Текст книги "Массандрагора. Взломщики"

– А там опера́ переместили машину, вместе со мной в параллельный мир, – пояснила Станнум. – Наговорили всякого, взяли типа подписку о невыезде и отпустили. А что? Я же не знала, что ты, оказывается, кан-ди-дат! Кстати, а как ты тогда оказался рядом со мной, ну, в первый раз, на боксерском ринге, а? Случайность?

Соломон в общем-то врать умел. Не краснея, он заявил, что это и правда чистая случайность, воля вселенной, и не более того. Мол, так было угодно небесам. Мило улыбнувшись, Станнум если и не поверила, то не стала допытываться, как оно все случилось на самом деле.

Но встречаться им пока было нельзя. Девушка работала вместе с Берманом в аналитическом отделе, а Павла взяли программистом к некоему Гордееву – сидели они в разных местах, и это на первых порах только осложняло дело. Мол, через пару месяцев, после прохождения так называемого адаптационного периода, им, конечно, разрешат встречаться, но пока…

– Даже не пытайся увидеться со мной, – сказала ему Станнум. – Я тебя уже знаю! Не наломай дров, пожалуйста! Не будем рисковать, хорошо? Потерпишь?

– Потерплю, – улыбнулся Соломон. – Но потом… ух!..

– «Ух», еще как будем «ух», – хохотала девушка.

– А чего ты вырядилась словно на выпускной? – спросил чуть позже Соломон.

– Нравится? – Она кокетливо покружила подолом платья. – То-то! Не люблю я, честно говоря, такие фасоны, да обязали, знаешь ли, – с мероприятия я одного, юбилея начальственного. Но, узнав, что ты в Метрострое – есть тут свои люди, сказали – мигом к тебе. Цени, дурачок!

– Еще как ценю! – и Соломон в очередной раз притянул к себе Станнум.

И вот, после тягостных выходных, первый рабочий день. Он снова стоит у выхода из метро, а из него так и прут важность и величие, скрывая истинные неуверенность и волнение. Пять минут девятого, шесть…

– Эй, за мной. – На этот раз сопровождающий был довольно строгого вида, уже начавший седеть господин средних лет в костюме и с большим портфелем – ни дать ни взять бизнесмен. – Не оборачивайся. Идем не спеша.

Они вышли на проспект, а затем сели в новую модель БМВ, весьма недешевую, на задние сиденья. Стекла там были сильно тонированными. Больше никого в машине не оказалось.

– Готов? – спросил мужчина.

Соломон напрягся. «К чему это еще?» – с неприязнью подумал он.

– Прыгнуть, – пояснил мужчина и представился, протягивая руку: – Пахмутов Валерий Яковлевич, твой временный руководитель на период адаптации. Хотя видеться мы, наверное, будем редко.

– Павел Крашенинников, – ответил хакер. – Позывной – Соломон.

– Вот и отлично, Павел-Соломон, – сказал Пахмутов и внимательно посмотрел через лобовое стекло. – Ну вроде рядом никого. Держись! – Он просунул руку под сиденье, чем-то щелкнул, и…

И они оказались совсем в другом месте. Небольшая квадратная комната и полумрак – лишь желтый сноп света проникал из-за приоткрытой двери. Они сидели на мягком диване; справа кулер с водой и вешалка, слева журнальный столик и небольшой телевизор. Из-за двери слышались шум и невнятные разговоры, еле различимо тянуло сигаретным дымом.

– Опять свет выключен, – проворчал Пахмутов, поднимаясь с дивана. – Ну, Павел, мы на месте, идем.

Он включил люстру и повел Соломона в соседнее помещение. Там находилось что-то вроде большой комнаты отдыха, совмещенной с контрольно-пропускным пунктом: несколько стульев, старенькие торговые автоматы, бильярдный стол, книжный шкаф, гардероб, а также стойка, за которой сидел охранник в синей форме и фуражке с уже знакомой Соломону кокардой. У представителя охраны порядка было довольно широкое лицо, темные глаза и большой нос с горбинкой.

