Текст книги "Парк культуры и отдыха"

Потом я тряхнул головой, проморгался и понял, что погорячился – на плакате красовался какой-то бородатый вельможа из средневековья, ничуть не похожий на нашего аккуратного и, главное, всегда чисто выбритого президента.

Тут меня начали яростно толкать в спину и я вдруг вспомнил, что нахожусь, вообще-то, на работе.

Перехватив камеру поудобнее, я пошел прямо на этих разодетых жрецов модного культа, снимая свой проход сквозь толпу на видео. Это прием известен всем операторам – если удается держать камеру ровно, а двигаться плавно, получившееся видео создает у зрителя ощущение абсолютной погруженности в ситуацию.

– Братья и сестры! Православные! Наше отечество снова в опасности! Все вместе остановим врага и загоним его обратно в дьявольское логово! Не позволим преступности, экстремизму и терроризму пугать наших родных и близких у родного очага! – призвал в мегафон чей-то невидимый голос.

– А-а-а-а-а! – басом закричали в ответ казаки.

– А-а-а-а-а-а-а! – согласно заголосила толпа.

Тут же шеренга казаков распалась на отдельные разноцветные фрагменты, которые двинулись на Невский проспект, легко раздвигая мрачную черную орду вокруг.

Я поймал в кадр самый яркий ориентир, отряд казаков в красных платьях и черно-белых волосатых папахах, и побежал за ними следом, придерживая камеру на правом плече и отбиваясь левой рукой от впавших в правоохранительный экстаз обывателей вокруг.

Не только толпа, но и казаки как-то неожиданно быстро завелись, зашлись в крике и бросились на Невский в поисках того самого подлого врага, о котором тут так яростно кричали. Я еле поспевал за ними следом, снимая уже результаты общественного патрулирования.

Вот на асфальте валяется опрокинутая блестящая тележка с надписью «Настоящие американские хот-доги!», а рядом прямо на бордюре сидит пожилая тетка в белом халате и вытирает кровь лица. Вот разбитая витрина самодеятельного театра «Он-лайн», где сдуру вывесили рекламный постер рок-оперы «Иисус Христос – суперзведа». Вот перевернутый брендомобиль с искореженным баннером на крыше: «Туры в Израиль! Таки да! Дешево и сердито!».

Я вдруг понял, что так и буду снимать исключительно последствия, если не прибавлю скорости и не вырвусь вперед.

Тогда я выключил камеру, крепко схватил ее за рукоятку, прижав к груди, и попытался проскочить грозно гудящую толпу насквозь. Этот фокус у меня не вышел – вперед просто не пускали, потому что не только мне захотелось возглавить шествие.

Я попробовал выбраться из толпы в сторону, но было слишком поздно – меня плотно зажали со всех сторон и понесли куда-то вперед по проспекту.

– За Родину! За Русь-матушку! За Родину! За Русь-матушку! – хрипел слева от меня худощавый мужик в круглых золоченых очочках. Он был облачен в бежевый плащ, имел на лице рыженькую бородку, а сверху завернут в радужный хипстерский шарфик, так что я никогда бы не поверил, что такой типаж может принять участие в подобной движухе, если бы не увидел это собственными глазами.

– Русский порядок! Русский порядок! – хрипели справа от меня, но этим гражданам я как раз не удивлялся, поскольку выглядели они вполне аутентично – бритоголовые скуластые молодые люди в кожаных куртках, вскидывающие над головами сжатые кулаки в едином патриотическом порыве.

Движение толпы все ускорялось и я вдруг понял, что если сейчас упаду, уже никогда не встану – затопчут. Тогда я прихватил за плечо бегущего впереди брутального рослого мужика в кожаном жилете и брезентовых штанах, и крикнул ему в ухо:

– Брат, давай вместе держаться, а то затопчут нахрен!

– Не ссы, эфиоп, славяне младших братьев не обидят! – укорил он меня, но доброжелательно подвинулся влево на бегу, давая мне возможность втиснуться и занять удобную позицию рядом с собой.

Мы пробежали с ним плечо к плечу почти весь Невский, руководимые неведомым регулировщиком и только перед Лиговским проспектом вдруг встали плотной усталой толпой, злой только от того, что пришлось столько времени бессмысленно орать, бежать неведомо куда в постоянном страхе оступиться, но так и не поймать для экзекуции ни одного врага отечества.

