё? – обратилась она к нему.
– В смысле?
– Где твоя любовь? Покажи мне.
Юрий сильно обнял её, притянул к себе и поцеловал в губы, после чего перевернув её на спину принялся целовать её всю сверху вниз…
По окончании институтов они поженились. Жили то у родителей Юры, то Илоны. Потом снимали два года квартиру в Капотне, пока Юрий не накопил деньги на кооператив. Он хорошо зарабатывал, когда занимался геологоразведкой в командировках.
Карьера учителя у Илоны не задалась. Ей пришлось уволиться после двух лет работы. На неё жаловались родители учеников, которых она сбивала с правильного пути и подбивала читать запрещённую литературу. Пришлось Илоне устроиться в библиотеку. Эта работа ей пришлась по душе.
– Из огромного слоя гноя и кала можно найти бриллиант, если приложить старания. Мне теперь достаточно прочитать пятнадцать страниц книги, чтобы оценить её, – делилась с мужем Илона.
Через друзей она доставала запрещенную литературу, которую приходилось читать и Юрию.
Ему не понравился Солженицын, что едва не привело к разводу.
Илона бушевала:
– Ты меня пугаешь! Решил записаться в ряды охранителей и вертухаев?
Юрий оправдывался:
– Причём тут это? Понятно, что наша страна представляла собой огромный лагерь в те времена. Я не спорю. Мне всего лишь не понравился язык Солженицына, какой-то корявый и кривой.
– Эстет великий нашёлся. Сам-то написал хоть пару строк?
– Я и не лезу в сочинители.
Юрий начал задумываться о продолжении рода. Однажды ночью, он, забравшись под одеяло к супруге намекнул Илоне:
– У нас двухкомнатная квартира. Всё есть, но чего-то не хватает.
– Чего?
– У тебя нет мыслей по этому поводу?
– Собаки?
– Какая собака?!
– Только не собака.
– Я про детей.
Илона подумала минуту и сказала:
– Дети будут якорем у меня на ногах. Дети сделают нас слабее. Вдруг меня посадят.
Юрий встрепенулся.
– За что?
– Мало ли. Как диссидентку к примеру.
– Не пугай меня! Ты что-то задумала!
– Пока нет.
– И не вздумай.
Потом, ещё подумав, Илона сказала:
– Рожать рабов для страны-тюрьмы. Не об этом я мечтала.
– Тебя и меня родили. Может быть, наши дети будут жить в другой стране.
– Я сомневаюсь, что тут когда-нибудь что-нибудь изменится.
– Почему ты думаешь, что на твоём любимом Западе жизнь лучше?
– Я не считаю, что там лучше, но по-крайней мере там есть свобода и инакомыслящих не мучают, не кидают в тюрьмы и психушки.
– Хочешь туда податься?
– Не знаю. Как? Нас расстреляют пограничники.
Спустя какое-то время Илона сама заговорила о детях уже в другом тоне. Она сходила в гости к старой подруге, с которой не виделась четыре года. У подруги родился год назад сын. Подруга нянчилась и сюсюкалась со своим чадом, дала подержать его Илоне. После этого она призналась мужу:
– Может быть, дети это не так уж страшно и плохо.
Юрий обрадовался и полез целовать жену.
– Подожди, подожди, – остановила его Илона. – Мне ещё надо время, чтобы принять окончательное решение по этому вопросу. Мы ещё молодые. Время у нас есть.
А потом наступил тысяча девятьсот семьдесят девятый год. Советский Союз ввёл ограниченный контингент войск в Афганистан. Политизированная Илона будто с цепи сорвалась. Она говорила на эту тему не только с родственниками и близкими, но и с коллегами по работе. Юрий безуспешно пытался её урезонить:
– Ты, что творишь? Тебя посадят или упекут в психушку.
– Плевать! – восклицала Илона. – Надо что-то с этим делать, а не сидеть сложа руки!
– Зачем?
– Как зачем? Чтобы восстановить справедливость.
– Кому это нужно?
– В смысле?
Они находились в своей квартире. Юрий подвёл Илону к окну.
– Смотри. Что ты там видишь?
– Машины, люди, дома.
– Люди. Я про людей. Им не надо никаких протестов. У них всё хорошо. Их всё устраивает. Здесь не за кого бороться.
