Текст книги "Парк культуры и отдыха"

Глава вторая. Иван

Я все-таки вспомнил, где находится этот чертов Обезьяний остров – в самой дальней и потому глухой части паркового комплекса.

Марта пересела на весла и уже не возражала, когда я угрожал «Осой» особо рьяным охотникам за лодкой, шмыгающим по этой части парка. Дважды это были пьяные казаки, вроде бы из другой компании, но такие же настырные.

Один раз они кричали с берега, требуя, чтоб мы причалили и кидались в нас бутылками, но ни разу не попали.

Второй раз какой-то помятый казак даже подплыл к лодке с угрозами, получил от меня веслом по морде и едва не утонул. В итоге он все-таки уплыл, горестно проклиная «охреневших черножопых», но я не стал его добивать. Эти люди были неопасны, когда действовали в одиночку, и я сам уже поверил в то, что мы легко доберемся до цели.

Однако, когда к нам из-за заросшего кустами поворота вдруг вышла лодка с четырьмя молчаливыми таджиками, даже не снявшими своих идиотских косовороток, мне стало по-настоящему страшно.

– Эй, ты, брат, причаливай вон туда, – приказал мне самый рослый из них, тот, что сидел на носу.

Для большей убедительности он держал в руках огромный кухонный нож, настоящий мачете, и я вспомнил, откуда он его взял – таким переворачивали рыбу на уличных жаровнях возле моста.

Я поднял руки, как бы соглашаясь, и мы дружно поплыли к берегу, однако Марта, сидя на веслах, благоразумно не спешила. Таджики причалили первыми и я жестом пригласил их помочь вытащить нос моей лодки на берег.

После этого мне снова пришлось истратить еще два патрона, привычным уже способом уложив на землю двух меднолицых братьев, оказавшихся ко мне ближе всех.

Затем я вышел из своей лодки и, переложив пистолет в левую руку, забрал тесак у третьего пирата, застывшего передо мной в мрачной сосредоточенности с поднятыми руками.

Я велел обоим уцелевшим таджикам вытащить тела соплеменников из воды и отойти от берега. Они выполнили приказ и теперь просто стояли и смотрели, как я привязываю их лодку к своей.

Мы отправились к Обезьяньему острову под аккомпанемент злобных басурманских проклятий, доносящихся с берега, но на самой воде нам всерьез ничего не угрожало – вокруг, куда не глянь, ни лодок, ни катамаранов уже не было.

В полной тишине, нарушаемой лишь отдельными всполохами криков откуда-то из глубины острова, мы проплыли еще метров пятьсот.

– Папа, а куда делись все остальные лодки? – удивилась вдруг Лизка.

Я помолчал, размышляя, и первой ответила Марта:

– Наверное, все потащили их к Неве, чтобы удрать отсюда. Я бы сделала именно так. Я и сейчас хочу это сделать.

Я увидел, как она тяжело дышит и сменил ее на веслах. Объяснять в десятый раз, почему мы не можем переплыть Неву, я не хотел – она так и не поверила мне, что полицейские стреляют в лодки с людьми из боевого оружия по всему периметру Елагина острова.

Мы проплыли еще около километра, пока вокруг не стало абсолютно тихо.

Обезьяний остров темнел впереди плотной шеренгой огромных елей и я вдруг задумался о том, что же там едят эти несчастные обезьяны – не шишки же, в самом деле.

Но скоро мне пришлось задуматься о другом. Прямо перед нами на воде стояли несколько огромных плакатов на металлических шестах, на них были нарисованы обезьяны и красовалась надпись: «Осторожно! Биологический эксперимент по выживанию приматов! Проход только по разрешению специалистов!».

Между шестами всюду, куда хватало обзора, была натянута металлическая сетка. Выглядело это ограждение безнадежно прочным, но потом я пригляделся и увидел, что с моей стороны сетка просто надета на крючки, приваренные к металлическим шестам.