– Сейчас пойдем пидарасов гасить! – с надеждой сообщил мне брутальный мужик, радостно склабясь. Он встал передо мной, широко расставив ноги и разминая плечи характерными боксерскими движениями, иногда задевая людей вокруг, но совсем не смущаясь этого, а даже, напротив, будто вызывая на контакт.

Что интересно, народ вокруг тепло откликался на эти толчки, шутливо боксируя в ответ и повторяя, как мантру, одну и ту же фразу:

– Сейчас пойдем пидарасов гасить!

До меня вдруг дошло, что мы стоим в двух шагах от Музея политической фотографии, и я как можно более равнодушно поинтересовался у спортсмена:

– Мы сейчас направо пойдем или налево?

Мужик еще раз шевельнул огромными плечами и спокойно ответил:

– Направо, конечно. Что там, слева, ловить-то? Все пидарасы справа окопались! Там их и кончим сейчас всех, даст бог.

Я не успел достать телефон, потому что толпа вокруг неожиданно пришла в движение, стиснула меня до полного обездвиживания и медленно, но неумолимо понесла мое тело направо.

– Русские идут! Русские идут! Русские идут! – заорали вокруг меня бодро и яростно.

Этот слоган, звучащий из тысяч глоток, вдруг оказался какой-то многозначительной мантрой, имеющей сотни смыслов. Я сам, неожиданно для себя, вдруг начал выкрикивать его, вскидывая вверх сжатую в кулак свободную левую руку, но инстинктивно еще придерживая правой рукой возле груди казенную видеокамеру.

Совсем бредовой показалась мне мысль достать сейчас эту камеру из-за пазухи и запечатлеть происходящее на видео.

– Пошли! Пошли! Пошли! Пошли! – застонала толпа, поворачивая на Лиговский проспект.

Вокруг было видно только море свирепых лиц и больше ничего – ни машин, ни светофоров, ни даже рекламы.

– Русские идут! Русские идут! Русские идут! Русские идут!

Мы, наконец, вырвались на оперативный простор Лиговского проспекта и пошли широкой и плотной волной по площади, а потом и дальше, по четырехполосной дороге. Иногда толпа впереди чуть замирала, обходя очередную, застрявшую в человеческом тепле машину, и тогда становилось видно испуганных водителей и пассажиров внутри.

Окна у всех без исключения машин были опущены и оттуда доносилось однообразное умоляющее блеяние:

– Мы русские! Слава России! Мы тоже русские! Не трогайте нас, мы русские!

Впрочем, даже несмотря на эти меры предосторожности, у некоторых машин вокруг оказались разбиты стекла, а еще одна машина, пустая, с распахнутыми дверями, догорала, помаргивая аварийной сигнализацией, и эту машину обходили стороной, потому что от нее сильно воняло пластиковой мертвечиной и еще здорово пыхало жаром.

Мы прошли по Лиговке шумным неудержимом потоком, а уже во дворах я смог вырваться из-под опеки толпы и дальше бежал уже самостоятельно, подгоняемый паникой и непомерно развитым воображением.

Марта открыла мне массивную железную дверь лишь после десятка истеричных пинков ногами и сотни не менее истеричных и долгих ударов по звонку над дверью.

– Ты?! Охренеть. Ну, ладно, давай, заходи быстро! – скомандовала она.

В музее собралось на удивление много народа, но этот народ мне очень не понравился.

Я вгляделся в лица вокруг и до меня неожиданно дошло, что Марта сегодня отважно исполняла роль Деда Мазая, спасая тех самых пидарасов, что пыталась истребить толпа снаружи.

Пока она, наваливаясь всем телом, запирала засовы, я зачем-то строго сказал ей в спину:

– Больше никому не открывай! Там на улице черт знает что сейчас творится.

Марта с трудом защелкнула последний засов, потом повернулась ко мне грудью и, яростно сверкая изумрудными глазами, до обидного буднично послала меня на хрен.

Так и сказала:

– Пошел-ка ты нахрен, дорогой, сегодня со своими мудрыми советами. Не до тебя сейчас.

