Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 3. Басни, стихотворения, письма"

В. А. Олениной {Варвара Алексеевна Оленина (1802–1877 гг.) – старшая дочь А. Н. Оленина, к которой Крылов относился особенно дружественно. Он подарил ей парижское издание своих басен, вышедшее в 1825 г. на русском, французском и итальянском языках, с надписью: «Любезной и почтенной Варваре Алексеевне Олениной от сочинителя». (Факсимиле ее см. в «Литературном архиве» 1902 г., стр. 73–77. Там же опубликованы примечания В. А. к басням Крылова, сохранившиеся на экземпляре издания 1844 г.). Письмо послано Крыловым в Воронеж, где В. А. жила в это время с мужем (упом. в письме Григорий Никанорович). Письма В. А. к Крылову до нас не дошли.}
22 июля 1825 г

Июля 22 1825 года.

Как изобразить вам мои чувства, любезнейшая и почтеннейшая Варвара Алексеевна, когда я получил ваше второе письмо! Мою радость, мою благодарность, мой стыд! И вы еще столь добры, что ко мне пишете и меня браните. – Сказать однако ж правду, я стою и того и другого. По лени моей мало бить меня, но по чувствам моим к вам, право, я заслуживаю ваше снисхождение, ибо такую иметь привязанность, как я к вам, божусь, что можно едва ли только найти в собаке, а в человеке [и еще христианине] вы верно ее не сыщете. Продолжайте же быть ко мне добры попрежнему и подсластите тем остаток жизни того, который, хотя много имеет слабостей и пороков, но с уверением может сказать, что неблагодарность никогда не заглядывала в его сердце. Несмотря на ваш негодный ревматизм, я утешаюсь мысленно, воображая, как вы толстеете. Продолжайте с богом и в добрый час – да хорошенько, так, чтоб сделаться оригиналом того портрета, который некогда послали вы к кузине вашей Ел. Пав. Полторацкой {Елена Павловна Полторацкая – знакомая Крылова, которой в 1817 г. он подарил со стихотворной надписью (см. ее выше) свою книжку «Три новые басни…». Намерение Крылова поехать в Москву не осуществилось. С 1824 г., когда он совершил кратковременную поездку в Ревель, он до конца жизни не выезжал из Петербурга.} – то-то бы я порадовался и не пожалел бы опорожнить доброй бутылки шампанского за ваше здоровье с будущими…

Намерение ваше заняться музыкою прекрасно. Я всегда утверждал, что у вас к ней врожденный талант, и сожалел, что он пропадает без действия. Сколько приятных минут вы можете доставить и себе и всем тем, которые вас любят (и в числе которых я не последний). Что касается до вашего голосу, то я никогда не был против, уверен даже, что вы можете петь очень приятно, лишь бы не погнались за большими крикливыми ариями, где часто более шуму, нежели чувства, и видна одна претензия на превосходство, которая всегда вооружает слушателя на певца, если это не первейший талант.

Итак, вам приятно в Воронеже (это заметил я по вашему письму). Любя вас, я этому очень рад; любя себя, не совсем мне это по сердцу, ибо отнимает надежду скоро вас увидеть, но как бы то ни было, будьте только здоровы и будьте счастливы – и тогда, если б я имел и волшебный жезл, которым махнувши мог бы вас перенести сюда, то, как желание мое видеть вас ни велико, даже [не отвечаю] не ручаюсь, чтоб я несколько раз не хватался за жезл, только верно бы им не махнул и не потревожил вашего счастья, а особливо, если бы вы дали мне слово, несмотря на мою лень, иногда писать ко мне. Вы не поверите, какой это для меня приятный подарок. И сколько раз я перечитывал ваше письмо! Я автор и, сказать вам на ушко, довольно самолюбив; но если б я знал, что мои стихи перечитывают столько раз, то бы я сделался спесивее гр.<афа> Хвостова {Граф Хвостов – поэт гр. Д. И. Хвостов.}, которого, впрочем, никто не читает.

