Текст книги "Тёмные души"

Глава десятая

Уже в сумерках Бертран спешился у дома госпожи де Сурди. Слегка удивлённый отсутствием суеты, он сам отвёл лошадь в конюшню. Там он столкнулся с Катериной, которая через заднюю дверь выносила вылить содержимое таза. Она хмуро окинула брата взглядом головы до ног.

– Что за чёрт, Катерина? – спросил Бертран, удерживая её за руку, когда она хотела, молча, пройти мимо него. – Наш дар подвёл нас, и она действительно умерла?

– Она жива, – буркнула Катерина и стряхнула руку. – Сейчас она в беспамятстве. И выглядит как покойница, которую жевали черти. – Катерина отошла от него и вылила таз. – Какой дурак тебе сказал, что она умерла? И почему ты здесь? Где король?

– Король едет в Фонтенбло предаваться горю. Ла Варен вечером прислал гонца с письмом. А утром король решил ехать. Я его не смог удержать.

– Ты – и не смог? – насмешливо сказала Катерина и отставила таз. – Ты – самый сильный из всех нас? – она презрительно оглядела его, вытирая руки. – Скажи лучше – не захотел.

– Я не смог, – чётко произнёс Бертран с холодной яростью. Что-то удержало меня.

– Постой, но раз король поехал сюда – где он? – Катерина посмотрела Бертрану за плечо, словно ожидая увидеть всадников.

– Орнано и Бассомпьер перехватили нас у Бельевра. Они сказали королю, что герцогиня умерла. Бельевр отправил короля в Соссей, а потом обратно в Фонтенбло. А я решил узнать, с чего это герцогиня умерла, если она жива.

– Если бы ты её видел, не стал бы спрашивать, – буркнула Катерина. – Её так выворачивало и крутило, что со страху все разбежались. А сейчас она в беспамятстве. Ла Ривьер уже сложил руки и ждёт конца. Мадам Дюпюи вообще ни на что не способна: она с таким никогда не сталкивалась и постоянно причитает, что это бес наружу рвётся.

– Глупость какая, – поморщился Бертран. – Как думаешь – яд?

– Откуда мне знать? Очень уж удобно приключилась её болезнь – аккурат тогда, когда она должна была стать королевой. И очень уж многие не хотели этого. Одного мартовского скандала с пасквилями хватит, чтобы и слепому доказать – дело нечисто. А тут ещё как грибы после дождя гадалки и чародеи на неё полезли. Один даже жил на чердаке её дома. Может и яд, а может и нет. Она же с декабря спит плохо, с кошмарами. А ещё эти гадатели ей близкую смерть пророчат. Не знаю я. По мне – уж очень всё это ко времени.

Бертран помолчал.

– Гильом где?

– Я его слегка успокоила. Он в комнате для слуг. До воскресенья не встанет.

– С герцогиней есть кто?

– Ла Ривьер, повитуха, Мари Эрман и, вот ещё подозрительная личность – мадам Мартиг. Шут её знает – то ли отравительница, то ли шпионка герцога Фердинанда. Только герцогине уже всё равно – отравили её или нет.

– Пойдём, я посмотрю на неё.

– Она тебе понравится, – зловеще улыбнулась Катерина и взяла пустой таз.

В комнате, где пахло рвотой, мочой и кровью, кроме лежавшей на кровати в неподвижности женщины, были только лекарь и домоправительница. Капитан де Менвиль, коротко переговорив с Бертраном, пропустил его в комнату и вошёл следом. Его жена как будто этого и ждала: она вдруг разразилась громкими рыданиями и кинулась к постели своей госпожи. Орошая её ещё живое тело слезами, она незаметно расстегнула с обеспамятевшей женщины ожерелье. А, целуя ей руки, стащила браслеты. Затем, видно не в силах вынести подобного горя, она кинулась на шею мужа, капитана де Менвиля. Тот нежно поглаживал её по плечу и прятал добычу жены в свой просторный карман. Бертран ткнул Катерину в бок и указал глазами на последний исчезающий браслет. Катерина презрительно скривила губы и пожала плечами. Ла Ривьер хотел было что-то сказать, и уже открыл рот, но тут дверь в комнату распахнулась и, отстранив повитуху, которая входила со стопкой простыней, к кровати кинулась мадам Мартиг. Она, как и домоправительница до неё, упала перед кроватью герцогини, орошая слезами её руки. После приступа истерики она встала, утирая глаза и продолжая громко причитать. Однако при этом в ушах герцогини таинственным образом не оказалось серёг, а на пальцах – колец.

