Текст книги "Парк культуры и отдыха"

Глава третья. Рапорт

Рапорт оперуполномоченного 4-го отдела УФСБ

по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

майора Кочетова Дмитрия Александровича

Сообщаю, что 16 сентября 20.. года я прибыл к 10 утра на Елагин остров в рамках проверки поступившей анонимно информации о возможном использовании самодельных инфицирующих устройств членами экстремистской группировки «Тахрир аз-ислаш».

Прибыв на место, я обнаружил на Центральном острове парка не менее десяти известных мне членов этой группировки, маскирующихся под обычных отдыхающих. Полный список данных лиц, их установочные данные и биографии указаны в приложении №1.

Я немедленно доложил эту информацию дежурному по отделу, а также своему непосредственному руководителю.

Далее я не менее часа, до 11 утра, наблюдал за перемещениями членов экстремистской группировки «Тахрир аз-ислаш» и их подготовкой к теракту. Обо всех действиях указанных лиц я регулярно сообщал дежурному по отделу, а также своему непосредственному руководителю.

В 11.15 я зафиксировал прибытие подразделений ОМОН, приступивших к негласному блокированию территории парка.

В 11.35 мною было зафиксировано первое применение бактериологического оружия в районе лодочной станции на Центральном острове парка. Объекты наблюдения использовали испарители электронных сигарет для распространения инфекции.

Об этом я немедленно сообщил дежурному по отделу, а также своему непосредственному руководителю.

В 11.55 подразделения ОМОН приступили к блокировке потенциально зараженной территории.

В 12.20 к блокировке подключились подразделения Водной полиции ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Заболевшие бешенством лица проявляли повышенную активность в первые часы после заражения, атакуя все живые объекты – людей, а также собак и даже птиц. При этом больные не представляли угрозы в случае их предварительного обнаружения, поскольку передвигались достаточно медленно по сравнению со здоровыми людьми.

Кроме того, выяснилось, что больные бешенством предпочитают темноту свету, поэтому они:

1. Стремились постоянно находиться в тени.

2. Уходили от луча фонаря или лазерной указки, а если выхода не было, под ярким светом просто садились на землю и замирали, становясь удобной мишенью для атаки.

Далее я принял согласованное с руководством решение не покидать зараженную территорию через предоставленный мне коридор, а продолжить наблюдение за ситуацией.

В течение 16—18 сентября среди посетителей и персонала парка начались неконтролируемые процессы установления иерархий, в ходе которых использовалось легальное и нелегальное оружие, а также спортивный и хозяйственный инвентарь.

Всего на острове, по моим наблюдениям, сформировалось 11 крупных неформальных группировок, среди которых были так называемые:

– «Махмудовские»

– «Казаки»

– «Общаковские»

– «Спортсмены»

– «Бандиты»

– «Молодежные»

– «Сталинисты»

– «Левые»

– «Психи»

– «Пацифисты»

– «Мрази»

В целях сохранения контроля над ситуацией я был вынужден к вечеру 16 сентября организовать группировку из двух десятков случайно собранных мной мужчин и женщин, вошедшую в отчеты под названием «Левые». Согласно легенде, моя группировка была интернациональна и отстаивала свое право на восточную часть Южного острова.

В целом задача по контролю за данной территорией была выполнена после получения мною в ночь на 17 сентября партии травматического и огнестрельного оружия от структур Водной полиции ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Прошу положительно отметить быструю и адекватную реакцию руководства полиции на обращение моего руководства и последующее плодотворное сотрудничество, включающее доставку палаток, сопутствующего инвентаря, питания и боеприпасов.

Кроме того, сообщаю, что в период с 18 по 24 сентября на территории парка мною были обнаружены несколько мелких группировок, не входящих ни в одну из 11 описанных ранее.

