Текст книги "Чайные сказки"

Помимо всех имеющихся проблем, Никите только еще этого не хватало. Но, что ответить на это, он не придумал. Дэй тоже не торопился продолжать свою мысль, размышляя явно уже о чем-то другом. Так, молча, вошли в, до боли знакомую, арку своего родного двора. Никите от чего-то вспомнилось, как однажды математики-гопники поймали здесь изотерика из первого подъезда, который, утверждал, что все знания заложены в человека изначально и заставили медитировать до тех пор, пока не научится решать дифференциальное уравнение.

По выходе из нее расстались. Им в разные подъезды.

На пороге своего, Никита столкнулся, первым делом с каретой скорой помощи, а сразу за ней обнаружился сосед с первого этажа в заношенном трико и олимпийке на босое пузо. Сразу видно – собрался прошвырнуться до ближайшего гастронома, но тут случилась какая-то интересность, которую он не захотел пропускать.

Этот полубомж, полуалкаш носил гордую кличку Сеньор и вел себя примерно так же. При появлении Никиты, он вытер руку о штанину и протянул для поздороваться.

– За кем это медичка приехала? – поинтересовался Никита, кивнув на машину, перегородившую все подъезды к крыльцу.

– Да за Васькой из шестнадцатой, – оскалился щербатой пастью Сеньор, щелчком отправляя окурок в урну.

– А, что случилось?

– Он жену избил.

Правильно оценив удивленно вскинутую бровь Никиты, Сеньор с готовностью рассказал историю маленького семейного конфликта, который перерос в гражданское противостояние. Дело дошло до рукоприкладства, в результате чего на территорию боевых действий был введен вражеский оккупационный контингент, в составе тещи и её кота Мурзика. При подавляющем превосходстве противника, Васька потерпел сокрушительное поражение.

В этот момент водитель скорой и фельдшер вынесли на носилках побитого Ваську. Морда у него была вся синяя, но не от синяков. Это его естественный цвет лица из-за постоянной дружбы с Зеленым Змием.

Поднимаясь на свой этаж, Никита с сожалением подумал, что, он может решить многие проблемы двора, и не раз это делал, но вот такие вещи ему не под силу. Он потому и не хочет, после окончания института, работать по специальности. Его занимает совсем другая работа. Однако и от творчества отказываться совсем не хочется. Что делать, как поступить правильно, какой выбрать путь… Еще и девчонки все эти…

Погруженный в свои размышления, он вошел в квартиру. Машинально бросил ключи на полку возе зеркала, разулся и встал возле вешалки с курткой в руках, забыв ее повесить. В мир реальный его вернул малой, уже с минуту теребящий его за свитер и, что-то втолковывающий.

– Чего тебе? – старший брат все же повесил куртку. Шарф и шапку кинул туда же.

– Пропал мой Чебити, – пожаловался малой. – Я знаю, его вреднюги похитили.

– Не приставай ко мне со своей ерундой, – отмахнулся Никита, направляясь в комнату. – Траблы не берут игрушки. Они им не нужны. Сам куда-нибудь засунул, теперь виноватых ищешь.

– А вот и неправда! – обиделся Мишка и даже для пущего убеждения упрямо топнул ногой. – Я все обшарил. Кстати, – он уставился на старшего, совсем как мать, когда сердится, – ты бы и свою старую любимую игрушку проверил.

– Делать мне нечего, как всякое барахло на антресолях перебирать.

Никита все же решил не игнорировать брата. Подойдя к нему, присел на корточки и взглянул в упрямые глаза. У него самого были точно такие же. И малой очень сильно напоминал Никиту в таком же возрасте. Только еще более упрямый и несносный. Что из него вырастет, одному богу известно. Но явно будет интересно.

– Дались тебе эти игрушки, – старший потрепал младшего за коленки. – Купим мы тебе новые. С ближайшей же стипендии я подарю тебе конструктор. Или машинку на пульте.

– Не нужны мне машинки, – упрямо поджал губы Мишка. – Мне нужен Чебити. И я уже проверил. Твоей игрушки тоже нет.