Я подплыл к ближайшему шесту, отцепил прихваченную в трех местах сетку, отогнул ее и передал подержать Марте, после чего провел лодку в образовавшийся проход. Затем нацепил сетку обратно и направил лодку к берегу.

Помимо елей, остров густо зарос плотными кустами акаций или шиповника, поэтому я еще с полчаса кружил вокруг, пытаясь найти место для причаливания. Такое место нашлось и оно, похоже, было единственным – в прогалине между кустами едва поместились обе наши посудины.

Я выбрался первым, помог Лизке и Марте, а потом мы втроем оттаскивали лодки как можно дальше от воды. Берег оказался пологим и нам удалось оттащить их метра на три.

– Вот здесь мы и будем жить, – сообщил я и Лизка радостно захлопала в ладоши:

– Круто! А тут сокровища есть? А обезьяны где? Они ведь бананы едят, да? Папа, отбери, пожалуйста, у обезьян пару бананов, я уже есть хочу.

– А для меня, любимый, отбери у кого-нибудь, пожалуйста, пару стаканчиков виски, – ровно с той же интонацией попросила меня Марта, осторожно присаживаясь на борт плоскодонки.

Я ухмыльнулся, прошел мимо нее за кусты, сделав круг, и вернулся, торжественно держа в руках фляжку, которую достал из заднего кармана джинсов.

– Держи.

– А мне?! Про меня ты забыл?! – возмущенно завопила Лизка.

Я показал ей на корзинку:

– Придется пока ограничиться тем, что мы взяли из дома.

– Не хочу бутерброды, хочу бананов, – надулась Лизка и села рядом с мамой.

Из леса вдруг метнулась крупная тень, накрыла корзинку и вместе с ней взлетела на ближайшую ель.

– Твою мать! – хором выругались мы с Мартой.

Шимпанзе сидел довольно низко и, ничуть не смущаясь нашего присутствия, с интересом перебирал содержимое корзинки.

– Можешь его застрелить? – спросила Лизка, гневно разглядывая наглую тварь.

– Ты же не хотела есть, – сварливо напомнила ей Марта.

– Стрелять в шимпанзе и вообще ссориться с ними мы не будем. Обезьяний остров – наше единственное убежище, – объяснил я Лизке.

– А чего они нашу еду воруют! – возмущенно закричала дочка и стала прыгать под елкой, кривляясь и размахивая руками.

Обезьяна с готовностью приняла игру, спустившись на ветку вниз, а потом повисла ней, размахивая корзинкой прямо перед носом у Лизки.

Лизка, конечно, стала прыгать внизу пуще прежнего и даже попробовала вскарабкаться на елку, но неудачно.

Обезьяна совершенно по-человечески захихикала, наблюдая за потугами Лизки забрать корзинку. Потом она вернулась на верхнюю ветку, порылась в корзинке и швырнула оттуда пачку крекеров.

– Папа, она издевается, – догадалась Лизка.

– Ты ешь, что дают, – посоветовала Марта, бережно подбирая пачку.

– Вот еще! Не собираюсь я есть подачки от каких-то обезьян, – снова надулась Лизка, забралась в лодку, отвернувшись от нас и от шимпанзе.

Марта сделала большой глоток из фляги, закусила крекером, а потом свернула пачку и убрала ее себе в сумку. Сумку она положила на траву рядом с собой.

– Я бы тебе посоветовал…, – начал было я, но Марта уже сама догадалась и повесила сумку себе на плечо.

Обезьяне надоело смотреть на надувшуюся Лизку и она, подхватив корзинку, метнулась в глубину зарослей.

– Бутылка с водой ускакала. А еще бутерброды с ветчиной, контейнер с салатом и четыре йогурта, – грустно перечислила Марта, провожая корзинку взглядом.

Я кивнул, а потом встал:

– Пойду, прогуляюсь. Надо понимать, на каком мы свете. Если что, кричите.

Лизка встрепенулась:

– Папа, можно я с тобой?

– Нет, сиди с мамой.

– Я есть хочу, – хныкнула Лизка.

– Разберемся, – ответил я и ушел.