– Она ещё не остыла, а шакалы уже набежали, – насмешливо шепнул Бертран на ухо Катерине. Та в свою очередь не сводила глаз со стенающих женщин.

– Будь снисходительнее, братец, – шепнула она, не поворачивая головы. – Ты же знаешь, мадам Мартиг завтра займётся мадам Сурди. И поделом – за глупость надо платить. А Мари Эрман и капитан Менвиль по приказу Сюлли после смерти герцогини будут целых шесть лет в тюрьме сидеть. Дай им напоследок порадоваться.

– А уж как Сюлли будет рад.

– И особенно его жена, ханжа Рашель де Кошфиле. Для неё, видите ли, оскорбление наблюдать пробуждение и отход ко сну королевской любовницы. Как они мне все противны, – Катерина дёрнула плечом и вышла из комнаты. Бертран остался наблюдать комедию человеческих пороков.

Глава одиннадцатая

Ранним утром, в субботу, 10 апреля пламенная и, наверно, единственная настоящая любовь короля, после тяжёлых трёхдневных мук, Габриэль д’Эстре, испустила дух. На некоторое время окружавшие её люди оцепенели. Через несколько часов двор, дом и сама спальня наполнились неизвестно откуда прознавшим народом. Лекарь Ла Ривьер, засвидетельствовав смерть, уехал сменить платье и передохнуть. Вернувшись, он застал толпу у одра покойницы. Не зная, как понять настроение людей, он забился в угол у дверей комнаты. Герцогиню не любили за алчность её семьи – это да. Но такая внезапная смерть тут же породит массу слухов. То, что лекарь короля не смог спасти его единственную драгоценность, ставило этого самого лекаря в двусмысленное положение. А ну как разгневанная толпа сейчас обвинит его в том, что это он убил женщину, которую, кроме неё самой, её семьи и короля, никто не хотел видеть на престоле? Лоб лекаря покрылся холодным потом. Мысли его метались, не находя выхода.

Вдруг вдохновение посетило его. Он начал пробираться вперёд. Его узнавали и пропускали. В наступившей тишине он дошёл до кровати и простёр руку над умершей герцогиней:

– Hic est manus Dei1212
  Hic est manus Dei – это рука Господа (лат.).


[Закрыть]! – громко сказал он.

Послышалось бормотание. Несколько рук взметнулись в крёстном знамении. Послышались щелчки перебираемых чёток. Усерднее всех молилась мадам де Мартиг: зёрна чёток так и летали в её пальцах. А между зёрнами поблескивали камни из колец герцогини.

В это время, далеко в Риме папа Климент VIII уже почти сутки беседовал с богом в своей часовне. После долгих раздумий и молитв в полдень он вышел и объявил, что его беседа с Господом закончилась. «Бог позаботился обо всём», – сказал он вопрошающим. Для современников и тем более по прошествии веков было непонятно, как умудрился папа получить весть о смерти герцогини. Поскольку было совершенно ясно, что именно на это намекал хитрый понтифик. Версия о заговоре с отравлением появилась сразу, как только герцогиня была похоронена.

А в Париже тем временем начался переполох. Для начала, вернувшаяся мадам де Сурди с гневом предала жандармам мадам де Мартиг, отобрав у неё чётки с камнями из колец племянницы. Потом маркиз де Сюлли поспешил заключить домоправительницу Мари Эрман и её мужа, капитана де Менвиля, в тюрьму. А потом он дал приказ Ла Ривьеру вскрыть тело герцогини, чтобы определить причину её болезни и смерти. Потому как внезапность и своевременность всего произошедшего даже ему показались подозрительным. Хотя и соответствовали его планам.

