Текст книги "Портрет моего мужа"

Твою ж…

Предчувствие было поганым. А ужин не лучше.

Глава 20

– Знаете, мне подумалось, – эйта Ирма выглядела расслабленной, что несколько настораживало. – Нам стоит представить девочку свету… для начала, скажем, кулуарно. Конечно, времени почти не осталось, но я взяла на себя смелость разослать приглашения. Простой домашний вечер, камерная обстановка, возможность присмотреться друг к другу…

…и плюнуть ядом в душу ближнего.

Понимаю.

Я воткнула вилку в переплетение чего-то темного и блестящего, с виду похожего на водоросли. Надеюсь, что все-таки не они, потому что водоросли я, признаться, недолюбливала, несмотря на всю их полезность.

– Мне кажется, мама, ты спешишь, – на сей раз Мар удостоил семью собственным присутствием. Выглядел он… усталым.

Недосып сказывается? Или проблемы государственные покоя не дают? Главное, и ест-то через силу, а может, вид делает. Рыбу несчастную разодрал на махонькие кусочки, соус по блюду размазал, и теперь зеленым горошком занялся.

Свежим.

Я вот воздержалась, поскольку для горошка сейчас явно не сезон, стало быть, тепличный, а что там в теплицах у эйты Ирмы растет, и демоны не знают.

– Дорогой, – она была милосердна и снисходительна, какой только может быть дама высшего света по отношению к людям, жизнью обделенным, – это ты что-то не торопишься. Неужели не понимаешь, что в твоем положении не стоит шокировать общество. Чересчур уж шокировать… у нас есть возможность обзавестись поддержкой, раз уж ты решил вернуть это недоразумение в семью…

Я ответила взглядом на взгляд и облизала вилку, с трудом удержавшись, чтобы не облизать пальцы.

– У нас мост рухнул, маменька, – Сауле пила шампанское.

Только его и пила.

Мрачно.

Сосредоточенно. И бокал за бокалом, при этом оставаясь с виду вполне себе вменяемой. И вправду талант. Или правильнее будет сказать, опыт?

– И что? – аргумент не произвел на эйту ни малейшего впечатления. – Были времена, когда мосты у причальных башен в принципе считались излишеством. Я пригласила самых близких людей, тех, кто способен разделить нашу… как бы это выразиться, радость. И правильно подать все в свете.

Второе, полагаю, было куда как важнее.

– Завтра девочкой займутся. Надо привести ее в подобающий вид. Что-то сделать с волосами. Отрастить вряд ли выйдет, может, покрасить? Она подозрительно седовата.

– Мама…

– И кожа… кожа в ужасном состоянии. Этот загар, морщины… пошлость неимоверная. В наше время, дорогая, стареть не модно.

– Ага, – сказала я, засовывая в рот кусок палтуса. А ничего так… на подушке из брокколи, с мятным соусом, в котором плавали зерна горчицы.

Необычно.

И надеюсь, не отравлено. Хотя перстенек, который я все-таки примерила, молчал.

– Конечно, эйту из нее при всем моем желании не сделать…

– Ты недооцениваешь себя, – заметил Юргис, которому досталось место по правую руку Ирмы.

– Ах, перестань, сейчас не время для лести.

– Для лести всегда есть время…

– Мне не кажется, что идея удачная, – Кирис отвлекся от созерцания тарелки. Как-то он был немногословен. А еще выглядел измученным, и готова поклясться, что это отнюдь не результат недосыпов. Такое я встречала. На Ольсе. Иногда там появлялись… люди, которые селились в замке, как некогда селилась я сама. Они просто жили, порой, кажется, не замечая ничего вокруг, и Гедре ворчала что-то про глупцов, которые края души не видят. Не знаю, знал ли Кирис про этот самый край, но чувствовала: подошел он к нему вплотную. А Гедре здесь не было. – Слишком много посторонних людей… это может быть небезопасно в свете последних событий.

– Дорогой, – рыжего не удостоили и взгляда. – Мне кажется, что твой человек несколько преувеличивает эти… как там их… последние события. Несчастья случаются, к сожалению, все в воле Богов, но… это же еще не значит, что мы теперь должны остаток жизни провести взаперти?