– Ну, мало ли куда она делась, – поднявшись на ноги, старший потрепал младшего по голове. – На дачу отвезли или отдали кому-нибудь.

– Нет. Еще вчера твой Потапыч был на месте. Он вон там лежал, – малой пальцем указал на верхние полки большого платяного шкафа. – А теперь его там нет.

– Что за спор, чего не поделили? – из кухни вышел улыбающийся отец и оглядел сыновей.

– Мы не ссоримся. Мы детство вспоминаем, – возразил Никита.

– Чего его вспоминать? Вы еще оба в нем по самые подгузники, – отец подошел к вешалке и начал одеваться.

– Я бы попросил… – старший пафосно воздел палец к потолку.

– Кстати о просьбах, – отец с живостью обернулся к сыновьям. – Матушка ваша послала меня за хлебом, так, что иду я дети, в поход купеческий, в земли заморские, что купить вам, какую забавинку?

– Я бы попросил цветочек аленький, но на маки сейчас не сезон, – подытожил Никита, скрываясь в своей комнате. – А малому купи медведя плюшевого с реактивным ранцем на батарейках.

Пока хозяева валяли дурака в прихожей, Джек-Пот обходил дозором свои владения. Не обнаружив нарушителей, он со спокойной совестью отправился на кухню. И вот там-то его ждало настоящее потрясение. Щенок, не так давно появившийся в этом доме, обосновался до такой степени, что уплетал из его миски оставленную заботливой хозяйкой рыбью голову.

«Простите, юноша, но это моя миска» – кот уставился на наглеца пронзительным взглядом, планируя таким способом воззвать к его совести.

«Прощаю» – прочавкал Щенок, не прекращая своего занятия.

Наглость была выше всякой меры, и Джек-Пот даже не собрался с мыслями, что на это ответить. Он жалобно мяукнул в сторону хозяйки, колдующей у плиты, но та машинально погладила его ногой и снова занялась своей стряпней. Хорошо хоть тапочку снять додумалась. Расстроенный и обиженный до глубины души, кот покинул кухню, гордо задрав хвост.

Никита честно пытался сосредоточиться на работе, но посторонние мысли сбивали с творческой колеи. Он понимал, что нужно собраться и заняться делом, и даже начинал работать с текстом, но сам не замечал, как уже через пару минут, задумчиво таращился в экран, размышляя совершенно о другом.

Вдобавок, через какое-то время, ему стало казаться, что за ним внимательно наблюдают. Обернувшись, он понял, что так и есть. Кот сидел на вершине створки приоткрытой двери, обняв ее лапами, и в упор смотрел на хозяина. Свет от настольной лампы отбрасывала на усатой морде весьма инфернальные тени.

– Не смотри на меня так, – отрицательно помахал пальцем Никита. – Все равно на темную сторону я не перейду.

* * *

Хоть Женя и торопилась после занятий на работу, она все же опоздала. Родители двух прекрасных близняшек уже успели уехать в аэропорт. Открыв своим ключом, нянька поспешно разулась в прихожей и прямо так в пальто и шапке прошла дальше.

– Серафима Ивановна! – позвала она бабушку двойняшек, на которую оставили заботу о них. – Я пришла. Я извиняюсь за опоздание…

Никто не ответил. Ни в кухне, ни в гостиной хозяйки не обнаружилось. Видимо, она была в детской с внуками. Хотя там была нетипичная тишина. По опыту Женя знала, чем тише в детской, тем страшнее туда заходить. Разрисованные обои – это меньшее, чего стоит опасаться.

Тихонечко приоткрыв дверь, Женя осторожно заглянула в комнату. Пятилетние Катя и Сережа спокойно сидели на полу и занимались своими детскими делами. Катюша пришивала к половику пуговицы, Сереженька раскрашивал фломастерами в разные цвета дощечки паркета. Очень старательно раскрашивал, не залезая за границы. Между-прочим, получалось очень оригинально и по-дизайнерски свежо. Что у одного, что у другого.

«Креативщики растут» – подумала Женя, входя в комнату.

