Текст книги "Что скрывает правда"

– А что женщины, с которыми она работала?

Куинн морщится:

– Их было всего две. Одна из них сказала, что воспринимала бы Фишер гораздо серьезнее, если б та не одевалась как проститутка.

Еще один комментарий по поводу ее нарядов. Могу лишь предположить, что она делает это намеренно, чтобы добиться реакции. Неужели ей действительно плевать на то, что реакция может оказаться противоречивой?

– Поверьте мне, – говорит Куинн, – «Поклонники Марины Фишер» – это последний оставшийся в стране мужской клуб.

Я поворачиваюсь и оглядываю комнату. Бакстер, Асанти, Эв и входящая в дверь Сомер. Она немного взволнована из-за того, что едва не опоздала, ее лицо покрывает загар после проведенных на солнце выходных. Солнцем она напиталась вдоволь, однако отдохнувшей не выглядит. Она выглядит напряженной.

– Рад тебя видеть, детектив-констебль Сомер. Ты уже успела войти в курс дела?

– Да, сэр. Детектив-констебль Эверетт переслала мне документы вчера вечером.

Мой телефон подает сигнал. Брайан Гоу в приемной.

– Итак, всем внимание! Пока мы ждем результаты ДНК-анализа, давайте посмотрим, можно ли продвинуться в цифровом поле. Пусть я повторяюсь, но мать Калеба Моргана раньше или позже влезет в это дело. Я ставлю на раньше. Так что сделайте мне одолжение и подкрепляйте информацию документами, хорошо?

* * *

* * *

Сев за свой стол, Эндрю Бакстер закатывает рукава. Во всех смыслах. Сейчас не так жарко, как в выходные, но кабинет не проветривается, а скрипучий вентилятор просто гоняет горячий воздух. Эндрю со щелчком открывает банку «Ред булла» и принимается за телефон Марины Фишер.

* * *

Адам Фаули

9 июля 2018 года

9:34

В кремовом пиджаке и слаксах, видеть которые мне раньше не доводилось, Брайан Гоу выглядит раздражающе свежим. У него новые очки и – что еще больше удивляет – вполне приличная стрижка. Мы работаем вместе более пяти лет, однако его личная жизнь остается для меня загадкой. Я всегда предполагал, что у него есть масса интересных дурацких хобби, которые не оставляют ему времени для отношений, но его сегодняшний вид говорит о том, что, возможно, я ошибаюсь. Кто знает, возможно, где-то на самом деле есть женщина, которой удалось пробудить в «одержимом математикой шибанутом реконструкторе Гражданской войны» желание послать эсэмэску «Давай увидимся».

– Интересно, – говорит он, поднимая взгляд. – Вряд ли это обычное дело, да?

Я недовольно морщусь:

– Это хождение по проволоке над чертовым минным полем. Мать Моргана – Петра Ньюсон.

Его глаза расширяются.

– О… Ясно. Черт.

Я мрачно смеюсь:

– Ага, правильно говоришь.

– Значит, ты хочешь, чтобы я пересмотрел допросы?

Я открываю свой ноутбук:

– В частности, Фишер. Асанти считает, что что-то не так. Говорит, что язык ее тела совсем неправильный. Но мы можем строить самые разные предположения. Я же сказал – минное поле.

– Да, но у Асанти светлая голова… Ну что, посмотрим?

* * *

– Даже не знаю. Ты выглядишь немного… не в себе.

Они в женском туалете на первом этаже. Сомер стоит, прислонившись к раковинам, а Эверетт у окна. Она наблюдает за подругой и пытается решить, надо ли волноваться. С тех пор как Сомер стала встречаться с Джайлсом Сомаресом, она вроде бы стала больше радоваться. Эв виделась с ним всего раз, но он показался ей слишком хорошим, чтобы это было правдой, особенно после той опрометчивой интрижки с бесспорно привлекательным, однако абсолютно не подходящим ей Гаретом Куинном. Сомарес работает в той же сфере, так что понимает, насколько велико давление; правда, служит он в других силовых структурах, где, по мнению Эв, гораздо безопаснее (сама она не пробовала). Джайлс красивый, внимательный, надежный, веселый. Разве такой может не понравиться? Единственным облачком на чистейшем горизонте был грядущий приезд его двух дочерей-подростков из Канады на трехнедельные каникулы. Эв знает, что Сомер боялась встречи с ними и не проявляла особого энтузиазма по поводу поездки в Саутгемптон в эти выходные. Так в чем же дело?