Король в это время тосковал в Фонтенбло. Через несколько недель место его драгоценной любви, если не в сердце, то в чреслах, займет совсем ещё юная, но уже достаточно коварная Генриетта д’Антраг. После достаточно долгого преследования её королём, отец девицы, Франсуа де Бальзак, потребует от короля письменного обещания в том, что его дочь будет королевой. То есть, что король женится на ней, что так и не смог сделать с той, которую любил долгих восемь лет. Уже 1 октября король даёт такое обещание, однако, с оговоркой, что в течение шести месяцев со дня подписания, мадам Генриетта родит мальчика. Королевство снова было на грани бездны, как и полгода назад. Но королю и его стране и в этот раз «повезло»: от испуга от ударившей за окном комнаты молнии у мадам Генриетты д’Антраг на седьмом месяце начались роды. Рождённый мёртвым мальчик перечеркнул планы авантюристки на французский престол.

Но всё это будет через полтора года. А сейчас, 10 апреля, врач короля Ла Ривьер подготавливал тело умершей драгоценности короля к вскрытию. Специально выбранную комнату в подвале освободили от мебели и всего остального, скопившегося там, вымыли насколько можно тщательнее и принесли туда большой дубовый стол. Затем на этот стол уложили омытое тело герцогини, которая уже несколько дней как перестала быть красивейшей женщиной во Франции. Подготовив свои инструменты, Ла Ривьер отослал за дверь всех, кроме мадам Дюпюи и Катерины. Осветив комнату, лекарь подошёл к столу. Он аккуратно сделал несколько разрезов, вытащил по очереди окровавленные и бесформенные органы из тела и аккуратно положил в таз, подставленный Катериной. Сполоснув руки, он внимательно начал исследовать их. Через некоторое время он вернулся и вспорол покойнице живот. Его взгляду предстало сморщенное почерневшее тельце. Ла Ривьер передал его повитухе и вернулся к тазу с внутренними органами. Попросив у Катерины табуретку, он на ней сделал несколько записей.

Когда он окончил, Катерина подала ему кувшин снова ополоснуть руки. Вытерев о полотенце, услужливо поданное ему Катериной, он подошёл к сморщенному комочку.

Через некоторое время он вышел из подвала, оставив повитуху зашить разрезы на теле покойницы. Сам он со своими бумажками поднялся сделать подробные записи того, что он видел и заключил из виденного, а так же написать королю краткий отчёт.

Едва он ушёл, как комната наполнилась служанками. Покинувшие госпожу в час её страданий, они хотели воздать ей последние почести, чтобы обрядить её для отпевания и пристойно проводить в последний путь.

Пользуясь суматохой, Катерина завернула тело младенца в передник и незаметно выскользнула за дверь. По пути она, положив одну руку на трупик, что-то беззвучно зашептала.

Через некоторое время то, что оставалось от Габриэль д’Эстре, было повторно омыто, причёсано, напудрено и обряжено в её коралловое подвенечное платье, за которым спешно послали в Лувр, где оно уже несколько дней было выставлено как знак того, что свадьба короля и его фаворитки должна состояться, несмотря ни на что.