– Привет, малышня, – произнесла она вслух. – Как успехи?

Оба ребятенка обернулись к няне, вежливо поздоровались в ответ и снова вернулись к прежним делам, справедливо полагая, что заняты не детской ерундой, а очень важной работой.

– А куда это у нас Серафима Ивановна запропастилась? – скинув пальто прямо на пол, Женя присела на корточки рядом с детьми и стала перебирать пуговицы, кучкой высыпанные из коробки, выбирая самые красивые.

На вопрос своей няньки, Катя поднялась на ноги и прошла к столику, где среди акварельных красок, фломастеров и изрисованных листков бумаги отыскала записку и протянула ее Жене.

В записке почерком Серафимы Ивановны было написано, что она отъедет на некоторое время по делам и просит посидеть с детьми немного побольше. Это было несколько странно. Бабушке детей стоило позвонить Жене и предупредить о таких вещах заранее. Но деваться было некуда, не бросишь же малышей одних.

– Надеюсь, мне оплатят сверхурочные, – проворчала она себе под нос, вместе с подопечными пришивая пуговицу к коврику. Получался очень даже неплохой цветочек.

* * *

Кофе в турке, легкий блюз, приглушенный свет лампы с оранжевым абажуром и огни вечернего города в окне создавали в комнате Мастера уникальную атмосферу, в которой он так любил работать. Мерцание монитора, и стопка еще не проверенных работ его студентов манили к себе, но он сегодня еще не подходил к письменному столу.

Странное чувство тревоги, начавшееся не сегодня, а дней пару назад, не давало ему покоя. Оно росло с каждым днем, и сегодня увеличилось до такого размера, что уже просто не давало работать. Стоя у окна с чашкой стынущего кофе, он размышлял, пытаясь понять причины своей тревоги. Время от времени обращаясь с репликами к Музону. Маленького домового сшитого из мешковины и набитого соломкой ему подарила одна старинная знакомая. С тех пор он выполняет обязанности личного муза Мастера, терпеливо выслушивающего все его творческие идеи.

Но сегодня, сидя на комоде, в окружении разных безделушек, подаренных благодарными учениками, Музон терпеливо выслушивал тревоги хозяина. Просто так, Мастер тревожиться не будет и, если у него нарастает нехорошее чувство, значит, в городе, действительно, что-то происходит. Тот бы и рад помочь, но Музон не знал, как. А вот Рамсес знает.

На карниз по ту сторону окна, откуда-то сверху, спрыгнул большой, черный кот с белыми носочками и грудкой. Совсем как смокинг и перчатки на благородном господине. На шее у этого франта на ошейнике болтались часы – весьма странное украшение, пусть и для породистого кота. Рамсес сел на карниз, посмотрел на Мастера и мяукнул, прося впустить его в теплую комнату.

– Ой, прости. Я сейчас, – Мастер вышел из своего странного оцепенения, торопливо поставил окончательно остывший кофе рядом с Музоном и поспешил впустить друга в дом.

Спрыгнув с подоконника на пол, кот по-хозяйски прошелся по комнате, понюхал зачем-то штиблеты Мастера, небрежно брошенные у порога, и остановил свой выбор на кресле в углу. Запрыгнул, потоптался, устраиваясь на подушке, и уселся, как у себя дома. Взглянул на Мастера, задергивающего шторку, и мяукнул, то ли здороваясь, то ли спрашивая, чего это он такой взволнованный.

– Как же я рад, что ты зашел в гости, – ответил хозяин кабинета.

Он остался на ногах и даже принялся расхаживать по комнате, рассказывая Рамсесу, все, что у него накипело за эти дни. Во всяком случае, Мастер знал своего хвостатого друга именно под этим именем. Больше он про него ничего не знал. Откуда он и кто его хозяин, и есть ли у него вообще хозяин? Да это, в принципе и не важно. Важно то, что он был настоящим другом и временами любил захаживать к другу, послушать его истории или, как сейчас его сомнения.