– Мама…

– Приглашения разосланы. И будет очень мило с твоей стороны, если ты найдешь немного времени для семьи. С этой работой ты совсем о нас забыл. И знаешь, почему? Потому что твой помощник перестал выполнять возложенную на него работу. Тебе нужен кто-то толковый, способный…

– Хватит! – Мар поднялся.

– И еще успокоительное, – эйта Ирма погладила любовника по руке. – Если хочешь, я могу приготовить сама. У меня получаются отменные успокоительные.

* * *

…ночь пришла с запада. Она подбиралась медленно, и небо сперва стало серым, почти до белизны, а потом вдруг почернело, загустело, расползлось, укрывая и скалы, и тот лоскуток моря, что был виден из моей комнаты.

Часы пробили десять.

И одиннадцать.

Никогда не умела ждать, а уж теперь к ожиданию прибавилась некоторая, ранее несвойственная мне нервозность. Предвкушение? Пожалуй, что… жизнь моя на Ольсе была спокойна и размерена, а здесь… выходит, мне не хватало чего-то подобного? Того, что люди обычные переживают в юные годы, когда я была занята тем, что пыталась доказать миру, что женщины могут быть не глупее мужчин?

Доказала.

И сама почти поверила.

И теперь вот мерила шагами комнату, не способная остановиться хоть на миг. Попыталась вспомнить таблицу констант для серебра, но… голова напрочь отказывалась работать.

Волнение нарастало.

Здешняя ночь пахла морем и землей, и еще листвой, деревом. Она заглядывала в приоткрытое окно, будто не веря, что и ее приглашают в дом.

Мне бы переодеться. Лезть в амбар в платье – затея не самая лучшая. В моих чемоданах, которые так и стояли неразобранными, – слуги честно пытались, но защита не позволила исполнить обязанности должным образом – отыщется кое-что попрактичней. Юбки и в лабораториях не слишком удобны, а потому я давно обзавелась нарядом, пусть и непристойным с точки зрения сала Терес, но вполне себе практичным.

Свободные брюки.

Темная блуза из тех, которые местные надевают в море. И куртка с широкими рукавами на завязках. Пропитанная особыми составами, одежда неплохо защищала, что от ветра, что от влаги, что, куда более актуально рядом с алмазной печью, от огня. Нет, взрывая она не выдержит, несмотря на поликристаллическое покрытие – наносить я его замучилась – но вот шансы мои выжить при случайном пробоя значительно увеличивались.

Мой платок лежал здесь же.

…часы внизу пробили полночь. Еще немного и… я раскрыла шкатулку с инструментом, пытаясь понять, что именно может пригодиться. Чутье подсказывало, что стоит взять все и еще кофр с декоктами, так оно вернее будет… правда, незаметности во мне поубавится.

Я вздохнула.

Возьмем малый набор. И само собой лупу из розового алмаза. То есть, частично розового, поскольку вырастить камень подобных размеров само по себе достижение, а уж чтобы полностью измененный… мне удалось добиться деформации верхних слоев, причем довольно глубокой, что и позволило, собственно, камень отшлифовать.

Впрочем, этого хватило…

Лупа вышла небольшой, с виду даже игрушечной, но работала.

В лаборатории.

Сегодня и полевые испытания проведем. Я подпрыгнула от нетерпения и выглянула-таки в коридор. С Этной было бы проще, но… она осталась в ангаре.

Еще одного голема сделать, что ли?

Попробовать иной облик, к примеру, кого-нибудь легкого, крылатого, способного переносить небольшие кристаллы с записями… или что-нибудь иное… почтовые цеппелины – дело, конечно, хорошее, но при всей своей скорости, они значительно проигрывают обыкновенным чайкам. А вот если…

Новая идея почти поглотила меня. Впрочем, не настолько, чтобы утратить осторожность.

В коридорах было… темно.

Как-то слишком уж темно.

Пусто.

Глухо. Звук моих шагов тонул в коврах, а я сама… я ощутила себя вдруг потерянной.

– Куда спешишь, любовь моя… – этот голос заставил замереть, прижавшись к стене. Вот же…

– Какое тебе дело?

– Прямое. Я же сказал, что люблю тебя…

Юргис, чтоб ему… не спится в ночь глухую? Я вытянула шею, но разглядела лишь смутную тень. Лунный свет проникал в холл, но был вялым, разбавленным. А рядом с ним… Сауле?