– Доброе утро, Валерий Яковлевич, – почтительно склонил он голову перед Пахмутовым.

– Доброе, Джунгар, – кивнул в ответ тот и вытащил из кармана пропуск. – Сегодня без происшествий?

– Сегодня да, – явно с облегчением произнес Джунгар, – бог миловал.

– Молодой человек – со мной, – сказал Пахмутов, – Павел Крашенинников, пока без пропуска – сегодня сделают, я надеюсь. Метку имеет.

Охранник кивнул, поднимая массивную штуковину со стола. От нее отходил толстый экранированный кабель.

– Нормально, – сообщил Джунгар, сначала приложив ее к пропуску Пахмутова, а затем направив, словно пистолет, на Соломона.

«Техника просто зашкаливает! – с иронией размышлял хакер. – Нет, тут что-то не так! Чепуха какая-то. Все-таки Василина от меня что-то скрыла, что-то очень важное. Ну выведу я их на чистую воду!»

Они направились к боковому проходу, прошлепали по мокрому коридору с еще не высохшими лужицами воды (ну кто так моет?) и вышли к лифтовому отделению. Современным «Отисом» тут и не пахло; все было старое, пыльное, грязное… И толстый слой облупленной краски. Павел не выдержал:

– А почему тут все такое старое? А?

Пахмутов, нажав кнопку вызова лифта, развернулся к нему, внимательно посмотрел в глаза и еле заметно усмехнулся:

– Вот будет возможность – и разберешься с этим. Все вопросы – к Предтечам, парень.

Хм… Предтечи-то тут при чем? Прибраться, что ли, нельзя? Холодным термоядом, значит, владеем, а лифт заменить на современную модель – никак? Забавно, забавно.

Против ожидания Соломона, кабинка начала спускаться, а не подниматься. Впрочем, было ведь неизвестно, на каком этаже они находились изначально. Через три или четыре пролета лифт остановился, и перед ним возник очередной коридор, наспех выкрашенный желто-зеленой масляной краской, и, по-видимому, недавно – пахло весьма ощутимо. Двое долговязых парней протягивали под потолком сетевой кабель.

– Здравия желаем, товарищ полковник! – дуэтом приветствовали они Пахмутова.

– Салют, бойцы! – бодро ответил им Валерий Яковлевич. – Запомни, Павел, – повернулся он к хакеру, – не важно, насколько что-то старое или негодное. Главное – как вернуть это все к жизни. Усек?

Соломон кивнул. Они прошли немного дальше и наконец попали в узкую длинную комнату с состыкованными столами и сидящими друг против друга молодыми парнями в форме, напоминающей матросскую; перед каждым находилась целая куча книг и тетрадей, а в самом конце аудитории листала красочный атлас невысокая женщина с коротко стриженными пшеничными волосами и в выцветшем до белесого цвета военном мундире. Она сразу же вскочила, завидев Пахмутова, и кратко кивнула ему, показав некий знак: два пальца правой руки, приложенные к сердцу. Наверное, так здесь отдают честь… Пахмутов повторил ее жест, остальные же с интересом уставились на Соломона.

– Василина Андреевна просила долго тебя не мучить, – сказал ему полковник, – даже на сборы не поедешь – мол, нужен ты ей сильно. А мы идем навстречу пожеланиям хороших людей. Это будет твой учебный класс – ровно на месяц. Меньше уж никак, сам понимаешь, у нас тут с этим строго. Понятно?

Соломон снова кивнул. Настроение у него упало еще больше.

– Ну тогда добро пожаловать на борт, адаптант! – бодро произнес Пахмутов. – Знакомься – твои сотоварищи. Адаптироваться будете вместе. Ирина Павловна, принимайте: Павел Крашенинников, ака Соломон. Его бумаги будут позже.

– Здравствуй, товарищ адаптант! – бодро выкрикнула Ирина Павловна, еще более выпрямляясь.

– Здравствуй, товарищ адаптант! – нестройным хором повторили присутствующие.