Лидер одной из них, Зарубин Иван Леопольдович, 1975 года рождения, представляет потенциальную опасность в части распространения недостоверной или ангажированной информации, поскольку является специальным корреспондентом частного информационного агентства «Экспресс». Согласно данным, полученным мною от информаторов на Елагином острове, группировка Зарубина не вмешивалась в раздел территории парка, однако фиксировала ситуацию на фото и видео с неясной целью. Кроме того, источники сообщали, что один из разведывательных дронов ФСБ упал на территории, контролируемой данной группировкой.

При этом в ходе зачистки территории парка 24—25 сентября никто из членов данной группировки обнаружен не был.

Глава четвертая. Иван

Свет ударил по глазам так неожиданно жестко и больно, что я невольно вскрикнул, хотя совсем недавно дал себя зарок больше не произносить ни звука в этих сраных казематах.

– Зарубин, на выход!

Лязгнула щеколда двери камеры и я открыл глаза, одновременно поворачивая голову на звук.

– Зарубин, тебе опять отдельное приглашение выписывать нужно? Сейчас выпишу, – сказал знакомый голос рядом и я почувствовал удар в живот – несильный, но неожиданный и потому неприятный.

Я вскочил с койки, отбросив одеяло и мужик сине-зеленом камуфляже отодвинулся от моих нар, давая мне возможность распрямиться и встать во весь рост в тесной камере.

– Ну вот, вечно ты вынуждаешь, Ваня, грубить тебе, будто ты не понимаешь правил, – уже примирительно сказал мне сержант Пахом, нетерпеливо ковыряя своим ботинком цементный пол и тут я окончательно проснулся.

– Куда?

– На допрос, куда же еще? – пожал широкими плечами Пахом и я начал торопливо одеваться, стараясь не зацикливаться мыслями на том, что ночной допрос, по нашим местным тюремным поветриям, это почти всегда шаг на свободу.

Ведь так было с Гунявым, со Смердом и даже с Пяткой, а поэтому так, возможно, случится и со мной.

– Ванька, прощай, удачи тебе, брат!

– Давай, братишка, не поминай лихом!

– Ваня, не забудь про нас на воле! Помни про нас, братишка!

– Не прощай им ничего, товарищ! Родина или смерть! Так победим!

Вся моя камера на двадцать человек политических вдруг проснулась, закряхтела, заголосила, застонала и сержант Пахом, грамотно оценив обстановку, шагнул назад, к спасительной двери и замер там в проеме, настороженно поводя вокруг темными мертвыми глазами из-под мохнатых насупленных бровей.

– Зарубин, сука, давай уже быстрее! И без фокусов тут все, охренели вы, что ли?! – рявкнул Пахом куда-то в густой смрад камеры и вдруг отшатнулся назад, в коридор, откуда уже смелее начал ругаться и поносить меня разными словами за неторопливость.

Я оделся, действительно не особенно торопясь, потом задумчиво оглядел свою койку, вытащил было сумку с книжками из-под подушки, но потом бросил ее на место и пошел прощаться с народом.

Все эти люди жали мне руки на прощание так искренне, будто не с ними я только вчера ругался за лишнюю минуту, проведенную возле раковины или унитаза.

Потом я вышел из камеры и Пахом подтолкнул меня к одному из двух лестничных выходов на нашей площадке.

Мы прошли три этажа зарешеченных коридоров, после чего вышли на круглую лестничную площадку главного холла.

Там стоял, помаргивая белесыми заспанными глазками, вечно бледный, как смерть, следователь городской прокуратуры Андрей Кузнецов. Он мне здорово надоел за эту неделю, поэтому я не стал с ним здороваться и вообще как-то реагировать на его появление.

Мы посмотрели друг на друга одинаково укоризненно и следователь показал конвоиру глазами на соседнюю дверь кабинета для допросов. Пахом подтолкнул меня в нужном направлении и я послушно пошел туда, слегка запинаясь спросонок.

– Иван Леопольдович, мы приносим вам извинения за недоразумение, связанное с вашим задержанием. Вы сейчас поедете домой.