Все ощущения Мастера были на грани интуиции, он и сам понимал, что это не аргумент, но все же он чувствовал, как в городе происходит, что-то непонятное, и по его субъективным ощущениям, не очень хорошее. Кот мяукнул в ответ, словно хотел приободрить.

Подойдя и присев на корточки перед креслом, Мастер почесал Рамсеса за ухом.

– Я знаю, ты не простой кот и тебе можно доверять, – произнес он, немного подумав, словно решал про себя какую-то сложную задачу. – У меня к тебе будет одна просьба.

Наклонив голову, Рамсес мяукнул, давая понять, что внимательно слушает.

– Хочу попросить тебя, узнать, что происходит в нашем не простом городе, – не сразу ответил Мастер, в задумчивости покусывая губу. Поднялся на ноги, прошелся по комнате, собираясь с мыслями. – Либо подтвердить мои опасения, либо доказать, что я параноик и все это себе напридумывал. Ну, как? Возьмешься за это дело.

Утвердительно мяукнув, кот спрыгнул на пол и направился к окну, давая понять, что прямо сейчас этим и займется. Даже отказался от рыбки, заботливо предложенной хозяином дома. Мастер знал характер друга, и настаивать не стал. Выпустив гостя тем же путем, что и впустил, он снова встал перед окном, в задумчивости глядя на огни ночного мегаполиса.

Надо сварить еще кофе, наконец, решил он. Ночь сегодня будет длинной.

* * *

Одним из популярных способов реализации собственных талантов молодых творцов в этом городе считались квартирники. Уютные камерные сборища по интересам, на которых присутствовали в основном все свои. Нет, не все, конечно, появлялись и случайные люди, которые узнавали о таких мероприятиях через знакомых или из соцсетей, но все равно интересы и у таких людей совпадали с остальными.

Стас часто пользовался таким форматом, чтобы знакомить публику со своими произведениями. Более того, он был главной звездой практически всех квартирников. Его звали, приглашали, и зачастую не бесплатно. И все же ему было мало этого. Ему было тесно в рамках одной квартиры, ни сколько в физическом, сколько в моральном. Хотелось не камерного искусства и одобрения широких масс, пусть даже Мастер считает, что он еще не готов к этому.

Именно об этом Стас заявил своим друзьям, по окончании очередного собрания в одной из частных студий широко известного художника в крайне узких кругах.

Время было далеко за полночь. Все посторонние уже успели выразить свое восхищение зачитанным работам и разойтись в весьма одухотворенных настроениях. Максима – официальная фаворитка Стаса последние несколько месяцев, закрыла за гостями дверь и вернулась к бойфренду, села с ним рядом на диване, положила руку на плечо, чтобы ни у кого не возникло сомнений, кто сейчас является его девушкой и не посмел даже думать покуситься на ее место. Сам Стас несколько нервно дернул щекой, его сейчас такие мелочи волновали меньше всего, и руку с плеча не сбросил.

– Время позднее, а мне еще на Васильевский добираться, – недовольно произнес Мишка Филиппов, который носил звучный псевдоним Архангельский, потому, что как некогда первый русский академик прибыл в этот город с севера. – Мы не могли как-нибудь потом собраться и обсудить наши дела? Вообще, что мы собрались обсуждать?

– Присядь. Успеешь на свою Ваську.

Филиппов хоть и учился на курс старше, но беспрекословно признавал в Стасе лидера их объединения и потому уселся на один из стульев, которые водились в просторной студии.

Сам хозяин студии удалился на кухню и там занялся приготовлением позднего ужина. Его не интересовали тонкости литературных прений, он целиком отдавался изобразительным образам.

Теперь, когда народа стало поменьше, а места побольше, Стас встал, и принялся расхаживать по студии, рассуждая на тему, которая давно его волновала.

– Друзья, – начал он, нервно потирая ладонь о ладонь, – мы как юные талантливые творцы являемся основными носителями идей современности. Мастер прав, говоря, что на нас лежит большая ответственность. Но он не прав, когда говорит, что мы не должны плотно общаться с нашими читателями.

– Это еще зачем? – раздалось откуда-то из угла из кучи подушек, и Стас даже не смог толком разглядеть, кто спрашивает.