Заросли тут были очень плотные и колючие, и я с большим трудом прошел несколько десятков метров. А вот наверху все было устроено очень удобно – я видел, как свободно метались там надо мной серые тени, легко перепрыгивая с ветки на ветку.

В глубине острова идти стало чуть проще и я неожиданно быстро вышел в самую его середину, на небольшую опушку. Там стояли в ряд несколько больших, в рост человека, контейнеров, как в супермаркетах. Контейнеры были заполнены бананами, капустой и морковью.

Рядом никого не было и я, вспомнив Лизку, направился к контейнеру с бананами. Я не дошел метров пяти, когда вокруг сначала стало очень шумно, а затем на опушку выскочили десятки обезьян.

Они прыгали в шаге от меня, орали и показывали зубы. Последнее означало высшую степень агрессии – если, конечно, верить документальным фильмам телеканала «Моя планета».

Я сделал осторожный шаг назад и гвалт прекратился. Тогда я снова шагнул вперед и получил шишкой по морде, потом еще и еще.

Пришлось быстро отступать. На краю опушки обезьяны меня не трогали, просто скакали рядом, рассматривали, принюхивались и будто пытались разговаривать.

После небольшой паузы я попробовал разжиться хотя бы морковкой или капустой, но меня не пустили никуда.

Я стоял в тупом оцепенении, не очень понимая, что мне следует делать дальше, когда одна из обезьян, довольно крупный шимпанзе, на моих глазах открыл крышку контейнера и вытащил оттуда огромную связку бананов. Потом он побрел ко мне на трех лапах, с видимым трудом придерживая связку четвертой лапой. Сразу возле меня он остановился, гукнул что-то по-своему и бросил бананы к моим ногам.

Я наклонился и приподнял связку – она была очень тяжелая. Вокруг загукали и застонали, но я не понял, одобрительно или сердито.

Тогда я отломил один банан, аккуратно очистил его наполовину и вернул вожаку. Тот принял угощение и стал его неторопливо есть, в упор разглядывая меня. Остальные тоже принялись таращиться на меня и ради этого даже перестали орать.

Мне стало нехорошо под обстрелом такого количества глаз и я, прижав бананы к груди, начал пятится назад. Обезьяны все также молча смотрели, как я ухожу, и я решил, что все делаю правильно и вроде бы ни с кем не ссорюсь. Тогда я повернулся к ним спиной и полез обратно в заросли, возвращаясь к лодкам.

Мне показалось, что я отсутствовал совсем недолго, но Марта с Лизкой накинулись на меня с упреками, будто меня не было целую вечность.

– Знаешь, как нам было страшно? – возмутилась Лизка, равнодушно отреагировав на связку бананов в моих руках, как будто посылала меня в супермаркет.

Я положил бананы в лодку возле нее и повернулся к Марте.

– Здесь ужас какой-то творился, – сказала она.

– Здесь?!

– Ну, там, на той стороне, – показала она.

Выяснилось, что на той стороне кого-то били, а возможно, даже убивали. Но это была не полиция. Я снова достал связку бананов и протянул ей.

– Там женщины кричали очень страшно, потом мужчины, потом снова женщина, уже одна. И вообще, нам с Лизкой страшно было, ты больше не уходи от нас далеко, – путано объяснила Марта, механически очищая банан и откусывая от него маленькие кусочки.

Я прошел к берегу и посмотрел на ту сторону. Там было пусто и тихо. По водной глади спокойно плыл выводок уток, все уже взрослые и готовые к перелету в теплые края. Возле сетки они взлетели всей стаей, легко перемахнули преграду и приводнились в зарослях совсем рядом со мной.

Я вернулся к лодкам. За те несколько минут, пока меня не было, связка бананов уменьшилась вдвое, а возле Лизки и Марты лежало по внушительной куче шкурок.

– Вы не лопнете, девушки?

– Это от стресса, – объяснила Лизка, доедая очередной банан. – У нас с мамой стресс от переживаний, поэтому мы много едим. Так всегда делают девушки в сериалах.