Теперь, что сказать вам о Петербурге, о себе? Петербург наш похож на красавицу, которая наряжается и зевает. Что до меня, то по отпуске сего письма я слава богу жив и здоров, ем и сплю много, [довольно] читаю – вздор, пишу – ничего и нахожу, что это довольно весело. Теперь сбираюсь к себе: в ваше Приютино, где мне никогда не может быть скучно. И, кстати, если лето находится у вас в Воронеже, то нельзя ли сделать милость отпустить к нам его на 28 дней? Вы бы очень нас одолжили. Зато, если случится вам нужда в холоде, дождях и слякоти, то присылайте наверное к нам: мы рады вам служить, сколько угодно: такие-то мы здесь добрые!

Вы сбираетесь в Москву? Нельзя ли уведомить, когда вы туда поедете, – я уже несколько лет тоже сбираюсь туда и только раздумывал, какое время выбрать в году. Зимою хотя Москва и полна, но меня пужали снега и то, это ни садов, ни гуляньев не увидишь. Летом Москва пуста – когда же ехать? Но если бы я вас там нашел, то всякое время в году мне бы показалось приятно, и божусь (только не так, как честный человек), что я бы тотчас сел в дилижанс и отправился бы без дальних сборов. Право! Эта мысль играет у меня в голове так весело! Так приятно! – Я вижу, что вы смеетесь и говорите: какой вздор! Где ему ехать! Пошевелится ли он? С его ленью, это пустое! Не верьте же мне, пожалуйста, не верьте, того-то мне и хочется – для того, чтобы больше вас удивить, – только отпишите, а особливо, где вы остановитесь и как вас сыскать? [А там] А там увидим.

Между тем я буду. – Но не наскучил ли уж я вам? не заболтался ли? не пора ли перестать – по мне, совсем не пора. Передо мной целая десть белой бумаги. Но я милостив – и не хочу довести вас до зевоты, ведь это вам не здорово, а ваше здоровье для меня дорого, и уверен, что вы в этом не сомневаетеся! И так, кончу – на первый раз и, если получу в ответ, что вы всё мое письмо вытерпели, то ждите от меня бесконечных посланий. Мне всегда только первый шаг труден, а там меня не уймете.

Будьте здоровы и счастливы и продолжайте любить того, который от всей души, от всего сердца и помышления любит вас (honny soit qui mal y pense {«Honny soit…» – «Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает» – девиз английского ордена Подвязки.}) и будет любить, пока останется в нем сердце и память!

N.В. Прошу этого места в письме, кроме Григорья Никаноровича, никому не показывать, а особливо тем, кто не знает моих лет и моей фигуры.

Прощайте, буди божья милость с вами.

Ваш неизменный И. Крылов.

Григорью Никаноровичу свидетельствую свое почтение и низко кланяюсь, хотя и воображаю, как он мучится от ревности – и как на меня зол; но я душевно его люблю и прошу его, чтоб он ревновать ревновал, но всё бы любил меня, чего даже искренно надеюсь и в чем уверен.

И. П. Новосильцеву
22 апреля 1826 г

Милостивый государь!

Николай Петрович.

Почтенное письмо ваше с приложением перстня от ее императорского величества имел я счастие получить. Принимаю с глубочайшим благоговением и благодарностью сей знак высокой ее милости к слабому моему таланту. Имею честь пребыть с истинным почтением

милостивый государь

ваш покорнейший слуга

Иван Крылов.

Апреля 22 дня

1826.

А. А. Оленину
Январь – февраль 1826 г

Без очков и без глаз, однако, пользуюсь случаем, чтобы напомнить о себе любезному путешественнику, которого с нетерпением ожидаем на родимую сторону. Я уж воображаю, например, приятные вечера, когда будете вы нас разрисовывать, вашу любезную семью – и от чистого сердца желаю их ускорить… Что до нас, то мы здесь всё те же – и так же любим вас, как прежде. Прощайте, любезный наш Алексей Алексеевич, будьте здоровы, возвратитесь к нам скорее и обрадуйте – как ваших родных, так и друзей ваших.