– Если речь о девочках, то все вполне объяснимо…

Сомер качает головой:

– Они ни при чем. Мне предложили работу. В Хэмпшире. Джайлс считает, что я должна согласиться.

– Какую работу? – оживляется Эв.

– В отделе по борьбе с бытовым насилием. Вслух они об этом говорить не могут, но Джайлс знает, что им хотелось бы назначить женщину, а среди своих у них мало подходящих кандидатур. И если я соглашусь, они позаботятся о том, чтобы я побыстрее сдала сержантский экзамен.

– Судя по тому, что ты рассказываешь, только сумасшедший не согласится. А что ты при этом теряешь?

Сомер отводит взгляд.

– Не знаю. Для меня это огромное потрясение. Мне придется переезжать… искать жилье…

Эв хмурится:

– Но ты же будешь жить у Джайлса, верно? Разве не ради этого все затевалось?

Сомер пожимает плечами:

– Не знаю. О работе он говорил много, а вот о совместном проживании не упоминал.

– Ну, может, потому, что ему кажется, что в этом нет надобности? – Эв делает шаг вперед. – Послушай, тебе надо взвесить кучу «за» и «против». В уголовном розыске ты работаешь недолго, потом есть вы с Джайлсом, приезд девочек… Было бы странно, если б ты не задавалась вопросом, а действительно ли переезд и полная смена жизненного уклада – такая хорошая идея. Но поживи с этой идеей немного – ведь надобности сразу принимать решение нет, верно?

Сомер вздыхает:

– Да. Время есть.

– Вот и хорошо. А пока сосредоточься на приезде девочек. Это более чем серьезно.

Сомер улыбается:

– Прости… ты права. Это великолепный шанс. Я, наверное, слишком много думаю об этом, как обычно. Со мной все в порядке. Честное слово.

Эв сжимает ее руку:

– Ну, ты знаешь, где меня найти, если тебе надо будет поговорить. В любое время, ладно?

После ее ухода Сомер поворачивается и долго смотрит на свое отражение. Женщина в зеркале совсем не похожа на человека, стоящего на пороге нового и увлекательного этапа жизни. И хорошо она не выглядит. Она выглядит совсем не хорошо.

* * *

Адам Фаули

9 июля 2018 года

10:57

Я подаюсь вперед и нажимаю на «паузу». Видео замирает. Марина Фишер и ее адвокат, а напротив них я. Асанти в кадре нет. Кеннеди что-то говорит; руки Марины спокойно сложены перед ней на столе.

– Ну, что ты думаешь?

Гоу откидывается на спинку:

– Захватывающе. Фишер – произведение искусства.

Я изгибаю бровь.

– Можно и так сказать.

– А ее наряд… образ маленькой потерявшейся девочки… она всегда носит такое?

Я коротко смеюсь:

– Гм, нет. Одна из бывших коллег сказала, что она одевается как девушка по вызову.

Он вылупляет на меня глаза:

– Ого… Вернее, мяу.

– Именно так.

– Как я понимаю, временами это вносит в жизнь колледжа определенную порцию разногласий.

– И совсем не облегчает дело.

– И ты хочешь понять, говорит ли она правду?

– Ну так что?

Он смотрит на меня, прищурившись:

– Не совсем.

* * *

* * *

Адам Фаули

9 июля 2018 года

11:20

Гоу проматывает запись обратно, снова запускает ее, но теперь в замедленном виде, звук выключен. Я смотрю, кадр за кадром. Фишер поддерживает зрительный контакт, ее руки спокойно лежат перед ней. Она не ерзает, не стучит ногой по полу. Ее тело под контролем, движения минимальны.

– А, это, – говорит Гоу, – где ты спросил ее, как порвалось платье. Смотри, как она отвечает.

На экране я вижу, что Фишер делает паузу, потом произносит: «Не помню». И это все. Гоу нажимает на «стоп», проматывает назад и снова запускает видео, замедляя его еще больше.

– Ты это увидел?

– А что я должен увидеть?