Я не был уверен, что у меня стресс от переживаний, но штуки три бананов я тоже слопал за милую душу.

Потом мне пришла в голову очевидная мысль и я достал свой мобильный телефон.

– Я уже пробовала, – сказала Марта, наблюдая за мной. – Сети нет.

Действительно, ни одна из сим-карт моего телефона не могла работать. Не работало даже встроенное радио – только треск и шипение по всем диапазонам.

– «112» тоже не фурычит. Вообще ничего не работает, – подсказала Марта. – Глушат, да?

Я пожал плечами, достал из лодки мачете и пошел рубить ветки.

Лизка пошла со мной, помогая складывать ветки в пучки. Потом Марта додумалась расплести веревку от второй лодки и прядями от этой веревки стала перевязывать пучки.

Так мы работали почти час, переговариваясь только по делу, пока Лизка не объявила, что она устала и хочет домой.

– Лиза, мы в ближайшее время не сможем попасть домой, – сказала ей Марта.

– Почему?

– Потому что нас туда не пускают.

– Кто?

– Полиция.

– Пусть папа застрелит пару полицейских. Остальные испугаются и пропустят нас домой, – предложила Лизка, презрительно пожав острыми плечами.

– Сколько у тебя осталось патронов, дорогой? – светским тоном поинтересовалась Марта, перевязывая очередной пучок веток.

– Четыре, – серьезно ответил я. – Всего четыре патрона и один перцовый баллончик. Хотя, есть вот еще вот это, – я показал мачете. – Но я не очень умею этим пользоваться, тут опыт нужен.

– Спокойно, Ваня – этого же никто, кроме тебя, не знает, – неожиданно бодро заявила Марта и я подумал, что она права.

Я выставил мачете перед собой и грозно зарычал, обнажив зубы.

– И экстерьер у тебя соответствующий! – одобрила Марта. – Прорвемся!

Глава вторая. Лайло

Я думала, мы побежим на другой берег и там попробуем уйти с острова через северный мост, или спрячемся в каких-нибудь кустах, пережидая весь этот ужас, но папа, напротив, привел меня на большой холм посреди острова и, сбросив там со спины прямо в траву последний контейнер, сказал:

– Здесь.

Видно было, как он запыхался от бега и не может больше говорить, поэтому я не стала ничего спрашивать.

Папа сел на контейнер и стал оглядывать окрестности.

Я совсем не устала, поэтому немножко попрыгала вокруг него.

Потом до меня вдруг дошло, что я могу попросить у отца мороженое – все равно же растает.

Он согласился и достал из контейнера мое любимое, с орехами и шоколадом, а сам стал есть фруктовое, на палочке.

Мы как раз доедали свои порции, когда из кустов вышли четверо мужчин, одетых так же, как папа – в светлые расписные косоворотки. Только холодильников у них не было. Мы их знали, это были продавцы кукурузы, тоже наши братья-таджики.

Двое шли тяжело, держась руками за лица. Папа их окликнул и они все пошли наверх, к нам.

Стало видно, что из-под ладоней у тех двоих течет кровь, а когда они подошли совсем близко и убрали ладони, я увидела, что у каждого из них большая рана на лице.

– Стреляли в нас сейчас, – пояснил один из тех двоих, что не был ранен.

– Полиция? – уточнил у него папа, вставая с контейнера.

– Нет. Большая обезьяна.

Они дошли все вчетвером и встали теперь перед папой в ряд.

Папа смотрел на них совсем не так, как смотрят на раненых. Я видела, что папа встревожен. И эти люди ему явно не понравились.

– Я правильно услышал? Обезьяна стреляла в тебя? – спросил папа у ближайшего к нему раненого.

Тот убрал руку от лица, чтобы стало видно огромную кровавую дыру вместо правого глаза.

– Это был негр, – объяснил он. – Козел какой-то. Напал на нас просто так, сразу стрелять начал.

Папа подошел к нему на шаг ближе, вгляделся в рану.

– У тебя там пуля торчит.

– Да. Можешь вынуть?