Катерина отсутствовала недолго. Вернувшись с глазами мокрыми отнюдь не от слёз, она пала на колени перед столом, где суетились служанки, и, благочестиво сложив руки, забормотала молитвы так, чтобы все её слышали. Кто-то, опомнившись, послал за священником. Катерина чистым платком провела по щекам и изорванным губам герцогини. Затем она протёрла лоб и, делая вид, что хочет в последний раз проститься с ней, низко наклонилась к нему. Платок исчез в складках её платья. Как по волшебству в её руках появились маленькие ножнички. И она незаметно срезала прядь волос с головы покойницы. Затем, так же ловко загородив свои манипуляции своим скорбящим телом, она спрятала ножницы и локон в рукав. Затем, вытирая несуществующие слёзы, она отстранилась и повернулась к окружающим, снова молитвенно сложив руки, показывая всем, что в них у неё ничего нет. Она снова так, чтобы слышали окружающие, громким шёпотом зашептала молитву. Закончив своё представление, она перекрестилась и вышла. Опёршись спиной о дверь, она тяжело вздохнула и хищно улыбнулась. Затем поспешила в комнату, где умирала герцогиня. Набежавшие слуги уже приводили всё в порядок. Оглядевшись, Катерина незаметно схватила окровавленный платок, которым повитуха как-то вытерла герцогине рот. Спрятав платок в тот же рукав, где уже лежали ножницы и локон, Катерина повернулась, чтобы уйти. В дверях, на другом конце комнаты, прислонившись к косяку и сложив руки на груди, поверх голов слуг на неё насмешливо смотрел Бертран.

– Я – бог, – прошептал он, не сводя с неё пристального взгляда. Катерину прошиб холодный пот.

Глава двенадцатая

– Да не убивал я её, клянусь телом Христовым! – Похожий на паука человечек распростёрся у ног суровой крупной дамы в тёмном бордовом платье, сидящей на стуле с резными ножками и подлокотниками с отделкой в тон платью вишневым шёлком. Позади неё колыхалась тяжёлая малиновая портьера. И если бы не свет свечей, то в этой комнате был бы гнетущий мрак

– Что мне до смерти этого человека? – грубым голосом произнесла дама. – Только такие невежественные люди, как ты, считают его богом! – Бледные тени позади неё тихонько перешёптывались. – Кто тогда её убил? Генрих? Этот похотливый козёл? Да у него рука бы не поднялась убить свою любовницу и мать своих детей. Женщину, с которой он носился как с казной короны! Мало ли что он наобещал ей, хоть прилюдно, хоть нет? Франция не уважала Габриэль. Особенно после непристойной истории с портретом и скандальных пасквилей месяцем раньше. Ты думаешь, хоть кто-то всерьёз воспринял его слова о браке? О браке с разведённой фавориткой, которая наставляла ему рога со своим старым любовником Бельгардом? Фавориткой, из-за которой «возлюбленный король Генрих», – Губы дамы искривила презрительная улыбка. – развёлся с обожаемой французами Марго? Что с того, что она была бесплодна и из своего заточения в Оверни подсылала к нему убийц? Это даже пошло на пользу: после покушения на приёме в Лувре замороченным ею иезуитом, сам орден был из Франции изгнан. К радости буржуа и крестьян. – Дама тяжело поднялась со стула. Тут же две бледные тени подхватили её с двух сторон под руки. Она досадливо отпихнула их. – Зато она была умна, образованна, красива, утончённа и настолько добра, спасла короля в Варфоломеевскую ночь и впоследствии закрывала глаза толпы любовниц этого похотливца. Одна «прекрасная Коризандра1313
  Графиня Диана де Гиш д’Андуэн графиня де Граммон, по прозвищу «прекрасная Коризандра» (1554 – 162) – возлюбленная Генриха Наваррского.


[Закрыть]» чего стоит. А Фоссез1414
  Франсуаза де Монморанси-Фоссе, по прозвищу Фоссез – одна из фрейлин Маргариты Валуа.


[Закрыть], с которой его жена вынуждена была носиться, покрывая её беременность? О красоте «королевы Марго» слагали легенды. О её интригах и милых интрижках, веселивших всю Европу, писали трактаты. К тому же, она устраивала испанцев. Ведь, не имея наследника, после смерти Генриха можно попытаться договориться с Гизами. Кто там из прямых наследников остаётся? Да почти никого.

Дама тяжело прошлась по едва освещённой комнате, переваливаясь с ноги на ногу, и остановилась у коленопреклонённого человека.