– Перед тем как она говорит, есть крохотный кивок – почти незаметный, но он есть. Ее слова говорят об одном, а тело – о другом. В общем, ее умение владеть собой производит впечатление, но такие вот микрожесты, они не поддаются контролю сознания. Даже если это сознание оксфордского профессора.

– Значит, ты думаешь, что она помнит, как порвалось платье, и не хочет нам об этом рассказывать?

– Ну да, таково мое предположение.

– Но когда она говорит, что не помнит ни о каком физическом контакте с Морганом, это правда?

– Да, – медленно произносит Гоу, однако потом хмурится. Хмурюсь и я. Здесь что-то не стыкуется.

Он колеблется, затем подается вперед:

– А у тебя, случайно, нет записи с Морганом?

* * *

* * *

Адам Фаули 9 июля 2018 года 11:52

Я вставляю диск, и мы смотрим. Гоу проматывает назад и запускает заново, жмет на паузу, откидывается на спинку и устремляет на меня вопросительный взгляд. И теперь я понимаю, что надо искать, теперь я сам это вижу. Марина Фишер не единственная, кто не открывает всей правды. В тот вечер было нечто, в чем Калеб Морган тоже не хочет признаваться. Ни мне, ни своей девушке, ни, наверное, самому себе.

И мне надо выяснить, что это такое.

Стук в дверь.

Куинн.

– Извиняюсь, что отрываю, босс, но там, внизу, какие-то люди хотят видеть вас.

Я хмурюсь:

– Ты можешь сам разобраться с ними?

Он качает головой:

– Пытался. Отказываются.

Он протягивает мне пару визиток. Из плотной фактурной бумаги, с самоуверенным элегантным логотипом. Адвокатская контора из Сити. Настолько престижная, что даже я слышал о ней. И эти люди – партнеры из фирмы. Я ожидал кого-нибудь из оксфордских высококлассных адвокатов, но Петра Ньюсон сразу вызвала спецназ.

– Ладно, – говорю я, – проводи их в переговорную на втором этаже, хорошо?

Он изгибает бровь:

– Вы хотите усадить их на дешевые стулья?

Я бросаю на него многозначительный взгляд:

– Нам не надо, чтобы им было комфортно, правда ведь?

* * *

– Есть что-нибудь интересное?

Бакстер поднимает голову. Позади него стоит Сомер и заглядывает через его плечо.

Он жестом указывает на телефон:

– Эв была права насчет просекко. Марина Фишер закупает вино коробками у «Братьев Берри энд Радд». Еще она как минимум штуку в месяц тратит на одежду, а в «Твиттере» у нее более десяти тысяч подписчиков. Как тебе такое на закуску?

Сомер кивает:

– Меня это не удивляет. Ничего из этого. – Она с рассеянным видом теребит прядь волос.

– Если не считать этого, – говорит Бакстер, – много мне найти не удалось. Хотя, насколько я вижу, до этой истории между Морганом и Фишер ничего не было.

Сомер проходит вперед и встает перед ним.

– Что это меняет?

Стиснув кулаки, она смотрит на него, и он хлопает глазами: что с ней такое, черт побери? Она на себя не похожа.

– Просто…

– Ты считаешь, если у тебя отношения с кем-то, ты не можешь сказать «нет»? Так?

Теперь Бакстер краснеет; краем глаза он видит Асанти, который до этого момента что-то печатал, а теперь замер. И смотрит на них. В комнате воцаряется тишина.

– Естественно, нет. Но это может многое изменить – в суде, и ты знаешь это… вспомни, что случилось с тем делом в полиции Большого Лондона…

– Я в это не верю, – говорит Сомер, резко поворачиваясь и направляясь к двери. – Я не верю в это, черт побери.

Бакстер удивленно смотрит ей вслед, затем переводит взгляд на Асанти:

– Я что-то упустил?

Тот пожимает плечами:

– Понятия не имею.

* * *

Адам Фаули

9 июля 2018 года

12:18

Женщина в платье на заказ, мужчина в белой рубашке с расстегнутым воротом и облегающем костюме темно-синего цвета, который в последнее время, кажется, стал писком моды. Они встают, когда я вхожу, и мы обмениваемся рукопожатием.

– Мередит Мелия, – говорит женщина, когда я занимаю свое место, – а это мой коллега Патрик Данн. Мы представляем Калеба Моргана.