Следователь сидел напротив меня так близко, что если бы я захотел ударить его стулом, я бы точно дотянулся до его идиотской плешивой остроугольной головы.

И ведь я, разумеется, хотел треснуть его, причем именно стулом – это у меня такая личная форма бешенства. И Пахом бы ничего не успел сделать. Да я бы и Пахома подровнял, если бы серьезно захотелось – я ведь конкретно поздоровее его буду. У нас, у негров, хороший генотип.

Но все это было, конечно, пустой мысленной бравадой. Я молчал, глядя Кузнецову в глаза, и продолжал неспешно фантазировать, как бью его стулом, а он визжит от страха.

Впрочем, в бесцветных равнодушных глазах следователя плескалось знание, недоступное мне, и это было второй причиной, после лени, по которой я замер в ступоре, опасаясь спугнуть нежданную свободу.

– Иван Леопольдович, вы знаете, я вас очень уважаю и, между прочим, регулярно читаю. Но мы в прокуратуре не могли не отреагировать на публикацию материалов, основанных на недостоверной информации. Нас бы просто не поняли – сами знаете где. Тогда работу потеряли бы не только вы, но еще и многие люди в самых разных федеральных подразделениях. Мы просто не могли допустить такого исхода и поэтому вмешались в ситуацию. Возможно, вмешались слишком импульсивно, но вы должны понимать – наши мотивы основаны исключительно на законе.

Я не понимал ничего, из того что так бодро нес мой странный собеседник.

Меня задержали неделю назад прямо в помещении пресс-службы ГУВД, где я успел подписать несколько тошнотворно казенного вида бумажек, категорически отрекаясь от своих сообщений в интернете, от видео, фото и вообще от всего, от чего только можно было бы отречься ради ста тысяч долларов.

Но сразу после процедуры подписания в кабинет вошли двое серьезных мужчин в синей форме и тогда я узнал, что задержан «до выяснения обстоятельств».

На мое возмущение Слава совершенно серьезно ответил, что я сам во всем виноват.

Слава тогда пучил на меня воспаленные красненькие глазки и вздымал жилистые руки к потолку, удивляясь моей гнусной натуре.

– Не думали мы, Ваня, что ты работаешь на Запад. Твое видео, то, которое с английскими субтитрами, весь день крутят поганые западные телеканалы, так что поздно тебе отрекаться. Продал ты Родину, Ваня, совсем за недорого! Как же тебе не стыдно, Зарубин, как ты своим детям в глаза будешь смотреть!

К такому пошлому обману я не был готов и по-настоящему переживал дня три, молча сидя в камере и принципиально не разговаривая со следователем, опробовавшем на мне последовательно все технологии допросов, знакомых и ему, и мне по одним и тем же детективным телесериалам.

За это время мне рассказали много интересного. Так, неожиданно выяснилось, что расследование событий в Парке культуры и отдыха все-таки происходит, однако его результаты засекречены самыми серьезными грифами.

Сегодня следователь Кузнецов также взывал к моей бдительности и ответственности, но, похоже, уже больше по инерции.

– Иван, вы правда думаете, что мы не знали, что на самом деле творилось на Елагином острове? Да знали мы все! У нас были свои агенты и среди так называемых «Махмудовцев», и среди «Спортсменов», и даже «Мрази» нам напрямую стучали, к мостам бегали и все подробно рассказывали! Но обстановка была такова, что прямое вмешательство было недопустимо. Ведь сразу несколько крупных национальных научных центров, таких как Институт мыслительных паттернов имени Бехтеревой, Эзотерический центр имени Кашпировского, Православный народный университет и другие уважаемые организации предупреждали правительство, что вакцинация шимпанзе, которых ранее кормили ГМО-продуктами, может быть смертельно опасна. И мы должны были на 100% быть уверены, что опасный вирус не пойдет в город, не погубит прочих мирных жителей.