Соломон отпер дверь своей квартиры и галантно пропустил Станнум вперед. Девушка с жеманным интересом оглядела темную, наспех прибранную прихожую. Затем демонстративно принюхалась. Павел слегка покраснел и запоздало щелкнул выключателем.

– Настоящее хакерское логово! – высказалась наконец девушка – то ли иронично, то ли на полном серьезе. Он закрыл за собой дверь и смущенно пожал плечами:

– Ремонт вот думаю затеять. Обновиться, так сказать, хочется. Так что на бардак не обращай внимания.

– А-а-а… – с хитрым видом улыбнулась Станнум и, облокотившись о стену, притянула его к себе. – Значит, тогда все в ажуре, правда, милый? – Они поцеловались. – Слушай, я есть хочу. – Она делано вытянула губки, придав своему хорошенькому личику одновременно скорбное и забавное выражение. – Ты же меня накормишь, а, накормишь? Не дашь умереть с голоду?

– Ну конечно накормлю!.. – немного растерялся Соломон. Что сейчас лежало в холодильнике? А вино хоть есть? Ну, водка-то точно была, а вот что поприличнее, для девушки… э-э… Черт! Все навыки ухлестывания растерял за эти месяцы. Безобразие! Совсем опустился!..

Станнум звонко расхохоталась, видя реакцию Павла.

– Ну и умора! – томно произнесла она. – Ладно, расслабься. Я не голодна. Тапочки-то у тебя имеются для дамы? Но только если они без дырок!

Вино у него все-таки в наличии оказалось, из старых запасов. Они сидели в зале на диване, потягивали напиток богов и закусывали его горьким шоколадом. Имелась еще также большая апельсинина (очень даже сладкая), но девушка заявила, что вино такими продуктами не закусывают. Ибо не сочетается.

– Ох, Паша, ты как троглодит какой-то, ну вылитый пещерный человек! – засмеялась она, делая большой глоток. – Но не переживай, я тебя воспитаю, поставлю на ноги! Вычищу и вымою, выучу приличным манерам, а там, глядишь, и в высшее общество попадешь. Что, испугался, котяра?

Соломон замотал головой и прижал ее к себе еще крепче. Он был счастлив. Пусть болтает что хочет. Он принимает ее такой, какая она есть. Другой не надо!

– Тебе нужно сделать не просто ремонт, а перепланировку, – говорила тем временем Станнум, – обои сменить, вот эту люстру страшную тоже – ее еще в советское время купили? И шкафы вон те – ты извини меня, конечно, но… тихий ужас! Не обиделся? Нет? Ну я так и знала. Ты же парень толковый, Метрострой других не признает. Но я люблю мальчиков ухоженных, стильных и уверенных в себе. Ну ты понимаешь меня, правда?

– Правда, – подтвердил Соломон. Они чокнулись и снова выпили. – Я бы с радостью… ремонт в смысле. Да руки как-то не доходили. С таким дизайнером, как ты, – развернусь, дай только время! Почему бы и нет? Тем более я тут немного деньжат поднакопил – это как раз без проблем.

– Ты, главное, учись прилежно, товарищ адаптант! – Станнум легонько щелкнула его по носу. – «Деньжат я поднакопил»… Эх ты, шуток не понимаешь! Хотя, – прищуренным взглядом она обвела комнату, – в каждой шутке есть доля сам понимаешь чего!

– Согласен, – кивнул Соломон. – А ты тоже была адаптантом?

– Конечно. По полной программе, – ответила девушка. – Я была самой обычной вначале. Но многие рождаются в посвятовских семьях, и они сразу варятся во всем этом. Им такое вот, – она обвела комнату рукой, – вообще не понять.

– Да уж, – пробормотал Павел. – Но до чего же здо́рово, на самом деле! Нет, правда! Мне до сих пор не верится! Я даже думаю часто: как же мне повезло, наверное! А ведь ничего этого могло и не случиться! Вот бы был облом! Я бы даже не знал, как мне не повезло, не заинтересуй я Василину!