– Спасибо за информацию, но я не понимаю, зачем вы здесь. Мистер Морган является жертвой предполагаемого преступления, он не нуждается в представительстве.

Она улыбается:

– Уверена, вы высоко оцените тот факт, что семья мистера Моргана решила позаботиться о том, чтобы он получал всяческую поддержку и самые квалифицированные советы.

– Ему была предложена помощь независимого консультанта по вопросам сексуального насилия, и для контактов с ним назначен специальный офицер. Вся команда усиленно работает в его интересах. Сомневаюсь, что мистер Морган нуждается в какой-либо еще поддержке, предоставленной его семьей.

Еще одна улыбка.

– Все не так просто, не правда ли, инспектор? Это очень необычная ситуация. Проблема сложная и чрезвычайно деликатная. Семья крайне озабочена тем, чтобы защитить личную жизнь мистера Моргана.

– Можете быть уверены, мы оказываем мистеру Моргану то же уважение и уделяем ему такое же внимание, что и любому, кто оказался в его положении, будь то мужчина или женщина, невзирая на то, к какой «семье» он принадлежит.

Адвокаты переглядываются:

– Вы могли бы ознакомить нас с доказательствами, которые вы собрали к настоящему моменту?

– Нет.

– Вы отказываетесь?

Я распрямляю плечи:

– Я не обязан делать это. И если в ходе расследования возникнет ситуация, когда я захочу провести такой разговор, я буду говорить с мистером Морганом. Захочет ли он, чтобы в тот момент кто-то из вас находился в помещении, зависит исключительно от него.

Женщина хмурится:

– Нас заверили в вашем сотрудничестве…

– Серьезно? И кто же?

Она открывает рот, собираясь ответить, и тут я слышу, как откашливается Данн.

– Все мы на одной стороне, инспектор. Я понимаю, что вам не нравится, когда на вашей лужайке появляется группа чужих танков, но мы здесь не для того, чтобы ставить подножки, путаться у вас под ногами или просто усложнять вам жизнь. Мы же считаем – и надеемся, что вы согласитесь, – что политика полного и открытого взаимодействия могла бы свести к минимуму возможность появления в СМИ какой-либо неблагоприятной информации и сделала бы более вероятным благополучный исход.

Меня так и подмывает спросить, придерживается ли их клиент той самой «политики полного и открытого взаимодействия». Сейчас я не стал бы делать на это ставку.

Данн смотрит на женщину.

– Думаю, в настоящий момент нашим лучшим решением будет позволить детективу-инспектору Фаули вернуться к его работе. У нас появится достаточно времени для более содержательного разговора, когда поступят результаты анализа ДНК.

Я провожаю их до стола дежурного и стою там, наблюдая, как они выходят на улицу. Упоминание о ДНК не было случайным замечанием или удачной догадкой. Это было послание, причем совсем не скрытое: у них есть связи в определенных кругах и они собираются ими воспользоваться. Они дают мне выбор: я могу пойти по трудному или по легкому пути, но если я знаю, что для меня хорошо, то заткнусь и буду играть по правилам.

Сейчас они садятся в машину, черный «мерс» с тонированными стеклами, который стоит у желтой линии. Когда он втискивается в поток автобусов и мотоциклов, я вдруг вижу на противоположной стороне улицы одного человека. И узнаю его.

Я колеблюсь, гадая, совпадение ли это. Но вы же знаете, что я думаю насчет совпадений. Когда наши взгляды встречаются, я понимаю, что не ошибся.

Нам приходится ждать, когда проедет автобус. Несколько мгновений спустя мы стоим друг перед другом на забитом пешеходами тротуаре.

– Привет, Адам, – говорит она.

* * *

Алекс Фаули достигла того этапа беременности, когда ребенок становится гораздо активнее матери. Теперь она постоянно чувствует себя уставшей, причем не только от жары. Когда Адам на работе, она бо́льшую часть дня проводит в кровати, с опущенными жалюзи. У нее не хватает сил даже для того, чтобы читать, чтобы воткнуть наушники в уши или включить телевизор, который бормотал бы на заднем фоне, как радио.