– Это не мешает тебе спать с моей матерью.

– Все мы несовершенны.

Сауле фыркнула, но уходить не спешила. Они стояли по обе стороны лестницы, ею разделенные, и сейчас эта самая лестница гляделась мне непреодолимой преградой. Надо же…

– Зачем тебе я?

– Затем, что эйта Ирма, конечно, хороша, но годы берут свое. Да и любить она не умеет.

– Мне кажется…

– Всего-навсего кажется, девочка моя, – теперь голос звучал печально, а тень качнулась, будто грозя ступить на лестницу. – Она играет… со мной, с тобой… со всеми… вот увидишь, скоро ей надоест, и на моем месте появится кто-то другой. Вероятно, помоложе…

– А ты… женишься на мне?

– Если ты захочешь.

– У меня уже есть жених.

– Скорее уж надсмотрщик. Как тебя вообще угораздило заключить договор с этим… уродом?

Рыжий и урод? Нет, он, конечно, далеко не красавец, во всяком случае, до эйтов ему далеко, однако и уродом я бы его не назвала. Обычный… пожалуй, что-то в нем есть от Корна, не во внешности, в той неторопливости, в спокойствии.

…и еще эта манера, смотреть будто бы в сторону, но я хорошо научилась чувствовать чужие взгляды.

– Он не урод. И тоже не в восторге, – Сауле вздохнула, и вздох ее походил на шелест осенних листьев. – Но ты не знаешь Мара. Если ему что-то взбрело в голову…

– Выдать тебя за…

– Скорее привязать Кириса к семье… он полезный человек. А еще честолюбивый… как он думал. Помолвка с эйтой, шанс основать собственный род… правда, как оказалось, одного честолюбия недостаточно… впрочем, разве тебе есть до этого дело?

– Есть.

– Только не говори, что влюбился…

…ее голос предательски дрогнул. А мне подумалось, что разговор этот может длиться до утра, и что мне делать? Стоять, надеясь, что парочка меня не заметит, или, отступив, попытаться найти другой выход? Можно заглянуть в коридоры для слуг, но там выше шанс на кого-нибудь нарваться. Слуги в таком доме ложатся спать поздно, а встают засветло…

Нет, подожду.

– Если тебе неприятно слышать, то…

– Неприятно, – довольно резко произнесла Сауле. – Ты говоришь о любви, но что ты готов сделать ради этой любви?

– Многое, дорогая, – тень одним шагом пересекла ставшую вдруг несущественной преграду. – Подожди чуть-чуть и ты увидишь…

– Я устала.

– И пьяна.

– Тебя это тоже злит?

– А твоего жениха злит? Он тебя обижает?

– Он до отвращения благороден, а еще утомительно зануден, но и только…

– Ты пьешь, потому что несчастна. Но позволь, и я сделаю тебя счастливой.

Сауле молчала.

Она не спешила уходить, хотя могла бы. И ответить могла бы, резко, ядовито, но… то ли яд к ночи поистратился, то ли просто не хотелось ей. И вот она молчала, позволяя целовать свои руки. А мне было немного стыдно, что я это вижу.

– Если не можешь ждать, мы уедем завтра… – Юргис заговорил, и голос его низкий хрипловатый разрушил очарование момента. – Или сегодня. Сейчас. Сбежим. Обвенчаемся…

– А дальше что?

– Что-нибудь…

– Что-нибудь меня не устроит, – она все же высвободила руку. – Но… я устала быть чьей-то игрушкой. И… я подумаю. Наш с Кирисом брак и вправду отвратительная идея.

И мысленно я с ней согласилась.

– Только… – теперь голос Сауле звучал жестко. – Я не уверена, что брак в принципе хорошая идея… не важно с кем.

– Но ты позволишь себя убедить?

– В постели?

Насмешки она не скрывала.

– И до нее дело дойдет. Когда-нибудь.

– К чему откладывать?

Я вздохнула. Все же идея с окольным путем начинала казаться все более привлекательной.

– Ты пока не готова. Ты мне не веришь.

– А должна?

Она отступила, а вот Юргис остался.

– Почему я должна тебе верить? Ты говоришь, что любишь, но… многие говорили… слова – это легко, а вот делом докажи.

– Каким?

– Не знаю… придумай сам… что ты готов для меня сделать?