– Это нужно для того, чтобы понять потребности читателя, – через паузу, все же соизволил ответить он. – Мы должны контактировать с читателем и понимать его интересы.

– Классики древности не имели моды контактировать с массами, но при этом умудрялись писать нетленки на века.

Стаса словно плетью ожалили и он резко обернулся, стараясь понять, кто это сказал. Это был Рома Бобриков. Талантище даровитое и Мастером отмеченное. Но это все равно не повод, чтобы ставить под сомнение слова Стаса, когда он пытается подать остальным свою концепцию.

– Тексты, построенные с учетом потребностей и пожеланий публики, будут максимально популярны, – чеканя каждое слово, пояснил Стас.

– Так я не совсем понял, – нахмурился Рома. – Мы послушные слуги публики или все же самостоятельные творцы, работающие на благо литературы и искусства?

– А разве взаимодействие с публикой и искусство не могут быть вместе связанными? – пришла на помощь своему кавалеру Максима. Дернув волосами, стянутыми в конский хвост, она испепеляюще взглянула на наглеца, посмевшего возражать ее парню.

– Мастер говорит, что в погоне за одобрением публики мы можем забыть о самом главном, – напомнил Рома, – о творческом начале и элементе учения. Получится, что уже не мы творим, а нами творят. Причем творят те, кто этого совершенно не умеет.

От таких слов студия взорвалась гомоном голосов. Рому не поддержал никто. Даже художник выглянул из кухни, обеспокоенный тем, что сейчас в его доме народ побьет несчастного. Однако Стасу было совсем ни к чему такое пятно на репутации. Что скажут люди, когда узнают, что на его квартирниках бьют за личное мнение. Он даже встал между Бобриковым и остальными, разделив противоборствующие стороны.

– Видишь, Серый, – сказал Стас, положив оппозиционеру руку на плечо. – Народ с тобой не согласен. Думаю, тебе лучше уйти, чтобы не накалять дальше обстановку.

Стас ненавязчивым движением руки указал на дверь.

– Хорошо, я уйду, – чеканя каждое слово, ответил Бобриков. – А вы оставайтесь своим маленьким уютным обществом, где все идут как утята за своей уткой и крякают в унисон. Мастер прав, и вы поймете это, но будет уже поздно.

Резким движением застегнув молнию на куртке под самое горло, Сергей выскочил из квартиры, на ходу подхватив свою сумку с вешалки.

– Теперь я бы хотел обсудить с вами еще один важный вопрос, – проводив взглядом Бобрикова, Стас повернулся к своим слушателям. – Квартирники – это конечно хорошо, но крайне мало. Нам нужно искать новые форматы. У кого есть предложения?

– Интернет, – раздалось откуда-то с галерки.

– Это, безусловно, – кивнул Стас. Он был готов к такому очевидному ответу. – Только этого все равно мало. Просто разместить свои работы в открытом доступе и ждать пока они понравятся паре сотне случайных прохожих. Квартирники и то эффективнее.

– Можно прибегнуть к помощи именитых блогеров, – вдруг подал голос Серега Сулима. Чернявый, лохматый парень в больших очках. Стас порой удивлялся, как этот скромный ботаник может так нравится девчонкам, но факт оставался фактом, за ним бегал целый табун поклонниц.

– А у тебя есть знакомые именитые блогеры?

– Ну, не совсем у меня, – смутился Серега. Просто я знаком с ребятами-компьютерщиками, которые знакомы с Троицей. Они им техподдержку оказывают.

Кто-то из присутствующих присвистнул, и Стас был полностью с ним согласен. Иметь выход на Троицу и все это время молчать. Ах, да, это же Сулима. Порой, из-за его скромности слова не вытянешь. Хорошо хоть сейчас проговорился.

– Хорошо, – подвел итог Стас. – Тогда завтра же этим и займемся. Серега, – повернулся к засмущавшемуся Сулиме, – завтра же ты сведешь меня с этим твоим знакомым. Все, на сегодня собрание, думаю, можно заканчивать.