– А то! – хмыкнула Станнум. – Я тоже была в свое время в шоке, девчонкой еще мелкой совсем, в восьмом классе, что ли. Но ничего, привыкла.

– Пять лет?! Ух ты… – протянул Павел. Этот срок его реально впечатлил. Сколько всего, наверное, она уже знала и умела! Уму непостижимо!

– Точно, – с серьезным видом кивнула девушка, – сама офигеваю.

– И как же это вышло?

– Рекомендация друга, – уклончиво ответила Станнум. Конкретизировать она явно не хотела: наверное, сведения эти были секретны. «Ну и ладно», – без обиды подумал Павел.

– Но почему именно я? – задумался Соломон. – Почему Клим… или как там его, обратился именно ко мне, а? А не к Збруеву, например? Он тоже очень даже шарящий чувак. Если бы я не занял первое место на светофорной баталии – меня бы взяли, а?

– Много будешь знать – скоро состаришься, мой милый дурачок! – рассмеялась Станнум и отставила бокал в сторону. – Ну откуда ж я знаю? Трудно сказать. Радуйся, значит. Взяли и взяли, не о чем тут больше говорить. И вообще – не спрашивай никого почему! Ответы будут переполнены философией. Очень туманной философией, между прочим.

– Понял, – ухмыльнулся Соломон. Борцовским приемом он опрокинул девушку на подушки и ловко расстегнул пуговицу на ее джинсах. – Разберемся, в чем тут философия, а в чем тригонометрия! Но сейчас я лучше покажу тебе пещерного человека. Ты еще не знаешь нас, троглодитов-философов!

Ровно месяц обучался Соломон по программе адаптантов. Он многое узнал об обществе посвятов и о том, как на самом деле устроена Мультивселенная, включающая все возможные параллельные миры. Первоначальные неприятие ситуации и крайнее удивление нелогичностью окружения постепенно уступили место пониманию того, что на данный момент и в этом месте иначе и быть не могло.

– Миров – многие триллионы секстиллионов, никто не знает сколько точно, – вторила словам Василины куратор обучения, та самая белокурая воительница в форме, капитан Онучева. Она была для адаптантов строгим, непререкаемым авторитетом. – Вы знаете, сколько это – секстиллион? Поясняю! – и Ирина Павловна (она просила называть ее по имени-отчеству, несмотря на воинское звание) начинала выводить на обычной грифельной доске многочисленные, идеальной формы нули. Мел под ее крепкими пальцами всегда жалобно скрипел и, словно плача, крошился, шумно осыпаясь вниз. Адаптанты старательно переносили эти нули в свои тетрадки.

Лекции следовало записывать старым добрым способом – первое здесь правило: это в конце дня проверялось лично капитаном. И никаких гаджетов: ни телефонов, ни планшетов, ни даже музыкальных плееров (все отдавалось внутренней охране) – второе правило. Также не поощрялось общение, даже на коротких переменах. Онучева выводила всех в небольшой холл с несколькими креслами, бильярдным столом, парой кадок с фикусами, библиотекой русской классики в небольшом старомодном шкафу и огромным красивым аквариумом с вечно голодными сомиками и голубыми кубинскими раками – там можно было немного расслабиться и переброситься с кем-нибудь ничего не значащими фразами, однако не более того. Писали лишь выданными куратором ручками, а тетради всегда оставались в Метрострое – видимо, забота о безопасности… После занятий можно было остаться и выучить то, что прошли на уроках. Ведь утром следующего дня проводился опрос, прямо как в школе, и даже ставились оценки.

Еще одно правило заключалось в том, что друг к другу нужно было обращаться, если уж необходимо, исключительно «товарищ адаптант». Это порядком напрягало Соломона, даже удручало. Что еще за порядки военного коммунизма?! Утверждалось, однако, что так сложилось исторически и никакой политики в этом нет. Посвятовские структуры, в том числе и Метрострой, были довольно консервативными, но потому и устойчивыми. Нельзя было ожидать, что мультимировая тайная система будет меняться от малейшего вздоха одного из миров, в котором находится лишь малая ее часть. Правда, Онучева заверяла, будто после учебки в этом смысле можно будет расслабиться: «…в боевых условиях будет проще и без этих формальностей, но пока оставайтесь предельно культурными».