Ваш покорный слуга И. Крылов.

В. А. Олениной
1 февраля 1827 г

Спб., февр. 1 дня 1827.

За тридевятью морями, в тридесятом царстве вспомните иногда, любезная и почтенная Варвара Алексеевна, неизменного своего Крылова. Я, кажется, слышу ваш вопрос: «Да полно, стоит ли он этого?..» – Конечно, стою, да, стою. Возьмите беспристрастно и взвесьте всё мое хорошее и худое. Кажется, вижу, что вы на одну сторону кладете лень, мою беспечность, нездержание данного слова писать и пр. и пр. Признаюсь, копна великая, и очень похожа на большой воз сена, как, я видал, весят на Сенной площади. Но постойте, я кладу на другую сторону мою к вам чистосердечную привязанность. Может быть, она не приметна: однакож, посмотрите, как весы потянули на мою сторону. Вы улыбаетесь и говорите: «Точно, он меня любит: ну, бог его простит!..»

Теперь [прощу] вопрос: прощу ли я вас, что вы так надолго нас оставили, а, что и того хуже, не порадуете нас доброю вестью о поправлении вашего здоровья? Ездите по Италии, ездите, где хотите, только ради бога выздоравливайте и возвращайтесь к нам скорей веселы [и], здоровы и красны, как маков цвет. Смотрите, если долго промешкаете, – то я, право, того и гляди, что уеду далее чужих краев; а, право, я бы еще хотел на вас взглянуть [но] и полакомиться приятными минутами вашей беседы. И видеть своими глазами и слышать своими ушами, всё ли еще попрежнему вы любите доброго своего Крылова. – Что писать вам о нас? Старое по-старому, а в Петербурге у нас всё по-петербургски. Сегодня мы празднуем рождение вашей сестрицы, фрейлины двора их императорских величеств, Анны Алексеевны {Анна Алексеевна – младшая сестра В. А. Олениной (см. о ней выше). В письме Крылов прямо указывает свой возраст: 57 лет – лишнее доказательство в ряду многих других того, что он родился не в 1768 г., как ранее считали, а в 1769 г.}. Вы ее не узнаете: она прелестна, мила и любезна, и если б постоянство не была моя добродетель особенная, то едва ли бы я вам не изменил. Но не бойтесь, обожатель в 57 лет бывает очень постоянен.

Прощайте, любезная и почтенная Варвара Алексеевна; поклонитесь от меня [Петру Никан<оровичу>] поласковее любезному Дмитрию Никаноровичу {Дмитрий Никанорович – муж В. А., Григорий Никанорович, имя которого Крылов явно запамятовал.} и напомните ему обо мне. А если хотите наградить меня за мое письмо, то включите и ко мне хотя строчку. Я ваши милые письма берегу, как ладанку. Еще раз простите.

Ваш слуга Иван Крылов.

В. А. Олениной <?>
Апрель 1827 г. <?>

Христос воскрессе!

10, 000 000 000 000 000 раз виноват, но по первой почте пишу – вечно преданный и неизменный

И. Крылов

В. А. Олениной
1829 г

1829 года в Москву.

Здравствуйте, любезнейшая и почтеннейшая Варвара Алексеевна. Итак, наконец, вы в России, в Москве, но всё не в Петербурге, и я лишен удовольствия вас видеть. Для чего нет у меня крыльев, чтоб лететь в Москву! Какая бы я была хорошенькая птичка! Вы пишете к своим, чтоб я приехал; благодарю вас за такое желание, и если бы это зависело от одного моего желания, то, не сомневайтесь, я бы уже давно был в Москве: mа рег[arrivar] arrivar bisogna caminar. Пословица немудреная, а очень справедливая. Со всем тем, если б я знал, что вы останетесь долее в Москве, то во что бы то ни стало, а я перед вами явился бы, как лист перед травой.