* * *

В чем преимущество старой кафедры по сравнению с современными аудиториями, так в том, что можно безнаказанно спать на задних рядах. Амфитеатр сидений поднимался гораздо выше монументального стола, за которым преподавал Мастер, и ему не было видно, как его студенты в прямом смысле этого слова дрыхли, развалившись на лавке.

Растянувшись во все свои метр девяносто, Ромка Журавлев беззаботно спал, пристроив голову на колени своей девушке. Иволга одной рукой поглаживала по белобрысым волосам своего красавчика, второй писала за Мастером конспект. Для себя и для него. Посчитав, что она этого вполне заслужила, Иволга прищурилась, не видит ли кто и погладила его по попе. Шлепнуть бы по ней, да будить не охота. Это чудушко так сладко спит. Вон, только реснички во сне подрагивают. Ничего, вечером отшлепает.

– Оно тебе надо? – шепнула Алиса Перепонкина, нагнувшись к Иволге. – Пусть этот лоб здоровый сам все пишет.

– Мой мужчина, – проворковала прибалтийка своим неповторимым очаровательным акцентом. – Что хочу – то и делаю. Он за меня вчера всю посуду перемыл.

Эти двое друг друга стоили. Рома с виду высокий, красивый и по идее должен был быть настоящим клубным кутилой, а по факту являлся весьма спокойным и домашним мальчиком. В чем-то даже застенчивым. Иволга, на первый взгляд тихая серая мышка в неброской одежде с длинной юбкой, на самом деле была тихим омутом, в котором такие черти водились, которых лучше не будить.

Познакомились они в игровом клубе. Она сделала его по сети в контру. Разгневанный, он пошел разбираться, и тут-то выяснилось, что все это время сражался с девушкой. Пришлось срочно искать выход из щекотливой ситуации. Приглашение в ближайшее кафе оказалось очень удачной идеей.

– Везет тебе, – вдохнула Алиса и, подперев ручкой щечку, стала любоваться на красавчика Мастера, который чего-то там чертил на доске. – Когда я уже найду такого, кто бы мне помогал посуду мыть.

– Не царское это дело, – обернулся Никита, сидевший на ряд пониже. В последнее время он частенько выдавал такие острые фразочки, чтобы спровоцировать диспут на волнующую его тему женской логики. Таким не хитрым образом он собирал материал для своей работы. – Мужчина должен, прежде всего, государственные мысли думать и стратегию решать, а женщины должны ему помогать в этом.

– Мы, женщины, вообще не должны думать, – Не поддавшись на провокацию, огорошила его Иволга.

– А кто говорил мне, что женщины умнее мужчин? – не сразу, но нашелся с ответом Никита.

– Ну, так приходится. Вы ж за нас думать не хотите, – Иволга потрепала своего по щеке. Рома лишь поморщился во сне. – Вот нам за вас и приходится думать за нас. А потом удивляетесь женской логике.

– Логично… – в задумчивости прищурился Никита, наскоро конспектируя на полях, пришедшие на ум мысли.

– Не просто логично, это не просто женская логика, это еще и русская женская логика, – подытожила Иволга.

– Страшная женская русская логика, – покачала головой Алиса.

– Ага. Железная логика мужчины по сравнению с ней жалкий металлолом, – записал Никита и подчеркнул три раза.

– Да тихо вы там! – громким шепотом шикнул на них Влад Киреев. – Сейчас все от Мастера огребем без всякой логики.

Действительно, Мастера лучше не проверять на прочность, а потому студенты усердно заскрипели перьями. Ноутбуков и других печатных средств на своих лекциях, Мастер не признавал категорически. Всех заставлял писать от руки. Только так можно было прочувствовать вес каждого слова.

– Как в американской банковской системе нет вышедших из оборота купюр, так и в русском языке нет вышедших из употребления слов. Могут использоваться любые. Потому так и богат русский язык, который постоянно приобретает много новых слов, не утрачивая старых.

Отложив мел в сторону, Мстер взял со стола одно из сочинений, которые накануне сдали все его ученики.