Илона села на стул с убитым видом.
– Стадо, – промолвила она.
– Да хоть как назови. – Юрий пошёл по комнате, активно размахивая руками. – Они просто люди. И они сыты, одеты, у многих есть жильё. И больше им ничего не надо. Пойми ты это.
– Это всё очень гадко.
– С твоей точки зрения.
– Надо их просвещать.
– Им не нужно просвещение. Им нужна еда и кров и всякие мелкие развлечения вроде спортлото, хоккея и футбола.
Доводы Юрия повлияли на Илону, и она хотя бы перестала лезть со своими больными темами к коллегам по работе и знакомым. А через два месяца она заявила мужу:
– Надо уезжать.
– Куда? – Юрий напрягся в ожидании очередного сюрприза и не ошибся.
– Куда-нибудь. Через Израиль можно. У меня бабушка еврейка.
– Но я не еврей.
– Поедешь со мной прицепом, как мой супруг.
– Илона, нельзя так резко срываться с места. Надо всё взвесить и обдумать. Что мы там будем делать? Нам надо где-то работать, где-то жить. Не боишься, если мы окажемся на помойке?
– Ты рассуждаешь, как последний мещанин. Мне жаль тебя.
– Неужели ты думаешь, что там тебе удастся нормально устроиться.
– Устроиться – как мерзко. Лучше быть неустроенным, но жить в свободном обществе.
– Ты ничего не знаешь про это общество. Нельзя судить о нём по передачам запрещённых радиостанций.
– Я уже всё решила. Ты со мной или нет?
– Мне надо подумать.
Илона в восемьдесят первом году эмигрировала из СССР. Перед этим Алешковы развелись.
Юрий погрузился в депрессию, спастись от которой ему помогла работа. Чтобы заполнить пустоту по имени Илона окончательно и бесповоротно, он поступил в аспирантуру института. Юрий полагал, что отдавая свободное своё время учёбе, ему некогда будет хандрить. Научным руководителем у него был профессор Филиппов Иван Васильевич, которому было шестьдесят пять лет. Он познакомился с аспиранткой Жанной. Она имела приятную внешность, но в то же время в ней было много мужского. Жанна курила, как паровоз и играла на гитаре романсы. Ей было тридцать пять лет. Она никогда не была замужем и детей у неё не было.
Из-за выходки бывшей жены Юрию пригрозили в партийном комитете, что у него теперь никогда не будет никакой карьеры, в том числе научной. Юрий молчал. Какой смысл бороться с ветряными мельницами? Но его неожиданно приободрил его наставник Иван Васильевич:
– Я что-нибудь придумаю.
Юрий только пожал плечами.
Он съездил в экспедицию в Восточную Сибирь на месяц. В их группе были молодые девчонки, только что с института: Таня и Надя. Они знали историю Юрия и глядели на него с сочувствием. Однажды под водочку Юрий захотел прогуляться с Надей вдоль речки. Был уже вечер. Группа сидела у костра. Бородатый геолог Гоша под гитару пел песни Высоцкого и Галича. Надя тоже выпила водки для куража. Юрий предложил ей прогуляться. Они спустились к речке. Зашли в место, где их не было видно со стороны стоянки. У Нади было круглое правильное лицо, маленький курносый нос и серые выразительные глаза. Юрий обнял её, сильно прижал к себе и поцеловал глубоко в губы, словно вампир. Надя вроде бы подалась его страсти и напору, но в какой-то момент вырвалась и убежала. Что это значило, Юрий не понимал, так как у него не было большого опыта общения с женским полом, а с Илоной у него всё происходило просто, легко и понятно, без всяких выкрутасов и игр.
«И пусть, – решил. – Так оно и лучше».
Он больше не уделял внимания Наде.
В Москве у него была мысль попытать счастья с Жанной, но что-то останавливало его. Он подумал и пришёл к мысли, что он не любит её. Это и была причина сдерживания. И Надю он не любил, хотя та была ещё не распустившимся цветком, куском глины, из которого можно было вылепить и божественную Венеру, и злобную мегеру со скалкой в руке. Илона жила всё ещё глубоко в его сердце и душе.