[Боже мой!] Принимаясь за сие письмо, я думал, что не кончу его на десяти страницах: но меня торопят. Надобно скорей его отвезти, и мысли мои (а их тысячу) так толпятся, как в праздник народ [при выходе], выходя из церкви; одна другую затесняет, одна другую останавливает, а от этого ни одна вон не может вытти. Нет, лучше наскоро кончу письмо, и по первой почте à tеtе героséе буду к вам писать – ясно и порядочно, теперь чувствую, что, кроме вздору, ничего не напишу.

По крайней мере, чтоб вы не подумали, что я уже совсем поглупел, посылаю к вам трех молоденьких своих деток, примите их поласковей, [из] хотя из дружбы к их папеньке. [Да про<чтите>] Не шутя, прочтите мои басни и скажите (если лень вам не помешает ко мне отписать), скажите чистосердечно: на много ли я поглупел, и как они в сравнении с прежними моими баснями? Ах, как я боюсь, чтоб не сделаться архиепископом Гренадским, и чтоб мне не сказали: «point d'homélies, Monseigneur». Право, мне кажется, я похож на старого танцовщика, который, хотя от лет сутулится, а всё еще становится в третью позицию.

Григорью Никаноровичу мой поклон, поцелуйте его за меня. Я думаю, что эту просьбу вы легко исполните. Простите, будьте здоровы и не забывайте искренно любящего вас

Крылова.

Я не смею настаивать, но если б вы отписали ко мне хоть строчку, хотя уже расписку в получении басен, так чрезвычайно меня обрадовали; я даже уверен, что вы в этом не сомневаетесь. – Но лень!.. Ах! Я это чувствую и более не смею сказать ни слова.

В. А. Олениной <?>
2-я половина 1820-х годов <?>

При сей верной оказии ваш истинный почитатель и обожатель целует ваши ручки и вас нежно вспоминает.

Н. И. Гнедичу <?>
Конец 1829 г. – начало 1830 г

Посылаю и последние три басни. Да нельзя ли, чтобы их переписал тот, кто переписывал бумаги. Его рука очень четка. Прощай, до понедельника.

И. П. Быстрову {Иван Павлович Быстров (1797–1850) – писатель, библиограф, библиотекарь Публичной библиотеки (1830–1848 гг.). Был рекомендован И. А. Крыловым на службу в библиотеку и работал под его начальством в отделении русских книг.}
Конец февраля – март 1831 г

Пришлите мне мои карточки {«Карточки» – библиотечные карточки. И. П. Быстров в 30-е годы был эанят составлением указателя к русским журналам (труд не был опубликован).}. Что у вас сделано? Не скучаете ли новою должностью? Старайтесь, старайтесь, мой милый! Сопиков {Василий Степанович Сопиков (1765–1818) – библиотекарь Публичной библиотеки (1811–1818), составитель известного «Опыта российской библиографии», вышедшего в пяти томах (СПб., 1813–1821) Крылов работал вместе с ним в отделении русских книг Публичной библиотеки.} много трудился, ему и честь. Но не без греха и он, и при ссылках на него будьте осторожны. В чем усомнитесь, спросите Анастасевича {Василий Григорьевич Анастасевич (1775–1845) – переводчик и библиограф, после смерти Сопикова закончивший последний – пятый – том его «Опыта российской библиографии». // В. В. Каллаш относил письмо к 1830–1841 гг. (Полн. собр. соч. Крылова, т. III, стр. 444). Однако можно значительно сузить и уточнить дату письма. В новую должность Быстров вступил 23 февраля 1831 г. Это позволяет отнести письмо к концу февраля – марту 1831 г.}. Он живет<…>