– Что угодно.

– Украдешь?

– Украду. Если понадобится. Тебя или… что скажешь.

Сауле рассмеялась, хрипловато, неестественно.

– Какая… смелость. Может, и убить готов?

– Твоего жениха?

– Кири? Его-то за что, помимо занудства… нет… если ты не лжешь… если ты и вправду готов… тогда убей… – она замолчала, позволяя ему додумать. – Ты ведь понимаешь? Конечно… ты такой чуткий, как говорит моя матушка, такой внимательный… ко всем внимательный… скажи, а Лайму ты тоже обихаживаешь? Она пока не просила тебя никого убить?

– Ты первая.

– Я не хочу быть первой, – Сауле топнула ножкой. – Я хочу быть единственной! Хоть для кого-нибудь…

– И будешь.

– Ты…

– Имя. Просто назови имя и увидишь…

Что-то мне стало слегка неуютно, и дело отнюдь не в сквозняке, пробравшимся сквозь приоткрытое окно. Он шелохнул портьеры, заставив Сауле насторожиться и отступить.

– Мар, – сказала она. – Убей этого ублюдка… кто-нибудь, убейте этого ублюдка.

И исчезла в черном зеве коридора. Юргис же еще некоторое время стоял, глядя ей вслед, то ли раздумывая над убийством, то ли над своей странной жизнью. То ли просто прислушивался к тишине.

Я затаилась, боясь вдохнуть чересчур громко.

Но вот, он качнулся и, разом растеряв былую невозмутимость, пнул лестницу.

– Ну и сука, – произнес он. – Ты слышишь, девочка моя? Она ничуть не лучше… все здесь такие… все… сволочи.

А я согласилась.

Редкостные.

Глава 21

Луна не отражалась в море. Бледна, раздута, что дохлая рыбина, которую подняло приливом из морских глубин, она бултыхалась меж облаков, то скрываясь почти, то выползая в уродливом своем великолепии. Свет ее красил камни желтизной.

Влажноватая трава проседала.

Наверняка оставались следы, но… мне ведь разрешено заглядывать в амбар, и Мар не говорил, что заглядывать можно лишь днем. Может, у меня бессонница.

Где-то совсем рядом заухал филин, потом и вовсе расхохотался: глупенькая, ты и вправду хочешь докопаться до истины? Некоторые истины раскапывать не стоит, все знают, что чем глубже они зарыты, тем более отвратительны собой.

Нет.

Я… Этну хочу забрать.

И присмотреться к мосту. Мне вот просто не нравится мысль, что надежное с виду сооружение может взять и рассыпаться. Сооружений здесь много, как знать, которое решит рассыпаться следующим?

…а с учетом услышанного.

Нет, дело не в любопытстве… не в одном лишь любопытстве. Здесь все куда как сложнее. Во всяком случае, если я буду себе это повторять, то в конце концов и поверю.

Длинные постройки ангаров примыкали к дому с севера. С одной стороны они выходили к берегу, пологому, как и все здешние берега, и пара камней, торчавших из воды, не выглядели сколь бы то ни было надежной защитой. Нет, я подозреваю, что на деле камней куда больше, иначе в месте столь удобном организовали бы пристань, а не сараи, но…

Залаяли псы.

И успокоились.

Покачнулось марево защитных заклинаний, пропуская меня. На мгновенье оно задрожало, но временные связи, созданные маленьким, но весьма популярным амулетом – не хочу думать, для чего его используют – стабилизировали структуру. Надеюсь, до того, как прошел сигнал.

Я огляделась.

Тишина.

Благодать.

Ветерок качает ветви, шелестят остатки листвы, вздыхают будто. Высится молчаливой громадиной причальная башня. И поблескивают во тьме тонкие нити стальных канатов. У самой вершины застыла туша цеппелина, заякоренного прочно, но как по мне, все равно надежней было бы посадить, благо, летное поле пустовало. Почти. Темный силуэт полуразобранной гондолы проступал из сумерек, и выглядел довольно-таки зловеще. Впрочем, вместо страха я ощутила раздражение: могли бы хоть навес поставить, осень же… или убрать этот лом в принципе, если не так уж и нужен.

– Эй, есть тут кто…

Тишина.