– Да ведь не было никакого вируса бешенства. Зачем вы мне полоскаете мозги этой ерундой? Псих из двенадцатого интерната случайно зашелся в эпилептическом припадке, а мимо пробежала шимпанзе. Так и началась вся эта истерика, я же сам все видел.

– Вы, может, сами все видели, а мы – нет. Власти опрашивали ученых, специалистов МЧС, МВД, городских научных центров. Все говорили, что надо быть осторожными, а за самый строгий карантин, между прочим, высказались три четверти всех опрошенных специалистов, включая трех академиков РАЕН и двух академиков Академии национальной безопасности. Так что не надо голословных обвинений – власти действовали разумно и обоснованно. Что касается вас, Иван Леопольдович, то как раз ваши действия, направленные на размещение экстремистской информации в сети интернет, требовали немедленной реакции. «Возбуждение ненависти и вражды к социальной группе чиновники» – это серьезная уголовная статья и вы это отлично знаете, не прикидывайтесь, пожалуйста.

Я не стал прикидываться и просто спросил следователя, почему меня вытащили на ночной допрос, прямо запрещенный уголовно-процессуальным кодексом.

– Я же вам уже сказал, что мы извиняемся и освобождаем вас. Это не допрос. Мы с вами сейчас просто беседуем.

Я тут же встал и пошел к дверям. Пахом дернулся было вслед, но как-то неуверенно, и я успел открыть дверь и выйти в коридор, где всюду были решетки, закрытые как минимум на два замка.

– Подождите, Иван! Ну что это, в самом деле, за ребячество! – услышал я позади усталый голос Кузнецова.

До меня вдруг дошло, что ничего страшнее того, что они уже со мной сделали, они сделать почему-то не посмеют.

Я вернулся в комнату для допросов и уселся на стул, задравши ногу на ногу и едва не тыкая давно нечищеной туфлей в покрасневшую от возмущения физиономию следователя.

– Слушай, Андрей Батькович, ты давай уже без предисловий. Тебе вообще чего от меня надо? Отпускаешь? Отпускай! Закрываешь? Закрывай! – перешел я на грубости, устав от светской беседы с человеком, который так прямолинейно и тупо пугал меня все эти дни.

Кузнецов подсобрался бледным лицом, сел ровнее, чем обычно, и вдруг выдавил из себя страшную правду:

– Иван Леопольдович, сегодня нам стало известно, кроме собственных видеоматериалов, вы также разместили в интернете видео, сделанное специальными беспилотными аппаратами Федеральной службы безопасности. Оно было изначально зашифровано, но нанятые западными разведками хакеры взломали секретный код и теперь это видео доступно всем. Вообще всем.

Я равнодушно пожал плечами:

– Ну и что? Что там такого ужасного – Владимир Путин лично награждает Дональда Трампа орденом Андрей Первозванного, а потом дает леща Ангеле Меркель?

Следователь совсем окаменел лицом, поджал губы в линию и торжественно произнес:

– Там снято все, что происходило на Елагином острове в течение одной из финальных ночей, с четверга на пятницу, кажется.

Он помолчал немного, а потом добавил, трагически сдвинув белесые брови, чтоб я осознал проблему окончательно:

– На этом видео записано больше сотни эпизодов насилия. Правда, со звуком там проблемы – движок коптера не позволял писать звук, поэтому микрофон, по счастью, был отключен.

Я призадумался, оценивая, сколько кошмаров в минуту успели просмотреть соглядатаи ФСБ, прежде чем решили хоть как-то на них отреагировать, но следователь вернул меня к действительности.

– Иван, тут интереснее другое – ведь лично вы ничего ужасного в парке не видели. Не правда ли? Ну, вот скажите, разве вы лично видели какие-то ужасные преступления на Елагином острове? Нет, не видели! В крайнем случае, вы о них слышали от других лиц – но это, согласитесь, совсем другое дело.