Александру Ваттемару {Александр Ваттемар – знаменитый в свое время французский драматический артист, трансформатор и мимик, пользовавшийся большой известностью в Европе. В России он выступал в 1832 году и уехал в 1834 г. за границу. Выступления Ваттемара в Петербурге привлекли к нему широкое внимание и вызывали всеобщее восхищение. Игрой Ваттемара восторгались Пушкин, Жуковский, Никитенко – тот литературный круг, к которому был близок и Крылов. Пушкин и Жуковский оставили записи в альбоме Ваттемара, впоследствии литографически воспроизведшего их факсимиле в издании «Album cosmopolite». О том впечатлении, которое производила игра Ваттемара на современников, свидетельствует запись в дневнике А. Никитенно от 10 июля 1834 года: «Был на представлении Александра, чревовещателя, мимика и актера. Удивительный человек! Он играл пьесу «Пароход», где исполнял семь ролей и все превосходно… Необычайное искусство!» («Записки и дневник», СПб., 1904, т. I, стр. 245). И. И. Козлов посвятил Ваттемару стихотворение «К господину Александру», начинавшееся «Весь мир дивит твой дар чудесный». Запись Крылова в альбом Ваттемара следует датировать примерно теми же числами, что и запись в дневнике Никитенко и запись Пушкина в альбоме Ваттемара от 16 июня 1834 г., т. е. концом июня – началом июля 1834 г. // Очень трудно поддающийся прочтению текст письма разобран Н. Л. Степановым. Адресат указан Л. Б. Модзалевским.}
Конец июня – начало июля 1834 г

Желаю вам всякого благополучия, любезный Александр; я не говорю о славе – вы ею богаты. Прошу иногда вспомнить человека, который удивлялся вашему таланту и любовался им. Желание и стремление сердца, чтобы вам опять приехать охотно в [Пе<тербург> И. Кр<ылов>] Россию, где, хотя по словам злословия живут варвары, но умеют чувствовать прекрасное и отдавать ему справедливость.

И. Крылов.

Н. С. Голицыной
17 марта 1838 г

На коленях прошу у вас прощения, что я завтра никак не могу быть у вас, и вот причина: когда я получил от вас записку, то с радости, что вы меня вспомнили, всё перезабыл и даже, что я дал слово на пятницу человеку, от которого никак не могу отказаться. Если вы так добры, что меня простите и назначите мне другой день, то я совершенно в ваших повелениях.

Преданный от всего сердца И. Крылов

Марта 17-го 1838 г.

<На обороте:>;

Ее сиятельству княгине Наталье Степановне Голицыной {Княгиня Наталья Степановна Голицына (1794–1890), жена кн. С. С. Голицына – сына кн. С. Ф. Голицына, в поместьях которого Крылов жил в 90-х годах XVIII в. и у которого служил правителем дел губернаторской канцелярии в Риге в 1801–1803 гг. // У Голицыных имелся ряд писем Крылова, пропавших еще в 1880-х гг.}.

М. Н. Загоскину
1 ноября 1838 г

Виноват, почтенный и любезный старый сослуживец мой, Михайло Николаевич: я приятное письмо ваше получил и всё сбирался отвечать. Приезжайте в Петербург и побейте меня за мою лень. А между тем примите, как знак моего уважения и дружбы, медаль {Медаль – юбилейная медаль, изготовленная в 1838 г. в честь 50-летия литературной деятельности Крылова. Кто «Марья Степановна» – не выяснено. Роман «Искуситель», о котором Загоскин писал Крылову в письме от 23 февраля 1838 г. (см. В. Ф. Кеневич, «Материалы для биографии Крылова» в «Сборнике статей, читанных в Отделении русского языка и словесности имп. Академии наук», т. VI, СПБ, 1869 г., стр. 311–312), вышел в 1838 г. и был быстро раскуплен. Крылов, близко знавший Загоскина еще по совместной работе в Публичной библиотеке, высоко ценил его и как писателя. // Загоскин ответил Крылову на это письмо, уведомив его о получении медали и сообщив, что послал ему роман «Искуситель» (см. Б. Ф. Кеневич, «Материалы для биографии Крылова», стр. 315).}, которую доставить к вам из милости ко мне взялась Марья Степановна. Не помните лиха и напишите ко мне хоть строчку: вы тем крайне меня обяжете. Я было собрался к вам писать предлинную эпистолу, да в сию минуту должен ехать. Прощайте, будьте здоровы и не забывайте сердечно любящего и почитающего вас лентяя и вашего покорнейшего слугу И. Крылова.