Были и другие заповеди, и немало, но выполнялись они неукоснительно – просто потому что те, кто неоднократно нарушал распорядок – а поговаривали, что приходили сюда и такие ребята – могли на следующий день просто не появиться. Нет, с ними ничего страшного не случалось (по заверению капитана), но Метрострой больше дела с ними не имел, стирая из памяти бедокуров последние месяцы и возвращая их в родные миры.

Да, все прибыли из разных мест. Но среди адаптантов не оказалось никаких трехглазых чудовищ или хотя бы похожих на малготов, следящих за Станнум, – самые обыкновенные подростки, совершенно типичные лица – человеческие. Наверное, все их родные миры были очень похожими. Правда, у некоторых слышался странноватый говор или непонятные словечки.

Их было двадцать два человека, все молодые парни. Онучева заявила, что женские группы также существуют, но занимаются они отдельно, мол, так эффективнее. При этом не все адаптанты возвращались после занятий домой – примерно половина жила в специальном лагере в одном из миров, человеческая цивилизация в котором по какой-то причине не возникла. Наверное, после окончания курса этих ребят ожидало полное погружение в новую действительность…

Ну и, конечно, все носили однотипную форму: старомодную, темно-синюю, с белой рубашкой и разными смешными оборочками, похожую чем-то на матросскую. «Только бескозырки с ленточками не хватает», – с сарказмом размышлял Соломон. Форму с собой уносить было нельзя, она оставалась у дежурного, и, когда адаптанты приходили на занятия, нужно было сперва переодеться. Каждое утро она была чистой и выглаженной, но конкретный наряд ни за кем не закреплялся – нужно было просто сообщить свои размер и рост. На ноги адаптантам полагались удобные, но безвкусно сделанные туфли розовато-бежевого оттенка.

Впрочем, впоследствии оказалось, что девчонки-адаптанты выглядели ничуть не лучше. Примерно недели через две после начала обучения, на перерыве, команда Онучевой столкнулась с ними в комнате отдыха. Немногочисленная женская группка обступила аквариум и, с восторгом попискивая, методом постукивания по стеклу пыталась заставить раков проявить хоть какую-либо активность. По крайней мере, одеты девушки были не в розовые, а в серые и желтоватые тона: плиссированные юбочки, скромные блузки, круглые шапочки с помпонами. Их куратор, маленькая полная розовощекая женщина в новенькой военной форме зеленоватого оттенка стояла в сторонке и с любовью наблюдала за своими подопечными. Парни тут же подскочили к «противоположному полу», и все с интересом уставились друг на друга.

– А у нас внеплановое обновление станции, товарищ капитан, – с виноватым видом пояснила толстушка Онучевой, – вот решили у вас пару минуточек побыть. Не помешаем?

– Очень плохо, товарищ старший лейтенант, – с мрачным видом высказалась капитан и уперла руки в бока. – Вы же знаете правила!

– Да, конечно, но… – Куратор девушек даже покраснела.

– У вас должно быть запасное помещение. На станции что, места мало? Вы же нарушаете учебный процесс!

– У нас там вообще обеззараживание везде проводится. Ксенофауна разная проникла… агрессивная. А девушкам же комфорт нужен! У нас сейчас такие темы сложные по плану!

– У всех планы, – отрезала Онучева.

– Проверка главка во вторник, товарищ Хворостинский лично прибудет, – выдала последний аргумент тетка. – Мы готовим группу для проекта «Кассиопея». Ой… кажется, я сболтнула лишнее.

– Вот именно, лейтенант, – буркнула капитан и недобро покосилась на курсантов, которые подбирались к девушкам все ближе и ближе.