– Но никакие слова, даже самые витиеватые и вычурные не спасут произведение, если за ними не стоит идеи. Вся суть любого произведения заключается в скрытой в нем идее. Без нее все слова лишь пустословие. А пустословие хуже сквернословия. Сквернословие хотя бы, по существу. Хуже может быть только пустословное сквернословие. Вот яркий представитель такого пустословия.

Мастер потряс сочинением и плюхнул его перед парнем, сидевшим на первом ряду. Несчастный опустил голову, съежившись под грозным оком учителя.

– В работе твоей букв много и слова вроде подобраны умные. Они даже как-то умудрились выстроиться в предложения, – продолжал метать молнии Мастер, – вот только ради чего огород нагорожен? Нет ни сути, ни идеи в твоей работе. Не понятно для чего написано. Для оценки в журнале? Так тут не за что оценку ставить.

Бедный юный демиург почти спрятался под лавку, не смея перечить своему преподавателю. Зато посмел возразить Стас.

– Я может, чего путаю, но согласно конституции, идеология в нашем государстве запрещена, – подал он голос со своего места. – А идея и, соответственно идеология – это пропаганда.

– А в обществе? – прищурился Мастер.

– Что в обществе? – несколько растерялся Стас.

Такая большая редкость. Никите даже интересно стало наблюдать за очередной перепалкой Мастера и Стаса.

– Пропаганда в обществе нужна или нет? – уточнил свой вопрос учитель. – Пропаганда и идеология в обществе запрещены, или нет?

На это Стас не нашел, что ответить. Мастер не спешил продолжать, давая своим ученикам возможность обдумать услышанное. Не спеша вернулся за стол, сел и только тогда продолжил.

– Пропаганда светлых идей этики и морали – это основная цель авторов. Они лидеры мнений, они формируют моральные стереотипы. И именно поэтому я вам тут рассказываю про авторскую этику. Без нее никуда. Я понимаю, бумага все стерпит…

– Но, лучше сложить вдвое, – раздалось вдруг с галерки.

По залу, словно волна прокатился задорный молодецкий гогот. Мастер улыбнулся. Он сделал вид, что не заметил, кто бросил эту фразу, хотя, это было совсем не так. На сегодня распеканций было достаточно, еще одна лишь повредила бы усвоению поданного материала.

Вдобавок звонок возвестил на весь институт, что на сегодня уже достаточно.

Химеры, образы, аллегории и прочие абстрактные картины сгрудились над Ромой, нависая со всех сторон. Каждый шептал, что-то свое, давая советы и рисуя картины, порой настолько фантастические, что даже ему с его буйной фантазией с трудом верилось в них. И, в тоже время их всех хотелось запомнить, записать или еще лучше, зарисовать.

Сонм голосов их лишь нарастал, превращаясь в общий гул, пока не превратился в трель звонка. Урок закончился. Вскинувшись от кафедры, Рома огляделся по сторонам и увидел, как сокурсники, собирают вещи и покидают свои места, направляясь к выходу. Иволга тоже складывала в рюкзак ручки и тетради.

– Выспался, зайка? – улыбнулась она. – Идем домой.

Взяв за руку, Иволга повлекла своего мужчину за собой. Проходя мимо кафедры, они прощались с Мастером. Роме показалось, но, кажется, Мастер бросил на него не то укоризненный, не то насмешливый взгляд. Но ничего не сказал. Вот и пойми тут, заметил Мастер, что его ученик проспал занятия или нет.

Когда мимо учительского стола проходили Женя и Никита, он жестом попросил их задержаться. Собирая свой портфель, он дождался, пока последний ученик, кроме этих двоих, покинет аудиторию и только тогда спросил:

– Где Андрей?

– Честно, не знаю, – развел руками Никита, а Женя согласно с ним кивнула.

– Почему он на занятия не ходит? – нахмурился Мастер. – То, что Журавлев сегодня все пары проспал как сурок, то ладно. Он с домашними делами устает, плюс подработка у него, да и Иволга ему конспект напишет. При всем при этом он сегодня реферат сдал, как положено. А Андрей пропал с концами.