– Нет, инструменты нужны. Шило с крюком или пинцет. Без них не вынуть.

Мужик с горестным подвыванием сел на землю, снова прижав ладони к ране.

Второй раненый уже сидел на земле рядом, молча массируя рану вокруг глаза.

Папа несколько минут смотрел на них, потом вдруг резко скомандовал двум другим нашим гостям:

– Быстро сюда две длинные щепки несите.

Они не шелохнулись и он вдруг крикнул так, будто выстрелил:

– Быстро давайте! Иначе сдохнут к вечеру!

Оба подскочили и быстро пошли к опушке, а потом даже побежали.

Папа покопался в контейнере, а когда принесли щепки, он проткнул кусочек сухого льда щепкой и прямо как в сказке, одним движением вытащил пулю сначала у одного, а потом у другого раненого.

Пули просто примерзли хвостами к кусочку льда и вылезли из ранок, когда папа их потащил.

– Ты прямо волшебник, брат! Спасибо тебе, – пробормотал один из раненых, ощупывая свою пулю.

– Зови меня Султан Махмуд, – отозвался папа резко, обращаясь ко всем.

– Хорошо, Султан. А я – Ахмед, – послушно ответил раненый.

Все стали называть свои имена, но я не запомнила их, потому что никогда не запоминаю ничего с первого раза.

– Нам надо взять под себя кафе у лодочной станции и аптеку рядом. Этим прямо сейчас нужны антибиотики, иначе сдохнут. Будете все сейчас жопы рвать, иначе тоже сдохнете. Я понятно сказал? – произнес папа так веско, что я тоже вместе со всеми встала с травы.

– Понятно, – отозвались мы хором и все пошли за ним туда, куда он пошел первым.

Мы шли по дорожке за папой и я вдруг увидела, какая у него широкая спина, какие сильные руки, какая уверенная походка.

Я шла сразу за ним, но он ни разу не повернул головы назад, чтобы проверить, все ли со мной в порядке. Я даже подумала на минутку, что это не мой папа, потому что это было очень непривычно.

Мы шли по пустой дорожке, обсаженной высокими кустами с обеих сторон, пока вдруг не стал слышен гомон множества людей. Слов было не разобрать, но папа остановился в тревожном напряжении и, обернувшись к нам, приказал:

– Сейчас быстро проходим все за мной. Ничего не говорите, просто идете за мной. Кто будет мешать – бить в голову, без разговоров.

Он не стал спрашивать, понятно нам или нет, а просто вдруг нырнул в кусты с дорожки. Мы все побежали за ним.

За этими кустами были снова кусты, но не такие плотные, и мы пробежали к зданию кафе «Хризантема» со стороны грузового въезда.

Там, на обшарпанном парапете стояла «газель» с рваным тентом, а рядом с ней яростно спорили человек десять бритых мужиков с таким же примерно количеством базарного вида теток и мужиков в застиранных белых халатах и поварских колпаках. О чем они спорили, я так и не поняла, потому что папа очень быстро прошагал мимо и почти вбежал в служебное помещение кафе.

Мы бежали по темному коридору, потом свернули еще куда-то, потом еще, и когда выскочили в неожиданно большой зал, я уже запыхалась от бега.

В зале на повышенных тонах разговаривали двое мужчин. Они стояли в борцовских позах, упираясь руками в плечи соперника, перед дверью, обитой красной кожей. На двери было написано «Директор», но и так было понятно, что это кабинет начальника.

Папа молча шагнул к этой двери, но ему навстречу выступил один из борцов, прихватив рукой за ближайший к нему локоть.

Папа ударил его кулаком в голову, а потом, так же молча, ударил второго. Потом папа, не оборачиваясь, распахнул дверь – я успела увидеть там двух или трех мужчин, которых папа так же с ходу начал бить.

В кабинет следом зашел еще один из наших, кажется, это был Ахмед.

– Дверь прикрой! – услышала я голос папы и дверь немедленно закрылась.

Двое мужиков на полу начали было возиться, а один попытался встать, но наши принялись бить его ногами. Причем били все втроем, даже раненые одноглазые.