Филиппов предложил однажды Юрию:
– Есть возможность проявить себя с положительной стороны перед научным сообществом и советским правительством. Если ты отправишься в Мозамбик помогать дружескому народу, выбравшему социалистический путь, и поработаешь там, то это тебе обязательно зачтётся. Тогда партийные органы и научное руководство института наверняка закроют глаза на то, что твоя жена покинула нашу страну. В Мозамбике ты можешь набрать материал для научной работы.
– Мозамбик?
– Да.
– Я слышал там идёт гражданская война.
– Опасно? Да. Но другого способа помочь тебе продвинуться в научной карьере я пока, увы, не вижу. Конечно, ты имеешь полное право отказаться.
– Нет, нет, я согласен.
– И ещё я хотел тебя пригласить в гости к себе вечером в эту субботу.
Филиппов обитал с женой и дочкой Валерией в большой трёхкомнатной квартире на втором этаже дома ещё дореволюционной постройки. У Валерии было немного узкое лицо, выразительные синие глаза и пухлые губы. Волосы её были прямые тёмно-русые. Она работала в НИИ, связанном с химической промышленностью лаборантом. Ей было тридцать шесть лет. Ужинали за овальным столом в гостиной, как в забытые дореволюционные старорежимные времена в аристократических семьях. Посуда и столовые приборы были не советского производства. На ужин Елизавета Яковлевна подала свинину с картофелем по-словацки и три салата. Юрий и Филиппов пили водку, а женщины белое вино.
Пропустили три рюмки под шуточки и анекдоты от Ивана Васильевича. Юрий уже захмелел. Он думал, как хорошо жить в такой роскошной квартире в центре Москвы, с другой стороны, его ненаглядная Илона назвала бы всё это подлым мещанством. И возможно она была бы права. Просто алкоголь настраивает его на неправедный путь.
– Юр, отвлечёмся на минутку. Я тебе хотел показать кое-что из моей коллекции минералов в моём кабинете, – предложил Филиппов.
Юрий прошёл за хозяином квартиры в его кабинет, представлявший собой большую комнату, одна стена, которой была сверху до низу заполнена полками с книгами. На противоположной стене висели карты, фотографии и стоял шкаф с образцами минералов и пород. У окна стоял большой письменный стол с креслом. В углу у двери примостился маленький диванчик, на который Филиппов усадил гостя.
– Юр, у меня к тебе дело очень деликатного характера. Ты должен понять меня. Я отец и очень переживаю за свою дочь. Это мой единственный ребёнок. Она очень одинока. Не надо, не смотри на меня так. Я не требую от тебя жениться на ней. Понимаю, что ты испытал после случая со своей женой и после развода. Брак – это тяжкий крест. Сам знаю. Чего у меня только не было с моей Лизаветой за всю нашу долгую семейную жизнь: и сковородки в меня летали и пилили меня с утра до вечера. Валерке уже тридцать пять лет. Мы боимся, что у неё уже никогда не будет детей. Я не знаю, сколько ещё продержусь на этом свете, а так хочется, чтобы были внуки. Она хорошая, но никак не может найти своего человека. У неё был какой-то друг, но совсем малахольный, ничего не хотел. Он тоже лаборант, как и она. Это не мужчина, а подобие одно. Ему не нужна ни семья, ни женщина. Он весь в науке и книгах.
– А я, чем могу помочь? – не понял Юрий.
– Как чем? Ты же нормальный полноценный мужик и знаешь, как обращаться с женщиной. У тебя же была жена. Вы же не книжки с ней читали по ночам под одеялом.
– Как? Вот так просто?
Филиппов сел с ним рядом на диван.
– По-другому уже никак не получится. Ты наш последний шанс. От тебя мы ничего не будем требовать. Никаких алиментов. Хочешь, даже имя отца ребёнка запишем другое? У нас всё есть – мы сами воспитаем его. Ты человек занятой тебе не до детей. Занимайся наукой, а я тебе помогу в карьере. Приложу все силы.
– И когда надо это сделать?
– Сейчас.
– Что?!
Юрий встал.
– Ладно, Юр, считаем, что этого разговора не было. Возвращаемся за стол, а то девочки не поймут нас.
Филиппов похлопал Алешкова по предплечью и повёл из кабинета в гостиную.
Снова уселись за стол.
– Может быть, Юра, предложит тост? – спросила Елизавета.