– Что же нам делать? – В отчаянии толстуха уже заламывала руки. «Наверное, совсем недавно служит», – подумал о ней Соломон и рассеянно посмотрел на хорошенькую блондинку с двумя длинными косами – изображая притворное смущение, девушка недвусмысленно строила ему глазки.

– Ладно, – недовольно махнула рукой Онучева, – надеюсь, никаких эксцессов у нас не произойдет. Так, товарищи адаптанты: стой, раз-два! Кру-у-угом!

К этому моменту группы обучающихся уже практически перемешались, даже образовались пары, разве что не взялись за руки. Все испустили глубокий вздох разочарования (парень рядом с Соломоном даже тихонько выматерился) и начали разбредаться по своим углам.

Несмотря на то что знакомства между учениками фактически запрещались, вовсю пропагандировались понятия братства и равенства – как единственный путь любого члена сообщества посвященных, искренне старающегося обеспечить полную тайну и продуктивность своей деятельности. Обучение этому достигалось со стороны капитана долгими и нудными нравоучениями, а со стороны слушателей – чуть ли не сектантским ритуалом: все вставали с мест и брались за руки, образуя вокруг ряда столов эдакое кольцо. Следовало стоять молча, закрыв глаза и опустив голову, и конечно же усиленно думать исключительно об этих братстве и равенстве. К такой процедуре здесь все подходили очень серьезно – никаких усмешек, передразнивания или чего-то подобного Соломон ни за кем не заметил. Ну что ж, он тоже выполнял этот ритуал, стараясь не рассмеяться и не придавая ему в общем-то особого значения.

– Братство – это не просто важно, это незаменимо! – с жаром говорила Онучева. – Это реальная взаимопомощь. Это абсолютное взаимопонимание. И это полное доверие – к каждому посвяту, работает ли он на Метрострой или нет, совершенно незнакомому вам или ближайшему родственнику, высокому начальнику или безликому, одному из тысячи, подчиненному. И потому это также равенство. Но равенство имеет смысл лишь в единстве. Единство делает нас сильными, несгибаемыми, последовательными и в какой-то мере непогрешимыми. Делай как он, делай лучше, но делай с ним вместе: на общее благо и во имя нашей святой цели.

Эту цель капитан объясняла просто, хотя однажды этому был посвящен целый день:

– Цель у нас, товарищи адаптанты, одна: сделать Мультивселенную лучше. Это означает: чище, свободнее, понятнее, безопаснее. Для всех и каждого, без ограничений по вере, полу, возрасту, общественному положению или происхождению. Пусть не сегодня, не завтра и даже не через сто лет, но когда-нибудь мы придем к этому! Придем, если будем придерживаться определенных, четко очерченных правил и проверенных жизнью законов посвятов. Вы больше не обычные люди. Вы – часть большого сообщества посвященных. Вы – часть нового будущего, и вам по силам приблизить его для всех остальных. Будущего, за которое не должно быть стыдно, которого не боятся, о котором мечтают. Будущего, на которое нам лишь намекнули Предтечи, но и этого намека должно с лихвой хватить тем, кто не спешит, а вдумчиво и последовательно изучает оставленные ими секреты, кто не дает несознательным элементам поведать тайное знание не готовым к этому. Но реализация этой поистине масштабной программы не может быть осуществлена методом шоковой терапии или предоставления технологического счастья и процветания «на блюдечке с голубой каемочкой». Такой метод, как вы далее поймете, не подходит человечествам бесчисленных параллельных Земель. Нет ничего хуже медвежьей услуги, рано или поздно выливающейся в волчьи разборки! Нам не нужны катаклизмы и революции, хаос и бессмысленные смерти. Мы не можем нести непосвятам зло и разрушения, ибо это, как я уже говорила, противоречит нашей великой цели. Но слишком уж различаются порой наши миры, и достаточно лишь намека страждущим и обездоленным, напрасной надежды, малейшей искры – и пошло-поехало… Помните, товарищи адаптанты: все должно оставаться под вашим контролем, все должно быть тайным, а значит, безопасным! В конечном итоге от ваших действий, пусть поначалу и не самых разумных, зависит судьба Мультивселенной…