Ноября 1 ч.<исла> 1838 г.

Р.S. Я слышу чудеса о вашем новом романе «Искусителе», но не видел еще его и уверен, что прочту с большим удовольствием.

И. П. Быстрову
7 декабря 1848 г

<…> повидаться со мною. Мне <надо> о<чень с> вами поговорить. И. Кр<ылов> Декабря 7 дня 1838 г. Его бл.<агородию>: Ивану Павл. Быстрову.

Ф. А. Бюлеру {Барон Федор Андреевич Бюлер (1821–1896) – сын сенатора А. Я. Бюлера, археограф, дипломат, правовед. В 1841 г. Ф. А. Бюлер окончил петербургское Училище правоведения. 2 октября 1839 г. 17-летний юноша, который «с детства имел страсть к собиранию коллекций автографов, монет, медалей, печатей, фамильных документов и в 30-е годы имел особый альбом, в который собирал все автографы» (см. «Наши знакомые». Альбом М. И. Семевского, 1888 г., СПб., стр. 288, 292), обратился к И. А. Крылову с просьбой подарить ему свой автограф. Ответом и была настоящая записка Крылова. Для автографа Крылов выбрал строки из басни «Ручей».}
2-3 октября 1839 г

 
Как много ручейков текут так тихо, гладко
И так журчат для сердца сладко
Лишь только оттого, что мало в них воды.
 

Благодарю за честь, которую вы делаете мне, милостивый государь. Я с удовольствием служу вам сими немногими строчками.

Ваш покорный слуга И. Крылов.

<На обороте: >

Милостивому государю барону Ф. Бюлеру.

М. Е. Лобанову {Михаил Евстафьевич Лобанов (1787–1846) – действительный член Российской академии, писатель, биограф Крылова, библиотекарь Публичной библиотеки (1813–1841). Лобанов жил в одном здании с Крыловым (Садовая, д. № 20), этажом выше, что и объясняет последние слова его записки. Ответ Крылова на записку Лобанова Л. Н. Майков относит к биографии Крылова, составленной П. П. Каменским и опубликованной в «Портретной и биографической галлерее словесности, наук, художеств и искусств в России», 1841 г. СПб., т. I, стр. 1–8 («Первые шаги Крылова на литературном поприще» – «Русский вестник», 1889, май, стр. 126); Я. Грот («Сборник статей, читанных…», стр. 218) – к биографии, напечатанной Д. Н. Бантышем-Каменским в его «Словаре достопамятных людей земли русской» (1847 г., СПб., ч. II, стр. 166–206). В В. Каллаш (Полн. собр соч. Крылова, т. III, стр. 444) присоединяется к мнению Грота, указывая, что биография, составленная Бантышем-Каменским, была еще раньше опубликована в «Библиотеке для чтения» (1845 г., т. 69, отд. Науки и художества, стр. 1-34) «и, повидимому, написана была раньше». Однако сам Д. П. Бантыш-Каменский указывает в своей биографии: «Описание младенчества и юности Крылова заимствовано мною из любопытной статьи об нем, помещенной в журнале Звездочка, ч. 9, 1844 г., № 1» (см. «Словарь достопамятных людей эемли русской», 1847, СПб., ч. 2, стр. 170 и соответствующее место в «Библиотеке для чтения», 1845 г.). Значит, крыловская биография Бантыша была составлена им не раньше 1844 г. Кроме того, на стр. 172 «Словаря» биограф приписал Крылову стихи Карабанова: «Изображение Анеты» и «Похищенные волоски в перстень». Крылов едва ли оставил бы без исправления это место биографии, если бы именно она была послана ему Лобановым. Поэтому наиболее вероятным остается предположение Л. Н. Майкова о том, что Крылов получил для просмотра его биографию, написанную П. П. Каменским для «Портретной галлереи».}
Начало февраля 1841 г

Прочел, ни поправлять, ни выправлять ни времени, ни охоты нет.