Я призадумался, а потом от расстройства даже сел поприличнее, опустив ноги на пол.

– Ну, согласен, лично я актов насилия не видел, да. Только последствия. И что с того?

– Понимаете, видео с портативного беспилотного вертолета свидетельствует о другом. Там зафиксированы ужасающие кадры совершенно ужасающих массовых расправ. Кошмарное видео, если честно. Я вот, поверите, нет, смотрел с отвращением – хотя и снято в инфракрасном диапазоне, деталей не видно, но общее ощущение отвратительное, если понимаешь, что в целом происходит.

– Гражданин Кузнецов, вы на это видео в своем кабинетике смотрели с отвращением, а я там в этом время со всей своей семьей находился! Кому из нас было тяжелее, а?

– Вы, Иван Леопольдович, между прочим, на видео наших коллег тоже есть, и не в одном эпизоде – там же беспилотники с первого дня находились. Например, в первые сутки была зафиксирована любопытная сцена расстрела из травматического пистолета «Оса» граждан Таджикистана и конфискация у них лодки. Это, чтоб вы знали, преступление, предусмотренное статьей 162-й уголовного кодекса «разбой» и 213-й статьей «хулиганство». Навскидку, если без отягчающих, на восемь лет лишения свободы в итоге набирается.

Я не нашелся, что ответить, помолчал, а потом до меня дошло, какой все это пошлый блеф.

– И что, заявления от потерпевших у вас тоже есть? Это что за разбой без потерпевших, а? Может, я свое имущество забрал? – оживился я, разглядывая на лице следователя следы окаменевшей где-то в прошлом веке совести.

– Понадобится, получим и заявления. Не в первый раз, – отрезал Кузнецов. – Но нам сейчас важно другое – это скандальное видео с беспилотника в интернете взялось как бы неизвестно откуда. Никто не знает, что там в действительности изображено – деталей нет, звука нет, все снято в инфракрасном диапазоне. Это может быть фейк, реконструкция, художественный фильм по мотивам и так далее. Только вы со своими безответственными заявлениями привязываете видео к конкретной истории, создаете ненужный прецедент, обвиняя на весь мир нашу с вами любимую Родину.

Я помолчал, переваривая очередное обвинение.

– Иван, скажи мне, пожалуйста, честно – ну вот нахрена ты это делаешь? – вдруг спросил следователь совершенно убитым голосом.

Меня накрыло ощущение дежавю, но я на автомате продолжил.

– Честно? Да, пожалуйста, скажу, конечно. Вы, гражданин Кузнецов, лучше меня понимаете, что все, кто выжил на Елагином острове, это палачи и ублюдки. Они должны понести наказание за содеянное. Они ведь живых людей мучили и убивали, вы сами признались, что все это видели. Значит, это палачи и ублюдки.

– Извините, Иван, но вы ведь тоже выжили. Хочу спросить вас – вы палач или ублюдок?

Я точно помнил, что уже разговаривал с кем-то ровно на эту же тему и ровно такими же фразами. Отогнав наваждение, я ответил, как и в прошлый раз:

– Я лично никого не мучил, не убивал и не насиловал.

– Так ведь сейчас все участники тех событий нам это говорят.

– Чтобы узнать правду, и надо провести полноценное публичное расследование! У вас ведь есть не только ночные, но и дневные съемки, там же вообще все как на ладони должно быть видно – кто, кого и сколько раз.

– Они никому не нужно, это ваше публичное расследование. Мертвых не вернешь, а живые хотят забыть все это, как страшный сон. Три с половиной тысячи официально пострадавших, и все нормально отреагировали – получили от государства денежную компенсацию и занимаются сейчас реабилитацией в специальных центрах. Только вы и зудите, Иван. Нехорошо это выглядит. Может, вы просто больше всех остальных получить хотите?

– Больше все получить?! Я, между прочим, даже своих ста тысяч баксов компенсации не получил, – напомнил я следователю с возмущением. – Вы же кинули меня, заставили подписать бумажки, а потом кинули!