И прятаться я не буду. Я огляделась и решительно зашагала к первому ангару. Трава сменилась песком, тоже влажным и мягким, а еще на редкость скрипучим. А вот дверь, перехваченная массивной цепью, отворилась беззвучно. Замок на цепи оказался простеньким, такой ставят скорее, чтобы отсечь любопытных, чем и вправду надеясь защитить имущество. В ангаре было мутно.

Неправильно как-то.

Причем ощущение неправильности было едва уловимым, как… тонкий аромат горького масла… того, которое используют во внутреннем блоке двигателя.

Двигателя у моста не было.

– Этна, – позвала я вполголоса. Запах… не нравился.

Что я знаю о горьком масле помимо того, что получают его из черного рапса, а тот выращивают в Империи? И масло само по себе дорого, как и все, что приходится завозить… и в чистом виде его не используют, но смешивают с мозговым жиром китов, добавляя каплю силы…

Я шагнула в темноту.

Запах стал сильнее, отчетливей.

А вот Этна засвистела, откликаясь, но… не спешила ко мне.

– Что у тебя?

Голос мой размывался в пространстве, да и я сама вдруг показалась себе ничтожной. Появилось почти непреодолимое желание отступить, убежать… не важно куда, главное, прочь.

Нет.

Я закрыла глаза.

Так быть не должно. Нет у меня панических страхов ни перед темнотой, ни перед грудой ржавых деталей. Я выходила в море, и не всегда это море было спокойным. Я кормила чаек с крыши старой башни, где полусгнившие доски держатся на старых валунах, и кажется, что любой мало-мальски серьезный порыв ветра развеет эту башню.

Так чего же вдруг…

Сердце стучало быстро-быстро. И во рту появилась неприятная сухость, а страх никуда не делся. Придавленный силой воли, он вяло трепыхался, но не спешил исчезать. Напротив, изменился.

Будто кто-то шепчет на ухо, что здесь не безопасно.

Для маленькой хрупкой женщины нигде не безопасно, а уж в чужом доме… кто знаешь, не пошли ли за мной по следу… это ведь так удобно, устроить еще один несчастный случай… или побег? Почему бы и нет… камнем по голове, а тело в мешок. Море рядом. Море скроет. Море знает множество чужих секретов, одним больше, одним меньше…

Я судорожно выдохнула и позвала:

– Этна, что здесь происходит?

Свист стал громче и… нервозней? Теперь я ощущала голема. Рядом… совсем близко. Она застряла? Если так…

– Я сейчас, – в конце концов, со страхом тоже можно уживаться, главное, захотеть. А сейчас я хотела понять, что происходит в этом сарае.

Я активировала светлячка. Белый камень вспыхнул холодным светом, раздвигая полумрак. Где-то должен быть выключатель и логичнее использовать его, но… потом, позже, когда пойму, что здесь не так. Свет у артефакта ровный, яркий, хватает, чтобы разглядеть и песок на полу, и какие-то влажные пятна… россыпью протянулись и даже дорожкой.

И пахнет от них… так и есть, черным маслом.

На самом деле оно не черное, скорее темно-багряное, в темноте изрядно кровь напоминает… это ж сколько здесь разлили? Одному цеппелину хватает полпитны на месяц работы… вот же… и не надо говорить про мост, мосту масло без надобности.

…сперва я увидела ноги.

Точнее ботинки.

Светлые ботинки с темной подошвой. Один торчал, другой лежал… то есть, вместе с ногами… а вот тело пряталось под грудой металла. И на вершине этой груды устроилась Этна. Она беспокойно подпрыгивала, шевелила лапками и трещала без умолку.

Надо что-то с речевым аппаратом придумать.

– Это ты его? – я присела и потрогала ногу, убеждаясь, что та вполне себе теплая. Нет, может, тело еще не успело остыть, но что-то подсказывало, что несчастный еще жив. Этна возмущенно пискнула. Стало быть, не она.

– Записала?

Лапки опустились.

Конечно…

– Надо на помощь кого позвать… – собственные силы я оценивала весьма здраво. Самой мне эту груду хлама не разобрать, а стон, донесшийся из-под нее, как бы намекал, что стоит поспешить.

Я сделала было шаг, но…

Этна взвизгнула и подпрыгнула.

– Что? Не уходить? Да мы вдвоем здесь до утра провозимся.

Я тронула покореженный лист, который от прикосновения вдруг соскользнул.