– Англичане? А им это вообще зачем? Наоборот, брак Генриха против воли папы развязывал войну как внутри Франции, так и вне её. Несмотря на все дружеские отношения Генриха и Елизаветы. А пока двое дерутся, можно ловить рыбку в мутной воде, поставляя оружие и фураж для обеих армий. А там, глядишь, эти двое выдохнутся и можно будет сполна отомстить за Столетнюю войну и за более близкое поражение – Ла-Рошель. К тому же, Филипп Испанский благополучно скончался прошлой осенью. Напасть на ослабленного противника – что может быть проще? Подобной тактики придерживалась, если не ошибаюсь, незабвенная королева Екатерина. Помнится, она очень умело стравливала Гизов с Бурбоном, чтобы оба оставили в покое её сыновей. Жаль, правда, что, даже имея четырёх сыновей, она не дождалась правящего внучатого племянника. Хотя для нас это даже хорошо, – Дама попыталась заложить руки за спину, но у неё ничего не получилось: объёмы её тела ограничивали её движения. Она досадливо топнула ногой, от чего задрожали канделябры и замерцал свет свечей в них.

– Так кто её убил? – Она пристально посмотрела в лицо дрожащего человека.

– Не знаю, клянусь богом, – торопливо забормотал толстяк, сделав попытку перекреститься худой дрожащей рукой.

– Бог? – с презрением произнесла дама. – А кто? – заорала она и кинулась, растопырив руки к перепуганному толстяку. Тот от ужаса опрокинулся на спину и попытался отползти.

– Не знаю! – верещал он неожиданно тонким голосом. – Я не знаю!

Он забился в ближайшую нишу и закрыл руками лицо.

– В наступившей тишине, прерываемой потрескиванием свечей, раздались одинокие хлопки: из темноты портьер вышел молодой красивый темноволосый мужчина. На его надменном лице читалась презрительное веселье, а тонкие изящные руки, унизанные перстнями всевозможных цветов и размеров, аплодировали крупной женщине, сурово смотрящей из-под густых насупленных бровей.

– Браво, тётя! – Всё ещё аплодируя, молодой человек подошёл к женщине. – Вы великолепны! – он отвесил шутовской поклон. – Вас без войска можно посылать в атаку. Вы распугаете всех либо своим видом, либо криком, – он иронично оглядел её массивное тело.

– Что тебе здесь понадобилось, Бертран? – сурово спросила женщина, уперев руки в бока.

– Ну, не пугайте, тётя, – Молодой человек в шутливом ужасе прикрыл лицо. Перстни сверкнули в свете свечей. – А то я со страху умру, и вы не получите ответа на свой вопрос.

Женщина развернулась и, тяжело переваливаясь, пошла назад к своему стулу.

– Так что тебя привело сюда? – спросила она, устроившись на своём месте.

Молодой человек некоторое время наблюдал за её телодвижениями. Затем, пройдясь по полутёмной комнате, он легко подхватил испанский стул, стоявший у зашторенного окна, и перенёс его поближе к женщине. Устроившись, он оглядел бледное окружение позади женщины.

– Им обязательно надо толкаться здесь? – спросил он, кивая на молчаливых мужчин и женщин в тёмных одеждах.

Женщина махнула рукой, и бледные лица гуськом скрылись за ближайшей портьерой. Дождавшись стука закрывшейся двери, молодой человек облокотился о правый подлокотник, положив ногу на ногу.

– Ах, тётя, что за мебель у вас, – произнёс он, стряхивая невидимую пылинку с камзола. – В самый раз для нежелательных гостей, чтобы не засиживались. – Он поёрзал на стуле.

– Ты ответишь мне, в конце концов? – взорвалась женщина, ударив кулаками по подлокотникам своего стула. Молодой человек улыбнулся.

– До чего вы нетерпеливы. А как же «Добрый день. Давно не виделись. Я скучала»?