Филиппов разлил вино по бокалам и водку по рюмкам. Юрий поднял свою рюмку и сказал:
– За вашу прекрасную семью.
– Ну что вы, Юра, это слишком. Но всё равно спасибо, – благодарила Елизавета.
Потом выпили ещё раз и Филиппов встал из-за стола, вытирая платком рот и предложил:
– А теперь молодёжь пускай пообщается тет-а-тет без нас стариков. Пусть Лерочка покажет Юре свою коллекцию марок и рисунки. Она же великолепно ещё рисует акварелью.
– Пап, – Лера покраснела.
– Никаких отговорок – марш, развлекать дорогого гостя.
Лера провела Юрия в свою комнату. Филиппов прежде чем закрыть за ними две белые двери объявил:
– Отдыхайте, а мы с мамой удалимся. Нам необходима прогулка. Мы пошляемся по скверу и вдоль пруда пару часиков. Нас можете не ждать.
У Леры была уютная комната с жёлтыми обоями. На стене висели её картины с пейзажами и цветами в рамках. Она рисовала неплохо, но не профессионально.
– Показать ещё мои картинки? – спросила она.
– Да, пожалуй.
Лера дала Юрию папку с рисунками и села на край кровати. Юрий сидел на стуле и рассматривал её картины, на которых не было людей одна только природа. «Возможно, она несколько не от мира сего, с трудом находит контакт с другими людьми», – подумал он.
– Как? – спросила Лера, когда Юрий рассматривал осенний парк с прудом и дорожкой.
– Что?
– Не нравится?
– Нет, замечательно. От них веет каким-то теплом и светом.
– Умеете быть тактичным. Это просто хобби, не более того.
Лера с грустью посмотрела в угол комнаты. Юрий положил на тумбочку рисунки с папкой и тяжело вздохнул.
– Сейчас они уйдут, и вы можете уйти. Не обращайте внимания на моего папу. Он немного чокнутый, – неожиданно сказала Лера.
Юрий задумался. Он посмотрел на Леру. Она была худая и немного нескладная. Было в ней что-то неземное. Юрий не чувствовал к ней физического влечения, но что-то останавливало его от того, чтобы просто встать и уйти.
Послышался звук закрывающейся входной двери.
– Если хотите, я скажу отцу, что у нас всё было. Потом я ему скажу, что я бесплодна. Тогда ваша научная карьера не пострадает, – сказала Лера.
Юрий встал и пошёл к дверям. Лера встала и двинулась за ним. Юрий остановился у самых дверей, обернулся к Лере, провёл пальцами по её щеке и волосам, посмотрел ей в глаза, потом поцеловал в губы. Лера взяла его за руку и повела к кровати.
Спустя час Юрий сидел на краю кровати, надевал трусы. Лера лежала под одеялом.
– Дождёмся родителей? – спросила она.
– Я, пожалуй, пойду.
Лера встала, накинула халат, помогла Юрию одеться в прихожей. Он поглядел на неё, провёл пальцами по её щеке, и сказав:
– Пока.
Вышел.
Через два месяца он улетел в Мозамбик.
9
Иван и Юрий брели быстрым шагом по саванне, постоянно оглядываясь, в опасении быть настигнутыми повстанцами. Они прошли десять километров. Солнце стояло высоко. Иван упал около дерева с длинными, как пальцы листьями, в тень.
– Я больше не могу.
Юрий сел рядом.
– Надо идти.
– Давай хотя бы передохнём. Очень пить хочется. И есть.
Алешков сорвал несколько листьев с ближайшего куста и принялся их жевать.
– Ты же говорил, что растения могут быть отравленными, – напомнил ему Иван.
– Плевать. Терять уже нечего.
Иван встал, подошёл к кусту и отодрал пять листочков, которые быстро сжевал и сморщился.
– Какая мерзость.
– Смотри львы.
Юрий указал на север. В четырехстах метрах от них передвигались львица, лев и трое львят.
– Нам конец, – сказал Иван.
– Погоди, они нас не замечают. У нас есть палки, – попытался его успокоить Юрий.
– Лезем на дерево.
– Они тоже умеют лазить по деревьям. Это нас не спасёт.
Львы прошли по своим делам, как казалось, беглецам на восток.
– Мы точно идём на восток? – спросил Иван.
– Наверное.