И с озабоченным видом удалилась, подняв по дороге с пола огромный пожарный топор и с видимым усилием утаскивая его куда-то в темноту музейных коридоров. За ней тут же двинулись сразу несколько человек и я остался один.

Я несколько минут думал, что мне теперь нужно делать. Например, можно было действительно обидеться и действительно пойти на хрен.

– Водку будешь, товарищ негр? – вдруг спросил меня незнакомый голос сзади.

Я обернулся, но увидел только силуэт, поэтому просто протянул свободную левую руку вперед. В правой по-прежнему была камера.

В мою свободную левую немедленно вставили стакан, настолько полный водки, что из него выливалось сверху, и все тот же голос проникновенно произнес:

– Ну, давай, братуха-нигер! За Родину!

Я отпил большой глоток и согласно просипел в ответ:

– Слава России!

Глава вторая. Институт

Резюме из отчета «Вирусная инфекция как первопричина психопатологического синдрома у лиц, посетивших Центральный парк культуры и отдыха имени Кирова, Санкт-Петербург, 16—24 сентября 20.. года».

Институт исследований высшей нервной деятельности человека РАН РФ.

Согласно предоставленным данным по результатам исследования центрифугата трупного ликвора (забор шприцем из воронки мозга у 478 объектов) у трети объектов были обнаружены вирусоподобные тельца особой формы и размера.

В исследованных in vivo пробах отмечается бурное митотическое размножение нейробластов, облегчающих интеграцию и локализацию вирусного психогена.

Согласно предварительным оценкам, данная вирусная инфекция могла привести к образованию психотоксических соединений, вызывающих психопатологические симптомы и синдромы у зараженных лиц.

При этом остается открытым механизм передачи вирусного агента, а также его происхождение и мутагенез.

Специалисты института ответили на следующие вопросы, поставленные следователями Следственного отдела УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Какова возможная причина психоза, охватившего часть отдыхающих и персонал в Центральном парке культуры и отдыха имени Кирова 16 сентября?

Провоцирующим фактором психозов мог стать модифицированный вирус герпеса, содержащий ген ETS-2, идентифицированный в 87% проб, предложенных к анализу.

Могли ли быть источником данного вируса обезьяны, размещенные на островах парка в рамках биологического эксперимента Зоологического института РАН?

Ни у одной из 14 особей, предложенных к анализу, не было обнаружено следов модифицированного вируса герпеса, содержащего ген ETS-2. Таким образом версия о распространении данного вируса обезьянами полностью исключается.

Возможно ли природное (случайное) появление модифицированного вируса герпеса, содержащего ген ETS-2, или модификация была произведена целенаправлено?

Мутации идут непрерывно, в том числе и среди данного типа вируса. Осуществить целенаправленную мутацию для создания вируса с заданными свойствами – сложная технологическая задача, которая под силу лишь большому коллективу компетентных специалистов. Однако, есть простые технологии инициирования мутаций – например, радиоактивное облучение или использование химических мутагенов. Такая технология не требует большой квалификации от исполнителей, но результат не предсказуем и зависит от случайности. Возможно, создателям вируса просто повезло и они получили данный штамм случайно. Также возможно, что этот штамм образовался в естественной среде случайным образом.

Однако, согласно данным объективного анализа, в парке на Елагином острове 16 сентября было зафиксировано как минимум четыре независимых источника распространения инфекции – два на Центральном острове, и два на Северном и Южном островах.

Таким образом, можно предположить, что если мутация вируса могла быть случайной, то последующее накопление инфекционного материала и его распространение происходило целенаправленно.

Возможно ли распространение данного вируса при помощи жидкостного или аэрозольного распыления непосредственно в парке?

Да, наиболее эффективным средством распространения данного вируса, помимо укусов жертв зараженными особями, является аэрозольное распыление носителя в местах скопления людей.

Вирус с маркером ETS-2 выживает в воздухе в течение 15—20 минут при температуре не ниже +12С. В качестве носителя можно использовать электронные испарители, создающие высокодисперсный аэрозоль (пар), предназначенный для ингаляции (вдыхания) никотиновых смесей. Облака инфицированного высокодисперсного аэрозоля, распространяемые злоумышленниками, могли быть приняты окружающими как обычные облака пара, испускаемые курильщиками электронных сигарет (т.н. вейперами).