– Добрый день, – сжав кулаки, сквозь зубы процедила дама. – Давно не виделись. И век бы тебя не видеть. Что же до «скучала» – не льсти себе. Совершенно не соскучилась, – с издевкой произнесла она, буравя молодого человека глазами.

Тот театрально вздохнул и сделал расстроенное лицо.

– Ах, тётя. Как жаль. Я глубоко скорблю, что вы так и не простили мне моих маленьких грешков. Ведь мы же родственники. Ну какие счёты между родными? – Он широко улыбнулся.

– Не дури мне голову, – злобно процедила женщина. – Я тебя никогда не прощу. А теперь отвечай, чего ты здесь забыл?

– Какая вы зануда, тётя, – Молодой человек зевнул. – Хорошо. Раз вас это так живо интересует, я скажу. Только вы будете разочарованы. В Фонтенбло сейчас траур. Король Генрих скорбит по Габриэль д’Эстре. Смотреть на это душераздирающее зрелище мне не хочется. Тем более, что уже началась возня среди женщин и девиц. А Генрих, хоть и скорбит, но он не монах. Он будет проливать слёзы по Габриэль, обрабатывая очередную потаскушку. Я всё это уже видел много раз. Поэтому мне стало скучно. И я приехал сюда. Кстати, пока я ехал, я наслушался много интересных вещей. От чего только герцогиня не умерла – её отравили, её забрал дьявол вместе с нерождённым ребёнком, это заговор папистов, флорентийцев, англичан, протестантов, испанцев, католиков. Испанцам как раз ест дело до шашней французского короля – полгода назад Филипп отдал богу душу. И до сих по неизвестно, чего ждать от этого события. – Молодой человек снова смахнул невидимую пылинку. – Признаться, у меня возникла та же мысль, что и у вас. Особенно, когда я пообщался с Ла Ривьером и мадам Дюпюи.

– Что они тебе сказали? – Женщина подалась вперёд.

– Ничего конкретного. Только по-своему описали её состояние в пятницу. Что бы я хотел знать, – Молодой человек задумчиво постучал перчатками по колену, – так то, зачем Ла Варен перехватывал письма Габриэль. И почему он просил передать, что Габриэль мертва. Когда в пятницу она была ещё жива, и умерла только в субботу утром?

– Ты видел её тело? – спросила женщина, откинувшись на спинку стула.

– Краем глаза, – Молодой человек бросил на нее быстрый взгляд. – Для неподготовленного человека жутковатое зрелище. Но Ла Варен мог просто убедить короля, чтобы тот не смотрел на герцогиню сейчас. Зачем же хоронить раньше времени? А вдруг бы она пережила субботу или ещё лучше – воскресение? К тому же, раньше присутствие любовницы не мешало ему проводить пасху. С чего в этот раз такая щепетильность?

– Что врачи говорят? – Женщина поставила ноги на подставку. На мгновение задравшееся платье открыло непропорционально массивные, словно слоновьи ноги.

– Да что они могут говорить? – наблюдая за телодвижениями женщины, с лёгкой улыбкой произнёс молодой человек. – Ла Варен обозвал это эк-лам-пси-я, – по слогам произнёс он.

– Что это такое?

– Какое-то заболевание беременных. Истерические припадки из-за смерти плода в утробе и как следствие – отравление организма. Или психическая нестабильность, которая ко всему этому приводит. Словом, я не медик. Не пытай меня. Единственное, что я понял, что это может и не быть отравлением. Хотя, видела бы ты её тело – это первое, что приходит в голову.

– Ребёнок умер?

– Да, повитуха считает, что в среду или в четверг.

– Так ты думаешь?..

– Я ничего не думаю. Я не знаю. Одно я знаю точно: её смерть пришлась как нельзя кстати. И Катерина так думает. Теперь Генрих может спокойно жениться и плодить законных наследников. А то смех: второй внебрачный сын короля – наследник трона! А почему не первый? У них одинаковая ситуация, – Он рассмеялся.

– Чёрт побери, – Женщина стукнула ладонью по подлокотнику. – Нам-то что делать? Чего ждать?