Онучева вообще очень много говорила о безопасности и секретности, особенно касаясь тех, кто будет работать на Метрострой под прикрытием. Этого, мол, не болтать, с теми не встречаться, туда нос не совать, сюда не смотреть и никому не доверять – проверять, проверять и проверять… Как это вязалось с братством и единством, Соломону было непонятно. Но больше всего ему понравилось обещание, что выпивающим алкоголь дают специальные таблетки, чтобы те в состоянии опьянения не сболтнули чего-нибудь важного. О да, эти колеса ему точно пригодятся!.. Слава богу, сухого закона посвяты не придерживались.

Чтобы попасть в Метрострой, можно было воспользоваться несколькими внешне различающимися способами, но использующими один и тот же принцип, фундаментальный механизм – телепортацию в иное измерение. Других путей не существовало: нельзя было просто прийти на свое рабочее место, обычным образом приехав на троллейбусе и распахнув входную дверь. Эта организация не располагалась в здании на Лиговском проспекте или в «заброшенном» ангаре по Красносельскому шоссе. Метрострой, как объяснила капитан, находился в некоем перпендикулярном мирке, физически отделенном от других вселенных. Хотя, мол, это и не мир в обычном понимании, а отдельный искусственный пространственный пузырь, имеющий доступ к остальным вселенным, а потому являющийся гигантской пересадочной станцией, по сути транспортной системой. Это был очень странный мир хотя бы потому, что он не имел солнца, неба или океанов. Здесь были лишь туннели, рельсы, вестибюли бесчисленных станций и полупустые технические помещения. Путешествуя от одной станции до другой и поднимаясь затем по эскалатору, можно было попасть уже в обычную вселенную, на одну из параллельных Земель. Причем чем дальше продвигаешься по ветке или, что еще более существенно, пересаживаешься на другие направления, тем миры все больше видоизменяются и становятся страннее и страннее.

Откуда Большое Метро взялось? Ирина Павловна уклончиво сообщила, что, мол, точно неизвестно, но вроде как создано оно было некоей Машиной Предтеч – древним таинственным механизмом, повелевающим целыми вселенными. Адаптантов просто ставили перед фактом, что есть такие штуки: искусственные миры небольшого размера (во вселенском смысле, конечно), их называли блобами, а также Машина, творящая их. Что из себя представляла последняя, не знала толком даже Онучева.

Эта транспортная система в разные времена выглядела по-разному: несколько тысячелетий назад как огромная сеть пещер, лабиринтов и катакомб, во времена Петра Первого – как обычные здания, например, несколько порталов до сих пор, мол, находятся в комнатах Эрмитажа, а позже Машина перестроила ее в образе… метро. Да-да, она выглядела почти как обычная, всем знакомая городская подземка! Вот только эскалатор выводил не на знакомые улицы, а в иные миры, иногда настолько отличающиеся от родного, что и представить сложно.

Пару способов перемещения сюда Соломон уже испытал на себе: первый – это лифты или то, что выглядело как подсобка в магазинчике у «Звенигородской». Такие порталы были раскиданы не только по Санкт-Петербургу и области, но и всей остальной России, да и по другим странам тоже, хотя их и контролировали иные организации. Ты заходишь в кабинку, начинаешь движение и… перемещаешься. Обычный человек увидел бы лишь тесную подсобку, но посвяту раскрывается куда больше! Все дело в идентификационной метке – Машина каким-то ве́домым только ей способом определяет, что перед порталом «свой», и меняет реальность, перемещая затем путника в заданную точку (в некоторых случаях конечное место назначения можно было указать, хотя и не так часто, как хотелось бы).