– Наверное – очень неубедительный ответ. Человек при ходьбе всегда загребает немного влево или вправо. Я точно не помню, поэтому по сути движется по кругу, а думает, что идёт прямо.
– Хорошо, возьмём правее. Идём.
И они двинулись дальше. Близился вечер. Они уже не торопились. Шли медленно. Впереди два жирафа ели листья африканской акации. Когда беглецы приблизились, животные ушли. Геологи остановились у дерева.
– Они едят акации, значит, она съедобна, – заключил Иван.
– Она колючая, – заметил Юрий.
Они пошли дальше. Голод мучил их всё сильнее. Перед закатом они остановились у зарослей слоновьей травы и принялись её есть.
– Совсем безвкусная, – оценил Иван.
– Нам надо немного топлива, чтобы добраться до своих. Ешь.
Ночью беглецы спали плохо: мучал голод и страх стать пищей диких животных. Они ночевали у маленького болотца.
Поутру измученные и невыспавшиеся они двинулись снова в путь. Силы их покидали. К вечеру Иван заметил тропу.
– Эта тропа нас выведет к людям, – обрадовался Иван.
– Она идёт на юг, а нам надо на восток, – сказал Юрий.
– Это ты так думаешь. У нас нет компаса. Мы уже прошли две тропы. Это наш последний шанс. Без воды и еды мы долго не протянем. Идём же.
– На север или юг?
– На север.
И они двинулись по тропе, пока не настала ночь.
– Неужели эта тропа никуда нас не приведёт? – разочаровался Иван.
– Возможно, этой тропой пользуются охотники.
– Но они же протоптали её от какого-то населённого пункта.
– Да, но вопрос только, сколько до него ещё добираться?
Они поспали в этот раз долго. Вставать не хотелось. Силы были на исходе. И всё же собрав волю в кулак, они встали и продолжили путь. Спустя час впереди показалось какое-то селение. Дома его были больше похожи на шалаши и навесы, которые были в лагере повстанцев, откуда геологи сбежали.
– Мы спасены! – воскликнул Иван.
– Тише. Там могут быть повстанцы или те, кто им сочувствует, – Юрий прикрыл ему рот ладонью.
Они прокрались к поселению. Около домов ходили мужчины, которые были плохо одеты: у кого-то стыд прикрывала только набедренная повязка, у кого-то какая-то тряпка опоясывала одно лишь бедро, а причиндалы болтались свободно и открыто, как ни в чём не бывало. Появилась женщина с горшком с голой грудью и ребёнком в тряпке за спиной. У неё было какое-то подобие юбки. Из-за кустов вышел мужчина в серых шортах и двинулся вглубь селения. Геологи наблюдали за обитателями деревни, лёжа из-за кустов.
– Военных среди них не видно, – заметил Иван.
– Если они на стороне РЕНАМО, это нас не спасёт, – Юрий всё ещё опасался открываться аборигенам.
– У нас нет другого выхода.
– Выход есть. Ночью у них можно украсть еду и двинуться дальше в путь до большого поселения, которое наверняка контролируется официальной властью.
– Ты как хочешь, а я иду к ним.
Иван встал и пошёл к деревенским жителям. Юрий вышел за ним. Иван подошёл к женщине и сказал по-португальски:
– Мы советские геологи. Мы хотим попасть в Мапуту. Нам нужна полиция или представители армии.
Женщина плохо понимала португальский язык. Она поняла только слова армия, полиция и Мапуту. Пришли другие обитатели деревни с любопытством разглядывающие белых людей, которых они приняли за португальцев. Геологов проводили до дощатого дома, больше похожего на сарай, в котором находился мужчина в серых шортах. Ему Юрий и Иван объяснили по-португальски, что им нужно найти представителей власти. Этот тип понимал португальский язык. Он спросил:
– Зачем?
– Мы потерялись. Мы искали нефть и уголь и ушли далеко от своего лагеря. Мы геологи, – объяснил Юрий.
Мужчина зашёл с геологами в своё жилище, где на столе стояла рация. По ней он связался с кем-то. Из его слов геологи только поняли, что он что-то говорил про советских и армию. Оставалось только надеяться, что африканец связался с официальными властями, а не с РЕНАМО.
Геологи сели на бревно около дома мужчины. Женщина в красном халате принесла им два варёных куриных яйца. Это была жена человека, обладавшего рацией.