– Для начала, отпусти беднягу Гаспара. От стука его зубов у меня разболелась голова.

Женщина подняла глаза на молодого человека и перевела взгляд на нишу, в которую уполз напуганный толстяк.

– Гаспар, трусливая душонка! – зычно крикнула она. – Вылезай, кретин безмозглый. Твоя миссия остаётся прежней: наблюдай за Баччо Строцци, за этим «тайным агентом Великого герцога Тосканского Фердинанда», – Женщина брезгливо плюнула. – Хорошо, что Генрих изгнал иезуитов из Франции. Но свято место пусто не бывает. Вместо шпионов папы – шпионы Медичи.

– Не расстраивайтесь, тётя. Хоть год назад был подписан Нантский эдикт, это ханжеское провозглашение веротерпимости, думаете, католики так резко сложат оружие? А папа потерпит уменьшения своих земель и доходов с них? Да никакая резня гвельфов с гибеллинами так не сократила католическое присутствие, как авантюры Яна Гуса, Мартина Лютера, Томаса Мюнцера, Мельхиора Гофмана, Яна Матиса, Жана Кальвина – этих виттенбергских, мюнстерских и женевских проповедников божьего слова. Поверьте мне, религиозные войны не окончены. Вся Европа сейчас – золотое дно для умных людей. Трон под Генрихом шаток. Его предают все, кому не лень. На него покушаются по два раза на дню. И чем больше королей перережут себе глотки, тем лучше. Генрих VIII и его дочери подали хороший пример другим европейским монархам. Жаль, что у них трусости или благоразумия больше, чем верности вере или папе. Но и на нашей улице будет праздник. Мы ещё отомстим за нашу семью. Эпоха Регенства, Фронда, Семилетняя война, а там – и достойное вознаграждение для королей.

Женщина мрачно смотрела на него.

– А стоит ли оно того? – вдруг тихо спросила она.

– Что? – Казалось, молодой человек был искренне удивлён.

– Стоит ли бесконечная борьба конечного результата? – Женина прикрыла глаза.

– Да вы философ, тётя, – с издевкой сказал молодой человек. – Или у вас мозги настолько заплыли вашими жировиками, что вы перестали соображать.

– Закрой рот, поганец, – чётко произнесла женщина. – Я в своём уме.

– Тогда я не понимаю вас, тётя.

Женщина встала и, переваливаясь, прошлась по комнате.

– Я устала, Бертран. Наша семья всю свою жизнь воевала. Против англичан, иезуитов, инквизиции, королей, протестантов, католиков… А что в итоге? Наше имя возбуждает страх, мифы о нашем богатстве – алчность, умения и таланты – фанатичную ненависть и жажду убийства. Я всю жизнь интриговала. Против Дианы де Пуатье, Екатерины Медичи, Максимельена де Сюлли… Я хочу покоя. Я устала быть пугалом для людей и лозунгом для их идей. Я хочу вернуться в своё поместье и спокойно дожидаться там смерти…

– Вы забыли, тётя, – едко сказал молодой человек, рассматривая свои перстни, – что вашего поместья больше нет. Французские католики и германские лютеране не оставили от него камня на камне. К тому же, спокойно всё равно не получится. Я же сказал, религиозные войны ещё не окончены. И Жак Клеман ещё аукнется во Франции.

– Да, я тоже это знаю. Улица Феронри, Франсуа Равальяк… – Женщина опустила голову и задумалась. Молодой человек смотрел на неё с иронией. Она подошла к его стулу.

– Так кто, чёрт побери, убил Габриэль д’Эстре? – прошипела она ему в лицо, ударив кулаком по подлокотнику его стула.

Молодой человек подскочил на месте.

– Ох, тётя, – жеманно произнёс он, прикладывая руку к груди. – Вам бы полком командовать.

– Тайная власть надёжней, – сурово сказала она, возвращаясь к своему стулу. Молодой человек улыбнулся.