Или не провозимся.

Рыжий лежал ровно, почти как покойник, и темное пятно, расползшееся вокруг головы, подсказывало, что таки вполне вероятно и в самом деле покойник.

Потенциальный просто.

Этна нырнула куда-то вглубь кучи, выскочив с другой стороны. Она вцепилась в ладонь рыжего… надо же, понравился. Или здесь что-то другое? Ощущение неправильности стало острым, а страх вновь поднял голову.

Уходить.

Немедленно.

Бросить этого… в конце концов, местные игры меня не касаются. Я Мару скажу, а дальше…

– Что ж, если ты думаешь, что надо так, то давай лучше за ноги потащим.

Ботинки соскользнули, стоило хорошенько дернуть. Он их что, на размер больше носит? Впрочем… полосатые носки смотрелись как-то гармоничнее, что ли.

Светляка я прицепила к куртке.

Вздохнула.

И дернула хорошенько.

Железо заскрежетало, куча пошатнулась, а раненый дернулся и застонал. Потом и вовсе открыл глаза, чтобы поинтересоваться:

– Что вы здесь делаете?

– Понятия не имею, – совершенно искренне ответила я. Шла-то я сюда мост разглядывать, а не спасать каких-то рыжих и наглых от собственной их глупости. – Постарайтесь расслабиться, а то застрянете…

Я дернула вновь.

И опять.

Тело чуть поддалось, а рыжий поерзал.

– Лежите спокойно, а то я так вас не вытащу…

– А как я…

– Тоже не имею понятия, – я остановилась. Если взяться не за рыжего, а вот за эту трубу, которая проходит сквозь всю кучу… потянуть и раскачать…

– Отойдите, – произнес рыжий недовольно.

Спорить я не стала. С больными и мужчинами бессмысленно, а уж когда мужчина нездоров, так и вовсе вредно.

Он опять задергался.

Что-то прошипел и куча просто-напросто взяла и осыпалась. Нет, я успела уловить, как расползается по металлу ржавчина, но… интересненько… очень и очень интересненько. Заклятие тлена? Или… в отношении неорганики оно иначе называется?

Рыжий же сел, схватил себя за голову и спросил:

– Чем здесь воняет.

– Черным маслом, – ответила я, потирая руку. Этна, забравшись в сумку, затаилась. И это было весьма разумно. Нечего всяким подозрительным рыжим на глаза появляться.

– Черным… – он поднялся, отряхнулся и вздохнул, как-то очень уж печально заметил. – Твою ж мать… за ногу.

Я подставила плечо. Мужчины, конечно, существа донельзя гордые, однако Кирис проявил благоразумие и на плечо оперся. Потер пальцами волосы, поднес к носу.

– Это… не просто… черное масло, – он поморщился, явно головушка болела. А с волос капало. На меня, между прочим, тоже капало. – Это… активированное черное масло…

– Что?

– Одной искры хватит…

Дальше мог не продолжать, потому что искра появилась. Она вдруг поднялась откуда-то из-под очередной кучи, очертаниями донельзя напоминающей дракона, чтобы повиснуть в воздухе. Искра была рыжей и по-своему красивой, а мне подумалось, что все же стоило ночами дома сидеть…

– Беги… – Кирис дернулся было, но явно осознал, что лично он не в том состоянии, чтобы бегать. Так меня оттолкнуть попытался.

Заверещала Этна, подозревая неладное.

А треклятая искра медленно, будто издеваясь, опустилась в темную лужицу. Та и вспыхнула… как-то тоже медленно вспыхнула, будто через силу…

В следующее же мгновенье пламя растеклось по полу, забралось на обломки моста, потянулось к потолку, к масляным лампам, будто мало было ему его самого.

– Идем, – я дернула рыжего, который завороженно наблюдал за тем, как ангар заполняется огнем. – К воротам не прорваться, но…

…всегда остаются запасные пути.

Он очнулся.

И хрипло произнес:

– Без меня у тебя больше шансов.

А то… но это же не значит, что я его брошу. У меня, может, еще совесть не до конца атрофировалась, вот и мешает жить.

– Шевели ногами, – буркнула я.

Пламя… не было жарким. Вот странность… воздух дрожал, потрескивая, дышать становилось трудно, а черный дым собирался под потолком, но жара я не ощущала, хотя тот же металл плавился.