Следователь вытаращил на меня прозрачные глаза, сонно помаргивая, потом решительно встал из-за стола и пошел к дверям, слегка косолапя затекшими за неудобным столом ногами.

– Что за ерунду вы говорите, Зарубин!

Я тоже встал и пошел за ним в ожидании чуда. И чудо действительно произошло – в главном холле СИЗО обнаружился работающий банкомат и Кузнецов щедрым взмахом руки предложил мне заглянуть на свой банковский счет, протягивая мне мой же бумажник, изъятый неделю назад.

Я нашел в бумажнике карту и засунул ее в банкомат.

Действительно, на моем вечно унылом счету вдруг показались на удивление крупные числа.

– Все разглядели как следует? – уточнил следователь, по-отечески похлопывая банкомат.

Я разглядел все как следует и даже распечатал себе на память чек.

Потом мы вернулись в кабинет и Кузнецов, едва сев за стол, сказал:

– А еще, если вы, Иван, публично откажетесь от привязки этого дурацкого видео к себе и российским спецслужбам, получите в три раза больше. Причем, все легально, в рамках программы защиты свидетелей. Вам же будут угрожать расправой те, кто поверил в ваши обвинения. А мы вас от них защитим.

Мне вдруг стало так невесело, что захотелось выпить. Опять пошлый выбор между тюрьмой и свободой, нищетой и богатством, а также прочими выборными категориями из голливудских фильмов. И, конечно, я должен выбирать тюрьму и нищету. Я ведь герой, ага.

Следователь, будто почувствовав мое настроение, протянул руку под стол и ловко выудил оттуда одним движением два стакана и бутылку водки.

– Будешь? Ну, давай, за Родину! – предложил он без тени улыбки, разлив водку по стаканам и тут же по привычке спрятав бутылку обратно под стол.

Я выпил молча, действительно не понимая, за что, собственно, пью. Видимо, за родину.

– Иван, вы сейчас вот здесь все подпишите, и поедете домой, – сказал потом Кузнецов, ловко выкладывая передо мной веером несколько бланков.

– Это насчет «разбоя» и «хулиганки», что, дескать, все было не так, как на видео. А это по-поводу ваших прошлых заявлений в интернете – вот тут надо расписаться и вот тут. А это про устные высказывания в среде коллег – здесь и здесь. И вот самое важное – про опубликованное в интернете видео с беспилотника. Вы сейчас просто расскажете общественности, что получили видео от неизвестных вам лиц. Вот описания этих неизвестных вам лиц. Все – больше ничего неприятного вам подписывать не нужно, дальше только приятное. Здесь подпишете про уже полученные шесть миллионов рублей компенсации за нахождение на Елагином острове во время чрезвычайного происшествия, а вот здесь надо расписаться за получение еще восемнадцати миллионов рублей в рамках программы защиты свидетелей. Итого двадцать четыре миллиона – и не за продажу Родины, заметьте, а за ее поддержку. Или вам мало, что ли, я не пойму вас, гражданин?

Я пожал плечами и просто сказал ему:

– Да не, не мало. Все нормально, командир. Ручку давай.

– Да подожди ты с ручкой, – снова легко перешел на «ты» следователь и крикнул Пахому:

– Давай сюда дежурного оператора, быстро.

Сержант тут же вскочил и выбежал в коридор, даже не прикрыв толком за собой дверь.

– Ваше признание придется записать на видео и утром оно будет в новостях. После этого поедете домой, – объяснил Кузнецов и снова поднял из-под стола бутылку.

Я подвинул свой стакан к нему поближе и закрыл лицо ладонями.

Было так грустно, как будто я в самом деле только что продал Родину – только вот непонятно, кому.

Марта услышала, как я вхожу, тут же выскочила босая в коридор и бросилась обниматься, не давая мне даже бросить на пол сумку.