Оцените последствия распространения инфекции среди жителей всего Санкт-Петербурга в случае, если бы по какой-либо причине карантин на Елагином острове не был бы объявлен или был бы нарушен.

Согласно результатам обследования, заражение получили 300—350 человек из 3457 лиц, находившихся утром 16 сентября в парке, т.е. около 10%. Экстраполируя данные на весь город, можно предположить, что в отсутствие карантина заражение получили бы не менее 0,5 млн. человек, из которых в течение трех дней умерли бы не менее половины, т.е. 250 тысяч человек. Кроме того, значительная часть горожан погибла бы в ходе паники, сопутствующей распространению столь быстрой инфекции и в силу последующего тотального разрушения городской инфраструктуры. В целом можно предположить, что последствия эпидемии вирусом с маркером ETS-2 были бы катастрофическими.

Назовите возможные причины прекращения распространения эпидемии в границах парка.

Причиной прекращения распространения эпидемии стало похолодание в регионе до +6—8С, наступившее 22—23 сентября. При температуре ниже +12 белковая оболочка вируса ETS-2 деформируется и инфекционный агент теряет возможность проникать в клетки-мишени.

Второй механизм распространения вируса, через укусы зараженными лицами, перестал быть актуальным уже к 21 сентября, поскольку все заболевшие к этому времени умерли вследствие болезни или были убиты и захоронены.

Глава третья. Иван

– Иван, вы знаете, я вас очень уважаю и ценю, но мы не можем публиковать материалы, основанные на недостоверной информации. Нас просто лишат лицензии. Тогда работу потеряете не только вы, но и еще пятьсот человек во всех региональных филиалах агентства. Мы не можем допустить такого исхода. Я уже не говорю о перспективе судебного иска со стороны администрации города. Ваш репортаж тенденциозный и недопустимо эмоциональный. Какие погромы, какие пострадавшие – откуда вы все это взяли? Народные дружинники прошли маршем по городу, горожане их активно поддержали. Ну, задержали граждане несколько десятков мигрантов без регистрации – так это хорошо. Вы, Иван, ведь называете себя профессионалом? Ну, так и делайте профессиональную работу, а не халтуру, – сообщила мне Софья, после чего торжественно нацепила на нос очки и взяла со стола в руки газету, показывая, что разговор окончен.

Я тут же вскочил на ноги, едва сдерживая в себе позыв запустить в нее стулом.

Говорить я ей ничего не стал, потому что в этом не было ни малейшего смысла, но она сама напросилась, крикнув мне в спину:

– Профессиональный журналист никогда не станет заниматься такой пошлой пропагандой. Только факты – вот чему вы должны, наконец, научиться, Зарубин!

Эта демонстрация запредельного фарисейства была уже лишней – у меня даже закололо где-то слева в груди, в районе сердца.

– Софья, я ухожу. Но хочу вас спросить напоследок – вы за себя не боитесь? Ну, да, сейчас они громят исключительно черножопых и пидарасов. Но что вы, лично вы будете делать, когда они возьмутся за картавых очкариков?! А ведь они обязательно за вас возьмутся, когда закончатся пидарасы и черножопые.

Софья поправила очки, раскрыла было рот, жадно глотая воздух, но не нашла подходящих по случаю слов.

Я подождал немного, невежливо разглядывая ее в упор, а потом вежливо хмыкнул и ушел, прикрыв за собой массивную дверь.

Там я постоял молча несколько долгих минут, ожидая, когда отпустит тяжесть в груди, а на меня также молча поглядывали из-за своих мониторов коллеги из питерской редакции.

– Ты чего, Зарубин, прилип там? Софья расстроила или тебя просто от демократии пучит? – спросила, наконец, Люба, бодро отстукивая по клавиатуре очередную новость и потому не глядя на меня.

Я отлепился от двери и подошел к ней поближе.

– Задолбали. Увольняюсь, – сказал я негромко, но услышали все.

– Да ты каждый месяц увольняешься, удивил тоже, – не поверила она, продолжая размеренно стучать по клавишам.

– Не, все серьезно. Не могу больше, – признался я.

– И куда пойдешь? В БИА или в РИА?

– Не знаю. Домой сейчас пойду.