Уже через два часа к дому подъехал козлик и грузовик, из которого выпрыгивали вооружённые автоматами солдаты. Из козлика выскочил здоровяк в военной форме, белый со страшным лицом. Он в мгновение оказался перед геологами, сидевшими уже в тени около того же дома.
– Русские? Геологи?
Скороспелов и Алешков обрадовались, услышав родную речь.
***
– Мне показалось или я что-то не так понимаю?
Фролкин нёс носилки с Ломовским сзади. Впереди тащил товарища Улыбина.
– О чём ты? – не понял он коллегу.
– Они не заметили бегства Скороспелова с Алешковым.
– Возможно, заметили, и уже пустили их в расход.
– Оптимист вы однако, Глеб Юрьевич. Выстрелов не было слышно.
– Их могли убрать по-тихому. Не обязательно их расстреливать.
Дошли до двух больших баобабов, у которых устроили привал.
– Ещё один такой переход и меня самого надо будет класть на носилки, – жаловался Улыбин.
Его и Фролкина позвали два солдата, лежавшие на траве рядом с кустарником. Они беспечно бросили автоматы перед собой, и один из них сказал, размешивая колоду карт:
– Будете играть.
– Во что играем? – спросил Улыбин.
Африканец произнёс непонятное геологу название и начал объяснять правила игры. Фролкин догадался:
– Это же дурак.
Сели играть в карты.
– Они такие же, как мы, – заметил Фролкин в процессе игры.
Мозамбикцы посмотрели на русских вопросительно. Один из них, которого звали Хуан спросил:
– О чём вы говорите?
– О том, что мы очень похожи, – отвечал по-португальски Улыбин. – И зачем мы воюем?
– Потому что нам нужна свобода, – отвечал Хуан.
– Свобода? – Улыбин засмеялся. – Социализм даёт самую большую свободу.
Теперь засмеялся Хуан и его товарищ Джози.
– Свободы нет в СССР. У вас правит только одна партия, – оказалось, что Джози не так прост, как казался.
– Потому что только она может защитить интересы трудящихся и работников сельского хозяйства, – начал агитацию Глеб.
– А интересы других слоёв общества? – спросил Хуан. – Беру.
Фролкин дал ему две дамы и вышел из игры.
– У нас все слои равны.
– У вас политзаключённые сидят в тюрьмах, – напомнил Хуан.
– Две калеки в многомиллионной стране.
– И чего хорошего в вашем социализме? – не понимал Джози, который проиграл и принялся тасовать заново колоду.
– В социализме не будет голодных и бедных.
– Это не скажешь по нынешнему режиму Саморы, – Джози ухмыльнулся.
– Нужно время и ваша страна превратится в цветущий сад.
– А нас всех расстреляют? – спросил Хуан.
– Всех простят. В этом и заключается коммунизм, что не надо будет никого убивать и сажать. Всем будет так хорошо, что никто не захочет разрушать такой строй.
Хуан посмотрел на своего товарища.
– Что скажешь, Джози. Может быть, нам переметнуться на сторону социалистов?
– Вы только никому про это не говорите из ваших товарищей. Сначала нам надо с ними поговорить и сколотить группу, сочувствующий социалистическому движению, – заговорщицким тоном науськивал солдат Улыбин.
Хуан усмехнулся.
– Что это? – спросил Джози, глядя в сторону севера.
Всё отчётливее нарастал звук гудящего мотора. В небе появились две точки. Они росли. Скоро стало понятно, что это вертолёты.
В первом вертолёте находился майор Леонов с четырьмя другими офицерами ГРУ. Дверца вертолёта была открыта. На всякий случай Леонов пристегнулся ремнём к креплениям внутри вертолёта, чтобы не вывалиться из машины. В руках у него была снайперская винтовка.
– Вижу их. Я беру самого главного бандита. Только где он? Ага вот и он. Стоит в окружение трёх солдат, даёт распоряжения. Без командира им будет совсем туго.
Леонов поймал в прицел голову предполагаемого вожака. Повстанцы РЕНАМО видели вертолёты и не испугались, не попрятались. Леонов продолжил давать команды:
– Сажаем самолёт в ста метах от их стоянки. Ребята, валим всех африканцев в форме.