Мы шли.

И бежали.

И не помню, когда мне пришла здравая мысль накинуть рыжему на голову свою куртку. У меня и рубашка непростая, а этот весь в масле, которому достаточно искры. Не хочу проверять, расплавится ли человек, если жара нет, но железо плачет.

– Зачем…

– Надо, – я куртку придержала. – И щит держи…

Щит у него оказался хорошим, крепким, синеватые дуги огня, касаясь его, отступали, рассыпались искрами. А я… я просто шла по ним.

По следам.

По огню, дрожащая пленка которого укрыла и пол, и… и она отзывалась рябью, всхлипывала и смачно чавкала, предупреждая, что когда щит ослабнет…

– Налево!

Он повернул, не задавая вопросов.

…дверь для обслуживающего персонала… одна из трех обязательных… и я помню планы эвакуации, их мы учили в первую очередь, потому как работа на верфях – это априори опасно. Главное, чтобы Мар не отошел от стандартной схемы, чтобы…

…черного масла не хватило.

Не здесь.

И злой огонь остался позади, выплюнув что-то темное, почти живое. Это новое пламя было обыкновенным. Оно вцепилось в стены, несмотря на специальное покрытие, оно слизало чьи-то бумаги, неосторожно брошенные на столе, да и за сам стол принялось.

Кирис остановился, опершись на стену. Дышал он тяжело, сипло, а сил в нем почти не осталось, правда, куртка работала, поддерживая плетение щита, питая, да и жар, касаясь поверхности ее, отступал.

Я дотянулась до камней в кармане. В теории они должны были сработать сами, но как-то не хотелось мне такой проверки практикой.

От огня мы ушли.

Почти.

Но вот дым, едкий и горький, он вползал в коридорчик, заполняя его.

– Идем, – я дернула рыжего за руку. – Недолго осталось… надо всего-лишь…

…добраться до двери.

До треклятой двери, обшитой железными полосами, снабженной дюжиной замков и засовов, но…

– Отойди, – Кирис спрятал меня за спину, и я спряталась, потому что в конце концов, я маленькая и хрупкая. Я вообще женщина и цветочки люблю, а не подвиги совершать, голова, главное, кружится… кому понадобилось…

Додумать я не успела.

Что-то громыхнуло и так, что несчастная моя голова раскололась болью. Я бы упала, но не позволили, подхватили и вытащили, и уже там, снаружи, задыхаясь от свежего воздуха, выблевывая из легких копоть пополам с кровью, я подумала, что приключение это получилось чересчур уж… героическим.

– Жива? – сипло поинтересовался Кирис, на четвереньках отползая от белесой стены ангара.

– Ага, – сказала я, сглотнув слюну. Правда, ее оказалось слишком много, и часть потекла по подбородку, а у меня не осталось сил вытирать.

Я тоже ползла.

И тоже на четвереньках. Главное было – сосредоточиться… раз рука… два нога… три рука… переставляем и не думаем, что пламя может перекинуться на соседние ангары, и тогда нам точно не уползти.

– Х-хорошо…

– Замечательно, – согласилась я, когда руки расползлись и я уткнулась носом во влажноватую гниловатую траву. И та была упоительно прохладна, еще меня перестало выворачивать, что, наверное, тоже было неплохо. Я перевернулась на спину. – Ночь нынче ясная…

– К морозу, – Кирис тоже лег и руки на груди скрестил.

Тренируется в покойники?

– Рановато для морозов…

– Здесь погода меняется быстро. Порой пару раз на дню… куртка откуда?

– Брат подарил, – я закрыла глаза, но перед ними все равно плясали звезды. Откуда-то издалека, как почудилось, очень издалека, донесся крик.

– Хороший у тебя брат…

– Не жалуюсь…

– А он откуда взял?

Я бы пожала плечами, если бы могла… за головой раздался звук шагов и чьи-то на редкость холодные руки полезли к моей шее.

– Жива!

Жива, жива, чего орать? Спросил бы, я бы сама ответила.

– И он жив!

– Жив, – согласился Кирис. – Но сейчас радости от этого не испытываю…

Где-то сбоку что-то заскрежетало, печально так, а потом вновь грохнуло, и мне подумалось, что мы вовремя выползли… очень вовремя.