Алекс наливает себе стакан ледяной воды и бредет в гостиную. Сегодня никто не припарковался у тротуара. Во всяком случае, из незнакомых. Там только внедорожник Хэмилтонов и серый «Фиат Уно», принадлежащий женщине, имени которой Алекс не знает и которая живет чуть дальше по улице. Белого минивэна нет. Или она так считает. Хотя вряд ли он настолько глуп, чтобы пользоваться машиной, которую она наверняка будет высматривать. На его месте она арендовала бы машину. Нашла бы что-нибудь невзрачное и неприметное. И каждый раз брала бы новую, чтобы уж наверняка. Этот человек не дурак; раз он пользуется белым минивэном, значит, делает это намеренно. Потому что хочет, чтобы она знала: он здесь. Чтобы напугать ее… специально напугать ее…

Сердце учащает ритм, ребенок беспокойно крутится. Алекс медленно садится, желая, чтобы пульс замедлился. Адам постоянно спрашивает, все ли в порядке – видела ли она снова тот минивэн, – и она продолжает с улыбкой отвечать «нет». Она не хочет, чтобы он волновался… или начал думать, что она сходит с ума. Потому что все это бессмыслица, и Алекс это знает; Гэвин Пэрри за много миль отсюда, на нем электронная метка, его контролируют, отслеживают соблюдение комендантского часа. Однако ее страх никуда не девается.

Алекс гладит себя по животу, и ребенок успокаивается.

– Не волнуйся, солнышко, – шепчет она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Ты в безопасности. Папа не допустит, чтобы кто-то причинил нам вред. Мы с тобой – его мир.

* * *

Адам Фаули

9 июля 2018 года

14:25

Рейнольдс сможет увидеться со мной только после двух. Личный помощник сообщает, что он «на обеде» и чтобы я «шел к нему на квартиру». Нет сомнения: они не хотят, чтобы такие, как я, оскверняли их освященный газон. Время есть, и я решаю идти пешком. Вверх по Сент-Олдейтс и через Корнмаркет.

Солнце подсвечивает их всех – свидетелей Иеговы, хор адвентистов седьмого дня, местный исламский центр и информационный киоск, сообщающий мне о том, что «слово о кресте – это глупость для тех, кто ходит в церковь». Хотя если вспомнить о температуре воздуха, здесь лучше подошли бы слова «жариться в церкви». И все это как попало перемешано с офисами МФО, ларьком, продающим солнцезащитные очки и диванные подушки со смайликами, и рыжеволосым уличным музыкантом, который постоянно играет здесь на волынке. (Напротив него стоит грозного вида маленькая пожилая дама с завязанным по углам носовым платком на голове и плакатом, призывающим «ВОССТАНОВИТЬ ВАЛ АДРИАНА»[36]36
  Оборонительное укрепление длиной 117 км, построенное римлянами при императоре Адриане для предотвращения набегов коренных народов с севера.


[Закрыть]. В этом весь Оксфорд – с этакой сумасшедшинкой.) Улицы забиты туристическими группами, так что идти приходится медленно, хотя большинство туристов ухитряются оставаться в одежде. В отличие от местных, которые из кожи вон лезут, лишь бы попасть в очередной раунд Великого британского раздевания. Если б существовал закон против отвисших мужских сисек, мне потребовалось бы подкрепление.

Когда я дохожу до жилого комплекса, швейцар у калитки приглашает меня в сад. Который, естественно, прекрасен – пол-акра тщательно ухоженных зеленых лужаек, клумб с жимолостью и розами. Двое мужчин поливают их и удаляют отмершие ветки. Нет надобности говорить, что эти ребята рубашек не снимают. Как и Рейнольдс, который сидит под зонтиком весь в белом льне. Перед ним мозаичный стол, а на столе стоит раскрытый ноутбук. Он жестом указывает мне на соседний стул.

– Присаживайтесь, инспектор. Я сейчас закончу. Угощайтесь лимонадом. Его готовит моя жена – старый семейный рецепт.

Вынуждать меня наблюдать, как он разбирает электронную почту, – довольно низкопробный прием, которым часто пользуются власть имущие, однако лимонад неплох, поэтому я любуюсь пейзажем. Где-то рядом играют на пианино. Моцарт. Тоже неплохо.

– Итак, – говорит Рейнольдс какое-то время спустя, снимая очки и слегка отодвигая ноутбук. Правда, он его не закрывает – я обращаю на это внимание. – Чем могу помочь?