– Вы что, охренели, мужики? – простонал избитый.

– Да, мы охренели, – признал один из раненых и с оттяжкой, со страшной силой ударил его носком ботинка прямо в глаз.

Второй уже не пытался встать, а осторожно отползал к стене.

– Лежать тихо! – рявкнул на него кто-то из наших.

Тот замер, не сводя глаз с раненых. Потом все-таки осторожно шевельнул губами:

– Мужики, вы чьих будете? Общаковские, что ли? Или красные? Мы же махновцы, мы со всеми порешали уже, как жить будем. Может, вам не доложили, а?

Самый активный или самый злой из раненых подошел к нему поближе и с видимым удовольствием всадил носком ботинка в голову. Он явно снова целил в глаз, но не попал, носок с хрустом вошел в раскрытый от удивления рот, выбив пару зубов.

– А-а-а! – возмущенно простонал избитый, но вопросов больше не задавал.

Дальше мы просто расселись по креслам и ждали. Спустя минут десять открылась дверь директорского кабинета.

Первым вышел папа. Он держал в руках короткое ружье, в котором я сразу узнала «Бекас». Папа с таким охотился на гусей на озерах за Бошбулуком, а меня он брал с собой, когда не с кем было оставить. Вообще-то охоться на озерах было нельзя, за это наказывали, поэтому все мужчины у нас отпиливали приклады у таких ружей и потом ловко прятали свои помпы под одеждой, когда выходили из поселка на охоту.

– Эти живые еще? – спросил папа с явным неодобрением, указывая стволом на пол, где замерли оба махновца.

– Пока живые, – отозвался один из наших. – Поправить?

– Долго возиться будете. Я сам, – ответил папа и тут же с места выстрелил в голову сначала ближайшему махновцу, а потом подошел ко второму и тоже добил его.

– Подняли первого и к выходу понесли, живее! – приказал папа и все трое, неловко суетясь вокруг трупа, понесли его по узкому коридору к грузовому выходу.

Спор на улице был еще в самом разгаре, когда наши выбросили труп с парапета прямо под колеса «газели».

Следом вышел папа с помповым ружьем в руках.

– Персонал кафе заходит сюда. Остальные – пошли нах! Считаю до раза.

Гомон прекратился, все теперь молчали и смотрели то друг на друга, то по сторонам.

Тогда папа спустился с парапета и быстро вскинув ружье, выстрелил в голову ближайшему коротко стриженному мужику.

– Это был «раз»! – объяснил папа, наблюдая, как жертва оседает на асфальт. – А сейчас будет «два».

Все тут же принялись разбегаться в разные стороны, но папа пинками и ударами приклада напомнил, кому куда следует бежать.

Когда, наконец, персонал общими усилиями согнали в служебный зал перед распахнутой директорской дверью, папа просто сказал им всем несколько фраз, после которых даже мне стало ясно, что он прав и с ним нам всем будет хорошо:

– Слушайте сюда. Я Султан Махмуд и я тут главный. Кто не будет слушать меня, оторву голову. Если хотите жить, будете слушать меня. Хотите бежать – бегите, держать никого не буду. Но знайте, что на острове никакой власти больше нет. И жить будут только те, у кого есть вода, еда, оружие и сила. У нас это сейчас есть. Наша задача – держаться. А теперь, кто не хочет быть со мной, пошли вон.

Из группы в десять-двенадцать мужчин и женщин в белых халатах в сторону не шагнул никто. Некоторые даже промычали что-то вроде «понятно все, будем держаться вместе».

– Вот и хорошо, – отозвался папа, хмуро оглядывая людей вокруг. – А теперь быстро выбрасываем мусор, – и он указал на трупы в зале и в кабинете.

Я тут же попробовала утащить в коридор ближайший труп, потому что все остальные снова замерли, как околдованные, а мне хотелось показать папе, что я его слушаюсь.

И вот тогда все остальные тоже начали помогать мне, как будто я тоже тут главная.