– А Геологи? А наши люди? – усомнился в разумности действий майора смазливый шатен лейтенант Герасимов. – Мы их можем зацепить.
Леонов оторвался от прицела винтовки и сердито посмотрел на товарища.
– Лейтенант, твоё дело выполнять приказ. Наша цель африканцы, а там, кто не спрятался мы не виноваты. На войне без жертв гражданских не бывает. Лес рубят – щепки летят. Покажем этим дикарям всю мощь советского оружия!
Майор снова прицелился. Этот самоуверенный вожак дикарей не собирался никуда убегать или прятаться. Леонов начал давить на спусковой крючок.
Заработала рация.
– Майор, тебя полковник Семёнов, – окликнул его связист капитан Снегирёв.
– Что нужно этому напыщенному болвану?
С недовольным лицом Леонов отложил винтовку и взял наушник с микрофоном, протянутыми Снегирёвым.
– Да?
– Леонов, поворачивай оглобли. Улетай обратно.
– Хрен вам! Я нашёл их и они мои! Через минуту я их превращу в фарш!
– Отставить фарш! Через час пленников отпустят на волю. Мы передали повстанцам полтора миллиона долларов и ещё власти Мозамбика сегодня выпустили на волю троих их головорезов. Договор действует уже двадцать минут. Из-за тебя, майор, может случиться конфуз огромного международного масштаба. Охолонись. Всё. Мы победили. Будь умничкой.
Леонов со злостью бросил наушники с микрофоном в Снегирёва.
– Возвращаемся. Эти конторские опять нас обошли. Грёбанное первое управление.
Пленники с удивлением глядели на улетающие вертолёты.
– Что это было? – вопрошал Улыбин.
– Они улетели, – сказал Янушев.
– За войсками, – решил Фролкин. – Нас обнаружили.
– Пока войска доберутся до этого места, нас уже тут не будет, – заметил Янушев.
– За что нам всё это? – Фролкин перешёл к религиозным категориям.
– За социализм, – пытался шутить Янушев. – Здесь он на фиг никому не нужен.
– Ну, ну, ребята, не отчаивайтесь. Да народ здешний тёмный и не осознал ещё все преимущества самого прогрессивного строя на Земле, но, ничего, придёт время, заблудшие люди одумаются и всё станет на свои места, – приободрил товарищей Улыбин.
Повстанцы скомандовали всем подниматься и идти вперёд.
Двинулись.
На носилках несли совсем ослабших Ленивцева и Ломовского.
Через полтора часа вышли к речке. На берегу солдаты приготовили четыре большие лодки с вёслами. На противоположном берегу толпился народ в военной форме и гражданские, все африканцы. За людьми виднелись машины.
– Где это мы? – спросил Фролкин. – Эти люди не похожи на повстанцев.
На все вопросы ответил командир повстанцев, вышедший к берегу к лодкам.
– Садитесь в лодки и плывете на тот берег. Там находится Малави.
– Малави? – спросил Янушев.
– Это страна такая, – отвечал Фролкин.
– Там наши союзники или враги? – интересовался Фёдор.
Фролкин пожал плечами.
– Глядите, он не дышит! – крикнул Улыбин.
Все кинулись к носилкам с Ленивцевым. Фролкин пытался нащупать пульс на его шее и запястье. Всё показывало, что он не дышит и не шевелится. Ленивцева осмотрел Табатадзе.
– Он мёртв, – диагностировал грузин.
– Лев, – произнёс Улыбин, всхлипнул, посмотрел в небо и отвернулся.
Янушев позвал товарищей к другим носилкам.
– Сергей, тоже сейчас отдаст концы.
Ломовский тихо хрипел и тяжело дышал. Фролкин опустился к нему, к его голове.
– Сергей, Сергей, ты как? Потерпи, мы уже близки к спасению.
– Мне конец, – пролепетал Ломовский и потерял сознание.
Фролкин бил его ладонью по щекам, но это было бесполезно.
– Грузите его быстрее в лодку прямо на носилках. Там могут быть врачи! – скомандовал Улыбин.
Фролкин и Табатадзе схватили носилки, понесли их и погузили в лодку. Им помогали Янушев и Улыбин. Другие пленники также погружались в лодки и отплывали от берега.
– Давай налегли на вёсла и быстро пошли! – командовал Улыбин.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.