– Честно, мы не знаем, – шмыгнула носом Женя – Я звонила ему, но бездушный робот сообщил, что абонент не доступен.

– Да я тоже звонил, Андрюха не отвечает. Трубка выключена.

– Я в курсе, что он не доступен, – заявил Мастер, сурово глядя то на одного, то на другого. – Представьте себе, я тоже ему звонил, потому, что, какого-то черта, беспокоюсь о своих студентах. Просто я думал, что вы его лучшие друзья и обязательно встретились с ним, после того, как он пропал из института и эфира.

– Ну, понимаете, – Никита виновато почесал в затылке, – у меня тут сестра замуж собралась, так у нас дома немножко все на ушах.

– А у меня еще хуже. Пропала бабушка детей, у которых я нянькой работаю. Мена даже в милицию возили. Показания снимали…

– Отмазы, – перебил Женю Мастер. – Вы лучшие друзья Андрея. Найдите в своем плотном графике немного времени, чтобы зайти в гости и выяснить, что с ним случилось. Если он заболел – это одна статья. Если загулял, то передайте ему что еще не поздно вернуться в лоно альма-матер и заслужить амнистию.

В этот момент в аудиторию заглянула маленькая, хрупкая, словно фарфоровая статуэтка не молодая женщина. Увидев Мастера, она одарила всех присутствующих своей неповторимой улыбкой.

– Вы еще тут? Как хорошо, что я успела вас поймать.

– Что-то случилось, Елена Сергеевна? – Удивленно вскинул бровь Мастер.

Стоит сказать, что эту хрупкую женщину, декана факультета скульптуры, еще, когда Мастер сам учился в этом институте, за глаза звали Лея Скайуокеровна, за сильное сходство с персонажем.

– У нас тут неожиданное педагогическое совещание нарисовалось. Приходите в учительскую, – пояснила Лея Скайуокеровна и исчезла за дверью, торопясь предупредить остальных учителей.

– Уже иду, – крикнул Мастер закрывающейся двери, и как-то по-мальчишески подхватил портфель. Уже у порога он обернулся к Никите и Жене, но уже с совсем другим лицом. – Андрея найти, вернуть, по исполнению доложить.

– Есть!! – гаркнули в две глотки.

Они вышли вслед за Мастером. Оба задумчивые. Никита размышлял о том, отправиться к другу сейчас или еще успеет решить пару дел. Женя гадала о том, как это Мастер умудряется все успевать. И работы их перечитать, и заметить, как Ромка дрыхнет, и об Андрее побеспокоиться. Удивительный человек.

Из раздумий их обоих вывел тот самый парень, которого давеча мастер разнес в пух и прах, за его скрипт безыдейный.

– Ну, где я ему эту идею откопаю? Помогите, а?

Но, за руку он тряс почему-то одного Никиту.

– Попробуй идею фикс, – посоветовала от щедрот души Женя.

– Или вон у Стаса спроси, – Никита кивнул на Стаса и Серегу Сулиму, которые, направлялись куда-то по своим делам.

В ответ на слова Никиты, Стас одарил всех троих таким взглядом, что несчастный скриптер на месте передумал обращаться к нему за помощью сейчас и на все оставшиеся времена.

Кроме факультетов литературы, изобразительного искусства, музыки и скульптуры в институте так же имелся и айти-факультет. Но это отдельная история. Появился он совсем недавно, располагался в подвальном этаже, куда посторонние не ходили за отсутствием надобности. Сколько там вообще народа учится – знали только в ректорате. Называли айтишников лунатиками так как с этими тощими бледными типами, когда они появлялись из своего логова, было трудно разговаривать. Да и вообще странные, даже больше странные, чем остальные творческие. Так, что свое прозвище заслужили не на ровном месте.

Их обучение, да и вообще, все, что они там у себя делают, покрыто легким флером неизвестности, потому как простым смертным демиургам машинный язык не понятен и чужд. Именно туда, в подвалы компьютерщиков и направлялись сейчас Стас и Сергей. Точнее Сулима вел Стаса знакомиться с его приятелем.