– Мы добились определенных успехов в нашем расследовании, сэр, но мне не помешала бы дополнительная информация. Чтобы составить полное представление о Моргане и Фишер.

Он тянется за очками:

– Не под протокол, вы хотите сказать.

– Я не журналист – мы не работаем по их правилам. Не могу гарантировать, что что-то из рассказанного вами не станет достоянием гласности, но, если такое случится, виновные будут наказаны. Офицеры полиции временами бывают упрямы, как быки, но мы стараемся не пускать их в посудную лавку.

Он улыбается, немного неловко – очевидно, не знает, как реагировать. Потом его улыбка гаснет.

– Так что вы хотите знать?

– Давайте начнем с Марины Фишер. Ситуация с ее бывшим мужем кажется мне немного странной.

Он хмурится.

– Почему? Они поженились, развелись, он вернулся в Бостон. Их развод был куда более пристойным, чем многие их тех, очевидцем которых мне пришлось стать.

– Но это моя точка зрения. Джоэл Джонсон вернулся в США. Сколько лет было Тобину, когда они разошлись? Год? Еще меньше? Однако же Джонсон с радостью уехал от него, зная, что практически не будет видеться с сыном. Вам не кажется это странным?

Рейнольдс устремляет на меня тяжелый взгляд:

– Нет, не кажется. Тобин Фишер – не сын Джоэла Джонсона.

Вот оно что…

– По сути, он и стал причиной развода.

– У Фишер была связь на стороне?

Рейнольдс делает глоток лимонада и ставит стакан на стол.

– Думаю, точнее было бы сказать «свидание на одну ночь».

– Она уверена, что ребенок не от Джонсона?

– В тот период он бо́льшую часть времени находился в США. В любом случае Джонсон – афроамериканец.

Рейнольдс смотрит на меня так, будто мы на семинаре и он только что поймал меня на том, что я плохо подготовился. И он прав – как это ни противно, но он прав: я должен был выяснить это. Я должен был найти Джонсона.

– В тот период Фишер работала в Эдит Ланселев?

Он кивает.

– Второй или третий год. Но я знал ее до того. Она пришла в колледж во многом благодаря мне. Именно я убедил ее уйти из Имперского колледжа. И на это ушло немало сил, уверяю вас.

Если б я напрямую спросил у него, как глубоко он увяз во всем этом, я не смог бы получить более четкий ответ. Он увяз глубоко. По уши.

– Я знаю, что вы думаете, – говорит Рейнольдс. – И ответ «нет».

– Что нет?

– Нет, я не отец Тобина. У меня с Мариной никогда не было отношений такого рода.

Я сажусь поудобнее:

– А вы знаете, кто отец?

Он качает головой:

– Как я сказал, она описала все как свидание на одну ночь. Вполне возможно, она даже не сообщала ему о появлении Тобина.

– И она сохранила беременность, хотя знала, что это может разрушить брак?

Рейнольдс пожимает плечами:

– Она хотела детей, а Джоэл нет. А если учесть ее возраст…

Он разводит руками, как будто остальное и так понятно. И все действительно понятно. Особенно мне.

– После этого у нее были отношения?

Он задумывается:

– Один или два раза. Но прежде чем вы спросите, я хочу заверить вас, что все они соответствовали возрасту.

– То есть с мужчинами за сорок.

– Да, или старше. За все годы, что я знаю Марину, я никогда не видел, чтобы она интересовалась студентами или мужчинами младше нее. Эта история… все это абсолютно не в ее характере.

Я замечаю его напряжение. И двигаюсь дальше:

– Что насчет Калеба Моргана? Эта «история» тоже не в его характере?

Рейнольдс складывает руки на коленях:

– Я знаю его не так давно – ведь он учится у нас меньше года. Но он во всех отношениях честный, трудолюбивый и – я все же рискну употребить это впавшее в немилость слово – достойный молодой человек.

– Тогда, если б я сообщил вам – чисто теоретически, – что он ссорился со своей девушкой в вечер заявленного нападения, что он, возможно, даже толкнул ее, что бы вы сказали?

Рейнольдс прищуривается.

– Я бы сказал, что в это трудно поверить. – Он колеблется. – И ведь это не «теоретически», да?