Второй способ параллельной, или так называемой нелинейной телепортации, обеспечивали специальные аппараты – трансферы самых разных размеров, мощностей и возможностей. Маленькие и мобильные, буквально карманные устройства, были слабыми, настраивались лишь на несколько миров, да еще и без возможности менять после прыжка локацию: вы попадали в то же самое, хотя и параллельное место, а миры отстояли друг от друга относительно недалеко. Другие агрегаты были больше и массивнее, их устанавливали, например, на обычные автомобили. Именно с таким трансфером Соломон столкнулся, сидя в машине Пахмутова. Весили такие «игрушки» до центнера, «стреляли» куда дальше и могли в новом мире произвести также обычную, линейную телепортацию, перемещая объект в сторону, пусть и относительно недалеко. И наконец, существовали большие, мощные стационарные аппараты достаточно широкого спектра действия. О них куратор не стала особо распространяться, так же как и о прочих способах путешествия по мирам, а они, как Павел понял по намекам, имелись. Как бы там ни было, в Метрострой он попадал теперь довольно смешным с первого взгляда способом: это был автобус-развозка!

Да-да, самый обыкновенный советский пазик: маленький, старенький, обшарпанный, нервно трясущийся при разгоне, с тормознутыми шипящими дверьми, с неплотно пригнанными окнами, из которых, как говорили, зимой жутко дуло, с пухлыми рваными сиденьями и еще более пухлой теткой-кондукторшей. Впрочем, тетка эта только выглядела как кондукторша, на самом деле она была старшим лейтенантом службы безопасности Метростроя. Ведь посторонних тут не должно быть по определению – автобус путешествовал по Мультивселенной! Происходило это так: в определенное время Соломон выходил на остановку, подъезжал пазик с табличкой «ООО «Чиз-Пейк М», Павел садился, его молча проверяли чекером, и автобус двигался дальше, постепенно собирая по дороге остальных работников. Разговаривать друг с другом было запрещено, все происходило медленно и, можно было сказать, даже тоскливо. В конце концов в районе завода железобетонных изделий номер шесть, у Ириновского проспекта, автобус заезжал на какую-то мрачную автобазу, и в какой-то момент они все оказывались в темном ангаре. А потом включался свет и… это уже был Метрострой!.. Таким образом большинство простых сотрудников Метростроя и попадали к себе на работу.

Но в Большое Метро желали проникнуть не только метростроевцы. Ведь существовало и немало других посвятовских объединений, как дружественных, так и не очень, как официальных (с точки зрения посвятовских структур, конечно), так и различных контрабандистов, мошенников и сталкеров всех мастей, самостоятельно промышляющих по отдаленным мирам в поисках артефактов Предтеч. Встречались и отъявленные бандиты, занимающиеся разбоем и грабежом… Метрострой же старался навести в некоторой части Большого Метро порядок – именно в этом он видел свою задачу-минимум в смысле улучшения положения дел в Мультивселенной, это было важной частью его великой, по словам Онучевой, миссии.

А дело это было крайне непростым: станций было много, очень много. Говорят, даже веток – многие тысячи, а станций на каждой из них и вовсе не счесть. При этом вестибюли, помещения и эскалаторы вовсе не копировали реально существующие в Лондоне или Москве. Они были лишь похожими, при этом сами станции часто имели довольно экстравагантные или экзотические названия, например, та же «Массандрагора». Но это название ей дали вовсе не люди! Это Машина назвала так свое детище. Да, она еще работала. Предтеч давно уже и в помине не было – ни воспоминаний, ни свидетельств, а их механизм до сих пор творил… Он никогда не оставлял портальную систему в покое: постоянно что-то изменял, перестраивал, добавлял ветки, убирал; то наращивал количество станций, то сокращал или переподключал их к новым вселенным, а мог внезапно изменить внешний вид вестибюлей сообразно местным техническим тенденциям миров, при этом нередко, будто пародируя, смешивая стили и эпохи. Машина откровенно насмехалась над бесчисленными человечествами! Неразбериха среди посвятов после очередной «перекройки» иногда была просто невообразимой: конфликты, политические скандалы, разборки на всех уровнях… Команда Картографов, самая суматошная и нервная каста метростроевцев, с ног сбивалась, приводя в порядок свои документы – ведь без навигации в системе Большого Метро делать было нечего.