– Значит, репортажа с погрома вообще не будет? Или, может, все-таки поправишь там немного с учетом пожеланий начальства, а мы поставим? Там всего пять фраз убрать, а три слегка поправить.

Я приподнял ближайший стул за спинку и примерился швырнуть его в дверь кабинета начальства. Люба тут же оторвалась от монитора и, отрицательно покачав кудрявой головой, ухмыльнулась мне в лицо:

– Слабо, Зарубин. Тебе – слабо!

Я послушно поставил стул на место. Мне действительно было слабо.

Явившись домой, я сразу прошел в гостиную и уселся там перед ноутбуком. Посидев в злобной задумчивости пару минут, я все-таки принял решение и запустил браузер, открыв страничку своего блога.

«Друзья! Сегодня я расскажу и покажу, что на самом деле творилось на Елагином острове. Я рассчитывал разместить эти материалы в своем агентстве, но там отказались публиковать любую информацию на эту тему без согласования с ГУВД и городской администрацией. Поэтому сегодня я уволился из агентства и буду размещать всю информацию здесь…».

Текст я набросал за несколько минут, а вот с видео, выуженным из «мыльницы» Марты, мне пришлось изрядно повозиться – карта с записью неожиданно оказалась нечитаемой.

Я уж было всерьез подумал о происках вездесущих спецслужб, но первая же реанимационная программка, скаченная наугад из интернета, восстановила данные на карте и мне осталось только на скорую руку смонтировать ролик, записав к нему звуковое сопровождение и добавив титры на английском.

Марта сняла всего две с половиной минуты, но это было очень показательное кино – общий план вытеснения горожан с моста полицейскими, а потом несколько крупных планов, где дубинки опускаются на головы мирных жителей, включая женщин и даже детей. Было видно, как испуганы не только горожане, но и сами полицейские, нацепившие под шлемы еще и марлевые маски. Но от бешенства эта истерика не защитила никого, ни полицейских, ни, тем более, обывателей.

Жаль, что я не брал эту «мыльницу» с собой в разведку, подумалось мне. Впрочем, ночью ничего толкового я бы не снял, одни разговоры, от которых участникам легко отказаться.

Я недолго размышлял, куда заливать видео и, в конце концов, выбрал самый популярный в мире видеохостинг – если уж Google уступит давлению властей, остальные компании тем более поднимут белый флаг.

Потом я придумал использовать список рассылки по всем известным мне контактам и разослал письма со ссылкой на оригинальный видеофайл сразу в три десятка редакций.

Обратной дороги после этого уже не было, потому что я использовал свою оригинальную почту с настоящим именем, но я все равно еще некоторое время задумчиво разглядывал черновик публикации в блоге, собираясь с силами, и лишь минут через двадцать нерешительно нажал на кнопочку public.

Потом я поставил на заливку в публичный доступ видео с двух микрокарт, выуженных мною из разведывательного дрона. Народ в сети любопытный и умелый, так что рано или поздно обязательно найдутся люди, способные расшифровать эти записи.

Затем я прогулялся к бару за водкой, налил себе полстакана и хлопнул его прямо там, возле шкафа.

Напряжение, державшее меня все эти последние дни, вдруг отпустило. Да и чего я, собственно, боюсь? Что мне сделает Хромой Петр? Ну не будут же они за мной всю жизнь охотиться с командой ДПС – те же гаишники первыми осатанеют от такого нетривиального заказа, не сулящего никакой прибыли, кроме геморроя.

С работой тоже как-нибудь разберусь – мало в Питере новостных редакций, что ли? То есть мало, конечно, но еще как минимум две есть.

Ничего они мне не сделают, эти сволочи, разве только затрахают разговорами о смысле жизни и любви к отеческим гробам.

Я налил себе еще полстакана водки, сходил на кухню за соком и уселся перед ноутбуком в ожидании комментариев к последней записи.

Комментариев не было, зато зазвонил мой сотовый телефон.

Звонил Слава Слепченко из пресс-службы ГУВД.

– Ваня, здравствуй!

– Привет, Слава! – ответил я с повышенным энтузиазмом, прихлебнув из стакана для смелости. Впрочем, я действительно был рад хотя бы такой реакции.