Я позволяю паузе затянуться и вижу, как его беспокойство растет.

Он тянется за кувшином и наполняет свой стакан.

– Не завидую я вам, инспектор, – расследовать такое дело. Мы все тут в Зазеркалье; все это абсолютно нелогично.

И опять же, это Оксфорд как-никак. Что касается Зазеркалья, то город написал об этом книгу[37]37
  Имеется в виду книга «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, который работал профессором в Оксфордском университете.


[Закрыть].

* * *

* * *

Алекс Фаули проверяет свой телефон. От Адама опять ничего. Она знает, что он оставляет свой телефон в шкафчике, когда занимается в тренажерном зале, и что он предупреждал, что после тренировки может куда-нибудь зайти, однако прошел уже час с того времени, когда он обещал быть дома.

Она берет свой планшет, открывает страничку и нажимает кнопку воспроизведения. Даже хорошо, что Адама нет, потому что он разозлился бы на нее, если б узнал. Когда до них дошла весть, что организация «Вся правда» собирается сделать подкаст о деле Пэрри, он взял с нее слово, что она не будет слушать. Сказал, что этим людям нужны броские заголовки, что, под каким бы углом они ни рассматривали историю, раскапывая прошлое Пэрри, ничего не изменится и поэтому незачем мучить себя, снова и снова проходя через все это. Ей это только навредит, навредит и ребенку. И ведь он прав, конечно, он прав, но она не может удержаться. Потому что знает, что грядет: каков бы ни был их план, каким бы ни был их «угол», им все равно придется говорить о ней – о ней и Адаме.

А что, если они не просто копаются в прошлом? Что, если они уже что-то раскопали?

Что, если они знают, что она сделала?

Что тогда?

* * *

Во вторник Куинн первым приходит в отдел. Почти как в былые времена, когда он был настоящим детективом-сержантом, а не грел место Гиса. Раньше он начинал готовиться к утренней оперативке, собирал электронные письма, отправленные на адрес уголовного розыска. Он проводит быстрый осмотр (находит запасной маркер, включает вентилятор – хотя пользы от него никакой), затем садится впереди и открывает планшет. Следующим прибывает Бакстер. Он уже обливается по́том и ругается себе под нос из-за парковки. Оглядывается и хмурится.

– Эв еще нет?

Куинн качает головой:

– Пока не видел. Асанти, думаю, где-то здесь. Посмотри у кофе-автомата.

– Чертовски жарко для кофе, – бурчит Бакстер, но все равно идет в указанном направлении.

Когда он возвращается, Эв уже сидит за столом и достает свой блокнот. Бакстер идет прямиком к ней.

– Доброе утро, – бодро говорит она, затем слегка хмурится. – Ты в порядке?

Бакстер придвигается к ней еще ближе и, похоже, собирается ответить, но вдруг что-то заставляет его передумать, и он устремляет взгляд куда-то в сторону.

Куинн поворачивается, желая посмотреть: это «что-то» – Сомер, которая входит в комнату. Он размышляет. Вчера он учуял кое-какие подводные течения по поводу коллеги, однако никто ничего не говорил. А сейчас Сомер выглядит более озабоченной, чем обычно, тут нет сомнений. Она сидит с опущенной головой, таращится в бумаги, избегает разговоров. Это на нее не похоже. Куинн видит, что Эв встает, подходит к Сомер и что-то говорит тихим голосом. В ответ получает лишь короткий кивок.

Им приходится еще четверть часа ждать Фаули – не в его духе задерживаться, – и к тому моменту, когда тот входит в комнату, молчание становится гнетущим. Но инспектор либо не замечает этого, либо сегодня утром у него настроение не для шуток. Он отодвигает свой стул и кивает Куинну.

– Итак, – говорит тот, переключаясь в режим детектива-сержанта. – Мы получили результаты анализа крови Фишер и ее токсикологический анализ. Кровь подтверждает, что она пила…

Фаули смотрит на свой телефон.

– Что не является для нас великим открытием, если учесть, что она сама нам об этом сказала.