Следом из кровати прибежала Лизка, тоже в одной ночнушке и без тапок.

– А ну, брысь в кровать! Или оденься! – цыкнула на дочку Марта, но Лизка потащила нас обоих в спальню, чтобы в тепле и с удобствами выслушивать историю моего заключения.

Я успел рассказать про условия сделки и даже предъявил Марте пачку пятитысячных купюр, полученных по дороге в банкомате, когда Лизка вдруг повела чутким носом и удивленно спросила:

– Папа, а ты там, в своей тюрьме, вообще не мылся, что ли? Какой же ты грязнуля, это просто позор, как так можно, ужас какой-то! – протянула вредная девчонка точно с моими интонациями, и второй раз за последние шесть часов мне стало очень стыдно.

Марта прыснула и подтвердила:

– Да, Ваня, сходи-ка ты в ванну, действительно. А то от твоей тюрьмы дух захватывает.

Потом мы с Мартой всерьез обсуждали наше будущее, а Лизка играла на кровати стопкой пятитысячных купюр, выстраивая из них домик для Тяфы. Строительного материала хватило не только на домик, но и на большой забор, а также на речку и даже мост через нее.

– Знаешь, был такой старый советский фильм о природе конформизма, – вдруг сообщила мне Марта. – Название не помню, но история такая: ничего не подозревающего человека сажают в группу незнакомцев. Группе показывают, например, квадратик. Спрашивают, что вы видите? Все люди в группе, будучи участниками эксперимента, говорят, что видят кружочек и несчастный испытуемый тоже в итоге говорит, что видит кружочек, а не квадратик. А ведь ему не угрожают и денег не сулят. Но он все равно идет на поводу у толпы, потому что психологически трудно идти против, люди по своей природе конформисты. И такими конформистами оказались все испытуемые – никто не попер против коллектива, представляешь.

– Это ты меня утешаешь, что ли? – догадался я.

– Ну, вроде того. Подсказываю варианты отступления от героической модели поведения, – осторожно подбирая слова, сказала Марта. – И вообще, никогда не вини себя в том, в чем можно обвинить систему.

– Знаешь, я не думаю, что в твоем фильме человек был такой покорной жертвой конформизма. Может, ему просто неохота было доказывать такой толпе идиотов, что они идиоты. Это же сколько времени и сил нужно, чтобы доказать людям, что кружочек – на самом деле квадрат. Человек просто плюнул и кивнул, а потом сбежал от них подальше, и давай всем рассказывать, каких дебилов он недавно встретил.

– Ну да, возможно. Только тебе даже это рассказать не дают, – сочувственно ответила Марта.

– Поэтому ты с Лизкой отправишься в Финляндию. Купим там на твое имя самый скромный домик, тысяч за 40—50 ойро, а на оставшиеся денежки будете жить-поживать, да добра наживать.

– А когда эти деньги закончатся, что мы будем делать? – озабоченно спросила Марта.

Я пожал плечами:

– Даже если тратить по две штуки в месяц, вам их хватит на 175 месяцев, то есть на четырнадцать лет как минимум. За это время я точно определюсь с ситуацией, найду свидетелей, другое фото и видео, документы наверняка какие-нибудь существуют, приказы, распоряжения. Не может быть, чтоб всех купили, как меня.

– А что именно ты собираешься делать потом, Ваня, когда все это раздобудешь? Революцию будешь устраивать?

– Да. Революцию буду устраивать, – просто ответил ей, целуя в лоб.

Марта осторожно кашлянула, изо всех сил пытаясь не хихикать, и даже прикрыла глаза ладошкой, чтоб я не понял ее реакции.

Меня вдруг начали здорово злить ее глупые насмешки.

– Марта, мне не до смеха сейчас. Я никому и ничего не собираюсь прощать. Каждого найду и заставлю ответить. Я, сука, злопамятный, – сказал я ей твердо и снова отправился в ванную – отмываться от грешных мыслей.