– Вань, скажи мне, пожалуйста, честно – нахрена ты это делаешь? – спросил Слава совершенно убитым голосом.

– Честно? Пожалуйста, скажу. Ты, Слава, лучше меня понимаешь, что все, кто выжил на Елагином острове, ну, почти все, это палачи и ублюдки. Они должны понести наказание за содеянное.

– Извини, Иван, но ты тоже выжил. Хочу спросить тебя – ты палач или ублюдок?

– Я никого не мучил, не убивал и не насиловал.

– Так они все это сейчас говорят.

– Но вот, чтобы узнать правду, и надо провести расследование!

– Они никому не нужно, это твое расследование. Мертвых не вернешь, а живые хотят забыть все это, как страшный сон. Только ты вот тут зудишь вторые сутки.

– Это все, что ты хотел мне сказать?

– Нет, не все, – сказал Слава каким-то изменившимся, напряженным голосом и я, повинуясь репортерскому чутью, немедленно нажал на телефоне кнопку «запись разговора».

– Хоть и нет на то никаких документальных подтверждений, принято решение считать тебя и твою семью пострадавшими во время чрезвычайной ситуации в Парке культуры на Елагином острове. Это значит, что вам на круг полагается шесть миллионов рублей, по два миллиона на человека, – сказал мне Слава торжественно.

Я замолчал, потрясенный открывающимися перед нами перспективами – ремонт на даче, покупка приличной машины, новая видеокамера…

– Ну, если государство выплачивает пострадавшим компенсацию, я только рад, – осторожно произнес я.

– Ваня, ты дураком-то не прикидывайся. Сноси сейчас все, что успел наклепать в своем поганом бложике и приезжай ко мне – надо будет подписать несколько бумажек. После чего в течение трех банковских дней получишь перевод на свой счет. Все понял?

– Понял-понял, – буркнул я и Слава тут же повесил трубку.

Было ясно, что пить мне больше не следовало и я унес стакан на кухню, где вылил его содержимое в раковину.

Потом я сел перед компьютером, разглядывая запись в блоге. Там уже красовалось не меньше десяти ссылок на запись и еще больше комментариев к ней.

«Ничуть не удивлен. Кровавый режим показал свое истинное лицо», «Все честные люди страны должны распространять этот пост где только можно! Только так можно рассказать людям правду! Максимальный репост», «Я восхищена вашей смелостью! В условиях тотальной цензуры ваш блог как глоток чистого воздуха! Молюсь за вас и вашу семью! Так держать!»…

Снова зазвонил телефон, но на этот раз это была Марта.

– Ваня, а почему мне все знакомые говорят, что ты уволился? Это правда?

– Еще не знаю, – честно ответил я.

– Ты, конечно, у нас в семье самый принципиальный и все такое, но ты помни, пожалуйста, что мой музей на ладан дышит и, скорее всего, к новому году накроется. А заказов на фотосъемку со стороны вообще нет. Так что пока я не найду себе новую работу, жить мы будем на твою зарплату. Поэтому она должна у тебя быть. Понимаешь меня?

Я промолчал, с тоской глядя на бутылку водки, где уже едва плескалось на дне.

– Лизку ты из школы заберешь?

– Нет, мне в ГУВД ехать надо, – принял решение я.

– Ладно, я зайду за ней. А что у тебя в ГУВД, проблемы какие-то? Или так?

– Или так, – ответил я и она тут же отключилась.

Я бросил взгляд на запись в блоге – там уже пошла вторая страница комментариев, причем степень восторга и восхищения моей героической персоной уже откровенно зашкаливала.

«Знаю Ивана Зарубина уже несколько лет. Это самый честный и отважный репортер Петербурга! Так держать, Иван! Все порядочные люди страны с тобой! Держись, брат!».

Стесняясь самого себя, я включил режим редактирования и удалил все три последних записи в блоге, где упоминался Центральный парк культуры и отдыха.

Затем я повторил рассылку по редакциям, вложив в тело письма строгое сообщение об ошибке и требованием не использовать ошибочно высланное видео под угрозой судебного преследования.

После этого я быстро оделся и пошел к метро. Хотя чутье мне подсказывало, что сейчас мне позволительно было бы ехать в ГУВД на моей «Волге» даже мертвецки пьяным.