Куинн продолжает:

– Уровень алкоголя в крови был чуть выше, чем предельно допустимая концентрация при вождении, но не настолько высокий, чтобы вызвать потерю сознания. Однако, в соответствии с токсикологическим анализом, она принимает успокоительные. – Он опускает взгляд в планшет. – Нечто под названием «Флюоксетин». Это, по сути, то же, что «Прозак». Дозировка довольно низкая, но он может вызвать головокружение, если принимать его с алкоголем.

Кто-то поднимает голову.

– Но не потерю сознания?

Куинн качает головой:

– Обычно нет, но ни один врач не будет утверждать это на суде и исключать на сто процентов. Во всяком случае, по словам Чэллоу.

– Что насчет ДНК?

Куинн прокручивает экран:

– Э, а вот тут есть кое-что интересное. ДНК Фишер точно присутствовала на руках и предплечьях Моргана. Адвокат Фишер наверняка будет утверждать, что она могла попасть туда от случайного контакта или просто из дома, однако ей будет довольно трудно объяснить, почему ДНК Фишер оказалась на лице Моргана и даже на его причинных местах. – Он с ухмылкой оглядывает всех. – Уж там-то они не могли появиться, когда он передавал ей бокал шардоне, верно?

Бакстер усмехается, а вот Фаули хмурится.

– Уточни «причинные» места.

Куинн слегка краснеет:

– Прошу прощения… в основном внизу, в его паху. Там, где сверху должны быть его трусы, так что никак…

– Но не на пенисе?

Куинн мотает головой:

– Нет, просто в той области.

– А царапины?

– Они тоже объясняются ее действиями.

Эв кивает:

– Все это в полной мере совпадает с тем, что он рассказал нам.

Фаули переводит на нее взгляд:

– Думаю, все мы знаем, на чьей ты стороне.

У Эв расширяются глаза.

– Я не имела в виду…

Фаули поворачивается к Куинну:

– А Фишер?

– На ее теле и под ногтями нет ничего, но если учесть, что она приняла душ, нам нет смысла брать это в расчет. – Он замолкает и морщится. – Послушайте, я понимаю, что анализ ДНК подкрепляет версию Моргана о случившемся, но он также согласуется с той возней, что была между ними. Он говорит, что попросил ее прекратить, только мы никогда не сможем это доказать. Единственные, кто знает правду, – это они сами.

– Вернее, один из них, – говорит Бакстер, складывая руки на груди. – Фишер ничего не помнит. Якобы.

Фаули откладывает мобильник, вздыхает.

– Ладно. То, что у нас нет достаточных улик, чтобы двигаться дальше, не помешает людям ожидать от нас продвижения вперед. Или списать промедление на нашу предвзятость, некомпетентность или ненадлежащее влияние. – Он встает, убирает телефон в куртку. – Сегодня днем я договорился о встрече со специалистом прокурорской службы по делам об изнасиловании. Если они скажут, что надо продолжать, мы продолжим; если нет, мы с чистой совестью отбросим это дело, прикрыв себе спину.

– Вы отбросите это дело, только когда я вам скажу. И не раньше.

Все резко оборачиваются. В дверях стоит суперинтендант Харрисон.

– А пока, может, кто-нибудь объяснит мне, как получилось, что информация о деле заполонила весь интернет? – Он буквально пульсирует от ярости.

Молчание. Тишина такая, что даже дыхания не слышно. Фаули твердо встречает его взгляд.

– Я не знал, что…

– Напрягите мозги, инспектор, – говорит Харрисон, проходит вперед и швыряет в лицо Фаули лист бумаги. – Взгляните на все это – «Твиттер», «Фейсбук»… В пресс-службе рвут и мечут… Адвокаты Фишер уже оборвали мне телефон, ПГК[38]38
  Помощник главного констебля.


[Закрыть] требует чью-то голову, чтобы насадить ее на пику…

И это будет не голова Харрисона. Что абсолютно ясно.

– Уверяю вас, сэр, – снова говорит Фаули, – никто из членов моей команды не общался с прессой.

Потому что оно того не стоит. Потому что после общения на голову свалится вот такое дерьмо, и все это знают.

Но Харрисон не слушает.

– Не уверяйте меня, Фаули. Если ваши этого не делали, тогда выясните кто. И побыстрее. Иначе вам придется самому тащить свою жалкую задницу к ПГК и объясняться. – Он гневно оглядывает остальных. – А пока я предлагаю всем приступить к работе, черт побери.